Кубок теней

      — Невилл, — взмолилась Джинни, потянувшись к нему, едва они пересеклись друг с другом. — Нев, я…       — Тихо, — гаркнул Сивый, натягивая её волосы.       Взгляд Невилла на долю секунды переместился на Джинни. Гердриан Паркинсон вёл подавленного волшебника с опущенными плечами в другой конец Большого зала.       Боль в его взгляде пригвоздила её к месту. Злость. Предательство. Обида. Растерянность. Чан, переполненный эмоциями.       И это она виновата. Это она сдёрнула пластырь на той сцене.       Он хотел жениться на ней. А Джинни хотела человека, который никогда полностью не принадлежал ей.       Зал был забит волшебной элитой. Наследники пожимали руки чиновникам Министерства, звёздам квиддича и иностранным послам. Чемпионы плелись за ними, как собачонки на поводках. Блестящие игрушки, выставленные напоказ подобно диковинным экспонатам.       Сивый держался в стороне от остальных, игнорируемый высшим обществом. Волк был ничем не лучше собаки. Джинни лишь спустя какое-то время поняла, что он продолжал сжимать её волосы, потому что хватка значительно ослабла, — поглаживание кончиков вернуло к реальности.       — Не прикасайся ко мне, — процедила она.       Сивый проигнорировал её — всегда игнорировал. Отвратительное существо трогало её волосы при каждом удобном случае.       — Они красивые, — обыденно, почти спокойно ответил он, расчёсывая её распущенные пряди. — Получилась бы прелестная шубка, Краснуля.       Джинни передёрнуло.       Пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, она осмотрела помещение. Вспомнив тренировки, Джинни провела критическую оценку обитателей Большого зала и расположение охранников.       Сьюзен корчилась у входа, поддерживаемая одним лишь Макнейром. Девушка была поразительно бледна, а на её щеках горели свежие синяки. Подбородок был залит кровью. Джинни сочувственно поморщилась. Маловероятно, что Макнейр станет исцелять её. Боунс, должно быть, мучилась.       Словно почувствовав, что Джинни наблюдает за ней, Сьюзен подняла голову, встретившись с ней глазами. Полуоцепеневший взгляд сменился стальным.       Сьюзен кивнула, как бы говоря: «я в порядке».       Джинни удивлённо глотнула воздух. Она знала пуффендуйку много лет, но никогда не считала её бойцом.       Но она была, верно? Она с самого основания состояла в отряде Дамблдора. Она по собственной воле осталась в Ордене и сражалась. В отличие от Джинни, которая была вынуждена остаться, потому что не могла бросить семью.       Сьюзен Боунс не скрывала эмоций. Возможно, именно поэтому её так долго недооценивали.       Возможно, это было её намерением.       Джинни качнула головой в ответ — короткий кивок в знак уважения к соратнице.       Внимание привлекла яркая макушка брата, показавшаяся на периферии зрения, и она обернулась: Рон бесцельно ковылял за старшей Гринграсс.       Она никогда не видела его таким разбитым.       По правде говоря, Джинни не могла его винить. Вся его жизнь была посвящена ведьме, которая любила другого. Жестокая ирония.       Но разве у неё не то же самое?       Она ничего не могла поделать со своей любовью к Гарри. С Гарри была жизнь. Тёмные времена тогда ещё не принесли свои отравленные плоды. Джинни была защищена, и поэтому у её любви был шанс расцвести.       Но её любовь к Невиллу родилась среди смерти, кровопролития и войны. Они прошли невероятной трудности испытания, и, хотя в том не было вины Невилла, даже не было вины Джинни, — это запятнало их любовь.       Её отношения с Невиллом никогда не существовали без боли. С Гарри — существовали. Это был простой факт.       