Синтетический рай

2011 год, 15 октября, Берлин. 

      Неприятный запах толстой сигареты ударил в лицо, когда Мэллори подожгла её и с особым удовольствием втянула дым, заливаясь грудным смехом.        — Давай, Ирэн, не бойся, — она кинула вторую сигарету подруге, сидящей на полу. — Это просто травка.        — Каннабис — тоже наркотик, — не слишком радостно подметила Ирэн, но все же взяла сомнительный предмет в руки, чтобы не расстраивать подругу.        Не прошло и десяти минут, как неубранная комната наполнилась запахом жженой травы. Хотя, казалось, больше некуда — дым итак был впитан в каждый уголок этой спальни, засел в каждую щелочку, обволок стены, потолок и пол. Но отец и подруга должны были быть благодарны ей — она хотя бы перестала принимать таблетки и переключилась на траву.        Ирэн дрожащими пальцами подожгла сигарету, приложила к губам и симулировала затяжку, но на деле не вдохнула ни грамма. Их с Мэллори связь была до невозможного слабой после ссоры длиной в год, и это не на шутку пугало. Ирэн боялась, что если выпустит подругу из поля зрения, та угробит себя наркотой и депрессией. Именно поэтому не отказалась от травы, чтобы не сбавлять их взаимодоверие.        Мэллори весело посмеивалась, была уверена, что выглядит радостной и раскрепощенной. Искренне старалась игнорировать тяжелый вязкий комок печали, поселившийся глубоко в груди. Нажав на кнопку колонки, она откинулась назад и легла спиной на диван, расплываясь в довольной улыбке. «Menschen Suchen Menschen» заиграла в комнате уже в восьмой раз. А Мэллори все слушала и слушала, не в силах противостоять сильнейшей мании.        Подпевая в припеве, она стала смеяться не сдерживаемым смехом. Звуки, которые она издавала, были хриплыми и неестественными, искаженными, будто девушка задыхалась, а не веселилась. Ирэн с неподдельным страхом наблюдала за вздрагивающем телом подруги, распластавшемся на диване.        — Ирэн, знаешь, эти парни…       — Снова эти Токио-что-то-там? Твой фанатизм доходит до абсурда, девочка, — устало вздохнула Ирэн. Подруга просто не затыкалась, когда начинала эту тему.        Мэллори снова зашлась в сильном, истеричном смехе. Почувствовала, как слезы скопились в уголочках её глаз, то ли от смеха, то ли от подступающих рыданий.        — Просто я так устала ждать, когда смогу снова прикоснуться к нему… — стоило ей заговорить про любимого участника, как голос предательски надломился, выдавая приближающиеся всхлипы и дрожь в груди. — Но я так рада, что скоро завладею им, — положив руку на колесико колонки, она сделала громкость на максимум, чувствуя, как горячие слезы необъяснимой радости и паники одновременно текут по коже к вискам. Она поистине теряла рассудок, когда думала про этого парня.        Помимо сигаретного дыма, комната Мэллори была пропитана Биллом Каулитцем. Не было стены, не завешанной его фотками. Каждый божий день девушка жила, дышала Биллом: просыпалась, надевала наушники, слушала на репите альбомы; просматривала концерты вместе с курением травки; по несколько часов пялилась на плакаты.       — В каком смысле «завладею»? Мэллори, пожалуйста, не говори, что та идея была не шуткой… — со всей строгостью и переживанием обратилась к ней Ирэн, выпрямив в напряжении плечи.       — Шутка?! — Мэллори подскочила и поменяла положение на сидячее. Ирэн не сдержала удивлено-испуганного вздоха, прикрыв от шока рот рукой, когда заметила неестественно широко раскрытые глаза подруги. Она сжала волосы в кулаки у корней, как-то странно улыбалась. — Нет-нет-нет, Ирэн, я серьезно! — замотала головой. — Папа поддержит меня, я без проблем затрусь в менеджеры к моим мальчикам, буду назначать время их концертов, сообщать рейтинги, помогать с переодеванием и выбором нарядов… — она говорила впопыхах, глотала окончания слов, спеша убедить подругу, что не прикалывается. — Я должна войти в доверие, узнать все про Билла, узнать каждую деталь его жизни. Ему будет очень хорошо со мной!… — она по-сумасшедше истерично засмеялась, кусая губы. — Я буду заботиться о нем, любить…       В тот день, после того, как вернулась домой, Ирэн не могла успокоиться. То, о чем говорила Мэллори, было как минимум странно, а как максимум — опасно. Она знала, что Мэллори ненормальная фанатка, знала, что таких людей нельзя подпускать к их кумирам. Она боялась, что девушка натворит глупостей на новой работе, но не решилась сказать её отцу об нечистых намерениях его дочери. Это было бы предательство подруги. А она уже предала её однажды. 

