Никто не совершенен

Когда все летит в ад, люди, которые стоят рядом с вами, не вздрагивая, — это ваша семья. © Джим Батчер

От лица Эдмонда Эверса После нашего последнего разговора с Демоном на душе как-то спокойней не стало. Зейндэн с момента нашего последнего приключения на связь не выходил, никаких новостей, что у них там с Николасом происходит, у меня нет. Ну что ж, сегодня как раз заседание Совета, надо потом его по-тихому вытащить для приватной беседы. Разузнать, что у них в новой семье происходит и как, нашли ли они общий язык, как там мой сын, смирился он со своим браком и слепотой в итоге, или показывает строптивый характер. Николас Торн — существо непредсказуемое в некоторых ситуациях, от него всего чего угодно можно ожидать. С ним нормально общаться можно только запасаясь огромным терпением, а вот с этим в последнее время, как и с выдержкой и рациональным мышлением у Зейндэна, похоже, не особо хорошо дела обстоят. Собираюсь на заседание Совета, и тут мой взгляд падает на торновские часы, которые в тот день, когда я его вытащил с горящего крейсера, он посеял на моем Борту Номер 2. Превосходно, у меня есть отличный повод навестить сына и попытаться с ним начать выстраивать нормальные отношения. Только момент надо выбрать такой, чтобы Зейндэна, над нами нависающего, над душой стоящего, рядом не было. У нас с Николасом и так всегда общение традиционно заканчивалось ссорой, и по большей части по моей инициативе, уж очень он бесячий, адмиралишка хренов, но теперь я четко принял решение, что буду пытаться сдерживать свой мерзкий характер всеми силами. С сыном надо, если уж не лучшими друзьями стать, но хоть перестать конфликтовать при каждой встрече. Однако, как-будто что-то свербит в душе, почему-то мне так тяжело на сердце, тревожно и муторно, вроде как что-то гложет меня изнутри. Не пойму, что со мной такое сегодня творится. Я обычно никаким внутренним терзаниям не подвержен, а сегодня просто места себе найти не могу. Я привык доверять своей интуиции, и она меня никогда не подводила. Так, Эдмонд, присядь на минутку перед дорожкой, подумай, что тебя так тревожит, беспокоит, и что надо сделать, чтобы это исправить. Падаю в кресло и прикрываю на минуту глаза. В этот момент я ярко чувствую, что моя интуиция требует, просто орет, как аварийная сигнализация, чтобы я бросал все свои дела и навестил срочно своего свежеобретенного сына. С одной стороны, глупость несусветная, ну не пришиб же его Зейндэн на месте, не мог он так быстро наиграться с чужой жизнью, да и по его словам у него на Торна какие-то долгоидущие продуманные политические планы. А с другой стороны, да пофиг, что даром терзаться, сделать небольшой крюк, слетать проверить, что там и как. Часы Торну отдать, которые этот растяпа на моем крейсере посеял, пока я его на руках таскал после аварии, и лететь дальше на Совет, если все нормально. Отправляю Рэрдону сообщение, чтоб начинали без меня, дела срочные, слегка задержусь. Сажусь в космокар и мчусь в поместье Его Величества. Торновский контакт у меня в комме есть, связи его Зейндэн, памятуя о своем недавнем проступке, лишать бы не стал, но все мои вызовы остаются без ответа. Что там, Николас не просто ослеп, а еще и оглох что ли для полного комплекта ощущений? Ладно, пофиг на приличия, я не застенчивый, я и без предупреждения в дом своего лучшего друга нагрянуть могу. Зейндэн уже должен быть в столице, и у меня будет отличная возможность пообщаться с сыном без свидетелей, как я и планировал. Паркуюсь недалеко от парадного крыльца. Поднимаюсь по ступенькам и настырно звоню в звонок. Но в ответ — тишина. Постоял минут пять, подумал, а, была, не была. Возможно, упертый ормондишка, гостей не ждавший, просто не торопится открывать дверь, или просто не умеет, а роботов не запрограммировали. На экстренный случай мы с Зейндэном знаем пароли от входных дверей друг друга, открываю дверь и вхожу в дом. — Ей, хозяева, а что никто