Священный отряд

Мы позволим разведкорпусу продолжать деятельность, только если вы начнете исследовать титанов, а не пытаться скормить им побольше народа. Ночью Эрвину не спится. Мысли его занимают лишь бесконечные заседания в столице, где — сюрприз — пламенные речи не действуют на аристократию. Их не задавить авторитетом и не заразить идеей, их волнуют деньги и отсутствие народных волнений. Кои уже начались в Стохессе, письма так и летят с жалобами. Разведка портит девок. Разведку боятся. Разведку ненавидят. Разведка бессмысленно тратит налоги. Сделайте хоть что-то полезное — поймайте титанов снова и изучите. Как будто это поможет их победить… Леви не пришел, а Эрвин ждал. Думал, что тому будет, что рассказать, но Аккерман не остался ни поговорить, ни обсудить то, что было в столице. Зато пришла Ханджи. — Выглядишь дурно. — она складывает перед ним несколько папок с отчетами. — Твои мешки под глазами еще больше, чем мои. Не думала, что это возможно. — Расскажи лучше, что тут было, пока меня не было. Без официоза. Горько, что не Леви. В последнее время былая связь между ними треснула, и трещина эта расползалась во все стороны, Аккерман бесился и грубил, Эрвин старался не обращать внимания. Как будто смерть собственного отряда окончательно разуверила его в правильности курса Эрвина. Или это было что-то другое? — Ну… Техник, которого ты приказал показательно избить, очень нам помог. В проектировании ловушек, а ещё он придумал, как сделать воздушный шар, не привлекая внимания санитаров… — Ханджи смеется. — Шутка. Если наши расчеты сработают, то можно будет отправиться до Шиганшины и обратно без потерь. И даже военная полиция ни о чем не узнает. — она коротко вздыхает. Эрвин гордится ей. Из нудной любительницы книг Ханджи превратилась в отчаянного искателя правды, не забывая при этом о своей ответственности. Это Эрвин о ней забыл. А может, и не помнил никогда, потому что думал только о теории отца. — Он же поймал нам Имир. Сам. — Он учился в столице? — очевидный вывод для Эрвина. Только там куют подобные кадры, которые никогда не хотели мараться о разведку. — Нет. Эрвин вскидывает брови. — Нет? — Он деревенский. Мы же были на их с сестрой представлении. Они фокусники. А ещё профессионально воруют. Но для разведки не впервой принимать на службу головорезов, правда? — она склоняет голову на бок, улыбаясь. Очевидный намек на Аккермана. — Правда. Теперь понятно, почему субординации никакой. У Леви её тоже не было. Даже вслух это произносить неприятно. Когда субординации не было, Эрвин мог назвать Леви самым близким для себя человеком, хоть он и никогда не произносил вслух слово «друг». У него ведь не должно быть привязанностей, он может умереть в любой момент. — Но в деревенских инженерных гениев я не верю. За ним ничего странного не наблюдается? Никто из разведки не заметил титана в своих рядах, а он, вдруг, справился за несколько недель. Подозрительно. — Усмири свою паранойю. Ты просто не видел его физическую форму. Она совсем не похожа на форму той же Леонхарт. На кроссах задыхается, курит, как паровоз, насколько я знаю, до разведки он был алкоголиком. Но держится, молодец. Он не похож и на Имир, та замечательно справлялась с нормативами всегда. — Может, притворяется? — Эрвин подтягивает к себе папки. — Может. Но я сомневаюсь. Я думаю, там в другом дело. Он говорил, что его родителей скинули со стены. А Имир говорила, что со стены скинули её. Забавное совпадение, не находишь? Я ставлю, что он скрывает свое прошлое, потому что бежит от чего-то. Или кого-то. Военной полиции, например. — Ханджи