Урод.

      Я негромко постучал. Ответа не последовало. Решив, что это не похоже на отказ, я толкнул дверь перед собой. Приглушённый свет проникал под кожу и одежду. Он влился в мои вены через порезы на руках, и я словно стал частью этой мрачной, но в то же время интимной атмосферы. Картман знает толк в этом. Во всяком случае, секс с ним это только подтверждал.       На диванчике полубоком сидел парень. Изменения чувствовались сразу, а именно аромат. Он здесь отличался от того, что был в гостиной. Тут запах без примесей табака, алкоголя и пота. Что-то солоноватое и до боли знакомое. Настолько, что мне скручивало лёгкие и саднило горло.       Я точно слышал его раньше.       Кончики белесых прядей моего клиента небрежно подсвечивались в полумраке из-за лавовой лампы на кофейном столике. Я бы не задерживал на этой безделушке внимание, но «лавообразное» перемещение парафина в масле завораживало. Наверняка жирдяй специально её тут поставил, чтобы ещё сильнее расслабить ничего неподозревающего гостя. Слишком предсказуемо со стороны Картмана.       Залитый красно-жёлтым оттенком, парень на диванчике, казалось, не заметил, что я зашёл. Полностью отвлечённый от реальности, он будто и не дышал вовсе. Интересно, чем Картман его накачал? В любом случае, сейчас это не имеет никакого значения. Я здесь чтобы выполнить свою работу и всё. — Кхм, — Я старался говорить как можно выше. В противном случае могло вскрыться, что я на самом деле парень, переодетый в какой-то костюм для ролевых игр. Тот, кто сидел около столика даже не шелохнулся. Это заставило меня удивлённо вскинуть брови.       Молчание в ответ уже как изощрённый способ издевки.       Я немного занервничал и решил удостовериться в том, что незнакомец не передознулся или не отключился в таком положении. В тишине было слышно только моё неровное сопение и шуршание ткани платья. Оно становилось тяжелее с каждым шагом. Обжигало и оставляло уродливые пятна, которых не было видно. Фантомная боль разъедала кожу. — О, прости, пожалуйста, не заметил тебя, ты должно быть Кэтти, — Этот голос больно врезался в уши. Мелодичный, смущённый и высокий как у девчонки.       Я знаю его.       Тысячи иголок впились в ладони, беспощадно напоминая о том, что я всё ещё жив. В голове настолько отчаянно копошатся жуткие мысли, что становится страшно. Вся уверенность и настрой, искусственно созданный в комнате, растворились подобно сахару в кипятке. Я зажмурился, отгоняя мрачные картинки под веками.       Этот жирдяй точно ведёт двойную игру. Он позвал меня не просто так.       Баттерс наконец повернулся ко мне и его лицо украшала снисходительная и до ужаса добрая улыбка. Мягкие черты призывали успокоиться и перестать нервничать. Только голубые глаза полны тоски и бесконечной грусти. Я не мог ни дотянуться до тайн, скрытых в них, ни даже прикоснуться пальцами.       Блондин был чем-то озадачен. Об этом говорили нахмуренный лоб, надломленные брови и поджатые губы. Я видел, с каким трудом ему даётся каждое произнесённое вслух слово. Тогда почему он не ушёл сейчас или зачем вообще пришёл сюда?       Прохладный ветерок из приоткрытого окна заскользил по бледной коже и чуть взъерошил волосы. Тишина нарастала и зазвенела в ушах. — Картман говорил, что ты придёшь и что ты сорвала голос, но это ведь ничего страшного, верно? — Риторический вопрос неловко повис в воздухе. Он точно не ждал ответа от меня, а просто хотел убедиться в достоверности слов жирдяя. Я кротко кивнул, подтверждая. В этом не было необходимости, но это придавало мне больше... человечности. Так бы я стоял и молча на него смотрел. Жуть.       Я присел к нему на диванчик, стараясь скрыть свое лицо в сумраке за занавесом своих ненастоящих светлых локонов. От искусственных волос пахло сладкими духами. Так приторно и притворно. — Ты очень похожа на моего друга, он суперкрутой, прямо как Бетмен, — Баттерс разговаривал словно сам с собой и не следил за моей реакцией.       Он и не догадывается, что я не супергерой.       Я бросаю на него взгляд через плечо. В свете лампы его кожа выглядит атласной и теплой. У него задумчивое выражение лица, когда он смотрит перед собой. Это своего рода влюбленность, которую можно обоснованно винить в том, что она проявилась, пока я был вынужден прятаться в одиночестве среди монстров. Я всё ещё чувствовал на себе их липкие влажные пальцы. Они трогают, гладят, сжимают.       