кровоточащий

Телефон разрывался вот уже пятнадцать минут. Юнги зарычал сквозь стиснутые зубы, сдернул маску для сна и на ощупь нашел телефон. Даже не разглядев имя звонящего, прижал телефон к уху и рыкнул: — Что, блять, тебе нужно посреди ночи? — Мама умерла. Голос Намджуна прозвучал пощечиной. Сон как рукой сняло. Юнги подскочил на постели и выдохнул: — Что?.. Дальше все было, как в тумане. Мин сорвался в больницу, где должна была проходить лечение мама Намджуна. Небо едва окрасилось в темно-голубой оттенок, еще даже не занялся рассвет. А сегодня обещали солнце… Как было грустно умереть, так и не дождавшись теплых осенних лучей. Юнги трясло. Он не мог набрать даже сообщение для Тэхёна, пальцы его не слушались. Он расплатился с таксистом и пулей вылетел из машины, добежав за считанные минуты до нужного этажа. Коридор был пуст, одинокая лампочка светила посредине белого потолка. Все казалось таким обычным: белые стены, гудящий кофейный автомат, запах хлорки. Кроме одного: Джины больше нет. Юнги увидел его сразу, но ему понадобилось несколько мучительных секунд, чтобы принять увиденное. Намджун был сломан. Он сидел в темноте, в самом дальнем кресле, сгорбившись и закрыв лицо ладонями. Юнги тяжело сглотнул и рвано выдохнул. Его тихие шаги отразились от стен. Намджун даже не поднял голову… — Любимый, — едва слышно шепнул Юнги. Он присел на корточки и положил ладонь на плечо альфы. Тот не отреагировал. Мин погладил его по щеке, сморгнул жгучие слезы. — Я рядом… — Мама умерла час назад. — Что сказали врачи? — Сердце не выдержало. Рак сожрал ее. Юнги почувствовал, как ледяная слеза покатилась по щеке. Это… было так нечестно. Гадко, несправедливо, больно. Почему умерла женщина, которая больше всех заслуживала жить? — Прими мои соболезнования… Намджун молча посмотрел на омегу. Его глаза были совершенно пусты. Они потухли, стали черными и безжизненными. Огонек жизни потух в них вместе со смертью этой милой женщины. Юнги разрывало на части от его вида, он потерялся и не знал, что сделать. Как его утешить, чем помочь? — Скажи мне, как мне тебя поддержать? — Никак. Я хочу побыть один. — Намджун… — Оставь меня! — заорал альфа. Его крик эхом прошелся по коридору. Юнги испуганно замер, с трудом дыша из-за кома в горле. Он понимал: Намджун не хотел. Ему было больно, страшно, одиноко… Омега встал, взял его за затылок и прижался прохладными губами к его лбу. Зажмурился до боли. Мин ничего не смог более сделать для Намджуна, кроме как выполнить его волю. Он вышел на улицу и почувствовал внутреннюю дрожь. По асфальту забарабанил дождь, прибивая пыль. Дрожащими руками омега достал сигарету и сунул меж губ. Набрал номер Тэхёна, тот взял не с первого раза. — Юнги? — удивился сонный юноша. — Так рано. Что произошло? — Тэхён, у Намджуна… Он начал плакать в трубку. С рассветом новость узнали все. Чимин отменил все записи, Джин решил пропустить школу, Хосок поменялся сменами, Вэнь примчался, как только ужасная весть коснулась его ушей, и даже Тэхён попросил отгул на работе. Они все нужны были сегодня своему брату и соратнику. Хосок думал, что ничего ужаснее он в своей жизни не видел и никогда не увидит. Человек, который помог ему подняться со дна, человек, что держал его на плаву, человек, что стал для него фундаментом, пошел трещинами. Как в бреду, он подходил к врачам и спрашивал: «Вы уверены? Она точно умерла? Может быть, что-то еще можно сделать? Я заплачу, сколько вы скажете» А злая правда была в том, что деньги не могли вернуть любимого человека из лап