Никто не совершенен

От лица Эдмонда Эверса В последнее время он стал меня опять выбешивать. Хоть я и указал ему достаточно непрозрачно на его место, и он его принял, Ларри постоянно шатался как неприкаянный по дому, сопел, вздыхал и мельтешил перед глазами. Как снорр, нарушающий тишину! Когда я закрывался в кабинете, чтобы спокойно поработать с документами, я постоянно слышал его перемещения по коридорам и комнатам, казалось, он не может усидеть на одном месте. — Ларри, ты меня раздражаешь, что ты мечешься, как будто ищешь что-то потерянное безвозвратно? — Эдмонд, мне, эмм… скучно, прости, если я помешал, — как же начала бесить эта манера постоянно извиняться! — Я не знаю, чем себя занять. Гулять ты мне не разрешаешь без тебя, а в доме мне совсем нечем себя занять. — Почитай книжку, посмотри передачу, займись этой своей вонючей ззбакой, нахрен мы ее в дом пустили тогда, демоны тебя забери! Кончай шуметь и шуршать, как мерзкий снорр! — Я не знаю вашего языка, передачи смотреть, не понимая смысла, мне надоело, книжки у тебя в основном по военной тематике и на вашем языке, мне не интересно и я в этом не понимаю ничего. Ззбака от меня прячется, я и ей надоел, — он выглядел как-то жалко, видимо, даже его скудным остаткам мозга все же нужно было какое-то занятие. — Ладно, — я отложил в сторону свои документы и уставился на него как преподаватель на студента, сдающего экзамен. — Что ты вообще умеешь делать, что тебе интересно? Ха, ну сам понимаешь, кроме алкоголя, борделей, наркоты и ресторанов, а, Ларри? В детстве у тебя были какие-то увлечения, пока ты еще не все остатки мозгов просрал? — Эмм… ну я вроде рисовал неплохо, мне нравилось, вроде даже получалось что-то, — он как-то задумчиво и печально посмотрел мимо меня, как будто вспоминая что-то не очень приятное из детства. — Интересно. Если неплохо рисовал, почему не пошел в Академию искусств учиться? Твоя семья вполне себе это могла позволить. У тебя ж вообще образования нет, кроме школьного, мог бы заняться чем-то помимо прожигания жизни впустую. Рисовал он, ха, конечно. Я — один из самых известных и страстных коллекционеров предметов искусства и картин, владелец элитной художественной галереи, где выставлялись исключительно шедевры, ну что он мог изобразить! — Конкурс что ли провалил? — почему-то мне захотелось поддеть его побольнее. — Нет, я даже не пытался поступать, мой отец считал, что Академия искусств — занятие для девочек, это не мужское занятие и не для сына адмирала имперского флота, не по статусу мне такое занятие — рисовать. Он отказался оплачивать мое там обучение. Говорил, что художник — позор в такой семье. Мне стоит стать политиком, экономистом, финансистом или в крайнем случае дипломатом. Брат выбрал финансовую карьеру, а я в итоге… больше ничего интересного для себя не нашел. Да я и учился не особо хорошо, все равно никуда бы и не поступил. — Отличный подход, художник — позор семьи, а бездельник-гуляка-прожигатель жизни — лучше? Риторический вопрос, не отвечай. Вы в вашей семье все какие-то на голову больные. Дурость, однозначно, передалась тебе по наследству, — проворчал я раздраженно. — Ладно, ты напиши, что тебе нужно для, как ты выразился, рисования, закажу, все доставят сегодня. И, во имя демонов, перестань топтаться у меня под дверью, завтра — важное совещание, мне нужно работать. Тишина, Ларри, мне нужна тишина! Не раздражай меня, не нарывайся на грубость! Надо отдать ему должное, список он набросал мгновенно, я лишь выцепил взглядом, что состав заказа был вполне профессиональным, ну надо же, даже удивительно. Все для его рисования доставили через час, и он забился в какую-то нору, наконец-то воцарилась благословенная тишина. Через час раздался звонок коммуникатора, срочный вызов, какое-то происшествие на главном космодроме, придется улетать раньше, чем планировалось. — Ларри, я улетаю, меня не будет три дня. Теперь тебе есть, чем заняться, так что не скучай! Что-то он там пробубнил в ответ, я даже не стал разбираться, да хрен с ним, достал, я был раздражен, в таком настроении я и улетел. Три дня пролетели, как один миг, на главном космодроме пилот, военный пилот 1 класса (!) не смог точно