Кубок теней

      Джинни никогда не считала себя тревожным человеком.       Перед матчем по квиддичу она находилась в состоянии возбуждения, предвкушая погоню. Перед битвой её переполняли страх, дурные предчувствия и жажда крови. До Турнира она могла по пальцам пересчитать, сколько раз испытывала настоящий ужас.       Иногда Джинни думала, что было бы легче, не будь у неё способности любить. Не привяжись она к Гарри и Тедди. Не знай, каково это — потерять близкого человека и оказаться под угрозой утраты другого.       Но она знала. И поэтому теперь существовала бок о бок с тревогой.       Гостиная Слизерина пустовала. Она пустовала уже несколько дней — или недель? Больше не получалось уследить за временем. Впервые в жизни Джинни очутилась в изоляции. Она никогда не задумывалась о том, что тишина могла быть настолько громкой.       Она казалась безумно концентрированной. Словно поглощала её. Словно убивала.       После первого этапа увели всех. Всех, кроме Джинни.       Она помнила треск аппарации, череду отголосков, прорывающихся сквозь рёв огня. Фигуры, утягивающие Грега и Джастина, когда те подошли к ней посмотреть на пожар в Запретном лесу.       Джинни тоже приготовилась быть схваченной, уже чувствуя, как Питон, обвивавшийся вокруг шеи, подавляет магию. Но никто не пришёл.       Сбоку выбежал Тео, направлявшийся к огню, по-видимому, к Гермионе. Но не успел он добраться даже до края двора, как его тоже схватили.       Взошло солнце, и Джинни осталась в тишине.       В конце концов к ней подошли несколько рядовых Пожирателей Смерти и проводили обратно в гостиную Слизерина, где и оставили ждать.       И она ждала до сих пор.       Периодически появлялся незнакомый эльф с едой, которую Джинни не могла есть, и книгами, которые она не могла читать, — всё внутри сводило судорогой от беспокойства.       Она не знала, умерла ли Гермиона и выжил ли Симус. Она не знала ничего, кроме того, что Сьюзен не стало ещё до восхода солнца. А это значило, её убил не яд.       Как и то, что погибла Ханна Эббот, её Залог.       Храбрая, красивая Ханна. Навсегда покинула этот мир.       И Джинни ничего не могла с этим поделать. Всё уже было сделано.       Но это не мешало ей раз за разом прокручивать подобные мысли в голове. Она с радостью перебирала в памяти каждое ужасное воспоминание, чтобы избавиться от тягостной тишины.       Не то чтобы ситуация оказалась похожей — даже близко нет, — но Джинни начала понимать поведение Гермионы. Как она превратилась в живого мертвеца.       Изоляция была поистине худшей формой пытки.       И поэтому, когда за ней пришёл Сивый и произнёс слова, подразумевавшие конец этого кошмара, Джинни едва не расплакалась от облегчения.       — Идём.       Джинни даже не успела обуться — в тот момент ей было всё равно. Она просто была рада оказаться рядом с другим живым существом.       Даже если этим существом был Сивый.       Но сейчас она понимала, насколько опрометчиво поступила: под ногами трещали ветки, впиваясь занозами в ступни. Сивый раздражённо цокал при каждом издаваемом ею звуке, передёргивая напряжёнными плечами, пока они углублялись в Запретный лес.       Он двигался до жути бесшумно и чётко, несмотря на слабое освещение. Убывающая луна висела высоко в небе, отбрасывая голубоватое сияние, и они вышли, как могла судить Джинни, с другой стороны леса.       Сивый повёл носом, втягивая воздух. Раз. Второй.       — Здесь проходим быстро. Не отставай, — прошипел оборотень.       И с этими словами он бросился бежать. Питон заставил Джинни засеменить за ним. С каждым шагом ступни горели всё сильнее, соприкасаясь с гладкой и бесплодной землёй. Как вскоре она поняла, это был участок леса, уничтоженный голубым пламенем.       От резкого перепада температуры сердце подскочило к горлу — леденящий холод пробрался под открытую кожу. Но хуже всего было тошнотворное ощущение чужеродности.       