Никто не совершенен

«Прощания вовсе не было. Было – исчезновение» (с)

Марина Цветаева

От лица Ларри Торна Я опять был один, хотя я наконец-то дома. Эдмонд забрал Джейка, и они улетели навстречу приятному времяпровождению, оставив меня в компании Зверя. Конечно, я уже понял, что между ними ничего нет и быть не может, потому что дорогой Эдмонд доказал мне свою любовь, а мой сын слишком занят своими личными проблемами. Я не ревновал, но был слегка напряжен, слишком много событий произошло за те несколько дней после моего Возрождения, проведенных в кругу новой семьи. Возможно, даже лучше, что у меня есть сутки, чтобы немного подумать в одиночестве и привести мысли в порядок, ведь ревновать сына к моему уже на сегодняшний день официальному партнёру глупо. Но вот с Джейком, или как он теперь просит называть его, Николасом, точно не всё хорошо. В день нашего первого разговора он честно рассказал мне о своем новом положении в Мордрэйде, хоть сначала я в эту правду и не смог полностью поверить. Брак по принуждению – страшная судьба для любого ройалтера. Мне жаль, что Николас настолько не приемлет наши отношения с Эдмондом, что мне ни разу за эти дни не удалось с ним нормально поговорить по душам. Хотя, положа руку на сердце, мне и в предыдущей жизни вывести его на откровенный разговор удавалось весьма редко. Это было возможно только в те моменты, когда он находился в состоянии эмоционального раздрая, ну или, эмм… когда я в чем-то был виноват. Конечно, я не гений в науке, технике и просто не обладаю высоким интеллектом, но уж жизненный опыт и мои личные отношения, как любовные, так и семейные или просто дружеские научили меня подмечать множество важных мелочей. Мой дорогой сын любит другого - постороннего мужчину, а вовсе не своего законного супруга, с которым его до конца жизни связывает политический брак. И что бы ни происходило дальше, но я, как тот, кто в прошлой жизни провел со вторым лицом государства пару лет в совместном проживании, пройдя путь от раба до любимого мужчины, отлично понимал, что у Николаса из сложившейся ситуации выхода нет и никогда не будет. Дело вовсе не столько в пресловутой его порядочности, о которой мне даже дорогой Эдмонд пытался что-то рассказать, дело во властном характере мордрэйдцев. Никогда и никто не простит моему сыну аморального поступка, отсутствия уважения к старшему супругу, и никогда и никто его не отпустит на сторону, допустив даже возможность измены. Все, как один мордрэйдцы – собственники. Даже добровольно подписав пресловутое партнерское соглашение, я отлично понимал, что по сути это ничего не меняет в наших с Эдмондом отношения и, если так можно выразиться о личных взаимоотношения, субординации. Я – младший партнер, но одновременно и просто его собственность, как и тот диван, на котором я в данный момент сижу, я нисколько не питал иллюзий в этом отношении. Меня в силу моего характера и взглядов на жизнь подобное положение устраивало, меня вообще устраивало, что рядом со мной был тот, кто принимал за меня почти все решения и брал на себя любые проблемы, а моего сына, который добился многого в жизни самостоятельно – нет. В этом и была его основная загвоздка в браке с навязанным ему Судьбой супругом. После нашего с Николасом откровенного разговора, во время которого я уж как умел, как отец, попытался примирить его с обстоятельствами его брака, чтобы он постарался закрыть глаза на негативную его сторону, обращая внимание лишь на положительные моменты, к чему меня в свое время приучил Эдмонд, я понял, что мой сын в ближайшее время никого и слушать не захочет. Он не готов пока ещё смириться со своей судьбой, а советы вызывают в нём лишь искреннее раздражение. Этому