Священный отряд

Мороз. Зимние рассветные лучи пробиваются сквозь цветные витражи, раскрашивая стены в синий и красный цвета. Эрвин идет следом за Хисторией, та совсем сонная, кутается в гигантский свитер, сетует, что дворец плохо отапливается. У нее опухшее, зареванное лицо. — Командующий… — она сморкается в белоснейжный платок. — Я очень многое хотела бы рассказать вам. Начиная с того, что мой отец насильно привез меня в культ стен и заканчивая тем, что они все там ненормальные. Хистория не знает, что у этих стен есть уши. Они слушают днем и ночью, каждый шорох, каждое словечко. Нет более прослушиваемого здания, чем королевский дворец. — Но ты ведь не об этом хотела поговорить. — стук трости Эрвина ритмично отдается по коридору вперед. Хистория останавливается перед лакированной дверью с резной ручкой и с трудом её отворяет, навалившись всем телом. Покои королевы. Не чета покоям разведкорпуса, впрочем, Эрвина никогда не беспокоила роскошь, хотя тут она приобретает какой-то неадекватный масштаб. Он уверен, что панно из тысяч и тысяч кусочков на стене — из настоящих каменьев. Снова сад с птицами… Но Хисторию это не интересует. Она присаживается на стул и смотрит на него совершенно по-детски. — Мне тут страшно. — шепотом. — Вы уверены, что это необходимо? После всего, что случилось, после смерти Имир… — А как она умерла? Я так и не понял. — Эрвин впивается пальцами в трость и медленно присаживается на корточки, со всей силы держа равновесие. Он берет руки маленькой королевы в свои. — Ты можешь мне обо всем рассказать. У нас достаточно времени. Безопасность. Он этому научился с Аккерманом. С маленькими сверху-вниз говорить нельзя, злятся. А так — вполне. Расслабляются, больше доверяют. Хистория хмурится. — Я не видела её смерти. Отец сказал, что её тело нашли в пещере… После. Я попросила привезти его в столицу. У неё нет позвоночника. Я похороню её сама. Меня унес господин Кенни слишком быстро. — Кто такой господин Кенни? — Эрвин поглаживает её ладони большими пальцами. — Я не знаю. Он служит моему отцу. Страшный человек. Я его очень боюсь, командор. — Хистория высвобождает одну руку из цепкой хватки и вновь громко, совсем не аристократично, сморкается. — Расскажи мне, кого ты видела в пещере. По порядку. Твое похищение мы обсудим сразу после коронации, завтра. Зарисуем схемой. И накажем всех, кто напал на разведкорпус. Правда? Хистория согласно кивает. — Отец рассказывал мне, что и стены, и хрустальная пещера были созданы одним особенным титаном. Титаном-прародителем. И что королевская семья знает правду о мире. Он сказал, что титан-прародитель способен исцелять больных и иметь контакт с мертвыми, он почти всемогущий. Что титан-прародитель должен править и тогда в королевстве воцарится мир, а я смогу закончить эту проклятую войну. Потому что я очень добрая девочка. Но… Отец сказал, что прародителя украли у них. И убили всю королевскую семью. В день, когда прорвали стену… — Хистория облизывает губы. Эрвин смотрит на нее, не моргая. — Кто? Бронированный и колоссальный? — Нет. Гриша Йегер. — Хистория всхлипывает. Эрвин аж рот приоткрывает. Что? Гриша Йегер? Причем тут он? — Он убил королеву Фриду и всю её семью, даже маленьких детей. Чтобы отдать титана-прародителя своему сыну, Эрену. И я должна, как королева, забрать его назад в нашу семью. Сожрав Эрена. Но я не стала этого делать. Он же мой товарищ… — Хистория роняет слезы из глаз. — Твой отец не сказал, почему до того, как бронированный и колоссальный сломали стену, король не использовал эту великую силу, чтобы помочь человечеству? Почему