***

      — Знаешь, я безумно рад, что ты взялась за голову.        Отец оценивающе смотрел на дочь, сидевшую в кресле напротив. Её черные прямые волосы в кои-то веки были не грязными и спутанными, а вполне ухоженными, блестящими волнами струящимися по плечам. По её уверенной позе закинутой ноги на ногу и очень серьезному взгляду было ясно, что она настроена решительно.        — Да. Я готова работать, и обещаю не расхаживать там под кайфом, как в прошлый раз. Но у меня есть условие. — мужчина приподнял от удивления брови. — Я хочу работать на Дэвида Йоста.        — Ну, это можно устроить, — отец потер подбородок, обдумывая ее просьбу. — У тебя превосходное портфолио. Главное, будь ответственной. Ты же бросила траву?       Мэллори коротко кивнула.        Она знала, на что идет, и была готова соврать отцу. 

***

      Да, работа на Tokio Hotel стала совершенной неожиданностью и практически шоком для девушки, ведь она не была уверенна, что у неё выйдет все настолько легко. Но не подумайте, что это была первая встреча Мэллори с кумирами. Разумеется, с детства имея карманные в размере ста тысяч долларов и связи отца, она много раз была на концертах. Путешествовала за ними в каждую страну во время тура по Европе, и даже была несколько раз на фан-встречах. Только вот звездные мальчики её совсем не помнят, ведь таких глупых преданных фанаток у них не сосчитать. Да и кому она там всралась со своими плакатами и просьбами расписаться прям на пояснице? Никому.       Поэтому она решила действовать кардинальнее, подобраться ближе. Осталось только не выдать, что она фанатка, сходящая с ума от каждого мальчика в этом превосходном квартете.       — Не переживайте, всем достанусь, — по-свойски ухмыляясь, лепетал Билл, осматривая толпу девчонок, тянущих к нему руки. Он знал, что выглядит потрясающе: свежий черный макияж, уложенные темные волосы с проблеском осветленный сияющих прядей, тщательно продуманный образ. Он чувствовал собственное превосходство, чувствовал, что неповторим. И в последнее время это ощущение затмевало все остальные.       Он не любил фанаток. Никогда. Он был добр к ним, но на деле лишь менял маски, чтобы не потерять их расположенность. Так или иначе, они покупают билеты на его концерты, и обеспечивают его добротным количеством денег. Он обнимал их, фоткался, улыбался им глаза, наблюдая за истеричным восторгом. Визги и выкрики любви застилали его уши, и хоть это немного раздражало, его самооценка взлетала к чертям.        — Наконец-то эта херня закончилась, — войдя в гримерку, стянул с головы повязку Том и стал махать ею, чтобы остудить поднявшийся от духоты жар.        — А я люблю фан-встречи, — откликнулся Георг. — Они нас просто обожают.        — А какой от этого толк? — Билл уже подправлял макияж, стоя напротив зеркала.        — Как это, какой толк? Толк — это всё те бабки, которые вы сгребаете, — мужские взгляды обратились на неожиданно вошедшую в комнату девушку с планшетом под документы. Том присвистнул, без стыда осматривая маленькое черное платье, натянутое на тело с пышными формами. Мэллори воздержалась от своей привычной мрачной эмо-одежды, чтобы выглядеть этично. Будь она в рванных черных клеш и своих огромных ботинках с шипами, навряд ли Йост принял её всерьез.        — Цыпочка, ты тут откуда?       Мэллори знала, что потеряет голову, когда окажется рядом с кумирами, так что перестраховалась заранее — этим утром она приняла достаточное количество травы, чтобы оставаться максимально тихой и безэмоциональной, даже вялой. Но это не оказало большой эффект — когда Билл повернул к ней голову, она сглотнула, чувствуя, как подкашиваются её ноги. В груди мелко забилась дрожь вместе с взволнованным сердцем, и она поспешила черкать каракули на бумаге, претворяясь, что записывает что-то важное. Как назло в голове всплыло воспоминание, как она в первый раз обняла его на фан-встрече. Вспомнила этот запах прохладной черной кожанки, запах его шеи, от которой тянулся аромат французских духов. И совсем незаметный запах сигарет. Не дешевых, грубых, а каких-то очень утонченных и приятно отдающих мятой.        — Для вас я мисс Эйлер. — под нос себе заговорила она, замечая, как хрипит её голос. — С сегодняшнего дня я личный помощник Дэвида, так что попрошу вас быть тактичнее, мальчики.        В последний раз она была на престижной работе в двадцать лет. И это было до того, как мама покинула этот мир. После этого Мэллори не могла восстановиться, стала убивать себя наркотиками и единственное, что заставляло её жить — эта группа. Но она знала, что нельзя это показывать. Нужно быть рассудительной и уважительной и, к тому же, вести себя так, будто на этих парней ей совершенно поебать. Пусть это и совершенная ложь.        Том поднял руки в качестве поражения, но ухмылка не сползла с его лица. Густав и Георг с напускной важностью представились ей, саркастично поклонились, после чего в гримерке зазвучал хор мужского смеха. Даже Билл ехидно заулыбался парням, параллельно увлажняя губы. Мэллори понадобилось очень много сил, чтобы оторвать от него глаза, перестать наблюдать за каждым его движением. Она смотрела, как он мажется этим чертовым красноватым клубничным бальзамом, и в её голове красовалась картинка, как она размазывает эту помаду по его губам, проникает пальчиками в рот, ощущает теплый язык на своих фалангах.        Он был словно зайчонком под её пристальным наблюдением. А она, как безжалостная лисица, выжидала момент, чтобы напасть. Чтобы увидеть, как он испугается, как задергается от страха его аккуратный носик. Но от животного ее отличало одно — перед тем, как растерзать его и обглодать кости, она бы вдоволь насладилась его телом.       Голова закружилась, и послышались спешные цоканья каблуков. Мэллори тяжело дышала, стараясь оставаться в равновесии.        Выйдя из гримерной, она прислонилась к стене, схватываясь за грудь. Воздух постепенно покидал её легкие, как бы жадно она не вдыхала через рот. Прикрыв глаза, она растянула губы в подобии улыбки. Странной, пугающей, неестественной, но улыбки. 

В самом деле. 

Он здесь, совсем рядом со мной.

      Она смаковала эту мысль, прикусывая нижнюю губу в мыслях о возможном наслаждении. Была в настоящем восторге, что предмет обожания был у неё на прицеле. Оставалось только приступить к завоеванию. 

2010 год, Берлин, поминки. 