обводит пальцем полированный круглый след от пенька на столе. — В его словах все выверено, но… На допросе он вышел из себя. Потому что они с Имир были знакомы до. Почитай потом отчет. Имир появилась в их деревне и была знакома с одним из циркачей, которые погибли. — А если он просто шпион? Если это, вообще, возможно… Я все прочту. Что-то ещё произошло, что требует пристального внимания? — Эрвин прикрывает глаза. Через два часа уже рассветет. — Где вы вообще его нашли? — Не мы. Его Леви нашел. Мы к нему после леса ездили подлатать мальчишек. Он из тех людей, что за деньги будут молчать. — Так он ещё и врач? Сколько в деревне, оказывается, талантов. Если Леви нашел, значит, человек должен быть и правда надежный. Уж в чем, а в уголовниках любого пошиба Аккерман разбирается лучше их всех. — Я тоже думала об этом, но доказательств иного у нас нет. Только предположения. — Ханджи фыркает. — Что-то ещё важное? — Криста призналась, что она наследница трона. Только королевских бастардов нам не хватало для счастья. — А Гувер и Браун? — Ну… — Ханджи жует губы. — Браун так окончательно в себя и не пришел. Он тронулся после леса. Но приказы исполняет. Гувер зажил, теперь снова со всеми тренируется. Молчит, но злобу затаил. — Могу его понять. — Эрвин думает. Наследница трона… Какой приятный, обнадеживающий факт. Хорошо бы она не оказалась самозванкой. — Что случилось в столице? Все так плохо? — Не так, как могло бы. Я убедил их, что мы будем не только рубить титанов, но и изучать их. Всем очень понравилась идея. Но на это ушло много времени. Так что ловушки весьма кстати. Будем планировать первую ночную экспедицию. Эрвин злится на себя, что сам не догадался. Если титаны спят ночью, отчего ж не поехать и не порубить всех, до кого смогут добраться? Как же сильно это бы им помогло. Вот только разрешения на такой маневр он больше не получит. А ведь мог бы. Подумать, попробовать ночью. И тогда жертв от Леонхарт было бы гораздо меньше, впрочем… Кто-то сказал ей, когда. И этот кто-то до сих пор здесь. — Почему ты уверена, что Имир с ней не в связке? — Я не уверена. Но она так защищает Кристу… Может ли быть так, что и это связано? — Не знаю. Посмотрим. Ханджи кивает. — Эй, Эрвин. Я могу отлучиться в город? Мне невероятно сильно нужен выходной. Не понимаю, как ты все это время выносишь такой уровень нагрузки. — она трет кулаками глаза под очками. — Конечно. Я обо всем позабочусь, не переживай. — И ещё. Не нужно больше наказывать Зика. Пожалуйста. Это моя просьба. Он работает на человечество иначе, но это не значит, что его нужно наказывать. Он вообще не должен всей этой муштрой заниматься, у него ум ученого, а не солдата. Пусть проектирует и шутки свои убогие шутит, лишь бы пользу приносил. — Ты прикипела к нему? — Эрвин чуть щурится. Ханджи зевает. — Да. И не только я. Он сделал для нас так много, а мы платим ему копейки и бьем. Не хочу, чтоб он сбежал, он мне ещё пригодится. — она азартно сверкает глазами. Как обычно. — Сделать ещё одно исключение из правил. В конце концов, не только же Аккерману в особенном статусе ходить, нужно сделать ещё одну поблажку. И тогда все захотят, чтоб я сделал её для них, и мы превратимся в клуб по интересам… — Эрвин устало морщится. — Ты же понял, о чем я. — Понял. Иди отдыхай. И спасибо. Ты меня очень выручила. Он так и не уснул. Листал отчеты, пока головная боль все усиливалась и усиливалась. Долететь на алкогольных испарениях до стены… О, сколько вопросов. Не меньше вопросов у Эрвина к позавчерашнему отчету об изъятии килограмма содержимого нужника