Кубок теней

      Очередное утро.       Очередная прогулка.       Очередной поход к ручью в тишине.       Гермиона не понимала: он водил её сюда, потому что знал, что ей здесь нравилось, или потому что нравилось ему. В любом случае они не разговаривали друг с другом с того первого выхода.       Распорядок дня быстро устаканился. Втайне Гермиона была благодарна за цикличность действий. Это давало время освоиться, насколько это вообще было возможно в заточении в Малфой-Мэноре. Просыпаться, зная, как пройдёт день, было обыденно. Обыденность — это хорошо. Обыденность — это безопасность.       Они проходили — он в ботинках из драконьей кожи, а она босиком — между двумя деревьями вверх по склону. Гермиона стояла в воде, а Малфой сидел. Он бросал камни, а она смотрела на гальку под водой. Циклично. Предсказуемо.       Они разворачивались и возвращались в поместье — он прятал в карман очередной камень, а она молчала. После этого они завтракали за большим пустым столом. Малфой потягивал чёрный кофе. Гермиона ковырялась столовыми приборами в тарелке. Малфой делал вид, что не замечает её пониженный аппетит. Она делала вид, что не замечает, что он замечает.       Затем они отправлялись в гостиную, где и сидели остаток дня, что являлось наименее любимым занятием Гермионы.       Само по себе это было неплохое место, но близость к Малфою в замкнутом пространстве вынуждала Гермиону болезненно осознавать своё затруднительное положение. Не помогало и то, что комната была маленькой. Интимной. Чарующие матовые кремовые обои на четырёх стенах создавали острое ощущение замкнутого пространства. Друг напротив друга были расположены два коричневых кожаных дивана, а между ними — кофейный столик из красного дерева. В комнате было только одно окно, свет из которого дотягивался не до всех уголков, поэтому со вкусом расставленные светильники излучали приятное сияние.       Из всех мест в поместье он водил её только сюда. Нейтральная комната.       Здесь не было портретов, только ряд полок с разнообразными предметами — от глобусов до красок. Стопки книг и листы бумаги. Множество причудливых инструментов и настольных игр для волшебников, словно все мыслимые хобби, которые только можно найти в мире, были собраны в этой комнате.       Даже пианино стояло нетронутым у дальней стены.       В первый день Малфой сказал, что она может заниматься, чем захочет. Так она и поступила.       Гермиона смотрела в стену. Часами.       Таким образом и закрепился их распорядок дня.       Прогулка. Завтрак. Комната. Стена.       Малфой коротал время за чтением старых фолиантов и «Ежедневного Пророка». Разгадывал кроссворд в газете или иногда что-то записывал в книжке в кожаном переплёте.       Гермиона же просто смотрела в стену.       На второй день он попытался привлечь её к чтению, приведя в невероятно большую библиотеку, расположенную по соседству.       — Можешь взять всё, что захочешь, — произнёс он, указывая на огромные книжные ряды.       Гермиона лишь кивнула, после чего вернулась в гостиную и вновь уставилась на стену.       Больше Малфой не настаивал, но оставил смежную дверь открытой. Знак того, что его предложение оставалось в силе.       На третий день Малфой ненадолго вышел из комнаты, и Гермиона, воспользовавшись моментом, торопливо прочесала полки, обнаружив отсутствие книг, связанных с тёмной магией. Что было вполне логично: не дай Мерлин, чтобы Малфой предоставил ей доступ к чему-то полезному. И поэтому в последующие дни она упорно отказывалась возвращаться в библиотеку.       Не то чтобы Гермиона была противницей чтения — она прекрасно провела время в обществе книг по зельеварению во время первого этапа. Но потому, что она оказалась вынуждена. Чтение для удовольствия казалось… бессмысленным.       Эти тексты не дадут ей ответов, которые она так отчаянно искала.       Сегодня был шестой день молчания и созерцания стен. И то, и другое её вполне устраивало. Время от времени Гермиона бросала на Малфоя короткие взгляды, замечая, что сегодня он решил почитать книгу по истории Ирландии.       Время обеда прошло быстро. Она едва притронулась к сэндвичам и выпила несколько пузырьков. Желудок ещё не до конца приспособился к полноценному питанию, хотя уже давно привык к тому количеству зелий, которые прописал ей целитель Льюис. Гермиона подозревала, что он подсунул ей контрацептивное зелье вопреки её желанию, поскольку менструация прекратилась в тот же день, когда и началась.       