Урод.

      Эмаль керамической могилы разъедала одежду, оставляя меня абсолютно обнажёнными перед собственными сомнениями.       Висевшее на бортике ванной платье приковывало на себя всё внимание. Я был вовлечён в эти жгучие, маслянистые тени, что плавно стекали вниз и отравляли сознание своим существованием. Ткань струилась перламутровыми оттенками, словно жемчужина, которая притаилась на дне самого буйного, бурлящего от негодования океана.       Со вздохом я выбрался из этой покрытой паутиной трещин белой коробки. Нужно включить свет или точнее то, что от него осталось.       Не глядя, щелкаю выключателем лампы, позволяя неприятному зеленоватому, тусклому свету разлиться по безжизненно-холодным плиткам из мрамора. Местами они разбиты и осколки от них могли впиться в ногу, словно напоминания о том, что я всё ещё жив. Я стоял около раковины и смывал со своего лица прошедшие сутки. Холодная вода впивалась длинными иглами в замёрзшие руки и чувство полной безысходности разливалось по телу.       Подняв глаза на свое отражение, я с отвращением поморщился. Бледная, призрачная кожа, под которой виднелись тонкие вены. Шрамы и синяки от многочисленных побоев, не только из-за отца. Это вызывало приступы тошноты. Однако, похотливым придуркам абсолютно плевать как я выгляжу и что таится за каждой из моих ссадин.       И только лицо никогда не трогали.       Тишина скрипит неспокойным выдохом, принимает его в себя неохотно, силясь заглушить и восстановить нарушенный порядок. Следом звучат ещё два, один, два. Очередная мелодия возрастающего кошмара. Снова.       Мимолетный ужас сменяется неконтролируемой злостью. Я двигаю стакан с зубной щёткой в сторону и тяну пластиковый блистер с таблетками ближе.       В инструкции сказано принимать по одной, чтобы справиться с нервозностью. Одна и ни капсулой больше, юноша. Корявый почерк на рецепте и громоздкая печать. При желании можно и подделать, что, собственно, я и сделал.       Я выдавливаю на руку новую капсулу. Зажимаю её указательным и большим пальцем, подношу к лампочке, чтобы просветила насквозь. Внутри перекатывается горстка порошка.       Эту порцию я запиваю жалкими остатками воды и прислоняюсь лбом к холодному зеркалу. Опускаю стакан рядом с собой, чуть отпихиваю в сторону выпотрошенное содержимое вчерашних таблеток с края раковины.       Мерзкие на ощупь мысли чернилами разливаются по венам. Этот невыносимый зуд под кожей заставляет меня сходить с ума. Раздирание ногтями уже не помогает, а значит...              Я отвёл взгляд и взял с раковины лезвие. Маленькое, старое, но до сих пор острое. Оно блестело в тусклом свете, как символ моих самых мрачных мыслей. Я знал, что это не выход, но в тот момент мне казалось, что это единственный способ избавиться от всепоглощающей и постоянной боли.* Мои непрекращающиеся мысли о суициде стекали вместе с кровью в водосток.

***

      Я не обработал раны, но уже перебинтовал руки. Зуд от свежих порезов тоже занимал собой все мои мысли, но я всё равно чувствовал облегчение.       Взяв платье с бортика ванны, я осторожно надел его. В процессе не хотелось испачкать или испортить ткань такой дорогой вещи. Каждое движение было наполнено напряжением, как будто я нарушал некий запрет, который сам себе установил.       Как нелепо это выглядело со стороны - парень в платье. Хоть мне и понравилось, как я выгляжу в этом, но диссонанс крепко вцепился железными когтями в позвоночник. Я парень и носить платья не могу. Это неправильно. Это мерзко. Это осуждаемо.       Приятное на ощупь, оно в нужных местах облегало тело. Украшенное кружевами и полупрозрачными вставками из капрона на груди, платье скрывало от чужих глаз мои руки, шею и плечи. Я чувствовал, как ткань нежно касается кожи, но при этом оставляя страшные невидимые ожоги второй или третьей степени.       Шов, который ровной строчкой обрамлял края платья, плавно перетекал с одной складки на другую.       Надевая парик, я поймал себя на том, что чем меньше я похож на себя, тем лучше себя чувствую.       Ненастоящие светлые локоны спали на плечи, прикрывая выпирающие ключицы. Такие острые, что о них запросто можно порезаться. Я провёл рукой по волосам, ощущая их легкость и воздушность. Интересно, а волосы Баттерса такие же мягкие?

