Не бессердечный бандит

— Это твой друг? — тихий голос домработницы и собранные в молитве руки ни о чем не говорили Ихону, — Ты уверен? Молодой господин, разве он не… — Вы смотрите слишком много дорам, госпожа, разве он не настоящий джентельмен? Ихон любезно помогает ей сложить закуски на поднос, отвлекая от происходящего. — Этот парень очень хороший! К тому же, мы познакомились на оркестре классической музыки, — он заглядывает через большой проход, чтобы посмотреть, что происходит за обеденным столом, — Еще он любит сашими, о! Принесете ту коробку? И побольше кимчи. — Хорошо. Домработница кивает и быстро уходит за тем, что попросил Ихон. Последний же быстро возвращается к Сегену и Донсу. — Ты что творишь? Сеген испуганно смотрит на Ихона, что так нагло говорит, а после видит как Донсу, не вздрогнув, принимает угрожающий ударить жест рукой. — Я сказал что позвал тебя сюда не для того, чтобы угрожать, — Ихон отбирает нож у Донсу, быстро складывает и бросает себе в карман, — Сегодня ты будешь его учителем. — Учителем? — Да, тебе нужно обучить мальца, как лечить разбитое сердце, ну? Как не встать на кривую дорожку, и как не… Ихон не был уверен, что он может говорить это, и решил замолчать. — В общем, его бросил любимый человек. Он ищет поддержки у Сегена, что, если честно, видел ситуацию совсем не так. Точнее, вообще ничего не было правильно. Он сидел в роскошном, светлом месте, в доме Ихона, ждал свой завтрак. Напротив него сидел бандит, глава группировки Досу. Минуту назад он угрожал ему ножом, прожигая взглядом острых глаз. Еще минут десять назад он был готов придушить его в ванной. Вообще, если бы он знал, что у того с собой нож, в том моменте, когда он стоял в ванной, он бы точно потерял сознание. Но сейчас он собирается потерять его от вида на сырую рыбу, что поставила домохозяйка прямо перед ними. — Приятного аппетита. Она мило улыбается, когда расставляет все чашки с едой. Ихон садится радом с ними, ожидая, что они начнут разговаривать, и начинает есть первым. — В общем, ему как раз девятнадцать, понимаешь? — Ихон хлопает Донсу по плечу так, словно бы не он школьник перед бандитом, а наоборот, — Расскажи ему. Давай. Его благополучие очень важно для этого мальца. Донсу откидывается на спинку стула и хрустит костяшками. — Что я должен рассказать? — Он смотрит снизу вверх на Ихона, — Напугать его? Ихон режет ножом, который отобрал у Донсу, рыбу. Кладет по кусочку каждому. — Мм, — Ихон задумчиво тянет, — Не переборщи. У вас времени до шести вечера. Его улыбка была полна какой-то совершенно непонятной глупости. — Тогда мы пойдем. Донсу встает из-за стола сразу же, нервно огибая стол и хватаясь за Сегена. — Почему…? — У нас будет много дел, — старший мужчина тянет его, не смотря на то, что тот сьел только одну ложку супа, — Не задерживай меня. — Даже не попробуете? — Ихон продолжает кушать, решая не провожать гостей, — Верни его в целости потом, ладно? Удачи вам! Донсу тянет гласную «е» в качестве согласия с Ихоном, и быстро обувается в прихожей. Когда они выбираются за пределы дома и оказываются у черной машины — на этот раз с номерами — Донсу опирается на нее руками и тяжело выдыхает. — С вами все нормально? Сеген уточняет, несмотря на то, что не особо хочет вникать в жизнь бандита. Но сейчас, когда он видит этого мужчину нервным, и совсем не злым — он начинает вникать в суть происходящего. Если Ихон, точнее, Дыкпаль так уверен в нем, разве Сегену не стоит прислушаться? — Хенним, если вам нужна помощь, я могу что-то сделать? — Нет, — тот спешно выставляет руку в протесте, — Я просто не ем морепродукты… Садись, я сейчас сяду. Сеген сразу же вспоминает о куске рыбы; и правда, она выглядела не так, как выглядит обычное сашими. Послушно запрыгивая в небольшой минивэн, он следит за тем, как захлопывается машина. После просто следит за Донсу. Если честно, он не