смерти. Тело отдали из морга ближе к обеду. Юнги и Тэхён занялись организацией похорон. Мин пытался отвлечься, чтобы не думать об этом: покупал венки, заказывал панихиду, поминальный обед следующим днем. Парни были рядом с Намджуном. Чонгук никак не ожидал, что его глаза промокнут, когда он увидит, как друг обнимает иссушенное, истерзанное тело своей матери. Вэнь и Джин плакали в стороне. — Я выйду покурить, — хрипло сказал Чонгук и вышел на лестничную клетку. Прижал пальцы к мокрым векам и зажмурился. — Сука. — Как ты? — раздался тихий голос Тэхёна. — Не знаю, — Чонгук прикурил. — Это пиздец, Тэхён. Я мог ожидать чего угодно, но не этого. Тэхён встал рядом с любимым. Чонгук приобнял его, вдвоем они глядели в старое, пыльное окошко. Дождь не прекращался ни на мгновение. Страшно… То, что происходило — страшно. Потерять близкого человека вот так… Тэхён развернулся в руках альфы и уткнулся лицом в теплую шею. Запах его тела успокаивал и дарил надежду, что все будет хорошо. — Не знаю, чем могу ему помочь, — тихо признался Чонгук. — Я себя чувствую беспомощным. Ненавижу… — Мы не можем вернуть ему маму. Мы можем лишь разделить с ним боль… Намджуну казалось, что он спит. Ему не хотелось ни есть, ни пить, он курил одну за другой и смотрел пустым взглядом куда-то в прострацию. Реальность огибала его, как мягкие волны огибают неподвижный камень. Он не хотел ее принимать, не хотел смотреть правде в глаза. Пока друзья готовились к похоронам Джины, Намджун вошел в ее комнату. Казалось: она просто ненадолго вышла и вот-вот вернется. Даже запах ее духов не успел выветриться. Намджун сел на постель, тихо скрипя пружинами. В дверном проеме стоял Хосок. — Неужели это правда? — прошептал Намджун. — Неужели ее правда больше нет? — он посмотрел другу в глаза. Хосок не знал, что ответить. Он сел рядом и обнял друга. Тогда-то он и не выдержал. Намджун начал плакать в крепких объятиях Хосока, он был слаб и беззащитен, а потому Чон стал его щитом. — Все в порядке, — прошептал ему на ухо альфа. — Тебе больно, тебе нужно прожить это… Я рядом. Ничего не бойся. Намджуну больше нечего было бояться. Он остался совершенно один, без самого близкого для него человека. За что ему бороться? Ради кого срывать спину, подниматься в пять утра, ради кого спешить домой, чтобы разогреть ужин? Это ведь смешно! Как… Как мама больше не выйдет, чтобы встретить его? Как она больше не поцелует его в лоб? Как она больше не скажет ему ласковое: «Сыночек, миленький»? Так было всю жизнь. Мама была рядом с ним. А теперь… он остался один… Намджун тихо взвыл. Хосок крепко сжал его в своих объятиях. Своих родителей он похоронил еще при жизни. А каково было Намджуну… — Вот т-т-так? — тихо спросил Джин, нарезая овощи. — Я п-правильно д-д-д-делаю? — Да, — Тэхён прикоснулся к его плечу и грустно улыбнулся. — Все в порядке, Джин. Ты большой молодец. — Не могу в это поверить, — Вэнь часто заморгал, прогоняя слезы. — Она ведь лечилась… Как же так… — Если бы я узнал раньше, может, все можно было бы исправить, — прошептал Юнги. По его щекам покатились слезы. — Я бы оплатил, все оплатил… — Эй, э-эй, — Тэхён отложил в сторону нож и взял лицо друга в ладони. — Ты ни в чем не виноват, слышишь? Ты сделал многое. — Я мог бы сделать больше. — Мы всегда виним себя за то, что нам не под силу контролировать, — прошептал Тэхён. — Это была тяжелая болезнь… — Он прав, — сказал Чонгук. — Ты сделал все. Спасибо, что был рядом с Намджуном в самый сложный для него момент. Юнги опустил глаза. Чувство вины никуда не