Священный отряд

Пик вернулась через полтора часа. Они с Ханджи ушли в расположение разведки, лечить Эрвина в условиях больницы Зик отказался. Сука. Как за такое короткое время она успела сбегать в Стохесс Леви не спрашивал, сидел, смотрел как Зик мастерит ожерелье из выбитых зубов. Опять задние. Жаль. Хотелось передние. — Это тебе. — протягивает. — Четвертый привяжи. — Нахуй пошел. — Ладно. — Зик нисколько не обижается, спокойный такой. В руках держит большой чемодан, обтянутый черной кожей, второй такой же рядом стоит. Аккерман смотрит на Эрвина. Непривычно его таким видеть. Таким слабым, беспомощным, от него, Леви, зависящим. — Что ты будешь делать? — спрашивает. Уверен, что нихуя Зик Эрвина не вылечит. С таким поражением тела это попросту невозможно. Как же погано. И от себя, и от него, и от ситуации в целом. Номинально Зик ничего не сделал. Стену не ломал, помогал, и вообще. Но… Но. Они с Эрвином повязаны кровью и смертями. А это просто смять и выкинуть не получится, как не получится и откреститься от кадетов. Кровь связывает крепче любых иных уз. Особенно чужая. Особенно, когда её так много на руках у всех. — Иссеку обугленные ткани и зашью, проколю волдыри, чтоб раны подсыхали. Опиум, преднизолон, диазепама сверху, рану адреналином обколоть, чтоб сосуды сузить, димедрол. Ну и пенициллин, куда без него. Сложнее всего будет мазь снять. Леви больше половины слов не понял, но кивнул с видом умника. Он часто так делал, если чего-то не понимал, просто кивал молча. — Ты ничего не понял, да? — Пошел нахуй. — Ладно. — Зик крепче обнимает свой чемодан. Леви цыкает. Он не умеет разбираться в собственных эмоциях, понимает только, что тот комок, который в грудине засел, можно сравнить с грязными мокрыми тряпками, в которых уже крысы завелись. Из кармана высовывается башка Совести, сонная, с примятым мехом на морде, Леви ее гладит большим пальцем, пока Зика не почуяла. Но куда там: носом повела и яростно зачирикала. Полетела на запах, въебалась в него, в башку забралась, трясется аж вся от радости, орет. — Можно я мышь заберу? — Пошел нахуй. — Леви отворачивается. — Это че мне, теперь тебе алименты за неё платить? Папаша за хлебом вышел? — Почему папаша? Ты это чудовище породил. Не удивлюсь, если она из твоей жопы вылезла, кто знает, что у тебя за удивительная анатомия. Ты же, сука, бессмертный. Ожидание превращается в пытку. Леви не понял, чем именно Зик попросил вымыть помещение, куда они повезут Эрвина, не понял, нахера шмотки кипятить. Ладно тряпки, но вещи? Только в чистом волдыри вскрывать? Все же заляпается сразу. Он чувствует себя идиотом, каким-то недалеким дурачком. Все вокруг понимают, что происходит, а он — нет. Впрочем, вряд ли Ханджи знает эти слова. Это как-то успокаивает. Очкастая всегда была его умнее и пыталась показать это при любом удобном случае. Хоть Леви и прикипел к ней, а все равно бесит. В палату вбегает запыхавшаяся Пик с каталкой. — Пошли. Все готово. Я вещи на огне высушила, немного влажные, но потерпим. Поверхности стерилизовала. Зик поднимается, Эрвина поднимает сам чуть на бок, перекладывает на каталку, командора рвет густой, коричневой дрянью. Леви поджимает губы, пока Пик суетится и все вытирает. Тяжело. Видеть его таким невероятно тяжело. Зик свои чемоданы не отпускает и никому их не дает, Леви подозревает, что те набиты стеклом. Он помогает Пик, Зик тащится следом, каталка с противным скрипом едет по коридорам больницы. — Куда? — подскакивает санитар. Мальчишка, рыжий, кудрявый. — Мы его забираем. Чтобы статистику вам не портить. — рявкает Аккерман. Санитара как ветром сносит. С лестницы спускают по деревянному пандусу. Их недавно сделали, да и