Пламенное небо

Сюэ Ян…

Юноша резко оглянулся и на несколько секунд растерянно застыл, так как точно слышал, что его кто-то звал, однако вопреки ожиданиям его глаза видели лишь высокие стебли травы, смешанные с длинными закрученными колосьями, а слуха касался разве что ветер, бесплотными невидимыми завитками обдавая его теплой благоухающей волной. Было как раз начало июня, и исходя из того, как тепло было ночью, лето обещало быть очень жарким. Сюэ Ян удивленно продолжал всматриваться в темноту. Ему казалось, что голос был ему знаком. Ему всё чудилось, что звал его Сюань Юэ, и быть может это действительно было так: сидя на морском берегу, он, возможно, тихо взывал к нему, и ветер, подхватив его голос, принес его сюда? — Что случилось? — почувствовав, что юноша больше не следует за ним, Син Чэнь остановился и повернул бумажный фонарь на бамбуковой палке. — Чэн Мэй? Он заволновался и протянул руку, глаза его были скрыты белой повязкой. Вот уже несколько дней он не видел и крупицы света, все было черным, как и бездонные, не реагирующие ни на что зрачки. — Ничего, — медленно поворачивая голову, откликнулся Сюэ Ян. — Показалось. Схватившись за протянутую руку он мгновенно выбросил из сердца все тревоги и широко улыбнулся, поравнявшись с Син Чэнем. Тот, казалось, одной лишь кожей почувствовав тепло его улыбки и сам изогнул уголки губ, так же отмахнувшись от прежде донимающих его мыслей. Сейчас была глубокая ночь, и эти двое, взявшись за руки, прогуливались вдоль полей. Небо над ними было удивительного темно-синего цвета с россыпью то крупных, то более мелких звезд, трава под ногами шелестела, сакральная тишина удаленных от людского присутствия мест ненавязчиво бередила душу какими-то глубинными чувствами, что просыпались лишь стоило ощутить ночь. Прямо как луна. Если смотреть издали, то можно было увидеть лишь медленно продвигающийся вдоль полей небольшой шар света. Людей, что были по обе стороны от него, не было видно. С тех пор как Син Чэнь и Сюэ Ян прониклись друг другом в глубине вечерних сумерек, и более не оставалось ничего, что могло бы их разделять, их жизни несколько изменились, а если точнее, то стали одной. С того самого момента как они впервые ощутили вкус и тепло губ друг друга они так часто стали это повторять, причем инициатором чаще всего выступал Сюэ Ян, который с поводом и без него все время старался сократить малейшее расстояние между ними, однако теперь, когда более не существовало никаких запретов и противоречий тянулся в объятия не только тогда, когда его что-то тревожило, а когда чувства были особенно напряжены, приятно напряжены, волнительно напряжены. Они стали делать это везде и повсюду, то прячась в тени деревьев, то отдыхая в комнатах друг друга, просыпаясь и засыпая делили это в объятиях друг друга. Чем дольше это продолжалось, тем сильнее Сюэ Ян ощущал, как неведомый ранее жар сжигает его изнутри и вынуждает тело дрожать, а ладони потеть и вздрагивать. Чем глубже он втягивал себя в поцелуй, тем сильнее было ощущение падения, ноги его подкашивались, и порой Син Чэню приходилось его удерживать, хотя его руки и без того крепким замком оплетали его талию. Сюэ Ян очень сильно слабел в такие мгновения, но неожиданно для себя ему это очень нравилось, и бывало он намеренно падал, чтобы почувствовать, как его будут держать эти руки. Син Чэнь тоже изменился. Робость, неуверенность и довольно депрессивная скрытность, присутствующая ранее в его словах и привычках немного отступила, взамен им остались лишь вежливость и сдержанность, которая испарялась всякий раз, когда они оставались наедине, и это его немного тревожило. Как-то раз