В тени короля

***

Я медленно возвращался к жизни, словно пробираясь сквозь густой туман боли и замешательства. Моё тело казалось неподъёмным, будто налитым свинцом, а каждая попытка пошевелиться отзывалась жгучей болью. Голоса вокруг звучали глухо и искажённо, словно доносились через плотную пелену воды. Я не понимал, что происходит, но одна мысль отчётливо держалась в сознании: я жив. Эта слабая, но упрямая мысль не позволяла мне окончательно уйти в темноту. Ещё совсем недавно перед глазами пронеслась моя жизнь. Вспомнились годы в приюте, одиночество и постоянная борьба за условное "место под солнцем". Ни семьи, ни близких – я всегда был один, полагаясь лишь на свои силы. Жизнь была нелёгкой: пришлось пройти через множество трудностей и неожиданных разочарований, но я никогда не позволял себе сдаться. Таков был характер. Повзрослев, я работал на самых разных работах, экономил каждую копейку, откладывал, где мог, лишь бы собрать на свою мечту – собственный дом, о котором мечтал ещё с детства. Маленькая мечта маленького человека, не имеющего ничего. И в один прекрасный день спустя несколько лет эта мечта наконец стала явью. Небольшой домик с участком в две сотки на окраине города стал для меня не просто местом, где можно укрыться от дождя или холода – он стал воплощением всех моих стараний и мечтаний. Кирпичный дом с деревянной крышей стоял в тихом районе, вдали от городской суеты, и для кого-то он мог показаться старым и скромным, требующим ремонта. Но для меня он был всем. Я вкладывал в него всё, что имел, – свои накопления, своё время, свою душу. Здесь я мог почувствовать себя наконец-то дома, в безопасности, как будто все прошлые тяготы остались за порогом. Это было не просто здание – это было моё убежище, где можно было отдохнуть от всех забот и проблем. Пусть старый, скромный, требующий ремонта, но он был моим. Каждая дощечка, каждый уголок напоминали мне о том, как тяжело досталась эта мечта. На полноценный ремонт просто не хватало средств. Я заменил то, что мог, и надеялся, что остальное ещё немного подождёт. Но, как оказалось, некачественная проводка стала причиной пожара. Мечты, как оказалось, очень хрупки. Пожар начался внезапно. Я никогда не думал, что беда настигнет меня именно так. Всё произошло слишком быстро. Я помню запах дыма, который просочился в мою комнату посреди ночи, тяжелый, удушающий и высасывающий все силы. На секунду казалось, что это кошмар, от которого можно просто проснуться. Но это был не сон. Дым становился гуще, и воздух начал обжигать лёгкие, вызывая удушье. Огонь пробирался через дом, поедая всё на своём пути. В доме царил хаос – огонь плясал по стенам, будто насмехаясь над моими усилиями. Когда пламя охватило весь первый этаж, у меня уже не было ни времени, ни сил на бегство. Я, не разбирая пути и не отдавая отчёта своим действиям, бросился в ванную, пытаясь укрыться там хотя бы на время. Холодная вода, льющаяся с душа, была единственным спасением от жара, который обжигал кожу, проникая через стены. Я помню, как сжался на кафельном полу, подставив тело под холодные струи, надеясь хоть немного облегчить боль от жгучего воздуха, который проникал в лёгкие, вызывая удушье. Вода текла по моему телу, но она не могла остановить огонь, который уже пробирался через дом. С каждой секундой стены ванной комнаты начинали трещать, будто в предсмертных судорогах, и жар становился невыносимым. Пол был холодным, но этот холод не приносил спасения. Я чувствовал, как моё тело всё больше сдаётся под давлением огня и дыма. Мысли путались, дыхание становилось рваным. Последнее, что я помню, – это как пламя окутало дверь, и звук трескающихся стен слился с грохотом рушащейся крыши. Я был уверен, что это конец. Но нет. Вдруг я почувствовал, как моё тело охватил странный холод, и боль постепенно стала стихать. Это насторожило меня: возможно, это предвестие конца. Мысль о том, что моя жизнь может оборваться прямо сейчас, внезапно нахлынула, вызвав волну паники. Собрав все силы, я открыл глаза, ожидая увидеть пустоту, но передо мной развернулась совсем другая картина. Моё зрение было размытым, глаза с трудом фокусировались на деталях. Комната