Наверное, именно поэтому она любила Гарри больше. Эти чувства были порождены невинностью. Они делили счастливые моменты. Гарри ограждал Джинни от своих сражений, несмотря на все её протесты. Он страдал, но всегда стремился предотвратить её страдания.       Интересно, будь Гарри жив, будь у него шанс повзрослеть, сохранилась бы их любовь? Смог бы он любить того человека, которым Джинни пришлось стать?       Или всё это было просто её фантазией? Яркая зелёная трава, что росла за забором, — невозможно дотянуться. Скорее всего, горе затуманило её воспоминания, окрасив их в розовые тона.       Возможно, всё было так, как сказала Рита. Школьная влюблённость, которую она так и не смогла отпустить. Вдруг Гарри и вовсе не любил её? И охота за крестражами стала для него идеальным поводом порвать с ней.       Возможно, она цеплялась за то, что ей никогда и не принадлежало.       Возможно, она была такой же, как Рон.       — Не могу поверить, что Тёмный Лорд позволил этой дворняге участвовать в Турнире.       — Мерзкий пёс.       Корни волос Джинни натянулись, когда Сивый сжал кулак, и из его груди вырвалось утробное рычание. Оскорбители быстро прошли мимо, высоко задрав носы. Когда они скрылись из виду, он расслабил хватку, приглаживая рыжие локоны.       Джинни выдохнула, заставляя себя сосредоточиться на чём-нибудь помимо зверя, дышащего в спину.       Глаза искали единственный источник успокоения, который мог помочь хоть как-то справиться. Знакомая фигура ослабила напряжение в груди.       Джордж стоял у резного стола. Он был вялым, его руки безвольно свисали вдоль тела, а голова моталась из стороны в сторону. Он что-то искал — это было ясно как день.       Проследив за его взглядом, Джинни поняла, что он обводил глазами точные очертания трона Тёмного Лорда. Сканировал каждую косточку этого ужасающего зрелища.       Интересно, мог ли он каким-то образом почувствовать Фреда, как её привлёк череп Гарри? Кости, выросшие в утробе матери рядом с ним. Позвоночник, прижимавшийся к его спине, когда они спали бок о бок в общей кроватке. Фаланги, скреплявшие пальцы, которые он держал всю жизнь. Половина целого.       Продолжая наблюдать, она заметила, что он уделял особое внимание ряду бедренных костей, выравнивающих спинку трона. Сердце замерло, когда Джинни поймала кое-что взглядом одновременно с Джорджем, который застыл.       На одном из бёдер с левой стороны виднелась рельефная белая линия. Твёрдый бугорок на месте сросшейся кости.       Однажды в детстве Фред сломал ногу. Неудачное падение со взрослой метлы. У мамы была истерика. Джордж поначалу смеялся, пока не заметил кость желтоватого цвета, торчавшую из бедра близнеца.       Потребовалась поездка в больницу Святого Мунго и два пузырька костероста, чтобы не было никаких последствий, хотя в течение последующих нескольких недель Фред слегка прихрамывал.       Как-то утром она застала Джорджа уставившимся в никуда. Отодвинув миску с хлопьями, он держал руку на правой ноге. Рассеянно растирая боль, которой не было.       Боль, которая была не его.       Наблюдая, как он трясётся, она задумалась, продолжал ли он фантомно чувствовать своего близнеца или ощущал твердь пустоты? Пустоты в форме трона.       Джинни заставила себя отвести взгляд, подавляя беспомощность и безнадёжность, что подталкивали к краю, за который она не могла позволить себе упасть. Истерика балансировала на острие ножа.       Джинни хотелось кричать.       Сначала она сосредоточилась на цифрах. Сто двенадцать свечей, шестьдесят семь стульев и одиннадцать парящих зеркал. Затем перешла к цветам, запоминая каждое яркое платье среди моря чёрных мантий и серебряных масок. После прошлась по алфавиту, выискивая предметы на каждую букву.       Отвлечься было единственным способом сохранить спокойствие. Сохранить здравый рассудок.       