кажется ему таким страшным. Наверняка за пределами этой утонченной бандитской прически, черного кастюма, переполеного официозом, есть что-то. И раз Ихон сказал вернуть его в целости, у него есть все для того, чтобы достать правду из этого мужчины. *** — Вы же сказали, что это чушь, — Сеген встал перед входом в какое-то слишком роскошное на его взгляд кабаре, привлекая внимание, — Почему я должен идти? Отвезите меня домой. — Ты, — Донсу тяжело выдыхает, сжимая руки, а после подходит ближе, — Я расскажу. Но. Он манит его пальцем ближе к себе, склоняясь. Только Сеген подходит, он цепляется в лацкан собственного пальто, что до этого отдал Сегену. Он сделал это только из-за того, что его школьная форма совсем не вяжется с этим местом. — Я не могу говорить перед ними, — он взглядом указывает на группу из четырех людей, что состояла из водителя и троих, что по пути сели к ним и ехали с ними в машине, — Ты же и сам знаешь, что о таком нельзя говорить при всех? Мне уже не стать предметом для издевательств, но не ты устанавливаешь правила. Отпустив, он следит за тем, как Сеген медленно проходится взглядом по шайке, а после послушно кивает и встает рядом с Донсу, что почти на голову выше него. — Тогда когда? Мы уже потратили целый час. — Как только сядем. И Сеген считал шаги до того, как их проведут к уединенному балкону. Оттуда был прекрасный вид на сцену и другие столики. Несмотря на то, что сейчас было десять утра, людей было много. Неудобным было только то, что вместо стульев у них было два дивана и стол между ними. — И так, мне сказали, что вы были влюблены в парня, но он вас бросил. Вам правда было 19? Они сели друг напротив друга. Их встреча была бесцельна для них самих. — Это был мужчина, — Донсу достает пачку сигарет и задумчиво смотрит на нее, — А я был в школе. Он всегда твердил мне, что нужно взяться за ум и поступить в хороший университет. И, если честно, я должен был это сделать. Никогда не отказывайся, если есть возможность быть среди хороших людей. Обычных людей. Слова кажутся нравоучительными, но Сеген проглатывает это, рассматривая Донсу. Мужчина был красив. Слегка блеклая кожа указывала на возраст, переваливший за двадцать, но это было совсем не минусом. Он мог бы стать... Моделью? Хорошим работником в любое сфере обслуживания? Сеген не понимал, зачем люди становятся бандитами. Ради одних только денег? — Но вы стали бандитом за чашку тансуюка? Шесть долларов? Правда? — Это было намного позже. — Но все равно! — Когда я попросился стать бандитом, я уже трахался со всем, что могло помочь мне оплатить крышу над головой, — он задумывается, достает зажигалку, — Нам до этого надо поговорить о времени, когда я делал это и без денег, а еще раньше, только по любви. Или ты хочешь все пропустить? Сеген замолкает, понимая, что ему не хочется продолжать разговор. Он отворачивается, смотря на сцену. Там выступал мужчина, и его скучный шансон казался важнее. — Передумал учится? Правильно, с такими как я долго не разговаривают, и, если честно, — Донсу тянет это в совсем безынтересной манере, и наконец начинает крутить зажигалку в руке, — Это немного надоедает, да и я не продержался больше года. Легче было бы просто работать. Они оба замолкли на миг; словно бы ожидали, кто первый даст слабину. Но Донсу не собирался ждать. Ему сказали учить, и он постарается сделать эту лекцию самой запоминающейся. С глухим стуком отставляя пачку сигарет, но оставляет только зажигалку. Она придет ему уверенности. — Он оставил меня, просто уехал, ничего не сказав. И, я бы не сказал, что мы были просто незнакомцами. Может, я мог забыть об этом и жить? — Тогда почему? — Почему что? — Почему ты занимался всем этим, зачем? — Тогда, — он делает акцент и широко улыбается, — Это было очень весело. Сеген замолк; он не был готов услышать что-то такое. — Может, ты еще не сломался, но разве у тебя