Никто не совершенен

Не существует добрых, плохих, хороших. Не существует милый, прекрасный, злой. Есть только два типа людей, не больше: Твой человек и человек не твой. © А.П. Чехов

От лица Эдмонда Эверса Почему меня в последнее время окружают сплошь одни мудаки и идиоты! Одна мудистика вокруг невъебенная, а не жизнь нормального мордрэйдца! Стоит мне дать кому-то второй шанс, так этот дегенерат тут же делает что-то, что ставит под удар не только репутацию Империи и мою карьеру, так еще и чуть не лишает меня потенциальной возможности получить желаемое! Блядский говноед Норэт, чуть не угробил драгоценного теперь лично для меня ормондишку Торна! И как бы я тогда смог расплатиться частью торновой душонки со своим Демоном, если бы и этот героический невъебенный мудак сдох в космосе ни за что? А уж о необходимости сдержать обещание, данное отцу этого мелкого дерьмеца и получении вожделенных четырех картин Ларри я мог бы забыть навсегда! Из-за спеси и жадности одного еблищенского мудака, я мог потерять своего ройалтера навсегда. С каким непревзойденным удовольствием я лично доставил этого урода на разбор полетов Его Величеству, придав ему по дороге несколько раз ускорение волшебными пендалями, получая неописуемое наслаждение при этом. Дебилу не повезло, свой второй шанс на реабилитацию своего положения он благополучно просрал, Его Величество так расстроился возможной потерей своей любимой и дорогой военной игрушки в лице нового порно-героя Ормонда, что с легкой руки отправил Норэта на смертную казнь, отправив послание в Нордлинн с выражением искренних сожалений и результатами приведения приговора в исполнение. Что ж, показательная казнь — всегда неплохо, очень помогает потом долгие годы поддерживать дисциплину на непревзойденном уровне. Да и перед Нордлинном мы оказались белыми и пушистыми, хотя, по правде говоря, не пришел мохнатой сучонке на помощь экипаж совершенно другого крейсера. Да и похрен, главное, что официально виновник был строго наказан! Тем мудилам, конечно, тоже досталось от меня, перевели их на окраину Империи — астероиды гонять. Пожизненно, без права возвращения в столицу. Но зато, как говорится, Нордлинн свою жажду крови удовлетворил. А приказ — Торна в космосе не обижать — был лично вбит в головы всем пилотам Мордрэйда. Одно радует, что сам то мелкий Торн не в курсе, какой из-за него поднялся переполох в нашей Империи. Еще б не хватало, эту тварюжку ормондскую о подобном информировать! Совсем бы зазнался, порно-герой межпланетного масштаба! Хоть Торн то и ни при чем, но поддеть его подобным видео — истинное наслажение, пусть знает свое место, чтобы зря не зазнавался. Уж тут то и я постарался, разослал письмишко всем, кого знаю, кто в его ресторанах бывает. Зейндэн, правда, моей инициативы не оценил, посмотрел на меня с осуждением, но уж что сделано — то сделано! В последнее время я никак не мог выкинуть из головы эти пресловутые четыре картины Ларри. Мне нужна была полная коллекция, и то, что все они находились в руках этого нахального выскочки Торна-младшего просто сводило меня с ума! Я мог бы их выкупить, не вопрос. За любую цену, да даже за неадекватную безумную неуместную цену. Но под каким предлогом я мог с Николасом Торном заговорить на эту тему, чтобы не выдавать информацию, откуда я об этих картинах узнал вообще — идей не было. И чем дальше, тем больше я изводил себя. Скоро нашим мирным отношениям с Ормондом должен был прийти конец, и уж в подобной ситуации Торн никогда и ни за что не отдал и не продал бы мне эти картины. Я передумал миллион мыслей, перебрал все возможные предлоги, но никакого повода пообщаться с сыном Ларри на эту тему не нашел. Я уже был почти готов предложить выкупить эти картины напрямую, или