не встречает с распростертыми обьятьями гостя дорогого? — Весело ору в пространство, ну уж по голосу Торн меня узнать должен, прятаться от меня ему смысла никакого нет. Обхожу весь особняк, комнату за комнатой, и понимаю, что в доме никого нет. Странно, Торн решил воспользоваться своим правом по брачному контракту и поприсутствовать на Совете Мордрэйда? Не могу в это поверить. Отправляю насмешливое сообщение Рэрдону, чтобы узнать, не прибыл ли Зейндэн в столицу с дорогим супругом, ответ получаю отрицательный. Неужели они настолько разругались, что Его злобнейшее Величество и этого супруга в подвал на цепь отправил о смысле жизни и поведении подумать. С него станется. Спускаюсь в подвал, но и там нет никого. Да куда же делся этот говнюк ормондский! Не мог же он, пользуясь отсутствием контроля, пойти на прогулку, он ж не видит нихрена, да и к морозу не приучен, ормондишки мороз не переносят. Или все же мог? Неужели он настолько самоуверенный и беспечный идиот? Вот вечно от него одни проблемы! В этот момент я вспоминаю последний день Ларри, выбегаю на крыльцо и смотрю по сторонам. И тут мое сердце буквально сотрясает дрожь. Я замечаю невдалеке от гейзера на искрящемся под солнцем льду темное неподвижное пятно. Да что ж за нахер! Нет, только не это, такого не может быть. Минута, и я уже в районе этого пятна, которое по мере приближения к нему приобретает знакомые очертания. Да какого ж хрена! Вот же малолетний мудила! Мало ему приключений чтоль за последнее время, тотального экстрима захотелось? Торн разлегся на льду, раскинув руки в обе стороны, так будто прилег отдохнуть и на солнышке погреться. Расслабленное умиротворенное выражение лица, глаза закрыты, как будто он спит и видит прекрасные сны. Изо рта пока еще поднимаются облачка дыхания. Он что, совсем не в себе? — Ей, Торн, ты что тут разлегся, давай, вставай, пока не замерз тут насмерть! Не лучшее место для послеобеденного сна нашел, просыпайся! Торн сонно слегка приоткрывает слепые глаза, и на его лице появляется выражение крайнего недовольства, как будто я оторвал его от дела всей его жизни. — Эверс? Что вам здесь надо, отвалите, оставьте меня в покое. Дайте отдохнуть спокойно. — Глаза опять сонно закрываются. Да он тут что, не отдохнуть, а сдохнуть чтоль решил на самом деле?! Поверить не могу. У мальчика, похоже, съехала крыша. Нависаю над ним, смотря ему в лицо. — Я кому сказал, вставай, поднимайся, замерзнешь. Или ты тут решил скоропостижно скончаться во цвете лет? На его лице появляется странная гримаса, но глаз он больше не открывает. Я что, реально попал в точку? Да не может такого быть. Торн, конечно — тот еще мудак, но не в такой же степени! Трясу его за плечо. Пальто как будто покрыто слоем льда. Ормондцы не переносят холода, а уж валяться на льду и мордрэйдец в своем уме не будет. — Проснись, давай, поднимайся, пойдем в дом, тебе срочно согреться надо! Давай, Николас, просыпайся, приди в себя. Торн странно ухмыляется, не открывая глаз. — О, какое странное непривычное обращение, я вас просто не узнаю. А как же ваше традиционное «придурок ормондский», эмм, или как там еще вы меня называете — «адмиралишка недотраханный»? Вы ли это, генерал, или вы мне снитесь, и в моем сне вы успешно прошли курс хороших манер? Так, он, похоже, точно спятил, алкоголем вроде не пахнет, наркотой Николас не увлекался никогда. Ну что ж, не хочешь сам по-хорошему, мне не привыкать тебя на руках таскать. Подхватываю его одной рукой поперек спины, а второй под колени, поднимаю и бегом двигаюсь в сторону особняка. Торн мгновенно просыпается. — Ей, генерал, — противный смешок, — а где же ваши манеры и знание мордрэйдских законов и этикета? Положите меня обратно, откуда взяли. Я — риконт, меня кроме драгоценного супруга трогать никому не дозволено. Вы нарушаете все правила приличия мордрэйдского светского общества. — Дозволено, Торн, дозволено, ради спасения твоей жизни, чем я уже второй раз