разведкорпус жертвовал столькими жизнями? — Эрвин чувствует, как у него начинает дергаться уголок губ от нервов. — Почему король запретил нам знать о нашем прошлом насильно? — Я не знаю. Я так поняла, что он сам никогда не владел этой силой. Ей владел его брат. Король Ури. Которому, кажется, раньше служил господин Кенни, потому что он страшно злился при упоминании короля Ури. А если не владеешь, то и не можешь знать наверняка обо всем. Королева Фрида приходила ко мне в детстве. Я вспомнила, когда касалась Эрена. Она стерла мне память об этом. Один человек решает, что будет помнить целая нация? Не слишком ли дохуя? Взгляд Эрвина тяжелеет. — Дальше. — Отец хотел мне что-то вколоть. Сыворотку, с помощью которой я бы стала безмозглым титаном и съела Эрена. Он хотел сделать это насильно, но поругался с Кенни, и тогда… Они появились. Сначала я увидела Зика рядом с Эреном и обрадовалась. Подумала, что это разведкорпус пришел меня спасти. Но потом… Бронированный схватил меня и аккуратно отставил в угол пещеры, шприц с сывороткой разбился, господин Кенни спас отца. На него налетел… Небольшой человек с клинками, как у разведкорпуса. Их там двое было. Один повыше, второй пониже. Ростом, как… Не знаю, капитан Леви и Моблит. Такая примерно разница. У них началась потасовка. Бронированный убежал от меня, и тогда я увидела Имир. Я так ей обрадовалась… Я не помню, что кричал Зик, потому что Имир рычала мне в ухо и пыталась отогнать господина Кенни. А потом пещеру озарила белоснежная вспышка… А очнулась я уже в карете наверху. Отец и Кенни увезли меня в Стохесс, где культ помог в себя прийти. — Правильно я понимаю, что если Эрен жив, то и сила осталась у него? — Эрвин задерживает дыхание. Ну же. Ну. — Я не знаю. Я не специалист. Это у отца надо спросить. Командор… Вы же поможете? Я одна не справлюсь. Целое государство. А отец точно будет пытаться оставить все, как раньше на уровне законов. — Конечно. Не сомневайся ни секунды. Разведкорпус обещал защищать и помогать тебе и сдержит свое обещание. Тебе тут больше некому доверять. — Спасибо. Я так и думала. — Ты можешь сделать мне небольшое одолжение? Пожалуйста. Лёд. Коронация в этом году просто невероятной помпезности. Зал украшен цветами из королевского розария, в окнах поблескивает снег, Хисторию нарядили в самое дорогое — хоть и не по размеру — платье. Белоснежное, будто замуж ее выдают за государство. В принципе… Символично. Хотя большие украшения ей совсем не по возрасту. Будто хотели напялить на девчонку все самое-самое, чтоб никто наверняка не усомнился. Красный ковер начищен, даже трон и тот сияет. Приглашенных гостей достаточно. Разведка, военная полиция — чтоб её — гарнизон. Пиксис не мог пропустить такую грандиозную попойку, не в его духе. Разведчики тоже в белом, просто без шнуровки и верхней одежды, остальные в смокингах. Это было принципиальное решение Эрвина. Война идет. Не время пировать. Их выстроили вдоль дорожки к трону, Эрвин специально поставил слева от себя Аккермана, а справа — Ханджи. Так и спокойнее, и неспокойнее одновременно. Когда Хистория проходит мимо, едва балансируя на каблуках, Эрвин готов нарушить строй и подхватить её, но, к счастью, этого не требуется. Первым к трону подходит новоизбранный первосвященник. Одну голову отрубили, и тут же вторая выросла… — Птицы, о птицы, слышите ли вы песнь мою? — Слышим, владыка, мы песнь твою. — вторит хор. Первосвященник разворачивается от трона к Хистории. — Ты ли та, что возьмет перчатку из изумрудного пера, чтобы принести счастье в народ? Ты ли та, что армиллой защитит его от страха? Ты ли