В попытках отвлечься от мыслей об этом, я провёл рукой по маслянистому шифону. — Я знаю зачем ты пришла и прежде, чем всё случиться, можно я выговорюсь тебе немного? — Он не посмотрел на меня, но всем своим телом ощущал моё присутствие. В ответ я медленно кивнул и повернул голову в бок, как делают собаки в знак заинтересованности. Старался издавать больше посторонних звуков, чтобы тишина не придавила своим многотонным весом. Я шуршал платьем, стучал пальцем по коленке и поправлял волосы. — Мне кажется, что я неправильный. Мне нравится парень и люблю я его довольно давно. Не первый год. Он хоть и кажется холодным и нелюдимым, но... Не знаю... — Баттерс нахмурился сильнее, прикрыв глаза длинными ресницами, — Но зачем ему такой никчемный, грешный и испорченный человек?       В моей груди что-то так больно и очень сильно защемило, что я невольно поморщился. Зажмурился и прислушивался к этим неизвестным ощущениям. Кажется, я всем своим видом выдаю свои чувства к тому, кто находится напротив меня. Это мгновение тишины казалось целой вечностью. Склизкой и гадко-холодной. Мне нужно ему ответить? Что обычно говорят в таких ситуациях? Это и есть влюблённость?       Я подвинулся поближе и положил руку ему на коленку. Он дрожал, как если бы моё прикосновение было электрическим разрядом. Ему страшно. Мне страшно. — Тем более, я ведь тоже парень. Мне просто запрещено любить кого-то своего пола. Мама говорила, что я буду гореть в аду и дьявол каждый день будет сдирать с меня кожу, — Баттерс говорил шёпотом, проговаривая это так, словно признавался самому себе в чём-то ужасном.       Чуть сжав пальцы на его ноге, я подвинул её выше. Меня переполняли чувства, которые были в новинку. Это было настолько щекотно и приятно, что тянет блевать и резаться до посинения рук или ног. Я всегда избегал этого теплого и светлого ощущения, но сейчас... Я напуган. — Но ради Кенни я готов попасть в ад. Мне хочется снова испытать бурю эмоций. Снова ощутить себя живым. Существование по правилам и под строгим надзором матери такое однообразное и скучное, — На глазах у моего собеседника выступили слёзы. Я понимаю, что вот-вот и я тоже сорвусь. Хотелось смахнуть бусинки с его бледных как мел щёк. Согреть и сказать, что это всё нормально. Но я сам не верил в то, что это правильно. Я сам сомневался в этом не меньше, чем Баттерс.       Прежняя истерия грозится снова взять надо мной верх. Мои плечи вздымаются, и я судорожно набираю полную грудь воздуха. Теперь я снова разваливаюсь на части после попытки сделать первый шаг в отношении человека, который не считает меня куском дерьма.       Что я здесь делаю? Это неправильно. — Только этого не хватало, — Прошипел про себя Баттерс, вытирая уже влажные щёки рукавом кофты. Всхлипы ему сдержать не удавалось. Злость и обида на самого себя закипала внутри. Он не должен плакать. Только не из-за меня.       Моё солнце не должно погаснуть.       Мысли забились в черепной коробке с невероятной силой. Они такие громкие и такие невыносимые. Противоречивые.       Темнота издевкой гладит его по голове, пачкая чернотой светлые волосы. Дотрагивается холодом до выступающих позвонков.       Я должен скрыться от этого мрака. Выбраться из мыслей, которыми захлёбываюсь последние пару минут. Вместо всего того, чтобы сделать то, что могло спасти ситуацию, я наклонился ближе к парню напротив. Я ощутил на своих губах его прерывистое прохладное дыхание. Словно бриз.       Он с испугом смотрел на меня, но не отстранился. Он хотел забыться. Поэтому он согласился на предложение Картмана. Проклятый жирдяй слишком хорошо находит чужие слабости.       Его губы были мягче моих. Сначала неуверенно, с трепетом, он ответил на мой короткий поцелуй, и, раздосадовано засопев, когда я прервал его, не дав увлечься. Это было сравнимо с наркотическим опьянением. Это выбивало остатки хлипкого самообладания. Я буквально впился взглядом в губы напротив. Глаза Баттерса приобретают более глубокий оттенок голубого в пронизывающем свете комнаты.       Впервые в своей чёртовой жизни я действительно кого-то хочу. – Пожалуйста, - едва слышно слова срываются с приоткрытых губ Баттерса. Он качает головой и тянет меня на себя, – Пожалуйста, пожалуйста. Спаси меня от этого кошмара.       Но я спасаю не его, маленького и напуганного, но такого смелого мальчика, который готов распять себя на синем, как бескрайний холодный океан, пледе. Я спасаю себя самого, зарываясь пальцами в его мягкие светлые волосы.       