4 раза, когда люди узнавали об их браке по "налоговым соображениям", и 1 раз, когда этого не поняли

Бимарстан всегда полон пациентов и чрезвычайных ситуаций. Но в этот день в Бимарстане царит ещё большая суматоха, чем обычно. — Секретарь Академии нуждается в помощи! Закария спешит к лежащему на койке бессознательному мужчине, который выглядит бледнее, чем обычно. Источник всех проблем Аль-Хайтама очевиден — ножевое ранение в живот. Закария отдаёт несколько приказов находившимся поблизости интернам подготовить операционную и оповестить дежурных врачей. В Бимарстане упорядоченный хаос, необходимый для спасения жизни самого важного пациента. Действующего Секретаря Академии немедленно ведут в операционную, а Закария занимает позицию у входа в больницу, готовый отбиваться от любопытных глаз и сплетников. Он уверен, что матра доложит ему о точной ситуации, которая привела Аль-Хайтама к такому состоянию, но пока он может лишь уклончиво отвечать на вопросы встревоженных людей, которые стали свидетелями происшествия. Проходит почти час, прежде чем толпа обеспокоенных зевак рассасывается, и Закария, измученный происшествием, с облегчением вздыхает. Действующий Секретарь всё ещё находится на операции, но судя по тому, что никто не подошёл к нему с мрачным видом, Закария предполагает, что операция завершится через полчаса, и он снова примется за работу. Он собирается уйти с приёма, чтобы отдохнуть, как вдруг дверь снова распахивается. Он узнает мужчину сразу. Кавех выглядит почти в панике, бледный от беспокойства и почти в слезах, когда замечает Закарию. — Пожалуйста, — выдыхает архитектор. — Что случилось с Аль-Хайтамом? Я слышал, его ударили ножом! — Его доставили в больницу, — отвечает Закария стандартным ответом. — Мы не можем сказать вам большего. — Я его близкий, — умоляет Кавех. — Единственный, кто у него остался. Да ладно, вы же можете рассказать мне? Закария хмурится. Он знает, что эти двое — соседи по комнате: Аль-Хайтам несколько раз тащил Кавеха в Бимарстан и просил осмотреть его из-за усталости посреди ночи. По всем признакам, они были, в определённой степени, друзьями, но не совсем семьей. Конфиденциальность пациента — превыше всего, решает Закария. Он качает головой: — Боюсь, я не могу сказать больше, если только это не семья пациента или его супруг. — Но я и есть — кричит архитектор, протягивая руку к шее и снимая кольцо с цепочки. Он без усилий надевает его на палец. — Этот человек — мой законный муж! Закария замирает. Кавех теперь практически красный от злости, сердито фыркает и приказывает Мехрак показать светящуюся копию их свидетельства о браке в качестве доказательства. — Смотрите, — шипит архитектор. — Довольны? Немедленно рассказывайте мне о состоянии моего мужа, пока я сам не ворвался туда! — Я- Конечно, — быстро приходит в себя Закария и начинает объяснять взволнованному Кавеху. Только когда он направляет Кавеха к ближайшему креслу, чтобы подождать, пока его муж выйдет из операционной, у Закарии появляется время всё осмыслить. Конечно, он знает об Исполняющем обязанности Великого Мудреца и свете Кшахревара — как он мог не знать? Их «договор по жилплощади» держало в тисках Академию, когда Закария ещё работал в Доме Даэны. Он также знает об их легендарных ссорах и последствиях от них, когда исследователи всех Даршанов оплакивали потерю сотрудничества между величайшими умами Академии. Они изменили Сумеру, сделали такой, какой мы её знаем, говорили люди. А теперь они едва выносят друг друга. Закария, конечно, знает немного больше. Он видел слегка обеспокоенный взгляд в глазах Аль-Хайтама, когда Кавех лежал на койке, измотанный переутомлением. Он видел злость и беспокойство, когда Аль-Хайтам просил средства от простуды для кое-кого, кем, как он догадывался, мог быть только Кавех. Всё сходится, предполагает он, выходя с работы в конце смены после того, как устроил Секретаря в его отдельной палате. Он абсолютно не удивлен. Дело не в том, что они не могли находиться в одной комнате. Нет, они не могли находиться друг без друга. Когда он проходит мимо комнаты Аль-Хайтама, для планового осмотра пациентов, перед тем, как лечь спать, он обнаруживает, что Кавех тихонько напевает у постели Аль-Хайтама, держа его за руку и глядя на спящего мужчину, убирая с лица Мудреца пряди волос. Без своей обычной одежды, на левом безымянном пальце Аль-Хайтама блестит только простое золотое кольцо в лунном свете. — Кто бы мог подумать, — размышляет Закария, уходя, — противоположности действительно притягиваются. — …Так ты воспользовался своим статусом. — Естественно, а как еще? — фыркает Кавех, но Аль-Хайтам знает, когда его муж притворяется, судя по лёгкой дрожи в его