каталок таких раньше Аккерман не припоминает в городах, только в столице были. О, наш щедрейший король. — Налево. — командует Пик. Эрвина мотыляет из стороны в сторону из-за неровной брусчатки, они сворачивают в светлый проулок. Разведку всегда расквартировывали поближе к больнице, чтоб удобнее было, сейчас это как нельзя кстати. Пик пинком открывает двери и они закатывают Эрвина внутрь, в темный холл. У ближайшей двери их ждет Ханджи, глаза блестят, но сама сосредоточена. Леви мрачно на нее зыркает. Не смей. — Я в душ. — Ты ебанулся? — шипит Аккерман. — Стерильность сейчас главное. Пик со мной, вы двое тоже идите. Нужна будет помощь. Зик и Пик уносятся вперед по коридору, Леви кидает взгляд на Эрвина. Отдышка, дыхание нестабильное. Ну и как его бросить в таком состоянии? — Пошли. — Ханджи кивает в другую сторону коридора. Леви привычно топает в общую душевую, но Ханджи его останавливает. Не сегодня. — Мы вдвоем там мыться будем? — Боишься не сдержаться? — Ханджи ухмыляется. — А я думала, что мы друзья, а оказывается, все это время ты был страстно в меня влюблен. — Прекрати себя так вести. — Леви злится. — Как? — Как Зик. Не надо. Раздеваются, друг на друга не глядя. Леви пропускает её первой, мол, сначала дамы, но Ханджи беспардонно затаскивает его в крохотную офицерскую душевую. Какой абсурд: стоят, мокнут под ледяной водой, быстро намыливаются, даже не успев отогреться с улицы. Леви намыливается весь на всякий случай. Хрен знает зачем, но намыливается. Выходят через пять минут, выжав волосы полотенцем, Ханджи выдает повязки. Чтоб волосы не упали, говорит, Пик так сказала, говорит. Влажная белая форма, тапочки. Как идиоты. Эрвина в коридоре нет. Сердце Леви пропускает удар, а потом из комнаты высовывается лицо Пик. Повязка на волосах, повязка на лице, Леви быстро завязывает второй кусок ткани на морду. Представь, что это уборка, только теперь не ты себя от пыли бережешь, а Эрвина — от себя. — Рукава задрали. Руки вперед. — Пик профессионально-равнодушна. Леви её ещё никогда такой не видел, не слышал такого тона. Как будто она только и делает, что людей штопает в свободное от воровства время. На руки льется спирт. По запаху — самогонка. Мерзость какая. Леви проходит в комнату и косится на стол: там разложены инструменты. Четыре большие деревянные коробки, шприцы, колбы, бинты, неизвестного содержимого пузырьки, подписанные мелко-мелко. У Зика на лбу прикреплена какая-то штука… Светится. Ярко так, но это не огонь. Что это? — В комнате ничего не трогать без разрешения. Эрвина не трогать, инструменты не трогать, риск заражения очень высокий. — Пик закрывает за ними дверь, тоже облив себе руки водкой. Зик крутится вокруг кушетки, то слева, то справа подходит. — Опиум. — протягивает руку. Пик подскакивает к столу и за секунду вытаскивает один из груды пузырьков, набирает небольшой шприц и дает Зику. — А нам что делать? — Ханджи лупает на нее глазами. Аккерман подходит ближе к Эрвину, в блуждающем свете фонарика его повреждения кажутся ужасающими. — Разомни руки. Будете по очереди систему держать. — Пик встряхивает большую колбу и тычет в неё чем-то… Это кишка? Как длинная мутная трубка с иглой на конце. — Диазепам и преднизолон. — Зик снова руку протягивает. Аккерман заглядывает через плечо: он что, в вену колит? Совсем больной? Пик набирает два шприца и быстро подает. — На. — Пик отдает Ханджи в руки колбу. — Держать на вытянутой руке, Чтоб Леви перехватить мог, когда устанешь. Опускать нельзя. Зик откидывает шприцы на столик и елозит большой иглой в вене, подкручивает что-то на трубке. Выглядит жутко. Затем обходит Эрвина и принимается медленно стирать слой густой мази заранее