через посредника, но колебался, ведь в последнее время мы с Торном даже здороваться перестали. И тут как гром среди ясного неба, звонок нашего скользкого пронырливого Лэннора Лэннерта. Николас Торн просит меня о конфиденциальном разговоре, если меня это не затруднит, и о теме разговора Лэннор ничего не знает, может сказать лишь то, что господин Торн очень просит получить возможность задать мне пару вопросов, с учетом моего бесценного опыта и бла-бла-бла. Обещанных методических советов малолетний идиот захотел? Да не верю, не мог быть он на этом видео, уж слишком он чистенький для подобного, но чем жизнь не шутит. Ну, так это я ж запросто могу, благо опыта мне не занимать! Я даже не ожидал такого подарка судьбы! Хочет получить информацию, ну что ж, за нее придется заплатить. И заплатить тем, что мне очень дорого. — Свяжите меня с Торном, Лэннор, возможно, я буду столь любезен, что соглашусь при определенных условиях ответить на его вопросы, — я старался не выдать радости в своем голосе, еще бы, рыбка сама без наживки прыгнула на крючок! — Я думаю, что обговорить предварительные условия мне лучше с ним напрямую. — Спасибо, генерал, — я понял, что Лэннор Лэннерт удивлен, он явно ожидал отказа. Через час на комм поступает вызов, надо же, Николас Торн, собственной персоной, мнется, не знает, как начать разговор. Ну, просто вылитый папочка, не хватает только фирменного торновского «эмм…». Необычное для него поведение. Ладно уж, я добрый сегодня, на место его ставить заранее и хамить ему не буду. Чтобы не тратить время зря, я беру инициативу в свои руки. — Торн, я так понимаю, то, что вы хотите спросить, для чужих ушей не предназначено? — Да, генерал, я был бы вам очень признателен… Я перебиваю и не даю ему, как обычно, договорить: — Прекрасно, но просто признательности вашей мне не достаточно. Вы знаете правило мордрэйдцев: мы никогда и никому не помогаем и не даем ничего просто так. Я готов ответить на всего четыре ваших любых вопроса, но взамен вы отдадите мне нечто, что крайне дорого для вас. — Хорошо, генерал, четыре вопроса с вашими ответами меня вполне устроят. — Он даже не удивлен, еще бы, за столько лет общения с нами отлично усвоил мордрэйдские правила. — Так уж получилось, что я знаю, что у вас есть четыре картины вашего отца, написанные им в молодости, — я еле удержал себя от смеха, настолько ошеломленное лицо у него было. — Вам не стоит знать, откуда я узнал об этих картинах. Так вот, ответы на четыре ваших вопроса в обмен на эти картины. Без дополнительных деталей и обсуждений. Если вы согласны, я могу встретиться с вами завтра, у меня как раз запланирован визит на Бентон. Если нет — забудьте об этом разговоре навсегда. Нет для меня ничего более приятного, чем вводить Торна в подобное состояние, близкое к шоку, хоть он и пытается всегда сохранять невозмутимое выражение лица, но в этот раз ему это не удается. Минута тишины, а потом: — Хорошо, генерал, я согласен. Ответы на четыре моих любых вопроса и картины ваши. Завтра, Бентон, в моем кабинете в флагманском ресторане «Звездное небо» после закрытия. Если вас там увидят, это не вызовет никаких подозрений. — До завтра, Торн, готовьте картины. Моя душа пела, ну что он мог у меня этакого спросить — очередную легенду о демонах, или о ноте, что мы выкатили Ормонду по поводу этих пилотишек, которых по глупости и от недостатка опыта случайно занесло на нашу территорию. Плевое дело! Но зато у меня будут все картины Ларри, все до единой, полная коллекция, как и должно быть! Мой Мастер — мои картины, моя собственность. С каким же нетерпением я буду ждать встречи с ними, не могу описать, как я хочу их увидеть со всей моей страстью коллекционера! Наверно, впервые за последнее время я буду