Священный отряд

По бескрайней водной глади разлилось рыжее рассветное солнце. Я стоял и думал, как рассказать о своей тайне. Это ведь так невероятно страшно. Сердце мое трепетало в клетке ребер, а дыхание было сбитым и нерегулярным. После всего, что с нами случилось… Как он это воспримет? А особенно после жарких ночей, полных пылких поцелуев, как он пронзал меня своим мечом любви, и его чувство наполняло меня без остатка. — Не нравится мне, что мы ослушались Пик. — Порко бурчит совсем рядом. — Че ты в эту книжицу уткнулся? За окном догорает по-зимнему розовый закат. Не везде на острове есть деньги на стеклодуя, а уж в кабаке и подавно — стекло будет выбито в первую же летнюю пьянку. Поэтому на зиму окна таверн закрывают резной решеткой с кусочками слюды. Это и практично, замена не сильно дорога, а ещё об решетку можно себе башку раскроить… Слюда мутная, но это придает особый шарм: мир за окном, спрятанный за полупрозрачными ромбами, приобретает мистичность, кажется нереальным. — Думать помогает. — Правда тебе дороже всего? — я поднял на него глаза, полные невысказанной боли. Мы ведь вместе так долго. Сражались за правду, жертвовали жизнями. Нас связывает так много, и обоюдное чувство тоже. Правда тебе дороже человечности? Дороже всего? Даже меня? — Мы должны вытащить Энни. — тихо говорит Райнер. Бертольд на него косится из-под опущенных ресниц. В таверне тьма народа, пляшут, пьют, танцуют. Из марлийской формы они так и не переоделись, не во что было, а денег и времени на новые вещи — нет. Хорошо, что черная, штаны Порко полностью пропитаны кровью. — Может, тогда и в столицу не придется ехать. За его спиной покачивается туда-сюда железный светильник с оранжевым пламенем в металлической пасти. — И как Пик нас найдет? На нюх? — Галлиард утыкается в свою кружку с пивом. Ночуют они за стенами, спят на титане Порко. В дом, который Пик облюбовала в Стохессе, не возвращаются. Мало ли что. Может, разведчики там уже все перевернули и следят. — Разберемся. Сначала вытащить Энни. Это занимает меня больше всего. Бертольд думает уже сутки. Будь он Эрвином Смитом, куда бы спрятал Энни? Под землю. А куда конкретно? Неясно. Сегодня ночью они вломятся в суд, может, там найдут чего. А пока приходится смиренно ждать темноты. В пещере они вскрыли Эрена ещё раз. Чуть более жестоко, а потом ещё и насадили на штырь, потому что очень хотелось. Бертольду хотелось, не Райнеру, тому ничего не хотелось, он был в своем состоянии «воина» с отключенными мозгами и состраданием. Скоро это пройдет, и он снова будет задыхаться от кошмаров и корить себя. Хорошо бы это случилось, как все кончится. Друг друга резали на морозе. Порко с непривычки чуть не обратился, благо, что сил не хватило. Бертольд терпел. Райнер в процессе снова начал извиняться за сломанную стену, будто подобного рода боль возвращает его в воспоминание о пытках разведкорпуса. Бертольд за это разведку искренне презирает. Слабаки. Могли бы и дожать — Райнера так точно. А то получилось, что потыкались, помыкались, и сдались. Непонятно, нахер Пик забрала Аккермана и Зое с собой вместе с Зиком. Проще было их прямо там и освежевать. Да, с Аккерманом бы повозились, но если вместе, то сдюжили бы наверняка. И никаких червей в итоге, даже намека. Ни у них, ни у Эрена. Блядство! Бертольд хотел его убить. Или сожрать. Остановился в последний момент… Это слишком. Йегер больше не представляет опасности, а Атакующий всего лишь обречет еще одного ребенка дома на короткую и страшную жизнь. Он не смог. Просто не смог и теперь себя за это корит. Можно же было отрубить его башку, но он на Райнера взглядом наткнулся — и замер, как статуя. Черт. Слабак. Райнер бы этого не пережил. Он к Эрену привязался, другом