Несмотря на усталость, Джинни через силу переставляла ноги, отчаянно пытаясь убежать от склизкого ощущения в затылке.       Она одёргивала себя всякий раз, когда хотела оглянуться, — мысль о том, что кто-то мог поджидать позади, наполняла нутро ужасом. Даже когда они очутились в безопасности у раскидистых деревьев и в окружении приятного июльского воздуха, Джинни всё равно ощущала чужое присутствие. Невыносимый зуд на дополнительной конечности, о существовании которой она не помнила.       — Что это было? — Джинни переводила дыхание, опираясь ватным телом о потрёпанный ствол.       Сивый со свистом выдохнул сквозь зубы.       — Очень плохое место.       Джинни подавила дрожь, гадая, что за магию высвободил огонь, раз такие вещи говорил оборотень. Возможно, пожар возник не по воле Гермионы. Не похоже, чтобы она была способна на такую магию.       Верно?       Джинни отодвинула эти мысли на второй план, чтобы ещё больше не поддаваться тревоге, и они продолжили путь. За эти, по ощущениям, несколько часов, проведённых среди бесконечных деревьев и тёмных теней, Джинни надумала огромное количество мест, куда они могли направляться.       Остальные, скорее всего, были с теми, кто их и забрал, — Наследниками. Значит, их держали заложниками в разных местах в шаговой доступности от своих хозяев. Они были собственностью. Ценной собственностью. Джинни очень сомневалась, что Наследники оставили бы их без надзора. Они же не глупы.       Скорее всего, именно поэтому Сивый забрал её только сейчас. Недавно было полнолуние, и наверняка ему нужно было время, чтобы зачаровать какую-нибудь неприступную крепость. Место, где она будет в безопасности, как минимум, от других. Она была его пропуском к власти. Джинни могла использовать это в своих интересах. Если она была ему нужна…       Ночь прорезал леденящий кровь вой.       Джинни застыла.       — Не останавливайся, — прорычал Сивый и, схватив её за мантию, потянул вперёд себя.       Раздался ещё один вой, за которым последовало несколько визгов и скулежей.       Волки.       Джинни подняла голову, убедившись, что луна всё-таки не полная. Сбитая с толку, она оглянулась.       Сивый агрессивно подтолкнул её в спину.       — Я же приказал не останавливаться!       Звуки становились всё громче. Всё яростнее. Всё отчаяннее.       Вместе с ними росла и её тревожность.

***

      Первым делом утром за Гермионой пришёл Малфой. Питон оторвал её от твёрдой плитки в ванной, на которой она свернулась для сна, и повёл к двери покоев. Рутина, сложившаяся за время её пребывания в слизеринских подземельях.       Он ничего не сказал, когда дверь распахнулась сама по себе. И не переступил порог, хотя на этот раз мог. Малфой просто вытянул локоть. И ждал.       Гермиона приняла его, понимая, что у неё не было выбора, и покинула комнату красок и света.       Она ждала каких-нибудь слов с его стороны, пока они плутали по лабиринту коридоров и комнат, тишину которых подчёркивали пустые портреты. Она хотела спросить, куда подевались изображённые на полотнах люди и почему в рамах, где должно было царить подобие жизни, одиноко цвели прекрасные пейзажи и тоскливо стояли бесхозные декорации.       Но Гермиона молчала. Они продолжали путь.       Малфой ничего не сказал по поводу того, какие чары вызвали разительные перемены в её комнате, превращая покои в оазис, который понравился бы прежней Гермионе. Он почти не разговаривал, когда водил её по Хогвартсу, поэтому Гермиона не знала, почему ожидала, что он заговорит сейчас. Быть может, потому что они находились в его доме.       Гермиона считала, что он, как минимум, начнёт свои тонкие манипуляции, побуждающие её отложить свою смерть ради спасения друзей. Но и это оказалось ложным предположением. Они молча шли к выходу.       