сегодня спать хорошо. Утром я проснулся в шикарном настроении, и погода радовала сердце — яркие светила озаряли чистейший лед, клубы пара поднимались над гейзерами в долине. У меня даже промелькнула глупая мысль, что если бы Ларри был жив, то мне была бы не нужна никакая война, я был бы совершенно счастлив и, возможно, попросил бы назначения наместником в какую-нибудь отдаленную колонию, где его никто не знал, сделал бы ему все же фальшивый паспорт… Нет, сам себя оборвал я, глупости! Император даже своих обоих сыновей сослал на службу наместниками на отдаленные планеты, я же оставался его доверенным лицом все это время. Мне было что терять, а Ларри, этого дурачка надо было тщательней закрывать в доме, не позволяя ему никуда выходить — вот и было бы идеальное счастье! Вернется — куплю ему ошейник, и посажу на цепь, право слово, пусть всегда в доме сидит, нефиг шляться по льду. Звонок Императора чуть не расстроил мои вечерние планы, поступило предложение слетать на какой-то там очередной Совет на Нордлинн — планету яйцекладущих трехполых синих меховых тварей. После торновского награждения моя неприязнь к нордлиннцам возросла до небес. Я отговорился тем, что стоит послать кого-то помоложе, кто может безболезненно для репутации Империи спокойно спать на этом Совете, у меня же эти недоразвитые меховые зверушки вызывали только желание нашить из них шуб — сине-голубой мех был воистину красив и замечательно смотрелся бы на фоне заснеженных белых равнин нашей планеты. Ну и плевать, что они разумные, зато с шубами разговаривать не надо и Советы проводить. И мудаков всяких ормондских шубы орденами не награждают. Уловив мой настрой, Император пошел мне навстречу, не стал портить мой выходной, решив отправить на мероприятие делегацию дипломатов помоложе. Все же в пятитысячелетнем возрасте есть, что ни говори, свои преимущества. На Бентон я также прибыл в замечательном настроении. На космодроме столицы мне на глаза попался наш неизменный союзник по финансовым махинациям — мэр Арчи Краун. В ресторане Торна я светиться раньше времени с Арчи не хотел, но была пара моментов, которые можно было бы обсудить за рюмкой коньяка, и мы направились в казино, которое располагалось в «Небоскребе Торна». Сегодня мое прекрасное настроение не испортило даже упоминание этой неприятной личности. Вечер прошел плодотворно и приятно, мы расстались с Арчи в ожидании перспектив обделать еще пару интересных не дел, так, делишек, в будущем. Мы договорились встретиться с Торном после закрытия ресторана, сразу после полуночи. Я предвкушал скорое обладание желаемым и даже забыл, что для этого мне придется какое-то время провести в обществе ненавистного до глубины остатков моей души Торна-младшего. Но сегодня даже эта мысль не могла испортить мне настроение. Подхожу к ресторану, меня уже ждут, Николас Торн с неизменной сигаретой в зубах стоит у входа. Вид у него на удивление не традиционно обычно наглый, а какой-то грустно-помятый, приятно — ни что так в последнее время меня не радует, как его неприятности, сам удивляюсь, но — факт. — Добрый вечер, Эверс, — как-то невыразительно промямлил он. — Кому-то вечер и добрый, а для вас? Не жалко вам расставаться с последней памятью об отце, Торн? — Не поддеть его лишний раз было бы просто обидным упущением. Что ж ты, как не мужчина-то, герой Ормонда, даже поторговаться со мной не попытался, фамильная глупость в реальности налицо! — Жалко. — Он смотрит мне в глаза задумчиво, — Очень жалко, но, если такова ваша цена, — он зябко дернул плечами, и мы вошли внутрь. В этот раз в ресторане витала в воздухе совершенная абсолютно немая тишина. — Я отпустил весь персонал, Лэннор тоже уже ушел, нас никто не услышит, — равнодушный отсутствующий голос