и траты денег на холодильник. Не сложно догадаться, кто это предложил. Если он шпион, то ведет себя, как минимум, странно. Ну кто в своем уме предложит экскременты из нужника взять и выпаривать их в лесу несколько часов? А курицы в сарае? А оленина, которая неизвестно, откуда взялась? А рысь, о которой ему доложил Майк, что приходит по вечерам к окнам их нового техника и ждет чего-то? Все это очень… Нелогично. Аммиак они добывали. Что, если это засланец из столицы? Издевается над ними, расшатывает дисциплину, диверсия против разведкорпуса. Не получилось сломать снаружи, так сломают изнутри. Перед утренней тренировкой Эрвин вызвал к себе Арлерта и компанию. Ему хочется послушать ещё одну неофициальную версию, перед тем, как он будет говорит с Майком и исследовательским отрядом. Арлерт, кажется, счастлив. Это трогательное, смущенное выражение на его лице. Удивительно солнечный ребенок несмотря на все, что с ним произошло. Время сотрет и доброту, и смущение. Эрвин тоже когда-то был таким. Очень давно. — Командующий! Вытянулись по струнке. Эрвин кивает им на стулья. — Я хочу послушать ваши рассуждения о том, что происходит. Эрвин всегда искал себе стукачей в коллективе. Этим словом он не апеллировал, выбирал более мягкие эпитеты. Но суть оставалась одна. Хороший стукач стоит сотни послушных солдат. Арлерт не считает себя стукачом. Он добрый, скромный мальчишка, который хочет помочь. И его помощь неоценима в вопросах того, что на самом деле происходит внутри коллектива. Он подмечает все, каждую деталь, искренне хочет помочь. Всего лишь работа на общее благо. Ничего позорного. Почти. Главное ему не говорить, как это называется на самом деле. — Я… — Армин осекается. Микаса, традиционно, молчит, Эрен копит эмоции. Йегер всегда немного кричит, даже когда не хочет этого, такая манера общаться. Но свои подозрения и предположения будет непременно выражать бурей, ураганом, и стоит успеть его приглушить. Мало ли, кто там за дверью трется. — В разведке происходит что-то странное. Этот новенький… Зик Фингер. Он будто нарочно пытается подорвать дисциплину. Я был с ним и Гувером в лесу, вы представляете, он капитана Леви пить заставил… Ну… Какашки. — Что? — Эрвин моргает. Не послышалось? — Ну, мы выпаривали из фекалий вонь. Гувер и Зик делали это, капитан присматривал, а они потом в отдельной колбе сварили на костре и принялись пить. Предложили капитану, а он… Согласился. — у Армина такое несчастное лицо, будто сейчас расплачется. — Меня тогда в кусты вырвало, а Зик потешался. Но вы понимаете, самого капитана Леви, сильнейшего солдата разведкорпуса! Пить говно! Эрвин закусывает губу изнутри, чтоб не заржать. Какой очаровательный абсурд. — И что капитан? — Он… Отругал меня, что я заблевал форму. И предложил эту колбу, сказал, что легче станет, а я снова, и опять на себя… Мне кажется, что он владеет гипнозом. Капитан ходит за ним, как приклеенный, слушает его бредни. — И зачем он загипнотизировал капитана? — Эрвин сейчас ни секунды не жалеет, что вызывал Арлерта. Давно такого бреда не слышал. — Чтобы подорвать разведку изнутри. Он очень умный, а прикидывается дураком. Вы видели, как он стреляет? Я видел. Он с тридцати метров в свою же стрелу попадает. Даже Саша так не может, а она всю жизнь в лесу прожила. Это наводит на мысли . — Да он все врет! — Эрен вскакивает со своего места. — Он же все время всем врет! Говорил, что его родителей со стены скинули, издевался над нами, а мы, между прочим, элитный отряд, мы учились сколько! Как вообще капитан допустил его до разведки? Он Гуверу пальцы