целуясь в беседке во время дождя он до того забылся, что толком не управляя своим телом опрокинул юношу на места для сидения, что стало неожиданностью для них обоих, и если бы не Сюэ Ян, который тут же расхохотался и одновременно забранился, потому что-то место было мокрым от затекшей туда воды, парень и не знал бы как оправдать себя. — Звезды сегодня невероятны, — удовлетворительно прошептал Сюэ Ян, чем отвлек Син Чэня от мыслей. — Но знаешь, что еще более невероятно? — Что? — держа фонарь, спросил Син Чэнь. Сюэ Ян, не сводя с него взгляда, довольно прищурился. — Ты. Он совершенно не скрывал свои чувства, что переполняли его настолько, что сердце приятно вздрагивало каждый раз, когда юноша видел его. Как когда-то Сюань Юэ заботился о нем, так и он стал заботиться о Сяо Син Чэне, первым делом напросившись причесывать ему волосы, его прекрасные длинные волосы, а немного погодя предложил ему свой гардероб и украшения. Он всё хотел с ним разделить, даже перешил для него одно из одеяний, которое сегодня было на нем. Прекрасно облегающее изящную фигуру Син Чэня оно сидело на нем идеально, пояс из хорошо отделанной кожи опоясывал талию, такие же кожаные наручи обхватывали его руки, темные распущенные волосы приятно контрастировали на белом, однако в золотом свечении фонаря немного отдавали оттенком тёмного дерева. Сам Сюэ Ян будто вторил ночному небу, его одеяние имело почти тот же цвет, черный с красными вставками пояс опоясывал талию, волосы он привычно затянул в хвост, однако сегодня это было, пожалуй, исключением, поскольку он начал замечать, что его стали раздражать эти хвосты. Это случилось ровно после того как Син Чэнь обмолвился, что с хвостом не может позволить себе пропускать его волосы сквозь свои пальцы и гладить их. С того дня Сюэ Ян перестал затягивать волосы, держа их распущенными. — Ты хочешь вывести меня за пределы гор? — шутливо спросил Сюэ Ян, так как они уже очень долго шли, и он совсем не понимал куда они идут. Ему, собственно, было всё равно, он шел за Син Чэнем очень уверенно, и его совершенно не волновало место куда они могут забрести, будь то лес, полный опасностей, или крутые склоны, где парня придется вести под руку, чтобы он не поскользнулся и не упал. Для такого человека, как Сюэ Ян, уже было большой революцией так спокойно идти в неизвестность, а в этом случае так вообще позволять себя туда вести. Но вел Син Чэнь, поэтому юноша был расслаблен и совершенно счастлив. — О, я понял. Ты намерен выкрасть меня тайком ночью, да? Когда я должен начать сопротивляться? Он улыбнулся еще шире и склонил голову, его улыбка стала похожа на изящный изгиб полумесяца, манящий немедленно коснуться этих мягких лепестков немного влажных губ. — А ты так хотел бы, чтобы тебя выкрали? Сюэ Яну, возможно, показалось, потому что он шел за ним и видел лишь его спину, но кажется Син Чэнь едва слышно хмыкнул, и судя по тембру его голоса сделал он это, скорее всего, даже улыбаясь. — Вполне возможно, — резонно заметил Сюэ Ян. — И ты бы сопротивлялся? — Меня же похитили! — отчего-то радостно воскликнул юноша. — Так что же мне, замереть и дожидаться своей участи? — А какую, как ты думаешь, участь готовит тебе тот, кто украдет тебя? Улыбка Сюэ Яна медленно растворилась в ночи, взамен себя оставив немного взволнованный, чуть сосредоточенный взгляд. Юноша незаметно для себя задышал глубже, подольше задерживая в легких воздух и медленно его выдыхая, будто его сковало нарастающее напряжение, однако оно было странным, расползалось не колющим вдоль позвоночника холодом, а какой-то тяжестью в груди и горле. — Не попробуешь не узнаешь, так? — медленно сказал он, и