за месяц и занимаюсь. Я, блядь, ради спасения твоей задницы сам чуть не сдох с тобой вместе, вытаскивая тушку твою из горящего крейсера, скотина ты неблагодарная. Не дергайся, говнюк малолетний, все равно бесполезно, не вырвешься, не получится, силенок не хватит. Поднимаюсь на крыльцо, заношу драгоценную ношу в дом. Так, надо теперь его в себя привести, а потом отогреть, и уж тогда мозги вправить ему раз и навсегда. Ну, если я уже и так нарушил приличия один раз, то и второй ничего не изменит. Стаскиваю с его почти одеревеневшего полубесчувственного тела сначала дурацкий размотавшийся шарф, потом задубевшее на морозе пальто, дальше мокрый и холодный пиджак. Ладно, для моих целей достаточно. Сейчас я на тебе опробую свой фирменный прием по приведению Торнов в чувство, опробованный на Ларри много лет назад. Не слушая торновские возражения и иные восклицания и междометия на всех известных ему языках, тащу дергающуюся и вырывающуюся из моих цепких рук тушку в ванную риконта, включаю в душе воду и засовываю торнову голову и остальные части тела под бодрящий душ. Он пытается вырваться, но где уж ему со мной тягаться силами, тем более, что он почти превратился в кусок льда. Пара минут, и он вроде приходит в себя. — Все, Эверс, хватит, достаточно, отпустите, вы меня сейчас утопите. Отпускаю его отхожу в сторону на шаг. Торн трясет головой и отфыркивается, как мокрая ззбака, видимо воды наглотался, но и поделом ему. — Даю тебе полчаса. Приводи себя в порядок и приходи в гостиную. Я буду ждать там. Поговорим. И без глупостей. Торн молчит, встал с коленопреклоненной позы, в которой я его в душ запихал, с его мокрых волос и одежды на пол текут струи воды. Выглядит он, мягко выражаясь, непристойно и отвратительно, весь светский лоск потерял. Видок у него в целом, сказать по правде, откровенно облезлый. На его лице появляется крайне неприятное и непонятное мне выражение. — Что, Зейндэну докладывать сию минуту побежите? — Все зависит от тебя и твоего дальнейшего поведения. Полчаса. Время пошло. Рекомендую принять горячий душ. Ухожу, оставив его одного наедине с включенным душем, лужей на полу и дурацкими мыслями в глупой ормондской голове и не менее идиотским внешним видом. Вовремя я успел, все же моя интуиция никогда меня не подводит. Сердце ёкнуло, а если б я на нее наплевал и полетел на этот Совет. Да он б максимум через полчаса насмерть замерз, превратившись в ледяную статую. Твою ж мать, и что у него в голове происходит? Зейндэн его до этого довел, или у него просто крыша улетела в далекое никуда, когда он во время аварии головой ударился? Конечно, не будь он моим сыном, я бы первым делом настучал на него Повелителю. И говнюку, ох, как досталось бы, он бы реально пожалел, что не замерз насмерть на свежем мордрэйдском воздухе. Но закладывать сына мне не хотелось. Я отлично понимал, какими для него могут быть последствия подобного поступка, узнай Зейндэн просто о том, что он посмел один выйти на улицу, не говоря уже о цели подобной прогулки. Неужели его жизнь здесь настолько невыносима, что он так легко решил с ней расстаться? Включаю термостат на повышенное тепло в зале, запускаю программу роботов официантов, пусть несут коньяк и горячие напитки для согрева. И пожрать ему точно что-то срочно надо, выглядит он непривычно худым. Нужно свести возможные негативные последствия к минимуму. В третий раз нарушаю все возможные приличия, иду в супружескую спальню, куда посторонним входа нет, беру из шкафа теплый мягкий плед из шкуры войра. С облегчением слышу звуки душа, доносящиеся из ванной комнаты риконта. Надеюсь, умопомрачение было временным и спонтанным и сошло на нет. Осталось немного — скрыть следы его пребывания на улице, спускаюсь вниз, подбираю уже оттаявшие пальто, шарф и пиджак, забрасываю их в утилизатор. Запускаю роботов-уборщиков, убрать весь оттаявший снег в холле. Вроде все предусмотрел. Остается только ждать явления отогретого