      — Ирэн… Ирэн, ответь мне, — рука, держащая смартфон, мелко дрожала. Мэллори оживлено выпрямилась, когда спустя десять минут из динамика послышался голос подруги. — Ирэн! Я могу приехать к тебе? Мне… Мне плохо, — ее слова звучали вперемешку с всхлипами.       — Мэл, я же говорила тебе, — сухо отвечала подруга. — Сегодня я катаюсь по городу с Бристом.        — Я знаю-знаю, прости, — Мэллори вытерла слезу, продолжила тараторить: — Завтра год с маминых похорон, ты, наверное, забыла… Я не могу уснуть, меня мучают мысли о ней.        — Просто постарайся досчитать до ста.        Гудки послышались по ту сторону звонка. Словно окаменевшая, рука продолжала держать смартфон у уха. Мэллори замерла с испуганно-разбитым выражением лица, не дыша.        Она запомнила на всю жизнь тот момент, когда врач поликлиники без лишней эмоциональности сообщил ей, что после аварии маму не удалось спасти. Сама Мэллори почему-то отделалась лишь парой ударов и сотрясением мозга. После этой новости внутри неё что-то сломалось. Но самое страшное было то, что с каждым днем ей становилось только хуже. Она не чувствовала, что время её лечит, скорее наоборот — каждая минута после утраты матери прибавляла ей тоски и отбирала силы жить. Только вот она никогда не плакала. Не страдала, не ходила по психологам, не выговаривалась близким. Она жила также, как раньше, и единственным отличием стало то, что те вещи, которые раньше радовали её и наполняли энергией, резко стали тусклыми, а повседневность приобрела неприятное свойство надоедать до ужаса. Ей не хотелось ни с кем общаться, не хотелось открываться людям — возможно именно поэтому Ирэн резко стала холодной к ней. Только легче от этого нисколько не было.        Единственное, за чем вышла из дома этим ужасным днем Мэллори, это за новой косметикой и одеждой. Каждый раз в жизни, когда она чувствовала, что её внутренний стержень трескается, предпочитала прятаться за стилем и макияжем.        Хотелось чего-то нового, того, что сможет её отвлечь. Мэллори смотрела на свое отражение, на бледную, болезненную кожу, на потускневшие зеленые глаза и исхудавшие щеки. Взяв черный карандаш, она неаккуратно провела кончиком по нижнему веку. Растушевала, замечая, каким темным и необычным стал её взгляд. Она странно усмехнулась.        — Это что… Эмо? — она криво улыбнулась, понимая, что страдает полной херней. Тем не менее продолжила краситься, и остановила её лишь музыка, начавшая играть с включенного телевизора. Она подняла глаза на экран и практически сразу встретилась с взглядом таких же накрашенных черным цветом глаз. Девушка вскинула брови. Какая-то ранее неизвестная ей рок-группа вживую исполняла песню под названием «Spring Nicht». Мэллори не заметила, как досмотрела прямой эфир до конца, затянутая гипнотизирующим голосом Билла Каулитца.        — Как ты? — сухо, но с прослойкой искренности спросил отец, погружая в рот ложку с овощным рагу.        — Превосходно. У нас же праздник сегодня.        Мэллори была особенно угрюма в тот вечер. Огрызалась, хамила и не понимала к чему этот «ужин в память о маме», который больше был похож на глупые попытки отца завоевать доверие ребенка. Ксавьер посмотрел на дочь, собрав во взгляде всю строгость.        — А что? — всплеснула она руками. — Ты всю жизнь был далеко от нас, а теперь притворяешься, что жизнь мамы что-то значила для тебя?!       — Ты прекрасно знаешь нашу с ситуацию с Вероникой. Перестань вызывать во мне вину и сожаление. И вообще, что с твоим прикидом? — только сейчас нахмурился отец, грозно выпрямляясь в спине. — Что за херня на твоих глазах? — Мэллори недобро глянула на него накрашенным взглядом и только глубже зарылась головой в черный капюшон. — Тебе завтра на работу, мне нужно, чтобы ты наконец заполнила все те документы. Если придешь такая разукрашенная — пеняй на себя.        — Не переживай, я не приду завтра, — она пустила нервный смешок, показательно кинув ложку на тарелку с небольшой высоты, отчего послышалось звяканье. Отодвинулась от стола, заканчивая противную ей трапезу. — Я увольняюсь. 