Создавалось впечатление, что Малфой тщательно подбирал моменты для разговора. Скачки от лавины оскорблений, порицаний или наводящих вопросов к далёкому безмолвию. В этом была своя закономерность. Молчание, пока она какими-нибудь своими действиями не выводила его из себя. Затем следовали оскорбления и скептицизм. Вопросы.       Самые долгие разговоры, затеваемые им, обычно происходили в её голове. Словно ему было удобнее высказывать свои мысли, когда он находился в её. Словно он стремился к контролю в чужой среде.       Теперь же они находились на его территории. Ему не нужно было ничего инициировать.       Но зато он не знал, что она решила жить. Точнее, до момента, пока не отобьёт жизнь Рона. Гермиона могла использовать это в своих интересах. Если он всё так же верил в её слова и видел необходимость продолжать склонять её в свою сторону, она могла выудить ответы на некоторые свои вопросы. Перед смертью Гермиона хотела узнать ещё несколько вещей.       Например, нечто незначительное: что случилось с его чёртовыми портретами и почему она слышала свист по ночам. Или кое-что более важное. Дэррил. Тео. Тело Сьюзен.       То, о чём она ещё не была готова спросить.       Но больше всего Гермионе хотелось получить ответы на вопросы, которые она не могла задать, потому что на них невозможно было ответить.       Почему в её голове хранились воспоминания о детях, которых она не знала. Почему её преследовал призрак Сириуса Блэка. Почему в её крови бурлила сила, одновременно знакомая и пугающая.       Почему шрам на спине так и остался чёрным, хотя она была уверена, что увиденное вчера в отражении зеркала было не более чем галлюцинацией.       Но Гермиона шла по роскошному двору Мэнора, следуя за Малфоем, как послушная собачонка, и лишь пополняла мысленный список вопросов.       Пара прошла через сад с розами, которые, несмотря на июльскую погоду, были в полном цвету, и вышла на длинную лужайку, залитую утренним солнцем. Они отдалялись от поместья и его главных ворот, направляясь к задней части владений. Местность казалась бесконечной, и прогулка превратилась в поход. Пройдя через шаткую деревянную арку и два недавно посаженных дерева, они по пояс увязли в высокой траве на пути к пологим холмам и дикой природе.       Они продолжали идти. И молчать.       Только достигнув опушки леса, Гермиона поняла, что ещё не устала. Несмотря на то, что последние две недели она практически не двигалась, в теле ощущалась удивительная лёгкость. Тонкие голени и бёдра будто парили, пока она шагала в ногу с Малфоем. Гермиона затаила дыхание, когда они добрались до небольшого ручья под сенью деревьев. Солнечные блики отражались от гладкой поверхности воды.       Малфой остановился. Сняв плащ, он повесил его на ближайший камень и сел, со вздохом расшнуровывая ботинки.       Гермиона замерла позади него, не зная, что последует дальше. Но Малфой просто опустил босые ноги в воду и закрыл глаза, подставляя лицо солнцу.       Дальше так и не последовало.       После двадцати минут бездействия Гермиона подошла к ручью в паре ярдах от Малфоя. Он из-под полуприкрытых век наблюдал, как она неуверенно опустила пальцы ног в воду, а привыкнув, полностью ступила в поток, намочив низ мантии.       Прохладное течение омывало голые лодыжки, и Гермиона сжалась при воспоминании о другом месте. Ледяная река, окружённая снегом. Нагие тела, что ныряли в неё и, вскрикивая от холода, быстро мылись.       А ещё ванна с холодной водой. Маленькая рука, что подбадривающе обхватывала её ладонь и направляла к бортикам. Тихие слова заверений и обещания времени. Зелёные платья и окровавленные шеи.       Гермиону передёрнуло, но она заставила себя не шевелиться. Сосредоточившись на водорослях и гальке под босыми ногами, она успокаивала потрескавшиеся ступни, потому что из-за упрямости решила не надевать ничего, кроме тонкой чёрной мантии, невзирая на полный гардероб.       