Торна в гостиную, где уже накрыт обед. Да уж, не так я хотел провести примирение с сыном и наш первый нормальный разговор. Но в любом случае я искренне рад, что успел вовремя. И что именно я его нашел, а не возвратившийся Зейндэн или кто-либо еще. Да хотя откуда здесь, в чужих владениях кому-то взяться. Слышу, как в отдалении скрипнула дверь гардеробной. Отлично, принял душ, ума хватило переодеться. Но показываться мне на глаза Николас явно не спешит. — Хватит прятаться, я тебя отлично слышу. Выходи, будь мужчиной. Поговорить надо. Торн медленно вплывает в гостиную с фирменной презрительной гримасой на лице. Так бы и дал ему подзатыльник, но чувствую, что не тот случай, момент не подходящий. Подхожу, ну тут уж не до церемоний, и за руку тащу его к столу, усаживаю на место напротив себя, предварительно накидывая ему на плечи теплый плед. Он не возражает, несмотря на посещение душевой, я слышу, как зубы у него стучат от холода, еще бы, отогреться после того, как чуть не стал ледяной скульптурой, да полчаса — это совершенно ничто. И выглядит он, честно говоря, не особо хорошо даже после теплого душа: то ли правда похудел, то ли недосып у него, какой-то он слегка жизнью потрепанный. Наливаю сыну полный стакан коньяка, рядом ставлю чашку с горячим чаем. — Пей коньяк, пей сразу весь стакан, быстрей согреешься. Он отстраняется и сквозь зубы из себя выдавливает: — Спасибо, конечно, за заботу, генерал, но я не пью алкоголь. — А тебе что, лететь сегодня куда-то надо, продолжаешь соблюдать Устав свой дурацкий? — И вот опять наш разговор идет не по плану. — Пей, тебе прогреться срочно нужно, а иначе будешь потом ходить кашлять неделю и сопли жевать. Сам выпьешь, или заставить тебя, помочь, ускорения придать для наилучшего усвоения и адекватного восприятия ситуации? Презрительная гримаса постепенно покидает его физиономию, и лицо его становится жалко-растерянным. — Не надо. Я не пью. Вообще не пью алкоголь. — Да ладно, с такой-то наследственностью, как моя, и воспитанием в традициях милашки Ларри, ты не пьешь? Да просто быть этого не может. Все в династии Эверсов на коньяке, как на топливе живут с молодых лет и до смерти. — Что, воспитание не позволяет, или компания моя не нравится? — Не могу, ну почему я никогда не могу сдержаться и его не подколоть, хотя изначально собирался быть вежливым и не издеваться. — Мне нельзя спиртное. Совсем. Природная непереносимость. — Торн сидит, я бы мог сказать, не смотря на меня, но смотреть то он и так ни на кого больше не может, застыл как статуя, закрыв глаза. — Выпью просто чай. — И в чем она выражается, непереносимость твоя? Пьянеешь от запаха или… — Хватит меня допрашивать, Эверс, алкоголь на меня в любых количествах действует как яд. Вы об этом хотели поговорить? — Он ловко меняет тему. — Как вы вообще тут оказались, вы же знаете, что Зейндэна нет, он на Совете, где вроде бы и вам быть сегодня положено. — А я не к нему, я вообще-то к тебе. Удивление на его лице достаточно искреннее. — Ко мне? — Да, — выкладываю перед Николасом на стол часы его деда. — Хотел вернуть тебе твои часы, ты их на моем крейсере потерял, когда… Ну сам понимаешь, когда. Он нашаривает часы перед собой, сжимает их в руке, и минуту мы сидим молча. — Спасибо, — это уже звучит тихо и вежливо. — Возможно, мне бы стоило сказать вам спасибо также за то, что вы вытащили меня тогда из горящего «Демона Ночи», но, к сожалению, я не в силах вас искренне за это поблагодарить. Лучше бы вы этого не делали. Я предпочел бы умереть во время военных действий, чем оказаться здесь в том качестве и состоянии, в котором я тут сейчас нахожусь. Последняя фраза прозвучала совсем тихо и еле слышно. Что ж, значит я не ошибся, и его прогулка на свежем воздухе была отлично продуманным шагом. Ну, уж нет, мой дорогой сынок, так дело не пойдет. В таком настроении я тебя без присмотра до возвращения Зейндэна одного не оставлю. Похоже, ты не особо пришел в себя. Надо