Священный отряд

На острове звезды видно гораздо лучше, чем на континенте. Может оттого, что тут нет никаких выбросов, небо не загрязнено. Белые, яркие, как рассыпанные по черному бархату бриллианты с полумесяцем, венчающим небо. Большой, красивый лес, небольшие горы вдалеке… Красиво. Как же красиво, когда нет людей. До утра необходимо решить, что делать с Зиком. До утра… А потом бежать в столицу, вслед за мальчишками. Пик не успела дать никакой конкретики, но местом встречи для ребят назвала именно Митрас. Вне зависимости от того, жив Зик или мертв, им нужно немедленно вытащить Энни. И разгадать загадку координаты. Пик успела лишь крикнуть, чтобы мальчики вскрыли Эрена, а потом понеслась прочь, не выпуская Леви, Ханджи и Зика из пасти. Со стороны, наверное, комично выглядело. Леви дотянуться до клинков не мог, на спине лежал, ножками-ручками пытался челюсти разжать, как жук-навозник перевернутый. — Он не дышит. Смирись. Они вчетвером сидят у костра в лесу между Утопией и Каранесом. Ну, как сидят — Зик лежит. В его виде ничего не поменялось, он не стал бледнее или теплее, руки не скрючились, стадии окоченения не наступило. Аккерман подкидывает в костер дрова, Ханджи убирает нож обратно в сапог. Пик настояла, чтобы Ханджи вскрыла ей спину. Боль была — пиздец, но никаких червей обнаружено не было. Пик помнит, что эта тварь была здоровой и светилась. Нет. Ни свечения, ни инородных шевелений. Про кусочек червя в портсигаре она решила тактично умолчать. Мало ли что. Зика тоже расковыряли. Пик рыдала в Аккермана, пока Ханджи рылась в теле командира, как в каком-то наборе мяса на рынке. Но нет. Никаких следов координаты, ни сердцебиения, ничего. Вены и артерии иссохлись и сгорели, сердце — твердое, словно каменное. Но тело не остывает. Ей кажется, что там, за пределами костра, нет ничего. Лес обступил, не видно ни звезд, ни деревьев, сплошная чернота. Страшно. Сейчас особенно страшно. Ей мерещится запах гниения, разложения и смерти. — Ханджи. Меня волнует не это. Меня волнует, что координата может быть в ком-то из вас двоих. Мы ведь не можем расковырять ваши спины, так ведь? Можем, но вам это не понравится. А прыткого гнома еще излови, мало ли, Зик очнется, расстроится потом, что пришибли ненароком… — А ещё она может быть у воинов или Эрена. — хлестко отвечает Ханджи. — Какого хрена ты забрала только нас с Леви? Пик щурится. — Ты знаешь. Потому что Филин предвидел и это. — И ты не сказала мне?! — Ханджи вспыхивает. — Если я скажу что случится, то этого не случится. — Пик устраивает голову Зика у себя на коленях. Она не знает, что делать дальше. Встретимся в Квинте… Какой в этом, блять, смысл. А с Зиком что делать? Унеси двоих, когда все закончится. Сделано. Верни всех по своим местам. И где место Зика? Взять Леви Аккермана и привезти его в Квинту, никому более не рассказывая о своем походе… Сейчас? Или потом? Тяжко. — О чем, черт вас дери, вы тут говорите? Какой Филин, что случится? — Аккерман злобно щерится. — Ничего не случится. Пик просто уверовала в сказки культа, что кто-то предвидел все вариации нашего жизненного пути заранее и дергает за ниточки. — Пиздец. Избавьте меня ещё и от этого бреда. Мы должны похоронить Зика. Хватит издеваться над телом, ты так и будешь с ним сидеть, как с куклой? Пик оглаживает лицо командира со всей возможной нежностью. Если нужно будет с ними драться… Что ж. Она будет. Ей нравится Ханджи. И Леви нравится. Но это недоверие, эта жажда не разобраться, а поскорее завершить дело и приступить к бойне… Это Пик не одобряет. Может ли быть такое, что от твари оторвался не один кусок? — Буду! Он не остывает. Он должен был уже окоченеть, а нет, все еще мягкий и теплый. — Ты забыла, каким разрядом его шарахнуло? — Он не мертв, блять! Я знаю, как выглядят мертвые люди. И