Не рычи

— Вчера на курорте у меня было шестеро клиентов, — бодро вещал Малфой в центре собственного разгромленного кабинета. Руками размахивал, сверкал антрацитовым взглядом, улыбался ехидно. — Если не считать суповой набор с прошлого месяца… — Можно прекратить так называть усопших? — подал голос Макмиллан, который с самого утра был мрачнее тучи. — И это не курорт, а морг. Малфой с шумом втянул остатки коктейля. Причмокнул. Запустил стакан в мусорную корзину в виде лошадиной задницы, которая поймала его, приподняв хвост и громко заржав. — Для кого как, — пожал плечами Драко, который с момента освобождения лучился торжеством и исходил ядом. — Впрочем, с вашими скудными компетенциями постараюсь быть точнее. Где-то около полуночи я отошел за кофе. Вернулся и обнаружил погром, пропажу бродяги и предварительного заключения… — Куда ты ходил за кофе? — прервал Поттер, ловя мелькнувшую на малфоевском лице тень. Когда-то давно в аврорской академии ему говорили, что у него отличная интуиция — он буквально чувствовал, что что-то не так, предугадывал атаку за секунду до летящей в грудь зеленой вспышки и тени на лицах считывал мгновенно, больше подсознательно, чем ориентируясь на сложные психологические науки. Гарри в собственные таланты верил слабо — в отличие от Хога, где заунывные ретроспективы гоблинских войн навевали непроходимую тоску, в академии он вгрызался в учебники, изучал день и ночь воспоминания авроров о допросах, наблюдая и подмечая детали. Тренировал память и тело почти на износ. Интуиция — вот бы Трелони удивилась! — была скорее бонусом бессонных ночей над учебниками, эдаким изворотом подсознания, подкидывавшего не предчувствия, а неосознанные факты. — В Мунго. — Пешком? — Да. Люблю размяться, знаешь ли, — с вызовом бросил Драко. Поттер вызов проигнорировал. Интуиция, откуда бы она ни взялась в его сознании, не подвела, и подключилась логика. Малфой, этот напыщенный тощий придурок, красующийся на месте преступления, очевидно, врал, и это было странно. Кофе в Мунго отвратительный, пережженный и горький как сухая полынь — это знали все. Идти туда, да еще и пешком несколько пролетов, идея крайне сомнительная. Особенно, когда в кабинете крематорий-камин, который доставит в любую магкофейню. Быстрее и вкуснее. Прогулка по полупустым ночным коридорам морга и больницы, конечно, могла быть вполне в духе Драко, только вот стаканчика из-под кофе нигде не было. В камеру Малфоя доставили без него — это Поттер увидел в воспоминаниях стажера. И вряд ли тот успел выпить его залпом по дороге, так как по объемам малфоевские напитки обычно напоминали ведро. — Ты слышал шум? — Нет. Тут Малфой звучал уверенно, что было еще более странным. Какая-то колдосестра издалека услышала такой грохот, что испугалась и вызвала авроров. Через четыре минуты Брумхарт уже обнаружил Драко на месте. Даже если шум сразу после вызова затих, Малфой не мог быть далеко. И не слышать в мертвецкой тишине морга хоть что-то. Если, конечно, он не путешествовал-таки камином. И не брал кофе. В таком случае все складывалось. Врет, придурок. Ложь Поттер ненавидел со всей страстью. Со лжи начинались почти все трагедии. Ложь приводила в морг и в Азкабан. Разбивала сердца и разрушала семьи. Ломала судьбы. Оставляла гнить пустые тела на сырой земле, которые Поттер подбирал и выжигал все вокруг в поисках остатков справедливости, которой не было и быть не могло. Когда-то давно на приеме у колдопсихолога — безликий кабинет и роскошное кожаное кресло — ему рассказывал тщедушный мужичок в очочках, что эта жажда справедливости родом откуда-то из детства и его собственных травм. Поттер в тот кабинет никогда больше не возвращался. Если быть нормальным означало превратиться в бесстрастного и безэмоционального мудака, то… Что же, нет, спасибо-пожалуйста-извините, лучше он будет каждый день рычать от несправедливости этого мира, чем пройдет однажды мимо. — Ты что, рычишь? — все еще весело поинтересовался Малфой, и голову склонил, имитируя неподдельный интерес. — Кто-то может подумать, что у тебя проблемы с головой. Поттер в два шага преодолел разделяющее их расстояние, уронил какую-то металлическую миску с инструментами — загремели и залязгали железки по плитке — и схватил Драко за отворот тонкой кожаной куртки. — Не пизди, — прошипел он прямо в бесстрастное лицо. Чертов мудила со своими вечными масками, за которыми почти