Священный отряд

— Ты знаешь, что такое анальный свищ? — Зик гипнотизирует потолок. Опять вечером нажрался и ночь выпала из памяти. Вот у него есть регулярный секс, но помнит ли он подробности? Нихуя он не помнит. Вроде вчера Леви ему чуть шею в процессе не свернул. Или позавчера… Да насрать. — А? — перед глазами появляется встревоженное лицо. — Анальный свищ. Если так постоянно ебаться без тщательной подготовки будешь, то у тебя случится гнойное воспаление прямой кишки. Дырок в жопе, короче, прибавится. Вонючих и кровоточащих. А ещё может быть трещина, которая приведет к геморрою и у тебя из дупла будет торчать… — он показывает язык, сжав губы. — Ну, типа того. В худшем случае выпадение… — Ты все еще бухой? — Леви хмурится. — Нет. Просто вдруг подумал и начал за тебя переживать. Ты знаешь, что все любители игр на заднем дворе в старости ходят в пеленках, потому что жопа говно держать больше не может? Шел-шел приличный мужчина в дорогом костюме и как обдристался. Между прочим, очень животрепещущая проблема, о которой не говорят в приличном обществе. На Леви нет лица. Побледнел, отвалился на кровать, тоже в потолок смотрит. — Да че ты. Не ссы. Пока никаких симптомов нет. Ну, хочешь я тебя осмотрю? — Нет. — Зря. Может, у тебя там врожденная аноректальная патология… А камфорное масло токсично и использовать его в качестве смазки нельзя. — Ты можешь замолчать? — Ладно. Зик пожимает плечами и встает с кровати, одевается. У бедного Леви, кажется, какой-то портал в дивный новый мир открылся, не думал небось, что жопа человеку дана не чтобы в нее всякое толкать. На завтраке совсем тихо. Сонная Пик ковыряет ложкой кашу, а этот даже не притронулся. Мерещится, наверное, в красной капле джема в центре что-то неприличное. — А что за трещина? Это же не кости. — Леви поднимает глаза. Зик прячет улыбку. — Ну, у сфинктера же есть толщина стенок. Это не кожа, а мышца. Поэтому повреждение трещиной называют. — Зик размазывает джем по каше. Пик громко зевает. — Была у меня как-то трещина. Интересный опыт. Один мой любовник решил попробовать анал, а тут, понимаешь, инструкции не выдают по эксплуатации. Я тогда не знала, что клизму надо делать. Ну и, короче, жопа порвана, хуй в говне, любовь прошла, а я стою раком у балконной двери и вентилирую перемазанный мазью анус, чтоб жечь перестало… — она тяжко вздыхает. — Ты здоров? Чего такой бледный? — Клизму? — Леви моргает. — Ты вообще ебался с кем-то раньше? — Зик щурится. — В расположении должна быть в аптечке. У вас у кадетов запора не случается? — Этот гигантский металлический шприц? — Леви отодвигает тарелку. — Ага. Но можно ещё из кожи сделать. На кухне повисает звенящая тишина. Пик заинтересованно смотрит то на Леви, но на Зика, Крыса вьется в ногах и требует пустить на стол, Совесть тихо посвистывает из коробки. Интересно, если рассказать, что у женщины есть клитор, случится ли инфаркт? — То, что ты ни разу не обосрался не значит, что этого не может быть. — Пик прерывает тишину, возвращаясь к каше. — Зависит от регулярности контактов и наполненности кишечника. Но я бы не советовала трахаться где-нибудь на экспедициях или в пути. Может случиться неделикатная проблема. Ну там, знаешь, небольшая трещина, непроизвольный выход наружу части содержимого, коричневое мокрое пятно на белых штанах… — Пик обворожительно улыбается. — А потом на лошади ехать, это все прилипнет… У Леви такое лицо, будто он сейчас ей, как минимум, врежет. Или себе. Придвигает обратно кашу, сосредоточенно ее ест, делая вид, что они сейчас говорят о погоде. — А можно больше анатомических подробностей и инструкций? Зик фыркает. — Можно. Я тебе нарисую, только дай пожрать нормально. Лекция по очковым болезням затянулась. Пик зевнула и ушла досыпать, оправдавшись тем, что слышала все это уже сотни раз. Зик нарисовал детальную схему, с пометками, примерными вариантами болезней и тем, как они выглядят, капитан под конец был до того сосредоточен, что стало немного не по себе. Может, отдать