мотает, уверен, это не просто так! Гувер с Брауном на него смотрят в восторге, госпожа Ханджи ему позволяет устраивать вечера с пирогами, а ещё он постоянно ездит в лес! Может, он передает сообщения предателям? Я не раз видел, как он по ночам сваливает, а утром возвращается с едой. Он точно сливает информацию, прикармливает нас, как скот! — на последних словах начинает натурально орать, Эрвин мягко его осаживает жестом. Спокойно. Объяснения этому, как раз, есть. Если новенький не привык питаться помоями, кои готовят в разведке, он спокойно может незаконно отстреливать дичь и ловить рыбу. Может и не врет, что из деревни. Что, если он из деревни каким-то образом добрался до столицы и сумел отучиться для одного из секретных отрядов военной полиции? Туда кого только не берут. И кормят там на порядок лучше, чем здесь. Это могло бы все объяснить. — Это все? — Эрвин чуть приподнимает бровь. — Нет. — Армин тупит взгляд. — Он оглушил титана топором. Он сговорился с Гувером и Брауном, а ещё приехала его сестра. Это родительский день был. Капитан Леви сказал, что Кристу арестовывают за преступления против короны и увел, и тогда Имир обратилась и побежала следом. Зик, Райнер, Бертольд и сестра Зика нагоняли её с фейрверками, а потом Зик в полной темноте на скорости всадил Имир в загривок гигантский топор, чем её обездвижил. Я никогда не думал, что так можно. А вот это уже интересно. Если на кроссе можно имитировать боль, то меткий глаз нельзя получить в наследство. Это навык. И нарабатывается он годами. И явно не на ярмарочных площадях. — И? — Эрвин нетерпеливо барабанит пальцами по столешнице. Сонливость испарилась, мозг начал работать очень быстро. Хорошо. — Госпожа Ханджи за час поставила его на УПМ. Мы в первую неделю только держаться учились, а он сразу полетел, только затормозить сам не смог. И в темноте он тоже использовал УПМ. Вам не кажется это странным? И да, и нет. Леви тоже быстро научился летать, если верить его словам. Но тут уж слишком много собралось в одном человеке, чтобы просто спустить. — И больше он его не использует? — Эрвин крутит в пальцах карандаш. — Его капитан Леви обучает. Бьет его до крови, потом они с баллонами в лес уходят заниматься. — Леви? — Эрвин от удивления роняет карандаш. Аккерман никого не учил. Никогда. Ничему. Даже его отказался, хотя Эрвин просил. Не раз и не два. — А разве это все нельзя объяснить тем, что он просто хороший фокусник? — нервно. Порушить все, что выстраивалось годами, за пару месяцев… Точно работает профессионал. — Можно. Но есть что-то в нем, не знаю… К нему звери льнут, как будто он их заколдовал. У него есть летучая мышь. Он ее с рук кормит. А я знаю, что такие мыши кровь пьют. У коров и животных, а он ей гусениц скармливает. Гадость. Он сову притащил, ежа поселил на кухне, куриц этих пёстрых из леса принес. А ещё, к нему приходит рысь. Ночью. Он ей мясо с кухни таскает, я сам видел! — А ещё он сказал, что мой отец — просто выблядок, а не человек! Простите за выражение, командующий. — Эрен замолкает. — С ним он тоже знаком? — Эрвин хмурится. — Нет, он так сказал, когда я рассказывал, как мы с отцом в мяч играли в детстве. Это странно. Да. Это странно. — А ещё он издевался над нами, говорил, что вместо коренного члена отрастет молочный, когда у Конни чирий вскочил. Это к делу не относится, но вносит в портрет штрих гнусности и беспринципности. И заставил Жана снять с Эрена портки и выманивать червя на морковку ночью из задницы. И читал вслух нецензурные книги при несовершеннолетних! Хозяина преисподней читал, представляете, на всю