подготовленными тряпками. Ханджи с банкой стоит, как дура, Эрвин стонет, у Леви все внутри сжимается. — Сука. Долбоебы необучаемые… — Зик тихо бурчит под нос. — Какой сумрачный гений догадался на открытую рану мазь нанести? Нужны ещё тряпки. Этого не хватит. — Давай я. Леви, держи. — Ханджи передает бутылку Аккерману. Прозрачная жидкость, вроде вода, а вроде и не вода. Волшебная вода. Пусть будет волшебная вода. — Спирт. — Зик откидывает предпоследнюю тряпку в ведро. Пик подает ему водку, Зик смачивает ей ткань и прикладывает к ране. Эрвин издает страшный, хриплый звук, Леви оцепенело смотрит, как его тело дергается от каждого движения Зика. Страшно. — Скальпель. Эрвин орет. Леви дышит носом, крепко сжимая бутылку. Так и хочется Зика ей огреть, башку размозжить. — Иглу. — Он в сознании? — тихо шепчет Леви. Ему кажется, что повышать сейчас голос он не имеет права. Что спугнет удачу, и тогда Эрвин умрет. Умрет мучительно. — В ступоре. Это ожоговый шок. Он от этой мази заебаной отек весь к хуям собачьим, раны не сохнут. Прекрасная патогенная среда. На ноге колликвационный некроз как из учебника, пузыри толстостенные, полный пиздец. Прибегает Ханджи с дымящимся ведром. — Кипяток… — Похуй. — Зик быстро выуживает верхнюю тряпку и продолжает снимать мазь. — И что это значит? — Мы можем подождать, пока начнется гангрена и отрезать ногу. Проблема в том, что эта дрянь тянется выше, на бок и частично спину. Так что буду чистить и шить. С картинной красотой командор может попрощаться, но лучше живой и страшный, чем дохлый и красивый. — Дай. — Ханджи тянет руку. Леви передает ей бутылку. — Ещё расскажи. Это успокаивает. — Пик, адреналин. В ближайшие дни у него будет красная или коричневая моча. Пугаться не надо, это не кровь. Билирубин. Уже начался парез жкт, так что с посрать будут проблемы. Кормить его придется кашами, насильно, он будет брыкаться, ему будет больно. Лишь бы печень не пизданула, тогда все, готовьте гроб. — Зик срезает ткани с ювелирной точностью. А клинками машет поверхностно. Как, все же, умения зависят от габаритов. — Это как? — Леви морщится, когда Зик вскрывает волдырь и очищает его от прозрачной сукровицы. — Это если перестараться с лекарствами и перелечить. Нельзя ускорить биохимию организма, это не магия. — Угу. Ты долго этому учился? — Леви бы не смог. Кровь и мясо его не пугают, а вот гной, сукровица и рвота с дерьмом вызывают священный ужас отвращения. Брезгливо. — Восемь лет. Хирургия общей практики. Блять. — Зик сшивает края раны. — Не отвлекай. Леви понуро кивает. Ханджи ему делает глазами, мол, бутыль возьми, заебалась стоять в позе солдата с вечным стояком. Восемь лет… Чем он последние восемь лет занимался? Титанов крошил, казармы драил? Людей убивал? Что полезное он сделал? Нихуя полезного не сделал по итогу. А Зик… Господи, блять. Скольких он спас своими ловушками? Эрвина сейчас спасает. Но все это не отменяет геноцид. С другой стороны, не своими руками… Да сука, какого хрена ты вообще пытаешься оправдать его? У них с Эрвином руки в крови по самую макушку. Пытка заканчивается через два часа. Зик наложил повязки, зашил, обработал, поставил ещё несколько уколов и к рассвету они завершились. Вывалили на улицу курить все вместе, Леви с Ханджи в куртках, а Зик с Пик в форме, без верхней. Тишина. Ни стука копыт, ни разговоров. Аккерман тянет дым в легкие. Непонятно, хули делать теперь. — Ты тоже титан? — он смотрит на свои ноги. Ханджи рядом аж причмокивает, когда курит. — Тебе Зик сказал? — вдруг отвечает Пик. Да сука, час от часу не легче. — Я не тебя спрашивал. — Леви фыркает. Идиотизм. — Ты, сука, правда в зверюгу превращаешься? — В обезьяну. — откуда не