Поцелуи становились требовательнее и настойчивей. Он уже не боялся блуждать руками по моим плечам. Казалось, что даже, будучи с девушкой, он представлял перед собой парня. Он представлял меня       Кровь начала нагреваться. Она закипала под кожей. Воздух стал тяжелыми, вязким, а касания Баттерса невыносимо обжигающими. Его неловкие прикосновения к моему телу оставляли после себя фантомные ожоги третьей степени. Это было слишком одурманивающим. — Г-горячо... — Совсем тихо сказал он, густо краснея. Робкий совсем как девушка. Дрожит под моими руками, ресницы также подрагивают, наблюдая. Кажется, что Баттерс полностью отдался этому новому, неизвестному до сегодняшней ночи чувству. Он и вправду хотел забыться.       Я начал медленно покусывать его мочку уха, а тот в свою очередь старается оставаться трезвым, в здравом уме, но эти жалкие попытки мучают его. Давят своим весом. Вот-вот проломят грудную клетку. Пальцами забрался под кофту. Кожа такая нежная и бархатная. Стоит мне только провести по груди руками, как он задрожит и прикроет глаза.       Тихий стон, похожий на всхлип зазвучал над ухом, обдав его горячим дыхание. Уходя в приятный шёпот, целую в шею невесомым мгновением. — Ты очень вкусно пахнешь… — Шёпот разрядом пробежался по моему позвоночнику, достигая затылка. Лёгкая дрожь на секунду выбила меня из реальности.       Сдался. Не справился.       Я почувствовал, как отчаянно Баттерс цепляется за мою руку, а на глазах у него выступили слезы. Заплачет? ...       За спиной раздался настолько громкий хлопок, что на мгновение заложило уши. По спине пробежал холодок и пальцы онемели от страха.       Картман.       Ледяные, влажные стенки, казалось бы, гниющей комнаты с лавовой лампой давили со всех сторон, грозясь вот-вот сойтись, переломать кости в труху. Я кожей ощущал хищный взгляд Картмана. Перед глазами пронеслось всё, что только произошло. — Баттерс, а что ты застыл, ничего не хочешь нам рассказать? — Резкий и до глубины души мерзкий голос за спиной змеёй обвивал шею. Не могу дышать. Задыхаюсь. Горло сдавило и всё что сейчас мог - беспомощно хрипеть.       Перепуганное лицо Баттерса прямо перед моим. Его грустные голубые глаза мечутся по мне и по Картману. Он часто задышал и нахмурился. — Ч-что? — Совсем тихо и безжизненно спрашивает он. — А ты оказывается у нас с парнем сосёсешься? А что об этом подумает твоя чокнутая религиозная мамаша? — Каждое слово Картмана било прямо в цель. Я оцепенел и не мог даже пошевелиться.       Баттерс непонимающе надломил брови и отполз от меня на край дивана. Его губы дрожали. — Не понимаешь? — с издевкой спросил Картман, — А так? — после чего сдёрнул с меня парик, вырвав клок моих волос. Я зашипел от боли, прижимая руки к месту, где болело.       Вдох путается с выдохом и тот воздух, что поднимался по горлу в нём и замирает, застревает.       Баттерс стискивает зубы до отрезвляющей боли в челюсти.       Новый выдох короткий, истошный, подобный крику во всем, кроме громкости, и он рушит спокойствие вместе с тишиной. Вязкое, липкое чувство отвращения к самому себе не спеша растекалось по трещинам в ребрах. Пульс глухо бил по вискам. Я ничего не слышал. — Баттерс, послушай, — Начал я, но тут же смолк.       Стотч замахнулся и со всей силы ударил меня в нос.       Прикосновение к коже словно прозвенело в воздухе, взгляд сместился в сторону. Я покачнулся и зажмурил один глаз. Из носа хлынула кровь, и я застонал от очередного интенсивного притока боли.       Воздух уподобается льду, крошится морозными иглами и роняет себя на кожу. Тает, становясь меньше, и опускается острием ниже, глубже, до сокращающихся в боли мышц. Течет по венам, смертельно холодный, до самого сердца, и растворяется в участившихся ударах.       Баттерс быстро встает и выбегает из комнаты. Он расталкивал руками громко смеющихся гиен, что собрались около толстого кошелька Картмана. Я опомнился тогда, когда Стотч хлопнул входной дверью.       Среди шавок жирдяя я увидел рыжего, с которым не так давно поделился дурью в школьном туалете. В его глазах читалось сочувствие и жалость.       Прошло несколько секунд, как мне показалось. Комната опустела. Тут было никого кроме меня и Картмана. — Умничка, детка, ты почти всё сделал хорошо, вот только... — Он растягивал слова, приближаясь ко мне. Мой взгляд всё ещё мутный после удара. — Что? — Я помотал головой, стараясь прийти в себя. — Ты испачкал дорогое платье, придётся как-нибудь за него расплатиться, — Довольная ухмылка расползлась по его заплывшему жиру лицу. — Да... — Сокрушительно опустил голову. Я знал, что он имел в виду и уже сел на колени перед диваном. — Послушный... Давай, папочке нужно расслабиться, — Картман говорил на полтона ниже и удобно устроился на синем покрывале. Мои руки дрожали, пока я расстегивал ширинку.