ему конспект, чтоб не запутался в случае оказания первой помощи? — Ты больше не придешь, да? — он выходит в коридор следом за капитаном. — Обещаю, что никакого свища не будет. И даже трещины. До ночи мы будем заняты, сегодня шоу, можешь детишек привести. Будет весело. — Если ты хочешь кого-то соблазнить, попробуй делать это молча. — Леви открывает дверь, — Но за лекцию спасибо. Дверь хлопает. Зик поджимает губы и массирует переносицу. Дегенерат. — Я слышала, что у градоправителя жена в возрасте. Как ты любишь. — саркастичный голос Пик доносится из комнаты. — Ей лет семьдесят. Сомневаюсь, что он вернется. Ты проебал потенциального крота. — Спасибо за ценное мнение. — Зик заворачивает на кухню. — Ты нашла что-то у пастора? — Не-а. Плохо. Но пора готовиться к шоу. Может и хорошо, если капитан больше не придет. Не нужно объяснять, чем он будет занят вечером. Помыть посуду, протереть сухой салфеткой, закурить. Скоро информация кратно увеличится, поэтому сейчас продолжать строить теории бессмысленно. Кажется, наконец стало понятно, отчего тут так тянет к алкоголю. Родители. Родители… Был ли отец в этом городе? Может, ходил по этим улицам? Покупал помидоры у старичка на рынке? А мама? Убил ли ее разведкорпус, или… Нужно отвлечься. Набрать ванну, порезать руку и нагреть паром воду, после — быстро одеться в чистое и позорно сбежать. Сейчас он совсем не готов к перепалкам с Пик, потому что она права. Ведет себя, как долбоеб. Обидно, что на улице в обед очень чисто, хотелось бы пнуть что-нибудь. Банку там какую, если бы они были на острове, или сигаретный бычок. Злобно и скорбно. По пути забегает на рынок, чтобы потратить последние деньги. Хоть что-то полезное за день сделать надо для успокоения совести. Хотя, чего ее успокаивать, она ж теперь отдельно, червями покормил — и довольна. Зик быстро заходит в больницу. В руках — маленькая корзинка с ягодами. Он и сам не понимает, на кой черт сюда приперся, просто кажется, будто это важно. Все откладывал, откладывал, а теперь пришел и уже хочет сбежать. Интерьер без пафоса, деревянный пол, мощеные светлым кирпичом стены, высокие окна, ни лепнины, ни голожопых ангелов по углам. Улыбчивая медсестра провожает его на второй этаж через внутренний двор, в котором играют искалеченные детишки. Долго объяснял к кому пришел, хорошо бы она правильно поняла и не пришлось разворачиваться в сторону кладбища. Зик замирает на пороге палаты. Рыжая женщина на кровати держит в руках спящего малыша, рядом сидит мужчина в песочной форме гарнизона. Она. Точно она. — А вы к кому? — мужчина оборачивается. Молодой совсем, гладко выбритый, с маленькими внимательными глазами и мясистыми губами. Девкам такие нравятся. — Я… — Зик хмурится. Ну нахер ты пришел. — Это ваша жена? — Да, а что? Завидуете? — Не совсем. — он неловко улыбается. — Просто я разбирал завалы в тот день и все думал, выжила ли она и ребенок. Из головы никак не выходило. Остальные были в сознании, я… Мужик вскакивает на ноги и подбегает к Зику, хватает за руку и остервенело ее трясет. Как странно. Непривычно. В Марли ему брезговали подавать руку, боясь, что он демонские когти выпустит, а тут все так свободно. Спокойно. Никакой брезгливости. — Так это вы, я тогда за город уехал купить продуктов, понимаете… Он говорит, говорит, а Зик пялится на него в удивлении, крепче сжимая в пальцах корзинку. У мужика в глазах стоят непролитые слезы, он проклинает помидоры, которыми хотел порадовать свою даму, вы же знаете, что у беременных очень специфические вкусовые предпочтения? Помидоры. Просто отлучился за помидорами и чуть не лишился семьи. Женщина тоже улыбается, Зик вручает ей ягоды молча, не зная, что и сказать. — Мы теперь у моих родителей живем, на речной улице в пятом доме. Если вам что-то понадобится, вы всегда можете к нам обратиться, хорошо? Мы у вас в неоплатном долгу. — мужик все кружит по комнате, тараторит. Время остановилось, крошечные пылинки кружат в воздухе вокруг спящего ребенка, этот момент