ждали, Ханджи. Да еб твою мать… — Ты знала и не сказала? — Леви с яростью пялится снизу-вверх. — Женская интуиция. — Ханджи выдыхает дым носом, довольно улыбаясь. — А эта в кого? В выдру? — В жабу. — Заебись, а делать теперь что? — Леви выкидывает сигарету. — Пиздец. — Дипломатию изобретать. Договариваться. Если крошить друг друга будем, то лучше не станет. — Зик носком тапка бычок затаптывает. — По итогу мы одного и того же хотим. Избавления мира от титанов. Пока не договоримся, так и будем рубить друг друга. Хуйня получается. Не заебло вас детишек на смерть вести? Они заходят в холл. Зик проверяет Эрвина и возвращается, Пик ведет всех на кухню. По-хозяйски роется в погребе, гремит посудой. Припасов тут с гулькин хрен, одни каши. — И что же такое эта твоя дипломатия? — Аккерман присаживается за стол. Зик падает напротив, рядом аккуратно мостится Ханджи. Пик, кажется, решила устроить ревизию круп и картошки. — Это когда все договорились и все в плюсе. — Зик зевает. — Так не бывает. Кого-то непременно наебут. — вклинивается Ханджи. — Что ты предлагаешь? — Ну… Смотри. Если я с самого начала рассказывать начну, мы тут ещё сутки тут просидим. Мы все потомки одной девочки, которая первой имела силу титана. И наши дети будут такими. Она получила эту силу случайно, а через тринадцать лет владения — умерла. Трое её дочерей съели ее труп и разделили силу, и девять их дочерей тоже. Всего шифтеров девять. Те, что за стенами — чистые. Они жрут людей, потому что ищут шифтера. Инстинкт такой ебанутый. Но мы все подчиняемся титану-прародителю, тому, что был первым. Его королевская семья передавала из поколение в поколение, обращая своих подданых в чистых, чтобы завоевывать другие страны и земли. Шифтеры тоже принадлежали ветвям королевской семьи, насколько я знаю. Элдийская империя больше тысячи лет существовала. Короли убивали другие народы, некоторых даже выкосили в ноль. Сто лет назад король собрал миллион человек и уплыл сюда, империя развалилась. Он пожертвовал ещё двумя миллионами, чтобы увезти с собой мрамор, из которого построены городские советы и дворец. Он поклялся больше не сражаться, но обещал, что если кто нападет, то он выпустит колоссов из стен. Да, мы с Пик посчитали, их тут тысяч семьсот. И они растопчут весь мир, если кто сунется. — Зик облизывает губы. Леви опускает лицо. Твою мать. Твою мать. — Оставшиеся стали рабами нынешней власти. Потому что, когда король сбегал, у нашего правительства осталось восемь шифтеров. Один исчез. Атакующий. А сам король, носитель титана-прародителя, передавал его здесь из поколения в поколение. Как он оказался у Эрена у меня есть предположения, но одно хуже другого. Фокус в том, что Эрен не может сам использовать его силу. Ему нужен контакт с титаном королевской крови. Это и опасно, и безопасно. С одной стороны, есть Криста, с которой он может сговориться. С другой стороны, могут найтись и другие наследники. Пик серой тенью проскальзывает в коридор. — Твоя мать была… Учитывая то, что за стенами случилось… — Ханджи, как обычно, думает вперед. Леви молчит. — Да. Это проблема. Я думаю о том, что если не станет титана-прародителя, то и она сможет снова стать человеком. — Зик нервно теребит ткань формы. — Поэтому я уверен, что это она. На все сто процентов. — Но откуда взялись чистые за стенами? — глаза Ханджи ненормально поблескивают. Леви знает этот взгляд. Она вцепилась и больше не отпустит. — Первых сделал король, чтоб никто не выходил. Остальные же — люди, сосланные за мятеж против нового правительства. Про стену мы не врали, просто она чуть дальше этих стен. Там целый морской порт. Правительство имеет специальную сыворотку, которая обращает людей