была погружена в полумрак, освещённый слабым голубоватым светом, который мягко заливал всё вокруг. Когда глаза привыкли к освещению, я начал различать больше деталей. Я лежал в просторном вытянутом зале с высокими сводами, стены которого были выполнены из тёмного камня, напоминающего о древних постройках. Узкие окна с витражами на стенах пропускали немного ночного света, окрашенного в синеватые оттенки, что создавало атмосферу таинственности и спокойствия. Свет мягко падал на пол из мрамора, выложенного узорами, которые словно переливались при каждом движении. В углах комнаты стояли массивные колонны, украшенные тонкими резными узорами и лепниной, а откуда-то сверху, из-за высоких балок, свисали старинные светильники, едва горевшие, но излучавшие тёплый, приятный свет. Вокруг витал лёгкий запах лаванды и чего-то сладковатого, что успокаивало и расслабляло. В этом слабом освещении я начал различать очертания. Рядом со мной стояла женщина – высокая, необычайно красивая и загадочная. Её тёмно-розовые волосы мягкими волнами обрамляли лицо и плавно спадали на плечи. Глаза, глубокие и выразительные, тёмно-голубые с едва уловимыми оттенками серого и голубого, были настолько притягательными, что казалось, можно было потеряться в их глубине. Она была одета в белую рубашку, подчёркивающую её стройную фигуру, а на шее красовался фиолетовый галстук с драгоценным камнем, который искрился в свете, добавляя её облику элегантности. Чёрные перчатки на её руках резко контрастировали с бледной кожей, придавая её образу нечто необычное. Она стояла рядом со мной, и от её рук исходило тёплое, успокаивающее свечение. Оно мягко проникало в меня, постепенно ослабляя боль и принося облегчение, словно затягивая раны. Я чувствовал, как надежда медленно возвращается ко мне вместе с ощущением, что, возможно, всё ещё можно исправить. Было ли это какой-то магией или очередным достижением медицины, я не знал, но сейчас это казалось не таким уж важным. Увидев, что я очнулся, женщина удивлённо улыбнулась. Её глаза засветились радостью и облегчением, и её губы растянулись в тёплой улыбке, от которой стало чуть легче на душе. — Филипп... Ты наконец очнулся, — её голос был мягким, наполненным заботой, и свечение вокруг неё стало ярче, окутывая меня теплом и спокойствием. — Прошу, не волнуйся и не засыпай снова, хорошо? — её слова звучали с такой нежностью, что мне стало чуть спокойнее, словно я был под защитой. — Хорошо, мама… — слова сами сорвались с губ, прежде чем я успел понять, что говорю. Голос был детским, слабым и чужим. Что происходит? Почему я сказал это? Почему голос звучит так, будто принадлежит ребёнку? — Филипп?.. Филипп!.. В один момент меня охватило непонимание, тревога и страх. Мысли путались, словно рваные нити, и сознание стало стремительно угасать. Я пытался разобраться, где я нахожусь и что происходит вокруг, но состояние не позволяло это сделать. Я ощущал, как силы вновь покидают моё тело, несмотря на отчаянные попытки женщины докричаться до меня, её беззвучные слова словно тонули в глубине моего уставшего разума, уносясь куда-то далеко, как эхо в пустоте…

***

Я начал приходить в себя, и первое ощущение было странным – лёгкость, будто я парил где-то в пустоте, без боли, без тяжести. Сознание плыло где-то на грани сна, убаюканное мягкой пустотой. В голове всплыли последние образы: запах дыма, огонь, пожирающий дом, стены, рушащиеся под натиском пламени. Это был кошмар. Просто дурной сон, подумал я, ещё не осознавая реальности. Ведь так не бывает, чтобы всё было так... реально. Разве можно чувствовать боль во сне? Но что-то изменилось. Постепенно я стал ощущать своё тело. Первыми пришли удары сердца, тяжёлые, гулкие, отдающиеся в висках. Затем вернулась боль, не резкая, но глубокая, как будто всё внутри меня ещё горело слабым пламенем. Я пытался сдвинуться, но мышцы словно протестовали, отказываясь слушаться. — Ах… Медленный вдох, первый осознанный, наполнил мои лёгкие тяжёлым, хоть и прохладным воздухом. Я приоткрыл глаза и увидел потолок – высокий, с узорами, который вдруг показался странно знакомым. Секунду я не понимал, где нахожусь. Комната… нет, не комната, а зал – вытянутый, с высокими окнами, через которые лился мягкий солнечный свет. Мгновение я был уверен, что это просто остатки сна, но как только осознание пробудилось, я понял: это тот же самый зал, что и ночью. Только теперь всё выглядело иначе. Свет пробивался сквозь арочные окна, наполняя зал теплом и мягкими тенями, которые играли на стенах и полу. Никаких голосов и суеты, никакой оглушающей тьмы. Вместо этого была тишина, солнечный свет, и только слабый ветерок, колыхающий лёгкие зелёные занавески у окон. Я был здесь. Всё, что случилось ночью – это не сон. Это реальность. Тяжёлое осознание всколыхнулось внутри меня. Где я вообще? Как я сюда попал? На городскую больницу совсем непохоже… Я попытался двинуть рукой, но в теле не было сил. Но я заметил, что моя правая рука была перебинтована полностью, бинты выглядели чистыми, если не считать едва заметных красных пятен, проступивших сквозь ткань. Я замер, не сразу осознавая, как всё это произошло. Резкий импульс боли прошёл через руку, но я не сдвинулся больше. Не сейчас. Я вновь оглядел прямоугольный вытянутый зал, пытаясь вспомнить хоть что-то, что могло бы дать мне ответы. Стены были выложены светлым камнем с золотистыми прямыми линиями. Освещённые мягким солнечным светом, они выглядели гораздо дружелюбнее. Узоры на полу теперь отчётливо проступали, каждая линия и завиток в них казались живыми, будто переливались при каждом движении солнечных лучей. Всё это выглядело слишком изысканно, слишком... чуждо. Архитектура, атмосфера – всё отличалось от того, что я знал. Откуда эта резьба? Эти арки и колонны? Я попытался приподняться, но тело сразу дало понять, что сил на это не хватит. Лишь слабая жажда подталкивала меня к действиям. Горло пересохло, язык словно прилип к нёбу. Рядом, справа на тумбочке, стоял графин с водой и стакан. Но я был слишком слаб, чтобы даже дотянуться до них. Голод не беспокоил, только нестерпимое желание пить. Сил на вопросы пока не оставалось, и я только лежал, уставившись на это незнакомое мне место. Мои мысли крутились вокруг случившегося – что это за место? Как я сюда попал? Что случилось после того, как огонь охватил дом? Память путалась, не давая ответов, а разум твердил одно: это не сон. Я в этой реальности, но понять её пока не могу. Мой взгляд вдруг зацепился за соседнюю кровать с левой стороны. На ней сидела девочка. Обычная девочка лет десяти или одиннадцати, спавшая, облокотившись на высокое изголовье. Её светлые волосы были собраны в два небрежных хвоста, один из которых с заколкой в виде небольшой мандаринки выбился и торчал в сторону, создавая ощущение растрёпанности, будто она давно не вставала с этого места. Она была одета в белое платье, мягкое и аккуратное, но слегка помятое. В руках у неё лежала большая книга, её страницы с текстом и картинками были раскрыты, но она явно задремала прямо посреди чтения. Я внимательно смотрел на неё, и какая-то часть меня вдруг ощутила лёгкое дежавю. Казалось, я её знаю, хотя понимал, что это невозможно. Я очень давно не имел дел с детьми, и уж точно не мог помнить кого-то так отчётливо. Но её образ внезапно вызвал во мне странное чувство, как будто это всё было не случайностью. Я медленно повернул голову обратно, словно стараясь переварить осознание того, что увидел. Теперь я снова смотрел в высокий потолок, невольно сжимаясь, будто хотел спрятаться от этой странной реальности, в которой я вдруг оказался. Что происходит? Как это всё возможно? Я ведь… жив, я должен быть благодарен за это всем высшим силам, которые существуют. Чувствую дыхание, боль в теле – всё говорит о том, что я ещё не покинул мир живых. Но… Моё сознание противилось принимать происходящее. Всё ещё прокручиваю в голове странные события прошлой ночи, как если бы повторение этого момента могло объяснить всё. Женщина… её голос, её взгляд. Она звала меня Филиппом, как будто знала меня всю жизнь. Я ответил ей, назвал её «мамой». Это слово сорвалось с губ, как по инерции, будто я всю жизнь звал её так, но при этом я точно знаю, что это не моя мать, и даже имя моё ощущается как что-то отдалённое, не принадлежащее мне полностью, хотя так меня зовут на самом деле. Как