Гейдлан-Хилл. 1801

Следующие несколько дней после падения в забытие Тэхён провёл в бреду. Его неистово лихорадило. Тело бросало то в жар, то в холод. Мышцы сводило судорогой. А раненая нога ныла так, что мужчине казалось, будто он гниёт заживо. В своей агонии он не мог узнать точно, куда пришёл после встречи с мистической тварью. Поэтому в те редкие минуты, когда рассудок ненадолго прояснялся, Тэхён пугался незнакомой комнаты и силуэтов таких же чужих людей, двоящихся в глазах. Он пробовал наркотики, когда был младше. Ни один побочный эффект даже самой тяжёлой дряни не походил на эту ломку, сотканную из страха, боли и физического истощения. Но намного хуже яви были сны. Из-за своего состояния Тэхён видел их сутками, и скоро начал путать с реальностью. В кошмарах чудовище леса каждый раз его настигало — куда бы и с какой бы скоростью Тэхён ни бежал, где бы ни прятался. Оно ломало ему шею, затем, ещё живого, тащило в своё зловонное логово. Одни и те же сны, как под копирку похожие друг на друга, делали альфу уязвимым. Такой сон изводил Тэхён вечером перед тем, как он впервые пришёл в себя. В видении тень стояла напротив. Она обрела уже более ясные черты. Возвышаясь над головой альфы на добрые десятки дюймов, тень скалила обросшую жёсткой чёрной шерстью вытянутую пасть. Её кривые зубы и мерзкие пятнистые дёсна были перемазаны высохшей кровью — не кровью Тэхёна, чьей-то чужой, — и медленно приближались. Само чудовище совмещало в себе одновременно наружность волка и гиены, а за высокими надбровными дугами изо лба торчали длинные и колкие, как пики, козлиные рога. Во всей этой абсурдной, будто собранной по частям, морде лишь одна деталь заставляла колени трястись. Осознанные человеческие глаза. Тварь не смотрела так, как обычно смотрят животные – со страхом или голодом. Она глядела жестоко. С жаждой убийства, а не гонимая инстинктом. Тэхён очнулся в момент, когда, по скромным подсчётам, чудовище должно было кинуться и выпотрошить его. Свинцовые веки распахнулись. Впервые за долгое время они смогли продержаться открытыми дольше секунды, а после, проморгавшись, мужчина даже сумел поймать себя на новых здравых мыслях. Если раньше в мозг не проскальзывало ничего, кроме «жарко», «холодно», «задыхаюсь»; то теперь его посещали логичные вопросы. «Сколько времени?», «Где я?», «Кто в этом месте со мной?». Думать было больно, но крайне необходимо. В суставы словно залили вязкую расплавленную медь. Следующее, что Тэхён сделал, — попробовал пошевелить левой ногой. Поддавалась та с трудом, и всё же мужчина её чувствовал. Какое облегчение. В комнате витала густая темнота — её не удалось бы прорвать даже ладонью. Ночь пока не наступила, о чём Тэхён мог судить по собственным биологическим часам. Но вечер выдался сумеречный, по-настоящему зимний. Проводка дома вряд ли предусмотрена: торшеров не было. Единственным источником света оказалась маленькая керосиновая лампа, подвешенная над дверью. Благодаря ей Тэхён сумел разглядеть окружающую обстановку. Пыльная мебель захламляла маленькие, как чулан, покои с низкими потолками. Деревянные книжные шкафчики. Похожий на коробчонку столик и табуретка. Напротив кровати стоял камин, по всей видимости, загорающийся от тепла печи на первом этаже — сейчас огонь в нём потушили. И допотопные картины цветов, вышитые лентами вручную, то ли украшали, то ли уродовали стены. Не слишком уютно. Тяжёлое одеяло из овчины буквально приковывало Тэхёна к постели. Он потел под ним, но грубый материал простыней всё равно пах чистотой. В последних своих воспоминаниях Тэхён лежал на мёрзлой земле, загибаясь от холода — на их фоне жар и духота этой спальни казались Раем. Он успел даже решить, что с удовольствием подремлет здесь ещё часок-другой в ожидании хозяев имения. А потом попросит их отвезти его в больницу в Лондоне. Не тут-то было. Усталость как рукой сняло, стоило Тэхёну, ещё изучающему комнату, повернуться к окну. Он не удивился заколоченным стёклам — уже видел доски, когда полз к Гейдлан-хилл. Зато любопытные чёрные глаза, широко посаженные от носа, едва не сделали Тэхёна заикой. Вздрогнув, мужчина приостановил своё неровное из-за лихорадки дыхание. Задержался зрением на незнакомце, а тот доверчиво и спокойно моргал в ответ. Это был мальчик. Омега, не старше восемнадцати. Короткий чёрный волос смешно вился, подчёркивая худобу и бледность его лица, а тонкие губы криво улыбались. Наверное, при любых других обстоятельствах Тэхёну польстила бы улыбка восемнадцатилетнего юноши, но сейчас она наводила жути. Незнакомец сидел в кресле у кровати, держа на коленях тазик с водой и чистыми марлевыми повязками. Так тихо, словно возник из неоткуда. Но на спинке его кресла умиротворённо спал толстый облезлый кот — стало быть, они оба находятся здесь дольше получаса. Какая-то чертовщина. — Тебе чего? — нахмурился Тэхён, не без труда поднимаясь на локтях. — Какое сегодня число? Мальчик вдруг потянулся, чтобы уложить раненого обратно на спину, но Тэхён отшатнулся от него, как от чумного. Тогда чужая улыбка пропала. Незнакомец попытался наладить мир тем, что вытащил из тазика одну марлю. Только обтереть влажной тряпкой лоб Тэхёна тоже не удалось — мужчина ударом сшиб его руку. И хотя в Тэхёне после всех недугов не осталось даже малой доли привычных сил, альфа был значительно крупнее своего оппонента. От неожиданности омега выпустил тряпку на пол. Вместе с ней опрокинул таз. Все трое присутствующих комнаты проследили за тем, как плещется по паркету вода — кот ради этого зрелища приоткрыл левое веко. — Сэр... — мальчик задохнулся от возмущения, но не стал кричать или ругать его. Он продолжил подавленно: — Так нельзя себя вести. — Поучи меня ещё, — всё в той же манере. Тэхён не испытывал ни малейшего укола совести. То, как незнакомец обиженно гладит место шлепка на запястье, он предпочёл игнорировать. — Где твои родители? Позови их, мне нужно поговорить с кем-нибудь взрослым. Видимо, уяснив, что извинений не дождётся, омега прибрал с пола упавшие вещи. Ни звука не проронив в ответ, он встал и, обойдя кровать, засеменил к шкафу. Тогда Тэхён заметил его странный наряд. Брюки сидели точно по фигуре. Зато лаковые башмачки и рубашку с рюшами как будто бы сняли с покойника — у паренька огромные проблемы со вкусом. — Ты не слышишь меня? — Вы нахал и настоящее грубое чудовище, сэр, — у Тэхёна от его прямолинейности шире распахнулись ресницы. Мальчик вздёрнул нос выше и продолжил рыться в шкафу. Позже он деликатно добавил: — Но я не злюсь. Можете быть спокойны. Вытащив из залежей на полках подсвечник, коробочку спичек и свёрток каких-то одежд, омега всё же сжалился над Тэхёном. Вернулся к изначальной теме их разговора. — У меня нет родителей, — а вот теперь Тэхёну стало стыдно. Не слишком, но ощутимо. — С тех пор, как вы ввалились сюда, прошло трое суток. И почти сразу начался снегопад. Наверное, раз вы добрались до моего порога в том неподобающем виде, в котором вас нашли, вы и сами знаете, что мы находимся за шестьдесят километров на севере от Лондона. Здесь почти не ловит телефонная связь, к которой привыкли горожане. И карета скорой помощи не доберётся сюда при всём желании. Личного автомобиля у меня нет. Могу предложить вам дохромать до деревни. Два километра пешком через болота и ещё четырнадцать полями в пургу. Путь неблизкий, но попробовать стоит. Возможно, там есть фельдшер. В противном случае, вам обязательно поможет ветеринар, — мальчонка зло блеснул своими маленькими чёрными глазками. — Если вы, конечно, сможете самостоятельно встать с кровати. Тэхён стоически выдержал его взгляд и даже тон, полный дурной юношеской саркастичности. А когда мальчик снова увлёкся делами, альфа попробовал повернуться к окну. За досками было плохо видно, но сквозь щели он смог рассмотреть двор. Его весь завьюжило. Ветер постепенно приносил всё больше снега. Уникальная погода для Англии, даже на начало декабря. — Как я выжил? — спустя несколько минут тишины обречённо поинтересовался мужчина. — Если здесь нет врача, как смог выкарабкаться? Юноша почему-то поник, но тут же снова вышел из задумчивости. Тонкие белые пальцы зажгли спичками головку свечи. Кот, окончательно проснувшись, побежал к хозяину через постель Тэхёна. Словно назло, наступив мужчине прямо на больную ногу своею лапой. — Вам помог мой постоялец. Он доктор и очень хороший человек. — Постоялец? — Тэхён то ли нахмурился, то ли усмехнулся. — Это что, типо гостиница? — Кофейня, — исправил мальчик учтиво. — Просто дом для кофейни слишком большой, а мне нужны деньги. Поэтому я сдаю в аренду комнаты на втором этаже. — Кофейня, — повторил Тэхён, не веря абсурду сказанного. — В шестидесяти километрах от города? Мальчик поставил подсвечник на тумбу у кровати и молча сложил на груди руки. Смеяться Тэхёну было больно, но он всё равно хрипло захохотал, чудом не выплевывая простуженные лёгкие. — Ну и что, много у тебя посетителей? — Сейчас шестеро. Те же люди, что живут наверху. — Да кому вообще понадобилось снимать комнату в забегаловке среди болот. В грациозном закатывании глаз омеге во всём мире не нашлось бы равных. — Таким же несчастным и обездоленным, как вы сам, сэр, — Тэхён прекратил смеяться, однако улыбка застыла на губах. Он совсем забыл, в каком положении находится. — И с вас я тоже затребую огромный чек, когда соберётесь съезжать. Съезжать? Да Тэхён бы хоть сейчас! Подальше от этого юноши, этого места и этого леса. Но идти пешком до деревни, где получилось бы уговорить местных за деньги подбросить его до города, альфа не в состоянии. Тем более через сугробы. При мысли о холоде снаружи рефлекторно скрипели зубы. И, ко всему прочему, растает снег или нет, — одному бродить в чаще многовековых елей опасно. Тэхён хорошо помнил, почему он застрял здесь... Внезапно мутный образ твари нахлынул на альфу волной. Рвения дерзить маленькому хозяину Гейдлан-хилл поубавилось. Если мальчик выставит его на улицу, Тэхён снова станет жертвой дьявольского охотника. — Вы ведь все знаете про ту мерзкую дрянь, что живёт снаружи? Не можете не знать, — шёпотом обратился Тэхён к собеседнику. В комнате не было никого, кроме них, но внутренний голос подсказывал мужчине, что поднятая тема весьма сокровенна. — Почему остаётесь здесь? Почему ты остаёшься? Стоит поднять шум. Привлечь общественность и... — Я не понимаю, о