в титанов. Биологический процесс в организме запускает. Вколи её любому другому человеку из сторонних народов, и ничего не произойдет. Ссылка — это наказание. Высшее наказание. — Ты сдашь нам бронированного и колоссального, чтобы мы могли отдать их под суд. — Аккерман предельно серьезен. Это все, конечно, ужасно, но сейчас его волнуют вопросы менее глобальные. Что Зик покрывает этих уебков, например. — Или мы можем казнить подставных лиц, чтобы бросить народу кость на растерзание… — Ханджи покусывает заусенец. Леви поднимает брови. — Ты сейчас серьезно? — Да, Леви, я серьезно. Сомневаюсь, что они просто люди с улицы. Наверное, тоже в чем-то хороши. — Я не понимаю… — Аккерман тяжело выдыхает. — Мы сейчас находимся на острове. Просто он очень большой. Вокруг море. За морем есть целые континенты, гигантские земли, заселенные людьми. Людьми, которые могут превращаться в титанов, людьми, которых король оставил там подыхать. Как мою семью, как семью Леонхарт, как семью Пик. Стран много, мир очень большой. Я во врачи пошел, чтобы иметь возможность посещать институт титанологии, я их изучал. В тайне, конечно, если бы кто узнал — так расстреляли бы. Вы живете за стенами, потому что король так оградился от всего мира за грехи прошлого. А мы живем за стенами, потому что нас там заперли. Мы подневольные. Хуже рабов. Правительство моей страны хочет получить титана-прародителя, чтобы иметь власть над парой миллионов человек, которые могут в титанов превращаться. Делать из них живое оружие, управлять ими. Нас отправляли в бой с той же мотивацией. Спасти человечество. Пока на острове три ряда стен, набитых колоссами… Это страшно. Человек, обладающий этой силой может их выпустить. Может управлять ими. Эрен ведь уже сделал это один раз за стенами. — А не проще завладеть этой силой и как-то запретить размножение? С точки зрения эволюции… — Ханджи жует губы. Леви не узнает её сейчас. — Я тоже об этом думал. Но нет. Пока мы вымрем ещё лет сто пройдет. За это время может случиться все, что угодно. Надо действовать сейчас, пока прародитель снова не оказался у королевской семьи. Только король может использовать его мощь на полную. Поэтому… Я предлагаю вскрыть чистых. Посмотреть, что остается от человека во время долгого нахождения в титане. И… Если честно, я считаю, что это живое существо. Бактерия, амеба, не знаю, может, червь. Оно где-то в спине живет. Есть такая штука. Серная кислота. Всю органику растворяет, нихуя не остается. Я не верю в магию. Я верю в биологию. Наука всегда побеждает зло. А теперь понятно. Понятно то, что Эрвину обо всем этом знать нельзя. Информации так много, но если только на секунду представить, какой мир гигантский… И что в этом мире им никто не рад — то сразу и не до титанов становится. Как отреагирует на это Эрвин? Он уйдет на покой или же будет гнуть свою линию до конца? Что будет с кадетами? Что вообще будет с ними всеми, если титаны за стенами на самом деле их защищали от чего-то более страшного? А они с упорством, достойным лучшего применения, рубили их, тратили свои жизни. Леви впервые не знает, что делать. Он привык отвечать только за крошечный отряд, даже не за всю разведку. Он привык, что его касается только зона его видимости, он как курица, что хлопочет вокруг цыплят. А тут… Огромный мир, титаны в стенах, растоптанные жизни волей одного человека и разрешение конфликта, который ему не по зубам. Он даже вообразить масштаб себе не может. — А если не получится? Если мы убьем Эрена, а эта тварь жить останется? — Леви хмурится. — Он ни в чем не виноват. Неправильно использовать его, как жертвенную овцу. — Надо попытаться его достать, если оно имеет форму. Препарировать, как