пропало, но он был счастлив, что друзья оказались рядом в такой сложный для Намджуна момент. — Намджуну так повезло, что его окружают такие прекрасные люди, — сказал Юнги и обвел каждого взглядом. — Спасибо, что вы у него есть. — Тебе тоже, — тихо сказал Вэнь и обнял Юнги. Затем их обнял и Тэхён, и Джин… И в то мгновение Юнги понимал, что лишь он один с полным кошельком был самым бедным человеком в этой комнате. Никакую любовь было нельзя купить за деньги… Похороны прошли тихо. Джина ушла так, как и хотела: в кругу семьи, рядом с сыном и его возлюбленным. Они стояли под проливным дождем, который превращал землю в вязкую жижу. Намджун плакал и не старался это скрыть. Юнги держал его за плечо и глядел на улыбающееся лицо Джины, еще полное сил и жизни. «Наверное, она так же смотрит на нас с небес», — грустно подумал юноша и поднял голову. Капли больно разбивались о его лицо. Тэхён промокнул слезы платком. Чонгук ни на мгновение его не отпускал. Вэнь обнимал Хосока и плакал в его грудь. А Чимин прижимал дрожавшего Джина к себе. Они все проживали это мгновение с Намджуном, ни на мгновение не отпуская его ладонь. После похорон дождь прекратился. Мелкие капельки падали с оранжевых листьев, разбиваясь об асфальт. Тучи ненадолго разошлись, пропуская тонкий солнечный луч, скользнувший по лицу Намджуна. — Любимый, — прошептал на ухо Юнги, заправив прядь волос Намджуну за ухо. — Я приготовил поесть. Встанешь? Несколько дней Намджун лежал в своей постели без движения, глядя то в окно, то на фотографию мамы. Принять ее уход оказалось слишком… Просто слишком. Все казалось: она лежит в больнице, вскоре позвонит ему и расскажет, как ее дела. Но проходили дни, а она так и не звонила. Когда Намджун вернулся поздней ночью после тяжелого рабочего дня, а во всем доме был выключен свет, Намджун понял: мама и вправду умерла. Это был не сон и не чья-то злая шутка. Он рыдал в голос, свернувшись в клубок прямо в коридоре. А потом дождливые дни стали не просто серыми, они стали черными. Лишь один огонек освещал его дни: Юнги. Намджун злился, отталкивал его, не отвечал на звонки, огрызался, а Юнги все равно был рядом. Приходил к нему домой и готовил еду. Намджун настолько опротивел самому себе, что даже не замечал синяки на теле любимого. Но он решил: хватит. Мама желала, чтобы они были вместе, чтобы они прошли этот путь рука об руку. — Ты поешь со мной? — тихо спросил Намджун. Юнги лучезарно улыбнулся. — Конечно. Мин накрыл на стол, как умел. Хозяином он был дрянным, но ради Намджуна стремился стать лучше: сварил рис, пожарил мясо, приготовил закуски и салаты. Намджун так похудел за это время, что его щеки ввалились. Юнги не мог на это смотреть, и потому был вне себя от счастья, когда альфа взял в руки палочки и принялся есть. — Ой, вчера в универе такое произошло! — принялся тараторить Юнги, только бы чем-то наполнить эту ужасающую тишину. — Представляешь, он мне говорит… А я что? Ну я давай… Намджун не слышал, что он говорил, лишь смотрел, как изгибаются его губы то от улыбки, то от раздражения. Пожалуй… Юнги — вот та движущая сила, что заставляла вращаться солнце вокруг мира Намджуна. Юнги — это приливы и отливы океана. Юнги — это смена времен года. Юнги — это биение сердца. Юнги — это жизнь. И как только он мог этого раньше не замечать? Намджун с тихим стуком отложил палочки и взял Юнги за руку. Омега резко смолк. — Намджун, все хорошо?.. — Станешь моим мужем? Юнги сглотнул тяжелый ком. Сколько им осталось? Месяц? Два? Так мало… — Стану… Конечно, я стану, любимый.