посадить космокар, повредил крейсер министра добывающей промышленности, который завтра должен был сделать годовой отчет о добыче Лэнтариума. Инцидент, однако, странный. Но срач вышел знатный! Далее — 2 дня совещания Главного совета. В целом, все как я любил, драйв, отсутствие рутины, все проблемы разрешились, пилот наказан, ремонтные мастерские подключены к восстановлению крейсера. Отчет показал, что добыча Лэнтариума идет в нужных темпах, запасы не исчерпываются, все отлично, Мордрэйд богатеет, все при деле. Домой я вернулся поздно ночью через 3 дня и, выходя из космокара, с удивлением увидел, что в главном зале горит свет. И что ему не спится, неужели соскучился настолько, что ждет меня? Приятно, конечно, но право, я бы без этого подобострастия и демонстрации чувств прекрасно обошелся бы сегодня, устал за 3 напряженных дня. Поднимаюсь в зал и понимаю, что Ларри превратил его в не побоюсь этого слова творческую мастерскую с не менее творческим бардаком. Творческий беспорядок и …. Тишина. Он спал, свернувшись в клубочек на диване под пледом. Неожиданно. Утомился от жалких потуг творчества? Я улыбнулся, ну что с него взять, но будить его не стал, мы умеем бесшумно двигаться. Поискал глазами, что он там нарисовал -то, дурилка? Картина стояла спиной к большому панорамному окну, я подошел ближе и словно прирос к месту. Я стоял, смотрел и не мог отвести глаз от пейзажа. Картина жила, она жила своей жизнью! Горы, изображенные на заднем плане, как будто дышали и пели мне свою песню, как в далеком детстве, пока мы еще не отдали последнюю часть их души Демонам Ночи. Два светила на ласковом просыпающемся небе озаряли ранним утренним светом долину, покрытую ледяными кристаллами, водовороты в гейзере были полны жизни и ярких красок. Я не знаю, сколько я простоял так неподвижно, почти не дыша. Это был пейзаж, который я видел из окна своего дома, но это был живой пейзаж моего детства, как и 5 тысяч лет назад, полный страсти и эмоций. Я разбирался в живописи, как мало кто даже из мордрэйдцев, как владелец самой лучшей, дорогой и популярной картинной галереи, я понимал, что вижу шедевр. Если бы эта картина выставлялась на аукционе в моей галерее, то ее стоимость была бы равна стоимости средних размеров Лэнтариума. Художников с подобным талантом не рождалось уже давно. Мало кто из них и их работ за последние 3-4 тысячелетия могли пробудить что-то в душе такого, как я. И спрос на работы подобного уровня зашкаливал. Три дня, всего за 3 дня этот всеми считаемый дурачком безобидный Ларри Торн создал шедевр, каких я не видел среди новинок авторов всех цивилизаций Союза уже давно. Мы не склонны к жалости и сочувствию, но что-то похожее на уничижительную жалость шевельнулось в моем холодном сердце. Если всю жизнь унижать кого-то и называть идиотом, никчемным бесполезным неудачником, то он таким и вырастет. Его отец поступил со своим сыном намного более жестоко, чем я во всей нашей с ним ситуации, не направив в молодости его талант по нужному пути. Никчемный Ларри Торн мог бы стать звездой искусства, общепризнанным талантом, а потом и миллиардером, а не прожигателем жизни и банкротом, если бы ему в детстве не отбили желание творить, не просто рисовать, а творить и создавать шедевры. Такой талант дал бы ему уважение и признание даже в Мордрэйде, а уж мои слова как признанного эксперта стоят дорогого! Вместо этого он стал, тем, чем он стал, пленником, тайным любовником и игрушкой мордрэйдского генерала. Я подошел ближе к нему и посмотрел в его спящее безмятежное лицо и понял, что возможно, впервые за много лет он спит счастливым глубоким сном. Видимо, почувствовав мой взгляд, он сонно открыл глаза. — Эмм, привет, я тут намусорил немного. Пришлось отключить роботов-уборщиков, чтобы не мешали. Картинка вроде почти получилась, я еще немного подправлю детали… — Нет. Не меняй в ней ничего больше, Ларри. Мой дорогой, это шедевр, я даже не знаю, как тебе высказать свое восхищение. И да, в чем-то твой отец был прав, тебе не нужна была никакая Академия, все что нужно, ты умеешь, Академия могла бы только испортить твой талант. Он выглядел не совсем проснувшимся и изумленным. — Шедевр? Ты настолько хочешь сделать мне приятное своими словами? — Я не склонен к сантиментам, знаешь ли, это не комплимент. Мои слова — считай, что это оценка эксперта для твоей работы. Адекватная и честная, не более того. Справедливая оценка. 