мертвые титаны. Но и не жив. Мне кажется, он разозлил координату, и она с ним что-то сделала. — Пик сама понимает, что хуйню несет. Но Зик же бессмертный. Он не мог умереть вот так глупо. Если бы умер, то все было бы иначе… Его тело намекает. И эта девочка… Что за девочка была рядом с ним там, в пещере? Не может же это быть прародительница Имир. Её ведь не существует. Не существует же? Мысль о том, что Йегер заебал даже божество как-то очень неуместно веселит. Это вполне в его духе. Аккерман фыркает. — Это все очень трогательно и мило, но мы должны его похоронить. Мы не можем спасать мир с неживым и немертвым Зиком. Пик, пожалуйста. Я умоляю тебя, пожалуйста. Из уважения к своему командиру. Время уходит, мы должны понять, где сейчас титан-прародитель. Зик был дорог не только тебе. То, что ты делаешь с его телом… Ужасно. Ты сошла с ума. — Леви придвигается ближе и очень доверительно смотрит в глаза. — Пожалуйста. Прислушайся ко мне. — У тебя голова не болит, а? — Пик нервно оборачивается на Ханджи. — А у тебя? Зое от этого совершенно неуместно раздражается. Почему ты не пытаешься разобраться? Нахер тебе как можно скорее избавиться от Зика? Ну нет. Что-то не то, не то. Не похоже на Ханджи. — Хватит, задолбало! Мы так до рассвета не успеем вернуться. Пик, прости. — она кивает Аккерману и тот ловко оттаскивает её от Зика, заломав руки и приставив лезвие к шее. — Не дергайся. Пик. Умоляю тебя. Это для твоего же блага. — Вы сами не свои оба, вы что, не замечаете? Ханджи! Посмотри в волосах! Сука, больно! — Пик пытается вывернуться из стальной хватки Аккермана, но это бесполезно. Зое же взлетает на упм вверх, рубит ветки для погребального костра. Сука. Сука-сука-сука. Блядские разведчики, блядский червь, блядский Зик! — Так будет правильно. Если тело Зика попадет не в те руки… — Леви сильнее сжимает её запястья. — Аккерман, послушай меня. Эта тварь управляет вами. Ты что, не чувствуешь? Она хочет, чтобы вы сожгли тело. Если ты любил его хотя бы немного… — Пик взвизгивает от боли. — Если любишь, то должен вовремя отпустить. Разве, не так правильно? — тихо спрашивает Леви на ухо. — Если любишь, чем скорее отпустишь, тем меньше будешь страдать потом. А если не отпустишь… Пик скрипит зубами. Боже, Аккерман, что за хуйню ты только что пронес? Какие-то страдания недоразвитой пубертатной дурочки. Мужчины, ну почему вы такие тупые? Останавливаетесь в развитии где-то в шестнадцать лет, а потом дико охуеваете с того, что окружающие женщины вас за людей не считают. Сука, ну а как? Вот как? Этому карликовому капитану же лет под сраку, он Пик старше лет на пятнадцать. Дедушка дементный. — Я позову титанов, если ты не перестанешь в меня железкой тыкать. Они не будут меня слушаться, но стопроцентно проснутся. — Пик поворачивает голову, столкнувшись взглядом с Леви. — И что-то мне подсказывает, что я от них убежать смогу. Интуиция женская. Она даже не блефует. Так уж случилось, что перевозчик очень раздражает чистых. Вечно норовят погнаться следом, как за собакой какой, руками попытаться схватить. А если заорать… От этого чистые только звереют. Будто она существо иерархически ниже их, и им хочется разорвать её ещё сильнее. Она для них как кошка, которая в руки не дается, а тебе совсем нечего жрать в своей ночлежке с бездомными. — Тогда звероподобный попадет не к тому человеку. — Леви смотрит будто бы сквозь нее. Пик хитро улыбается. Ага! — А я думала, что божества умнее… — Пик со всей дури дергает руку из захвата, кость ломается и она разворачивается, вцепившись Аккерману зубами в ухо. Леви, не ожидавший такой подставы, отталкивает Пик прямо в костер, она валится очень неуклюже и с громким матом. Прекрасно, должен был сгореть один, а теперь сгорят двое! Из пламени она выкатывается в пухлый сугроб, катается, перемазывая