🩸

Следующее утро выдалось хмурым и холодным. Тэхён встал пораньше, чтобы приготовить завтрак: пожарил яичницу с беконом для Чонгука, сделал тост с авокадо для себя. Телефон на столе завибрировал. Звонил Ёнгук. Тэхён выключил звонок и услышал, как в комнату зашел зевающий парень. — Вкусно пахнет. — Ты говорил, что нечасто ешь домашнюю еду. Решил приготовить, — омега улыбнулся, когда Чонгук обнял его сзади, поцеловал в затылок и сонно промычал. — Садись. Чон послушался и жадно накинулся на еду, как только Тэхён поставил перед ним тарелку. — Не звонил Хосоку? — тихо спросил Тэхён. — Нет. Блять, батарея села, — ругнулся альфа, взглянув на темный дисплей. — Я к ним съезжу, а потом на лекции. — Ты много пропускаешь. Тебя могут отчислить, — Тэхён прислонился поясницей к тумбе и недовольно посмотрел на парня. Тот раздраженно закатил глаза. — Я только встал, и ты тут же начал ебать мозг? Последние дни были сложные, ты сам знаешь. Мне не до твоих ебучих лекций было. Лицо Тэхёна помрачнело. Молодой человек сжал чашку с кофе в пальцах. Чонгук был в своем репертуаре: говорил все, что приходило на ум, даже не думая, каково это будет услышать. — А ты че за траву ешь? Иди сюда, я тебе дам кусок мяса. Тэхён не ответил. — Бля, ты опять обиделся? Снова молчание. Чонгук раздраженно отложил палочки. — Жемчужный, ты на приколе? У моего друга мама умерла. Блять, мне с ним надо быть рядом, а ты мозг начинаешь делать. Тэхён поставил кружку с кофе и вышел из кухни. Чонгук издал протяжное, уставшее: «Бля-я-ять» и откинулся на спинку стула. Тэхёну было больно и обидно, потому что он уже неоднократно говорил прекратить так с ним разговаривать. Чонгук сначала кивал и соглашался, затем все повторялось вновь. Он совершенно его не слушал. «Чонгук еще просто ребенок», грустно думал омега. Что от него можно было требовать? Но в такие мгновения Тэхён все больше убеждался в том, какие же они были разные… Омега начал утренние процедуры. Вымыл лицо с гелями, почистил зубы, намазал кожу кремом. Конечно, он увидел в отражении Чонгука: снова пришел просить прощения, как побитый пес. — Жемчужный, бля, ну прости меня. Я внатуре на взводе. Пойду я на эти лекции, если тебе легче станет. — Мне все равно. — Че? — нахмурился Чонгук. Подошел ближе. — Делай что хочешь. У тебя в жизни нет уважаемых людей. На мое мнение тебе все равно. — Нихуя это не так. — Конечно, так, — Тэхён громко защелкнул крем и повернулся к альфе. — Иначе ты хотя бы немного прислушивался к моим словам. Но ты думаешь лишь о себе и о своих чувствах. Чонгук поджал губы. — О чем я неоднократно просил тебя? — Блять, говори прямо. Почему я должен каждый раз гадать, на что ты там обиделся? — Вот как. Тэхён коротко кивнул и хотел пройти мимо, но Чон взял его за локоть. Омега холодно сказал: — Отпусти меня. — Не отпущу. Че ты истерики начинаешь разводить? Нормально же все было. — Если для тебя подобное в порядке вещей — мне жаль, — Тэхён вырвал локоть из крепкой хватки. — Пока не научишься не то что уважать, хотя бы разговаривать со мной — я тебя здесь не жду. — Ты типа че, выгоняешь меня? — хмуро спросил Чон. Тэхён