ничего не читалось. За спиной Малфоя замаячили заинтересованные авроры, и Поттер дернул тонкую куртенку и вытащил Драко из кабинета. Это было легко — очень легко, будто он тащил какую-то марионетку. Если Драко и сопротивлялся — он этого не почувствовал. — Порвешь — новую купишь, — выплюнул Малфой. Гарри на мгновение залип на собственном кулаке, сжимающем черную кожанку. Так опасно близко от бледной шеи с выступающим кадыком. Всего одно микродвижение и послышится короткий хрип и треск хлипких костей под годами отработанным ударом. Малфой даже не заметит ничего — моргнет своими стальными глазищами в удивлении и не сможет вздохнуть от боли. Аврор Поттер поморщился и отступил. Он любил, остро любил чувствовать свою силу, но придурок в кожаной куртке не был ему противником. — Последний шанс во имя старой дружбы. Где ты был? — В Мунго. Сбоку мелкими осколками разлетелся цветочный горшок с каким-то унылым кактусом. Малфой даже не вздрогнул. На его лице не было страха или хоть чего-то отдаленно человеческого, хотя Поттер прекрасно знал, как его гнев обычно действует на людей. Как на любого подействует спонтанный магический всплеск. Как людей тошнит от страха, когда они видят его ярость. Как на него смотрят сначала со слепым, тупым обожанием, — герой же! — а потом с липким ужасом. — Зря, — выплюнул он. — До вечера свободен, тебе пришлют сову, когда можно будет вернуться в кабинет. — Тронешь Вальдемаров… — Я трону твой камин и по остаткам пороха выясню, где ты был, — прошипел Поттер. — И Салазар тебя не спасет, если ты соврал. — Придурок. Поттер развернулся, накладывая защитные чары на кабинет и оставляя Драко позади с его шипящими ругательствами. Его акцент становился еще более вычурным от гнева, и «т» чиркали так сильно, будто бы Малфой пытался разжечь костерище, и глухая «р» превратилась в рычание. Интуиция, чертова интуиция вопила, что это ни разу не простое дело. И дело не в украденном трупе, а в том, что никакого смысла красть тело и записи о нем не было бы, будь это обычное убийство. Что там было? Вспороли ножом живот и вытянули сердце? Похоже на очередного извращенца с запоздавшим осенним обострением, но зачем тогда красть останки. Скорее уж время искать новую жертву… Малфой говорит, что ничего необычного при вскрытии не обнаружил, но провести полный анализ не успел. Не заметил что-то? Заметил и скрывает? Гарри раздал указания, стараясь сдержать подступающее к горлу душное колкое раздражение, и аппарировал к аналитикам — установление личности казалось первой необходимостью. Скорее всего бродяга вовсе не бродяга… Погребенный в пылище архивов, спонтанном вызове на кражу — вора задержали по горячим следам — он очнулся только к восьми вечера, получив-таки наконец заключение экспертов по образцам пороха, взятым из малфоевского крематория-камина. Удивительно, но все же Мунго. На глаза попалась записка от Гермионы, которая звала его к ужину. Ужин начался полчаса назад. Записка обещала томленую баранину в бруснике и два стихотворения собственного сочинения от Розы. Тоскливо заурчало в желудке, пустом с самого утра, и Поттер почти аппарировал к друзьям, представляя вечер тихого смеха, детского непоседливого гама и робкого уюта в теплых мягких креслах гостиной. Почти. Чертова интуиция, какое-то неясное предчувствие, толкающее к камину. Почему-то важно выяснить историю с Мунго сегодня. Возможно, это просто его трудоголизм и невозможность оставить дело незаконченным, но… Он просто проверит. Управится минут за двадцать. И успеет к десерту и поэтическому вечеру. Стихи Роза сочиняла чудесные — трогательные, милые, а иногда и очень глубокие. В светлом просторном холле больницы было пусто — посещения закончились, колдомедики разошлись по палатам. В отличие от морга, находящегося четырьмя уровнями ниже, в Мунго было светло, и пахло ненавязчиво-приятно чем-то сандаловым, сладковато-древесным, и немного лекарствами. Больницы Гарри по понятным причинам не особо любил, так как обычно оказывался в них не целиком, а частями, или с лишними отверстиями в теле, или наоборот, лишившись каких-то органов. Это никогда не было приятным путешествием, тем более что аврор Поттер ценил данный ему от природы набор внутренностей и конечностей. — Мистер Поттер, — раздался позади грудной бас, и Гарри обернулся к подошедшему старшему целителю Буту. — Так непривычно видеть вас на своих двоих. Роальд