2ha meta

В сообщении спрашивалось, была ли навязчивая любовь Мо Жаня к Ши Мэю настоящей или это всё из-за проклятого цветка. Одержимость Мо Жаня определённо связана с цветком! Это канон и объясняется в книге! Ши Мэй соединил часть своей души с цветком, тем самым оставив отпечаток на душе Мо Жаня. В результате жертва «влюбилась» в него, забыв обо всём остальном. Не стоит упускать из виду, что первоначальной целью этой схемы был ЧВН, которого Ши Мэй искренне любил и хотел заполучить в качестве партнёра на заключительном этапе. Мо Жань изначально рассматривался как расходный материал, но Ши Мэю нужно было, чтобы он любил его, потому что иначе тот превратился бы в демона, но это не гарантировало бы, что он будет делать то, что нужно Ши Мэю; он бы просто ушёл и занимался своими делами, а Ши Мэю это было ни к чему. Это привело к интересным последствиям. При всей его одержимости и грандиозных заявлениях о том, что весь его мир начинается и заканчивается Ши Мэем, — это никогда не было реальностью. Заклинание не порождало подлинную привязанность, скорее иллюзию, позволявшую скрыть свои истинные чувства. Мо Жань любил ЧВН с самого начала и через все свои безумства. Он просто не мог осознать это. Одним из самых захватывающих аспектов позиции Мо Жаня для меня было то, насколько противоречивым он был всё это время. Постоянно говорил о том, как ненавидит ЧВН, как хочет пытать и убить его (и он действительно подвергал его пыткам и пытался убить), но всякий раз, когда ЧВН получал травмы и раны, — он страдал, потому что не мог смотреть на его боль, даже если причинял её сам. Мы видим это снова и снова: как Мо Жань заботится о нём, когда тот болен или ранен, как его охватывает ужас и паника, когда ЧВН действительно грозит смерть, а затем полное отчаяние после его смерти. Он буквально не может дышать без ЧВН, в своём глубочайшем безумии, в своих тёмных муках он хватается за него и прижимается лицом к телу, чтобы вдохнуть его, потому что иначе не может успокоиться. Когда ЧВН умирает в первой жизни, Мо Жань кончает жизнь самоубийством, потому что без него всё становится просто бессмысленным, нескончаемым отчаянием. Он постоянно повторяет, как сильно любит Ши Мэя, но его поступки показывают совершенно другую картину. И ещё очень интересный момент, когда ученики пытаются получить своё божественное оружие на том озере, где встречают фальшивого Гоученя. Когда дракон заглядывает в душу Мо Жаня, он видит на ней два отпечатка: один — Ши Мэя, другой — Чу Ваньнина. Ши Мэя — тот, который он внедрил с помощью цветка, а Чу Ваннина — тот, который он перенёс, когда умирал у него на руках. Первый из них извлекается вместе с цветком, когда проклятие снимается, а второй возвращается к ЧВН, вернув ему все воспоминания из предыдущей жизни. Но есть ещё один момент, который показывает, что его навязчивая любовь к Ши Мэю всё это время была фальшивой. Снова и снова действия Мо Жаня показывают, что он просто не в восторге от него, несмотря на все его драматические заявления, и всё это время его истинные чувства к Учителю пытаются вырваться на поверхность, но не могут преодолеть этот странный барьер в его сознании. Мы все смеёмся над ним и называем его тупицей, потому что Мо Жань не может понять, насколько по-идиотски возбуждается от ЧВН, даже когда решительно отрицает свои чувства к нему, но он просто буквально запутался, его душа в кандалах, и Ши Мэй буквально разрывает его разум. Мо Жань связывается с Жун Цзю,,,,,,, и Сун Цютун, потому что они оба похожи на Ши Мэя, но совершенно ясно, что ни один из них ему не нравится. Когда он в здравом уме, то задаётся вопросом, что заставило его переспать с кем-то из них. Это буквально любовное проклятие в действии. Ещё один интересный момент, который даёт понять, что его «любовь» к Ши Мэю ненастоящая, — это то, что проклятие, похоже, относится только к подростку, тому, кто подсадил цветок. Чем старше становится Ши Мэй, тем меньше привлекает Мо Жаня, потому что он буквально физически изменился. Мы не видим этого в его первой жизни из-за «смерти» Ши Мэя, но во второй это становится до смешного очевидно. Мо Жань постоянно твердит себе, что влюблён в Ши Мэя, но когда смотрит на него, то не испытывает никакого влечения. Он даже испытывает отвращение, когда Ши Мэй портит ему свидание с Учителем и трогает его, как в тот раз в ресторане. В тот момент он оправдывает себя, говоря, что взрослый Ши Мэй ему незнаком, ведь они расстались на долгие годы, но на самом деле проклятие больше не действует так, как должно. Его пылкая любовь к Ши Мэю — иллюзия, и на самом деле он испытывает к нему лишь братскую привязанность, потому что они выросли вместе и он по-прежнему хорошего мнения о нём в тот момент. Кроме того, есть совершенно фантастический момент во время всей этой очаровательной череды занятий фермерством, когда Мо Жань осознаёт, что его любовь к Учителю носит романтический характер. Буквально описано, как его истинные чувства наконец-то переполняют его и разрушают эти стены, которые так долго скрывали их от него. Я имею в виду, взгляните на это:

В голове как будто что-то взорвалось. Всё это время он упрямо держался за старые убеждения, изо всех сил сдерживая бурный поток, что, вырвавшись на волю, мог снести горы, переполнить моря, утопить и поглотить его без остатка.

Трепеща от ужаса, он застыл на месте.

Влечение и страстное желание.

Любовь.

Чу Ваньнин…

Наконец-то он смог вырыть имя этого человека из земли и открыто произнести его.

Когда грязь и песок были смыты, его взгляду открылось истинное сокровище.

Это был всегда Чу Ваньнин… все его тайные чаяния, сокровенные чувства и самая огненная страсть… все это всегда принадлежало Чу Ваньнину!

В глазах потемнело. Навязчивая идея, что довлела над ним на протяжении двух жизней разлетелась вдребезги. Воздвигнутую им каменную стену смыло яростной приливной волной, что, достигнув его сердца, одним ударом выбила из него дух и лишила способности дышать.

Он был в ужасе.

Неужели, с самого начала…. он мог так…

Его любовь к человеку, точнее то, что он считал любовью, оказалось ошибкой?

Только вот не его самодовольство и упрямая глупость мешали осознать это. Это было буквально проклятие Ши Мэя, которое наконец-то развеялось.