Никто не совершенен

От лица Ларри Торна Только я мог вляпаться в подобное приключение. Хотя «невезение» — мой постоянный спутник в этой бренной и пустой жизни. Мне вообще никогда не везло — ни в детстве, в браке, ни в азартных играх, ни с друзьями, да ни в чем мне никогда не везло. Даже с любимыми детьми отношения не смог нормальные выстроить. Мне всегда казалось, что они меня как старшего, как отца не воспринимают. Даже когда я разговаривал с сыном в последнее время, я чувствовал, что он умнее и взрослее меня. Хронический неудачник — это про меня. Даже на конкурсе неудачников с моим-то везением я бы не занял первое призовое место. Нелепый, никому не нужный, никчемный идиот, так и не сумевший до сих пор повзрослеть. Мой отец был прав, я так и не смог стать взрослым, да, и скорее всего, уже не смогу. Единственные мои плюсы — внешность, умение следовать этикету и общаться с окружающими. Я — череда нулей без единой иной цифры. Джейк был прав. Конечно, речь шла о перевозке наркотиков, что в случае моей неудачи или проверке грозило мне смертной казнью. Нужно было добраться до болтающегося в нейтральном космическом пространстве крейсера, забрать груз и доставить его на Бентон. В ночь перед вылетом я так и не смог заснуть. Мой обратный путь должен был проходить в опасной близости от границ Мордрэйда. Зачем я в это ввязался? Мои судорожные попытки убедить семью и окружающих, что я еще чего-то стою, в последнее время ни разу не увенчались успехом. Но, выбор сделан, пути к отступлению полностью отрезаны, аванс получен и потрачен, теперь мой отказ, даже захоти я выйти из игры, никто не примет. Время вылета приближалось. Я решил никого не будить и не прощаться с семьей. Тихо оделся и спустился на первый этаж. Но в холле меня ждал сюрприз: Джейк сидел на диване и смотрел, как я спускаюсь по лестнице. — Еще не поздно передумать, папа, — вместо приветствия сказал он. Ах, мой мальчик, уже поздно, уже слишком поздно. Но вслух я, конечно, сказал совершенно другое. — Вот увидишь, все будет в порядке, — я попытался улыбнуться. — Я люблю тебя, папа, ты нужен семье, остановись, все еще можно переиграть, — он обнял меня с этими словами, а я с трудом удержался от слез. Поздно, малыш, я уже опоздал на свой последний счастливый рейс, истратив полностью кредит доверия того, что называют «счастьем», и теперь только везение могло бы мне помочь. А везение и я… Ну в общем, вы поняли. — Обещай, что ты вернешься, я буду тебя ждать. — Обещаю, Джейк, я вернусь, я обязательно вернусь. Мне пора, еще рано, иди спать. Я улетал с тяжестью на сердце. Я редко кому-то что-то обещал, от меня и обещаний-то никто не просил никогда. А тут, дав слово сыну, я впервые почувствовал себя предателем и лжецом. Я ведь совершенно не был уверен в успешном исходе моей неблаговидной порочной миссии. Долетел я до крейсера удачно, в точно оговоренное время, стыковка, погрузка, все прошло, как по маслу, и я слегка приободрился. Осталось лишь аккуратно пролететь мимо мордрэйдской границы, а уж на Бентоне мой космокар досматривать никто не будет. Ни разу в жизни такого не было. Когда я попал в полосу астероидов на границе с Мордрэйдом, я понял, что мой сын, который предупреждал меня об этом опасном участке космического пространства, был совершенно прав. Я снова переоценил свои возможности, глупо понадеявшись, что удача наконец-то повернется ко мне лицом. Лавировать на гражданском космокаре, не оборудованном системой отражения астероидов или хотя бы мелкого космического мусора или оружием, позволяющими разбить этот каменный поток, было для меня абсолютно нереально. Пилот я был, мягко говоря, хреновый. Космокар кидало из стороны в сторону пару минут, а потом сильный удар разбил бок космокара, трещина пошла по корпусу, треснуло стекло обзора кабины пилота, система завизжала громким воем включившегося аварийного режима, и корабль понесло в сторону границы с пространством Мордрэйда. Я еще пробовал пытаться что-то сделать, но, наши приборы в подконтрольном им пространстве не работают. Я полностью потерял управление, конечно. А космокар продолжал деформироваться и разрушаться. Еще одно попадание в корпус мелкого космического мусора, и, в этот момент я почувствовал, что что-то сильно толкает меня в плечо, прошивает мое тело, шок, боль, кровь потекла по телу и мое сознание выключилось. Не