его считал, даже когда святая троица и Кирштайн его дрочили. Тянулся к ним, как юродивый, и получал в ответ насмешки. Потом его клинило и Бертольд часами обнимал, сказки из детства рассказывал, пока не забудется тревожным сном. Да, Аккерман тоже помог, но он больше переключал внимание Райнера физической нагрузкой. А потом наступала ночь и Браун оставался наедине со своими кошмарами. Бертольду никогда не снились титаны. И пролом стены. Он не смирился и не простил себе, но и чувства вины не испытывал. Так легче. — Понимаешь, я не из этого мира… Я… Рыбомуж… — я вздыхаю и прячу лицо в жестком сукне его формы. — Оказавшись в воде мои ноги превратятся в хвост… Мне придется это сделать, понимаешь? Я чувствую их. — Кого? — Яйца. Наша близость… Скоро они увеличатся, и я должен выпустить их в воду, чтобы они вылупились… — Блять, дай! — Порко вырывает книгу и крутит её в руках. — Владыка океана… Из моего вагусая посыпятся наши дети, ты же не допустишь их смерть? Ты ебанулся? ЭТО тебе думать помогает?! Бертольд складывает пальцы в замок и упирается в них подбородком, снисходительно улыбаясь. — Ты просто ничего не понимаешь в местной культуре. Ты в литературе так же плох, как я в музыке. Это трагическая любовная история. Между прочим, последняя книга Вирнэ Мист. Бестселлер по меркам острова, я еле достал. В конце один из них обязательно умрет, а второй будет мстить в сиквеле. Надеюсь, не вагусаем… — Бертольд забирает у Порко томик, — Там всегда сопливая любовь кончается кровавой кашей. Все, как мы любим, а? — Я вообще не очень про любовь читать, я ж не баба. — Порко отпивает из кружки. — А ты че, дрочишь на рыбомужа и его вагусай? — Я просто люблю читать. Хоть про рыбомужа, хоть про строение круглых червей. Вы, кстати, заметили, что червь был круглый? Это хорошая новость. Потому что круглые черви имеют пол и, в отличии от плоских, сами себя не воспроизводят без партнера. У них есть рот и жопа. А у плоских рот и жопа — это одна дырка. Я думаю, что он может отращивать свои лапки, а вот тельце — вряд ли. Был бы он плоским, был бы пиздец. До последнего сегмента пришлось бы его уничтожать. А тут… Короче, шансы есть. Осталось понять, у кого он. — Просто ты колоссальный педик, не отбрехивайся. Райнер уставился в стол, забубнил себе под нос. — Я бронированный, а он колоссальный, я бронированный… Бертольд с осуждением смотрит на Порко. — Я же просил тебя, блять, по-человечески, не говорить эти слова. Тебе бы в разведке понравилось. Такие же мудаки там служат. — он придвигается к Райнеру ближе и осторожно берет за руку под столом. Браун замолкает, поднимает на него лицо. Бертольд ему медленно кивает. — Всё хорошо. Хорошо. Ты воин, Райнер, все хорошо. Ничего страшного не случилось. Это все сон. Помнишь? Сон. Сказка. Порко смотрит на них с тревогой, поджав губы. — Да. Я воин. Да. — Браун поникает. — Пиздец. — Галлиард качает головой. — Пик говорила, но я не думал, что настолько… — Настолько. — грубо обрывает его Бертольд. — Пожалуйста. Найди в себе человечность. Мы же не в разведке, чтобы от неё отказываться. В моей груди будто захрустела стекольная крошка, когда широкая ладонь накрыла живот и начала прощупывать твердые, ещё маленькие, яйца. Я вчера их насчитал около пятидесяти. Никогда на моей памяти их не было так много… Значит ли это, что наша любовь настолько сильна? Я всхлипнул и прижался к его груди. Понравится ли ему моя чешуя, не будет ли ему отвратительно? Последние месяцы мне придется провести в воде, чтобы яйца смогли выйти без боли. Захочет ли он меня… Таким? — Ебучая жизнь… — шепот Порко на ухо. Бертольд недовольно оборачивается: Галлиард замер за левым плечом, как демон какой-то, и пялится в книгу. — Это ж каким конченым надо