чём вы, сэр, — пресёк Тэхёна омега. Огонёк свечи пускал на стены лиловые блики, и в призрачном свету лицо маленького хозяина выглядело куда менее очаровательно. Мальчик постоянно бегал глазами, а пальцами нервно перебирал передник. Тэхён считал его поведение сомнительным. Кроме того, злость и настороженность, с которыми омега отверг вопрос мужчины о чудовище, внушали подозрения. Он точно недоговаривает. Лжёт. Но зачем? — Ты врёшь. Послушай, я чуть не сдох в том лесу. И я точно знаю, что видел, — на самом деле, Тэхён приукрашивал. До конца в существовании твари он не был уверен. Однако, то, как суетился из-за его настойчивости мальчик, казалось даже более странным. — Хочешь сказать, я сумасшедший? — Откуда мне знать. Я впервые говорю с вами, — юноша преспокойно, бережно положил на край постели гостя свёрток вещей. Волнение в нём выдавали только подрагивающие белые, как мел, ладошки. — Хотя думаю, что вы всё ещё бредите. Я позову доктора. Но прежде, чем омега успел сделать шаг к двери, жилистая рука Тэхёна перехватила его многострадальное запястье. Оно было тонким, как нить, и всё ещё болело от прошлой выходки альфы. Не в состоянии контролировать силу пальцев, мужчина сжал ладонь столь грубо, что незнакомец взвизгнул. — Сэр! — Зачем тогда заколотили окна? — не унимался Тэхён. От долгого бодрствования у него двоилось в глазах и опять сокрушалась больная нога. — Мне нужна правда. Нужна прямо сейчас! Ты понимаешь? Они оба столкнулись глазами, и почему-то Тэхёну вдруг пришло в голову, что среди чёрных омутов напротив не может таиться ничего дурного. Ничего, кроме искренности и природной мягкости. Неважно, в чём было дело: в молодости ли омеги на грани мальчишества или его доброте к Тэхёну — чужому человеку, подобранному с улицы, которого омега выхаживал трое суток. Он просто внушал доверие. А мужчина не должен был пугать его своим напором. Но несмотря на все благородные мысли, Тэхён не выпускал из хватки худую руку. Упрямо сжимал её, пытаясь вытрясти ответы на свои вопросы. И сколько бы мальчик ни кричал: «Не знаю!», — Тэхён ему не уступал. Пытка продолжалась равно до тех пор, пока дверь в спальню не скрипнула, чтобы на порог вошло третье лицо. Или четвертое. Если считать кота. — Юнни, я не могу так долго справляться с ними один, — весело басил человек. Он снял свою потрёпанную восьмиклинку, когда прошёл вглубь спальни. Тяжёлый мужской голос омрачался картавостью и манерным затягиванием гласных. — Ты же знаешь, если не напоить Намджуна на ночь чаем с ореховой пастой, он становится невыносимым старым брюзгой! Тошно слушать! А Чонгук только и делает, что спорит с мадам Шедье – даже Камилло отчаялся их успокоить. Замерший у столика вблизи кровати альфа с невероятной лёгкостью выпаливал неизвестные Тэхёну имена. Он был высоким — немногим ниже самого Тэ — и широкоплечим. Настолько большим, что старомодный, подобранный с иголочки костюм сидел впритык и вряд ли застёгивался на все пуговицы. Зато в контраст с телосложением шла безобидная наружность. Просто ангельски красивое лицо: большие глаза, густые брови. На лоб спускались средней длины пшеничные локоны, которые прежде мужчина скрывал под восьмиклинкой. Они прятали шрамы на висках. Тэхён безошибочно узнал в новом знакомом врача, хотя прежде ни разу не видел его. Наверное, потому что взгляд этого альфы профессионально деформировался — он был добрым, строгим и внимательным. Как у истинного доктора. То, что Тэхён впервые за трое суток находится в сознании, врач понял не сразу. Остановившись, он долго вертел головой то к своему пациенту, то к «Юнни», от злости уже почти плачущему. И когда наконец заметил руку Тэхёна, крепко сдавливающую чужую на весу, призывно прокашлялся. Тэхён тут же отпустил мальчишку. Топая каблучками на обуви и сердито, обиженно пыхтя, омега тут же последовал к выходу. За ним по полу шоркал кот. Они обошли доктора, не удосужив его приветствием. И остановились у выхода. Ненадолго. Чтобы «Юнни» напомнил одному из мужчин о чём-то важном: — Не задерживайся, Джин. Скоро перевалит за полночь. Затем силуэты исчезли в темноте длинного (пока Тэхён даже не подозревал, насколько) коридора. И альфы остались наедине. Они молчали, не зная, с чего начать и стоит ли вообще начинать диалог. Тэхёна нестерпимо клонило ко сну. — Знаю, у тебя шок. Но это не по-джентльменски, — вклинился Джин первым, явно имея в виду поведение Тэхёна с омегой. Тот не хотел вновь начинать расспросы о лесной твари. Не найдясь с оправданием, Тэ кивнул. Тогда доктор протянул ему ладонь. — Профессор Ким Сокджин. Тэхён пожал руку. Его хватка была совсем слабой – организм снова переутомился. — Ким Тэхён. Безо всякого звания. Я обязан вам жизнью, Сокджин. — Не стоит, — профессор равнодушно улыбнулся и по-барски уселся прямо на постель. — Здорово тебя зацепило. Повезло, что не задело скелет. Железка в полтора дюйма с близкого расстояния раскрошила бы часть кости. С такой проблемой без должного оборудования может помочь только ампутация конечности. Сокджин посмотрел на своего подопечного в упор. Так, словно хотел поговорить о чём-то ещё. Но Тэхён не понимал, о чём именно, и молился, чтобы профессор не стал описывать в деталях весь процесс ампутации. — Ты гангстер, да, парень? Вопрос Тэхёна удивил. Распространяться о своей жизни, тем более здесь, ему не хотелось. — С чего бы... — Не держи меня за ду-ра-ка, — прошептал Сокджин по слогам и резко, со скрипом пружин, вскочил на ноги. Он был гиперактивным, болтливым, дотошным. Все люди в этом доме такие странные? — Что ж, каждый в нашем мире зарабатывает на хлеб, чем может. Мне уже пора. Боюсь, если не спущусь сейчас, Намджун начнёт рассказывать о лондонских железнодорожных станциях! Ты когда-нибудь слушал лекции про железнодорожные станции? Тэхён промолчал. — Страшно скучное дело, скажу я тебе, — а Сокджину и не требовался ответ. Он сам себе отличный собеседник. — Поспи. Утром сменю повязки. И мой тебе совет: если хочешь скорее поправиться, не перечь Юнги. Он единственный человек в мире, чья забота поднимет даже мертвеца из могилы. Юнги? Кто такой Юнги? Вероятно, тот самый «Юнни», маленький хозяин Гейдлан-хилл. Тэхён только сейчас осознал, что они не представились друг другу. — Как почувствуешь, что можешь шевелиться, оденься, — профессор кивнул на свёрток вещей в изголовье кровати. — Иначе справлять нужду будешь в ведро. Голым тебя в уборную никто не потащит. В доме есть ребёнок. Одеться... Тэхён нахмурился. Рука отогнула край одеяла и, взглянув под него, альфа с ужасом выяснил, что совершенно обнажён. Голый, как чёртов младенец! Глазами Тэхён проделал тот же маршрут, каким десять минут назад Юнги покинул его спальню, и глупо уставился в пустоту коридора. — Даже не надейся. Мыл тебя не он, а я, — развеял Сокджин чужую озадаченность. Мужчины в унисон брезгливо скривились. Они попрощались почти тут же, на доброй ноте, пожелав друг другу спокойных снов. И тогда, на обмене непривычными Тэхёну любезностями, Сокджин вдруг стал серьёзным. — Ночью, эм... До рассвета не стоит выходить из комнаты, — мужчина остановился у дальней стены и надел восьмиклинку обратно на голову. — Ни при каких обстоятельствах. Это правила дома. Говорю на случай, если Юнги не успел предупредить. — Комендантский час? У вас тут детский оздоровительный лагерь? Второй альфа мрачно улыбнулся. К тому моменту, как в нём созрело объяснение, он уже просачивался в коридор боком через щель между приоткрытой дверью и её косяком. Сокджин не стал вдаваться в детали, однако его сухой ответ Тэхёна вполне удовлетворил: — На запах из кофейни по ночам сбегаются грызуны. Юнги волнуется, как бы живность не покусала постояльцев. Доброй ночи, Ким Тэхён! Дверь захлопнулась. Теперь, лёжа в постели в одиночестве, Тэхён считал последнее предупреждение профессора весьма подозрительным. Да и он не воспринял его всерьёз. Наверное, потому что звучало это «правило дома», как одно из тех указаний, которые обычно дают родители непоседливым детям. «Если ты будешь плохо есть, монстр из овсяной каши свернёт тебе шею, Тэхён». Ха-а. Полный бред. Ко всему прочему, Сокджин был умным профессором, толковым врачом, понимающим человеком, но в общении – крайне чудаковатым малым. Вряд ли он тот, на чьи предостережения следует опираться. Может, за годы жизни в окружении наркоманов, работорговцев и убийц Тэхён просто разучился общаться с обычными людьми. Но двое его единственных знакомых в Гейдлан-хилл оба не располагали к дружбе. Слишком эксцентричные. Вся эта ситуация, в которую он угодил, если быть с собой предельно честным, — слишком эксцентричная! Выбирать не приходилось. Тэхён лишь надеялся, что его нога восстановится как можно скорее. Тогда он сможет, распрощавшись громкими благодарностями за спасение своей жизни со всеми этими одичалыми деревенщинами, уехать подальше. На Сицилию. Возможно, если не подведёт связь и ему удастся позвонить Хосоку с чьего-нибудь телефона, друг его заберёт. Весь этот бесконечный кошмар завершится. Да, именно так всё обязательно будет. Пусть альфа и знал, что никуда Хосок за ним не поедет (особенно после того, как недавно Тэхён подставил их перед доном Хименес). Маячок надежды помог мужчине расслабиться. Ему ещё было, о чём переживать. О своём здоровье. О проблемах с законом и о проблемах с людьми вне закона. О дороге в Лондон. О загадочном имении Гейдлан-хилл и о чудовище, живущем неподалёку от него. Но вечер неумолимо перетекал в ночь, а тяжёлое одеяло из овчины всё приятнее давило на голые плечи. Тэхён хотел спать. И несмотря на ужасные обстоятельства последних дней — сон накатывал чистый. Умиротворённый. Тэхён не помнил, когда в жизни последний раз так сладко завладевали им грёзы. Боль и ломота в теле отступили. И если оставались ещё в мире вещи, о которых альфа думал, то и они были приятны ему. Позже эти мысли обратились во сны. Сегодня, к удивлению, Тэхёна не преследовали кошмары, где тень рвёт его на куски. Всю ночь он видел, как наяву, чёрные глаза маленького хозяина Гейдлан-хилл. Печальные и ласковые. Сияющие, будто горсти обсидиана на свету. Наблюдая за ними, Тэхён не замечал, что с полуночи и до самого рассвета под дверью раздавались шорохи. Кто-то бродил по коридорам, лестницам и комнатам дома. Плача, как ребёнок. Рыча, как зверь. И роняя на деревянный паркет из пасти капли зловонной слюны.