та, что посохом соберет зверей и будет вершить над ними суд? Ты ли та, что сбережет ключ тайны? Ты ли та, что наденет мантию и возьмет на себя бремя земли? Ты ли та, что скипетром очертит периметр нашего королевства? Ты ли та, что что державой творит закон небесного царства? Ты ли та, чья корона останется в веках? Самая скучная часть. Хистория, как подобает по ритуалу, кланяется на каждом вопросе. Эрвин никогда не видел ни армиллы, ни перчатки, ни посоха. Это все метафоры… Или? — Только не смотри, не смотри на меч, что принесет вечную войну и все бессмертные станут смертными. Только не бери меч, что сделает бога — человеком. Только не сжимай меч, что низвергнет богиню. Ибо так сказал филин, а его весть есть правда-истина. Ибо так сказал филин, а его весть есть правда-истина… Опять птицы. Эрвин чувствует, что больная нога начала затекать. — Птицы, о птицы, слышите ли вы песнь… Эрвин проваливается в собственные мысли, пока аристократия и культисты по очереди спрашивают у Хистории одни и те же вопросы. Аккерман рядом с ним очевидно скучает, хоть и вида не подает. Но Эрвин наклоняется к Ханджи. — Ты поняла, почему птицы? — шепчет ей на ухо. — Мне кажется, они так распределяют обязанности в культе. Ты же видел вчера этих, в масках… Я, если честно, неслабо труханула. Никогда раньше вживую монахов не видела так близко. — Только не смотри… — Как считаешь, культ может быть заодно с пропавшими предателями? — Только не бери… — Вряд ли. Там какая-то своя свадьба. И она мне очень не нравится. — Птицы… — Ты ничего не хочешь мне рассказать, Ханджи? — он нежно так касается её локтя. Но Ханджи смотрит в ответ с искренним недоумением. — О чем? — Есть ли что-то, что ты от меня утаила? Ханджи притворно задумывается. Опять шутовство. — В экспедиции я ношу две пары трусов сразу. Мало ли. Вдруг застрянем в лесу, а у меня жопа пахнет, а там столько красивущих тита… — Хватит. — Эрвин улыбается ей уголком губ, но в глазах — лед. — Услышьте же! И птицы, и богини, и смертные, что собрались! Сегодня состоялась коронация Хистории Райсс, девятой своего имени. Дадим же слово королеве! — первосвященник орет во все легкие, шепотки по залу тут же утихают. Девятой своего имени… А куда делись предыдущие восемь? Хистория на троне выглядит очень воодушевленной. Корону на нее надели, палку дали в одну руку и сиську с птичкой в другую, на плечи набросили помпезную синюю мантию. Стандартный набор. Она не встает, но весь зал, по традиции, склоняется перед королевой. — Я хотела бы поблагодарить всех, кто собрался здесь. Уверена, что смогу сделать наше королевство добрым и справедливым. Своим первым указом я бы хотела оснастись разведкорпус всем необходимым для того, чтобы к Зимнему Солнцу вернуть нам стену Мария. Это будет прорыв для людей в борьбе с чудовищами. — она прокашливается. Голос тверд, будто она речи каждый день произносит. Кровь, что с ней ни поделай. — Вторым указом я бы хотела вручить Леви Аккерману медаль за храбрость. Если бы не он, разведкорпус бы давно прекратил свое существование, а мы все бы погибли от пуль недругов. Я хочу поблагодарить капитана Леви, что он все это время оберегал нас от врагов, которые были так близко. Пожалуйста, капитан. Выходите. Аккерман привычно послушен. Медленно подходит к трону, встает на одно колено. Никогда бы себе такого не позволил, если бы его не вызвали намеренно. Придумка Эрвина. Наградить Леви за предательство. Чтоб эта блядская медаль его жгла хуже каленого железа. Ты знаешь, я знаю. Так сожри себя сам. — Носите её с гордостью, капитан. — Хистория искренне ему улыбается. Жаль, что