Син Чэнь остановился, после чего поставил фонарь на траву. — А что бы ответил на это ты? Глаза Сюэ Яна в предвкушении засверкали, когда Сяо Син Чэнь, полуобернувшись к нему, изогнул уголки губ. Всё его лицо излучало столько притягательного тепла, что Сюэ Яну казалось будто это не фонарь подсвечивает ночь золотым свечением, а лишь дополняет сияние Сяо Син Чэня. — Иди ко мне, — раскрыв руки, приглашающе кивнул Син Чэнь. Сюэ Ян понял, что это уловка, и намеренно сделал шаг назад. — Не пойду, — капризно надув губы, он скрестил руки на груди. — Маме не понравится, если я не вернусь домой к полуночи. Син Чэнь, казалось, прочувствовал его игру, и в улыбке обнажил зубы. — Тогда скажешь маме, что я ночевал с тобой. — Братец, — намеренно искажая голос к тону несмышлёного послушника, Сюэ Яна почти дергало, так ему нравилось то, что происходит. — Но ведь спать в одной постели положено только супругам. — Ничего не случится, если будешь спать у стенки, а я посторожу с краю, — сказал он и сделал шаг вперед. — Ты же не какая-нибудь сестричка, с чего волноваться? — Ну не знаю, — начал кокетничать Сюэ Ян, и его щеки явственно порозовели. Син Чэнь и сам едва сдерживал смех, однако Сюэ Ян так глубоко вошел в свою роль, что, казалось, отказывался вылезать из этой простодушно-глуповатой личины, которая, кстати, ему очень шла. Возможно позволив себе какое-то время побыть наивным простачком он куда более искренне обнажил свои скрытые мотивы. Внезапно Син Чэнь в два шага приблизился к юноше и тот мгновенно изменился в лице, будто только этого и ждал. Глаза его сверкнули как у хищника, улыбка растянула чуть красноватые губы, тело растеряло всю прежнюю наигранную неловкость, мгновенный охотничий азарт вспыхнул в его груди. Хоть это были игривые салки, однако чувств своих он не сдерживал, и чем сильнее сопротивлялся, тем больше желал быть покоренным. Ему всё не терпелось узнать даже не свой предел, а тот, за который выйдет Сяо Син Чэнь. Они упали на траву, начав барахтаться в ней, и Сюэ Ян, разгорячившись не на шутку, начал словно волчонок шутливо покусывать Син Чэня, даже немного порыкивая в процессе. Плечо, загривок, шея, и особенно то место, где она переходит в плечо. Син Чэнь, посмеиваясь, тоже принялся покусывать его, сперва аккуратно, боясь навредить, но заигравшись не счелся как его укусы углублялись дальше, как вороты халата юноши раскрылись, как в борьбе рука случайно стянула тонкую полоску бархата, которой Сюэ Ян перевязывал волосы, и они черным каскадом упали на его плечи и грудь, мгновенно распространив вокруг чуть сладковатый запах того, чем Сюэ Ян мыл свои волосы. Они катались по траве и рычали словно дикие звереныши, выбежавшие побесноваться в свете звезд. Смеясь и обнимаясь они уже даже толком не понимали кто на ком, где земля, а где небо, и что сияет: звезды, или же глаза, в которых они отражаются. В какой-то момент халат Сюэ Яна до того натянулся, что уже был выше колен, и его обнаженная кожа на молочного цвета бедрах ощутила стебли травы и приятный шорох ткани уже другого одеяния, что скользнуло по ней. Они как-то оба не сговариваясь замолчали и принялись восстанавливать дыхание, причем лица их были как раз друг напротив друга, близко, так, что дышали они дыханием друг друга. Сюэ Ян, чей взгляд скользил то по чуть порозовевшим щекам Син Чэня, то по раскрасневшимися губам, то по доступной его взору коже шеи, где отчетливо пульсировала трепещущая жилка. Тяжело дыша он протянул ладонь, коснувшись ею его лица, и Син Чэнь вздрогнул, когда почувствовал тепло его кожи. — Поцелуй меня, — лежа на траве придавленный весом его тела, тихо сказал Сюэ Ян. Он раньше