***

«Benjamin Wallfisch  - The Clubhouse»

Тэхён шёл к выздоровлению маленькими шажками. Он безвылазно лежал в постели следующие четыре дня, за исключением тех редких природных неприятностей, когда посещение уборной было уже жизненно необходимо. А на пятый день альфа стал привыкать к новому течению будней – меньше спал днём, всё свободное время посвящая скуке и самокопанию. В имении, как он и предполагал, не было электричества. Так что о телевизоре или хотя бы радио не приходилось мечтать. На первом этаже, по словам Сокджина, стоял старенький граммофон мадам Шедье. Тэхён всё ещё не мог свободно передвигаться сам, а просить кого-либо о помощи мужчине не позволяла гордость. С приходом вечерней темноты он прислонялся ухом к стене. Обычно пластинки начинали крутить часам к шести, и продолжалось это до девяти-десяти, пока постояльцы не отходили ко сну. Играл джаз — обладательница пластинок явно его любила. Эти несколько жалких часов делали Тэхёна самым счастливым человеком во вселенной, потому что без смены обстановки он бы совсем одичал. Богом забытый дом казался поразительно лишённым всякого удовольствия: альфа понятия не имел, как люди жили здесь и не скулили от тоски. Тэхён не всегда оставался в комнате один. Иногда заглядывал профессор Ким, чтобы наложить на ногу бинты, принести настойку для очищения лёгких или просто проведать, как любят это врачи. Случалось, Джин задерживался у него на полчаса или больше, увлечённо рассказывая о чём-то. И слушать его после затяжной всепоглощающей тишины было даже в радость. В процессе этих бесед (если беседой можно назвать диалог, в котором второй человек вставляет только «ага» между словами первого) Тэхён выяснил, что Джин тоже родом из Франции, но совсем не знает языка. А ещё он отлично владеет полевой медициной, поскольку раньше работал в местах боевых действий. Именно это помогло ему легко избавиться от пули у Тэхёна в бедре. Случайности не случайны. Гораздо более частым гостем в спальне мужчины был «маленький хозяин Гейдлан-хилл». Юнги захаживал строго по времени (он был очень педантичен). Притаскивал подносы с кашей или супом, порции которых постепенно становились меньше; и всегда — кофе. Бывало, замечая, как Тэхён встаёт с кровати, мальчик жестом доброй воли помогал ему доковылять до уборной, совмещённой с душем (такой же убогой, как и всё это разваливающееся здание). Но с самого вечера знакомства он никогда с альфой не заговаривал. Ни разу. Тэхён даже задумывался, всерьёз ли столь сильно мальчик обижен его поступками или просто у него трудный нрав. Больше склонялся, конечно, к первому. Но не считал, что должен просить прощения — и они молчали вдвоём, награждая друг друга презрительными улыбками. Альфе нравились его глаза... Каким бы ни было выражение лица мальчика, глаза оставались мягкими. Пылающими трепетным интересом к человеку, попавшему в его дом из совсем другого мира. Тэхён был уверен, что Юнги он симпатичен как мужчина. Потому что пару раз мальчик, жалея его, раненого и всеми покинутого, приходил за три часа до отбоя. Несмотря на обиды. Тэхёну он приносил подогретое молоко с мёдом. И, видимо, дожидаясь, пока мужчина закончит с полдником, разжигал камин. Сам же на время трапезы постояльца Юнги усаживался в кресло. А там увлечённо читал викторианские любовные романы — они, следовало признать, подходили ему и по духу, и по внешности. Сколько бы Тэхён ни убеждал себя, что ему не нужно общество этого странного, злобного, малолетнего и старомодного деревенщины, в такие дни он растягивал стакан молока настолько, насколько возможно. Каждое мгновение украдкой посматривал на маленького хозяина. И боялся получить встречный, разоблачающий взгляд... Коридор второго этажа представлял для человека, который проводил многие сутки в одном и том же помещении, объект повышенного интереса. Тэхён находился там недолго – по дороге в уборную и обратно; либо совершая короткие прогулки, чтобы не растерять прежнюю физическую форму. Ничего необычного: типичные для старых английских домов белые потолки, светлые обои. Над каждой дверью в спальни — отдельная керосиновая лампа. Тэхён удивлялся лишь тому, что комнат было невероятное количество, и изнутри имение выглядело внушительнее, чем снаружи. Ванная для всех гостей предназначалась только одна. К счастью, Тэхёну не приходилось пересекаться там с другими постояльцами — за целую неделю в Гейдлан-хилл он так и не познакомился ни с кем, кроме Юнги и Сокджина. Зато — о чудо — в ванной Тэхён недавно обнаружил единственное незаколоченное окно. Узкое, чем-то напоминающее люк. И после того, как состояние раны стало позволять мужчине неторопливо перемещаться без посторонних, он полюбил приходить туда в промежуток времени между обедом и полдником. Когда уже не хотел есть, но ещё не ждал появления в своей спальне Юнги. Тэхён следил за изменениями во дворе, надеясь, что объём снега уменьшится. Размышлял о возвращении в город. И о существе, затаившемся среди мшистых скал леса-великана. В последнее время, надо сказать, мужчина ломал голову о происхождении и реалистичности чудовища слишком часто. Время от времени он засиживался допоздна, и после полуночи разум начинал вытворять с ним злые шутки. Подкидывать пугающие звуки из-за стен, которые, — Тэхён уверен, — принадлежали соседям, но которые его же извращённый мозг считал за шаги лесного Дьявола. Даже скрип старых елей, качающихся по ветру на улице, казался приглушённым животным воем. Тэхён совсем забыл о предупреждении профессора не выходить из комнаты до рассвета. Он предпочитал думать, что игры сознания вызваны рядом причин, никак не связанных с тем, что он видел в чаще неделю назад. Но в такие ночи, шумные ночи, от страха Тэхён не мог сомкнуть глаз до самого утра. Гейдлан-хилл особо не вызывал доверия, и всё же, мужчина был благодарен Богу за эти каменные стены, приютившие его, отогревшие.