молча пошел в комнату и принялся одеваться. Впереди был долгий лекционный день, ему не хотелось тратить силы еще и на скверный характер этого подростка. Им Чонгук по факту и был — всего лишь импульсивный подросток. — Сука, игнорить меня вздумал? — прорычал Чонгук и схватил Тэхёна за одежду, резко дернув к себе. Молодой человек дал ему звонкую пощечину. Зрачки Пасти расширились. Ноздри раздулись, заиграли желваки… — Еще хоть, сука, раз, поднимешь руку… — И? И что ты сделаешь? — вздернул голову Тэхён. — Ты не понимаешь другого языка. Ты решил, что я вещь, с который ты можешь обращаться, как вздумается? Ошибся. Не смей меня хватать. Я тебе не щенок и не котенок. — Перестань хуйню разводить, — зло сказал Пасть. — Мое терпение не безграничное, блять. — Пошел вон. — Че ты сказал? — Я сказал: пошел вон. Глаза Чона налились жгучей злобой. Он так сильно сжал челюсти, что заболели зубы. Резко отпустив одежду Тэхёна, он оделся и пулей вылетел из студии омеги, громко хлопнув дверью. Только бы не ударить в порыве злости того, кого любил. Омега лишь тогда смог расслабиться и осесть на диван. Его самого испугала мысль, что Чонгук мог его… ударить? Он словно ожидал этого удара весь разговор. В какой момент ему стало так страшно рядом с Чонгуком? Или так было всегда, а он лишь не хотел этого признавать? Сглотнув тяжелый ком, Тэхён взял дневник и сделал несколько коротких записей: «С каждым днем с Чонгуком становится все сложнее. Я начал думать о том, что он… способен меня ударить. Чонгук не думает о моих чувствах. Он делает все, что ему заблагорассудится, говорит все, что думает. Может обидеть меня и не моргнуть глазом. Я люблю его, но как долго продержится эта любовь, полная страха? В один миг я вижу: он готов достать для меня луну. В другой: мне страшно смотреть ему в глаза. Тяжело… Я совсем не знаю, что делать с ним… А что делать с Ёнгуком не знаю и подавно…» Одинокая слеза упала на страничку дневника. Тэхён резко утер ее рукавом, захлопнул дневник и встал с дивана. Нужно было идти в университет и перестать думать о Чонгуке. Хотя это и казалось невозможным…

🩸

Чонгук сплюнул на сырой асфальт и вытер разбитые губы. Решать дела кулаками — это все, что он умел. Чтобы выместить свою злость, он снова ввязался в бой без правил. Но тупая, свербящая злость все еще сидела в нем. Он курил сигарету и думал: «Чё делать-то, блять?» С одной стороны, жемчужный его страшно выбесил. С другой — у них же любовь и все дела. Чон тяжело вздохнул. Надоело, что его постоянно отовсюду пихают, как псину. Брат, теперь и Тэхён. Он набрал номер Чимина. Друг ответил не сразу. — Ну только не говори, что тебя снова в мусарню упекли. Я с клиентом. — Не. Но в скором будущем возможно. Есть несколько соток одолжить? Чимин недолго помолчал. Затем вздохнул: — Допустим. Но тебе зачем? Опять на херню какую-то спустить хочешь? — Хату снять хочу. Потом верну тебе бабки, как заработаю. — Слабо верится, — послышалась усмешка на том конце провода. — А че вдруг? Тэхён выгнал? — Хочу ему доказать, что у меня башка на плечах есть. Я ж ему предложение сделал. — Гонишь. — Отвечаю. — Ну и