кажется интимным, божественным провидением. Что может быть более прекрасным, чем любящая мать на руках с новорожденным чадом? Великое таинство жизни, торжество радости над скорбью и ужасом мира вокруг. — Как вас зовут? — женщина чуть склоняет голову на бок, прядь волос падает ей на нос. Улыбается так по-особенному, очень мягко, нежно. Мама так улыбалась. — Зик. — он, наконец, робко присаживается на край кровати. — А меня Сюзи. Вы не против, если мы назовем сына в вашу честь? Третий день спорим по поводу имени. — Сюзи приподнимается и аккуратно дает спящего малыша Зику. Руки трясутся. — Да, ты права, ты чертовски права! — нервный папаша наклоняется и целует ее в макушку. — Вы ведь не против? — Это же ваш ребенок. Из плюсов у меня только хорошая память и чувство юмора. В остальном же… Ужасная репутация, скверный характер, дурные привычки, хроническое невезение… Если вы готовы его на это обречь, то вперед, в мою честь будет в самый раз. — со стороны кажется, что он качает малыша, на самом же деле это от страха колошматит. Что с детьми делают нормальные люди? А если он сейчас проснется и заорет, то что? Зик тоже заорет от ужаса. Сюзи тихо смеется. — У вас доброе сердце. Для мужчины это главное. — У меня? Да я бы не сказал… — Зик кончиками пальцев гладит ребенка по носу. — Это был не вопрос. Я слышала, что вы уговорили разведку разгребать окраины. Если бы не вы, я была бы мертва. А ещё вы ничего не просите, так что никаких объяснений, кроме доброго сердца я для себя не нахожу. — Сюзи вздыхает. — Спасибо за ягоды. Это очень дорого, не стоило. — Пустяки. — Зик передает ей ребенка. — Я рад, что вы в порядке. Вы подумайте ещё над именем, может не стоит… — Жена предлагала назвать его в честь этого мальчика-титана, но я против. Пусть ребенок равняется на настоящих героев, а не на серийных убийц. — мужик фыркает. — Вы заходите. В любое время. Если что-то… — Я понял. — Зик мягко перебивает. — И очень благодарен вам. Берегите себя. — Меня зовут Адам. — Рад знакомству. Он покидает палату в смешанных чувствах. Хорошая семья, если это не ширма, хотя вряд ли они притворяются. Полуденное солнце слепит, бликует в стеклах очков, сигарета дымится в пальцах. Больно. Хуй знает почему, но в груди такое чувство ужасное, кусается, скребется. Вот дураки. Кто в своем уме ребенка в его честь назовет? Он же кретин. Ничтожество. Убогое существо, которому жить осталось всего несколько лет. Ну вытащил он эту женщину и вытащил, в чем героизм? Просто хотел сделать вид, что он местный, притвориться тем, кем не является. В жизни бы не помог ей даже корзину с продуктами донести, если бы это не было ему выгодно. Зик останавливается у стены, протирает глаза кулаками. Бедный ребенок. В кого он теперь вырастет? В честь героя назвали. Даже не знают, кто он на самом деле. Доброе сердце. Глупая баба, какое, к черту, доброе сердце? Просто хочет красивую легенду для сына, чтоб моральный компас ему правильный сделать. Герой с каждым годом будет обрастать броней благородства и прочей глупой шелухой. Средство манипулирования. Прекрати думать об этом, она же добрая женщина, которая не умерла тогда, когда должна была умереть. Какой, нахер, моральный компас, какие легенды? Обычная благодарность. Зик так и бродит до вечера, пока внутри все не успокоится, сидит на лавках, слушает шум ветра и вдыхает запах зелени из-за стен. Успокаивает. В Марли приходилось уезжать далеко за город, чтоб выхлопными газами не воняло, а тут стоит только из трущоб выйти. — Сильнее. — Пик шипит. — Нахер корсет, если ты его не затягиваешь нормально? Она уже загримировала лицо. Помада, пудра, персиковые румяна, волосы убраны под светлый кудрявый парик. Шею и плечи натерла блестками, в уличном полумраке будет переливаться и привлекать внимание к ложбинке в вырезе. На ногах красуются длинные красные сапожки. Зик затягивает ленты до предела, Пик хрипит. — Вот… Так… В самый раз… — морщится. — Завязывай скорее. С такой талией все будут на нее пялиться. Сиськи