столовую! — Что? — Эрвин снова моргает. Опять послышалось? Может, он болен и это галлюцинация, а на самом деле он висит у Закклая в пыточной и это последняя конвульсия умирающего мозга? — Неважно. Просто он издевается над нами, над честью разведкорпуса, он стравливает нас между собой и обещает, что его изобретения обязательно спасут человечество. Очень самоуверенно. Госпожа Ханджи не успевает реализовывать все его идеи, но ей, очевидно, нравится. И никто не смотрит за Гувером и Брауном, а они ведут себя подозрительно! — Это как? — Эрвин чувствует, что у него начинает закипать голова от того потока бреда, что выдает Арлерт. — Образцово-показательно. И почему именно они помогали обезвредить Имир? Может, они все в сговоре? Гувер в лесу профессионально с колбами обращался, я не знал, что у него такой талант химика. Зика поправлял, а тот слушался. — Это все? — Эрвину нужен перерыв. Надо это как-то устаканить в голове. Что чистюля-Аккерман пригубляет кадетских фекалий, что в разведке завелись животные, а Ханджи правда верит в бред про то, что можно на парах от сивухи долететь до стены. Молочный член, мать твою… Может, и правда гипнотизер? — Да. Если я что-то вспомню, я сразу скажу вам. — Арлерт кивает. — Спасибо, что выслушали. Мне кажется, что только вы можете исправить ситуацию. Господин Майк и господин Моблит так же попали под его очарование. — Можете идти. — Эрвин откидывается на кресло сразу, как за детьми закрывается дверь. Дела-а-а… Все оказалось гораздо серьезнее, чем он предполагал. И если Зик послан из столицы, то наверняка доложил и про Кристу, и про все, что тут творится. Ясно, чего они так яростно пытались перекрыть разведке воздух. Крот сливает им подноготную, но открыто об этом они сказать не могут, и гадят со спины. В кабинет медленно просачивается повариха. Горбатая, старая Белла, которая служит в разведке столько, сколько Эрвин себя помнит. На экстренные переброски ее никогда не брали, но зарплату она получала стабильно, даже если отдыхала несколько месяцев кряду. А тут им пришлось надолго заземлиться, и Белла была вызвана первым же письмом. Ей покойный муж, по легенде, был одним из командующих разведки, а она напросилась кашеварить из любви к их делу, потому что ничего более не умела. Так и работает, а Эрвин все никак не может заставить себя её уволить. Старая Белла зарабатывала на своих внуков, чтобы им никогда не пришлось идти в армию и рисковать головой. И в этом Эрвин очень хорошо может ее понять. — Командующий, что ж вы без завтрака, я вам оставила, непорядок… — она всегда его отчитывает, как мальчика, а Эрвин ее не одергивает. Потому что в её возрасте любой командующий — щенок малолетний. На тарелке дымится мясо. Курица или утка, явно что-то летающее, судя по кусочку грудки и крылышку. Политое блестящим, бурым соусом, пахнет просто восхитительно. — Это откуда такое богатство? — А как же, разве вам не сказали? Король теперь нам посылает хорошей еды. Оленины, вот, присылал полтора месяца назад, теперь птицу, а яйца мы и сами разводим, я помогаю… — Король? В честь чего? — Так праздников. На день лесника, в родительский день была рыба, птицу в честь дня охотника. — Белла говорит с ним, как дурачком. Только не было никогда никакого дня лесника, а тут, вдруг, появился. Как и дня охотника. — Это кто сказал? — Эрвин уже знает ответ. Есть только один человек, что способен старой женщине такую лапшу навешать без зазрения совести. — Так Зик. Он хороший парень, помогает мне часто. Представляете: недавно подарил медовые соты. Я мед лет десять не ела! — она вздыхает. — А