только эта мысль проникла глубже в сознание, лёгкая дрожь прошла по всему телу. Неприятный холодок страха, который, казалось бы, не свойственен мне, неожиданно окатил меня с головой. Неужели я… это не я? И если я – это не я, тогда кто я вообще? Попробовав сосредоточиться, я собрал остатки сил и приподнял обе руки, чтобы хотя бы взглянуть на них. То, что я увидел, врезалось в сознание, как нож в плоть. Правая рука, забинтованная, всё ещё слегка кровоточила и болела, но это не смущало меня так сильно, как то, что я увидел, взглянув на левую. Чистая, без всяких повязок, но… не моя. Тонкая, слишком короткая и непривычно детская. Это не моя рука. Я смотрел на неё, двигая пальцами, пытаясь найти хоть что-то знакомое, хотя бы малейшее подтверждение, что это всё просто иллюзия, игра сознания. Но нет, это не иллюзия. Пальцы сжимались и разжимались, будто издевались надо мной, демонстрируя свою принадлежность к этому телу. Моя левая рука. Нет. Не моя. Я вспомнил, как отвечал женщине прошлой ночью, и мой голос тоже казался мне странным. Детский голос, тонкий и высокий. Но тогда я списал это на шок, на боль и истощение. А теперь… теперь передо мной была детская рука, точно такая же, как и правая, обмотанная бинтами. Моя паника начала нарастать, как волна, захлёстывающая всё остальное. Это не может быть правдой. Такого просто не бывает. Я не в своём теле. Как это произошло? Что со мной сделали, твою мать?!. — Фили, ты проснулся! Высокий голосок пронзил воздух, вырывая меня из нарастающей паники. Резкий и звонкий, он пришёл слева, словно отрезав мои мысли, как ножом. Я повернул голову, и сердце замерло на миг. Я медленно повернул голову, и моё внимание тут же привлекла девочка с двумя хвостиками, которая до этого мирно спала на соседней кровати. Теперь она сидела, внимательно глядя на меня своими огромными голубыми глазами, в которых светилась неподдельная радость. Её лицо озаряла такая широкая улыбка, что казалось, ещё немного – и она взорвётся от счастья. — Фили! — её голос прозвучал так звонко, что эхом отдался в тишине комнаты. Она вскочила с кровати, мгновенно оказавшись рядом со мной. В её движениях было что-то детское, немного неловкое, но при этом трогательное. — Я знала! Я знала, что ты проснёшься! Я чувствовала это! Её лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего. Из-за близости я мог рассмотреть каждый изгиб её черт, как тонкие светлые ресницы подрагивали от волнения, а в уголках глаз сверкали слёзы радости. Я попытался что-то сказать, но губы не слушались, а горло было настолько пересохшим, что издал только хриплый, едва различимый звук. Девочка тут же отскочила и подбежала к тумбочке с другой стороны, её длинные хвостики подскочили вместе с ней. Она схватила графин с водой, быстро наполнив стакан, так ловко, словно делала это уже тысячу раз. — Сейчас, подожди! — быстро сказала она, возвращаясь ко мне и осторожно поднимая мою голову. Её маленькие пальцы были удивительно крепкими, но в её движениях сквозила забота, как будто она боялась причинить мне боль. — Пей медленно. Осторожно. Я поднёс стакан к губам, делая несколько маленьких глотков. Тёплая вода мягко стекала в горло, постепенно смывая ощущение пересохшего пустыря внутри. — Мы так переживали, — голос девочки снова прозвучал рядом. Она смотрела на меня с таким искренним облегчением, что я невольно почувствовал себя виноватым за свой беспомощный вид. — Остальные думали, ты больше не проснёшься. Но мама сказала, что всё будет хорошо. Она всегда знает, что говорит. Правда? Её слова были полны веры и наивной уверенности, как будто мама для неё – это последняя инстанция, способная решить все проблемы. Я снова попытался найти в себе силы, чтобы вспомнить что-то, хоть какое-то объяснение. Женщина с тёмно-розовыми волосами вдруг возникла в моей памяти, её образ казался смутным, словно покрытым лёгкой дымкой, но я чувствовал, что она важна. И всё же, я не мог понять – кто эти люди и почему они называют меня «Фили»? Никогда меня так не называли, хотя никакого отторжения такое сокращение имени не вызывало. — Где я? — прохрипел я, мои мысли путались, словно тени в сумерках. — Что… здесь происходит? Девочка