подняты до ключиц, пышная юбка едва прикрывает зад. — Ты трусы надела? — Зик прячет ленты под корсет. — Зачем? — Пик хлопает глазами и кладет палец в рот. Издевается. — Твою мать. — Зик задирает черную ткань. Тоже черные, блестящие. — Пик… В прошлый раз нас сразу повязали. — Ну дупло-то прикрыто теперь. Я планирую заработать денег на месяц вперед. Ты жрешь за троих. — она игриво щелкает ему по носу. — Ещё и собачку себе карликовую завел. Он тоже не святым духом питается. Хорошо, что кот у нас самостоятельный. Вечерний Стохесс стал совсем жутким. Повозка медленно тащится по улицам, Пик не превышает допустимую скорость, а Зик вертит головой по сторонам. Калечные, нищие, мошенники разного пошиба и поблескивающие глазами бандиты из темных проулков, военная полиция неспеша поджигает факелы. Никто никуда не торопится, кроме карманников, что стараются успеть обшарить кошельки прохожих в сумерках. Окна в домах открыты, запахи печеной курицы, специй, редко — табака. Горожане ужинают и делятся новостями. Наверное, сплетни расползаются именно в этот момент, каждый приносит весточку с работы, а по утрам соседи, спешащие по своим делам, перекидываются парой ласковых. — …на последней мессе… — …денег дали только половину… — …мама, ну пожалуйста, я хочу пиро… Пик нарядила его в самый красивый костюм, Зик думает лишь о том, чтоб не запачкаться, а в трущобах это практически нереально. Эх. Знали бы аборигены, сколько такая вещь на континенте стоит. Очки оставил дома, глаза перемазал сажей для сценического образа. Повозка сворачивает в реке и медленно плетется вдоль набережной. Дома красивые, четырехэтажные, из свежепобеленные, будто светятся от чистоты в темноте. Противно. Зику в трущобах уже стало привычно, и вся эта неуместная в стенах роскошь очень режет глаз. Умный градоправитель устроил в центре города ярмарку, на которую могли бесплатно прийти поглазеть все желающие. Народ набивался каждый вечер в единственный театр, глушил хреновуху по кабакам, шатался по улицам делая вид, что ничего не происходит. Типично. А то, что через две улицы только-только трупы все откопали это, конечно, мелочи. Их это не особенно касается. Зик провожает взглядом влюбленную парочку. Она хохочет и кружится, длинная юбка превращается в прекрасный синий тюльпан в сумерках, а он хлопает в ладоши и подначивает. Разве есть в этом смысл, кроме сиюминутной радости? Радость всегда идет на поводу у гормонов. Влюбленность, дофамин от вкусного торта, восторг новой покупки. Не имеет никакого смысла. Никак не приближает к создателю. Только разрушение, как смысл существования. Разрушение целостности другого человека или свежеиспеченного пирога. Глупость. Они, наконец, выезжают на освещенную половину города. Факелы потрескивают на фасадах, лестницы уводят улицы вверх и вниз, все слишком оранжевое, даже белая форма военной полиции и та подкрашена огнем. На ярмарке народу — тьма, толкаются, смеются, толпятся вокруг прилавков со сладостями, гнилозубые выпивохи сидят кружком и передают друг другу единственную бутылку, дети носятся, едва не попав под лошадь. Кажется, что ключевая задача человека всего лишь понять ничтожность собственной жизни и прожить ее так, как велит внутренний голос, а не государство или строй. В масштабах вечности одна жизнь ничего не значит. Только если не произошло случайной мутации, осложнившей жизнь целым поколениям и континентам. Откуда взялся прародитель? Если это и правда живое существо, тогда все становится чертовски понятным. Генная мутация, поломка в одном месте, и мы имеем целую особенную нацию, которая физически научилась превращаться, а умственно осталась на том же уровне. Пожалуй, именно в этом и есть главная проблема элдийцев. Мозги не мутировали, только телесные характеристики. Нет бы обрести чудесную способность к милосердию для целой нации, но нет, кажется, для неразумного прародителя это слишком сложно. Бактерия или червь вряд ли знают, что это такое, тварь хочет выжить. Ценой всего. Моральные