Далеко не сразу, но Джинни поняла. На всякий скользкий взгляд, брошенный в сторону оборотня, он возобновлял поглаживания. Их интенсивность усиливались с каждым прозвучавшим оскорблением.       Наверняка, как она думала, неосознанно, но Сивый таким образом занимался самоуспокоением. Гладил её по волосам, чтобы унять дискомфорт.       Это было удивительно по-человечески. Джинни не знала, как к этому относиться.       С — стол. Т — тарелки. У…       — Лживый ублюдок! — взревел голос, сопровождаемый тошнотворным треском.       Джинни инстинктивно подалась вперёд, и кожу на голове защипало, потому что хозяин дёрнул её назад.       Тео привалился к двери, схватившись рукой за челюсть, пока младшая Гринграсс весело хихикала у него за спиной.       Дрожа от ярости, Рон навис над Ноттом со сжатыми кулаками.       — Как ты мог? — рычал брат срывающимся голосом. — Все эти годы ты… Всё это время! Я… Почему ты ничего не говорил?       Тео медленно поднялся, отряхивая пыль с мантии.       — Ты не спрашивал, — буднично пробормотал он.       — Я… — побагровевший Рон захлёбывался ядом, обмазывая им свои слова. — Я столько говорил тебе! Ты знал. Знал. И всё равно… Ты был моим другом!       Тео вздохнул.       — Я всё ещё твой друг, Рон, — тихо ответил он.       — Тогда почему?       — Это было между мной и Гермионой, — выдавил из себя Тео, сжав челюсти. — Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал, и я… я сдержал это обещание.       Рон бросился на волшебника, но его тело отлетело назад под силой невидимых тисков. Дафна Гринграсс нетерпеливо фыркнула, бросив неодобрительный взгляд на сестру. Астория пожала плечами и закатила глаза, отвергая молчаливое обвинение в том, что спровоцировала конфронтацию.       — Ты знал, что она жива? — прогремел Рон. — Ты и об этом лгал, хренов мудак!       — Конечно, нет! — огрызнулся Тео, выходя из себя. — И в отличие от тебя, у меня не было роскоши в виде времени на скорбь. Я занимался спасением её друзей. Спасением Ордена!       Изо рта брата брызнула слюна, а ярость превратилась в бешенство.       — Мы не должны были принимать тебя к себе! Надо было убить тебя на…       — Так, девочки, девочки! Хватит ссориться из-за того, кто симпатичнее, вы обе ничего, — недовольным голосом прервал их Блейз Забини, вклиниваясь в центр противостояния. — Давайте оставим это на потом, а? Портите всё веселье.       Пожиратель Смерти жестом указал на толпу, собравшуюся вокруг них, и сёстрам Гринграсс хватило ума оттащить своих Чемпионов в противоположные концы зала. Дафна наложила на Рона чары немоты, останавливая поток проклятий и оскорблений.       Джинни напряглась, поняв, что Сивый гладил её по волосам на протяжении всей стычки. Отогнав отвратное осознание того, что, возможно, он успокаивал не только себя, она продолжила искать отвлечение.       А — аппетайзер. Б — бокалы. В…

***

      Уперевшись локтями в стол, Гермиона сидела с до боли выпрямленной спиной и брезгливо гипнотизировала свою тарелку.       Одиннадцать вечера — ужасно поздно для ужина.       Несмотря на усталость после интервью, она на удивление была благодарна Малфою. Из-за разговора в карете они опоздали, и в результате Гермиону усадили на последнее оставшееся место, находившееся в конце стола.       Пир растянулся по всему Большому залу. В одном конце сидели Чемпионы, за ними — рядовые Пожиратели Смерти, дипломаты, спортсмены, чиновники и Наследники, а во главе — Волдеморт. Малфой и Астория Гринграсс сидели около него и как можно дальше от Гермионы.       Отвернувшись, она, не поднимая головы, посмотрела в сторону закрытых дверей. Стоявшие по обе стороны от входа охранники не сводили с неё внимательных глаз, словно думали, что она попытается сбежать.       