разобраться, что с тобой не так, чем ты хронически вечно недоволен, и как это изменить. Торн сидит, низко опустив голову, как будто ушел в себя и свои явно невеселые мысли. Я же молчу, потому, как в общении с ним я привык подкалывать ормондишку и издеваться над ним, либо высокомерно разговаривать. Но ведь это было раньше, а сейчас я искренне и от всей души хочу наладить с сыном хорошие отношения. У меня было достаточно времени на размышления, и я понял, что моя к нему ненависть была глупой и напускной. Он просто банально меня раздражал своим хроническим хамством и неоправданной ормондской наглостью, ведь я всегда считал, что тупые отсталые ормондишки должны знать свое место. Но все изменилось, когда я понял, что это не традиционная торновская глупость, передающаяся по наследству, а наше, мордрэйдско-эверсовское хамство, наглость, самоуверенность и страсть к успеху, что кипят в крови у моего сына. Но для настоящего представителя старинной мордрэйдской династии, он какой-то слишком ранимый и легко реагирующий на неудачи или на то, что он за них принимает. А ведь по сути, ну в чем уж ему настолько не повезло? Отличная карьера для своего возраста, превосходные навыки пилота, да если б ему поучиться пару месяцев под моим чутким руководством, он бы был пилотом не хуже меня самого. Член Совета своей Империи лет с примерно 28 или около того, да он и по сей день — один из самых молодых членов Совета Ормонда! Лучший эксперт Межпланетного Совета, как шептались в кулуарах, ему даже умудренный огромным практическим опытом Рэрдон слегка завидовал. Прекрасное бизнес-чутье, правда, слегка испорченное какой-то глупой порядочностью, но это не стало препятствием для Николаса, чтобы стать миллиардером, самому, с нуля, без поддержки семьи. С одной стороны, его бизнес — не особо мужской: рестораны, косметика и фармакология. С другой стороны, он и сам-то по нашим меркам не особо мужчина, если верить словам Зейндэна о его поле, а мужских занятий ему хватало при его успешной военной карьере. Брак… ну тут уж надо исходить из психологии недальновидных ормондишек. На его месте любой представитель Мордрэйда умер б от счастья, брачный контракт самого высокого уровня, да еще и без ограничений, да еще и с правами риконта! Ха, ну ладно Рэймонд не удостоился этого звания, происхождением не вышел, но уж первая супруга Его Величества была аристократкой высшей пробы до мозга костей, но и ей не обломилось звания риконтессы. Да с Торном поменялась бы местами половина Мордрэйдской Империи, не зависимо от пола, возраста и общественного положения, согласившись на любые унизительные условия брачного контракта, а уж торнов контракт — так он идеален, не говоря уже о брачном именном кольце с «Сердцем Мордрэйда» стоимостью как двенадцать его «Демонов Ночи», ну или примерно как три-четыре моих Борта Номер 2, а этому все не так, самоубиться он, понимаешь ли, решил на пустом месте. Зейндэн его, похоже, не обижает, синяков и переломанных костей я не заметил. Все же дурость передается, пусть не по наследству, а по воздуху чтоль, они ею в Ормонде своем отсталом как-то от живущих рядом заражаются, уж и не могу предположить как именно. Ну, ослеп, ну неприятно, конечно, это я понять могу. Так ты что, дружок, единственный чтоль слепой в нашей вселенной? Да вас таких море, и ничего, живут как-то, удовольствие получают. И не настолько уж ты прост, сынок. В доме Зейндэна ориентируешься отлично, я это подметил, хотя в сознании ты тут всего-то одиннадцатый день. Да и до гейзера как-то сам доковылял, не ошибся по дороге, с пути не сбился, я прекрасно понял, куда ты направлялся и зачем. Сила воли к достижению своих целей, как была у тебя, так и осталась, только желания свои направить ты решил по пути саморазрушения за каким-то хреном. Но эту дурь я из тебя быстренько выбью, или уж я буду не я. Уже почти и план созрел. Смотрю на сына, сидит вот рядом, сопит обиженно, разве что в голос не