никогда не просил, потому что не мог сдерживать себя и сам тянулся за спасительной влагой его губ, однако сейчас, когда его голос был таким тихим эта просьба была больше похожа на мольбу, воспетую не в глубины ночного неба, а в бархатную нежность источающих теплое дыхание губ. Тело Син Чэня, что так близко и плотно соприкасалось с ним едва заметно задрожало, он немного поелозил бедрами, ощущая, что ноги Сюэ Яна чуть разведены, и там, где они сходятся, неимоверно жарко, будто между его ног накалившаяся добела печка, пламя в которой разбушевалось так сильно, что он сам уже не мог этого остановить. Сюэ Ян не совсем понимал, что с ним происходит. Это чувство было так схоже с тем, когда они впервые поцеловались, однако чем дальше они заходили, обнажая друг на друге всё новые участки кожи и щедро усыпая их поцелуями словно летний ливень, тем сильнее что-то натягивалось внутри, а если точнее — внизу живота. Казалось вся кровь скапливалась туда, что-то приятно набухало внутри плоти, но вместе с этим приносило с собой чувство напряжения, что довольно нетерпимо все чаще давало о себе знать. Как бы там ни было, а даже не попроси Сюэ Ян об этом, Син Чэнь все равно не смог бы оторвать себя от этого человека, не смог бы не украсть хотя бы один поцелуй с распахнутых ему навстречу губ. Он целовал так нежно, словно вкушал влагу на лепестках пышно распустившегося цветка, и чем дольше он ласкал лепестки, тем мягче и нежнее они отвечали ему. Их любовь была так невинна и нежна, что распалившее их сладострастие никак не находило выхода, и жадно лаская друг друга они никак не могли насытиться, их тела пытались облегчить свое страдание прижимаясь друг к другу еще плотнее, но было очевидно, что поцелуев недостаточно. Сюэ Ян тревожно и одновременно требовательного обнимая его руками тихонько застонал, вылизывая кожу Син Чэня в ямочке между ключиц, и скользнул ниже, к груди. Син Чэнь невольно застонал в ответ и нетерпеливо зарычав резко сдернул с себя повязку, одновременно отнимая Сюэ Яна от себя. Тот, упав обратно на траву, слегка опьяневшим взглядом наблюдал как пара опасно поблёскивающих глаз смотрит на него так, как если бы перед ним был не человек, а долгожданная трапеза, которой было под силу погасить тот голод, что читался в его взгляде. Всего мгновение — и белая повязка легла на его глаза, а вслед за наступившим мраком его губ коснулась обжигающая волна, яростно и безжалостно терзая его своим пламенем. Держа оба концы белой повязки, Син Чэнь прижимал её к глазам Сюэ Яна и целовал, сладострастно впиваясь в его губы, целовал жадно и бесконтрольно, выцеловывая с его губ звуки голоса, что уже рвались из горла. Он целовал его так, словно жадно поедал какое-то лакомство, наконец добравшись до него и более не имея сил сдерживать себя. Не только взгляд его был голоден — губы тоже испытывали этот голод, как и тяжелое прерывистое дыхание, и горячий влажный язык. Всё, абсолютно всё в движениях этого человека кричало о том насколько же он голоден, но при всем этом он не слепо накинулся на эти губы. Целуя их, он, казалось, рвался куда-то дальше, из-за чего создавалось впечатление, что его тело разрывает не похоть, а извивающаяся откуда-то из его недр душа…

***

Объятия твои так горячи, что в них хочется растворить свое собственное дыхание…