Не попытается. Бежать было некуда.       С противоположного угла зала доносились приглушённые разговоры, но в секции Чемпионов царила мучительная тишина. Было слышно только звяканье столовых приборов и судорожные глотки.       Первым её прервал Теодор Нотт.       — Чжоу, не могла бы ты передать соль? — вежливо попросил он, разглаживая салфетку на коленях. На его челюсти красовался большой синяк. Гермиона силилась вспомнить, был ли он раньше.       Миниатюрная ведьма окинула его странным взглядом, но с кивком выполнила просьбу.       — Благодарю, — прощебетал он и, посыпав солью стейк с кровью, приступил к ужину.       Некоторые Чемпионы ели свободно, Гойл, например, накладывал себе уже третью порцию. Другие же перекатывали еду по тарелке, периодически что-то откусывая.       Гермиона относилась ко второй категории. Видимо, Волдеморт велел, чтобы Наследники приказывали своим Чемпионам есть, тем самым создавая ложную иллюзию цивилизованности. Примерно каждые несколько минут Питон на шее Гермионы оживал.       Пиршество было изысканным, украсившим стол яркими, сочными цветами. Гермиона подцепила вилкой очередной жареный гриб и отправила его в рот.       Пока что она съела шесть. С каждым куском уровень солёности постепенно сводился к минимуму — язык не привык к такому вкусу. Шесть обжаренных и приправленных грибов, съеденных за один присест, казались ей чем-то неправильным, будто она предавала прошлую себя. В Азкабане она бы неделю жила на таких холодных супах, в которые Дэррил добавлял питательные вещества, кормя её.       Гермиона скучала по нему.       Словно по зову, навстречу ей рвануло воспоминание о детях, оставшееся после него.       Гермиона появилась на оживлённой улице, обогнув повозку, полную бочек и ящиков, которая тряслась по неровной брусчатке.       В воздухе витала тревога, толпы людей стояли у большого парусника, пришвартованного в солнечной бухте, и перешёптывались друг с другом.       — … какая-то нелепица. Прошло пять дней.       — … ждать. Бессмысленно…       — … наверное, англичане. Проклятые ублюдки…       Мужчина в скромной одежде помешал плачущей женщине ступить на причал. За её спиной образовалась разъярённая толпа, выкрикивающая оскорбления в адрес человека, который пытался держать контроль над ситуацией.       — Ты не можешь подвести нас поближе? — с некой грубостью прошептала Люси, чья юбка была перепачкана грязью. Трое детей стояли на насыпи, вытягивая шеи, чтобы видеть поверх толпы.       Кьяран сунул палочку в карман: его привычно накрахмаленная мантия уступила место простому наряду на несколько размеров меньше, скорее всего, позаимствованному у невысокого мальчика с каштановыми волосами, что стоял рядом.       — Не при таком количестве людей, — пробормотал он.       Люси с досадой села в грязь.       — Ради всего святого, я думала, ты волшебник.       — Посмотрел бы я на твои попытки! — Кьяран ощетинился.       — Это у тебя же палочка.       Черноволосый мальчик в отчаянии всплеснул руками.       — У меня палочка четыре месяца, а не четыре года. Дурманящие чары изучаются далеко не на первом курсе, ты ведь знаешь, я не могу просто…       — Вот если бы ты пошёл в ту модную школу…       — Люси, прекрати, — с нехарактерной для него строгостью оборвал Десмонд, обеспокоенно оглядывая причал. — Сейчас не время.       — Я делаю всё, что в моих силах, — пробормотал Кьяран.       Люси фыркнула, всё равно не выглядя впечатлённой.       — Ладно.       Дети молча ждали, попеременно то сидя, то стоя, пока толпа сновала в разные стороны. Из корабля вышло ещё несколько человек, у каждого из которых нижняя половина лица была повязана платком или шарфом. Гермиона не слышала слов, но, похоже, они несколько успокоили жителей деревни.       