10 из 10. Он окончательно проснулся, долго смотрел на меня, а потом тихо сказал: — Знаешь, Эдмонд, наверно впервые за последние 20 лет меня кто-то похвалил. Я не смог подобрать слов, чтобы ему ответить, отошел от него и продолжал смотреть на это отражение мира моего детства. Погубить такой талант! Мы никогда не запрещаем своим детям выбирать их жизненный путь, даже мы — цивилизация завоевателей — понимаем, что не все могут быть военными, не все могут быть талантливыми пилотами, учеными, бизнесменами, промышленниками, финансистами. Мы даем своим детям полную свободу выбора их жизненного призвания. Джеймс Ларри Торн мог бы стать знаменитым и богатым именно тогда, когда его талант кто-то заметил, но к несчастью для него в этот самый момент его как личности более не существовало. Для мирового сообщества он был мертв, погиб несколько месяцев назад вместе со своим космокаром на просторах космоса, и изменить это я не мог. Я не мог вернуть его официально к жизни, не подвергая опасности свою жизнь, положение в обществе и репутацию. Признаться в похищении племянника императора Ормонда и в том, что я нарушил запрет нашего императора на романы с ормондской аристократией! Смертная казнь мне была бы гарантирована, невзирая на все мои заслуги перед Империей! Роман бы мне еще простили, но вот похищение даже под видом спасения его жизни — нет. Будь он каким-то мелким аристократишкой, я бы тоже, возможно, смог отвертеться, но… Поддельные документы и фальшивая личность для публичного лица, члена императорской семьи невозможны. Даже выставить эту картину в галерее я не мог, этот талант мгновенно привлек бы к себе внимание, начались бы ненужные вопросы, поиск автора и последствия для меня были бы очевидны. — Так, если тебе нравится, я могу продолжить рисовать? — Он, похоже, не понимал, что он мог получить и что потерял в своей жизни. Потерял все свои перспективы и возможности — так глупо и нелепо, неуместно, обидно… — Да, можешь, даже должен, мне очень нравится. Я в восторге от твоей работы. Ты не против, я повешу эту картину в своем кабинете? Она напоминает мне о моем детстве, — впервые за все время нашего общения я поинтересовался его мнением. — Да не вопрос, я еще нарисую. Я рисую очень быстро. Хочу нарисовать нашу ззбаку, а это не так просто, как рисовать пейзаж. Ззбака почти всегда в движении, крутит всеми тремя хвостами и носится с места на место, — он улыбнулся, как счастливый ребенок. — Твой отец действительно запретил тебе быть художником, или это твои фантазии, Ларри? Ты, как бы сказать хоть и не девочка, но по нашим мордрэйдским понятиям и не совсем мужчина. Военной карьеры у тебя все равно не было бы, даже в Ормонде, ройалтеров ведь не принимают в ваш военный космофлот. Финансы, политика или бизнес — это, прости, но вообще не твое. Так чем был бы плох выбор искусства? — Меня не отпускала эта тема. — Ну не напрямую, конечно, запретил, но после того, как он отказался оплачивать мое обучение, я решил, что ему мои рисунки не нравятся, мама умерла за несколько лет до этого, ее мнения я узнать не мог, мой брат откровенно говорил, что от моей мазни никакого толка, как и от меня в целом, мы с ним, как понимаешь, не ладили совсем. А если уж мои рисунки не нравятся близким, я решил, что таланта у меня нет. И я забросил все это, никому их даже не показывал никогда. А потом я женился, родились дети и я… просто забыл о своем детском увлечении, хотя, сейчас вот пожалел. Оказывается, мои работы могут кому-то нравиться, удивительно. Я не стал рассказывать и объяснять ему, что он упустил в своей жизни благодаря пренебрежению своего отца и собственной безвольности. В чем смысл? Изменить для него ситуацию нельзя, а он, к счастью, так ничего и не понял. Талант — талантом, им природа тебя одарила более, чем щедро, поскупившись, однако, на интеллект, дорогой мой Ларри. Быть художником и уметь презентовать и продать свои работы — две большие разницы. Я чувствовал себя