Жадно. Как же жадно они цеплялись друг за друга, то сталкиваясь, то отбиваясь от мешающих разгуляться по полной стен места, где жил Сюэ Ян. Неизвестной силы жар растапливая их тела изнутри вынуждал нетерпеливо сдёргивать одежду друг с друга, и в попытке погасить это пламя в разгорячённые места на коже впивались губами, впивались зубами, вылизывали языком. Чуть не сломав раздвижную дверь они наконец проникли внутрь комнаты, и Сюэ Ян буквально повалил на кровать Син Чэня, нетерпеливо залез на него, продолжая выцеловывать уже изрядно припухшие, ярко-красные губы. В комнате не горел ни один светильник, а окно было плотно запахнуто. Им ничего не мешало, возможный стыд от уязвимости обнаженной плоти скрывался за этой тьмой, и именно она не позволяла думать о чем-либо еще, кроме как продолжать вкушать этот полон удовольствия плод, что должен был погасить невозможно плотоядный голод. Их халаты были распахнуты, пояс болтался кое-как, и слыша лишь жаркое, довольно шумное дыхание друг друга они не говорили ничего, продолжая тереться друг о друга обнажёнными участками кожи. Сюэ Ян, что совсем потерял голову от накипевшего внутри него желания буквально впился в шею Син Чэня, который привстав на локти и чуть отодвинувшись уперся спиной в подушки, чтобы хоть как-то сесть, и обнял юношу, сомкнув руки на его талии и ответными поцелуями лаская шею. Та нестерпимая тяжесть, которую юноша чувствовал между своими бедрами сводила его с ума, он совершенно не знал, что это такое и почему несмотря на удовольствие все равно так тяжко. Хрипло дыша он развел ноги и сел на левое бедро Син Чэня, придвинувшись к его животу и подался вперед, ощутив как от этого скольжения что-то внутри него натянулось сильнее, послав немного покалывающую волну между бёдрами. Син Чэнь продолжал гладить его по обнажённой спине и не отнимал свои губы от его шеи, порой позволяя себе высунуть кончик языка и провести им влажную дорожку к уху, из-за чего Сюэ Ян, не сдерживаясь, стонал так, что был готов взорваться. Все его тело было накалено до предела, ему было тесно в нем, хотелось вырваться, дать себе свободу, а жар Син Чэня был таким опаляющим, но несмотря на это юноша притягивался к нему лишь сильнее, будто его собственное пламя искало утешение в пламени такой же силы, или даже больше. — Син Чэнь, Син Чэнь… — несвязно бормотал Сюэ Ян, прижимаясь лицом к его шее. — Сяо Син Чэнь… Он не заметил, как потерявшись в себе начал довольно активно двигать бедрами вперед-назад, и порой подтягиваясь вперёд даже приподнимал их, после чего с низким стоном снова ударялся о их поверхность. Его поясница двигалась как сумасшедшая, руки не плечах Син Чэня сжимались сильнее, пот струился по лицу и груди, горячее дыхание накалило чужую кожу настолько, что та покраснела даже без укусов и поцелуев. Син Чэнь, ничего не говоря, продолжал держать его словно так и нужно было, хотя и чувствовал, что Сюэ Ян будто пытается войти в него всем своим телом, словно ему больше некуда двигаться. Подняв руку к его распущенным волосам он начал гладить их, чувствуя, что движения юноши ускоряются, что он стонет куда более жалостливей, почти хныкает, даже, как ему показалось, плачет, задыхается в этих стонах и всё сильнее дрожит. — Родной мой, сокровище, — прошептал Сяо Син Чэнь, нежно коснувшись языком его кожи и тихонько застонал ему в ушко. Сюэ Ян, чья поясница почти онемела, лишь заслышав его голос сильнее сомкнул веки и застонал так протяжно, что его намертво сомкнувшиеся объятия могли задушить, так сильно он вцепился в Син Чэня будто только он мог спасти его от падения в неизвестную пропасть. Между бедер хлюпнуло, тело задрожало сильнее, движения наконец-то замедлились, а вскоре и вовсе прекратились. Твердый возбуждённый орган, прижатый к животу Син Чэня, увлажнил ткань на одежде, и задыхающийся, заплаканный и изможденный Сюэ Ян в страхе вцепился в его шею, наконец-то открыв глаза. Похоть, туманившая его глаза и сердце начала понемногу отступать, и её место занял