По мере того как солнце опускалось за горизонт, толпа постепенно редела.       — Сколько ещё их будут здесь держать? — тихо спросил Десмонд. — Мама ужасно волнуется.       — Думаю, недолго, — успокоил Кьяран, поигрывая с потрёпанной штаниной. — Это просто мера предосторожности, как только грипп пройдёт, можно будет спокойно сойти на берег. Они просто не хотят, чтобы он разошёлся по остальной деревне.       Десмонд кивнул, хотя, похоже, слова друга его не убедили.       С наступлением ночи Гермиона продолжала сидеть с детьми, сбившимися в кучу в борьбе со сном.       Несколько оставшихся жителей деревни тоже сидели у берега в разной степени изнеможения, устремив взгляды к двум мужчинам, охранявшим причал.       От носа корабля отделилась небольшая тень, ударившись о воду со слабым шлепком. Она бросилась к детям, остановившись на грязной насыпи, чтобы перевести дух.       Кьяран достал палочку, нацелив её на существо.       — Что ты делаешь? Прекрати! — Десмонд отдёрнул его древко, отправляя заклятие в воду. Хлопок напугал грызуна, и он метнулся к ближайшему лодочному сараю.       — Это всего лишь крыса, — фыркнул Кьяран.       Десмонд толкнул мальчика.       — И что? Она тебе ничего не сделала!       — Она оскорбила меня своим присутствием.       — Замолчите оба, а? — простонала Люси, вжав ладони в закрытые глаза. — Кьяран, оставь эту чёртову крысу, а ты, Дес, перестань ныть или иди домой.       Повиновавшись, мальчики напряжённо сели, отказываясь смотреть друг на друга.       Кьяран повернулся к Люси.       — Ты в порядке?       — В порядке, а что? — пробормотала она.       — Просто… выглядишь немного уставшей.       Люси нахмурилась и выпрямилась.       — Ох, прости, не думала, что мой ужасный вид будет так отвлекать. Попробуй пожить в одной комнате с двумя сёстрами и больным новорождённым.       — Извини, — смущённо ответил Кьяран. — Ты вроде говорила, что ваша мама планировала отвести её к целителю?       — Для этого ей нужны деньги. А эти деньги у папы, который застрял вон на той дурацкой лодке, — Люси раздражённо махнула рукой.       — Я могу просто дать денег, — цокнул волшебник.       Гермиона поёжилась от пресыщенного тона мальчика. Люси, что справедливо, возмущённо вскочила на ноги.       — Нам не нужна твоя благотворительность! — прошипела она с порозовевшими от негодования щеками и умчалась прочь.       Кьяран озадаченно смотрел ей вслед. Он оглянулся на Десмонда в поисках помощи или хотя бы объяснений, но тот лишь покачал головой.       — Что? — насупился Кьяран. — Что я сказал?       — Так нельзя. Нельзя просто предлагать деньги, будто это пустяк. Будто это легко.       — Но… — Кьяран нахмурился. — Это легко.       — Для тебя — да, и видит бог, нам бы не помешала помощь, но это вопрос гордости, — объяснил Десмонд.       — Я не понимаю.       Десмонд печально улыбнулся.       — И не поймёшь. Скажем так: Люси очень усердно трудилась, чтобы позаботиться о ребёнке. Твоё предложение помочь вынуждает её чувствовать, что она делает недостаточно.       — Я не это имел в виду! — пролепетал Кьяран.       — Знаю, — заверил его Десмонд. — Дай ей время прийти в себя. Она просто беспокоится о Мор. О маме с папой тоже.       С внезапным осознанием Гермиона поняла, что Мор — это, должно быть, младенец. Значит, ещё одна сестра.       — Хорошо, — вздохнул Кьяран, опускаясь обратно всем весом на землю.       Мальчики подняли головы к звёздам.       — Твой отец вернулся? — внезапно спросил Десмонд, словно только вспомнил.       — Пока нет, но он прислал сову, — ответил Кьяран. — Сказал, что пробудет в Лондоне ещё несколько дней. Вроде планировал посетить Министерство.       — В смысле, то самое Министерство? О котором ты мне рассказывал? — воскликнул Десмонд.       — Конечно.       — Ого, — выдохнул Десмонд. — Похоже, твоей отец далеко не последний человек.       Кьяран неловко поёрзал.       — Не то чтобы, но как старейший британский волшебный род мы активно участвуем в делах Министерства.       Десмонд приподнял бровь.       — Значит, ты как член королевской семьи.       — Геката, нет, — усмехнулся Кьяран. — Волшебники никогда бы не допустили такой архаики, как монархия. Без обид.       Десмонд рассмеялся.       — И не думал.       Гермиона, судорожно глотая ртом воздух, вынырнула из воспоминания.       Она закашлялась, заставляя себя успокоиться, пока разум пытался осознать происходящее.       Кьяран сказал, что его род — старейший в волшебной Британии, но это не могло быть правдой. Это были Малфои. Гермиона никогда ничего не слышала об О’Броинах ни в школьные годы, ни во время изучения Священных Двадцати Восьми. Более того, Гермиона никогда не встречала упоминания этой фамилии ни в одном из фолиантов о древних волшебных семьях, которые она читала на протяжении всего обучения в Хогвартсе.       Возможно, это был давно угасший род, но Гермиона была уверена, что всё равно наткнулась бы на него. Наверное, она просто забыла.       Или Кьяран О’Бройн и его маглорождённые друзья не были воспоминанием, оставленным якобы вымершим дементором. Возможно, всё это было просто фантазией, разыгравшейся в её воспалённой голове.       Внимание Гермионы привлёк кашель.       Сидевшая за столом Сьюзен задыхалась и хрипела, вынужденная жевать без языка, отчего из её сжатых губ вытекала кровь. Гермиона напряглась, крепко сжимая вилку, пока ведьма не перевела дыхание.       Чужая нога коснулась её лодыжки, ритмично постукивая. Гермиона резко отодвинулась, взглянув на Тео, который сосредоточенно наблюдал за ней.       Она отвела взгляд, сглотнув.       Из всех людей, которых можно было посадить напротив неё, Тео был последним человеком, кого она хотела видеть. Его присутствие вызывало вопросы, на которые она не могла дать ответа.       Гермиона ненавидела неразрешимые вопросы.       По позвоночнику пробежала дрожь, расчищая дорогу волнам мурашек, что выступили на коже в качестве предупреждения.       Забавное чувство — знать, что за тобой наблюдают, не видя наблюдающего. Инстинкт, который не исчез, напоминая, что когда-то они были добычей.       Гермиона не нуждалась в напоминании. Она болезненно осознавала своё место в стаде. Одинокий ягнёнок на отшибе. Грязнокровка. Женщина. Уязвимая. Ценная.       Она всё равно повернулась посмотреть. Глаза устремились к зловещему ощущению. Она ожидала встретиться взглядом с Малфоем, Сивым или даже Волдемортом. Но Гермиона уловила проблеск жёлтого, и сердце ускорило свой ритм.       За спиной Малфоя сидел чёрный пёс и наблюдал за ней.       Гермиона быстро заморгала, безуспешно пытаясь избавиться от иллюзии.       Сириус Блэк мёртв. Это было не по-настоящему.       Пёс бесшумно направился к ней, плавно перетекая громадной фигурой между ног сидевших за столом. Он миновал Наследников, затем дипломатов, а затем и Чемпионов. Пробираясь между зелёной юбкой Сьюзен и скрещёнными лодыжками Чжоу.       Он исчез под столом, и Гермиона наклонилась, чтобы не потерять его из виду.       Опустив голову, она услышала лязг ножек стула по камню.       Пса видно не было — только бесконечное море ног и зловещее ощущение в нутре.       Скрежет эхом разнёсся по залу, и за столом воцарилась тишина. Гермиона сделала глубокий вдох, собираясь с силами, чтобы подняться.       Ни войти. Ни выйти.       