форму. Ненавидит сейчас их всех. Холодно же, суки! Ханджи не видно. Только слышен в темноте стук падающих ветвей. Аккерман смотрит на кровь из своего уха, будто впервые видит такое. — Леви. Я знаю, что ты меня слышишь. Эта блядь тебе в голову шепчет, не слушай её! Сломанная кость встает на место, регенерация уже объяла своим жаром руку до локтя. Пик ползет вперед по снегу на коленях. У Леви очень странное лицо… То привычно меланхоличное, то несчастное, как у ребенка. Она такого никогда не видела. Не в стиле Аккермана хныкать, кукситься. — Леви. Слушай меня. Пожалуйста. Дай мне осмотреть свое тело. В пещере эта мразь со мной тоже самое сделать пыталась. Пожалуйста, умоляю. Ты же слышишь. Она хочет, чтобы от Зика не осталось даже костей. Я безоружна, видишь? Я безоружна. Смотри на меня. Я не причиню тебе вреда, все хорошо. — Пик поднимается с колен. Холодно. Сука. Холодно. Пламя не успело сжечь костюм, но подтаявший от костра снег промочил комбинезон и куртку, будто она искупалась в ледяной реке. Леви продолжает смотреть на свою окровавленную руку. — Молодец, молодец, терпи, не двигайся, терпи… Первый отросток пальцы цепляют прямо на темечке, Пик выдирает его с волосами под болезненный стон Аккермана. Не светится, но шевелиться продолжает. И пальцы как жжет, зараза! И тебя в портсигар, всех в портсигар. Она бы и Зика туда сунула, только не влезет, засранец. Второй кусочек, совсем крохотный и тонкий, Пик случайно обнаруживает за ухом. Это лапка. Или ус? Неважно. Он зарылся в кожу между ушной раковиной и черепом, кровью напитался, как клещ. — А ты знал, что лекарства можно принимать через задницу? Там всасывание гораздо лучше, чем во рту. Не ори. — Пик цепляет ногтями и дергает со всей силы, алая длинная лапка повисает в пальцах, как лапша, упругая и мокрая от крови, извивается в разные стороны. Аккерман зажмурился, за голову схватился, дышит тяжело. О да, понимаю. — Тише, тшшш… Блядина какая. А если я тебя огню предам, сдохнешь? — Пик зловеще сверкает глазами на кусочек координаты. — Прародительница Имир, бессмертная богиня, королева титанов — против девочки из трущоб с тягой к беспорядочным половым связям. Я думаю, что у богини нет шансов. — Пик вытягивает руку над костром, но твари хоть бы хны. Оранжевые всполохи лижут, но не оплетают, она не плавится, не горит, не тлеет. Жаль! Было бы приятно решить тысячелетнюю проблему вот так тупо. Обычно тысячелетние проблемы только тупостью и решаются. — Пик… — хрипит Аккерман и валится в снег. Черт! Она насильно сует макаронину в портсигар и кидается к Леви. Кровь хлещет, лицо горячее, будто лихорадит его. На лбу проступила испарина, щеки покраснели. — Жарко. Больно. Больно-больно-больно. Помоги снять одежду. Жарко, очень жарко. От альпинистов Пик слышала, что горная болезнь, когда человек на грани смерти от обморожения, может вызывать невероятно сильный жар во всем теле, такой, что альпинист скидывает с себя все теплые вещи и, что не редкость, сигает вниз с горы. Но на какой горе успел побывать Леви за те две минуты, что Пик пыталась сжечь блядский кусок червя? Она не придумывает ничего лучше, чем насыпать ему в морду снега. — Ты чего? Аккерман, ты заболеешь и бесславно сдохнешь. — Жарко… — он открывает рот и жадно снег жрет. Фу! — Блять, как же жарко… — ХАНДЖИ, ОТВЛЕКИСЬ ОТ ПРЕДАНИЯ ОБЕЗЬЯНЬИХ ОСТАНКОВ ОГНЮ, У НАС ЛЕВИ СЕЙЧАС УМРЕТ! — Пик орет в лес, туда, где слышится методичный стук веток. Умрет этот коротышка вряд ли, а вот попробовать её отвлечь сейчас задача со звездочкой. Хитрая глиста, аскарида ебаная! И разум, и воля есть, и говорить научилась. Ну ничего, ничего. Мы с Зиком найдем, где остальные части и отвезем в Марли. Уж там серная кислота растворит и прародителя, и ужасы мира с титанами. Ни Тайбер, ни маленькая королева, ни