А ещё за окно в душевой.

— Вам погода нравится? Снег красиво блестит, когда выглядывает солнце. Тэхён отвлёкся от очередного разглядывания пейзажа, чтобы обратить внимание на источник звука в дверях. Шла вторая неделя пребывания его в Гейдлан-хилл. Если Сокджин не путал даты, наступило девятое декабря, вторник. И сегодня посиделки постояльцев на первом этаже начались раньше обычного — Тэхён понял это по мелодии граммофона, раздающейся с лестницы. Человек, которого по несчастному стечению событий занесло в душевую и который не постеснялся заговорить с Тэхёном первым, был очень низкого роста. Около пятидесяти дюймов. Его крошечное, с кулачок мужчины, лицо горело абсолютным счастьем, какое могут испытывать лишь дети возраста не старше семи лет. Мальчонка был симпатичным курносым ребёнком с россыпью бледных веснушек на впалых щеках и оленьими глазами. Омега или альфа — пока трудно сказать по внешности. Лет до двенадцати малыши сильно похожи между собой. Но судя по природной худобе и полному отсутствию робости, скорее альфа. На нём отчего-то поверх обычных, уже привычных Тэхёну в Гейдлан-хилл, старомодных портков и рубашки висела простыня, зашитая на горле одним стежком. Наверное, мальчик играл в разбойников и удрал от родителей, оставшихся в кофейне. Жаль, что именно в ванную. Тэхён не любил детей. — Ага, — сухо бросил мужчина. Он рассчитывал, что незаинтересованный ответ оттолкнёт чужака. Но ребёнок оказался не так прост и быстро сообразил, что Тэхён по натуре человек неплохой. Как раз тот, кому можно сесть на уши. — А мой отец не любит зиму. Говорит, что папе зимой всегда становится хуже. Хотя он и летом, знаете, болеет, — без капли скованности выдал мальчик всю свою подноготную. Он прошёл вглубь комнаты и, с трудом раздвинув руками шёлковые шторки ванны, уселся на её бортик. Сам Тэхён сидел на перевёрнутой корзине для грязного белья. В колючем свитере с высоким воротом и брюках. Он вновь посмотрел на пацана, как тот заговорил про папу. — Моя мать тоже болела, когда ещё была жива. — Но папа не умрёт, — прошептал малыш задумчиво, — Да и болеет он по-другому. М-м. Не кашляет, вот. Тэхён улыбнулся. Детская наивность – редкий дар. И хоть мужчина совсем не знал пацана перед собой, но искренне хотел, чтобы он как можно дольше не погружался во взрослые печали. Чтобы прожил жизнь, отличную от его собственной. Даже сейчас, задумываясь об отъезде из Гейдлан-хилл, Тэхён не загадывал, где встретит рассвет следующего дня. У него нет постоянного дома. И много ли с его «работой» таких «следующих дней» вообще предстоит? После всего, что он перенёс в лесу, будет глупо умереть в подворотне. — Я Камилло, — мальчик не понял причин для улыбки, но всё равно взаимно сверкнул верхними зубками из-под губ. Пока молочными, кроличьими. — Тэхён. — Мистер Тэ-Тэ, — подхватил Камилло моментально. Он перевёл взгляд от мужчины к малюсенькому окошку, где за стеклом буран в разные стороны гнул обледенелые прутья и сметал оставшиеся на кустах жёлтые листья. — Мне тоже нравится сюда приходить. Особенно в июле, когда просыпаются бабочки. — В июле? Ты живёшь в этом доме так долго? — Ага. Уже очень долго. Теперь ты тоже останешься с нами? Кадык мужчины неуверенно дёрнулся. Вопрос почему-то показался ему странным, хотя ничего излишне личного Камилло не спросил. — Съеду, когда подлатаю здоровье. Если смилуется погода. Мальчик лишь нахмурился в ответ. Но так же быстро, как появились, морщины у него на лбу разгладились. — Я, бывает, и ночью прихожу. Если отец не следит, — сменил тему Камилло. — Тогда следы Великого можно заметить на снегу под окном. Тэхёна прошибло дрожью. Глаза широко распахнулась, а рука, прежде почёсывающая затылок, внезапно и нервно взъерошила короткий волос. Его взгляд на Камилло стал пристальным, ожесточился. Но мальчик не обращал на это внимания — он был слишком увлечён тем, что происходит на улице. — Великого? — Ага. Мы все тут так его называем. Он выходит, как темнеет, и возвращается под утро. Ты никогда не слышал о Великом? Значит, Юнги всё же солгал о твари. С какой целью? Тэхён ничего не понимал. Откуда чудовище выходит и куда возвращается? Неужели в Гейдлан-хилл... — О том монстре... Монстре с чёрной шерстью? — мужчина приподнялся и, едва перебирая травмированной ногой, сделал шаг ближе к ребёнку. Его выражение лица, полное больного просветления, выглядело пугающим. — «Великий» – это чудовище, живущее в лесу, верно? Камилло рассмеялся, качая на весу короткими ногами. — Монстром Великого только тётушка Люси называет. И он живёт не в лесу. Тут, на чердаке. Юнни его кормит. Дыхание Тэхёна сделалось тяжёлым и прерывистым. Альфа не понимал, осознание чего подкашивало его сильнее: того ли, что существо, от которого он так упорно пытался спрятаться, всё это время поджидало его здесь; или того, что за проделками твари стоит Юнги. Чем, интересно, маленький хозяин Гейдлан-хилл кормит своего «питомца»? Не постояльцами ли? Кажется, Тэхёну повезло угодить в блядский дом блядских дьяволопоклонников! Что могло быть лучше! Он с самого начала убеждал себя: не стоит верить этим наигранно-невинным чёрным глазам. «Кофейня в лесу»! Такое глупое прикрытие тоже звучало подозрительно! Для чего только эти люди выхаживали его после болезни? Чтобы скормить существу мясо посвежее? Воротник промок от холодного пота. Тэхён положил руку пацану на плечо, и тот недоумённо взмахнул ресницами. — Расскажи о Великом ещё. — Почему вы спрашиваете? Тэхён на эмоциях сдавил Камилло посильнее — мальчик айкнул и скуксился. — Потому что мне важно знать. — Я не могу больше ничего рассказать... — Все вы здесь так говорите, — зло пробасил мужчина. — Продолжай. Опасаясь его тона и резко переменившегося настроения, Камилло вырвался. Тэхён даже не успел заметить, как ребёнок ускользнул и шмыгнул к дверям босыми ногами. — Меня отец ждёт! Я попозже к вам зайду, Тэхён... Честное слово! — Не смей даже с места двинуться, паршивец! — кричал альфа в бешенстве. Ринувшись за беглецом, он снёс боком корзину, на которой прежде сидел, а рукой едва не сорвал шёлковую шторку. Он, надо сказать, до слёз напугал Камилло своей неоправданной злостью на его безобидные рассказы. И, наверное, погоня могла закончиться плачевно для них обоих, если бы у Тэхёна не была прострелена нога...