Если не брать в расчёт интервью, Гермиона уже много лет не носила обувь. Она не собиралась менять эту привычку и сейчас, особенно когда ей нужно было почувствовать себя настоящей. Почувствовать устойчивость.       Она вошла глубже, подобрав мантию, когда вода дошла до икр. Гермиона практически на физическом уровне осязала внимательный взгляд Малфоя, но даже если он и заметил отблеск следов на небольшом видимом участке кожи, то ничего не сказал.       Под водой всё равно было трудно что-либо разглядеть, но Гермиона в любом случае не желала тянуть ткань выше. Как будто он когда-нибудь увидит её в более откровенном виде.       Если это была его идея стимуляции и обогащения её разума, то у него неплохо получалось. Конечно, Гермиона никогда бы в этом не призналась, но ей стало легче.       А потом ему пришлось всё испортить, открыв рот.       — Мы с Ноттом в детстве часто приходили сюда.       Гермиона продолжала смотреть себе под ноги.       — Маркус Флинт тоже иногда бывал здесь, родители заставляли нас брать его с собой.       Гермиона моргнула, услышав это имя, и с любопытством навострила уши. Вроде Тео говорил что-то о Флинте во время интервью?       — Он был плаксой, — безэмоционально продолжил Малфой. — Боялся лезть в воду, особенно когда шёл дождь и тут можно было даже плавать.       Гермиона повернулась, встретив взглядом его профиль: Малфой лениво бросал в ручей камешки, которые с тихим булькающим хлопком ударялись о воду и тонули.       Он ухмыльнулся.       — Однажды мы столкнули его туда.       Камень. Бросок. Хлоп.       — Мы не знали, что он не умеет плавать.       Камень. Бросок.       — И какое-то время…       Хлоп.       — Никто из нас не двигался.       Камень.       — Мы просто смотрели. Ждали, когда он утонет.       Бросок. Хлоп.       Он схватил следующий камень и повертел его в руке.       — В итоге мы, конечно, спасли его, — протянул он, — хотя было на грани.       Гермиона не смогла остановить сорвавшиеся с губ слова:       — Вы хотели, чтобы он умер, — тихо заключила она.       Малфой хмыкнул.       — Забавно, что… нет. Он был мелким придурком и ужасно раздражал, но мы не собирались убивать его из-за этого. Мы были просто детьми, и…       Бросок. Хлоп.       — Мы просто застыли, — договорил он и, повернувшись к ней, сверкнул серебряными глазами. — Ты когда-нибудь застывала, Грейнджер?       Гермиона встретила его оценивающий взгляд.       — Нет, — солгала она.       Малфой фыркнул.       — Ага, ты просто застуживаешь всё вокруг себя.       Гермиона напряглась, ожидая неизбежного вопроса. На который она не могла ответить.       Что произошло в лесу?       Она не знала, какое заклинание произнесла. Как сотворила его. А спросить можно было лишь у существа, жившего, по-видимому, только в её голове и не умеющего говорить.       Но Дэррил никогда не показывал ей ничего подобного. Замораживание окружающего — это его магия, а не её. Ведьмы были связаны палочками. Закон природы. Правила.       Гермиона нарушила все три.       — Знаешь, — беззаботно продолжил Малфой. — Этот ручей чем-то напоминает мне тот, что у тебя в голове. Где впервые встретились те дети.       Гермиона удивлённо вскинула брови из-за того, что он решил сменить тему разговора.       — Это просто сны, — солгала она.       — Угу, — пробормотал Малфой, ковыряя заусенец, — значит, у тебя довольно подробные сны.       — У меня богатое воображение.       — Вполне, — хмыкнул он. — Неразлучное трио. Два мальчика, одна девочка. У одного чёрные волосы, у других — каштановые, я бы даже сказал, с рыжеватым отливом. Звучит очень знакомо, не находишь?       — Сны часто основаны на реальности, — невозмутимо ответила она.       Малфой повернулся к ней всем телом.       — Но это ведь не сны, Грейнджер? Это воспоминания. Ложные знания, которые ты сама невольно взрастила в себе. С гэльской частью я ещё не совсем разобрался, хотя уверен, что такая заучка, как ты, могла с лёгкостью выучить другой язык.       Гермиона шумно сглотнула, смачивая пересохшее горло.       — И когда бы я успела это сделать? В Азкабане не было библиотеки, — процедила она.       Малфой лишь пожал плечами.       — Возможно, ты выучила его раньше и просто забыла.       Гермиона отвернулась, чувствуя, как сводит горло от напоминания о том, что все, абсолютно все её знания могли быть её собственной фантазией.       — А если нет?       Она услышала, как ещё один камень упал в воду, и Малфой встал.       — Видимо, мне придётся это выяснить.       Малфой обулся и накинул на себя плащ, отряхивая рукава, пока Гермиона неохотно выбиралась из воды.       Как джентльмен, он ожидал её с выставленным локтем. Гермиона потянулась к его руке, как вдруг замерла.       — Что случилось с Флинтом? — спросила она.       — Флинт, — лицо Малфоя оставалось бесстрастным, — никогда не возвращался сюда. Хотя, по-видимому, вскоре после этого он занялся плаванием. Думаю, он усвоил урок.       — И что же это был за урок? — пробормотала Гермиона. — Никогда не доверяй своим друзьям?       Малфой криво усмехнулся.       — Именно.       Они начали свой долгий, молчаливый путь обратно в поместье, но мысли в голове Гермионы путались. Ещё один вопрос слетел с языка, прежде чем она успела его поймать.       — Где сейчас Флинт? — Гермиона повела плечами, раздражённая своей несдержанностью.       Малфой не сбавил шага.       — Мёртв.       Гермиона едва не споткнулась.       — Как?       Малфой прыснул, как будто ответ был до смешного очевиден.       — Он, Гойл и твоя давно потерянная любовь — все они сыграли свою роль в предательстве Тёмного Лорда. В день, когда они освободили заключённых и перешли на сторону Ордена, Флинт по глупости решил задержаться и замести следы. Его поймали, и он понёс заслуженное наказание за свои преступления.       Гермиона продолжила идти, размышляя о том, что же заставило не одного, а сразу троих Пожирателей Смерти переметнуться на другую сторону. Маркус Флинт не походил на человека, способного на измену, и, в отличие от самопровозглашённого акта любви Тео и верности Гойла своему другу, у Флинта не было мотивов идти на такой риск.       Но война меняет человека. И Гермиона не знала, что происходило за время её отсутствия.       Она сочувствовала волшебнику, что бы ни побудило его сделать такой опасный выбор.       — Как его наказали? — поинтересовалась Гермиона. Она надеялась, что его смерть была быстрой. Но знала, что, скорее всего, нет.       Малфой подбросил камень и поймал его. Она и не заметила, что он взял его с собой. Кусочек ручья, который он спрятал в карман.       — Понятия не имею, — протянул Малфой, поглаживая гладкий серый камень. — Но я предложил утопить.

***

      Волки сражались за господство в яме с грязью, окружённой земляными стенами. Из замкнутого пространства доносился запах меди и мокрой шерсти, вынуждая Джинни давиться смрадом.       Она заглянула в прямоугольный котлован. На несколько ярдов вглубь был вырыт неровный ринг для спарринга, поверхность которого была оцеплена деревянными шипами. В центре арены два волка драли шкуры друг другу, не обращая внимания на растерзанные трупы своих павших товарищей по стае.       Зрители в рваной и грязной одежде одобрительно зааплодировали, когда одному волку удалось перевернуть на спину более крупного каштанового. Джинни не могла определить цвет его шерсти, так как зверь почти полностью был покрыт кровью и грязью. Его острые зубы сомкнулись на шее соперника и с жутким звуком разорвали ему горло.       Каштановый волк обмяк.       Люди, окольцовывающие яму, торжествующе загудели, заглушая победный вой кровавого оборотня.       — Что они делают? — спросила Джинни с нездоровым любопытством.       