дилеммы и ничтожность бытия не волнуют. Повозка останавливается. Зик быстро спрыгивает и помогает Пик вытащить небольшой шатер, в который они быстро перетаскивают весь реквизит. Вывеску она новую нарисовала на куске ткани: «Великолепный колдун Зик и загадочная волшебница Пик». Жалко, что превратиться по-настоящему тут нельзя, все бы точно побросали деньги и сбежали… Шоу начинается с театра огня: Пик крутит вокруг себя пылающие пои, расчищая им место для грядущего представления, прыгает, плюется огнем изо рта, не забывая на секунду то в одну, то в другую сторону показать обнаженные гладкие бедра. Как и ожидалось, мужики побросали все свои дела и сбились в плотное кольцо вокруг, Зик замечает Гувера и Брауна в толпе. Леви не видно, но он без стульчика и не рассмотрит ничерта. — Шире круг! — командует Зик. Толпа медленно отодвигается, Пик прыгает через себя, слышатся жиденькие хлопки. Это мы только начали, ребята, не надо так переживать. Зик выводит лошадь и медленно наступает на горожан, чтоб еще потеснились. Лошади у них на сегодня две, одна с седлом, а вторая с ковриком, привязанным на спине. Черня и пегая красавицы, непривычно крупные, будто кормят они их тут, как марлийцы куриц на птицефермах. Очень много мяса и мышц. И бегают вдвое быстрее, интересно так. Зик ускоряет шаг, пуская лошадь в галоп, скидывает ботинки и с разбега взлетает на коврик, раскинув руки. Толпа одобрительно свистит. — Да разведчики так тоже могут, за что платить! — доносится выкрик из толпы. Пик вскидывается, бьет каблучками о брусчатку и несется к лошади, продолжая крутить огненные пои. Прыжок — Зик с легкостью перехватывает ее одной рукой и с подкидывает вверх, Пик упирается ступнями ему в плечи и медленно выпрямляется, огонь чертит в воздухе восьмерки. Толпа одобрительно свистит. Зик крепко сжимает правую ногу Пик, пока та задирает левую в идеальный шпагат. Толстый каблук неприятно давит на дельтовидную мышцу, красная кожа сапожка трется о щеку. В небольшую, выставленную на всеобщее обозрение шляпу начинают передавать деньги. Пик спрыгивает вниз, отправив пои в свободный полет до центра круга, Зик перехватывает ее за талию и кидает следом, предварительно закрутив. Ещё хлопки. — Достопочтенная публика! Не будь строга к бедным фокусникам, поддержи наш труд серебром! Для особенно щедрых мы оставим место в наших сердцах, и я лично предскажу ваше будущее после шоу на волшебном хрустальном шаре! — Пик аж на носочки встала, чтоб всем было лучше видно. — Ибо дана мне великая сила предсказывать судьбу каждого, кто даст золотую монету! Зик уводит лошадь к шатру и бежит шнуровать ботинки внутрь. — Пока мой дорогой брат готовится к следующему номеру, я предлагаю вам сыграть в игру. Кто угадает, в какой шляпе яблоко, тот… Зик выглядывает из-за шторки. Много народа, хорошо. Нацепляет на себя механизм и рассовывает голубей по внутренним карманам пиджака. — Мы играем с господином Петерсоном! Из шатра появляется длинный деревянный стол, Пик тем временем с легкостью обводит вокруг пальца господина Петерсона и требует с него золото. Тот нехотя расстается с монеткой. — Благодарю вас! Как я и говорила, никакого обмана, только ловкость рук, надо было внимательнее за мной наблюдать. Жду в своем гадальном салоне после представления. Итак, господа и дамы. Что вы знаете о голубях? Пик по очереди вызывает людей из толпы, даже Гувера выдернула, заставив держаться за клетку. Смазанный механизм работает как часы, ни разу не коротнул. Голубь раз за разом исчезает вместе с клеткой и появляется в руке Зика, а толпа ревет и требует повторить ещё раз. — Смотрите внимательнее. Как же великолепный чародей сделал это? Ещё раз! — Пик медленно идет вдоль толпы, мужчины жадно заглядывают в декольте, а дамы лупят своих ухажеров маленькими сумочками в возмущении. К счастью для голубей, все они отделались лишь легким испугом, зато в шляпе прибавилось монет. Зик берется за лацканы и быстро-быстро размахивает пиджаком, как крыльями, птицы вылетают из