Голова

Бесконечная пустота. Вот чего я придерживался в отношении того, что ждет после смерти. Для более простого осознания этого факта, высказывался ещё проще то, что было до рождения. Ничего. Самосознание исчезнет и придет пустое, холодное, тихое и спокойное ни что.

      Сумерки опускались серой пылью на город. Закрывая собой дороги и отражаясь в зеркалах множественных небоскрёбов. Из-за гранитно-синего неба деревья, дома, машины, проспекты и даже люди вокруг отдавали лёгким голубым оттенком, подобно искусственно наложенному фильтру из любой социальной сети или редактора фото. Это был тот самый час, пока не было ужасной темноты, но и яркие уличные фонари ещё не успели включить лампы неприятного жёлтого света. Холодный, влажный воздух, обволакивал тело, давя на подсознание и вытягивая странный дискомфорт. Он заползал глубоко в душу, после выходя через кожу обратно. Дышать сыростью получалось не слишком просто, а пар изо рта только и мог напомнить о низкой температуре.       Медленным шагом я брел по улице. Пытаясь избежать лишних взглядов от мимолётных прохожих. На мне была не по погоде лёгкая одежда длинный болотного цвета плащ из кожи, лёгкие спортивные штаны и грубые ботинки, украденные у какого-то бандита в центре, а уже под зелёной кожей, снаружи виделся серый массивный свитер, выглядящий на мне без верхней одежды, достаточно нелепо.       Иногда я останавливался на пути, рассматривая очередное новое здание, что в этой черте города было совсем обычным явлением. В будни район становился адом для меланхолика. Шум, беготня, постоянная стройка и ни одного укромного уголка. Каждый пытался кого-то догнать, поторопить и ускорить простой ход жизни. Даже местные забегаловки пугали своим темпом, также сильно как объемный сток людей выходящих из метро, после рабочего дня. Он не был центром города или хотя бы каким-то из приближённых районов. Этот пульсар, из дорог и улиц с домами, больше напоминал отдалённый от всей рощи кустарник. Маленький, аккуратный, но с невероятным потенциалом роста. Такое скоростное развитие вызвано идеальным вариантом между количеством рабочих мест, цен на жилье, достаточно большим объемом общественных пространств, а главное безопасностью. Это вам не окраина Токио, где об определении слова безопасность забыли подобно страшному сну и уж тем более не районы с мафией. Идеальное быстрое место для семей и их детей.       Но, не смотря на все плюсы, я шарахался от каждого куста. Проходя открытые места только облагороженного парка быстрым шагом. В бумажном пакете что, я нёс в правой руке, лежал ужас. Он уже не так сильно бил по натянутым нервным клеткам бережно погружая меня в привычное безразличие. Но утром к девяти часам…       Я только поднялся со своего влажного от пота дивана. В комнате царила неприятная деревянная духота, из-за чего ночью кошмары в моей больной голове только расширяли своё могущество. Мои руки по утро часто погружаются в лёгкий тремор, больше подходя не под описания худые и тонкие, кости обтянутой кожей, а под режим вибрации. Ели как, сумев хлебнуть животворящей воды, путь лежал в зал. Где я мог, откинувшись на диван, пролистать новости и выпить кружечку чая, а может быть и кофе. Но черт дернул меня посмотреть, на кофейный столик напротив горчичного кресла, он был на чёрных деревянных ножках со стеклянным кругом в место крышки. Обычно на нём я складировал таблетки, колеса, сигареты, окурки, модные журналы, открывавшиеся раз в месяц ради прочтения новой жёлтой прессы. Там стоял пакет. Бумажный коричневый пакет, среднего размера ни чем не примечательный, кроме промокшего насквозь дна. Кровавые подтеки на столе и на полу, давали мне намек, что причиной являлась далеко не вода.       С утра мое лёгкое небрежно отношение достигает своего апогея. «Может мяса купили, а убрать в холодильник не потрудились» — думал я, избавляя себя от лишних переживаний.       