должна бы быть весомая причина, уж коль он как ройалтер сам себе попытался дать клятву на крови, чтобы самостоятельно, преодолевая неприязнь, привязать себя к Зейндэну. И эта причина буквально через пару дней предстала перед моими глазами при полном параде. О, я, в отличие от Николаса, не слепой, да и слепой бы заметил, что генерал Рэрдон Коннор не просто пришел на обед в гости к своему непосредственному начальнику. Не просто коньячка и вкусно поесть привели его ноги в этот дом. Да и в целом не к Эдмонду он пришел, а к Николасу, как мне сразу показалось, и я оказался в кои-то веки совершенно прав, хотя и старался не подавать вида. Насколько я мог судить по их долгому отсутствию на кухне, и по тому, в каком виде Николас вернулся обратно в гостиную, по напряженному выражению лица Эдмонда, вошедшего вслед за ними, всё было совершено не просто, не так уж невинно, и не закончилось лишь помощью слепому гостю Эдмонда с транспортировкой торта до сервировочного робота. Бросив взгляд на сына, я понял всё. Примерно в таком же виде, в каком Николас вернулся в гостиную, приходила домой Марлен, в настоящий момент моя, уж не знаю, бывшая или нет, супруга, после своих ночных похождений, и якобы встреч с подругами в ресторанах. Возбуждение от недавнего мимолетного мига счастья, разочарование от того, что пришлось из мира собственных желаний вернуться в нежеланную атмосферу реальности, в общество, в котором от тебя ждали соблюдения приличий, которые твоя истерзанная эмоциями душа никак не хотела соблюдать. Конечно, я отлично понимал, что Николас – не Марлен. Он всегда следовал правилам приличия и шел путем порядочности, хоть я и имел возможность наблюдать за его жизнью лишь до его шестнадцати лет. Но то, что о нём говорили в светских и бизнес новостях, которых после своего возвращения из Бездны я пересмотрел немало, однозначно подтверждало то, что во всех сферах своей деятельности он был гарантом соблюдения собственного слова. И уж коль, вступая в политический брак, он это слово, пусть и нелюбимому мужчине, но дал, то держать он его будет до конца жизни, такой уж у меня сын. И мне стало его жаль ещё больше. Но, о чем бы я не догадывался, я ничем в своём поведении не дал понять, что заметил то, что для внешнего соблюдения приличий мне знать не положено, чтобы не навредить сыну. И, как я понял, именно потому Эдмонд и не высказал публичных претензий к внешнему виду моего сынишки, который вернулся из кухни с растрепанной прической и припухшими губами, что подобное никогда с ним больше не повторится. Я слишком хорошо знал своего сына, и был уверен, что не столь уж сильно он изменился в моральном плане за время моего отсутствия. Также я отлично понимал и другое: рано или поздно, но он примирится со своим положением в браке, или повернет эту ситуацию в выгодную для себя сторону в силу своего в первую очередь сильного характера и отличного интеллекта. Он – не я. Мне нравилась роль младшего партнера, а вот о своем сыне я бы такого сказать не мог. Где-то в глубине души я был уверен, что придет момент, когда в своем браке он поставит себя в равное положение супругу, пусть тот по праву был Ужасом Вселенной и Императором. О, я был уверен, что мой мальчик рано или поздно своего добьется и заставит супруга уважать себя и свое мнение. Но осознание того, что в этом браке нет и не будет любви, заставило меня даже заплакать в какой-то момент. Заставить ройалтера полюбить, несмотря ни на что, уж коль у него не сработало до конца ройалтерское правило, практически невозможно. Но никто теперь не в силах изменить эту ситуацию. Её можно только принять, или войдя в неё с гордо поднятой головой, или став таким как я. Оба варианты имели право на