замерла на мгновение, её лицо застыло в выражении удивления. Её голубые глаза расширились, а улыбка медленно начала угасать, как будто мои слова выбили её из привычного мира. — Эм… О чём ты говоришь? Ты дома, Фили, — она произнесла это так, как если бы мои слова были нелепой шуткой. — Всё в порядке. Ты в безопасности. Я ещё раз огляделся, пытаясь зацепиться за что-то знакомое, но всё вокруг было чужим. В комнате не было ничего, что напоминало бы мой дом, если он вообще был. — Это не мой дом, — выдавил я, оглядывая стены и мебель, которые не пробуждали во мне никаких воспоминаний. — Я… я не понимаю. Почему я здесь? Девочка слегка нахмурилась, её уверенность вдруг пошатнулась. Она наклонила голову набок, внимательно разглядывая меня, словно стараясь понять, что скрывается за моими словами. — Ты всегда такой странный, когда просыпаешься, но сейчас как будто совсем по-другому… — она попыталась улыбнуться, но её голос предательски дрогнул, и это насторожило меня. Как будто она пыталась скрыть что-то важное или же сама не до конца понимала, что происходит. Я почувствовал, как внутри нарастает тревога, мысли путались, и единственное, что я смог выдавить: — Я… ничего не помню. Совсем ничего. Девочка остановилась, как будто её пронзили мои слова. Её лицо мгновенно изменилось: улыбка исчезла, а на её месте появилась гримаса полного непонимания. Она напряглась, прищурив глаза, словно надеялась, что ослышалась. — Ты… не помнишь? — тихо, почти растерянно, спросила она, её голос едва уловимо задрожал. — Ничего? Она сделала несколько неуверенных шагов ближе ко мне, пытаясь заглянуть мне в глаза, как будто ищет в них хоть крупицу узнавания. Я с усилием кивнул, чувствуя, как по моему телу прокатывается волна тревоги. Девочка прикусила губу, её маленькие руки сжались в кулаки, а в глазах появился страх. — Но ты всегда всё помнил, Фили, — в её голосе зазвучали ноты паники, она судорожно перебирала слова, будто боялась, что я исчезну у неё на глазах. — Ты… ты же знаешь меня! Как ты мог забыть? Это неправда! Ты не мог забыть всё, что было! Я посмотрел на неё, стараясь найти в себе хоть какую-то реакцию на её слова, но внутри была лишь пустота. Я помню себя и свою жизнь, а не жизнь этого «Фили». — Я не знаю, — выдохнул я, чувствуя, как горло снова пересыхает. — Всё как в тумане... Её глаза округлились от удивления, она казалась готовой вот-вот расплакаться, но держалась. Девочка медленно села на край кровати рядом со мной, её руки дрожали, когда она сцепила их на коленях. — Но ты знаешь меня… Фили, ты должен знать меня! — её голос стал более отчаянным. — Я ведь твоя сестра. Мы всегда были вместе! Сестра? Это слово эхом отдалось в моей голове, но не пробудило никаких воспоминаний. Я пытался сосредоточиться, напрячься, чтобы вспомнить хоть что-то – голос, лицо, момент из прошлого – но передо мной стояла абсолютно незнакомая девочка с растерянным и напуганным взглядом. — Я… прости… — проговорил я почти шёпотом, чувствуя вину за то, что довёл её до такого состояния. — Я не помню. Девочка вскинула голову, как будто мои слова были последним ударом по её хрупкой уверенности. Она встала так резко, что едва не сбила графин с водой с тумбочки. — Нет! Ты не можешь не помнить! — выкрикнула она, её голос срывался от эмоций. — Мама говорила, что ты поправишься, что всё будет, как раньше! Мы так долго ждали... И теперь ты… ты ничего не помнишь? Я покачал головой, чувствуя тяжесть на груди. Я не мог ответить ей. Каждое слово казалось неуместным, и любые попытки объяснить своё состояние только усугубляли её отчаяние. — Мама… — девочка сделала шаг назад, её губы задрожали, словно она пыталась сдержать слёзы, которые вот-вот польются. — Она знает, что делать. Она всегда знает. Её ноги вдруг запутались в подоле платья, но она резко выпрямилась и, бросив на меня короткий взгляд, побежала к дверям зала, её шаги эхом отдавались по помещению. — Я… Я позову её! — выкрикнула она через плечо, её голос уже звучал глухо и сдавленно. — Она всё объяснит! С этими словами девочка вышла из больничного крыла, оставив меня наедине с моими мыслями, которые становились всё запутаннее с каждым мгновением.