рыдает, судя по выражению лица, кляня судьбу свою проклятую и меня заодно за мое повторное несвоевременное вмешательство. Нет, не понять мне пока, что не так! И ведь спросишь, не ответит нормально, не те у нас с ним отношения. Но ничего, эту ситуацию я изменю, будешь со мной, сынок, как с зеркалом честно и откровенно разговаривать так, как до этого и с Ларри не говорил. Душу я твою у Демонов отстоял, осталось только слегка вправить тебе мозги и удержать от глупых и нелепых поступков в дальнейшем. Уж не знаю точно, сколько мы так просидели в полном молчании без движения, каждый погруженный в свои не слишком веселые мысли. Вдруг мы оба резко очнулись, вздрогнув — внизу открылась и захлопнулась с характерным звуком входная дверь. Зейндэн вернулся! Твою ж мать! А я так и не успел с сыном нормально поговорить. Хорошо, что хоть Его подозрительное Величество знает, что на его драгоценного супруга у меня никаких личных планов нет, как и различных физиологических пошлых намерений тоже. А то схлопотал бы я сейчас в морду конкретно. Торн же, естественно, бывший не в курсе ситуации, заерзал нервно на стуле, но уже поздно метаться. Зейндэн появляется в гостиной и на его лице расползается выражение крайнего удивления. — Эверс, ты здесь? А я то думал, куда ты пропал. — Не в восторге, похоже, Повелитель от моего присутствия в обществе его супруга, но уж переживешь, что ж поделать, не сбегать же мне было через окно, да и пошел бы ты, Повелитесь с ревностью на пустом месте. На лице Торна появляется вымученное выражение, что-то среднее между ожиданием и страхом от неминуемой расправы или просто обреченное выражение приговоренного к смертной казни. — Николас, как ты себя чувствуешь? — А далее, ну просто врачебный опрос, я чуть со стула не упал от изумления, неужто Зейндэн про отдых на льду моего глупого сынишки как-то узнал. — Температура, кашель, насморк? — Спасибо, я в порядке, — похоже, эти вопросы Торна не удивили. — Прекрасно, рад слышать. Но почему ты в меховом пледе сидишь? — И вот чувствую я в голосе Повелителя искреннее беспокойство с оттенком эмоций, а не только отголосок чувства долга. Ага, конечно, чисто политический брак, ну да, ну да, я уже почти поверил. — Замерз. — Тихо, спокойно, без эмоций. А вот Торну, похоже, на всех и на всё плевать, даже на себя, любимого. Ну, я то, традиционно, не могу промолчать, я ж должен докопаться до сути и истинного положения в столь странной и напряженной ситуации. Да и отмазать от наказания мелкого отпрыска династии Эверсов надо, чтоб не подумал в случае чего, что это я его заложил, пока он в душе сидел и организм, заледеневший по собственной дурости, прогревал. — А что, Зейндэн, — делаю невинное и равнодушное лицо, — с твоим дражайшим супругом что-то не так? Повелитель мрачно и оценивающе смотрит на меня. Но я сижу через стол от Торна, наша одежда в полном порядке. Да и, блядь, он мой сын вообще-то! Я, конечно, тот еще ебливый хрен, но уж не думаешь же ты, подозрительный ты наш Император, что я буду к собственному сыну приставать с непристойными намерениями, я же не совсем урод аморальный! — Николас болеет, воспаление легких, Эдмонд. — Твою ж мать, Николас, вот ты, вещь в себе! А я то и не знал, этот ормондский придурок не соизволил мне сообщить, что он с воспалением легких в мордрэйдских льдах на свежем воздухе отдыхать прилег. Тогда я точно уверен, что то, что он не сдох в процессе ледового отдыха — это исключительно заслуга моей крови, моего наследства. — Я сожалею, что господину риконту пришлось в таком случае ради моего визита подниматься с постели. — Делаю трагическое и очень светско-приемлемое выражение лица, да пошел б ты, Повелитель нахрен, что уж я, не могу сына навестить. Да и ты прекрасно все понимаешь, ты ж ведь теперь в курсе всей ситуации с нашими родственными связями. — Но я прилетел, чтобы вернуть господину Торну его собственность, он потерял во время пребывания на моем крейсере