***

      — …Так, ну с бронированием мест в отеле разобрались. — Дэвид Йост выдохнул, облегченно опустил плечи. — Тогда просто передай всю информацию парням. Скажи, чтобы были готовы к завтрашнему рейсу в Лондон. И пусть перестают ругаться.        — У них имеются межличностные конфликты? — с удивлением подняла глаза с бумаг Мэллори. Ей была интересна любая деталь, касающаяся этих четверых, и она умело маскировала свое любопытство под рабочей важностью.        — Да. В последнее время они все чаще злят меня своими стычками. Том всегда был своенравным, но теперь совладать с ним не может даже Георг. Не говоря уже о Билле, который как фронтмен и лидер ведет себя совсем странно.        «Странно? Как именно странно?» — крутится на языке, но Мэллори учтиво замолкает, просто делая заметки в своем блокноте.        — Ох-х, серьезно? Вылет? Завтра? — Густав жалобно мычит, запрокидывая назад голову. Все остальные, сидящие на диване, тоже начинают протестовать. — Но Йост обещал, что мы немного отдохнем здесь, в Берлине!       — Вот именно, блять! Нас учитывают вообще?! — в своей манере возмутился Том, повышая тон и не фильтруя речь. Мэллори закатила глаза. Группа даже слово вставить не давала.        — Почему вы приняли такое решение? — единственный, кто оставался с холодной рассудительностью и не кричал во все стороны, Билл внимательно наблюдал за Мэллори. Чем, к слову, заставлял её кусать от напряжения губы и молится, чтобы щеки не окрасились в ярко-алый.       — Потому, что у нас есть дела в Лондоне, которые должны быть выполнены до концерта. Вы сможете отдохнуть и там. Пожалуйста, — она прикрыла глаза и вдохнула через нос. — Примите спокойно решение Йоста, и просто ложитесь спать. Завтра вас ждёт сложный день.        Она уже развернулась на каблуках, чтобы покинуть все еще ноющих парней, но ее глаза расширились, когда она вспомнила об ещё одной волнующей ее теме.        — Совсем забыла, — обернулась обратно, поправив укороченный пиджак. — Дэвид попросил меня разобраться в ваших конфликтах.       — Не рано ли он посвящает тебя в такие подробности? — сощурил миндальные как по цвету, так и по форме глаза Том, прокручивая бутылку с водой в руке. — Насколько я знаю, это касается только нас, и эти проблемы решаются Биллом. У нас уже есть лидер, к чему здесь ты?       Пока Том говорил, Мэллори снова отвлеклась на свои мысли, не вслушиваясь в его слова. Она очень мелко задрожала от осознания, что ее любимая группа сейчас прямо здесь, рядом с ней, и она была готова услышать все оскорбления в свою сторону, лишь бы оставаться с ними. И именно эти мысли о сближении с Tokio Hotel, заставляющие её трепетать, вечно отвлекали от работы. После нескольких лет принятия наркоты её сознание значительно ослабилось, как и концентрация. Она проморгалась.        Только вот ни о каком сближении речи и быть не могло. В этой комнате витала сильная нервозность, идущая в основном от старшего Каулитца, который будто и без того был весь на иголках.        — Этих разговоров вообще бы не было, если бы ты перестал давить на Билла и вечно на всех наседать, — скривился закуривший в окно Георг. Том повернул на него голову, от злости уперев кулаки в матрас по обе от себя стороны.        — Давлю?! Разве я виноват в его творческом кризисе и всех этих загонах?! — только наращивал напряжение Том. Билл зарылся лицом в ладони с протяжным «О боже», когда брат совершенно наплевал на присутствие в комнате незнакомого человека и затронул тему личных проблем Билла. — Пусть берет себя в руки!        Мэллори было сложно сразу разобраться в ситуации, ведь парни переговарились между собой, совершенно не разъясняя, что к чему.        — Так, ладно, — она захлопнула блокнот и щелкнула ручкой. — Раз разговаривать с вами невозможно, — прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не выдать улыбку, которая так и просилась от идеи, пришедшей на ум. — Я лично переговорю с Биллом, как с лидером. Нужно наладить ваш командный дух.