***

Камилло оказался шустрым. В силу молодости, юрким. Он улизнул бы от здорового Тэхёна — что уж говорить о немощном, больном человеке, которого мужчина пока из себя представлял. Тем не менее, альфа дышал Камилло в затылок до самой лестницы, несмотря на хромоту и чудовищную боль, объявшую не только ногу — всё тело. Под конец длинного коридора Тэхён перестал понимать, зачем бежит за мальчонкой, когда следует бежать от него. Гораздо логичнее после выясненной информации было бы искать новые пути отступления из Гейдлан-хилл, неделю назад послужившему альфе «спасительным приютом». Найти в шкафу что-нибудь тёплое. Разбить стекло окна в спальне и стулом снести преграждающие путь доски. А затем, спустившись на морозный двор, ковылять, сколько хватит сил, по лесу. Если повезёт – выйти на дорогу, а если нет – закончить в пасти чудовища, услышавшего, что его жертва попыталась уйти из западни. При таком раскладе шансы на спасение у Тэхёна сводились бы к тридцати или, может, двадцати процентам. Однако мужчина упрямо рвался поймать пацана – чтобы вытрясти из него детали. Чтобы убедиться в своей правоте. Чтобы узнать, что всё это время, с самой ночи встречи с Великим, он не сходил с ума – его пытались водить за нос. Центральная лестница, которую до этого момента Тэхён ни разу не видел в глаза (он просто до неё не доходил), состояла из пандуса и двух винтовых блоков, разделённых пролётом. Чуть дальше от поручней на железных подставках стояли свечи – их головки пламенели в зимней вечерней темноте. Этого огня было мало, чтобы различать хоть что-то на расстоянии вытянутых рук. Камилло, давно привыкший к лестнице, преодолел её галопом и спустился в ясно освещённую залу первого этажа. Когда как Тэхён заплетался, насильно заставляя левую ногу шагать. И если часть ступенек он с задержкой, но успешно прошел, то на середине второго блока лестницы, что немудрено, запнулся. Катиться кубарем было чудовищно неприятно, но значительно хуже – открыть глаза после мрака в помещении ярком, как солнце. Да и лучше бы Тэхёну их не открывать – этот вывод он сделал, как только исчезла пелена ярости и адреналина. Трезвость рассудка накрывала медленно, точно расползалась под кожей инъекция препарата, полностью сжигающего артерии. На Тэхёна глядели шесть пар глаз: Сокджина, Юнги, плачущего Камилло и троих незнакомцев. Одной из них была пожилая женщина, воркующая в кресле у камина. Двое других – мужчины. Оба альфы, но тот, что старше, колясочник. Пандус на лестнице предназначался для него. — Это Тэ-Тэ, папа! — жаловался Камилло, прижимаясь к тому мужчине, что стоял ближе, на своих двоих. Сперва альфа просто держал мальчика за плечо, но как только маленький манипулятор начал рыдать – взял сына на руки. И, о чёрт, каким же человек был огромным! Первое время, мыча и пытаясь проморгаться, Тэхён обращал внимание только на его рост. После заметил брюки на подтяжках, свободную рубаху, осанку, подчёркивающую строгую выправку плеч. Не хватало только в этом проклятом доме гангстеру-Тэхёну связаться с полицейским или военным. Господь должен был пощадить его хотя бы раз. Всего раз за весь этот месяц. — Он расстроил тебя? — Я рассказал Тэ-Тэ про Великого, — всхлипнул Камилло. – И он схватил меня за плечо. А потом начал кричать и погнался за мной... Тэхён разительно ахнул, предполагая, сколько сил ему понадобится, чтобы одолеть троих взрослых альф и Юнги, если вдруг эти грёбаные дьяволопоклонники решат скормить его твари на чердаке прямо сейчас. — Вы правда погнались за ребёнком, сэр? — подал голос хозяин дома. Юнги стоял чуть дальше от лестницы, за столиком, напоминающим современную барную стойку. Разочарование в его голосе так возмутило Тэхёна, что он не смог ничего ответить. — За моим сыном, — исправил Юнги незнакомец. Его спокойствие заставило большую часть присутствующих тяжело выдохнуть через рот, а старушку в кресле-качалке – хихикнуть. Сначала Тэхён не сообразил, почему, но в следующие несколько мгновений испепеляющий взор большого человека обратился к нему. Альфа был очень схож с Камилло лицом, и их тесное кровное родство не вызывало сомнений. Однако, в отличие от черт мальчика, в глазах, чёрство поджатых губах, шраме и покатом носу его взрослой копии Тэхён не находил совсем ничего миловидного. На безымянном пальце правой руки незнакомца ярко сияло обручальное кольцо. И всё-таки, вздувшиеся вены на той же руке волновали Тэхёна куда сильнее. Юнги выбрался из-за стойки, поправляя передник. Желание вклиниться в конфликт возгорающихся от гнева альф смотрелось комично – хрупкая фигура и юный возраст явно уступали его смелости. — Этот человек ещё болен, Чонгук. Ты не должен срываться на нём из-за пустяка, — он встал между постояльцами и протянул Тэхёну руку. Альфа за неё не взялся – он никому из присутствующих не доверял. — У него проблемы с ногой, а я намерен сломать шею. Нет причин для спора. — Попробуй, – с вызовом бросил Тэхён. Профессор Ким, всё это время куривший трубку в дальнем кресле, вынул её кончик изо рта и закатил глаза. Ему требовалось срочно подбавить табаку, пока не поднялось давление. — Не надо бить, папа! – рыдал Камилло громче. Отец сдёрнул с его головы простыню, после чего ласково поцеловал взъерошенную макушку. Это абсурдное происшествие начало порядком надоедать зрителям. — Что произошло между вами двумя? – вклинилось в разговор пятое лицо. Мужчина в инвалидной коляске был наряжен в пёстрый фиолетовый костюм. С его переносицы съехали очки на квадратной оправе. Толстые увеличительные линзы сильно искажали внешность, однако Тэхён дал бы ему навскидку лет тридцать пять. Весь облик альфы будто кричал о высоком уровне эрудиции, и Тэхён так же предполагал, что это тот самый Намджун. Друг Сокджина, обожающий рассказывать скучные байки про железнодорожные станции. — Нет, спрошу иначе. Что вообще могло произойти между вами, молодой человек, и шестилетним мальчиком? — Камилло ведь и не скрывает, что рассказал мне о Великом. Вас, – Тэхён обращался ко всем, но смотрел почему-то только на Юнги. А тот на него, вздёрнув тонюсенькую черную бровь, – это нисколько не смущает? — А почему должно? — перебил говорящих маленький хозяин. Тэхён нахально ухмыльнулся. — Я прямо сейчас вызову копов, сукины дети, если не отправите меня в город. — Попробуй, — теперь была очередь Чонгука бросать вызов. — Здесь нет даже телеграфа. Напиши письмо мамочке и отправь почтовым голубем, слюнтяй, — он вновь повернулся к сыну. — Чем ты так сильно напугал это трусливое отребье, Камилло? Я ведь просил не донимать гостей. — Не знаю, папа! — искренне оправдывался ребёнок, страшась гнева отца. — Я сказал, что Великий живёт на чердаке и уходит по ночам! И что Юнни кормит его. Ничего больше не говорил! — Будто мало того, что вы держите в доме гигантского монстра, напавшего на меня в лесу! Грёбаные сатанисты. — Что такое «сатанисты», Намджун? — уточнил Чонгук. Вместо голоса Намджуна раздался совсем иной. — Парень сказал, что в тебе нет ничего святого. Никто ещё так точно тебя не описывал, — засмеялась старушка. Но, поймав разъяренный взгляд мужчины, сунула в рот квадратик сахара и отвернулась. В зале поднялся целый гул брани, в эпицентре которого находились Чонгук и Тэхён. Один альфа клялся, что его уже ищут в Лондоне. Называя Гейдлан-хилл «проклятой забегаловкой чертей и сектантов», Тэхён обещал сжечь это место дотла. Второй же альфа грозился прострелить своему оппоненту охотничьим ружьём единственную полноценно ходящую ногу, если тот ещё раз приблизится к Камилло. Трио Сокджина, Намджуна и старухи благоразумно перешёптывалось в стороне. И только Юнги молчал. Его нежно-белое лицо тем сильнее пунцовело от злости, чем дольше длились заведомо обречённые на провал разбирательства. — Прекратите! — не выдержал мальчик в одну минуту. От его звонкого визга с полов, скатертей и штор поднялись клубы пыли. Юнги так редко выходил из себя, что в комнате воцарилась почти идеальная тишина, прерываемая лишь скрипением граммофона. Пластинка с записью «Summertime» Луи Армстронга играла уже по третьему кругу. — Это моя кофейня. Это моя кухня. И все вы должны престать портить мой вечер! Хватит реветь, Камилло! Мальчик, широко распахнув красные глаза, тут же остановил поток всхлипов. О его недавней истерике напоминала теперь лишь икота. — А вы, — зашипел Юнги на Тэхёна. — Главная катастрофа этого дома, сэр! И поверьте, не будь во мне столько желания призреть вас, тягостно болеющего, я бы и впрямь давно отправил вас в Лондон пешком. А во мне самом в тот момент не проснулось бы ни капли стыда! Потому что вы, сэр, Богом клянусь, сумасшедший! Почему-то на слове «сумасшедший» Тэхён заметил, как лицо Чонгука, стоящего неподалёку, из злобного превращается в тягостно-задумчивое. Он не придал этому значения – продолжил смотреть на Юнги, по-прежнему сидя у подножия лестницы. Хозяин отчитывал провинившихся постояльцев так торопливо, что даже одного слова вставить в его речи было некуда. — Вы испугались Великого, потому что приняли его за чудовище, которое привиделось вам на предсмертном одре в лесу? Знаете, сэр, Камилло всего шесть, но даже он давно не верит в сказки! — И чем тогда ты объяснишь это? Кто такой ваш чёртов «Великий»? — сокрушался альфа. Он был уверен в себе настолько, что не слышал хохотков за спиной. Не видел виновато сияющих глаз Камилло... Ноздри Юнги раздувались от раздражения, и всё-таки на объяснения он не скупился. Мальчик протиснулся дальше в зал, вновь зашёл за столик, на котором стояли грязные чашки, блюдца с угощениями и кофейная турка. Разувшись, он встал на носочки. С третьей попытки открыл верхний ящик своей кухоньки. Оттуда – о Господи – выглянула помятая чёрная морда кота. Животное было недовольно тем, что в его обособленный мир вторглись без приглашения. И, косо смерив бордово-карими глазами присутствующих, кот спрыгнул прямо омеге на плечи. Взгляды его и хозяина синхронно обратились к Тэхёну. Мужчина молчал. Это казалось ему шуткой. — Но ведь... — зашептал на ухо отцу Камилло. Чонгук покачал головой, и ребёнок понял родителя с полуслова. Он больше ничего не сказал. Со стороны Тэхён чем-то напоминал человека, по которому проехался поезд. Не столько от дробящей каждую косточку, каждый хрящик боли в теле, сколько от шока, который испытывал. Кот? Да, конечно, у животного чёрная шерсть, он может выходить из дома, жить на чердаке и питаться приготовленными Юнги угощениями, но... Кот? Неужели Камилло о нём рассказывал ему так заговорчески? И не то чтобы Тэхён легко верил объяснениям Юнги, которого ещё минуту назад считал колдуном или отчаянным преступником. Но взгляды постояльцев Гейдлан-хилл, собравшихся в кофейне на первом этаже, казались насмешливо-спокойными – все эти люди не производили впечатления безумцев. Наверное, каждый был странноват, и все они, без сомнения, Тэхёну не нравились. Однако, если «Великий» действительно обычная облезлая кошка, самым опасным из разношёрстной толпы был он сам. Гангстер, которому Юнги и Сокджин помогали всю неделю, и которых он нарёк «сатанистами». Ну или Чонгук с его блядским ружьём – теперь оно грозило Тэхёну бесповоротно. — Вот Великий, — уточнил Юнги на всякий случай. — Он старше меня и действительно живёт на чердаке. Ему нужен должный уход. Но вряд ли, сэр, Великий преследовал вас той ночью в лесу. Из-за возраста у него повыпадали зубы, а те, что ещё остались, искривились. Он ест только овсянку. Очень редко – мышей. Если хотите, можете даже проверить пасть, чтобы сегодняшней ночью вам слаще спалось. Или вы, сэр, по-прежнему хотите бежать в Лондон через буран? Тогда я открою входные двери и- — Прости, я... — перебил Тэхён. Он хотел подпитать свои извинения более выразительными оправданиями. Но в данной ситуации лишние слова стали бы неуместными. Альфа поднял взгляд к Чонгуку, на руках которого, обнимая отца, точно мартышка, висел Камилло. Сердце от каждого взмаха влажных ресниц разрывалось в стыде и раскаянии. Он правда чуть не начал пытать ребёнка? Тридцатилетний лоб, за плечами которого пятнадцатый год криминального услужения? Невероятно. — И ты прости меня, Камилло. — Засунь свои извинения... — начал было угрожающей тенью его свирепый отец, когда профессор Ким положил ладонь тому на плечо. Никто не услышал, как тот подошёл, потому что Сокджин обладал удивительной привычкой ступать на носочках ботинок. — Оставь парня, Чонгук. Ему пришлось несладко. Я ведь тоже страшно параноил, когда попал сюда – первое время место вызывает только – прости, Юнни, – желание повеситься. Да и господина Ким Тэ лихорадит пятые сутки. Привидится что угодно, тут даже шестилетний ребёнок покажется врагом! Речь не оказала на Чонгука впечатления, на которое Джин рассчитывал. Вырвав плечо из-под чужого касания, мужчина ухватил сына покрепче под бёдра и ступил на лестницу, обогнув Тэхёна стороной. Видимо, час «приятных бесед» для их семьи закончился в ту же минуту. — Грех колотить убогих, но, видит Господь, я пойду на это, если увижу тебя вблизи Камилло ещё раз. И причешись. Огородное пугало. С комплиментом причёске Тэхён остался не согласен, однако в дискуссии вступать не решился. В отличие от родителя, удаляясь на руках Чонгука, Камилло успел задорно дёрнуть мистера Тэ-Тэ за прядку волос. Тэхён повернулся, и они оба незаметно улыбнулись друг другу. Печально улыбнулись. Кажется, юный разбойник простил отчаявшегося напарника. Чего не скажешь о Юнги. Пока Сокджин тащил Тэхёна, пуще прежнего хромающего после падения с лестницы, чтобы усадить в кресло, маленький хозяин глядел на них волком. Как и кот, грозно восседающий на его хрупком плече. Следовало полагать, что их с Тэхёном «вечера молчания», стакан горячего молока и викторианские романы – всё невозвратно кануло в прошлое.