Возможно, это была случайность. Возможно, дело было в зельях.       Или это было как-то связано с чёрным шрамом на спине.       Её размышления прервал Малфой. Со вздохом отложив книгу, он призвал синюю картонную коробку и опустил её перед Гермионой.       — Собери, — потребовал он, выжидающе взирая на неё.       Гермиона нахмурилась, разглядывая изображение на обложке, и подумала, не мерещится ли ей.       — Что это?       Малфой постучал пальцем по этикетке с надписью «Большое синее море».       — Пазл, — просто ответил он.       Гермиона подняла на него недовольный взгляд.       — Это для детей.       — Правда? — он нахмурился, будто в упор не видел улыбающегося краба на обложке.       Гермиона фыркнула.       — Здесь написано «три и выше».       — Именно, — протянул Малфой. — И выше. Уверен, твой большой мозг справится с этой задачей.       Она раздражённо отодвинула от себя коробку.       — Какую игру ты затеял? — прошипела она.       Малфой невинно заморгал.       — Очевидно, попытаться собрать пазл.       — Собирай его сам.       — Не могу, — выдохнул Малфой. — Он магловский. Я в таком не разбираюсь.       — Не можешь собрать детский пазл?       — Как видишь. Поэтому и обратился к тебе за помощью.       Гермиона скрестила руки на груди, всем своим видом демонстрируя отказ.       Малфой вздохнул.       — Если соберёшь пазл, то на сегодня можем закончить.       При этих словах Гермиона подобралась, затихнув. Целый день без Малфоя казался сродни роскоши. Задумчиво прикусив губу, она уставилась на коробку.       Пятьдесят деталей. Мультяшная сценка с изображением океанского дна. Небольшая цена.       Вздохнув, Гермиона открыла коробку и начала перебирать детали. Малфой одобрительно хмыкнул, возвращаясь к своим делам, и открыл «Пророк». Когда он вписал первое слово в кроссворде, она уже закончила с рамкой.       Выстраивая океан, Гермиона очень внимательно следила за каждым росчерком его пера и шелестом страницы.       Улыбающегося краба собрать оказалось легче всего — это было центральное изображение, даже если обычно крабы не плавают бесцельно в океанских глубинах. Следующим шёл кит, который почему-то был меньше краба, несмотря на то, что находился совсем рядом с ним. За ним на очереди были водоросли, морская звезда и несколько дельфинов. Все анатомически неправильные с до смешного неточными расцветками.       Спустя всего несколько минут Гермиона собрала большую часть пазла, достраивая акулу с одним рядом зубов. Схватив последние несколько деталей, выполненных в жёлтых и синих тонах, она поместила их в оставшиеся выемки, завершив картину.       Дыхание перехватило, когда Гермиона поняла, что именно собрала в последнюю очередь.       На неё смотрела маленькая жёлтая подводная лодка.       Вставай, вставай.       Мы все живём в жёлтой подводной лодке…       Гермиона затряслась, кровь застучала в ушах. Зрение затуманилось, и она рвано задышала — лёгкие не могли втянуть воздух.       — Грейнджер? — Малфой отложил «Пророк» и вопросительно посмотрел на неё.       Жёлтой подводной лодке…       Сделай что-нибудь!       — Грейнджер, что случилось?       Из горла вырвался сдавленный стон, когда перед глазами вспыхнуло воспоминание. Гермиона боролась с ним, пытаясь подавить. Слишком больно. Слишком.       — Грейнджер…       Жёлтой подводной лодке…       Гермиона хлопнула ладонями по столу и с отчаянным воем отшвырнула от себя пазл. Кусочки разлетелись во все стороны, и по маленькой комнате эхом разнёсся громкий треск.       Она замерзала. Она горела.       — Грейнджер!       Малфой придвинулся ближе, и она подняла руки в защитном жесте.       — Не трогай меня! — закричала она, теряя связь с реальностью, потому что его лицо превратилось в череду серебряных масок.       Гермиона зажмурилась.       — Отойди! — уже вопила она, в ужасе отшатываясь. — Отойди от меня!       Гермиона вскинула ладони навстречу приближающемуся блондину, её трясущиеся руки покрылись чёрными, как смоль, венами, а кончики пальцев начало покалывать от концентрации обжигающего холода под кожей.       Не снова. Никогда.       Магия вырвалась наружу, но мужчина оказался быстрее. Он направил палочку ей в голову, выкрикивая заклинание, которое Гермиона не расслышала из-за шума крови в ушах. Кончик древка засветился голубым сиянием.       А затем всё исчезло.