быть, чтоб такую хуйню придумать? — Это надо деньги очень любить. Первый тираж раскупили за сутки. Этот экземпляр из пятого. Я за него втрое больше заплатил. — Я явно занимаюсь чем-то не тем. Надо было про яйца писать… Ты страничку переверни, я уже дочитал. — Зачем это? Ты же такое не читаешь. Сквозь одежду я почувствовал, как горячий жезл уперся мне в бок. Я шокировано поднял голову, встретившись со льдом чужих сапфировых глаз. Тебя возбуждает это? Не может быть. — Я бы хотел посмотреть, как они из тебя выходят. А потом сделать тебе новых… Бертольд переворачивает страницу. Все в моей душе пело в этот момент. Неужели он, все же, выберет меня? И моя любовь к нему оказалась сильнее всего прочего. Неужели именно дети сподвигнут его бросить поиски правды и посвятить свою жизнь мне? Я готов был расплакаться от этого осознания, я готов был кричать. И мы поселимся в небольшом домике у моря, и я отложу ему столько яиц, сколько он захочет… — Слышь, а он че, воспитывать эти яйца не планирует? Или только откладывать? Не проще ли… Не знаю… Жрать белок, пока запор не случится? Если так возбуждает выталкивать из жопы что-то твердое. — Глупенький Порко, там в хвосте специальный вагусай для этих дел есть, надо было читать с самого начала. Мне интересно, есть ли у него в русалочьей форме член… И одна ли там дырка для дефекации и кладки. — Бертольд чешет нос. — Насколько хуево тут прописаны отношения, настолько хорошо прописаны битвы. Прямо видно, что человек со знанием дела. Мне кажется, это кто-то из военки развлекается на старости лет. Не удивлюсь, если Закклай. — Перелистни страничку, я закончил. — Иди отсюда, а? Я дочитаю и отдам тебе. — Да блять, интересно! И описания такие живые! Бескрайняя вода всколыхнулась, когда Он вошел в её лоно. Я смотрел, как закат отражается в россыпи капель на его плечах и шее, я любовался и не мог поверить, но сильные руки схватили меня и прижали к себе. Пальцы прошлись по острой чешуе моего хвоста, и я задохнулся от радости и ужаса одновременно. Его мощное достоинство уперлось прямо в трепещущую мягкую расщелину между чешуек, и я тут же расслабился, впуская его внутрь. Стон разнесся по водной глади. Как же хорошо, что папочка снова хочет навестить своих… — Это мандец. Гувер, будешь моим папочкой? Я специально поселю себе в жопу глистов, чтобы ты смог их навещать… — Порко облокачивается ему на плечи. Пьяная ж ты скотина. — Давай. — Бертольд запрокидывает голову. Он не Райнер, его такой провокацией не взять. — Стоит ли мне трахать твою мамочку, если я папочка, чтобы сделать ей нового, умного сына? Порко с гоготом отстраняется. — Хорошо, это было хорошо! Я удивлен, что ты перестал быть тихим и сопливым. Командир Бертольд. Лейтенант Бертольд! Как думаешь, дадут тебе летёху за пять лет в этой клоаке? — Порко залпом допивает остатки пива. — Может и дадут. Если не обосремся. Если… Это хорошее слово. Если не обосремся. Но скорее всего задрищем портки так, что уже будет не отстирать и перед командованием не объяснить. Бертольд надеется, что у Зика, все же, был план. Он точно хотел отдать прародителя кому-то конкретному. Но почему ему? Чем этот человек отличается? Если там нет ничего особенного, то и менять носителя нет смысла. Есть предположение, что капитан поплыл от Аккермана, но… Что-то не сходится. Не сходится. Как бы ни поплыл, а дарить титана-прародителя сильнейшему солдату человечества идея, мягко скажем, хуйня. Они трахались? Да, наверное, трахались. Бертольд замечал. Как Леви демонстративно на Зика не смотрит, хотя постоянно рядом с ним шастает. Как слушает внимательно все, что ему обезьяна втолковывает, даже если это полный бред. Замечал, что если Зик куда-то пропадал, то и Леви тоже. Хитрая ж ты