существование, поскольку у всех ормондских аристократов слишком велика сила к жизни, слишком сильна страсть к комфорту, и мы весьма падки на обожание и заботу. Нам нужна любовь и поклонение, нам необходимо, нужно до дрожи в коленках, чтобы нами восхищались, особенно это касалось ройалтеров. И в глазах Императора я заметил отголосок чувств к Николасу, уж коль он сам не смог этого ни увидеть, ни почувствовать. Хотя, в общем и целом, за недолгое время личного общения с Зейндэном, мне показалось, что несмотря на то, что на политической арене он действительно был Ужасом Вселенной, но в бытовом плане с ним вполне можно ужиться не хуже, чем с Эдмондом, на нормальное общение в домашней обстановке он вполне способен. Все мы в обществе не такие, как в расслабленной ситуации, скажем, за семейным обедом или ужином. Все мы отличаемся в светской жизни от того, как мы ведем себя в постели. И когда-нибудь и до моего сына подобное дойдет. В любом браке один любит сильнее другого. Всегда один больше любит, а второй – просто позволяет себя любить. И пусть Николас не по зову души вступил в этот политический союз, всё, что ему стоит сделать сейчас –просто позволить себя любить. Тем более, что и выхода-то иного у него нет. С Эдмондом после войны у Николаса, конечно, тоже не могло возникнуть нормальных отношений в один момент. Но я четко дал сыну понять, что ему придется принять нас как пару. Я и мой дорогой Эдмонд – пара на всю жизнь. Мы предначертаны друг другу Судьбой, что и подтвердили события. Он меня ждал и искал, а я – дал обещание вернуться и сдержал его. Но, меня слегка напрягало, пусть я, как уже и сказал, оставил ревность за запретной чертой для размышлений, Эдмонд…эмм… как-то подозрительно слишком хорошо относился к моему сыну. И, как я понял, дело не столько в приказе Его Величества, а в чем-то более личном. Вероятно, он банально захотел доставить мне приятное, или после того, как спас Николасу жизнь, что-то их эмоционально связало. Шутка ли, вытащить кого-то из подбитого горящего крейсера во время военных действий на поле битвы, когда до взрыва оставались лишь считанные минуты. За этот подвиг я дорогому Эдмонду буду благодарен до конца своих дней, ведь он это сделал ради меня! Сильный и мужественный поступок во имя нашей любви, реализация моего предсмертного желания, исполнение которого, как я понял, и вернуло меня в мир живых. В подобных слишком сложных для меня размышлениях прошел весь день. Потом доставили новый гардероб для меня и Николаса, мне пришлось немного пошуршать с домашними роботами, сортируя вещи для наших с сыном гардеробных. И я обессилено уснул. Засыпая, я думал, что проснусь утром в ожидании и предвкушении возвращения моих любимых. Но сердце ныло, как будто в нём поселилась какая-то странная и неуместная незапланированная тревога. Я понял, что подобное ощущение я испытывал лишь раз в жизни, в тот самый момент, когда я выдвинулся в свой последний полет навстречу неминуемому поражению: инстинкт ройалтера кричал, что что-то не так. Но вроде всё было как обычно, ничто не указывало на приближающиеся несчастья, Эдмонд утром связывался со мной, сказал, что сразу после завтрака в ресторане они с Николасом отбывают обратно, домой, ко мне и Зверю, что меня ждет приятный сюрприз в виде ассорти самых свежих пирожных из ресторана моего сына, а также особо любимый мной коньяк – особой долголетней выдержки. Я бродил по дому, как неприкаянный, ведь по всем расчетам они уже должны были бы давно вернуться. Наплевав на то, что Эдмонд эмм… не очень любил, когда я отрывал его от дел, я безуспешно пытался связаться сначала с ним, а потом с Николасом, но коммуникатор выдавал мне лишь странное «абонент вне пределов