***

      В стае было сорок семь членов. Сорок девять, если считать Тедди и его смотрителя, неизвестного мужчину, которого другие называли просто «Пит».       Джинни ещё не видела ни Тедди, ни этого Пита. За ней строго следили: выпускали из палатки только для выполнения рабочих обязанностей или на тренировки. До сих пор ей удавалось оставаться тихой и послушной — несмотря на непреодолимое желание кричать. Джинни не любила правила или такие архаичные понятия, как иерархия и статус. Она являлась Уизли — соответствовать системе противоречило её природе.       Но именно это Джинни и делала. Она работала, тренировалась и прикусывала язык, потому что Тедди был здесь. Он был здесь. Сивый говорил правду. Она не могла объяснить, почему так считала, но чувствовала, что он рядом.       Только сейчас ей стала понятна природа чуйки их матери. Молли Уизли всегда знала, когда Фред и Джордж что-то замышляли. Она умудрялась связываться с Хогвартсом по каминной сети, стоило Рону попасть в беду, хотя даже сама школа была совершенно не в курсе его приключений.       А ещё тот взгляд и прижатая к груди рука, словно она каким-то образом почувствовала смерть Перси и Фреда. Паника, последовавшая за этим. Горе, несмотря на заверения Джинни, что всё будет хорошо.       Молли Уизли всегда была права, когда дело касалось её детей. Вот почему, когда её мать побледнела, сидя за обеденным столом в их старом убежище, у Джинни едва не остановилось сердце.       Её оставшиеся дети были в безопасности. Джинни, Джордж и Рон — все в порядке. Чарли находился в Румынии, а Билл сбежал со своей женой несколько лет назад. И всё же тот взгляд не был иллюзией. Как и прижатая к сердцу дрожащая рука. Вся ночь и весь день прошли в безутешном горе.       Но потом появился Тео с пленниками. И внезапно вся паника и беспокойство рассеялись с возвращением тридцати двух.       Интересно, чувствовала ли сейчас Молли отчаяние своей дочери? Или же со временем они настолько отдалились друг от друга, что связь была необратимо разорвана. Разобщающие действия Рона непреднамеренно вбили клин между женщинами. Пропасть, которую, казалось, невозможно было преодолеть.       Может, она была несправедлива. Это Джинни хотела уйти. Это Джинни умоляла о смерти отца. Это Джинни хотела сдаться. В каждой семье была белая ворона. Она не могла винить свою мать и брата за то, что они хотели обратного. Возможно, надежда просто являлась чертой характера, которую она не унаследовала. Вера Уизли в то, что добро всегда восторжествует над злом, была мантрой на языке, которого она не знала.       Но Джинни не повторит ошибок матери. Она не будет питать надежду и верить в высшее благо. Она будет действовать. Если судьба потребует гибели её ребёнка, она плюнет ей в лицо и вытащит Тедди из лап самой смерти.       Но сначала ей придётся соответствовать.       — Эй, Краснуля! — окликнул её хромой неряшливый мужчина.       — Что? — огрызнулась Джинни, уже привыкшая к глупому прозвищу, которое дал ей Сивый.       — Сходи ещё за дровами.       Соответствуй, напомнила она себе.       Джинни раздражённо фыркнула, оставив безуспешные попытки починить палатку. Сколько бы раз она ни поправляла чёртову штуковину, та всё равно кренилась набок.       Проще было бы воспользоваться палочкой, но ей запрещалось колдовать около стаи. Сердцевина из волоса оборотня была веским основанием для возмущений. Они словно чувствовали её кощунственную составляющую всякий раз, когда Джинни произносила заклинание. А после — ощущали запах, витающий в воздухе.       Поэтому она прятала её за поясом джинсов.       Джинни, насколько смогла, углубилась в лес, добравшись аж до внешних границ первого лагеря.       По словам Сивого, стая решила разделить выживших на два лагеря до конца Турнира. Никто не знал, где будут проходить следующие этапы, — лишь то, что на территории Хогвартса. После пожара, вызванного Грейнджер, было проще обезопасить стаю, равномерно разделив её по двум разным локациям — во избежание панических беспорядков.       