как его животные любят. Это ж значит, что человек хороший. Иногда он отвозит меня на телеге в Рагако, так к нему все коты и собаки сбегаются. И не дерутся совсем. Как он птиц из леса привел, так ребятки наши тренироваться начали с новыми силами. Какая ж сила от картошки с капустой? А от яиц — воно чо. В яйцах вся сила! — Это тоже Зик сказал? — в эту самую секунду Эрвин хочет уволиться и уйти в монастырь исповедоваться святой Розе во всех своих прегрешениях. Какой позор. Какой фарс. — Ну да. А что? Не хочется говорить старой женщине, что, скорее всего, не те яйца имелись ввиду. — Спасибо, Белла. Старуха треплет его по щеке. Эрвин замирает, как каменный. Они тут все под гипнозом? — Ты кушай-кушай, а то в столицах совсем отошшал. Тебе человечество спасать, а ты не ешь, не спишь, все думаешь. Думать, оно, конечно, хорошо, токма с уткой думается всяко лучше. — Я очень ценю вашу заботу и ваше мнение. — выдавливает из себя Эрвин. Ладно. Ей он это спустит. Ей восемьдесят, ей можно. — И тарелочку не забудь вернуть, они у нас учетные. А то бьють, бьють, а из чего есть будем, руками? — она удаляется, бурча себе под нос. — Лишь бы тарелки разбить, когда из погреба таскают, такие-растакие… Эрвин провожает её взглядом. Из погреба воруют? Совсем охренели? Впрочем… Утка и правда оказывается вкусной. Нет, не так. Божественной. Он такую даже в королевском дворце не ел. Идеальный баланс, сочное, розоватое мясо, выдержанная до хруста корочка и кисловатый ягодный соус. И хочется устроить разнос, а ведь хорошо. Сука. Ведь хорошо. Нет, нужна передышка. — Командор! — заглядывает Моблит. — Мы пришли. Вещает он же. Рапортирует доклад, рассказывает про устройство ловушек, но Эрвин слушает вполуха. Его это мало интересует. А что интересует — это человек, который пытается скрыть свое лицо. За отросшими патлами, бородой, очками. Можно было бы сказать, что он просто неопрятен, вот только… Как будто специально. Побреется, снимет очки, пострижет волосы и никто его больше не узнает. Умно. Все видели, но никто не опознал. Судя по личному делу, ему всего двадцать пять. А так выглядит на все сорок. Сопляк, который намеренно старит себя, чтобы его слова имели больше веса. Как женщины, что не закрашивают седину басмой или хной после сорока. — Командующий? Эрвин моргает. Слишком погрузился в себя. Зик на него не смотрит. В стол, в стену, на потолок, куда угодно, только не в глаза. — Да? Это все? — Да. — Моблит отдает честь. — Мы можем быть свободны? — Вы — да. Фингер пусть останется. Зик впервые поднимает голову. Да. Совсем молодое лицо, ни морщин, ни пигментных пятен. И не заметишь, если увидишь бегло в толпе. Моблит смеривает Фингера испепеляющим взглядом, видно ожидает, что он снова какую-то херню скажет, и выходит вместе с остальными. — Расскажи мне про животных. Пожалуйста. — Что? — Фингер хмурится. Не ожидал, да? — Правда, что ты можешь приручить любого зверя? — Эрвин смотрит на реакцию, — Расскажешь, как ты это делаешь? — Ну… Понимаете, командующий, с каждым зверем надо по-разному. Чтобы загипнотизировать кролика, например, нужно его за загривок схватить и держать какое-то время, тогда он потеряет ориентацию. На хищников нельзя смотреть сверху-вниз, а на травоядных… — А что насчет титанов? Ты бы смог? — Эрвин прерывает поток мыслей. Он решает сделать то, что делал всегда — использовать и своих, и чужих ради общей цели. Даже если он шпион из столицы. Пусть принесет пользу. — Не знаю, я не пытался… — Зик будто теряется, ковыряет собственные ногти. — Мне нужно понаблюдать за ними. Я хочу понять, какой орган