Торна нарушил это блаженное звуковое ничто. — Отлично, однако, у меня мало времени, обойдемся без вежливых диалогов, задавайте свои четыре вопроса и разойдемся, как будто этого разговора и не было. — Я отлично знаю, что долго находиться с ним в одном помещении — скорейший путь к скандалу, каким бы грустным он не выглядел, а бесил меня все равно страшно. Мы вошли в кабинет, он указал мне на кресло, но я решил остаться стоять, он остановился по другую сторону стола и садиться тоже не стал. — Ну, Торн, не мнитесь, время дорого, переходите к делу, как я сказал, времени у меня для вас в обрез. — Что ж, — он как-то собрался, опять нацепил на лицо ту маску, которая особенно меня в нем раздражала, маска пренебрежительного презрения, — сразу к делу. Вопрос первый. Собирается ли Мордрэйд объявлять Империи Ормонд войну в ближайшее время? Ваш ответ? — Ответ положительный. Вы одни остались неохваченными, со всеми остальными мы уже воевали, — я ухмыльнулся, мне даже неохота было напрягаться, чтобы придумывать что-то более политически приемлемое, видимо, какая-то информация у него все же была, не на пустом же месте возник такой вопрос. — Когда нам ждать объявления войны или нападения с вашей стороны? Ответьте честно, — спрашивает таким же равнодушно-холодным тоном, явно готовился, дурилка ормондская, сопоставляет информацию с тем, что у него уже есть. — После того, как мы заключим соглашение с нашими Демонами Ночи. Вам же знакомо это название, Торн: «Демоны Ночи»? — Я открыто смеюсь ему в лицо, но его похоже не пронимает. Скучный и неинтересный он сегодня какой-то. — Год у вас есть, скорей всего, стратегии вашего унижения мы еще не придумали. Больше года — сомнительно, готовьтесь, полковник, готовьтесь, время у вас пока еще есть. Я вспоминаю слова Императора, сказанные еще несколько лет назад, что Торн уже в этой игре, как его пешка. Что ж, я не выдал никаких тайн, пусть пешка почувствует себя более серьезной фигурой, понервничает в ожидании, подготовится, все играть интересней будет. Если на них неожиданно напасть, какая ж это война, мы их за сутки победим и уничтожим, скучно, банально и слишком легко. Нам нужен процесс, представление, постановка, военный спектакль! — Какова ваша цель в этой войне, Эверс, будет ли война настоящей? Что вы хотите получить в итоге — поиграть в нами в военную игру, будете играть с нами, как ззбака с дохлым снорром или…? — Этот вопрос он задал уже более серьезным тоном. — Слушайте, Торн, не надо притворяться глупее, чем вы есть. Не понимаю, к чему вообще этот разговор. Вы инспектировали наш флот не так давно. Ну о какой серьезной войне с вами может идти речь? Чем ваша планетка с нами собирается воевать, даже в перспективе, своими летающими устаревшими корытами? У вас один приличный крейсер — и тот ваш личный, да борт адмирала Престона, еще куда ни шло. Остальное — космический летающий мусор, хлам устаревший. Мы вас в порошок можем стереть, и весь ваш флот, и вашу отсталую планетку — за день, а если лениво будет, то за два. Поиграем с вами, погоняем вас по галактике, — я уже откровенно смеялся, — постреляем по вашим корабликам, как в тире, с полгода, а то может и с год, не торопясь. Развлекаемся мы так, поймите своими тупыми мозгами! А потом вы подпишите позорную капитуляцию, как и все остальные, да еще и на коленях упрашивать будете, чтобы война закончилась! Неужели вы думаете, что можете нам что-то противопоставить? Абсурд и завышенное самомнение! Задавайте свой последний вопрос! Хотите, я угадаю, какой? — Попробуйте, — опять бесцветный ничего не выражающий тон. Да я ж ему только что непрозрачно намекнул, что раздолбаю его родину за двое суток, а он как будто спит на ходу! Даже совсем тоскливо стало, и за это он был