Таким образом, каждый лагерь был размещён на противоположных сторонах замёрзшей пустоши. На достаточном расстоянии, чтобы не чувствовать обречённости, которая исходила от мёртвой земли, но в таком стратегически удобном месте, чтобы служить сдерживающим фактором для потенциальных атак.       Признаться, это была хорошая идея. Джинни удивило, что Сивый вообще позаботился о защите стаи, учитывая, что во время всех этапов он будет с другими Наследниками и, следовательно, в безопасности от любых последствий.       Джинни отправили в первый лагерь, перешедший под руководство Финн, — женщины, которую она заметила во время боёв Маркуса Флинта. Миниатюрная темнокожая волчица, как и предсказывала Джинни, являлась бетой стаи.       Второй лагерь, где содержался Тедди, контролировал Сивый. Волки могли свободно перемещаться между точками, но Джинни была ограничена пределами «своей» территории. Поначалу ей показалось странным, что Сивый поместил своего Чемпиона в отдельный от себя лагерь.       Но уже через несколько дней нахождения здесь она узнала, что оборотень почти не появлялся в этих местах. Её хозяина постоянно вызывали. Почему — она не знала.       Финн, напротив, ни разу не покидала лагерь. Приспосабливаясь к жизни в лесу, Джинни постоянно ощущала на себе прожигающий взгляд женщины. Как Пит присматривал за Тедди, так и Финн присматривала за ней. Это означало, что Сивый ей доверял, но Джинни — не могла.       Она вообще никому не могла здесь доверять.       За исключением Флинта. Наверное. Но его она ещё не видела. Будучи дельтой, он находился во втором лагере — видимо, в отсутствие Сивого руководство лагерем ложилось на его плечи.       И, слава Мерлину, он почти всегда отсутствовал.       У них состоялась всего одна тренировка, которая подразумевала два-три непростительных и ряд болезненных проклятий. Джинни не могла должным образом защитить себя с помощью ограниченной в действии палочки, поэтому, чтобы уклоняться от атак, приходилось полагаться на физическую силу и ловкость. Будучи волком, Сивый и в этом превосходил её. Поэтому он сыпал оскорблениями, кричал, чтобы она использовала окружающее пространство, и пускал в ход круциатус.       У Джинни не было ни единого шанса.       После шести часов непрерывной беготни и пыток она всё же рухнула. На этом дневная тренировка закончилась, и Джинни отвели в целительскую палатку, если это помещение вообще можно было так назвать. Это был скорее кошмарный навес со странными инструментами и острыми пробирками, которые втыкали в её вены. По сути, новый раунд пыток. Но в конце концов Джинни отпустили, оставив наедине с мучительными мыслями о завтрашней тренировке.       Вот только она так и не наступила. Сивый просто зашёл в её палатку и… заговорил. Он объяснил, как устроен лагерь, что ей можно и что нельзя делать и как себя вести. Он размахивал перед её носом выживанием Тедди, как грёбаным лакомством, оскорбил её слабый человеческий облик, а затем приказал работать. Сказал, что при следующей их встрече ей лучше быть в хорошей физической форме.       А потом просто взял и ушёл.       С тех пор Джинни не отрывалась от работы. Каждый день. От рассвета до заката. Она не сопротивлялась, не пропускала ни одного утреннего клича. Тедди был здесь, и она должна была обеспечить его безопасность.       Соответствуй. Соответствуй. Соответствуй.       Она напомнила себе об этом, срезая палочкой ветки и собирая их в пучки, которые нетрудно относить обратно.       Прогулка согревала. Несмотря на июль, в лесу было неестественно холодно. Джинни нередко просыпалась в утреннем тумане, а вечер встречала в облаках, которые обычно оседали над лесом до конца дня. Чем дальше она отходила от «плохого места», тем выше становилась температура, устаканиваясь только у лагеря. Иногда ей везло и удавалось пару десятков минут погреться на солнце.       