нельзя увидеть лицо. Больше её королевское величество приказов не давало. Дети с корзинами торжественно разбросали по залу лепестки роз, толпа сорвалась на ликующие аплодисменты. Арлерт так заорал от избытка победы добра, что Эрвин, грешным делом, подумал, что тот сейчас обоссытся от чувств, как маленькая собачка. Штиль. Морозный, страшный. Леви теперь все время носит эту блядскую медаль во дворце, потому что королева попросила. Судя по мрачному взгляду, он догадывается, чья это была светлая инициатива. Ничего-ничего. Терпи. Но Аккерман молчит. Эрвин таскает его за собой хвостом на собрания, Леви почти ничего не говорит, только молча слушает их с Ханджи. Что такого Зик показал тебе, что ты потерял веру абсолютно во все? По вечерам Эрвин просит Леви отчитываться лично. Они заняты подготовкой к возвращению стены. Хистория не поскупилась, ей ни монеты из казны не жалко, хотя Закклай, говорят, страшно бесится из-за этого. Через неделю разговор с Леви заходит чуть дальше формального отчета. Вода точит камень по капле, по секунде, но не прекращая. Я здесь, чтобы помочь тебе. Я здесь, чтобы не осуждать тебя. Рукопожатия — крепче, объятия — дольше. Расслабься, наконец. Просто расслабься. Удачно подвернулся день рождения Ханджи: они пили вино, и невидимая стена почти растаяла, но лишь до тех пор, пока они были втроем. Пока Ханджи ходила на кухню Леви вдруг помрачнел и замолчал, а потом и вовсе удалился к себе. Странные дела происходят между Розой и Марией. Говорят, что титаны с разных концов спешат в район Квинты, но что они там ищут и почему именно туда — непонятно. По крайней мере никто не видел, как они оттуда возвращались. Ночью Эрвин сидит над картой и помечает точки маршрута, по которому они пойдут до Шиганшины. Если титаны собираются в Квинте, то это им очень на руку. Хорошо бы это не оказалось ловушкой, ведь он помнит, как Леонхарт этих тварей в лесу звала. Где она? В культе, или уже за стенами готовится к битве? У них осталось каких-то две с половиной недели на подготовку. Стук в дверь. Что могло в три утра случиться? — Что с тобой? Ты пьян? — на пороге стоит Аккерман. Ну, как стоит, держась за дверной косяк. Лицо такое, будто ебальник будет бить прямо сейчас, но Эрвин и к этому готов. Стадия отрицания перешла в стадию гнева, а злиться ему больше не на кого сейчас, остальные сбежали. Эрвин сторонится и пропускает его в комнату. Ему кажется, будто Леви в последнее время совсем перестал спать, под глазами залегли темные тени, лицо стало совсем изнеможденным. Может, бессонница от нервов? Может быть. — Что случилось? Если будешь бить, то лучше не по лицу, у нас завтра важное собрание. Шадис обещал покаяться перед всеми, не только перед разведкорпусом. — Спать не могу. А Ханджи тревожить не хочется. — Леви, покачиваясь, заходит в комнату и падает в кресло. — Можешь спать здесь, я все равно засыпаю обычно под утро в кресле, если засыпаю. — Эрвин не двигается. Он знает, что Леви сейчас трогать не стоит. Странно отчего-то думать, что Аккермана можно хотеть. Леви для него что-то такое привычное, понятное, что хотеть его никак не получается. Можно только упиваться его любовью к себе, воспринимать, как должное, верить его мнению и слову. Но не разгадывать. Не пытаться распять на кровати. Если складывать паззл в голове, то Зик, пожалуй, распинал его, непонятно лишь, как Леви вообще это допустил. Казалось, будто он в принципе не позволяет никому себя касаться, потому что брезгует, а в итоге по лагерю неделю расхаживал в платке. Занятно. — Я… Хотел извиниться. Знаю, что за это не извиняются. — Аккерман