Из сигарет остались только тонкие без кнопки. Подпалив одну, я решил потрудиться и посмотреть на содержимое пакета. Недолго думая открыл его, неаккуратным движением рук. И каково было мое удивление, когда со столика упала отрубленная голова. Она прокатилась по полу, проводя кровавую линию.       Курить уже не хотелось. Заплывшие глаза, зеленовато синее лицо, как тело стухшей курицы. Ровный срез.       Прочистив желудок, двумя пальцами от таких наваждений и выпив два стакана воды после, я собрался с силами рассмотреть поближе подарок нового дня. Поднял с пола двумя руками, поставил на пропитанный кровью бумажный пакет. Во рту таяла уже новая сигарета, ради простого убийства тошноты и грудного кома отвращения.       Повертев в руках подобно опытному врачу, рассмотрел морщины. Мужчина, возможно двадцать, а может и тридцати лет. Самое страшное до ныне мне никогда не знакомый. Не видел я таких лиц не в юности, ни неделями ранее и в будущем без этой головы никогда бы и не увидел.       Незнакомая мужская голова отправилась в полиэтиленовый пакет, а затем в бумажный, почти такой же, как и тот в котором мне оставили эту чертовщину. Шагами по квартире я пугал находящий из раза в раз страх. Мысли все не могли уйти от этой ситуации. Кто принёс? Зачем? Кто это? Почему ко мне? Мой холодный разум при осмотре этой шутки начинал заплыв, усиливая паранойю, которой по несчастью я страдал с самого детства.       Исключать себя из этой истории с отрубленной головой я желания не имел. Мало ли на почве какого кошмара, мог отрубить человеку голову. Хоть это и не было похоже на меня. В жизни ни кого не убил. Возможно, были случаи моего отвратно поведение, где-то перегибал палку и стрелял в корпус с особым упором на сердце, но раз я еще не сидел в тюрьме и не был осужден, облегчало мои душевные конфликты и процесс самобичевания. Я знал точно, каждой твари, которой мой пистолет метил в голову, заслуживала этого, и каждый раз, когда железная труба проходила по хребту или ногам уродов, они сами заставили меня сделать эти жестокие злодеяния.       Напоминало угрозу. Только в дороге эта мысль коснулась меня. «Ты следующий, твоя голова, как и эта, окажется в бумажном пакете или сразу на свалке». Идея была хорошая. Специально подложили, чтобы намекнуть мне. Только за что?       В районе, напоминавшем по цветовому отклику синее море, жил мой старый друг. Он редко забегал ко мне на чай, оправдываясь загруженностью будней и усталостью к концу недели. В тот момент пока моя личная жизнь напоминала драму, то его полноценный ситком, который можно пересматривать из раза в раз и только дьяволу известно, что будет в новом сезоне. Он был проверен и временем и событиями.       У меня дом, у него же аккуратная студия на первом этаже очередной новенькой многоэтажки. Это место было раем одиночки и в тоже время являлось адом для активного человека. Белое здание из яркого в котором был только уникальный на всю улицу архитектурный стиль. В самой квартире я был раза два не более. И даже сейчас стучась в дверь с цифрой 83 посередине, я видел этот перфекционистский взгляд подобно пелене перед глазами. Белые стены, белый потолок, идеально ровно повешенные картины, чистота, даже обувь в коридоре стояла как под линейку. Автоматически хочется посеять хотя бы маленькое зерно краски с долей хауса. От жизни в таком роде перфекционизме возникает непреодолимое желание лечь на идеально чистый паркетный пол и вскрыть вены, длинным порезом по всей поверхности руки, чтобы появился один яркий цвет. И бог с ним, если он будет красным.       Дверь открылась через минуты три. На пороге стоял мой друг, с ещё мокрой головой и полотенцем на плечах. По всей видимости, уже готовился ко сну. За его спиной виднелась та же картинка, что и была у меня в голове. Ужасно.       «Какими судьбами ко мне» — спросил он, пропуская внутрь, и тут же указывая на белые тапочки, для прохода глубже. Уставший или расслабленный внешний вид друга не внушал мне особого доверия, заставляя жалеть о присутствии у него в квартире, так еще и с такими подарками.       