Услышав впереди смех, Джинни сняла заклинание левитации и продолжила обратный путь магловским способом. Руки напряглись под тяжестью веток. Когда она вернулась, большинство волков собралось вокруг большого костра на обед. Он всегда был разожжён. Всегда полон оборотней. Маленькое убежище от серого моря, в котором они застряли.       Проходя мимо оживлённой компании, Джинни опустила голову, стараясь слиться с пейзажем. Сложив охапку дров в сарай, она направилась к своей палатке, вздохнув с облегчением, что её никто не увидел.       — Подожди, — гаркнул чей-то голос. — Садись.       Джинни застыла. Почти никто. Похоже, она сама себя сглазила.       Она различила в словах приказ, как только услышала их. Но всё же попыталась выкрутиться.       — Мне нужно вернуться…       — Я сказала сесть, — скомандовала Финн, не оставляя места для возражений.       Джинни неохотно повернулась, ощутив на себе дюжину пристальных взглядов от стаи. Бета с непроницаемым лицом сидела в центре, похлопывая по свободному месту рядом с собой. Костёр освещал её черты, отражаясь в глазах. Напоминание, что Джинни звала не простая женщина, а хищник.       Вынудив себя сдвинуться с места, она, неловко пройдясь, уселась рядом с волчицей. Вблизи Джинни ощутила на тёмной коже смесь ароматов земли и пепла — сочетание леса и дыма от костра. Но было в этом запахе и что-то ещё — невозможно было точно определить. Магия — не светлая, не тёмная, но нечто совершенно иное.       Нечто древнее.       — Вот, — пробурчала Финн, протягивая Джинни тарелку с супом. — Съешь что-нибудь.       Обычно Джинни обедала одна в палатке. Она не являлась частью стаи. Ведьмы не сидели среди волков.       Видимо, за исключением сегодняшнего дня.       Постепенно разговор между волками возобновился. Пространство наполнилось привычной болтовнёй близких друзей и семьи.       При мысли о своей семье у Джинни в горле образовался ком, который она проглотила вместе с куском тушёного мяса.       Жёсткое, но не такое плохое.       Голодание было непередаваемым испытанием, которое ей не раз приходилось переживать на собственной шкуре. С тех пор она никогда не оставляла в тарелке ни крошки.       Длинные косы Финн задели руку Джинни, когда та обернулась, чтобы прокомментировать слова одного из мужчин. Видимо, Уизли позвали сюда не с какой-то зловещей целью, поэтому она заставила себя расслабиться.       По кругу пошли бутылки огневиски. Ещё один метод борьбы с холодом, который использовала стая.       Глоток. Передача. Глоток. Передача.       Финн отказалась от выпивки, протянув Джинни полупустую ёмкость. В её глазах читался вызов, словно она считала Уизли слишком опасливой, чтобы выпить из горлышка, испачканного волчьей слюной.       Но в её сыне текла волчья кровь. А Тедди Джинни не боялась.       Глядя в глаза бете, она сделала глоток, и та приподняла бровь в знак молчаливого одобрения. Джинни решила воспользоваться шансом.       — Знаешь…       — Я ничего не буду тебе говорить, — оборвала Финн, и её лицо мгновенно стало отчуждённым. — Приказ альфы.       Джинни прикусила щёку, передавая бутылку следующему — крепкому мужчине лет двадцати с небольшим.       Гипнотизируя огонь, Джинни понизила голос до шёпота:       — С ним хотя бы всё в порядке?       Прошло несколько секунд. Каждая усиливала панику.       Наконец Финн произнесла три слова, которые заставили Джинни облегчённо выдохнуть.       — Щенок в порядке.       Тедди в порядке. С ним всё хорошо.       Джинни обессилено уткнулась головой в колени, борясь со слезами. Она не могла объяснить, почему так считала, но была уверена, что женщина говорит правду.       — Спасибо, — выдавила из себя Джинни.       Финн нахмурилась, кажется, задетая этим словом.       — В нём течёт волчья кровь, — просто ответила она. — Родич защищает родича.       Больше они не сказали друг другу ни слова — время обеда закончилось, и все приготовились продолжить очередной изнурительный день.       Финн отправилась на охоту с несколькими волками, перебросившись с ними парой фраз перед тем, как скрыться.       Джинни осталась на месте. И возобновила работу в серой тишине.