Тэхён   0:1   Гейдлан-хилл

***

«Louis Armstrong and Ella Fitzgerald - Dream a Little Dream of Me»

Тэхён подкожно ощущал, что с его появлением в кофейне разговоров поубавилось. Возможно, постояльцев просто ввёл в ступор произошедший инцидент, а возможно, они не доверяли мужчине так же, как и он им. Всё-таки, окончательно завязать этим людям языки не смогли ни скандальный уход Чонгука, ни новые уши. Уже через несколько минут всё в помещении вернулось на круги своя: Юнги чистил кружки, а Намджун и Сокджин оживлённо обсуждали эквилибристику. Из их спора Тэхён выяснил, что старший альфа посвятил цирковому куполу всю жизнь и, вероятно, сел в своё инвалидное кресло из-за очередного номера. Следовало полагать, неудачного. А ещё Тэхён понял, что отношения между этими двумя куда более глубокие, чем он полагал изначально... — Канатоходцы – люди-птицы, Сокджин-и! Приземлённому человеку не дано понять их тонкой тяги к высоте. К искусству, — утверждал Намджун, с благодарностью перенимая из рук Юнги чашку цитрусового чая. — Ну надо же! — воскликнул профессор Ким в привычной себе шумной манере. — Сбитый горный орёл. Не натёрло тебе кресло твоё искусство? Тэхён незаметно усмехнулся. — Ты разбиваешь мне сердце, душенька, — наигранно серьёзно возмутился мужчина в ответ. — Скажите хоть вы ему, Тэхён. Но Тэхён, явно не готовый после всего пережитого к общению, не стал вклиниваться ни единой буквой. А его мнение, наверное, было и не слишком нужно – Намджуну с Сокджином сполна хватало нестихаемого внимания друг друга. Их связь, глубоко личная интеллектуальная близость двух альф, выглядела уникальной и, с точки зрения Тэхёна, – слегка неправильной. Но мужчина был далёк от тех, кого волнуют чужие симпатии. К тому же, Намджун и Джин тоже не были похожи на людей, которых беспокоит чьё-либо мировоззрение. Они наслаждались беседами, забыв о присутствии посторонних. Время от времени Тэхён даже завидовал их общей энергетике. Доктор Сокджин Намджуна заметно зажигал – рядом с ним мужчина не чувствовал себя заложником собственного тела. Он был далеко за гранью физической оболочки. Закончилась их дискуссия тем, что Джин назвал мужчину старым дураком и вновь прикурил трубку, а Намджун, неизвестно, с чего вдруг, разразился очередной своей лекцией про поезда, маршруты и станции. Его монотонные речи правда утомляли, и Тэхён не представлял, как можно терпеть это на регулярной но основе. Но остальные привыкли. — Что, Чонгук напугал тебя, мальчик? — заговорила с ним единственная в помещении женщина. Старушка качалась в кресле, пожёвывая сахар. Пламя из печи отбрасывало тени на её очень ярко накрашенное лицо. Тональный крем подчёркивал морщины, а её это «мальчик» звучало весьма вульгарно. Тэхёна никто не называл мальчиком вот уже двадцать лет. — Он и впрямь злобный Дьявол! А зимой становится ещё угрюмее. Но, знаешь, если бы на меня обвалилась такая скучная доля ответственности, я бы тоже была горгульей. Мужчина не понял, о чём она говорит. Или не хотел понять. Старушка с придыханием грызла кубик, отчего мушка над губами забавно двигалась. Не оставалось сомнений, что Шедье, обладательница джазовых пластинок и граммофона, – именно она. — Мадам Шедье, полагаю? — альфа из вежливости протянул ей руку. — Тэхён. — Люси, – та вложила свою ладонь в чужую и сильно огорчилась, когда Тэхён пожал её вместо «более уместного с дамой» поцелуя в запястье. – А ты симпатяга. Мужчина криво улыбнулся. Когда Люси Шедье отвлеклась на жар печи, он отсел подальше к другому подлокотнику кресла, чтобы их полюбовное знакомство ограничилось одним «симпатяга». Тэхён не был уверен, что потянет... Интерес такой авторитетной женщины. Его собственный в это время привлекал совсем другой человек. Юнги суетился на кухоньке. Устройство зала казалось немного усовершенствованным с тех пор, как дом построили, но он всё равно сохранил дух английских имений девятнадцатого века: деревянные стулья, обшитые бархатом кресла, ковры и длинные присборенные шторы. Наверное, такая тематическая кофейня могла бы пользоваться спросом, перевези её чуть ближе к городу. Однако, хозяина устраивали те скромные деньги, которые он выручал, сдавая в аренду комнаты наверху. Полное отсутствие всех благ современности Юнги тоже не смущало: мальчик заваривал молотые зёрна кофе в турке на печи. И, к удивлению, сколько бы Тэхён ни пробовал, напитки всегда получались удачными. Сегодня своих услуг хозяин альфе не предлагал. Он и прежде, следует вспомнить, с Тэхёном не говорил, а сейчас, если и смотрел в его сторону, то с такой пламенной искрой презрения, что внизу живота сворачивался узел тошноты. Мужчина был удивлён тем, что Юнги – единственный, придавший сегодняшнему происшествию значение. Тэхён ждал осуждения своей глупости от большего числа человек, но в Гейдлан-хилл сумасшествие приравнивалось к обыденности. Здесь все безумны и нормальны по-своему. Здесь самые странные выходки в порядке вещей. Однако, Тэхён испытывал укол вины. За устроенную сцену и за испорченный вечер. За то, что сделал Юнги больно, схватив его за руку две недели назад. За то, что нашёл в его заботе не существующий злой умысел. Вина изъедала альфу хаотично. Беспорядочно. То она исчезала в нём под гнётом горделивых установок, то накатывала заново вдвое сильнее. Чёрные глаза вживляли суматоху в его душу. Хотя Тэхён совсем не понимал, почему маленький хозяин Гейдлан-хилл так волнует его, – они ведь совсем не были близки, – мужчине хотелось подпевать словам Армстронга, льющимся с пластинки:

Stars fading but I linger on dear

Звезды исчезают, но я остаюсь, дорогая,

Still craving your kiss

И жажду твоего поцелуя.

I'm longing to linger til dawn dear

Я хочу остаться до рассвета,

Just saying this

Просто повторяя:

Sweet dreams til sunbeams find you

Предавайся мечтам, пока тебя не найдут солнечные лучи,

Sweet dreams that leave our worries behind

Предавайся мечтам, которые оставляют все твои заботы в прошлом,

But in your dreams whatever they be

Но в своих мечтах, куда бы они ни унесли,

Dream a little dream of mе

Помечтай и обо мне немного...