дела, — у Пака поднялись от удивления брови. — Тебе ж девятнадцать всего. Тэхёну уже двадцать семь. Ты хорошо подумал? — Поебать на возраст. Я ж люблю его. Че, малого через годик заделаем. Чимин тяжело воздохнул и закатил глаза, убеждаясь: Чонгук сам еще ребенок. — У тебя ни кола, ни двора, какой малой? Не пори горячку. Давай встретимся и нормально поговорим, не телефонный это базар. — Ок. Денег одолжишь? — Одолжу. Но больше мне не звони. И скинул трубку. Чонгук криво улыбнулся, однако вопрос до сих пор оставался открытым: где взять остальную часть денег? Снять даже самое ущербное жилье — удовольствие не из дешевых, и ему не хотелось, чтобы Тэхён жил в плохих условиях. Конечно, у него была своя квартира и все такое, но жемчужному были нужны мужские поступки. Потому Чон вновь набрал Иори. — Нет, — сразу сказал на том конце юноша. — Я даже ниче не сказал. — А мой ответ уже нет. Пока. — Погодь. Давай встретимся. — Чтобы ты снова права качал? Нахер мне такой напарник. — Иори, ты мне без пиздежа нужен. Омега что-то тихо пробубнил, борясь с самим собой. Потом назвал домашний адрес и отключился, чертыхаясь. Дьявол бы побрал его доброту. Когда Чонгук к нему пришел, Иори поставил чайник и заварил кислый кофе. На столе лежала зеленая зажигалка брата. Чонгук с ухмылкой подцепил ее и покрутил в пальцах. — Знакомая штучка. — Говори уже, что хотел, — отобрав у альфы зажигалку, Иори поставил перед ним кружку. — Так вы с Хосоком… — ухмылка вылезла на его лицо. — Кто бы мог подумать. — Да. Смешно. Просто закачаешься. — Ладно, мне нужна наркота. Бабло позарез нужно, согласен на твои условия. — С чего бы Пасть шел на чьи-то условия? — ухмыльнулся омега, отхлебывая из своей кружки. — Ради любви и не на такое пойдешь. Иори отвел взгляд. Да… Наверное, Чонгук был прав… — У меня проблемы сейчас, Пасть. На меня зуб точат. — Кто? — Придурки с соседнего района. Я пока не высовываюсь. — А если разберусь? — Как? — кисло усмехнулся Иори. — Только если убьешь их. — Могу и убить. Че, шишки важные? Искать будут? — Ты вообще чокнутый? Хотя не отвечай. И так знаю, что да, — Иори устало помассировал виски. — Мне от тебя одна головная боль. Чонгук смотрел на него твердо, ожидая только положительного ответа. Иори вздохнул. Зачем он вообще согласился с ним встретиться? Неплохо ведь жилось минутами ранее. Но деваться некуда: уже припёрся и не уйдёт без своего. — Ладно. У меня осталось немного шмали, можешь её толкнуть. Но если узнаю, что ты прикарманил себе лишнее… — Да когда я тебя наёбывал? — ухмыльнулся Чон. Иори скептично посмотрел на него. — Ок. Услышал. Иори принес из комнаты несколько свёртков. Уже на пороге Чонгук развернулся и сказал: — И, слышь… С братом моим завязывай. — Не понял? — выгнул бровь Иори. — Всё ты понял. Вы с ним не пара. — А кто пара? — усмехнулся парень, пряча за ухмылкой болезненную догадку. Чонгук нахмурился. — Неважно. Надеюсь, ты меня услышал. Пасть ушёл, оставив Иори с тянущим чувством в груди. Он прижал ладонь к сердцу и подумал: «Почему мне не всё равно? Мы ведь договаривались просто спать»… Но разве объяснить сердцу то, что понимал разум?