Бут справил недавно свой сто двенадцатый день рождения, и Поттер даже отправил ему совой набор из магазина зелий. В отличие от других целителей, Бут никогда не пытался отчитать Гарри за травмы — будто бы он специально разрубал себя зачарованным мечом пополам, серьезно! — и лишь по-отечески журил, зазывая на обязательные осмотры. Поттер обещал дойти и так ни разу и не сходил. — Вообще это мое обычное состояние, — развел руками Гарри, которому седовласый целитель с длинной бородой чем-то напоминал Дамблдора. — При всем уважении, молодой человек, чаще всего я наблюдаю вас в состояниях менее естественных, — важно сообщил Бут. — Есть ли надежда, что в этот раз вы решили пройти профилактический осмотр? — Никакой, — признался Поттер. — Мне нужно посмотреть ваши магические камеры в коридорах… — Ну да, ну да, — запричитал целитель. — Вот помяните мои слова, из-за частых заживляющих и сращивающих в полевых условиях, в какой-то момент вы не сможете скакать лунным тельцом через Темзу, и тогда я посажу вас на долгий курс самых противных зелий. — И я снова буду скакать? — развеселился почему-то Поттер. — Боюсь, молодой человек, ваши тридцатипятилетние кости даже сейчас уступают по крепости моему столетнему скелету, так что перемещаться вы будете не быстрее ламантинов. Гарри ничего не знал о скоростях ламантинов — и вообще, кто это? — но диалог решил не продолжать, уверенный, что у него в запасе есть еще лет двадцать, а то и тридцать. Вон, Робардс до сих пор может задать половине авроров хорошую трепку в зале, а поговаривали, что ему когда-то с нуля выращивали позвоночник. — Я учту. — В охране у нас новичок… — начал Бут осторожно, поглядывая на Гарри бледно-голубым строгим взглядом из-под очков в тонкой серебряной оправе. — Обещаю на него не бросаться. — На пациентов тоже, молодой человек. Молодой человек, которому угрожала скорость ламантина в каком-то отдаленном будущем, закивал с максимально возможным энтузиазмом. В конце концов, он не бросался на людей просто так. Вот если новенький охранник его выведет… Новенький оказался крайне незаинтересованным пухлым юнцом после академии, доступ к камерам предоставил сразу, едва завидел увесистый серебрящийся значок старшего аврора, и даже не сопротивлялся, когда Поттер попросил покинуть помещение. Десерт и уютный вечер у четы Грейнджер-Уизли казался все ближе. Сейчас он выяснит, соврал ли ему Малфой — возможно, он двинулся камином куда-то дальше, и вообще замешан сам… Он все увидит и аппарирует в спокойный уют к друзьям. Поттер нашел камеру из того коридора, где должен был приземлиться Драко Малфой согласно экспертизе летучего пороха. Тут ему повезло — после полуночи коридоры Мунго пустовали, и различить острую фигуру в черном оказалось достаточно просто. Мудила даже не соврал, с каким-то внутренним раздражением думал Поттер, провожая его силуэт по камерам коридоров. И все еще абсолютно непонятно, что он забыл ночью в Мунго… Посещения заканчивались в шесть вечера. Тогда что? Фигура на записи прошла несколько поворотов и свернула… Поттер нахмурился. В Мунго был специальный блок для тех, кто не мог позволить себе колдомедицинские услуги, в народе называемый «этаж бродяг». Что Малфой мог там забыть? Вряд ли его друзья или родственники оказались бы на серых жестких кушетках, а не в отдельных палатах, а ради не таких близких Драко мог дождаться утра для посещения… У одной из палат Малфой остановился и махнул палочкой — в его руках увеличивалась ярко-розовая коробка с переливающимися радугой полосами. Коробку Поттер узнал — Роза Уизли-Грейнджер с ума сходила по прячущимся в разноцветном картоне единорогам всех цветов и видов. Каждый месяц выходила новая игрушка, и она готова была на все, чтобы собрать полную коллекцию. Ее родители же были готовы еще на большее, чтобы бренд дорогих магических игрушек перестал выпускать все новых единорогов. Или хотя бы не рекламировал их на каждом шагу, повергая детей в завороженный восторг — единороги плавали по воздуху, оставляя за собой радужные полосы и умильно ржали, блестя своими разноцветными рогами в темноте. Поттер однажды ночевал в гостиной у Рона с Гермионой и принял плывущий по воздуху рог за полтергейста… Пришлось восстанавливать тогда стену. Единорог в малиновой коробке смотрелся абсолютно неестественно в бледных малфоевских пальцах. Мечты об ужине растворились в многовековых стенах больницы.