Сивый не отрывал взора от ямы. Победитель, подняв на него взгляд умных глаз, склонил огромную голову.       — Предъявляют права, — усмехнулся её хозяин.       Джинни нахмурилась.       — На что?       — На место в стае, — легко ответил Сивый, как будто это было обычным делом. Возможно, так оно и было. Джинни мало что знала о политике стаи.       — Сейчас не полнолуние, — уклончиво заметила Джинни.       Сивый ухмыльнулся.       — Не полнолуние.       Джинни прикусила язык от потока вопросов, вертевшихся на его кончике. Она имела представление об оборотнях только из рассказов Билла да нескольких туманных лекций профессора Люпина, когда ей было двенадцать.       Основы она знала. Человек, укушенный оборотнем, заражался ликантропией. Но укус в таком случае должен был произойти, когда заразитель находился в волчьей форме, а это случалось только в полнолуние.       Предположительно.       Волк, смотревший на неё, доказывал обратное.       Джинни знала, что инфицированные склонны к перепадам настроения, повышенной агрессии и усталости. Чем ближе полнолуние, тем беспокойнее они становились. Волчье противоядие помогало, хотя и не лечило. Перед превращением нужно было принимать зелье семь дней подряд, чтобы сохранить человеческие качества.       Волк в яме казался разумным, возможно, она ошибалась и в этом.       Если верить историям, Сивый был худшим из представителей своего вида. Лишь четверть заражённых ликантропией переживала первую трансформацию, а Сивый в своём стремлении распространить болезнь обратил десятки, если не сотни детей. Одним из них был Люпин. За время боя Джинни насчитала не менее сорока зрителей-людей.       Они такие же гости, как и она? Или это были волки, обращённые Сивым?       Фенрир кивнул женщине, стоявшей по другую сторону ямы, и её белые зубы блеснули на фоне эбеновой кожи, стоило ей принять его сигнал. Несмотря на миниатюрность, она без особых усилий пробралась сквозь плотную толпу зрителей. Когда она проходила мимо, они расступались, как волна, почтительно склонив головы. Она поравнялась с грузным мужчиной и протянула ему маленький прозрачный пузырёк.       С глубоким вздохом он выпил содержимое и бросился в яму.       Джинни ахнула, но волк не предпринял ни единой попытки нападения на приземлившегося человека. Он просто кружил и наблюдал. Ждал.       — Что было в том флаконе? — спросила Джинни, боясь, что уже знает ответ.       Сивый шмыгнул носом.       — Волчий яд.       — Ты имеешь в виду волчье противоядие? — уточнила Джинни.       Сивый усмехнулся.       — Нет. Волчий яд, — поправил он, бросив на неё быстрый взгляд. — У всего есть противоположность.       В яме начали кричать.       Джинни покачала головой.       Нет. Нет. Это не могло быть правдой. Последствия такого зелья были слишком ужасающими, что о них даже думать не хотелось.       Мужчина зарычал, его тело выгнулось под немыслимым углом, и позвоночник прорвался сквозь кожу.       Джинни судорожно сглотнула.       — Вместо того, чтобы предотвращать трансформацию во время полнолуния, оно…       — Обеспечивает трансформацию независимо от лунного цикла, — закончил Сивый, и его жёлтые глаза загорелись, когда у того мужчины по мере обращения начали ломаться и смещаться кости. — Мы можем перевоплощаться в любое время по своему желанию.       На окровавленной плоти мужчины проросла шерсть. Крики превратились во влажное сопение, пока его лицо вытягивалось.       — Почему я никогда не слышала о нём? — прошептала Джинни, ненавидя себя за дрожь в голосе.       Из пасти трансформировавшегося серого волка вырвался вой. Оборотень поднялся на задние лапы — призрачный образ человека, который стоял на этом месте минуту назад, полностью стёрся из воспоминаний окружающих.       Кровавый волк присел.       — Потому что ты ведьма, — просто ответил Сивый. — Это дело волков.       Раздался свист, и звери начали битву.