сука, капитан. Устранить одну из главных угроз тактикой ниже пояса? Умно. Очень умно. Бертольд бы не смог. У него из навыков соблазнения только умение качественно дрочить двумя руками. Всё. С другой стороны, он замечал, как Зик на него пялится. Мечтательно так, пока Ханджи по башке не огреет. И что Аккерман, бывший прилизанным чистюлей, вдруг стал очень ярко пахнуть лесом. Потому что этот запах ничем не перебить, особенно в столовой. Травяным соком, упругой листвой, иногда — тиной из озера и мокрой землей. Как-то Бертольд наблюдал сцену, как Леви, задумавшись, пил чай, пока из его растрепанных волос торчала маленькая веточка. Микаса набралась смелости ему об этом сказать, а он только отмахнулся, продолжив чай цедить. Зик выбирал по уму? Или по сердцу? По уму, точно по уму. А если Ханджи? Она всегда была самой адекватной из разведчиков. На месте Зика Бертольд бы её выбрал без колебаний. Есть уверенность, что с Ханджи можно договориться, а Аккерман… Будет очень опасен, если получит титана. Стемнело. Бертольд отдал книжицу Галлиарду, тот уткнулся и носа не показывает. Райнер нахмурился и посмурнел, готовится. Бертольд тоже готовится. Может быть сегодня они ничего не найдут и тогда его решение было напрасным. А может, и нет… Ему даже жаль, что он не девка. Девочкам добывать информацию гораздо проще, а с ними в Стохессе особо никто общаться не хочет. Снег разогнал жителей города с улиц. Что, если Энни увезли куда-то? Бертольд было пытался поговорить об этом с трактирщиком, а потом заметил у него эмблему культа и беседа как-то не задалась. Тревожно. Ощущение, будто культ проник в каждую щель в городе и опутал своими сетями всех его жителей. Болтают только о насущном, пытаешься обсудить что посерьезнее — сразу с темы съезжают. Загадочно. Они странные. Культисты оборачиваются на них на улицах, следят глазами. Будто знают. Будто доложили. Черт! Нужно поскорее проверить здание суда и ноги уносить. Есть ощущение присутствия, будто их не трое, а гораздо больше. — Кто тебя драться учил? В кадетке новый мастер появился? — Бертольд пытается отвлечь себя разговором. — Типа того. Магат пригласил какого-то деда из Хидзуру и меня к нему отправил, когда узнал, что я подрабатываю на подпольных кулачных боях. Очень его бесило, что у меня рожа разбитая на тренировках. Сказал, что иначе очереди не дождусь и раньше времени себя угроблю. — Порко перелистывает страницу. — Мне с комплекцией не свезло. А в подполье обычно месятся двухметровые бугаи, опытные, сука. То руку растрощат, то ногу. Пытаться с их же весом работать там смысла нет никакого, они отбиваются от таких ударов на раз-два. Этот дед когда приехал… Он меня раком поставил за пять минут. Я такого никогда не видел раньше. Руки и ноги по суставам выбил, а потом стоял на мне сверху и башку грязной пяткой в грязищу вжимал. Говорил, что красивый бой — это для долбоебов. Противника нужно обезвредить, а не победить. Локти, колени, пах… Анатомию учить заставил. Я теперь знаю, как легким ударом ладони носовой хрящ загнать сразу в мозг. Раньше не думал об этом. Типа, бей куда бьется. Оказывается, можно иначе. — он закрывает книгу. — Мы с ним на год уехали в горы. Я чуть не охуел таскать наверх ведра с водой. Магат сказал, что детей теперь так учить будут, когда подрастут. Сейчас дед, вроде, Кольта забрал. Не знаю. Ставка на растяжку, выносливость, слабые места, а не привычные стойки. — Зик сказал, что ты Леви вырубил. Правда? — Бертольд оглядывается: алкаши медленно рассасываются по своим хибарам. — Угу. У него удар пиздец сильный, хотя ростом он полметра. Но человек, который не может двигать конечностями и отпиздить тебя не сможет. Я в пещере видел, че он творит. Был бы он на тросиках, мне бы