голосе. — В болезни и в здравии, помнишь? Не только до уклонения от налогов или смерти разлучит нас, как ты, похоже, помнишь, Аль-Хайтам. Я рванул из дома Тигнари, когда услышал. Ты вообще представляешь, как я волновался? Я выглядел как сумасшедший перед Закарией! — Меня всего лишь ударил- — Человек, который действительно ненавидел тебя настолько, чтобы нанять убийцу! — кричит Кавех, толстые слёзы текут по его щекам, когда он сидит у кровати Аль-Хайтама спустя несколько часов после того, как действующий Секретарь пришёл в себя. Аль-Хайтам молча вытирает слёзы, слегка морщась, когда притягивает к себе Кавеха и позволяет блондину поплакать. Теперь это практически рефлекс, размышляет Аль-Хайтам. Это не первый раз, когда они оказываются в такой ситуации: Кавех плачет у него на груди после ужасного клиента или плохого дня. Аль-Хайтам провёл годы, разбираясь в том, как утешать человека в своих руках, и это лучший способ для них обоих. Он вдыхает как можно глубже, не морщась, вдыхая знакомый и успокаивающий аромат человека, которого он зовёт домом. — Я не могу поверить, что тебя ударили ножом, Аль-Хайтам, — пискляво говорит Кавех, уткнувшись ему в грудь, успокоившись немного под прикосновениями Аль-Хайтама. — Что тебя так отвлекло, что ты не заметил? Я знаю, что ты замечаешь всё, даже с шумоподавлением в наушниках. — Я тогда был очень уставшим, — тихо признаёт Аль-Хайтам. — Я слишком медленно среагировал. Кавех хмурится, берёт Аль-Хайтама за руку и смотрит на него. — Видишь? Я же говорил, что ты перерабатываешь. И вот к чему это привело! Я позабочусь о том, чтобы матра теперь следовали за тобой повсюду. Я не могу поверить, что они позволили Исполняющему обязанности Великого Мудреца гулять одному- Архитектор замолкает, когда Аль-Хайтам целует их сцепленные руки. — Легче? — Это я должен спросить тебя! — краснеет Кавех. —… Я уволюсь, — твёрдо говорит Аль-Хайтам, сжимая руки Кавеха. — Как я и обещал с самого начала. Это отличные основания, чтобы заявить, что эта работа слишком хлопотна для меня, и мне лучше остаться простым секретарём. Кавех фыркает. — Только ты можешь понизить себя с самой высокой должности во всей Сумеру, — ворчит он, сжимая руки Аль-Хайтама в ответ. — Но, возможно, это к лучшему. — Почему? — … Я скучал по тебе, — выпаливает Кавех, избегая взгляда Аль-Хайтама. — И я не могу тебя потерять. Что-то внутри Аль-Хайтама ломается, закипает, всеобъемлющее чувство, которое угрожает поглотить его. Он знает, что это такое, ему потребовались годы, чтобы признать, чем это могло быть, и ещё несколько лет, чтобы оплакивать то, чем это могло бы быть. Несмотря на всю храбрость и ворчливость Кавеха, архитектор ни разу не признался в этом словами: его действия всегда говорили громче. Вот. В его руках Кавех дрожит как испуганная пустынная лисица, готовая сорваться, и Аль-Хайтам отказывается отпускать его. Не в этот раз и никогда больше. Аль-Хайтам просовывает успокаивающую руку в волосы Кавеха, нежно массируя кожу головы, когда его муж тает в его объятиях. — Скажи ещё раз. Кавех вздыхает и встаёт, закатывая при этом глаза. — Я не буду повторять. Я знаю, что ты слышал меня в первый раз. Аль-Хайтам видит, как Кавех снова начинает закрываться, и качает головой. — Скажи. — Нет. — Скажи, — сжимает руку. — Нет. — Такие сладкие слова, исходящие из самого грубого рта, следует смаковать дважды, — дразнится Аль-Хайтам. — Грубого? — возмущённо восклицает Кавех, отпуская руку Аль-Хайтама, чтобы ткнуть его в грудь. — Моего? Грубого? Ты — самый дерзкий, прямой и прямолинейный придурок, которого я когда-либо встречал! И я ещё убираю за тобой! Аль-Хайтам не отвечает. Вместо этого он берёт его руку и тянет Кавеха к себе, тот неуклюже падает в объятия Аль-Хайтама. Они так близко, что Аль-Хайтам может предаться своему новому любимому развлечению — считать ресницы рубиновых глаз Кавеха, в которые он смотрел долгие годы в Академии. — Я тоже скучал по тебе, — просто говорит Аль-Хайтам, сокращая расстояние между ними, наконец, наконец, встречая губы Кавеха. Кавех замирает на мгновение, прежде чем тает в его объятиях и отвечает на поцелуй. Они долго и мучительно медленно шли к этому моменту, но для Аль-Хайтама каждая секунда стоила того. Всегда стоила, с того момента, как он снова нашёл Кавеха в том баре и понял, что ему снова нужен его любимый в жизни. Кавех осторожно устраивается у него на коленях, стараясь не трогать полученные травмы. Аль-Хайтам притягивает его ближе и улыбается в поцелуй, когда переплетает свои пальцы с пальцами Кавеха и понимает, что архитектор тоже носит обручальное кольцо. — Налоговые соображения, говоришь, — бормочет Кавех между вздохами. — Это часть преимуществ.