нет таких знакомых? Отрицательный кивок головой дает Донсу возможность прерваться, чтобы обратить внимание на меню. — Хорошо живешь, пацан. — Я живу обычной жизнью. — Да, я заметил, мальчик. Но разве тебе не хочется разорваться от мысли о том, что тебя оставили в прошлом? Острый взгляд узких глаз съедал Сегена живьем; он не хотел поддаваться и рассказывать что-либо, глушил желание развязать себе язык вторым стаканом воды, что был предложен, вообще-то, не ему. — Когда мне было 19, я сидел в этой клетке из дерьма под названием любовь, и признавался каждые раз, готовый принять кулак в лицо. Тогда это было мелочью, если честно. Мне хватало того, что я держался за руки, и издевался над ним. У него была своя кофейня, и я каждый раз избивал новых сотрудников, чтобы он принял меня. Я околачивался там каждый день до и после школы. — И ты не ругался с ним? — Ругался, — Донсу кивает, медленно изучая винную карту, — Он был полным идиотом, предполагая, что я его брошу. Разве я был плохим сотрудником? Сеген не понимал, о чем говорил Донсу. Он говорил о любви к своему работодателю? — Хотя, он был бабником. Предпочитал красивых... — Что я вообще должен узнать из этого, — Сеген не мог сравнить того, о ком говорил Донсу, и Ихона, — Почему? Он не знает, как ему продолжить; он вообще запутался сейчас. — Думаешь я понимаю? Хе- Ихон заставил меня точно так же, как и тебя. Наверное он решил, что ты уже рискнул всем, чтобы остановить своего, — он делает паузу, даже не предполагая, как ему продолжить, — Расскажи тоже. Донсу внимательно смотрел, подзывая официанта. Он заказал что-то, и ожидал ответа от Сегена. — Он мой одноклассник, — Сеген мельком смотрит на официанта, — Айс американо с собой. Официант вышел через дверь, и они снова были только одни. — В общем, я знал, что он влюблен в меня. Но он был таким тихоней. Мне казалось, что я смогу встречаться с кем угодно из класса, но не с ним, хоть он и любил меня. Он был нерешительным идиотом. И когда я решил, что буду говорить с ним чаще, я понял, что он… Сеген понятия не имел, что он понял тогда. — Удобный? — О, — сразу же вспомнил кое-что Сеген, — Но разве он не слишком бесполезный, чтобы называть его таким? Так я думал, когда мне говорили, что я могу использовать его. Что-то горькое подступало к горлу. — Но я не ненавидел его. Он был очень хорошим, на самом деле, и тогда я... Сеген сделал паузу, когда увидел, как Донсу встал. Золотистая зажигалка с звоном легла на стол под натиском чужой крупной руки. Даже фужеры слегка зазвенели. — Что такое? — Мне плохо слышно из-за песен. — А, — Сеген только сейчас услышал, что внизу, на сцене, пела певица, и куда громче чем прошлый музыкант; он совсем не обращал на это внимание, — Ну, тогда я сказал ему, что я все знаю. И решил просто жить с этим. — Так ты его любил? Сеген знал, что он звучал так, словно бы просто говорил о том, что дал шанс умирающей пташке. Но сейчас он сам ей был. Загнанный в угол тем, что Ихон изменился. Он буквально стал другим. — Да. — И как же он бросил тебя? —Он, — Сеген понятия не имел, как объяснить, — Спрыгнул. — Спрыгнул? Вокруг них было тихо. Шумный шансон пропал. Все кругом было таким неприятно бутафорским, даже фужер, из которого он отпил, казался мерзким в этот момент. — Я сожалею. С этих слов Донсу оттащил парня от подлокотника рукой, прихватил за горло и сжал, вынуждая встать на ноги. — Это все, что ты сделал? Сказал, что сожалеешь, и? — Я не хотел, чтобы он… Донсу сдернул с него свое пальто. — Теперь я вижу, почему ты меня не понимаешь, — он встряхивает пальто, — Ты такой же, как тот, кто меня бросил. Решил, что сделал достаточно, пока он рвал задницу за то, чтобы дышать одним воздухом с тобой? Донсу забирает пачку сигарет и зажигалку со стола. — Спроси Дыкпаля об этом, —он отмахивается, — Пусть говорит, что хочет. Он единственный, кто может исправить такое.