Запах в жилище стоял приятно холодный, чистый не похожий на уличную липкость. Каждый дюйм блистал и был ухожен. Поставив пакет на небольшую табуретку, я почувствовал лёгкое облегчение. Страх остался за чёрной дверью не желая ступать на новую территорию. «Я жду ответ, Гиса?» — ещё раз напомнил он мне. Пока мысли собирались в кучу.       — К этой причине нужно сначала подготовить морально, — забирая пакет с головой, прошептал я. Уверенным шагом проходя в сторону чего-то общего между кухней, залом и спальным местом хозяина.       — Слушаю, — сухо, без лишних пререканий ответил он.       Я же указал на пакет.       — Эту чертовщина сегодня была у меня дома. Я выдраил весь стол, пол и собственный желудок. Не знаю, кто оставил мне это и не знаю для чего. Но если честно, то до безумия страшно. По крайней мере, было с утра, — выложил я, открывая взгляду содержимое пакета. Отрубленная голова, в этот раз осталась на месте, не катаясь по полу как собачий мячик. Алые волосы на загривке моего друга поднялись вверх, а судя по движениям его горла, он пытался проглотить густую слюну.       — Карма, я, правда, не знаю, откуда это у меня дома, — заявил я, просто от нехватки сил на стойку, опускаясь на чёрный стул.       — Пиздец, — выдыхая, ответил он, держась пока на расстоянии от причины моего прихода.        — Дай мне минуту. Пожалуйста.       Неловкое молчание поселилось между нами тремя: мной, Кармой и отрубленной человеческой головой.       Друг выдохнул, собираясь с мыслями, смотря пристально на голову пытаясь, по всей видимости, узнать человека. Это у него получалось плоховато. Карма морщил лоб, прищуривался, а затем даже осмелился подойти и повертеть её, точности как я с утра.       — Я думал сначала, что кто-то оставил мясо на столике и поэтому от пакета были кровавые подтеки. Но как оказалось мясом это тяжело назвать, — мой голос казался сухим, по крайней мере, все мои попытки уходили на то чтобы сделать его таковым.       — Ты сказал, что убрал все? — кисло спросил кареглазый.       — Я передраил весь зал, спальню, кухню и прихожую. Сначала с хлоркой потом с перекисью.       — Это хорошо.       Карма продолжал разглядывать голову, пытаясь найти в просторах памяти хотя бы одно похожее личико на убитого. Мы синхронизировали наши вопросы, задав один и тот же в слух, но с разной интонацией — «Может это угроза.?».       Мы переглянулись, удивляюсь собственному вопросу и утвердительному ответу.       — Может полицию? — спросил я, поджимая ноги. У Кармы всегда было лёгкое отвращение к служителям закона, потому удивления на его презрительный взгляд не было. Но это и вправду казался мне хорошим вариантом. Акабане поморщился, в отказе мотая головой.       — Ты знаешь, как они работают. Сначала обвинят тебя, а потом устроят шмон в твоем доме. А это статья больше чем для десяти человек.       Карма прав. Мой дом был не только моим личным уголков, но и полноценным «притоном». Кто только не собирался в четырёх стенах моего жилища: водители, проститутки, сутенёры, адвокаты, наркоманы, наркоманы в завязке, дипломаты, студенты. И от каждого гостя что-то оставалось. Это могло быть что-то мелкое на подобии закладки между стенкой и шкафом, пачка сигарет на подоконнике или это мог быть дипломат с важными бумагами. Одно нахождение определённых оставленных мелочей в моем доме, вроде бы невзрачных вещей таили на себе отпечатки первоначальных хозяев, автоматом пристегивая к ним взгляд служащих закона.       Вряд ли это понравится моим гостям. Они бы разом затаили на меня обиду, делая все против моего тихого благополучия. А еще полиция с вероятностью в сто процентов перерыло бы весь мой задний двор, а там даже черт не ведает что закопано, грязное оружие, может быть чей-то свидетель. Да и мне живется спокойнее от не знания по чьим костям ходят мои ноги.       — И что делать? Куда мне деть эту дрянь? — пытаясь не смотреть на голову шепотом спрашивал я. В домашнем свете холодном и ярком, она выглядела еще хуже. Глаза полностью впали, также как и щеки, начинал исходить неприятный трупный запах.       — Успокоиться и выдохнуть это первое, — Акабане был по своей натуре опытным человеком в делах суровой и жестокой изнанки жизни. На его руках тоже бывали перегибы, но в разы похлещи моих, что я нес в основном под эгидой справедливости.       -А то, зная тебя, ты закончишь как Маëрик, — добавил парень, зачесав волосы.       Перед глазами как в кинотеатре возникла история пятилетней давности. Маëрик так кличали парня живущего в центре и являющимся по жизни приличным семьянином. Ни кто его не трогал, а он не трогал других. Рост под два метра, сила как у троих мужиков, а душа как у собаки честная, преданная и любящая. Пример для каждого человека. Хорошая жена, красавица дочурка, которую всем районом поздравляли за успешное поступление в первый класс. Совсем еще малютка.       Но Маерику не повезло. В те года орудовал маньяк. Ужасная тварь. Каждый, кто столкнулся синим, хотел убить гниду. Маерик же не успел.       Как сейчас помню, только пошли первые весенние теплые дни. Природа ожила после долгих дождей и зимнего холода. Маерик проснулся в будний день, жена на работе, дочурка в школе, он сам в двух недельном отпуске. И вот он приходит на кухню, а там, на островке маленький портфельчик его принцессы. Розовый аккуратный портфель. Как прилежный отец он задумался, что нужно отнести его в школу. Она же отличница и умница, такую забывчивость пропускать нельзя ни в коем случае. Зачем он полез внутрь, не знает ни я не кто-то еще. Но за чертой молнии этого розового портфельчика его встретил мясной фарш, с отрубленными детскими пальчиками сверху. Тут он и умер. Его большое сердце не выдержало удара.       Спасло одно, это была не его дочурка, а пропавшая девочка из другого района двумя днями ранее. Конечно, всех собак полиция хотела светить на Маерика. Крича, что он убийца, расчленил девочку и других. Пришлось подключать людей повыше. Лучших юристов для его семьи дабы очистить душу хорошего человека.       Маньяка поймали, я даже пару раз успел выстрелить гниде в колени. Но удовольствия для семьи Маерика было немного. Ведь даже после издевательств над маньяком в подвале, даже после приговора, эта тварь ни грамма не раскаялась и если его не пустили по кругу в тюрьме, и он не сдох от переизбытка белка, то до сих пор гниёт на мои и чужие налоги, но уже за решеткой.       Маньяк так и не рассказал, как попал в квартиру и зачем подложил. Психиатры, работавшие с ним, указали на факт предупреждения. Он сделал это что бы открыто заявить «Твоя дочь следующая». И слава всем кому молятся люди, что его поймали.       Карма стоял, по-прежнему всматриваясь в голову, после чего сухим кисловатым голосом спроси: «А где остальное тело?»       Такой простой вопрос, а я даже не строил теорий, где оно. Подумав с пару секунд, я пожал плечами, вообще не представляя где руки, ноги, туловище могут быть. Вместе или тоже почестям? Закопаны они или переданы кому-то в виде подарка? Не знаю.       — Морг, свалка, кладбище, у кого-то в холодильнике или уже греют землю. Предположений масса, — ответил я вставая со стула и достав телефон, сделал пару снимков этой головы.       — Нахера? — честно и по факту.       — Буду показывать всем, и спрашивать, не видели ли они такого мужчину, — с сарказмом сказал я, пока глаз моего друга делали полный круг, краем цепляя мозг.       На самом деле не знал, зачем мне в голову стрельнуло оставить фотографию этой части тела в своём телефоне. Но с ранних лет меня приучили, делать так с каждым новым лицом в моем окружении. Знакомые, водители, а тут обычная мужская голова. На всякий случай будет хорошо сохранить её и никому кроме Кармы или моих же глаз, не показывать. Может быть, для собственного осознания реальности.       — Что думаешь делать?       — Не знаю, — и в правду мыслей на счет того, что делать с этой отрубленной головой у меня не было. Я не продумывал дальше, чем принести её Карме. Скорее хотел узнать, что бы он сделал в этой ситуации и тогда я последовал его четкому плану, чтобы выбраться из этой ситуации без лишних травм и потерь, — А что бы ты сделал? — удосужился уточнить.       — Выбросил бы эту дуру туда где бы её не нашли, а потом разобрался с шутниками, — сжав кулаки, Акабане убрал голову в пакет, нахмурив свои брови.       Такое решение проблемы было бы логичным и в стиле моего друга, которого я знал и знаю до сих пор.       Только волновал один вопрос. А если это моих рук дело? Что делать при таком результате? Смотря в мои глаза, он явно понял к чему, я хочу склонить нашу беседу, простым движением руки убрав прядь волос с моего лица.       — Тогда тем более избавился, — добавил он, — Тебе решать, что делать с этим. Можешь даже в морозилку положить или оставить возле полицейского участка. Мое дело подсказать.       В ответ я кивнул. Сглотнул тугой ком из слюны и чего-то горького. А через минуту уже, как ни в чем не бывало, со спокойным выражением лица выходил из квартиры Кармы.       На улице после нашего разговора было уже слишком темно. Район погрузился в ночной период. Час включенных мерзких фонарей и отсутствия жизни. Люди уже не ходили, машины редкими табунами пролетали по дорогам, а градус только стал ниже, слегка поднимая и водя по моему телу мурашками.       Пакет был со мной. Просвещать друга, куда именно я собирался выбросить эту голову, я не стал. И даже не от того что ему нет доверия в этом вопросе, а от соображений безопасности. Незнание лучший друг для хорошего сна.       В минутах двадцать от его дома, была стройка, её я заприметил еще на полпути. На удивление ни одной плохой мысли, от самой квартиры Кармы до этой будущей многоэтажки, не проникло в мою опьяненную холодом голову. Теперь меня волновал вопрос, зачем я вообще принёс эту голову Карме? Похвастаться? Испортить вечер? А зачем я ее сфотографировал? Для пущей убедительности, что со мной вообще случалась эта дурная ситуация. Не каждый день твой дом и квартира твоего друга, заполняются трупным запахом.       Стройка была обнесена серебристым металлическим забором, в котором местные дети наделали под тройку лазеек. Но они меня не интересовали. На стройке никогда нет камер, их просто невыгодно устанавливать подрядчику, чьи люди в дневное время суток, всегда контролируют процесс. Легко отперев главную калитку забора и не заметив обычно блуждающих стареньких охранников, я прошло вглубь. Перекопанная грязная дорога, была размыта постоянно сменяющимся дождем и снегом. Густая коричнево-чёрная грязь, слегка замершая от минуса почти не прилипала к ботинкам.       Я подошёл к огромному котловану, возле которого стояла рабочая техника, жёлтый яркий экскаватор и большая бетономешалка, медленно вращающая свой барабан. Так она перекатывала содержащийся в ней бетон, от стенки к стенке, не давая ему застыть за ночь. Завтра с самого утра строители разгонят её по сильнее, чтобы лучше перемешать серую массу, а тем временем ещё не застывший бетон стане подобно наждачке и сможет перебить любую дрянь, что только в него попадет.       Сначала я подумал выбросить голову в саму яму, она бы затерялась среди песка и грязи, учитывая коричневый бумажный пакет. Но это было не безопасно. Мало ли какой идеот захочет все перепроверить перед заливкой или еще раз утрамбовать или как я сегодня утром, случайно коснется взглядом этой головы. Решение оставалось одно, кинуть её в бетономешалку. Она слишком большая, чтобы проверять, кто за ночь мог в нее залезть. Да и зачем кому-то лезть в огромный барабан, который только одним своим видом отпугивает необдуманные действия.       Размахнувшись, я кинул пакет с головой как баскетбольный мяч, попадая ровно в открытое отверстие бетономешалки. Раздалось пару булькающих звуков, после чего все вернулась на круги своя. Спокойная тишина, как будто и не было ни какой отрубленной головы.       