внутренних карманов и устремляются в ночное небо. Толпа ликующе хлопает. — Уважаемая публика! Кто готов к первому смертельному номеру? Нам нужен отчаянный доброволец! — Пик останавливается в центре, Зик разворачивает стол в вертикаль и крепит со щелчком. Хорошая конструкция, может быть и столом, и мишенью. — У меня есть яблоко. Красивое, красное яблоко. Кто хочет его получить? Мы его помыли, не переживайте. — Я хочу! — из толпы выпрыгивает Ханджи в штатском. Трудно не узнать. Пик хищно улыбается и подводит ее к столу. — Прошу вас не дергаться. — А что мы будем делать? — Ханджи ответственно замирает, скалится широко-широко, пока Пик устраивает яблоко у нее на голове, а Зик быстрым и эффектным жестом вытаскивает из длинного ящика стола лук и стрелы. — Кто-то из присутствующих хочет подать госпоже на похороны? Не стесняйтесь! Если рука дрогнет, то они непременно понадобятся. Господа и дамы, не стесняйтесь, подайте золотых! — Пик обходит толпу с небольшим кошельком, Зик едва поджимает губы. Как бы владелец кошелька не узнал его и не случился скандал… — Господа, так мало, вам что, не жалко бедную женщину? — Пик неодобрительно цокает. — Да эта бедная женщина капитан разведки, она специально вызвалась! — окрик. Пик упирает руки в боки. — Давайте сюда этого смельчака. Давай-давай, иди сюда. Я его накажу. Люди расступаются перед толстым пьяненьким дядькой с рыжей спутанной бородой. Пик подходит к нему почти вплотную и молниеносным движением выдергивает из шлевок ремень. Штаны медленно сползают вниз, обнажая мохнатые ноги и семейники в желтых пятнах. Публика гогочет. Мужик краснеет, тянет руки вперед, Пик отпрыгивает и шлепает его ремнем по заднице. — Полиция! Полиция! Они нарушают общественный порядок! — голосит рыжебородый. — Они ничего не нарушают. А вот ты — да. Портки натягивай и марш в участок! — низкий голос из толпы, двое полицейских подхватывают пьянчугу под руки и утаскивают в неизвестность. Пик машет им ремнем. Договорилась таки, змеюка. — Возвращаемся к смелой госпоже. Итак, приготовьтесь! — Пик достает из-под юбки черную ленту. Мужчины охают. — Капитан, проверьте ленту на предмет дырок пожалуйста. Зик сталкивается взглядом с Брауном. Радуется как ребенок, улыбается, едва заметно кивает налево. Мальчишка. От отца только цвет волос, голубые глаза, аккуратный нос. Невысокий, щуплый малолетка. Спаситель человечества собственной персоной, какая прелесть. Пик тем временем уже забрала назад ленту и подошла к Зику, поднявшись на носочки и аккуратно завязав глаза. Лента с небольшой щелкой и вшитым внутрь слоем капрона, при натягивании начинает просвечивать. — Поддержите нас бурными аплодисментами! На ваших глазах творится магия, господа и дамы. Говорят, что волшебники могут видеть сквозь стены и любые преграды, чего им какая-то жалкая тряпочка? Зик натягивает тетиву и обманчиво целится в толпу. — Господа, магия без золота не сработает. Давайте поможем нашему колдуну! Как только в шляпу падает монета Зик тут же замирает, медленно поворачивается к Ханджи. — Смотрите, у него уже почти получилось, поднажмем! Стрела врезается точно в центр яблока. Громкий ор со всех сторон. — Стоп-стоп-стоп, а что, если мы попросим его попасть в свою же стрелу. Капитан, вы же не против? И капитан не против! Но вы знаете, что для этого надо сделать… Вторая стрела с треском разбивает первую. У Ханджи на лице такой восторг, что Зику становится слегка грустно. В Марли хотя бы есть развлечения и сервис, а тут кроме таких вот уличных балаганов и порадоваться нечему. Грустно. Очень, очень грустно. Пик подходит к ней и вручает кошелек. — Это вам за смелость, капитан. В следующий раз постарайтесь не вставать на пути у великих волшебников. Ханджи порывисто ее обнимает, Зик сдергивает повязку. А нет, не подвело зрение. Занятно как. — А есть тут мужчина со стальными бубенцами? Для следующего номера нам нужен тот, кто не боится ничего. Даже чудовища! — Пик провожает Ханджи взглядом. — Ну же, не стесняйтесь. Кто хочет