***

      — Помоги.       Голос звучал откуда-то издалека.       — Прошу.       Его мольбы были слабыми, хрупкими. И всё же в этом голосе было что-то зловещее, перерастающее в невинные крики отчаявшегося ребёнка.       — Помоги мне.       Гермиона глубоко глотнула воздух, резко выпрямившись.       Малфой убрал палочку в кобуру, слегка хмурясь. Гермиона схватилась за висок, чувствуя мучительную головную боль, которая была, по-видимому, побочным эффектом реннервейта.       — Я же сказал, что это сложный пазл, — протянул Малфой, присаживаясь на край её кровати.       Её кровати. На которой ей ещё предстояло спать.       — Ты принёс меня сюда? — спросила она, ощущая, как к горлу подступает паника.       Малфой фыркнул.       — Заклинание левитации, помнишь такое? Кажется, мы изучали его на первом курсе.       Сердце колотилось о рёбра, во рту собралась слюна, знаменуя приближающуюся тошноту.       — Убирайся, — отрезала Гермиона.       Она подтянула колени к груди, создавая небольшой щит между собой и Малфоем. Одно дело, когда он сидел с ней в одной комнате, но совсем другое — когда устраивался на кровати, пока она находилась на ней.       Гермиона спрятала дрожащие руки под простыню, безуспешно пытаясь подавить нарастающий ужас. Она ничего не могла с собой поделать. Они сделали её такой. Укоренили в её душе.       Похоже, поняв намёк, Малфой встал, небрежно засунул руки в карманы и уставился на неё.       Гермиона съёжилась под его пристальным взглядом, крепче вцепившись в постельное бельё, борясь с новой волной ужаса. Это не было похоже на хогвартский лазарет. Не было ни занавесок, ни целителя. На этот раз мужчина возвышался над её кроватью в закрытой комнате.       Мужчина возвышался над ней в закрытой комнате.       — У твоей истерики есть какая-то причина? — напомнил он о случившемся. — Осталась недовольна своей работой или расстроилась, что быстро закончила?       Мужчина возвышался над ней в закрытой комнате.       — Убирайся, — повторила Гермиона.       — Если хотела провести со мной больше времени, могла просто сказать об этом, — съязвил он.       Ужас перерос в ярость. Так бывает с дикими животными. Когда их загоняют в угол, единственный выход — прорыв.       — Я сказала, убирайся! — вскрикнула Гермиона, и её магия заклокотала под кожей.       Питон зажужжал и, затянувшись, резко оборвал вспышку. Гермиона ахнула, схватившись за шею.       Малфой окинул её холодным взглядом, сверкая радужками.       — Я счёл разумным усилить ограничения. Твоя беспалочковая магия слишком… непредсказуема.       Гермиона в ответ зарычала, а в груди всколыхнулось чувство гордости. Хоть она и не могла точно воспроизвести то, что делала после завершения пазла и какую магию использовала, пока Малфой не оглушил её, осознание того, что она смогла что-то сделать, стало приятным сюрпризом. Возможно, годы, проведённые в Азкабане за имитацией беспалочковой магии, оказались не пустой тратой времени.       — На твоём месте я бы не слишком гордился собой, — предупредил Малфой. — Такая себе из тебя ведьма, если каждые пять минут ты теряешь сознание.       — Это ты оглушил меня, — фыркнула Гермиона.       — Потому что у тебя сорвало крышу из-за детского пазла, — парировал Малфой.       Гермиона издевательски улыбнулась.       — Меня испугал краб.       — Иногда я задумываюсь, а не нравится ли тебе изображать девицу в беде? Тебя привлекает всеобщее внимание?       — Я не девица.       — На прошлой неделе ты лишилась чувств из-за такой банальной причины, как месячные.       — Потеря крови — уважительная причина для потери сознания.       — Да, естественно, ты же ведьма, которая всегда строит причинно-следственные связи. Скажи, съесть боггарта, сжечь лес и истязать себя камнем, чтобы что-то доказать, — всё это было рационально с твоей стороны?       Гермиона с невозмутимым видом уставилась на него.       — Да.       Малфой покачал головой.       — Ты конченая с отбитыми мозгами, Грейнджер.       — А ты мудак, — просто ответила она.       Последовала секундная пауза. Её слова разрезали клубившийся в комнате воздух.       Малфой запрокинул голову и рассмеялся. Такой глубокий и грудной смех, который бывает тогда, когда смеются искренне. В нём не было ни издёвки, ни ехидства, ни холода.       Это был просто смех. Настоящий смех.       И он огорошил Гермиону, лишив дара речи.       Плечи Малфоя всё ещё тряслись, но он быстро взял себя в руки, хотя его лицо потеплело от затянувшейся улыбки.       — Вот ты где, — пробормотал он себе под нос, поднимаясь на ноги.       Гермиона нахмурилась.       — Что?       Но Малфой уже открыл дверь и тихо вышел из её комнаты.       Только через несколько минут после его ухода Гермиона осознала, что в какой-то момент он снова сел на кровать.       Прямо рядом с ней.       Она этого не заметила, так как была слишком поглощена перепалкой.       И ей не было страшно.