Гермиона выпрямилась и увидела, что все головы были повёрнуты влево, а глаза расширены от страха и дурных предчувствий.       Даже не поворачивая головы, она знала, на кого они смотрели.       — Приветствую, — ровный голос Волдеморта обратился к залу.       Гермиона смотрела прямо перед собой, отказываясь признавать его. Жалкий акт неповиновения, если это вообще можно было так назвать. Или упрямство.       — Вероятно, до некоторых из вас дошли слухи, что в ближайшие дни начнётся первый этап, — с шелковистым спокойствием объявил Волдеморт, ухмыляясь в ответ на послышавшиеся с разных сторон судорожные вздохи.       Гермиона перевела взгляд на Сьюзен.       — Я хочу опровергнуть эти слухи. Первый этап планируется не в ближайшем будущем.       Она увидела, как с плеч Сьюзен слетели переживания, а окружающие её Чемпионы облегчённо выдохнули.       Гермиона же не расслаблялась ни на секунду, ожидая, когда опустится дирижёрская палочка. Пленница паузы, предвкушающая финал.       — Он уже начался.       Из-за стола послышались непонятные возгласы.       — Чемпионы, каждый из вас вкусил смертельный яд! — радостно воскликнул Волдеморт, перекрывая крещендо голосов.       Гойл в ужасе уронил вилку, панически схватившись за горло. Деннис попытался выбраться из-за стола, но руки его не слушались, а ноги отказывались повиноваться.       Падму вырвало в тарелку.       — Но нет поводов для волнения, — продолжил он с улыбкой. — Яд был тщательно отмерен. У вас достаточно часов до смерти…       Наследники уставились друг на друга с одинаковым выражением растерянности и удивления.       — Выйдя из зала, вы сможете свободно распоряжаться замком и его территорией. Ограничения, наложенные на палочки, временно снимутся, и вы не будете испытывать никаких принуждений со стороны хозяев.       Деннис упал на пол, наконец не скованный командами Питона, и пополз прочь.       — Лаборатория зелий снабжена всем необходимым, котлы чистые и готовые к использованию. Для выживания вам доступно всё, нужно только воспользоваться этим.       Бокалы разбились вдребезги, стулья с глухим стуком повалились, когда остальные Чемпионы поспешили вскочить на ноги.       — Если справитесь, на рассвете будете жить. В ином случае… что ж, — рассмеялся Волдеморт. — Уверен, мне не нужно объяснять, что произойдёт.       Гермиона сидела молча, пока вокруг неё нарастала истерика.       Волдеморт поднял кубок в шутливом жесте.       — Можете идти.       Эффект был мгновенным. Тут же опустилась непрозрачная стена, врезавшись в стол между Чемпионами и всеми остальными. Несколько заклинаний отскочили от её молочно-белой поверхности, как только участники открыли бешеный огонь по цели, разбивая посуду и протыкая картошку.       Стена, похожая на ту, что была на испытаниях, осталась нетронутой. Гермиона ничего не видела и не слышала за ней, хотя знала, что все наблюдают за началом игр.       Оставшиеся Чемпионы с силой вырвались из-за стола и побежали из Большого зала в кабинет зелий. Ещё парочка своенравных заклинаний слабо ударилась о поверхность защитного барьера. Если они и оглядывались, Гермиона этого не видела, сосредоточившись на своей тарелке.       Забавно, насколько аппетитно еда выглядела теперь, когда она знала, что в ней был яд.       Гермиона сделала уверенный первый надрез на стейке, наблюдая, как вокруг него собирается красная лужица. Тишину нарушал лишь скрип ножа по тарелке, пока отражающая поверхность зеркала, зависшего над ней, проникала сквозь её сгорбленные плечи.       Отрезать. Прожевать. Проглотить.       Во рту расцвёл привкус железа. Интересно, так ли ощущается, когда рождаешься хищником, а не ягнёнком?       Гермиона медленно поглощала полусырое мясо с кровью.       А потом потянулась за добавкой.