Помниться три года назад моего знакомого закатали заживо в бетон за то, что он положил взгляд на любовницу какого важного человека. Он звонил мне за три дня, может четыре. Рассказывал об этой девушке и восхвалял каждый сантиметр её тела. Но в его случае любовь не принесла ему ничего кроме смерти и боли. Даже представлять не желаю тяжесть умирать под бетоном. Ощущать, как серый материал обволакивает твое тело, давит на каждый её отдел, а потом заполняет рот и нос. Кажется, на месте его могилы сейчас стоит детский санаторий, куда эта девушка водит своего двух летнего ни о чем не подозревающего сына. Будто и не было человека.       Нет тела, нет дела, а в моем случае нет головы. Закатать, что-то в бетон в таком случае самое правильное решение. Ни одному не придет в голову без лишней наводки долбить его в поисках кого-то, а животные и другие твари не вытащат наружу в сравнении с лесом или чьим-то участком.       Я отряхнул руки и вышел со стройки как не в чем небывало. Прошел до ближайшего гипермаркета и вызвал такси до своего дома.       Доброжелательный водитель с седыми висками высадил меня прямо возле ворот жилища. В ответ лишь поблагодарил его и случайно слишком сильно хлопнул дверью авто, из-за чего мужчина поморщился, явно шепча оскорбления в мой адрес.       Дома горел свет на кухне и на втором этаже в спальне. Сначала я удивился этому явлению, а потом вспомнил, насколько частым местом сбора является этот двух этажный деревянный домик. Только сегодня я никого не ждал и уж тем более не хотел делить квадратные метры с названными гостями. Пройдя вовнутрь по аккуратному дворику, ещё с порога я заметил две пары чужой обуви, сняв свою, на кухне меня ждал сюрприз. Там сидели сильно пьяная женщина с тёмными запутанными волосами и знакомый налицо парень, он уже вторую неделю по вторникам и четвергам спит у меня в гостевой комнате. На что я, как и всегда, закрывал глаза. Этого типа звали Карс, но среди своих прозвали Заика. Вместе я их видел впервые, а вот самокрутки, которые активно убивали их лёгкие и мозг, нет. Из-за курева нещадно воняло травой на весь первый этаж, что значительно раздражало.       — О НАГИС-С-С-сКа — воскликнул «друг», замечая мой тусклый и недовольный взгляд. Парой этот парень бесил меня. Жёлтые, грязные, масленые волосы, частый мерзкий запах и такие же, как и волосы белки в глазах. Его женщина, видимо только сегодня перешла ему дорогу. Она стряхивала пепел в кружку, подливая себе ещё белого вина, из моих запасов, хрустальный бокал. Эта женщина кинулась в мою сторону, как только заприметила стеклянными глазами новую фигуру. Буквально падая на меня. Проявлять попыток её поймать я не имел ни какого желания, давая ей спокойно почувствовать лицом, деревянный пол и только слыша краем уха оханье, кряхтение и шипение, — Я С-с-сегод-д-дня с д-д-дамой! — при всей своей отвратной наружности меня вдобавок раздражала его речь. Он заикался от того и кличка — Заика. Причина тому была частое употребление кислот, и пара сотен рассказов о том, как в детстве его напугала огромная чёрная овчарка. Особенные проблемы у него были со звуками с, д, ш, ж. В периоды своего душевного упадка и злости, я передразнивал Карса, в своей пародии только усиливая и так имеющиеся проблемы.       — Вон, — кисло и сухо. Голос даже не пытался быть вежливым. А когда мой друг задался в вопросе в месте со своей дамой, я повторил ещё раз. Уже более громко, — Вон из моего дома! — собственный крик удивил меня. Когда я вообще в последний раз кричал на людей? Даже как он. Вообще не понимаю причин нахождения этого парня в моем доме. Нас ничего не связывает, только парочка общих друзей и любовь к порошковым развлечениям.       — С-с-серьезно? — пьяным голосом спросил знакомый, касаясь моего плеча липкой ладонью — Я с-с-с ж-ж-енщ-щиной. — сумев, наконец, выговорить, ответил он.       — С-с-с-серьезно. — передразнивал его я. Указывая на выход. Не хочу терпеть ни его, ни кого-то другого, тем более, сейчас.       В кругах тех, кто мог приходить без моего ведома ключи от дома знак разрешения. Но забрав их, путь в мое жилище запрещается даже под предлогом ядерного удара или конца света. Даже если человек, у которого я забрал ключ умрет и захочет стать полтергейстом среди комнат дома, то и на это действует запрет.       В отделе памяти головного мозга не было воспоминаний о передачи ключей этому Заике. Может это действие случилось в период личностного распада под силой определённых химических соединений, а может этот грязный тип, забыл, что является гостем и просто украл их. А может я сам был виновником данной ситуации и просто оставил дверь открытой, не заботясь о ворах и прочих личностях третьего сорта.       Не званый гость, для которого не прозвучало разрешения сегодня переночевать в моем скромном убежище, с грустным и серым видом, оглядываясь через плечо, наконец, оставил меня одного. Удерживая свою пассию как щенка, выводя вслед за собой. Более грустного человека, чем он сейчас я в жизни не видел, может быть только на картинках из книжек с классической литературой. В таких произведения персонажи не то, что поглощены ощущениям бедствия, печали и чёрным бытом, они полноценно тонут во всех серых тонах жизни.       На мой же личный и субъективный взгляд, уныние этого постоянно заикающегося человечка, которого я и другом толком назвать не могу, продлится не более минуты. Сейчас он выйдет за пределы моего участка, и разразиться смехом, беспричинным и звонким.       От гостей осталась только грязь, запах травы и жалкие бычки, затушенные аккуратной женской рукой. А еще открытая и не допитая бутылка белого.       От усталости и всей напряженности дня мои силы кончились на моменте выключения света в доме. Убирать его снова от следов гостей уже не хватало сил. По-хорошему стоило бы заглянуть в гостевую спальню, просто в зал, но даже этого мозг пытался избежать.       Поднимаясь по деревянной лестнице к себе в спальню, я задумался, что еще мне следует сделать в ближайшее время. Сон постепенно одолевает тело, из-за чего мысли становятся мутными и спутанными. Но одно я отметил точно и с особой строгостью. «Забрать ключи у каждого человека. Больше не хочу.»       «Мой дом ваш дом, моя крепость твоя крепость.»       «Ух, братан, тебя негде жить ближайший месяц приходи ко мне вот ключики.», «Нет, можешь не возвращать, мне плевать».       Наверное, попытки сделать это место более живым скрашивало мое вечное детское одиночество. А может я просто до смерти боялся мыслей у себя в черепушке, приглашая в свою метафорическую голову больше народу. Курил, пил, спал, с кем попало и когда попало, лишь бы не чувствовать этого. Не слышать и не знать. Детское отношение к взрослым вещам было скорее нормой чем, проблемой, после пережитого мною «Взрослого» периода. Когда все приходилось делать самому, добиваться чего-то и успевать в каждой области. Обычно такое меня не волновало, я не думал об ожиданиях, проблемах и всей тяжести будней.       Но время спокойной распутной жизни кончилось. Придется хотя бы на короткий срок потопить свою больную голову и приступить к самосознанию. Чего делать не хотелось год, а то и больше. Может с рождения. Самое тяжёлое и обидное присутствие слова «Надо». Оно как пиявка присасывалось к моей сердечной мышце, выпивая из меня все соки.       Отрубленная голова в моем зале мне урок. Ели бы я закрывал двери, не превращал выстроенный с такой любовью дом в притон, в погоне за мнимой компанией не интересных мне людей, может быть, её и не было. А может и была…       Как с меня слетела верхняя одежда, также и голова коснулась до жути мягкой подушки. Меня не стало. И я погрузился в беспокойный сон с коротким периодом тишины для мозга, отсутствие лишних мыслей. Тело немело, подсознание придумывало новые картинки.