еще себе на похороны заработать? — Попросите капитана Леви! — кричит пацан рядом с Райнером. По толпе прокатывается одобрительный гул. Надо же, ты у нас местная знаменитость? — Да, пусть Леви идет! — Вы хотите весь офицерский состав разведки озолотить? — Зик улыбается. — А командора тут нет? — У Леви яйца больше, зовите его! Зик сдерживает смех. Сколько, однако, знатоков капитанских бубенцов. Люди расступаются недалеко от Райнера, бедный Аккерман замер рядом с высоким светловолосым мужиком, растерянный, даже привычное меланхоличное безразличие с лица испарилось. — Леви! Леви! — орет толпа. Тот несмело ступает вперед. Растерялся, не привык к всеобщему вниманию, бедолага. Зик быстро бежит в шатер и приносит большую мохнатую голову, похожую на морду зверя. Пик делала еще на востоке. Говорит, обезьяна всегда должна быть с нами. — Как чудовище назовем? Капитану же надо его победить. — Зик обращается к детям. — Мы хотим титана, пусть будет титан! — Ну, а чего, с такой рожей титана быть не может? — Не бывает звероподобных титанов! — девчушка в первом ряду задирает крошечный нос в веснушках. — Пусть это будет очень тупой титан, он не знает, что таких не бывает. — Зик фыркает. Дети одобрительно смеются. — Бубенцы проверять будем? — ДА! — синхронно со стороны кадетов. — Тогда вы сами, не хочу умереть раньше времени. — Зик убирает лук обратно в стол. — Пик, помоги мне. — он возвращает ленту на глаза и водружает сверху мохнатую обезьянью голову. — Очень тупой звероподобный титан взял в плен народного героя. Что же он будет делать с капитаном? — Разрежет его! — Откусит ноги! — Проверит бубенцы! — Да что ж вам бубенцы покоя не дают? Капитан, мы не знали, что вы так популярны. Встаньте у мишени и раскиньте руки, пожалуйста, вы же в плену, нужно подыгать. Пик вкладывает ему в руку сразу три ножа. Зик играюче жонглирует ими, дети визжат. — Не дергайтесь, капитан, а то сталь по брусчатке зазвенит. Шоу закончилось через час. Толпа долго не отпускала Пик, мужчины так и норовили попасть к ней в шатер и уточнить, не хочет ли она связать свое будущее с ними. Леви получил небольшой мешочек с золотом за смелость и позор, ведь первый нож врезался между ног и Зик заохал, что лишил народного героя его легендарных металлических шариков. Зато потом зрители накидали столько монет, что пришлось сменить шляпу, а распиливание дамы прошло под всеобщий счастливый ор. Хороший вечер, давно такого не было. Подходил Леви, очень искренне благодарил за представление, почти улыбался. Командора Пик таки заманила в шатер, он потом долго платочки из штанов вытаскивал. Люд смеялся, все как-то расслабились резко. Уезжали домой под аплодисменты, Пик даже прослезилась. Пока таскали реквизит обратно в дом, пока возвращали лошадей и повозку время уже перевалило за десять вечера. Браун с Гувером приперлись в половину одиннадцатого, счастливые, с красными от смеха рожами. — Где прародитель? — Зик варит кофе, Пик ставит в печь пирог. — Энни думала, что у твоего брата. Ты, наверное, уже в курсе. Народный герой. — Гувер устало трет переносицу пальцами. — Аргументы? — Она рыла на королевскую семью в столице. Говорила, что нынче они под другой фамилией скрываются, а на троне сидит самозванец. Семья Райсс. Но как он оказался у Эрена тогда совсем непонятно. — У Эрена скорее всего атакующий, а не прародитель. Марли потеряла его сразу после войны титанов. Или вы забыли, что титанов девять, а не восемь? — Зик смотрит на медленно закипающий кофе. Папаша. Имел титана и не сказал матери? И прожил так долго? Быть того не может. Если по датам сверять, то титана он получил накануне своей ссылки. От кого? Кто передал? Почему ему? Эрен не может использовать силу прародителя, только если его мать была королевской крови… Значит, это точно атакующий. — А вы что делали пять лет, увольни? — Пик оборачивается. — Если он с вами в одном отряде, так какого ж ляда вы его не забрали? Где вы были, когда Энни громила город? — Мы были на базе разведки у южной