лягушку. Ну, я бы попыталась. — очки Ханджи поблескивают. — Допустим, у нас все получилось. Представим себе, что получилось. Дальше что? Разве люди с других земель не нападут на остров? — Леви скребет голову. — Непременно. Но я могу найти нам союзников, чтобы нападения не случилось. Организовать экспорт газа, как вариант, торговые союзы обычно — первый шаг к союзам военным. Возвращается Пик с небольшой кастрюлей. — А почему мы просто не расскажем людям правду? — Аккерман не унимается. — Потому что они захотят мстить. За то, что наша страна травила их титанами сто лет, забыв о том, что их предки пожирали целые города и страны почти тысячу лет. За геноцид пять лет назад. Предки предками, а нынешнее поколение не готово к этой информации, потому что отправлять на военную миссию двенадцатилетних детей и ждать мудрого командования довольно глупо. Это просчет нашего генералитета. Человек существо примитивное и реваншизм не ведет ни к чему, кроме новой войны. Ты уверен, что Эрвин не захочет восстановить справедливость в мире? Что Закклай не захочет? — Пик ставит кастрюлю на печь. — Ты уверен, что король не отправит тебя перемалываться на чужой земле, Леви? Что не будет мысли «или мы умрем, или умрут они»? — Двенадцатилетних детей? Ты хочешь сказать, что они в двенадцать стену проломили? — Аккерман сжимает кулаки. Черт. Черт. — Да. Нас с детства учат убивать. Это не три года вашей кадетки. С пяти лет. Шифтер не живет дольше тринадцати лет, чем раньше ребенок получит титана, тем быстрее его семья получит привилегии. Родители просто продают нас командованию, чтобы не жить, как рабы. — Пик солит воду. Леви молчит. Нечего сказать. — С детства нам внушают, что на острове живут демоны. Страшные и ужасные, неотесанные аборигены без души и сердца. И главная цель — это выкосить их всех, потому что мы хорошие и раскаялись, а они — нет. Умереть, чтобы дать жить другим. Знакомая песня, а, капитан? — Пик остро скалится. — Мы не хотим навредить. Мы хотим решить тысячелетнюю проблему. Или уничтожить прародителя, или спрятать его так, чтоб не нашел никто. Да, Зик? — она с нажимом цедит последнее слово. — Да. Отдавать его королевской семье или нашему командованию… Приведет к катастрофе. Есть мысль, что если титаны исчезнут, то колоссы в стенах смогут снова стать людьми. Семьсот тысяч человек. Можете вообще это вообразить? — Нет. — честно говорит Леви. В цифрах да, а вот визуализировать семьсот тысяч человек как толпу он упорно не может. Это много. Очень много. — У меня вопрос не в тему. Вас правда зовут Зик и Пик, или так совпало? — Да. Но мы не кровные брат с сестрой. У Зика другая фамилия. — лицо Пик вдруг приобретает хитрое, лисье выражение. Зик закатывает глаза. — Ну нахуя?! — А что? Ты сейчас сдаешь миссию островным аборигенам, не посоветовавшись со мной. Тоже хочу свои пять копеек вставить. Позвольте представить вам нашего бессменного лидера, господа и дамы! — Пик циркачески вскидывает руки. — Генералитет называет его «чудесное дитя» за выдающиеся способности. Прошу любить и не жаловаться, капитан священного отряда воинов Марли, самый молодой работник генштаба, наш стратег, врач, гений, ценитель элдийского искусства, вор, предатель родины и конченный долбоеб — Зик Йегер. Первый сын Гриши Йегера, реваншиста, что украл силу титана-прародителя, чтобы растоптать континент, но не смог с ней совладать и передал своему второму, любимому сыночку. Не советую вам убивать обезьяну, он нам всем ещё очень пригодится, а жить ему осталось всего пять лет, так что сам справится, без помощи. Леви закрывает лицо ладонями, Ханджи нервно смеется. Какой пиздец. — Леви, я… — Пошел нахуй. Просто пошел нахуй.