*

Иори не знал, зачем гулял по району Хосока. Наверное, отчаянно хотел с ним столкнуться как будто «невзначай». Скучал. Хотел увидеть… И это было так глупо, что хотелось смеяться. До самого вечера Иори пинал камешки, сидел на лавках, грыз чупа-чупсы. Даже думал заглянуть в «Сыны Икара», но побоялся там встретить свою смерть. Но прихотливая Фортуна и вправду ему улыбнулась. Вернее, оскалилась во весь рот. Он увидел его. Не одного. Конечно, они были вдвоём: Хосок и Вэнь. Шли под руку, о чём-то говорили, смеялись. Когда они вошли в свет фонаря, Вэнь повернулся к альфе, потянулся за поцелуем… И получил его. Сердце Иори разорвалось на части. Он подумал: вот сейчас стошнит желчью, настолько стало противно от собственной реакции. Разве ему была какая-то разница, с кем был Хосок, когда они не вместе? Но он не мог дышать. Смотрел и задыхался. Самое мерзкое: Хосок улыбался. Не ему. Чужому. Иори подобрался и пошёл им навстречу, нацепив на губы самую наглую улыбку. — Любимый! Какая неожиданная встреча, — сказал Иори. Вэнь испуганно отпрянул и посмотрел на омегу. В его глазах вихрем пронеслись самые разные чувства: злость, обида, ревность… — А мне говорил, что тебя эта пустышка не интересует, — нагло врал Иори, глядя Вэню в глаза. — Что ты несёшь? — прорычал Хосок, закрыв Вэня плечом. — То, что ты мне говорил вчерашней ночью, — Иори приблизился к нему, обхватил тонкими руками за шею. — Я уже успел соскучиться… Он встал на носочки и поцеловал альфу, сдерживая тошноту. Как же было мерзко целовать эти губы после другого… Хосок оттолкнул его с горящими злостью глазами. — Сука, ты совсем обдолбался? — Хосок… — с трудом выдавил Вэнь. Его тело окутала дрожь. — Что… Происходит? — А тебе он не сказал, да, принцесса? — улыбнулся Иори. — Что трахается с нами двумя, — сказал омега, глядя Хосоку в глаза. Повисла тишина. Ужасающая тишина. Хосок хотел, чтобы они кинулись на него с криками, упреками, издёвками… С чем угодно. Но они оба молчали. Вэнь прижал ладонь ко рту, развернулся и убежал, едва видя перед собой дорогу от слёз. Под светом фонаря Хосок и Иори остались одни. Альфа прикрыл глаза и шумно выдохнул, выпустив пар. Руки дрожали от желания… ударить Иори. — Зачем? — процедил альфа. — Ты знал, что я тебя не люблю. Зачем. Ты. Это. Сделал? Иори улыбнулся через силу. — А ты не понимаешь? Хосок схватил его за запястье и сжал. Его хотелось сломать. Разломить на сотни, миллионы осколков. Но единственный, кто этого заслуживал — сам Хосок. Он разжал пальцы, оставляя на коже Иори следы. Изломанно ухмыльнувшись, омега сделал шаг к нему и обнял за шею. — Ты мне нужен, — прошептал омега. — Ты мне нет. Иори поцеловал его. С надрывом, отчаянно. И Хосок ему ответил. Желал сделать больнее, укусить, вкусить его крови. Так он и сделал. Иори вздрогнул, когда альфа прокусил его губу, но не отстранился. — Я тебя… люблю… — едва слышно прошептал Иори. Хосок не ответил. Но он остался стоять под одиноким светом поломанного фонаря с Иори, а не пошёл за Вэнем. Моргнув, фонарь потух.