стены. Две недели там херней страдали, все, кроме Эрена и его друзей. — Браун шумно тянет носом воздух. — Уж и не думал, что когда-то ещё смогу попробовать кофе. Зик дергает головой. — Вас проверяли. Полагаю они думают, что в разведке есть крот. — В кои-то веке они оказались правы. — ухмыляется Пик. — Кто решил устроить геноцид? — продолжает Зик. — Я. — коротко отвечает Райнер. — Ты совсем еблан? — Зик сжимает зубы. — Вы бы ещё транспарант нарисовали. Идиоты. Марселя сожрали на подходе к стене? — Да. Мы устроили стоянку на спящем титане, не знали, что она под землю зарылась… Это был несчастный случай. В ушах звенит. Стоянку на спящем титане. Гениально. — То, что вы решили выдать Энни, потому что забыли посчитать титанов, конечно, ещё более гениальный стратегический ход. — Пик отталкивает Зика от турки. — Да мы все сделали так, как Зик сказал! — вскрикивает Райнер. Зик, наконец, оборачивается. — Выходит, что он хуевый командир. Бертольд по цвету пытается слиться со стеной. Есть ещё мозги, понимает, какую херню они натворили, а отвечать очень не хочется. — Браун. У вас было пять планов. Пять. Сука, пять. Вы потеряли две боевые единицы, о прародителе узнали только якобы настоящую фамилию королевской семьи, зато подружились с аборигенами и играете вместе в дружбу. Я правильно понимаю результат миссии? — он опасно щурится. — Пошел ты. Я пять лет сидел на этом сраном острове, пока ты наслаждался жизнью дома, я работал один за всех, я отдавал приказы, и мне насрать, что ты сейчас скажешь. Ты просто не знаешь, что мы пережили. — он встает из-за стола. Здоровый, сука. — Я беру командование на себя. — Райнер с силой хватает Зика за рубашку и опрокидывает на пол, выбив воздух из легких. — По праву сильного. — Праву сильного? — пальцы мелко подрагивают, голос превращается в злобное шипение. — Да я твою бронированную задницу натяну на колосса и не поморщусь. Дыши. Дыши-дыши-дыши, все хорошо, никакой драки, никакого вызова полиции. — Я буду командовать. Потому что имею на это право. — Райнер хватается за нож, неосторожно оставленный на столе. — Ты мне не указ. Из-за тебя мне пришлось устроить геноцид, из-за тебя умер Марсель, это все случилось из-за тебя! Потому что ты зассал пять лет назад, и я ебал сейчас выслушивать обвинения. — КОМАНДОВАТЬ ДОЛЖЕН БЫЛ НЕ ТЫ! — Пик переходит на крик. — ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ ИСПОЛНЯТЬ, А НЕ УСТРАИВАТЬ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТЬ! — Какая разница. Теперь я командую. Я вас не боюсь. Эрвин Смит гораздо страшнее вас. Да что ж тебя так заело. Зик едва кивает Пик, та резко пинает Брауна по яйцам и вырывает из пальцев нож, а Зик вскидывается, сам впечатывает его в пол и садится сверху. Бьет со всей дури, до крови, до выбитых зубов и жалких попыток дотянуться руками до горла. — В этой жизни… — удар. — Ты должен бояться… — удар. — Только меня. Не Эрвина, — удар. — не капитана Леви, — удар. — не разведку, — удар. — и даже не Магата. Меня. Райнер дергается, но Зик наклоняется и с силой вцепляется зубами ему в кадык. Густая кровь наполняет рот, зубы сжимаются на склизких тканях, он тянет наверх, откусывая с влажным хрустом, и Браун гулко булькает, улыбнувшись алым. Гувер тихо всхлипывает за столом, кофе на огне шипит. Зик сплевывает на пол. — Ты ничего не добился за пять лет, но убил тысячи людей своим решением. Если они узнают правду, как думаешь, будет ли это поводом для ответного вторжения? Я считаю, что да. — он быстро расстегивает рубашку, пока не успел замараться, и откидывает прочь. — Я не отрицаю своей вины в планировании. Но ты сам выбрал. А теперь буду выбирать я. А ты будешь слушаться. Рваные края раны начинают дымиться, Браун хрипло вздыхает, но больше не пытается напасть. — Так что я дослушаю, что скажет Гувер, пока ты заживаешь и думаешь о высоком. — Зик поднимается. Браун следит за ним глазами. Ещё один удар по яйцам. — Кого ты должен бояться? Говори. — Т-тебя. Только тебя. Вот и все доброе сердце.