пиздец пришел. Спасла темнота и то, что Пик заранее предупредила меня открыть стрельбу в поле. Там не зацепишься особенно. Что у Пик с очкастой, не знаешь? Она меня умоляла её не трогать. Непохоже на Пик. — Непохоже. — Бертольд думает. Скорее всего Пик точно в курсе плана командира. А значит… Они договорились отдать координату Ханджи? Логично, черт возьми. Тогда понятно, почему ее особенно калечить нельзя. Он бы тоже так поступил. Да, тоже бы поступил именно так. Отдать червя тому, с кем можно хотя бы договориться. С Аккерманом не договориться. — Как думаете, Зик жив? — вдруг говорит Райнер. — Думаю, что нет. Ты же сам видел тело. Эта тварь его просто сожгла. И поэтому мы обязаны вытащить Энни, чтобы волей нового обладателя прародителя не случилось непоправимого. Черт, и почему у них перед пещерой не было времени на разговоры… Это бы так облегчило жизнь сейчас. Они расплачиваются и выходят из трактира. Улицы засыпало снегом, редкие прохожие кутаются в шаль и теплые куртки. Газ в баллонах остался только у Райнера, а в городе УПМ нынче запрещен, поэтому пришлось оставить его за стеной. Черт. Нервно. Они неспеша идут по безлюдным улицам. Факелы не горят, потушенные снегом. — Слишком тихо. — шепчет Порко. — Хуйня нездоровая. Нахер мы ночью поперлись? — А надо было днем, пока суд кишит военной полицией? Блестящая стратегия. — бурчит Бертольд. С губ срывается белое облачко пара. В этом году как-то особенно холодно. Да, он поддался эмоциям. Его давно не отпускала мысль об Энни, просто раньше он и себе старался в этом не признаваться. Она ему с детства нравилась, только никогда не отвечала на неуклюжие ухаживания. А потом, на острове, когда у них втроем все случилось… Казалось, что она отстранилась еще больше. Стыдно за это. И за Райнера, который был с ней так жесток, стыдно, и за себя, что заставил именно её убить Марко. Мог бы помочь, чтобы она не чувствовала этой ответственности. Струсил. Идиот. Сейчас нельзя трусить. — Она все такая же злобная? — Порко греет ладони дыханием. — Ещё хуже, чем была. С возрастом характер портится, как известно. — Райнер вздыхает. — Не могу сказать, что в этом нет моей вины. Я страшно виноват перед ней. Если бы я не заставил ее одну делать всю грязную работу… — Поэтому теперь мы вместе ее делаем. Помните, перед отправкой на остров Зик говорил, что разделяться нельзя? Только сейчас понимаю, о чем была речь. Вместе нас можно победить только хитростью. А все силовое преимущество мы проебали, раскрыв себя пять лет назад. Все могло закончиться в блядском лесу гигантских деревьев, если бы мы с Райнером не зассали. Но мы зассали. Он останавливается перед зданием суда. В темноте оно кажется зловещим. Простит ли Энни его трусость? Она ведь дала ему шанс, тогда, пять лет назад. За руку позволяла держать и обнимать. Как же сильно он её разочаровал. — Давай с черного хода. — Порко облизывает губы и валится в снег вперед лицом. Бертольд успевает пригнуться — следующим падает Райнер, из его шеи торчит маленький, белый дротик. Черт. Черт! Нет, он не может их тут оставить, нет. Лучше взорвать все нахрен, эти выживут, но он чувствует болезненный укол в щеку и падает следом за остальными. — Ты знаешь этих мудаков, Кенни? — шаги быстро приближаются по хрустящему насту. — Я знаю многих мудаков, Род, но настолько тупых вижу впервые. Они правда надеялись, что вся военная полиция королевства не получила на них ориентировку. Глаза закрываются, тело обмякло, как игрушечное. Что за блядство… — Давай скормим моей дочери всех. — Нет. — резко отвечает Кенни. — Мы должны обсудить это с пастором. В конце концов, именно он сказал, когда и где эти долбоебы будут шастать. Думаю, у него есть план получше. Бертольд выключается.