натужно смеется. — Ты прав. За чувства не извиняются. — Эрвин усмехается. Иначе это и не объяснить ничем. — Я могу понять все, кроме того, какого хрена ты поперся с ними за Эреном. Это нелогично. Ты мог бы выкрасть его из лагеря в любое время, если бы хотел. Зачем было рубить столько человек? Или ты просто в который раз пытаешься скрыть, что тебе нравится насилие, а прикрываешься судьбами человечества? Полно, Леви, мне-то не нужно лгать. Эрвин оборачивается, но сзади никого нет. Леви пялился туда с полминуты, а потом перевел глаза на Эрвина. Аккерман не отвечает на вопрос. Снова. Сука. — Ладно, давай не будем о грустном. — Эрвин знает, что Леви в нем нравится больше всего. Рассуждения. — Скоро мы выдвигаемся в Шиганшину, если все пойдет по плану. Часовые говорят, что титаны скапливаются в районе Квинты, но объяснений у нас пока нет. Возможно, что там остались люди и они попытались выбраться. Будет катастрофа, если это так. Так что, сразу после мы отправимся в Квинту, чтобы выяснить, что происходит. Не могу дождаться, чтобы увидеть мир без стен. — Эрвин ведет пальцем по карте. — Ты можешь оставаться здесь, пока тебя мучают кошмары. Считай это моими извинениями за цирк с медалью. Леви отвечает после затянувшейся паузы. — Спасибо. И все же. Я не знаю ответов на все твои вопросы. — Давай внесем немного ясности. — Эрвин достает из ящика портсигар и толкает его по столу Аккерману. Сам он курил довольно редко, когда ситуация совсем выходила из-под контроля и требовалось прочистить мозги и остановиться. Зик много курил. Говорят, что и от капитана начало нести табаком. Посмотрим. — Я не считаю, что появление титанов было случайным. Они просто испугались за свою жизнь, а потом заметали следы благородным поступком своего командира. Если бы я хотел втереться в доверие к новому командованию, я бы тоже так сделал. — он складывает руки на груди. — Есть основания полагать, что Райнер и Бертольд обладают Бронированным и Колоссальным титанами. Это объяснит появление Колосса в Тросте и его такое же быстрое исчезновение. Он просто встал на упм и пошел оборонять город. Хитро. — Эрвин не смотрит на Леви, он уставился в стену. — И всем предателям сделали тот же укол, который хотели сделать Хистории в пещере. У нас теперь есть два образца сыворотки. Четверо титанов и техник, который этим парадом руководил. А ещё его сестра… Эрен сказал, что она тоже титан. Значит, их пятеро, не считая Зика. Если Зик тоже титан, то его форма определенно имеет физические недостатки, иначе бы он штурмовал Шиганшину вместе с остальными и проявил себя наравне с Энни. Он очень дурно косил под дурака. Он образован гораздо больше нас. Значит, его готовили. Значит, это и был изначальный план — прорвать стену и устроить геноцид. Но есть и другой немаловажный факт. — он вдруг переводит взгляд на Леви. — В день падения Шиганшины отец Эрена убил королевскую семью и завладел силой титана-прародителя. Иначе бы Фрида Райсс вышла защищать свой народ, тем самым выдав себя. Род Райсс уверен, что Зик эту силу украл, но как именно пока неясно. Эрен-то жив и все еще может превращаться в титана. Единственное, что он помнит, что Зик загнал нож ему в позвоночник, а дальше — темнота. Так что, возможно, его опасения ложны и это может спасти всех нас. — Эрвин садится напротив Леви. — Я не хочу осуждать тебя или отдавать под суд. В разведкорпусе нет никого, кто был бы мне дороже тебя. И я верю тебе, Леви. Все ошибаются. Ты солдат, а не идеолог, на этот раз враг превзошел нас в искусстве слова. Я просто хочу чтобы ты знал, что я на твоей стороне и не собираюсь