сама прародительница больше не смогут использовать её в своих целях. Хороший Зик нарисовал план. Жаль, что несбыточный. Если огонь не берет, то, может, и серка не возьмет. Говорят, что Марли хотят построить ракету и полететь на луну. Вот бы в космос эту мразь выкинуть! — Что с ним? — Ханджи спикирует вниз с верхушек деревьев. Взгляд на удивление осмысленный, обеспокоенный. Секундное просветление. Чудно. Леви снял куртку и пытается развязать ремни от упм, но руки плохо слушаются. — Ебнулся. Жарко, говорит, больно. Ханджи склоняется над Аккерманом, а Пик вдруг прыгает ей на спину, крепко сжав коленями талию. — ТЫ ЧЕ ТВОРИШЬ?! — Спасаю… Блять… Человечество, ну-ка ша! — Пик нащупывает тонкий хвостик у самой шеи, как бугорок под кожей, и выкусывает его зубами. В рот дает слабый электрический разряд, губы дымятся. Ханджи вскрикивает от неожиданности, Пик лицом трясет. Толстая макаронина болтается из стороны в сторону. Опять лапка. А в прошлый раз, все же, ус был, потому что тоньше. К рассвету она сможет сдавать курсовую работу по червеводству… Пик ссылает гадкую тварь в портсигар, как особо опасного преступника, и тут же прячет его в кармане. Ханджи сидит, схватившись за голову, дышит часто-часто. — Что это был за голос? — в ужасе шепчет Зое. — Прямо в голове. И виски так сжимало, так сильно… — Тварь защищается. Ой, как ей не понравился план Зика. Так что, думаю, мы все правильно сделали. — Что ты вытащила из меня? — Кусочек координаты. И из Леви тоже. И, не поверишь, из себя. Больше не хочешь сжечь обезьяну? Куда ты его утащила, дуреха? — Пик обнимает её со спины, на этот раз по-настоящему. Прижимается лицом к кровящей шее, целует едва ощутимо. Нечем перевязать, только ждать, пока кровь остановится. Если все это время в них говорила координата, то для кого был этот спектакль? Кто зритель? И опять разложением дохнуло из чащи… — В лесу… — Ханджи тихо стонет сквозь зубы. — Какая же я глупая… Могла бы сразу догадаться. Голос ещё так уверенно говорил, как будто это я сама себе подсказывала. Похорони его, Ханджи, времени нет, Ханджи. Нахрена? — она оборачивается. — Его нужно спрятать, пока не станет ясно, какого черта произошло. — Рада, что ты в себя пришла. — Пик заглядывает ей за плечо: Аккерман лежит без верха и смотрит в огонь, ладошки под щеку подложил, невменько полное. — Ему больше всех досталось. Две присоски было, пиздец. Я их в портсигаре закрыла от греха. — Эй, Леви. Очнись. Пик придвигается ближе к костру, пытаясь согреться, но куда там: пока валялась в той каше из снега и грязи, что сама же и сделала, холод добрался до трусов. Ну нахер. Она отходит и распарывает палец о зуб, раскаленные ткани тут же обнимают, согревают в момент. — Ты чего перекинулась? — Ханджи подозрительно косится. — Холодно, чего. Пойду пока, Зика найду. А если засунуть куски прародителя в обезьяну, то что будет? Может, ничего хорошего, а может, наоборот. Непонятно. Если силу прародительницы разделили на девять человек, то почему червя нельзя так же разделить? Как эти древние ушлепки его не заметили? Хотя, с их знаниями об анатомии человека… Могли принять за внутренний орган. Лапы перевозчика сминают снег, Пик ориентируется на запах. Свежесрубленной древесиной пахнет впереди, но чем дальше от костра она отходит, тем темнее становится. Даже глаза титана, привыкшего видеть и в темноте, и под водой, её сейчас подводят. Такая темень бывает под землей, но никак не в ночном заснеженном лесу. Странно. Она задирает морду — темнота. Справа и слева — темнота. Как будто шоры висят. Пик топает дальше, по телу пробегает волна нервных мурашек. Тихо. Слишком тихо. Так быть не должно, такая тишина сопровождается чем-то очень страшным, большим зверем, чудовищем. Может быть звери испугались её? Никогда не боялись, а тут, вдруг, испугались. Откуда