готов отдать злейшему врагу последнюю память об отце? Нет, все же тупость передается по наследству, однозначно. — Хотите узнать, можете ли вы что-то сделать, чтобы или избежать войны, или уменьшить потери? — Я откровенно смеялся. — Нет, Эверс, у меня совсем другой вопрос. — Удивительно, но, слушаю вас. — Я хочу знать, как, когда и где умер мой отец. — Все тот же ничего не выражающий тон, я даже подумал, не ослышался ли я. — Повторите, Торн, что вы спросили? — Он что, серьезно, или мне послышалось? — Не ожидали, понимаю. Во время инспекции вашего космофлота я проверял Борт Номер 2, ваш личный военный крейсер, и да, я нарушил инструкцию эксперта и заглянул в бортовой журнал чуть подальше, чем на положенные 3 года. Я изучил все ормондские документы, связанные с этой аварией, но что интересно, за 10 минут до аварии, до взрыва космокара моего отца ваш борт пристыковался к нему. — Жесткий, холодный тон, наглый, как и обычно, но при этом холодно-отстраненное выражение лица. — Пять минут вы провели на борту космокара моего отца, до завершения стыковки его комм перестал фиксировать пульс пилота. Потом стыковка была завершена, и через 5 минут, когда ваш борт отошел на достаточное расстояние с него был произведен 1 залп, который ормондские системы ошибочно зафиксировали как взрыв. Так вот я хочу узнать от вас правду: как, когда и где умер мой отец. Скажу сразу, не скажете правду, я рискну своей репутацией эксперта и доложу об инциденте в Межпланетный Совет и потребую расследования, Эверс. Я чувствовал, что внутри меня начинает разгораться пламя, о, я знал, что цвет моей радужки глаз стал меняться с черного на красный, что традиционно было у нас признаком неконтролируемой ярости. Торн стоит напротив меня, между нами — только стол, мои нервы сдают, я хватаю его за галстук и тяну на себя так, чтобы его глаза оказались ровно напротив моих, уже красных и страшных. — Решил сыграть со мной в игру «шантажик и провокация»? А ты умеешь? Хочешь знать правду? А нужна она тебе, эта правда — такая как она есть? Быть может проще дать прошлому спать спокойно? — Я злобно ору это прямо в его лицо, которое стоит у меня перед глазами, я удерживаю его за галстук, и он не может никуда от меня деться, ему остается только упираться руками в стол перед собой. — Хочешь знать, что стало с твоим отцом? Так слушай и наслаждайся своей правдой, жри ее, давись ею, гадёныш недоделанный! Я подобрал его в космосе на территории Мордрэйда после аварии с полным космокаром наркоты, узнал космокар на вашему гербу, сигнала бедствия он не подавал. И да, он мне нравился, твой папаша, очень нравился, настолько, что я жалею, что не пришиб раньше твою мать и не сделал его вдовцом, чтобы утащить его потом в свои ледяные пещеры! И что ты полагаешь, я должен был сделать? Отдать Ларри под суд, чтобы ему помимо общественного позора и порицания в награду досталась смертная казнь? По нашим законам это единственное, что ему светило, и никакая ваша торнова дипломатическая неприкосновенность и родство с императорской семьей Ормонда его бы не спасла! Нравится тебе такой вариант, любознательный ты наш, хотел бы ты быть сыном казнённого наркоторговца или наркокурьера, ну? — Нет, не хотел бы, — странно, но я думал, что Торн-младший будет больше удивлен, его же лицо выражало целую гамму чувств, и это было скорей сожаление или жалость, но вот удивления я не заметил, что странно. — Я предложил ему остаться со мной, понимаешь ты, в какой именно роли? И он согласился, добровольно согласился, и, что я могу тебе сказать, наверно это были самые счастливые два года в его жизни. Я его любил, а он мне поклонялся, как божеству, и нас все устраивало, знаешь ли! Весь мой дом увешан коммуникаторами, и я не запрещал ему