🩸

Тэхён вздохнул и написал Ёнгуку короткую смс-ку: «Прости, устал. Позвоню завтра с утра». Муж пытался дозвониться ему уже второй час, но у омеги не было ни настроения, ни сил ему ответить. Он продолжил писать картину… После ссоры с Чонгуком молодой человек чувствовал себя не в своей тарелке. Это беспокоило и говорило лишь о том, как сильно он стал зависим от этого человека… Чонгук весь день не писал и не звонил, на занятия тоже не явился. А Тэхён… весь вечер просидел над его проектом, чтобы Чона не исключили за пропуски и не сданные долги. — И чем я только занимаюсь? — пробормотал Тэхён. Он отложил кисточку и прикрыл глаза ладонями. Чувствовал себя ужасно. Весь день думал лишь об одном: Чонгук. Даже спросил о нём Чимина, но тот совершенно ничего не знал. Беспокойство грызло омегу. Он заварил себе зелёный чай и встал у окна, наблюдая, как по стеклу с обратной стороны стекают разводы. Корил себя: «Не нужно было его выгонять… Он ещё молод и вспыльчив. Я тоже виноват… Не стоило обижаться…» А затем сам себя одрёгивал: нет, с ним так было нельзя поступать. Он не игрушка в руках Чонгука. Омега сжал пальцами кружку и вздрогнул, когда в дверь настойчиво затарабанили. Кинул взгляд на часы: уже почти полночь. Ёнгук бы не пришел, да и предупредил бы… Тэхён подбежал к двери и распахнул. Сердце радостно вспорхнуло: Чонгук! Но тут же вся радость пропала, когда он заметил, как альфа качался, держась за косяк двери. Чонгук поднял голову, и Тэхён с ужасом увидел его расширенные зрачки. Пасть ухмыльнулся: — Жемчужный… — Чонгук, что… Что с тобой произошло? Чонгук сделал шаг вперёд. Тэхён попятился, испугавшись. — Чё ты шугаешься? — Ты пьян? Альфа рассмеялся. — Ебать как! Тобой. — Чонгук, тебе нужно поспать. — Нет, — твёрдо сказал Чонгук. Он закрыл за собой дверь. Звук щелчка прозвучал для Тэхёна приговором. — Я хочу тебя. Пасть скинул куртку. Тэхён не мог поверить своим глазам: он видел Чонгука пьяным, злым, но то, что явилось его взору теперь, было совсем не похоже на того человека, которого он любил. Его лицо было тёмным, словно не принадлежало альфе. Омега вскинул ладони, спокойно сказал: — Да, Чонгук. Чонгук качался. Его взгляд вело, язык не слушался, поэтому он не стал сопротивляться, когда Тэхён аккуратно помог ему зайти. Как испуганный зверек перед оскаленной волчьей пастью, он снял с любимого куртку, ботинки… От Чонгука воняло перегаром и чем-то еще. Ужасная мысль кольнула омегу: «Неужели он принимал наркотики? Нет, не может быть»… Он с трудом уложил альфу в постель. Тот протестующе замычал, схватил Тэхёна за запястье. — Я тебя… ебать как… люблю… Тэхён положил ладонь на его лоб. Печально улыбнулся. — Пожалуйста, поспи… Не сумев противиться алкоголю и наркотикам, Чонгук все же уснул. Омега некоторое время посидел рядом с ним, разглядывая юношу во сне. Горькие слезы подкатывали к горлу. Как это мог быть Чонгук? Его любимый Чонгук, ради которого он бросил столь многое? Собственную честь? Мужа? Будущее?.. Чонгук, который обещал его защищать? Чонгук, который спас его? Горячие слезы окропили его лицо. Все это оказалось ошибкой. Огромной ошибкой. У них с Чонгуком не было никакого будущего. Тэхён подлез к нему и свернулся клубочком у его руки. Слезы никак не унимались. Чонгук просто спал, а Тэхён осознавал: все разваливается на куски. У них с Чонгуком ничего не могло быть… Вот она — та жизнь, к которой альфа привык. Как бы ему ни хотелось признавать обратное, они всегда будут на разных полюсах. Омега положил ладонь на его грудь, чувствуя, как бьется любимое сердце. Ему нужно было найти в себе силы все это прекратить. Но Чонгук был так спокоен во сне, так красив… Тэхён поклялся себе: он все закончит. Но не сейчас… — Ну почему все так, Чонгук? — прошептал Тэхён, ткнувшись лбом в его плечо. Раскат грома пронесся над Сеулом, небо раскололось надвое, и хлынул ледяной ливень.