Тэхён проследил за тем, как Юнги вытер о передник грязные ладони. Рубашка с рукавами-фонариками делала его фигуру ещё более воздушной и мягкой – он парил над посудой, влюблённый в своё занятие. Это имеют в виду люди, когда говорят, что, если работа тебе в удовольствие, ты не задумываешься о финансах? У Тэхёна, к сожалению, никогда такого не было. Глаза метнулись от грациозных худых кистей к родинке на подбородке, маленькому носу, серёжкам с фианитом в ушах и, наконец, пушистым ресницам. Мужчина вязко сглотнул, когда хозяин имения посмотрел на него в ответ. Зрительный контакт, подпитанный взаимным увлечением и таким же явственным взаимным раздражением продлился очень долго. Настолько долго, что Тэхёну стало трудно отрицать: омега, которого он считал ребёнком и захудалым деревенщиной, поднимал в его груди шторма. Разбалованный интрижками и романами на Сицилии, Тэхён ни разу не сталкивался с чем-то подобным. Когда не можешь прикоснуться и заговорить, когда ничего о человеке не знаешь, когда не смеешь даже на мгновение подумать о грязном, пошлом, – а притяжение между вами всё равно существует! Бьёт током пальцы, точно оголённый провод. Пугающее чувство. Такое же пугающее, как весь Гейдлан-хилл. — Ну всё, ты разошёлся, мосье́, — терпение Сокджина иссякло. Он поднялся на ноги и, зажав трубку между зубами, подошёл к коляске Намджуна. — Время к одиннадцати. Поговоришь наедине с собой в спальне. Тэхён попытался не дать глазам Юнги сбежать от себя вновь, но тот намеренно не замечал его стараний. Он отвернулся к другим постояльцам, заставив и альфу тоже поднять голову в их сторону. — Но ведь я только добрался до самого интересного! Коническая форма колёс! Сокджин-и, разве это не жестоко, пользоваться моим беспомощным положением, чтобы так рано увозить наверх? — профессор Ким тяжело вздохнул и, убрав поручень, удерживающий коляску на месте, покатил её к лестнице. Намджун же к тому моменту смирился с неизбежным. Теперь его волновал совсем другой вопрос. — Душенька, неужели ты не останешься на ночь? И совесть позволит тебе бросить меня одного? — Я лучше выпью ртути, чем обреку себя на твоё общество в ближайшие двенадцать часов, — признался Сокджин искренне. Он остановился, чтобы (на мгновение вызвав у Тэхёна укол какой-то ядовитой ревности) поцеловать маленького хозяина в щёку на ночь. Кажется, все постояльцы – близкие товарищи. Сколько же эти люди живут здесь? — Не работай до рассвета, Юнни. А вы, Ким Тэ, не бодрствуйте допоздна. Иначе опять что-нибудь привидится. Вы ведь помните правило? В комнате после полуночи. — Да я не... — Ох, мадам Шедье уснула, — специально перебил Джин, чтобы не затягивать с разговорами. Они с Намджуном уже въезжали по пандусу на вторую часть лестницы и медленно скрывались из виду. — Всем дивной ночи! Тэхён обречённо откинулся на спинку кресла. Ворот колючего свитера щекотал кожу шеи. Не сильнее, чем его нервы щекотали все окружающие. Кивком сопроводив уходящих, Юнги изучил тех немногих существ, что ещё оставались на первом этаже. Кота, давно перебравшегося с его плеч на коврик, Тэхёна и Люси. Старушка задремала. Хозяин, убедившись в этом, подошёл ближе, чтобы убрать с колен гостьи сахарницу и накрыть женщину пледом, по обыкновению сложенным на спинке кресла-качалки. Затем он поднял лапку граммофона, прекращая музыку. Зал погрузился в тишину. — Она не похожа на простую бабулю, — осторожно завязал диалог Тэхён. Юнги очень явно не хотел отвечать, но игнорировать ему не позволяло строгое воспитание. — Люси была танцовщицей кабаре. До сих пор не может забыть прошлого. — Кабаре, — помычал альфа. — Вроде Мулен Руж? — Я не знаю, что такое Мулен Руж, — зло отмахнулся Юнги. Он присел у печи и, поворошив поленья в ней чугунной кочергой, поднял вверх какой-то рубильничек. Этим действием жар от печи можно было направить на второй этаж. Обычно как раз к этому времени в камине спальни Тэхёна загорались сухие деревяшки. — Необычные у тебя арендаторы. Доктор, бывший эквилибрист, танцовщица и, сдаётся мне, полицейский. — Генерал, — поправил Юнги без энтузиазма. Морщин на лбу Тэхёна стало на порядок больше. — Тот ещё собрался народ... — Сокджин уже доложил мне, что и вы не так просты, сэр, — мальчик обернулся столь резко, что лозы кудрей хлестнули его по щекам. Тэхён мысленно проклял профессора. Чёртов сплетник. — Если беглому преступнику не по вкусу наше скучное консервативное общество, он может оставаться в комнате, за которую платит, до самой весны. И никто не потревожит его покой. Хозяин вновь вернулся к огню. Было что-то не менее пламенное в его язвительности и почти детской обидчивости. Алый свет вблизи поглощал вытянутые щёки. Аккуратный нос Юнги подрагивал то ли от неприязни, то ли от тепла раскалённых докрасна камней печки. Наверное, разговаривать с Тэхёном ему постепенно надоедало, и всё же мужчина склонялся к тому, что, если бы этот своенравный омега искренне желал уйти – он сделал бы это тут же. — А что насчёт моего общества? — Тэхён сложил ладони на животе. Приходилось говорить шёпотом, чтобы не разбудить Люси. — Тебя оно раздражает? — Вам пора подниматься к себе, сэр, — выпрямившись, сменил Юнги тему. Он сделал шаг к чужому креслу, чтобы помочь мужчине встать. Тэхён оказался хитрее. — Ты не ответил, — альфа обхватил его пальцы. Совсем ненавязчиво: лишь чтобы привлечь внимание, а не удерживать. Не так, как сжимал эту руку в предыдущий раз. Юнги почувствовал шероховатую кожу своей, не знавшей работы грубее кухонной. Он остановился, с трудом подбирая выражения. Однако, вырывать ладонь из хватки не торопился. — Вы ведёте себя отвратительно. Распускаете язык и, клянусь, ни разу в жизни ни от кого я не слышал таких грязных ругательств. А ещё вы посчитали, что я ведьма или, может, одержимый, и собираюсь скормить вас какому-то... Лесному монстру! Иногда мне правда кажется, что ваши навязчивые грёзы вызваны не лихорадкой, а проблемой посерьёзнее, — указательным пальцем Юнги стукнул себя по темени. Тэхён с лёгкой улыбкой и без гнева снёс каждое слово. На что сердиться? Маленький хозяин совершенно прав: после случившегося в чаще он совершенно потерял голову. А к хамству склонен от рождения. — Но ты всё ещё не ответил. Трепет рук и вкрадчивость выражений мужчины Юнги слегка смягчили. Он никак не мог понять, в чём подвох, почему Тэхён настойчив. А главное: на чём именно настаивает? Мальчик шумно выдохнул. — Что вам от меня нужно, сэр? — Я не знаю, — в голосе сквозила честность. Разговор, напитанный запахом кофейных зёрен и золы из печи, получался сокровенным. Глубоко личным. Тэхёну стесняться этого было не по статусу, он давно не мальчик. Зато Юнги, слишком заметно кусающий изнутри щёки, скрывал за волосами след румянца на кончиках ушей. Они были далеки от влюблённости и даже дружеских отношений. Просто что-то, сидящее внутри, изнуряло обоих. Толкало ближе. — Те книги, что ты обычно читаешь. Хочу понять, о чём они. — Вряд ли вам понравится. — Прочитай мне что-нибудь, — наконец выпалил мужчина. Это мало походило на извинения за его поступки. Но первый шаг к долгожданному перемирию он всё-таки совершил. — И что я получу взамен? Тэхён растерялся. При нынешних обстоятельствах ему было нечего предложить. — Мою компанию? Юнги сделал шаг в сторону, но альфа подался вперёд, чуть крепче придерживая в руке его пальцы. Закатив глаза, омега прочистил горло. — Мне нужно взять книгу. Выберу на своё усмотрение, так что постарайтесь не заснуть, даже если вам будет очень скучно, сэр. Я смогу уделить вам не дольше часа. До полуночи. Бледная ладонь ускользнула так же быстро, как исчезла из зала тень скрывшегося в коридоре омеги. И хотя Юнги дал добро скорее со снисхождением, чем с удовольствием, Тэхён был очарован его согласием. Бурлящее в венах тепло ничто не могло омрачить.

***

В тот вечер Юнги начал читать ему «Джейн Эйр». Омега сидел на стульчике рядом с креслом и старался произносить с выражением каждое предложение, выругивая Тэхёна, как строгая гувернантка, если тот смел отвлекаться. Иногда мужчина позволял себе неосторожность назвать текст или слог книги слишком трудными. И тогда Юнги совсем ожесточался, доказывая альфе, что Шарлотта Бронте – это литературная классика. Тэхён не спорил. Он не знал, кто такая Шарлотта Бронте. Кроме того – ни разу не держал в руках печатных произведений после нескольких лет в школе, которую не закончил. Большую часть времени, откинувшись на спинку кресла, мужчина получал удовольствие, просто наблюдая за хозяином дома. Слушая его голос. Улавливая оживлённый интерес, которым горели крошечные чёрные монетки глаз Юнги, если тот добирался до своих любимых эпизодов. Тэхён легко терял нить сюжета и так же легко возвращался к ней снова, если омега задавал короткие вопросы на внимательность. Мужчина не лез из кожи вон, чтобы выглядеть увлечённым, и всё-таки у него получалось угождать Юнги редким для их взаимоотношений послушанием. Книга не представляла для Тэхёна той ценности, какую вкладывал в неё мальчик. Ему запомнилась одна только фраза: «Мои глаза не повиновались мне, они то и дело обращались в его сторону и останавливались на нем. Смотреть на него доставляло мне глубокую радость - волнующую и вместе с тем мучительную, драгоценную, как золото без примеси, но таящую в себе острую боль. Удовольствие, подобное тому, какое должен испытывать погибающий от жажды человек, который знает, что колодец, к которому он подполз, отравлен, но все же пьет божественную влагу жадными глотками.»       И этой фразой легко описать чувства, что Тэхён испытывал. Он вернулся в спальню за десять минут до полуночи, окрылённый, как подросток, и не менее уставший. В маленькой, как чулан, комнатке, одиноко горел зажжённый камин. Пока снимал вещи, мужчина понял, что забыл о боли в ноге — при том, что поднимался по лестнице, хромая. Забыл о загадочных, не вызывающих доверия жильцах Гейдлан-хилл. Забыл о монстре, в которого по-прежнему (но теперь менее одержимо) верил. И когда ложился в постель, забираясь под тяжёлое одеяло из овчины, Тэхён упрямо не хотел думать ни о чём, кроме «Джейн Эйр» голосом Юнги. Он надеялся, что сумеет добиться от омеги хотя бы объятия, прежде чем прекратится декабрьский буран, а его тело окончательно окрепнет. Прежде, чем Тэхён покинет Гейдлан-хилл и улетит из Англии во Францию. В ту ночь, то посмеиваясь над своим конфузом с кошкой, то вновь будоража себя мыслями о чёрных глазах, Тэхён предпочитал засыпать, не обращая внимания на скрипы под дверью. Однако, напрасно. Там, в коридоре, тихим на грани писка шёпотом, маленький хозяин имения спрашивал у Чонгука: — Ты уверен, что Камилло ничего больше не сказал Тэхёну о Великом? И альфа отвечал ему кивком. А над их головами звонко потрескивали под лезвиями когтей полы чердака. Чудовище, спрятавшееся в его стенах, скреблось и выло, бодалось и рычало, выбираясь наружу. Его не могли сдерживать люди или Боги. Оно существовало вопреки всему привычному мироустройству. О нём знали лишь семеро жителей кофейни в лесу.

И восьмой.

Тэхён, теперь навечно запертый в Гейдлан-хилл.