пользоваться связью, я просто объяснил ему его положение, и твой отец ни разу сам не пытался ни с кем связаться — ни с императорским двором, ни с вами — его семьей. Это тебе ни о чем не говорит? Ларри отлично понимал свое положение и всю ситуацию в целом, и да, влюбившись в меня, он утратил чувство собственности на самого себя, я же его приобрел — право собственности на его жизнь! — Меня трясло и разрывало от эмоций, но что ж, если хочет, то пусть до конца получит свою правду! — Думаешь, я его убил? Ошибаешься, идиот! Он умер по вашей традиционной фамильной торновской дурости: выскочил из дома один на улицу, со ззбакой решил, блядь, погулять, поскользнулся на льду (ты сам видел наши льды) и попал рукой в термальный источник, его укусила живущая там рыба смерти — от ее укусов противоядия нет и смерть наступает через пару часов. — Я задыхался и страдал, больше и сильнее, чем этот малолетний наглец, который посмел лезть в мою личную жизнь и ворошить мое прошлое! — Знаешь, почему ты меня раздражаешь? Потому что каждый раз, когда я вижу твою наглую самовлюбленную вечно презрительную рожу, я вспоминаю твоего отца, которого до сих пор люблю! И да, Торн, ты меня бесишь, как бесит меня любое упоминание твоей фамилии, чтоб ты провалился к демонам, и я больше никогда тебя не видел и не слышал о тебе, — и тут я не сдержался и дал ему по морде, вот просто для души, нет, не ударил, конечно, со всей силы, я б ему шею сломал, но пощечину влепил знатную. Как давно я об этом мечтал! И начхать мне стало в тот момент на приказ Императора не трогать его игрушку. Губы Торна треснули, и кровь потекла по его лицу, моей руке, по столу, на пол крупными каплями. Я, наконец-то, смог разжать судорогой сведенную руку, в которой зажимал его галстук и он отшатнулся назад. Я и забыл почти в тот момент, что мы сильнее их раз в пять, а то и более, и то, что для нас было бы пощечиной — для ормондца полновесный сильный удар. Но шок в его глазах относился не к самому факту, что он наконец-то заслуженно получил от меня по морде, я увидел, что он вытаращился на мою руку, на которой пузырилась и как бы кипела его кровь. Я был в шоке. Демоны, я тронул официально чужую игрушку, значит, Зейндэн уже успел получить свое, закрепить свое право собственности? Но почему тогда никто ничего не знал, слухи о подобных вещах распространяются весьма быстро. Значит, у Императора есть свои причины молчать. Надо сделать, чтобы молчал и этот. — Что, генерал, исполнили свою давнюю мечту? — Торн презрительно ухмыляется, — Дали сыну любовника по морде? И как впечатления? Приятно? Полегчало? — А теперь послушай меня, ты, недалекий дурачок, мнящий себя очень умным. Ты воспользовался доступом эксперта, открыв без надлежащих полномочий данные полетов моего крейсера, это должностное преступление, Торн. Вякнешь кому-то об этой ситуации — лишишься поста эксперта. Что так смотришь на меня, интересна моя реакция на твою кровь? Да, это сигнал для нас, мордрэйдцев, что ты, тупой ормондишка, уже спутался с кем-то из наших, что ты кому-то подчиняешься, а то и вовсе связан какой-то клятвой или пожизненным договором. У тебя ведь в ближайшей родне мордрэйдцев нет? Нет! Значит, кто-то из нас уже приобрел право собственности на тебя, и я даже могу догадываться, о ком идет речь, мои поздравления, какой карьерный рост! Как это воспримут у тебя на родине, если это станет достоянием общественности? Замечательное продолжение твоей ормондской карьеры накануне войны — эксперт, превысивший полномочия во время официальной проверки, и роман полковника ормондского космофлота с мордрэйдцем, уточнить с кем? Про тебя и так достаточно мерзких слухов в Ормонде. И теперь твоя тайна мне известна! — Прекратите, Эверс, — он вытирает