фамильные часы, и я посчитал своим долгом ему их вернуть, и… Наконец-то Николас очнулся, или слегка разморозился, так уж правильнее будет сказать, до него, видимо, все же дошло, что пора спасать ситуацию, прийти мне на выручку. — Зейндэн, я хотел выразить генералу свою благодарность не только за то, что он вернул мне единственную имеющуюся у меня семейную реликвию, но и за спасение моей жизни. Извините, если это ставит вас в неудобное положение, я недостаточно разбираюсь в оттенках мордрэйдского этикета, но я пригласил господина Эверса составить мне компанию за обедом. Правда, ничего особо с программированием роботов у меня не вышло и… мы просто пьем чай. Зейндэн прищурился с недоверием, обеденный стол-то накрыт полностью, как положено, я ведь постарался, но у Торна настолько естественно печальный и побитый жизнью вид, что явно заметно, никакой романтикой и приятным времяпровождением в нашем совместном обеде и не пахнет. Его ревнивое Величество потихоньку расслабляется. — Ну, начнем с того, что Эверс привычно попивает коньяк. И тебе бы тоже, кстати, не помешало, сидишь опять в одеяле, замерз, значит, а термостат на тридцати градусах стоит. Ладно, сиди, грейся. Эверс, на самом деле отлично, что ты уже здесь. Вот так поворот! Незванному гостю, оказывается, тут хоть кто-то рад. — Николас, я должен кое-что тебе пояснить, если этого не сделал до сих пор твой юрист. Я должен отбыть на пару месяцев на Дальние Рубежи, навестить своих детей и подконтрольные территории. Не буду рассыпаться подробно в словах, но тебя с собой я взять не смогу, не вижу необходимости, да и тебе там будут не рады. И тут я прекрасно понимаю, что именно Повелитель имеет ввиду, неужели мне так повезло! — По условиям нашего брачного контракта, — продолжает монотонно Зейндэн, — я не имею права, как старший супруг, оставить тебя одного на два месяца в доме, тем более в твоем состоянии. В брачном контракте есть особый пункт, в котором прописано, что на время отсутствия старшего супруга, или в случае его случайной смерти, для младшего назначается, как бы это правильно сказать, ты вряд ли знаешь это слово на нашем языке, но чтобы тебе было понятно, примерно «опекун» или «покровитель». В нашем брачном контракте и в моем завещании подобным лицом я назначил генерала Эверса. Не делай удивленное лицо, сейчас все поясню. Да, есть в Мордрэйде такая традиция. Младшенькие супруги или изначально полностью зависят от старших, как морально, так и материально, или им такой статус придает брак. Младший супруг, не занимающий официально какую-либо военную или иную руководящую должность в Мордрэйде, на время долгого отсутствия старшего или в случае его скоропостижной кончины переходит под опеку некоторого ранее назначенного лица, чтоб не страдал в одиночестве ну и не шлялся, конечно, свободу почуяв. В моем, например, случае, милашка Ларри, в случае моей смерти не получал свободу, а переходил под опеку Зейндэна, который должен был исполнить не только волю по завещанию умершего, а следить за тем, чтобы бедненький вдовец ни в чем не испытывал нужды. И то, что опеку над Николасом Зейндэн доверил мне — вполне логично. Узнав, что я являюсь его отцом, он должен был понимать, что я — единственное лицо в Мордрэйде, с которым можно безопасно и для жизни, и для чести драгоценного супруга, оставить свое семейное счастье. К тому же, у Николаса мордрэйдского гражданства нет, а, соответственно, все его права и обязанности регулирует пресловутый брачный контракт. — Я буду отсутствовать в столице два месяца, или, возможно, если того потребуют обстоятельства, более. Не думаю, что дольше, чем месяца три. На это время ты переселяешься в дом Эдмонда. Торн в шоке, судя по выражению его лица, он даже пытается что-то возразить, но… — Но, Зейндэн, я вполне могу жить один, или я мог бы переехать на Бентон в свою квартиру и… — Это не обсуждается. Я просто ставлю тебя перед фактом. Не веришь мне — звони своему