знаю и не уверен, что хотел бы знать, как долго это продолжалось, я уже готовился умереть и потерял сознание. Я слегка очнулся от сильного удара по лицу, за ним последовал еще один. Я разлепил глаза, залитые тем-то вязким и липким. Боль не давала прийти в себя окончательно, мне хотелось умереть, сразу, просто и безболезненно. Еще один удар. — Ты живой вроде, открой глаза… Хмм, а ты ничего так, действительно, симпатичный. Я тебя узнал, ты — Ларри Торн. Ну, я помню тебя, Ларри Торн, я тебе как-то говорил, что еще увидимся. Ты меня понимаешь? А ты знаешь, кто я? Мне смутно слышался знакомый голос, я попытался что-то сказать в ответ, но губы не слушались, глаза не открывались до конца, я попробовал их приоткрыть, и краем зрения я увидел его и его глаза. В этот момент к боли добавилось какое-то странное ощущение парения во всем теле, счастья, тепла? Как это возможно, я понимал, что умираю, что жизнь вместе с вытекающей из меня кровью покидает меня, но я заставил себя открыть глаза полностью и сфокусировать взгляд на том, кто стоял передо мной. — Ммм… — все, что мне удалось выдавить из себя. Я не мог говорить, боль, страх, и ощущение, что я уплываю… — А ты миленький, пахнешь приятно, как конфетка, — он почти приблизил свое лицо к моему. Насмешливый знакомый взгляд мордрейдца из того ресторана в Бентоне, когда мы последний раз там обедали с Джейком. Конечно, я его узнал. Генерал Эдмонд Эверс собственной персоной. Зло во плоти. — У тебя полный космокар наркоты, придурок ормондский. И космокар приметный, с гербом Торнов. Ты, видимо, или совсем безбашенный, или просто идиот. Хотя, готов поставить все свое состояние на второе. Я смотрел в его глаза, и все мои воспоминания уходили, покидая мой полусоображающий мозг, освобождая память от моего прошлого. Я смотрел на него и не мог отвести взгляда, не мог пошевелиться, я уже почти растворился в боли, предвкушении приближающейся смерти и в каком-то новом ощущении, нет, скорее чувстве, которое заполняло душу, отпуская в небытие прошлые неудачи, горести и обиды. Я не понимал, от чего я умираю, от бесконечной с ума сводящей боли или просто тая под его взглядом как лед на солнце. Я, наверное, плакал от боли, ройалтеры ее чувствуют сильнее эспартов, но… Но, но, но, я как будто сам был под наркотиком, я просто смотрел в его глаза, не в состоянии отвести взгляд от этого лица, и мне казалось, что жизнь — на самом деле другая, что все, что было до него не имеет значения. Мне казалось, что он был не просто красив, а прекрасен, как божество, хотя я уже не первый год замечал его и его повышенное внимание к моей персоне в ресторанах, чувствовал его взаимный взгляд. Мне было адски больно, я понимал, что если не умру сам, то смерть уже стоит на пороге, собираясь шагнуть мне навстречу, но, сквозь завесу этого ужаса я слышал его голос: — Конечно, я бы должен тебя стереть в порошок вместе с этой космической летающей помойкой и всем тем дерьмом для умов, что ты в ней перевозишь. Но я сегодня добрый, могу дать тебе небольшой шанс. Могу взять тебя в рабство, добровольное, знаешь ли, чисто ради твоей симпатичной мордашки. Хочешь сдохнуть вместе с грузом — мешать не буду. Взорву тебя вместе с этим летающим корытом. Или все же хочешь жить, но на моих условиях? Будешь послушным мальчиком, Ларри Торн? Что скажешь? Не можешь ответить — моргни, если согласен. Он, не отрываясь, смотрел мне в глаза, жестоко, но при этом счастливо усмехаясь, как будто я для него — желанный долгожданный приз. Я моргнул, растворяясь в его глазах, мое сознание, все чувства, на которые я только был способен, растворились в этом магическом, притягивающем взгляде его чернильно-черных глаз с красноватым отливом. Я как будто падал в бесконечно глубокую пропасть. Я умирал и рождался заново одновременно, теперь понимая, что хотели сказать нам мудрейшие, придумав традиции никогда не смотреть в глаза мордрэйдцам. Я падал в глубину всей его жизни, я влюбился в одну секунду в него, в моего повелителя, в мое божество, в его глаза, я готов был умереть ради его любви в одно это мгновение. — Что ж, хорошо, что мы так быстро поняли друг друга. Возможно, еще поживешь, — и он сорвал с моей руки коммуникатор, отбросив его в сторону. В этот момент мое сознание окончательно погасло — от одновременно безумной боли и невозможности осознания, что он рядом.