***

      Погода как обычно не располагала к себе. Моросил мерзкий холодный дождик. В качестве благородного акта отвращения я скривил губы, когда одна из капель упала прямо на нос. Свинцовые тяжелые тучи грозились вот-вот рухнуть на голову.       Уличный воздух медленно, усмирённый чужим повиновением, касается моих обнажённых щиколоток липкой влажностью. Поморщившись от этого ощущения, я даже попытался стряхнуть его, но безрезультатно. — Ну и отстой, — Шёпотом сказал я, обращаясь к пустоте вокруг.       На улице почти никого не было. Все уже давно разошлись, теряясь между домов. Взгляд цепляли яркие неоновые афиши разных магазинов, в которых, по сути, нет ничего кроме дешёвого маркетинга и желания обмануть доверчивых зевак. Тусклые фонари бросали дрожащие тени на пустынные улицы, создавая гнетущую атмосферу одиночества.       Все это превращалось в одну картину, совсем не размываясь, а наоборот - всё было видно очень хорошо. Ночной город, не без удовольствия, поглотил своих жителей, оставив лишь призрачные отблески их присутствия.       Когда я добрался до района, где живёт Картман, выдохнул с облегчением.       Его дом выглядел на удивление очень хорошо и богато. Массивные колонны у входа, ухоженный газон и аккуратно подстриженные кусты роз создают впечатление усталости.       Я внимательно разглядывал особняк, стараясь хоть как-то соотнести это с образом жирного придурка со школы. Внушительных размеров участок, на котором находился сад, амбарчик с садовыми инструментами и что-то ещё, но из-за наступающих сумерек было тяжело разглядеть всё это получше.       Пока я стоял спиной к дому и пытался всмотреться в кусты роз из сада, кто-то меня окликнул. Холодок пробежал по спине. — Детка, — До омерзения знакомый голос ударил в спину. Это был хозяин дома. Его слова, пропитанные пьяной насмешкой, заставили меня вздрогнуть.       Я повернулся и постарался улыбнулся, но получилось лишь скривить рот. Моя попытка показаться вежливым с грохотом провалилась, оставив неловкое ощущение на языке, будто проглотил горсть битого стекла. — Привет, — Отвечаю я, не осмелившись и на каплю, но неимоверно уставший от тишины. Говорю аккуратно, пытаясь поймать взгляд его мутных зрачков. От него закономерно пахло алкоголем и чем-то приторно-сладким, похожим на дешевый одеколон, недавно потерявшим свою свежесть. Я невольно сделал шаг назад, чувствуя себя неуютно. — Мы тебя уже заждались, проходи уже, — Чуть на распев отозвался Картман и, схватив своими липкими, влажными пальцами меня под локоть, уволок в тёмную, душную гостиную. Его прикосновение обожгло кожу, как будто я коснулся раскалённого металла.       Тут было очень шумно. Огромная куча народу, казалось, существовала сама по себе, не обращая внимания на окружающих. Гомон из смеха, звона бьющегося стекла и громкой ругани, мог свести с ума. Все это раздражало и действовало на нервы. Я поёжился, чувствуя себя маленькой потерянной мышкой, забредшей в логово обезумевших от голода хищников.       Картман втолкнул меня в кресло, обдав табачным дымом и запахом перегара. Я закашлялся, пытаясь отдышаться. Удушливая атмосфера казалась настолько тяжёлой и вязкой, что её можно было разрезать кухонным ножом.       Вокруг сидели люди, лица которых я едва различал в полумраке. Их взгляды, полные любопытства и насмешки, буравили меня. Они ждали.       Жирдяй плюхнулся в соседнее кресло, расплёскивая что-то из стакана. Мне хотелось провалиться сквозь землю, раствориться в этом мраке, избавиться от гнетущего ощущения.       Вдруг Картман хлопнул меня по плечу, заставив вздрогнуть. — Ну что, готова поиграть с клиентом, солнышко? — Его голос, пропитанный алкоголем, звучал насмешливо и угрожающе. Я сглотнул ком в горле, не зная, что и ответить.       Я просто кротко кивнул, понимая, что отказ себе позволить не мог. Внутри меня разразилась буря эмоций: страх, гнев, тоска и бесконечное чувство отвращения. К себе, к Картману, к этой толпе нетрезвых и укуреных придурков.       Картман, заметив мою реакцию, наклонился ближе, его дыхание было горячим и резким. — Не бойся, детка, — прошептал он, и в его голосе звучала угроза. Он говорил так, будто это были наставления демона, уговаривающего на грех, — Здесь все свои. Мы просто развлекаемся. — Давай, покажи, на что ты способна, — продолжал он, а его глаза сверкали, — твой клиент уже наклюкался и лежит в комнате за белой дверью.       Взгляд Картмана, полный ожидания, привёл меня в замешательство. Я вспомнил о том, как в детстве мечтал стать капитаном и отправиться в приключения, о том, чтобы буду героем. Но теперь это желание показалось таким глупым и наивным. Никакой я не герой и никогда бы им не стал. Я лишь игрушка в ​​чужих руках и должен делать всё, что меня попросят. До одури нелепо. — Ты же не хочешь разочаровывать своих друзей, да? — Его голос стал ещё более настойчивым. Холод метала, что зазвучал в воздухе, проник под одежду и заставил вздрогнуть. Я чувствовал, как в венах застывает кровь и покрывается корочкой льда.       Мне потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и ответить. — Хорошо, я сейчас всё сделаю, — Получилось почти неслышно, но этого хватило, чтобы Картман расплылся в мерзкой ухмылке. Я вешаю на щёки дежурную улыбку, как маску, скрывающую то, как меня раздирают, разрывают эмоции изнутри.       В этот момент в комнате послышался смех, и толпа вокруг нас загудела от ожидания. Я ощутил, как меня посещает странное чувство, будто я становлюсь частью этой безумной игры, хотя в душе понимаю, что это может привести к непредсказуемым последствиям.       Картман, удовлетворённый моим ответом, откинулся на спинку кресла. Я знал, что это только начало, и что впереди меня ждёт нечто ужасное.       Выбора у меня не было. Я должен принять это и побыстрее закончить с поручением.       Сжав кулаки, я направился в комнату с белой дверью, готовой встретить свою участь лицом к лицу.