чувств позволяет им искать людей. И поэтому мы сделали аммиачные снаряды, это просто гипотеза, я… — ни следа ночной уверенности. — А если я предоставлю тебе эту возможность? Мы можем подняться на стену. И я лично тебя подстрахую. Это поможет? — Эрвин складывает руки на груди. Зик с интересом пялится на угол, где поселилась паучиха за время отсутствия Смита. Неужели и ее приручить хочет? — Возможно. Не знаю. Надо пробовать. — После обеда. Нет времени выяснять, отчитывать, нет времени пытаться его разговорить. Это не имеет никакого смысла. Нужно посмотреть на него в деле. Посмотреть на реакции, оценить сноровку. — Когда вам будет удобно, командующий. С Имир он поговорит завтра, уже на свежую голову. Не привык проверять на прочность двух потенциальных предателей одновременно. Неэффективно. *** Холодает. Осень мягко подкрадывается, пахнуть стало иначе. Ещё не мертвыми листьями, но уже не цветением. В Шиганшине всегда было теплее, в той же Квинте же, наоборот, в это время года все уже куталисть в шерстяные вещи. Из-за стены всегда начинал дуть ледяной ветер уже в конце августа. Наверху… Прохладно. Ханджи уехала в город. Жаль. Её сейчас очень не хватает. Аккермана Эрвин с собой не взял. Сам виноват. Майк, Моблит, Кирштайн и Арлерт. Все. Ему нужно знать. Болезненно, неадекватно нужно знать. Если это поможет… Если это станет ключом? Титанов не видно. Зик закуривается с подветренной стороны, шляется туда-сюда. Сутулый, майка вся в грязи. Неважно, не о том думаешь, Эрвин. — Майк и Моблит, спуститесь на середину стены. Это незаконно. Волнует ли это Эрвина? Ни сколько. По стене они успеют забраться наверх, несмотря ни на что. Опытные солдаты, никаких нареканий. Деревья на горизонте уже медленно меняют цвет с зеленого на золотистый. Красиво. Эрвин смотрит на них и думает, что к зиме они должны оказаться там. Зимой экспедиции запрещены королем, а значит, нужно сделать так, чтоб они более не требовались. — Расскажи мне, какие у тебя предположения. — Эрвин подходит к Зику, поморщившись от едкого запаха табака. — Они похожи на людей. Ханджи говорила, что неразумны. Но этого не может быть. Тогда бы девиантов не было. Я их сам только издалека видел, вблизи — никогда. Может они… Как дети? Ханджи говорила, что они хватают людей руками и в рот тащат. Как малыши, которые только научились ходить. Я бы хотел посмотреть на походку, на рефлексы. Это может помочь. — Зик нервно ежится. Или это от холода? — А ещё они улыбаются. Дети тоже улыбаются всему, что видят. — И если твоя догадка верна, то? — Эрвин вспоминает все свои экспедиции за стены. Он прав. Они похожи на детей. — То они поведутся на то же, на что ведутся дети. Колыбельные, звон. Если у них зрение, как у детей, то они не различают цветов. Потому что дети видят пятнами. Цвета потом появляются. А ещё… — Зик задумчиво смотрит в даль. — Если Имир не совала про инъекцию с неизвестным содержимым, то, может, они и не монстры вовсе. И затылок надо не резать. Надо раскрыть его. Хирургически. Эрен ведь сидит в затылке. И Имир тоже. Вдруг они просто не могут выбраться… — уже тише. Эрвин молчит. Он думал об этом, но доказательств никогда не находилось. Думал об этом слишком часто и слишком много. Они слишком похожи на людей. Слишком. Слишком. — Если ты сможешь доказать свою теорию, то я повышу тебе жалование вдвое. Зик оборачивается на него и несмело улыбается. — А вот это уже деловой разговор. Да. Если он шпион — лучше будет его переменить, а не пытать. История с Брауном и Гувером научила Эрвина, что нельзя делать поспешных решений. Козырь у противника