вонь? Сладковатый запах гноя вперемешку с металлическим запахом крови. Очень странно. Морда Пик упирается гнездо из веток, сделанное Ханджи. Опять гнездо… Зик упоминал, что мать сажала его в подобие гнезда, как птенца. Зик влажный, она губами чувствует. Дымится? Он дымится! Пик тянет язык вперед, чтоб убедиться, как вдруг ей морду заливает горячий поток сверху. Как будто водой кипяточной окатили, или… Это кровь. Что? В темноте медленно открываются два гигантских алых глаза. Пик от неожиданности вскрикивает в титане и это оказывается худшей из её идей. Идиотка! Глаза быстро открываются повсюду, как будто фонарики загораются. По бокам и наверху, близко и чуть дальше, пылают, пялятся на нее немигающе, запах гноя усиливается стократно, слышится жадное, голодное сипение. Как эти твари подкрались так бесшумно? Она хочет схватить Зика в зубы, но чувствует, как её с силой откидывают назад, перевозчик отлетает метров на пять, повалив дерево. Титаны приходят в движение молниеносно, как тараканы, Пик орет во все легкие и еле успевает отскочить от зубов, щелкнувших у самого бедра. — ПОЛУНДРА, БЛЯТЬ, ВАЛИМ-ВАЛИМ-ВАЛИМ! — Пик выносится из чащи и на бегу подхватывает Леви и Ханджи в зубы, перебирает лапами насколько хватает сил. В абсолютной тишине она несется, сминая на своем пути кусты и небольшие валуны, хрупает снег под лапами, колко разлетается ледок в небольшой речке. Сзади нагоняет топот десятков ног. Допизделась. Сама вспомнила, что орать в титане нельзя, сама заорала! Она заходит на крутой вираж у оврага, с удовлетворением отметив, что не все догадались правильно затормозить, и с разбега сигает сразу на стену, метров на восемь. Вот тебе альпинизм, вот тебе горная болезнь, скалолазание, мать твою. С такой прытью, как сейчас, она ещё никогда не взбиралась по отвесной поверхности. Прыгает, выше, ещё выше, очень опасно и с нормальным таким шансом сорваться, но страх гонит Пик вперед, пока она не достигает середины стены. — Какого хрена там случилось?! — орет Ханджи. Пик наполовину вылезает из мяса, но сообщать разведчикам, что обоссалась, не спешит. Впервые внутри не сдержалась… Позорище. — А ты не заметила, пока ветки рубила, что лунный свет будто выключили? Они же были там с самого начала. Как я, блять, их могла не заметить! — Пик от досады скалится. И правда, как? Или то, что она приняла за горы в полумраке, титанами и было? Сука. — Я нихрена не замечала пока рубила, если честно. Механическая работа. Я не могу сказать, что видела что-то вокруг себя. Только темнота и щелчки. Пик смотрит вниз. Твари толпятся у стены, руки тянут, подпрыгнуть пытаются. Штук двадцать, не меньше. Вот же сукины дети… Зик бы справился, а ей самой тяжко с обузой в виде двух разведчиков. В противоположную от них сторону бежит высокая светловолосая титанша. — Блять, это она! Это мать Зика, я тебе клянусь! — Ханджи машет из пасти перевозчика. — Она что, опять его забрала? — Спиздила. Она опять его спиздила, называй вещи своими именами. А нас использовала как приманку для остальных, чтобы спокойненько отвалить. Сука. Слишком умно для тела без извилин. Так, ладно. Я отнесу вас в расположение. — И на этом все? — Ханджи руками за морду хватается. — Пик, пожалуйста. Не нужно продолжать войну, где не будет победителей. Пик жмурится. Слишком много ответственности для неё одной. — Я хочу забрать Энни и обезопасить мальчишек. Убедиться, что ни у кого из них нет прародителя. Это сила, прямо скажем, не для этих долбоящеров. Если вы каким-то образом сможете потрогать маленькую королеву, то будет замечательно. Вскрывать вас я не хочу. Слишком велик риск. — она погружается обратно в титана и продолжает карабкаться на стену. Уже наверху оборачивается на секунду. Силуэт титанши почти скрылся в темноте. Встретимся в Квинте, да?