Лимонно-малиновый сироп

— Ты же всегда ненавидел малину… — задумчиво тянет Феликс, рассматривая то, с какой жадностью его брат уплетает миску свежих и сочных ягод. Зрелище странное и даже немного дикое. Острые зубья вилки безжалостно протыкают нежную ягодную мякоть, выпуская на тарелку тёмный, словно кровь, сок. — Не помню такого, — уклончиво бурчит Минхо, затыкая самого себя новой порцией «убитых» ягод. Феликс косится на него недоверчиво, но спорить не собирается. Минхо странный. Всегда вообще-то, но последнюю неделю точно намного больше обычного. Младший альфа морщит нос — агрессивная лимонная кислота Минхо отравила всё кухонное пространство, будто бы тот был в активной фазе гона, хотя других его признаков, кроме удушающего феромона, не было. Это всё… странно. Да и эта малина… Феликсу она уже снится в кошмарах. Вся их квартира пропахла её душистым ароматом, их холодильник забит ей, а полки ближайших продуктовых пустуют до нового привоза — Минхо скупил всю малину в округе. Феликс недовольно осматривает его малиновые запасы и закрывает холодильник, открывая себе вид на то, как жутко ягодная «кровь» стекает с влажных губ Минхо на подборок. Феликс кривится брезгливо, и, хватая свой йогурт, собирается покинуть кухню, думая, что это всё его не касается. Очередное безумство его безумного брата. Или, может быть, очередной спор с его придурковатыми друзьями. Кто знает? Феликс уходит, но, если бы остался, возможно, услышал бы о дурацком столкновении брата с богемным альфой с художественного отделения в коридоре института. Минхо даже имени того неуклюжего и манерного павлина не знает, но вот уже неделю не может выкинуть из головы его светлые глаза и яркие перья разноцветных волос. Как и чужой естественный запах, что, прорвавшись сквозь химическую завесу красок и растворителя, туго забил рецепторы носа. Альфы почти не чувствуют феромоны друг друга, ощущая те лишь в периоды гона, да и тогда они ничего, кроме раздражения и отвращения, не вызывают. Но феромон того парня… Минхо думал, что задохнётся от сбившего его с ног (во всех смыслах) запаха спелой лесной малины, оседающего на языке чистой горечью малиновых листьев и землистым ароматом влажной почвы, которая так нужна этой ягоде для созревания. Совершенно неожиданный аромат для альфы, но невозможно приятный. Вкусный. Он был таким ярким и насыщенным, что в тот момент Минхо показалось, что он упал прямиком в запашистые и колючие малиновые кусты, а не в объятия другого альфы. Дышать было нечем, чужой феромон заменил кислород, и Минхо едва смог подняться на ноги. После того столкновения всё было как в тумане, но тяжёлые налившиеся яйца и крепкий стояк Минхо ощущал явственно. Явственней этого была лишь бьющая его по голове паника. У него встал. На альфу. Отправляя последнюю ягоду себе в рот уже руками, раздавливая её прорезавшимися клыками и чувствуя её опьяняющий сок у себя на языке, Минхо закрывает глаза. Сознание воссоздаёт чужой яркий образ, рецепторы улавливают фантомные ноты ягодного феромона, а в голове раздаются громкие ругательства, что недовольно сыпал тогда тот альфа своими непозволительно соблазнительными губами, толкая его в грудь, стараясь спихнуть с себя. Мало. Слишком мало. Хорошо, что Феликс ушёл. Ему бы не понравилось видеть то, как безумно, по-звериному его брат принялся вылизывать тарелку от малинового сока, словно дикая голодная кошка. Минхо и сам ненавидит себя в это мгновение, но остановиться не может, продолжая широкими мазками языка очищать холодную тарелку, представляя вместо неё что-то горячее и влажное… Каково бы было слизывать этот сок с чужого тела? Вязкое удовольствие, стекая по пищеводу в желудок, собралось малиновым концентратом внизу живота, а летняя духота стала совершенно невыносимой. Что-ж, Минхо уже знает, куда отправится из кухни. Последнюю неделю график посещения душа заметно изменился… Стояк в штанах стал перманентным. Чувствуя широкой спиной хлёсткие и горячие струи воды и пробегая своей не крупной, но сильной рукой по напряжённому и ноющему члену, Минхо представляет чужую — большую, с красивыми длинными пальцами, украшенную кольцами и браслетами (и когда только успел рассмотреть?), и в забытье иррационально тянется другой рукой за спину, чтобы влажными от геля пальцами жадно толкнуться в собственный зад. Тугие мышцы расступаются неохотно, тут же крепко обхватывая две фаланги. Болезненное вторжение слегка отрезвляет, и Минхо пугается самого себя. — Сука… — шипит он гневно, ошарашенно рассматривая свои мокрые пальцы, будто не веря, что только что хотел себя ими трахнуть, представляя того малинового альфу. Это похоже на помутнение. Падение в пропасть. Или столкновение с каменной стеной на большой скорости. Минхо выкручивает кран в другую сторону и ещё долго стоит в душе, надеясь остыть под ледяным потоком. Получается плохо. Он не понимает самого себя, чувствует раздражение и смятение от своего безумного наваждения и бьёт себя по щекам, желая сбить с себя одурь возбуждения. Нормальные альфы себя так не ведут. Они трахают мокрых и податливых омег, но никак не желают подставляться сами. Минхо знает, что это неправильно, но не знает, что с этим делать. Чего он не знает ещё, так это того, что тот неведомый обладатель малинового шлейфа в это же время глушит скулящие стоны, прыгая как течная сука на резиновой игрушке в своей общажной комнате, и уже неделю давится кислыми лимонами, даже не стараясь смягчить их резкий вкус сахаром или мёдом. Потому что в природном аромате Минхо сахара нет…