лучше отыграть. Он много думал об этом в столице. Если они и правда титаны, лучше бы переманить их на нашу сторону, а не просто кромсать ради мести. Живыми они гораздо более полезны. — Командующий! Эрвин вскидывается. К ним медленно приближается здоровенный титан, метров семнадцать. Светлые волосы, массивный разворот в плечах, широченная улыбка от уха до уха. — Я рассчитывал на пятиметрового… — Эрвин цокает. — Будешь пробовать, или нахер? Я не буду тебя осуждать. — Буду. — Зик проверяет крепления. Не свалился бы со стены, дурачок. Он сигает первым, а Эрвин и доволен: не ссыт. Это тоже о чем-то, да говорит. — Арлерт, Кирштайн, за мной! Они спускаются толчками, повисая на стальных тросах каждые десять метров. Майк и Моблит уже забрались повыше, чтоб титанша их руками не достала, Зик поравнялся с ними и замер. Эрвин старается не выпускать его из вида. Может, он просто псих? Смотрит на титаншу скорее задумчиво, чем с ужасом. Громадина подходит к стене и тянет руку наверх, но до разведчиков не достает метра полтора. Голову опустила, уперлась ей в камень. Странно. — Что скажешь? — Эрвин подает голос. — Дети так в углу стоят, когда наказаны. Посмотрите, как она пальцами перебирает, точно ребенок, что пытается схватить бабочку. А если… — он резко срывается вниз и замирает совсем рядом со скребущими стену пальцами. — Осторожнее, смертник! — кричит Майк. Эрвин тоже спускается, но чуть выше Зика, чтоб успеть в случае чего перерезать чудовищу сухожилия. Титанша перестает чесать камень и запрокидывает голову: глаза закрыты, все та же жуткая улыбка. Зик свешивается ещё ниже и трогает ее за палец, так, чтоб она не могла его схватить рукой. Все замирают, Эрвин и Захариус обнажили клинки, Моблит, кажется, почти дышать перестал. — Чего ты хочешь?! — вдруг кричит Зик. — Почему ты пришла сюда?! Титанша не отвечает. Только поднимается на носочки, Эрвин уже готов сорваться, но она не пытается сковырнуть Зика с насеста, а… Гладит. Что? — Зачем ты ходишь за мной?! Я уже видел тебя, это точно была ты, почему ты преследуешь меня?! — Зик орет во все горло, а титанша продолжает невесомо, едва касаясь, водить пальцем по всему его телу. — Помоги… — её голос прокатывается низкой, гудящей волной. — Мне… Больно… Помоги… Зик вдруг подтягивается на тросах и быстрыми скачками карабкается наверх. Титаншу же это как будто разозлило: глаза открыла, подпрыгивает, Эрвин едва успевает увернуться от гигантской руки. — Уходим! — командует Смит. Солдаты слушаются его беспрекословно, они взлетают наверх меньше, чем за минуту. Да что ж так холодно... — Больно! Больно! Мне больно! Помоги! — титанша внизу беснуется, орет во всю глотку, у Эрвина мурашки бегут по коже. Зик сжался у края стены, вниз не смотрит, лицо руками закрыл. — Эй… — Я зассал, понятно? Мне страшно. — Понятно. Мы сейчас же едем в лагерь. И я с тебя больше глаз не спущу. *** Леви пришел только к вечеру, а Эрвин, признаться честно, его и не ждал уже. Он запретил говорить о том, что произошло на стене. Это… Неправильно. Иррационально. Да, у них есть дневник Ильзы, в котором уже описывался говорящий титан, но почему она среагировала именно на Зика? Почему просила его помощи? Что, если на него так будут реагировать все титаны? Значит ли это, что он один из них? Может, это он стену и сломал? — Что ты с Фингером сделал? Он весь день пролежал в ловушке, глядя в брусья. — Леви, очевидно, недоволен. — Сказал, что он поедет с нами за стены в следующей экспедиции. Аккерман злобно на него зыркает и отворачивается. — Он не солдат. — Прекрасная возможность это исправить.