связи». Странно, ведь наши коммы работали не только в любой точке космоса, а даже глубоко под землей, в шахтах, я знаю, мне Эдмонд рассказывал. Я никак не мог найти себе места, я понимал, что произошло что-то непредвиденное, с ними что-то случилось. Они не вернулись даже вечером того дня, хотя обещали прибыть к обеду. Наплевав на запреты и, невзирая на то, чем закончился для меня единственный одиночный выход на улицу, я пару раз вышел на морозный воздух, ну Зверя-то выгуливать надо. Не делать же ему свои важные дела на дорогих коврах или паркете Эдмонда, ещё чего не хватало, за такое дело от дорогого Эдмонда по шее огрести можно легко! Да и животинка мучиться не должна зазря. Снова наступила ночь, я искренне надеялся, что моих дорогих просто задержали на Бентоне непредвиденные дела, возможно, какие-то тайные переговоры, которые требовали отключить коммы… Но, я сам в это не верил. А потом, практически в полночь Зверь завыл. О, он плакал, он искренне тосковал. В его огромных глазах стояли слезы, и тогда я понял, что моя интуиция ройалтера меня не обманула, не ввела в заблуждение. С ними что-то случилось. Произошло что-то страшное. Этой ночью я так и не смог заснуть. Я сидел и смотрел в окно, выходящее на площадку, где дорогой Эдмонд обычно парковал свой крейсер. Я неподвижно сидел, надеялся, и ждал возвращения своих любимых. Но ничего не происходило, все та же холодная безмолвная ночь за окном, озаряемая лишь светом далеких холодных звезд. Так я провел всю ночь. Когда забрезжил ранний рассвет, я принял душ, переоделся и привел себя в порядок. Я покормил несчастного, свернувшегося у моих ног в клубочек Зверя, но сам не смог даже позавтракать, как и не смог поужинать вчера. Я ждал. Ожидание – страшная мучительная трата времени. Ждать, надеясь, но подозревая в глубине души самое плохое – то ещё занятие. Я просто сидел и ждал, с надеждой пялясь в окно, безвольно уронив ослабевшие руки на колени. И, когда я уже просто отчаялся узнать хоть что-то, когда мой мозг впал в полусонное почти бессознательное состояние, я увидел, что на площадке перед домом припарковался космокар. Я сбежал по лестнице, о, я уверен, что я никогда столь быстро не перемещался, никогда во всей своей жизни. Я подбежал к входной двери, распахнул её и нос к носу столкнулся с… Его Величеством Зейндэном. И в этот момент я понял, что всё то страшное, о чем я до конца не позволял себе думать, то, чего я последние сутки так боялся, пришло в мою жизнь, ворвавшись, как злой ураган, как торнадо, сметающее все хорошее, как лавина, погребающая под собой надежды и мечты. Я стоял, замерев в дверях, и смотрел на Императора. Он так же молча стоял напротив меня, смотря мне в глаза. И на его лице я видел отдаленную тень горестной утраты. - Их ведь здесь нет, Ларри? – Наконец-то прервал он тревожное молчание. - Нет. Они не вернулись. - В этот момент я понял, что больше не могу сдерживаться, я заплакал, силы покинули меня, а потом и моё сознание ушло вслед за ними. Я очнулся в гостиной на диване, укрытый пледом, под головой подушка. Напротив меня в кресле сидел Зейндэн с бокалом коньяка, а перед ним на столе стояла пара опустошенных бутылок. Он сидел и не отрывал от меня пристального взгляда. Судя по угасающему свету, заливавшему гостиную, близился вечер, прошло несколько часов. Я, пытаясь проснуться, нелепо сел на диване, кутаясь в плед, меня начала бить дрожь. Я понял, что мы с ним до сих пор лишь вдвоем, а те, кого я больше всего на свете хотел бы увидеть и обнять, так и не вернулись туда, где их столь страстно ждут. Я вопросительно посмотрел на Императора. Все же мы были с ним в не настолько близких отношениях, хоть нас теперь и объединяло одно горе. - Эмм… Эдмонд