тебя осуждать. Я никогда не сдавал тебя даже в самых рискованных ситуациях. Не думай, что это может случиться и сегодня. — Эрвин тянется к портсигару и подкуривается. Пожалуй, ему сегодня можно позволить себе одну сигарету. — Враг не рассчитал силы и сам выстрелил в себя. Сила прародителя в Эрене защитила его. — Кто наш враг? Скажи мне… Кто? Если все титаны — люди. Кто теперь наш враг? — Аккерман шепчет. — У нас с тобой был уговор. Я убиваю чудовищ, ты делаешь все, чтобы у человечества был шанс на мир без титанов. И все, чем я занимался в разведкорпусе — это просто очень изощренные пытки невиновных. Охуенный результат. На убийства людей я не подписывался. У бойни должен быть смысл. Какая тонкая работа… Ювелирная. Интересно, о чем они говорили? Только в физическую связь Эрвин не верит. Взять личность и выкинуть все годами нарабатываемые установки, вернув к первоосновам. Понятно, почему именно Аккерман: прошлое в подземном городе дает о себе знать, как бы он ни старался это скрыть и сделать вид, что такого не было. Внутренняя неполноценность, внутреннее ощущение того, что всегда недостаточно. Интересно, он рассказал Леви о том, какой он замечательный и мудрый командир? Или вознес себя над ним какой-то другой красивой сказкой? — Бойня никогда не была бессмысленна. Если бы мы не путешествовали за стены, мы бы никогда не нашли Гришу Йегера. — Который убил королевскую семью. Не он ли преступник, с которого все началось? Самое страшное чудовище. — Если бы мы не пытались исследовать мир вокруг, — Эрвин его настойчиво перебивает, — то как мы можем вообще называться людьми. Я старался минимизировать потери всеми силами, насколько это возможно. Мы должны радоваться, что все вскрылось сейчас, а не через сотню лет. Представь, сколько еще человек могло погибнуть. Кто тут настоящий преступник — так это Род Райсс, который знал о бессмысленной бойне, но не обращал на нее внимания, сидя в своем поместье и зная правду. Мы с тобой не виноваты, что жестокий король Фриц стер населению память. Эрвин выдыхает дым носом. Леви будто окаменел в кресле. — Эрвин. Все наши жертвы были бессмысленны, понимаешь? Если бы стену не прорвали, у нас бы не было шанса узнать все это. Если бы Шадис не нашел Гришу Йегера, если бы… — Ни одна жертва не была бессмысленна. Ты не виноват, что кто-то обкалывал людей сывороткой и отправлял их сюда питаться нами. Это и есть настоящая бойня. Сейчас мы должны восстановить стену Мария и окончательно вернуть себе королевство. Нам ещё предстоит выяснить, за что именно титаны нас ненавидят, и я надеюсь, что записи Гриши Йегера помогут нам. Все это не восстанавливает историю до того, что было сто лет назад. Нам нужно понять, как вернуть справедливость целой нации, которую угнетают десятилетиями. Леви мечется по кабинету, замирает у стены. Эрвин поднимается и подходит к нему, порывисто обнимает со спины, чтоб не дергался. Подобное у них уже случалось, но случалось давно. — Я был к тебе невыносимо жесток. Прости меня за это. Я думал, если отброшу эмоции и привязанности так будет лучше для всех. — он ведь это хочет услышать? Подтверждение, что его чувства взаимны. Но не напрямую, косвенно. — Мне сейчас как никогда нужна твоя помощь, Леви. Я правда хочу во всем разобраться без лишних жертв. И я не хочу больше воевать, мы должны освобождать, а не нападать. — Отойди. От. Меня. — Леви цедит это непривычно зло. Эрвин не собирается отстраняться. Какая жалость, что не сработало. Раньше надо было, раньше. — Война никогда не закончится, Эрвин. Закончится эта, будет какая-то новая. Нынешняя ситуация наглядный