идеально белым платком кровь с лица, — вы несете чушь. Я не собираюсь публично поднимать вопрос о смерти отца и ворошить его не лучшую репутацию. Вашего ответа мне достаточно. И вы ошибаетесь по поводу моих связей с мордрэйдцами, все, что меня с вами связывает, это то, что вы — клиенты моих ресторанов, только бизнес и ничего личного. — Как-то он быстро успокоился, но надо отдать ему должное, говнюк вообще умеет отлично держать себя в руках. — Но, может это вам стоит беспокоиться? — Продолжает Торн уже совершенно нейтрально и безэмоционально. — Похищение племянника Императора — не шутка, чем бы вы ни руководствовались. А все эти ваши расспросы о ройалтерах, о возвращении, наш с вами много лет назад разговор о якобы имеющемся долге… Теперь я понимаю в чем дело, вы дали какое-то обещание моему отцу, и каким-то образом это связано со мной. Но сдержать это обещание у вас не получается, и именно потому я вас раздражаю одним своим существованием, и любой наш разговор, как бы он не начался, заканчивается ссорой. Вы ведь поверили в легенду… — Заткнись, сопляк, ты ничего не понимаешь… — Я — ормондец и ничего не понимаю в наших ормондских легендах? Не смешите, легенды — это всего лишь легенды, но уж если вы верите в них, то имейте ввиду, что никогда ройалтер к вам не вернется согласно легендам, пока вы не выполните его предсмертную просьбу. Хотя, — он презрительно щурится и пожимает плечами, — я бы к такому жестокому несдержанному дерьму, как вы, не вернулся бы никогда, уж лучше уйти за Грань жизни окончательно. У меня горит рука от его крови и кипят мозги, эмоции зашкаливают, я никогда не думал, что я, в своем то возрасте и со своим взглядом на жизнь на такую бурю в душе способен. Он меня достал! Машинально заношу руку, чтобы двинуть ему второй раз, и мне уже наплевать на последствия, он стоит не шевелясь и смотрит мне с мерзкой усмешкой прямо в глаза, повторяя: — Ни-ког-да, Эверс, ни-ког-да… И тут открывается дверь и за спиной слышу отрезвляющий голос Лэннора: — Господа, что у вас тут происходит? Как же вовремя он появился, чтобы спасти своего клиента, не знаю, чем бы все закончилось, если б Лэннерт не вошел. Я поворачиваюсь к нему лицом и понимаю, что он уставился на мою руку, на которой все еще пузырится кровь Торна. У Лэннерта совершенно ошеломленное выражение лица, как все же некстати — еще один свидетель… Он отводит взгляд от моей руки, и мы смотрим в глаза друг другу, пока нас не выводит из этой неловкой паузы голос Торна. — А, Лэннор, забыли что-то и вернулись? Ничего не происходит, все… в порядке вещей, — Торн кривится от боли, но продолжает с усмешкой. — Мы просто с генералом не сошлись в вопросе платы по счетам — как в моральном, так и в материальном смысле. Но генерал уже уходит. — Торн переводит на меня презрительный насмешливый взгляд, что в общем ему не очень удается, не понять — усмешка ли на его лице, или просто морда отекает от удара. — Забирайте пакет, как я и обещал, генерал, вам пора идти. Я подхватил пакет с картинами, отпихнул в сторону локтем Лэннерта, застывшего в изумлении на пороге кабинета, и уже вылетая из двери, бросил через плечо на прощанье: — Будь ты проклят, Николас Торн! Пусть Демоны заберут твою душу! Плевать на все, плевать на приказы, плевать на возможные последствия, даже если это дойдет до Императора. Картины моего Ларри были у меня. И я сделаю все, что бы там не бормотал этот малолетний нахал, чтобы мой ройалтер вернулся ко мне. Пусть даже ради этого мне придется обратиться напрямую к своему Демону Ночи и заключить с ним хоть сто новых Договоров на крови. И да, я сделаю так, как просил мой Высший Демон, я с радостью отдам ему часть твоей души, маленький мерзкий гадёныш, и сделаю это с огромным удовольствием.