так, как будто открыл свое личное месторождение Лэнтариума, ведь по сути, я становился владельцем всех его будущих работ, как и его самого в недавнем прошлом. Ларри Торн открылся для меня теперь совершенно с другой стороны. Конечно, я испытывал к нему определенные нежные чувства, если так можно вообще сказать обо мне — мордрэйдце с ледяным сердцем. Но холодный разум коллекционера отчетливо осознавал, что с этого момента в моей коллекции произведений искусства есть не только картины, в ней есть еще и Мастер, который будет творить исключительно для меня. Хорошо, что я ему не все пальцы переломал в приступе страстной жестокости, нужно с ним помягче и подобрее обращаться в перспективе. Ценность его за эти три дня для меня существенно повысилась. — Мне нравится, продолжай, Ларри, дорогой. У тебя определенно талант, если что-то еще нужно для продолжения твоей работы, сразу скажи. — И самое главное, он же не с нуля начал здесь и сейчас рисовать. — А твои ранние работы сохранились? — Осталось всего четыре картины, насколько я помню, пылились на чердаке, потом несколько лет назад Джейк их нашел, спросил, не нужны ли мне они, мне они тогда были, эмм… ну без надобности уже, у меня появились иные интересы, — он отвел взгляд. — В общем, Джейк их вроде повесил в своей комнате, себе забрал. А вот и еще одна задачка. Надеюсь, его сын с возрастом не догадается где-то выставить эти картины или кому-то показать… Но, с возможной проблемой авторских прав я буду разбираться в случае ее публичного возникновения. По информации, которая удивила всех, знакомых с семейством Торнов, после гибели отца Джейк Дейвис Николас Моран-Торн все же решил вступить в права наследства, хотя адвокат-проныра его отговаривал, кроме долгов Ларри ничего семье не оставил. Однако, как говорят, Торн-младший решил обелить репутацию семьи и погасить все задолженности отца. Ларри формально был мертв, но по закону теперь все его картины должны были отойти сыну как единственному наследнику в случае, если тайна раскроется. Вдовушка Марлен, красивая стерва-сучка, на наследство не претендовала, быстро найдя себе нового обеспеченного мужа в лице министра финансов Империи Ормонд, чрезвычайно быстро, через три месяца после официальной смерти мужа. Ее дочь тоже отошла в сторону, по слухам вроде бы собирается или уже вышла замуж не менее удачно, чем мать. Оставалась надежда на то, что Торн-младший в искусстве не разбирается и им не интересуется и ему в голову не придет оценить или выставить на продажу картины своего отца. Теперь я понял, его особый художественный талант и чуткое понимание цвета, света, оттенков и форм, пристальное внимание к мелким деталям — вот в чем была тайна его особой притягательности для моего взыскательного взгляда. По сути, он был бы для меня идеальным супругом — как по характеру, так и по сугубо внешней привлекательности, но на тот момент, когда я его впервые встретил, он уже состоял в браке, да и дети появились. У ормондцев, как и у нас, отсутствует такое понятие, как расторжение брака. Женился, вышел замуж — пока не овдовеешь, живешь своей семьей. Образ веселой тусовочной жизни, теперь я уже понял, был для него просто неким иллюзорным выходом из созданной им самим для себя реальности, в которой существовать ему было некомфортно. За все то время, что он жил со мной, он ни разу не напился, да и не курил ни разу, хотя я этого ему не запрещал, с этими недостатками я вполне бы примирился, ведь никто не совершенен, а сам я далеко не сторонник праведной жизни. Задумайся я обо всем этом раньше, можно было бы легко устранить его жену. Физически. С моими финансовыми возможностями это вполне осуществимо и сошло бы мне с рук. Романы с ормондцами были сейчас для нас под запретом, но, зная особое расположение ко мне его величества, разрешение на брак в качестве исключения я бы получил без сомнения. Ларри, мне бы точно не отказал, да я бы принял решение за нас обоих, его мнение по этому вопросу меня бы не особо интересовало. Жаль, раньше мне эта мысль в голову не приходила, а теперь уже было слишком поздно менять сложившееся положение, что очень расстроило меня сегодня, в свете новых открывшихся обстоятельств.