тому пример, — Леви не оборачивается, — я не стану в этом больше участвовать. Но я могу предположить тебе сделку. Я пойду с тобой до Шиганшины. Выполню любой твой приказ, можешь не сомневаться, я тебе никогда не врал. Сделаю все возможное, чтобы вернуть Марию. Но после этого все. Если ты прав, и в подвале Гриши Йегера мы действительно найдем информацию, с которой сможем начать переговоры, то я тебе больше буду не нужен. Я только клинками умею махать, а дипломат из меня довольно хуевый. Так что сделка выходит честная. Вопрос только в том, действительно ли ты хочешь именно этого, или просто пытаешься меня привязать к ноге по старой привычке. У тебя достаточно детей с оружием нынче. Удивительно. Просто потрясающе. Как грамотно можно засрать мозги лучшему солдату, если немного поднажать на харизму. — Сделку? Была уже одна сделка. В тот раз ты хотел меня убить. История повторяется, а? Мне снова надо повалять тебя в луже, чтобы ты зубы спрятал? — ладонь Эрвина медленно ползет наверх, к горлу. — Дай угадаю. Тебе рассказали красивую сказку, что мир серый, добра и зла не существует, а ты тут же начал выплясывать. Этот период взросления обычно кончается в подростковом возрасте, а не в тридцать пять. Ты только сдай нам всех, капитан, а мы исчезнем, когда все закончится, а ты под трибунал пойдешь. Так человечество спасем. Потому что ты нахуй не нужен им, никакой новой жизни не будет. Поразительно, что ты продал жертвы своих товарищей ради… Чего? Ты совсем охуел от подросткового максимализма? — пальцы сжимаются на горле, Эрвин заламывает Аккерману руку, чтоб не рыпался. — Ты сдал им Эрена в обмен на… Что? На правду, которую они сами тебе придумали и скормили? Я столько лет копаю ради этой правды, чтобы люди могли знать кто они и откуда. Чтобы у будущих поколений был шанс жить в мире без войны. А ты просто решил сбежать потому, что тебе надежду дали. — он бы сжал сильнее, но боится, что сломает шею. — Поехали с нами в чудесный мир без войны, капитан Леви, будешь рисовать картины и наслаждаться жизнью. А если ты будешь там жить на правах раба? Не подумал? Или что похуже. Поражен твоей наивностью. Эрвин резко отстраняется, пульс стучит в висках, ему и самому сейчас тяжело дышать. — Я помню имя каждого. Когда все это закончится, мы сможем сделать мемориальную доску и выбить эти имена на страницах истории, чтобы подвиг никогда не был забыт. Мы становимся солдатами не потому, что у нас есть выбор. Мы становимся солдатами потому, что выбора у нас нет. Если бы я облился слезами после Стохесса, мертвых бы это не вернуло. Как и после Троста. Как и после каждой экспедиции. Пока дети с оружием в три пота бегают и держат форму на случай очередной атаки на стены, пока дети с оружием стараются ради общего блага, их капитан пропадает на пару с предателем, слушая сладкие сказки о прекрасной земле и выдает стратегически важную информацию. Вряд ли ты сделал это специально, скорее в моменте… Расслабленном, так ведь? — Эрвин сверлит спину Леви презрительным взглядом. — А мне казалось, что даже проститутки Стохесса умеют хранить секреты, но в подземке такому не учат. — Эрвин отворачивается к столу. — Иди. Если хочешь увольняться — пойдешь под трибунал, как предатель. Если попытаешься сбежать, знай, что у гарнизона есть на тебя ориентировка. Они не подождали тебя, Леви. И не пытались тебя спасти. Ты дал им все, что было нужно, а теперь страдаешь по иллюзии. Я дам тебе время выбрать. Я готов смириться с любым твоим выбором, потому что я уважаю тебя больше, чем кого бы то ни было. Мне будет больно узнать, что ты продался за нихуя.