и Николас… Новостей нет? - Нет, - Зейндэн не отрывал от моего лица своего задумчиво-оценивающего взгляда, я вдруг почувствовал себя не очень уютно в его присутствии, если уж так можно было в целом сказать о сложившейся ситуации. – Никаких новостей. Я разговаривал с Николасом во время их полета. Потом резко прервалась связь и больше связаться с ними не удалось. Не буду врать, Лоурэнс, или уж Ларри, как тебе привычней… - Ларри… - Хорошо, Ларри. После того, как связь прервалась, системы зафиксировали, что Борт генерала Эверса, Борт Номер 2 Мордрэйдской Империи бесследно пропал с радаров. Я не знал, что сказать, у меня по лицу бесконтрольно потекли слезы. - А, что, что потом…? - Ничего. Крейсер Эдмонда просто растворился, как будто и не существовал в принципе. Никакой аварии, перемещения, попадания астероидов, нападения зафиксировано не было. Главный военный борт Мордрэйдской Империи бесследно исчез на обычном пути от Бентона в Мордрэйд. Где-то в районе близком к Ормондским территориям. Мы сидели некоторое время, молча смотря друг на друга. Я страдал, а Зейндэн… Мне показалось, что он неспешно обдумывает какую-то одну единственную, но весьма важную мысль. Вероятно, ждёт отчетов о поисках, ведь их же ищут, никак по-другому и быть не может. Молчание затягивалось. - Ваше Величество, эмм… - Можно просто Зейндэн, - он продолжал все так же пристально рассматривать меня, как будто дело было во мне. - Я на случай отсутствия Эдмонда являюсь твоим опекуном. Как Эдмонд был таковым для Николаса на время моего отсутствия. Был? Что значит – был? Неужели… - Но их же ведь продолжают искать, да? – Я понимал, что слезами делу не поможешь, но, они, как непрошенные гости, сами так и наворачивались на глаза. - Конечно, Ларри. Их ищут и не перестанут искать, пока не найдут. – Он отставил в сторону пустой бокал, слегка выпрямился в кресле, и продолжил уже более спокойным тоном, перестав, наконец-то меня пристально рассматривать. – Но поиск может занять определенное время. Так что… Собирай вещи. В общем, ты, пообщавшись с Николасом уже в курсе, как это происходит. Ты не можешь оставаться в этом доме один. Я забираю тебя с собой и до возвращения Эдмонда ты будешь гостем в моём доме. Конечно, я примерно представлял себе, как это происходит, но я был к этому переезду морально совершенно не готов. Николас на момент переселения в дом Эдмонда состоял в браке всего около двух недель. Я же привык к нашему с Эдмондом дому, здесь – мой дом. Да и, честно говоря, общество Зейндэна, который в моей прошлой жизни смотрел на меня всегда слегка презрительно и свысока, меня пугало. - Но, может быть, я лучше подожду здесь, чтобы всё было готово на случай их возвращения и… - Ларри, этот вопрос не обсуждается. Эдмонд пропал. На подобный случай он оставил четкое распоряжение. Ты – его официальный младший партнёр и один жить не можешь. Я понимаю, что этот аспект браков и партнёрства не всегда сразу понятен ормондцам, в свое время Николасу мне тоже пришлось его разъяснять, но один ты жить до возвращения Эдмонда не имеешь права. Так что, собирайся, не тяни время. - Но я не могу покинуть дом, тут же Зверь… - Хорошо, - Зейндэн устало вздыхает, - заберём твою ззбаку с собой. Собирайся, не теряй зря времени, я живу намного ближе к столичному космопорту и в случае необходимости смогу быть там достаточно быстро. Часа тебе хватит? Возьми только самое необходимое, если что-то будет нужно, всё купим заново. Я, сказать честно, устал. Так что, поторопись. Послушно плетусь в спальню. Вижу неразобранную кровать, бросаю взгляд на сторону Эдмонда и едва удерживаюсь от слез. Но, с другой стороны, быть в беде одному намного тяжелее, чем с товарищем по несчастью. И, хотя, Зейндэн – не самая желанная компания, но уж коль нас объединяет общее горе, то так тому и быть. Я не должен быть пессимистом, Эдмонд всегда учил меня искать положительное во всём, но я никак не мог взять себя в руки. В таком настроении я собирал свои вещи, игрушки Зверя, садился в космокар и во время полёта продолжал пребывать в полной прострации. Я слегка пришел в себя, лишь когда мы подлетели к дому Зейндэна. Таких огромных дворцов я не видел никогда в жизни, даже чертоги Эдмонда были на порядок скромнее. Огромный пятиэтажный замок. Меня всегда поражало в мордрэйдцах то, что, живя по обыкновению строго своей небольшой семьей, а то и в полном одиночестве, зачем-то они строили такие огромные дома! Но моё любопытство резко пошло на убыль, разве в текущей ситуации количество комнат или этажей в доме Императора имеет какое-либо значение? Лишь бы их нашли, лишь бы они вернулись. - Ларри, можешь занять любую комнату в гостевом крыле, это левое крыло дома. Хотя, давай я сам выберу тебе лучшую спальню. А ззбака останется на первом этаже, вот ззбачник. Прошу, не тащи её в комнаты, у Эдмонда животное было разбаловано, ходило, шерстью везде трясла. По возможности, пусть не поднимается наверх. - Да, я понял, хорошо, - вот не до ззбачьих дел мне было сейчас совершенно. Я проследовал за Зейндэном в выбранную спальню, и, не дожидаясь того, пока роботы распакуют мой багаж, устало упал на кровать, не раздеваясь, прямо поверх покрывала и забылся глубоким сном. Я хотя бы был больше не один в своём горе и муках неизвестности. Так прошла неделя. Лишь ожидание и полное отсутствие новостей. Дни медленно сменяли друг друга. Минул месяц. Ожидание сменилось унынием. Чтобы хоть немного заставить время бежать быстрее, я снова начал рисовать. Рисовал я портреты моего обожаемого партнера и дорогого сына. Увидев первые пару написанных картин, Зейндэн долго их рассматривал, как будто до конца не мог поверить, что эти работы вышли из-под моей кисти. И что он так возбудился, я не мог понять, обычные картинки, Эдмонду тоже нравились. Я, когда вернулся из Бездны, мимолетом отметил, что ни одной моей картинки мой генерал не выбросил, даже как-то умудрился достать мои ранние работы, которые были все время в руках Джейка. - А ты неплох, как художник, - медленно протянул Зейндэн, как будто и не верил своим глазам, - никогда бы не подумал, что аристократ может увлекаться искусством не просто как коллекционер, а как исполнитель. Я, право слово, поражен, Лоурэнс. С этого момента он как будто изменил своё мнение обо мне, как о личности. Модрэйдцы не очень любят праздношатающихся прожигателей жизни, которым я был всегда, у них бездельники не в почете. Насколько я понял, что раз уж я оказался годен хоть на что-то помимо того, чтобы составить компанию приятелям за бутылочкой коньяка, то во мне стало можно и личность разглядеть. Слегка насмешливое выражение перестало появляться на лице Императора теперь, когда он смотрел в мою сторону. - Эмм... Эдмонду тоже нравилось. Он даже в кабинете повесил мой пейзаж. - Так это была твоя картина? – Мне, похоже, удалось удивить Его Величество. – Тогда, хоть я и не разбираюсь в искусстве настолько, как Эверс – признанный эксперт, но и я не могу не отметить, что у тебя талант. Как я понимаю, что портрет Эдмонда в его картинной галерее в его доме тоже твоего авторства? - Да, ему понравилось. Могу Ваш нарисовать, если у вас найдется время хотя бы пару часов мне попозировать. Предложение было принято с неожиданным энтузиазмом, которого я не мог даже заподозрить в Его Величестве. У меня же получилось хоть немного отвлечься от реальности, чтобы перед моими глазами непрестанно не возникали дорогие лица моих пропавших