***

      Один за другим зрители выпивали пузырёк и прыгали в яму. Один за другим они падали.       За те несколько часов, что Джинни наблюдала за происходящим, кровавый волк задрал ещё четверых. Она стала беспокойно озираться, пытаясь понять реакцию людей на бойню.       Это была смесь эмоций. Азарт, разочарование, тихое одобрение. Но не горе. Не ужас. Они относились к происходящему так, будто это была игра.       Джинни отметила, что ни один из зрителей не смотрел на неё. Все они обходили её и Сивого стороной, лишь склоняли головы, не отрывая взгляда от земли.       Только у женщины со склянками находилась смелость смотреть ему в глаза, но и она держалась на приличном расстоянии. Сивый являлся альфой, и близость к нему требовала разрешения.       Видимо, женщина была его правой рукой — бетой стаи. Либо его пассией, но такой вариант казался маловероятным.       Сивый предпочитал безвольных партнёров, и они едва ли переживали встречу с ним.       — Почему так много искалеченных? — спросила Джинни, указывая на мужчину без руки. Она и до этого заметила нескольких участников с отсутствующими конечностями, что не было редкостью, учитывая войну. Но каждый выглядел бледным и измученным, словно продолжал испытывать боль.       — Можешь поблагодарить за это мисс Грейнджер, — низко прорычал Сивый.       Джинни уставилась на культю одного молодого человека: кожа вокруг его оторванного бедра обуглилась до черноты.       Обморожение.       — Огонь, — пробормотала Джинни. — Из-за него пострадала стая.       Сивый кивнул.       — Мы потеряли треть стаи.       Джинни повернулась к хозяину, повышая голос, чтобы перекричать агонизирующий вой волка.       — Кентавры…       — Все мертвы, — бодро подтвердил Сивый. — Как и гнездо акромантулов. Стадо фестралов. Пикси. Единороги. Все, кто не мог летать или быстро бегать, — буднично проговорил он. — Весь лес в хаосе.       — Так вот в чём цель? — пробормотала Джинни, указывая на резню. — Восстановление порядка? И что же получит победитель? Орден?       Сивый хмыкнул.       — Нет. В стае нет места никакому ордену.       — Точно, — фыркнула Джинни. — И как долго продолжается эта битва за… корону?       — Со дня, следующего за первым этапом, — пробасил Сивый, раздувая ноздри.       Почувствовав его растущее возбуждение, Джинни продолжила.       — Вот почему ты опоздал.       — Ты была последним пунктом в списке моих приоритетов, — огрызнулся Сивый.       Джинни закатила глаза.       — Скоро будет установлена новая иерархия, — оповестил Сивый, словно пытаясь успокоить её.       Он пытался успокоить её?       — Будет… спокойнее, — тихо закончил он.       Джинни бросила на него колкий взгляд.       — А почему ты думаешь, что мне не всё равно? — вспылила она, махнув рукой вокруг. — Какое мне дело до того, спокойно в этих дебрях или нет? Это всё равно дыра, полная паршивых псов.       Сивый зарычал, схватив её за затылок, и притянул к своему лицу. Джинни заставила себя не дёрнуться, когда его дыхание опалило её ухо.       — Я думал, тебе не всё равно, потому что твой щенок здесь, — прошипел он.       Джинни застыла.       — И если будешь хорошо себя вести, я даже разрешу тебе с ним увидеться.       Тедди.       Тедди был здесь.       Сивый наклонился ниже.       — В ином случае… Что ж, — выдохнул он. — Сомневаюсь, что ты хочешь это узнать, Краснуля.       Джинни мотнула головой, чувствуя, как гулко отдавался в ушах пульс.       Тедди. Тедди. Тедди.

***

      Зрители взорвались овациями, стоило кровавому волк начать превращаться обратно в человека, подбадривая его, когда вой сменился стонами боли.       Джинни молча наблюдала, как Сивый поднял руки, призывая толпу к молчанию.       — Сегодняшний вечер знаменует конец наших поисков, — объявил он, впечатывая ступню в землю. — Мы нашли дельту.       Стая начала в унисон стучать ногами, скандируя последнее слово, пока с арены доносились человеческие крики.       — Дельта! Дельта! Дельта!       Джинни заметила в яме копну чёрных волос. Обнажённое тело мужчины, поднявшегося на ноги, блестело от пота, грязи и крови.       — Дельта! Дельта! Дельта!       Тяжело дыша, он вскинул кулак, вызвав у толпы шквал одобрительных возгласов и оглушительный топот.       Джинни встретилась с сощурившимся взглядом выжившего, когда тот поднял голову. Она втянула сквозь зубы воздух, увидев тёмную метку на его поднятом предплечье, и вгрызлась взглядом в знакомые черты лица, измазанные грязью.       Она считала Гермиону Грейнджер единственным призраком. Она ошибалась. Она ошибалась во всём.       Ибо второй призрак криво ей усмехнулся, нося лицо врага, ставшего предателем.       Лицо волшебника, казнённого три года назад.       Это был Маркус Флинт.