юристу, он подтвердит мои слова. Все правильно, все законно. Таковы традиции мордрэйдских браков. Поживешь в доме Эдмонда и, кстати, теперь вы, двое, слушайте меня внимательно. За это время, уж как хотите, так и приспосабливайтесь, но после моего возвращения я не намерен слушать ваши постоянные препирательства. Как уж вы между собой соизволите найти общий язык, мне все равно. Но ты, Николас, должен принять тот факт, что генерал — мой лучший друг и постоянный гость в моем доме. Ты, Эдмонд, должен осознать, что Николас — мой теперь супруг и моя семья, единственный член семьи в столице и тем более, риконт. Никаких ссор, споров и препирательств и взаимного публичного хамства. У вас будет достаточно времени, чтобы урегулировать все свои разногласия. После возвращения конфликтов между вами я терпеть не намерен. При неповиновении наказаны жестко будете оба. У моего бедного сына такое выражение лица, как будто он готов переместиться в мир иной в сию же секунду. Зейндэн только нагнал тумана, толком ничего так и не рассказав. Надо срочно исправлять ситуацию! — Торн, ну что ты сидишь с такой похоронной рожей, хотя вроде никто не умер сегодня! Это совсем не то, о чем ты, возможно, подумал, если ты вообще еще думать способен после аварии. Жить будешь в гостевой спальне, никаких личных интересов у опекуна на тебя нет и быть не может, выдохни, расслабься, не буду я к тебе интерес проявлять, — вроде слегка перестал мой мальчик напрягаться, — ты будешь просто обычным гостем в моем доме. Но, готовься, я уж найду, чем тебя занять, чтобы и ты под ногами не мешался, и не скучно тебе было. Ты вот от обеда сегодня отказался, типа «несъедобная ваша мордрэйдская еда». Интервью ты давал как-то, я краем глаза видел и краем уха слышал. Так ты там самоуверенно заявил на всю вселенную, что супер шеф-повар может и с завязанными глазами любое блюдо приготовить. Так вот, я готов на такой эксперимент пойти, отдам тебе свою кухню на растерзание, развлекайся от души, проверим на практике, насколько ты талантлив, и не обманул ли ты вселенскую аудиторию. В этот момент я замечаю, что в глазах сына начинает наконец-то появляться какое-то осмысленное выражение, поэтому решаю продолжить в том же духе. — И библиотека у меня лучшая по космическо-военной тематике. И аудиокниги есть, в том числе и редкие. Дам тебе доступ к ряду изданий, ну, как сам понимаешь, в меру твоего образования. Торн теперь внимательно слушает, я почти полностью завладел его вниманием. Но, глянув на Повелителя, на его лице я вижу редкостное изумление. Что, Зейндэн, самому-то в голову не пришло, что таких, как этот отвлекать надо чем-то, чтоб мозги не съехали. Не могут личности типа Торна целый день на жопе ровно сидеть, просто спать и жрать, характер не тот. — Да и на Бентон мне по делам пару раз смотаться надо будет в ближайшее время, возьму тебя с собой за компанию. И, к слову, может тебе интересно будет, у меня в доме ззбака есть. И тут я понимаю, что я победил. — Ззбака, настоящая, живая, в доме? — Вот больные же ормондишки до ззбак. Как у них все ззбаки на планете перемерли, для них ззбака — что для нас Лэнтариум. — Да, ззбака, меховая, настоящая, живая, три хвоста — и все при нём. Так что давай, пакуй вещички. Зейндэн, когда мне дорогого гостя забирать? Повелитель усмехается, разгадал мои планы. — Через час я собираюсь отбыть, чтобы соблюсти эффект неожиданности. Так что, Николас, бери то, что тебе необходимо, или проще — закажи все новое, не трать время зря, Эдмонд тебе поможет. И, да, Эверс, доставь моего дражайшего супруга в салон красоты, пусть ему там когти в порядок приведут, а то… — Зейндэн на автомате потирает плечо. — Не слишком эстетично… Не могу сдержать смех, сам в свое время на такое попался, лет этак четыре тысячи назад. О, как же мне повезло, пара месяцев — и мы с сыном точно станем лучшими друзьями, или уж я буду не я. Если я что-то задумал, то так оно и будет.

Конец первой части.