на просторах космоса членов семьи. Финальный результат Императора удовлетворил и с течением дней он стал со мной намного более, если уж так о нём вообще можно было сказать, теплее общаться. Не снисходительно, а я бы сказал вполне нормально. Мне показалось, что если бы они с Николасом провели больше времени вместе, то и мой сын, невзирая на то, что между ними происходило в прошлом, слегка бы оттаял. Совместное проживание, обеды и ужины показали, что не столь уж в бытовом плане Зейндэн неприятен. Я бы назвал его обычным, спокойным и уравновешенным, даже, возможно, заботливым, он постоянно интересовался, не нужно ли мне чего, и дважды в день выводил меня со Зверем на прогулку. Время медленно текло, выматывая душу. Прошло три месяца, и я уже начал терять надежду увидеть своего любимого Эдмонда и моего дорогого сына. Пошел четвертый месяц отсутствия наших близких. В один из дней, Зейндэн, подойдя ко мне, положил мне руку на плечо, развернул меня к себе лицом и сказал: - Держись, Ларри. Утром мы летим на Бентон. Завтра – день оглашения завещаний Николаса и Эдмонда. Вышли все сроки, через 2 недели их завещания окончательно вступят в силу, а Первого Генерала и моего супруга официально признают погибшими. - Я не хочу, - всё, что я смог выдавить из себя. - Ларри, мы с тобой не можем повлиять на поиски, этим занимается почти весь столичный космофлот, я даже, переступив через свою гордость, обратился за возможной информацией о пропавших к представителям других цивилизаций. Поиск не останавливается ни на минуту. Но давай смотреть правде в лицо, - в этот момент Зейндэн опять стал пугающим меня жестоким мордрэйдцем. – Если бы их крейсер потерпел аварию, или был разрушен, то нашлись хотя бы обломки. Если бы им удалось выжить, то они уже подали бы о себе весточку. Если бы они попали куда-то в цивилизованном пространстве, где есть связь и живые обитатели, пусть раненые и в бессознательном состоянии, то их давно бы опознали. Они пропали бесследно. И если они не объявятся в ближайшие две недели, то мы с тобой, Лоурэнс, будем официально признаны вдовцами. - Я не хочу, я вообще не хочу никуда лететь… - Это необходимость, отказ посетить вскрытие завещания в данном случае неуместен. К их памяти нужно проявить уважение. Ты не можешь не присутствовать. В завещаниях их обоих ты указан в списке наследников, ты не можешь проигнорировать этот факт. Не беспокойся, я всё время буду с тобой, ты будешь не один. Мы с тобой оказались в схожей ситуации, я тоже утратил и лучшего друга, и супруга, мне понятно твоё горе. Но ситуация такова, что скорей всего мы никогда их больше не увидим. Эверс умел быстро принимать решения, он никогда не опускал руки и всегда выходил практически невредимым из любых передряг, как военное, так и в мирное время. Значит, пришла пора принять жестокую реальность и отпустить их, Ларри, примирившись с потерей. Услышав вслух о необходимости примириться с потерей, я завыл, как раненый зверь. В этот момент мне показалось, что это не их должны признать погибшими, а моя нелепая несчастная жизнь подошла к концу. Я был готов умереть сам, лишь бы они вернулись. Я не готов был принять тот факт, что я больше никогда не увижу своего сына, что я не смогу прочувствовать объятий моего любимого. Мне было плевать на завещания, плевать на общественное мнение. Только осознав то, что даже самый могущественный мужчина нашей вселенной уже утратил веру в счастливый исход нашей ситуации, я ощутил всей душой тяжесть и безысходность своего положения. Это был, несомненно худший день в моей жизни, как мне подумалось в тот момент. Но утро следующего дня и оглашение завещаний лишь подтвердило мордрэйдскую поговорку, что «хуже может быть всегда».