всепоглощающий ужас, мгновенно остеклив его глаза. — Это ведь было «оно», верно? — тихо сказал Син Чэнь, и Сюэ Ян сжал объятия сильнее, так ни разу и не моргнув. — Всё хорошо? — Н-не трогай… пожалуйста, — только и отозвался юноша, никак не находя в себе сил пошевелиться. — Я… кажется внизу очень мокро, мне… очень стыдно, я не знал… Только заслышав слово «мокро», блуждающие в темноте глаза Син Чэня повернулись в сторону юноши, и обращая его лицом к себе парень жадно распахнул губы, будто намеревался поцеловать, однако на удивление Сюэ Яна тот лишь опрокинул его на спину, снова прижав свои телом, и без какого-либо стыда просунув руки между его ног схватился за влажный, мгновенно запульсировавший член юноши. — Что ты делаешь?! — в панике закричал Сюэ Ян, и обхватившая его рука тут же принялась ласкать орган. — Не надо, не трогай!.. Замерев, будто его мгновенно замкнуло, он глухо застонал и машинально раздвинул ноги шире, потерявшись в накатившей на него горячей волне удовольствия. Чужая рука, обхватив столь чувствительную часть его тела уверенно натирала все еще возбуждённый орган, и Сюэ Ян, едва ли не обезумев от прямой ласки, принялся толкаться в его ладонь, совсем забыв, что Син Чэнь склонился над его лицом и жадно ловил каждый вздох, каждый стон и не отнимал взгляда, внимательно следя за ним. Сюэ Ян кричал так громко, что уже и не слышал себя, и в какой-то момент ему даже показалось, что он умирает. Запаниковав он принялся плакать, чередуя новый прилив слез с учащающимися стонами, и несмотря на прежнюю разрядку очень быстро достиг своего предела. Когда семя забрызгало руку Син Чэня, он, еще какое-то время поласкав член, начал кружить подушечкой большого пальца вокруг головки, слушая бессвязные вопли Сюэ Яна, что дрожал и извивался под ним совершенно не помня себя. Он что-то невнятно блеял, и будучи полностью в чужой власти ощущал себя не в своем теле, а вообще без тела, словно став одним лишь комком чувствительным к любым движениям нервов. Халат прилип к спине, на груди он и вовсе разошёлся, как и между бёдрами, тонкий пояс, держащий его, будто змея тянулся от тазовой косточки, оплетая белеющее в темноте бедро, на котором блестели влажные пятна. Син Чэнь, выжав его окончательно, впился поцелуем в его излучающие жар губы, и еще толком не отдышавшись юноша начал задыхаться этим поцелуем, пока наконец потеряв сознание погрузился в глубокий, лишенный сновидений сон. Ночью, мимолетно пробудившись, первым ощущением было будто душу из его тела выпотрошили, а потом зашили обратно. Свинцовая тяжесть в каждом уголке тела не давала думать ни о чем ином кроме этой страшной тяжести, что не обошла стороной даже голову. Он был вымотан настолько сильно, что казалось будто три дня и три ночи безостановочно бежал какой-то марафон. Перевозбудившись и духом и телом, Сюэ Ян, можно сказать, восстанавливал силы, однако не только ощущения в теле пробудили его так внезапно. Это был звук. Сдавленный, тяжелый, чуть хриплый звук с левой стороны и какое-то обжигающее, словно накаленное железо, тепло, что прижалось к его плечу. Сюэ Ян, так до конца и не придя в себя и уже будучи близким к тому, чтобы снова провалиться в сон стрельнул глазами влево, и веки его чуть распахнулись. На боку, вжимаясь лбом в его руку лежал Син Чэнь, и, согнувшись в пояснице, дрожал. Он был в одежде, руки уходили куда-то вниз, кажется между ног, и всё, что он себе позволил, было прижаться кожей лба к плечу Сюэ Яна. Его руки и дыхание, они… несложно было догадаться отчего ночью дыхание мужчины может быть таким быстрым и хаотичным. «Син Чэнь… — только и подумал Сюэ Ян. — Ах ты, тихий омут, как ты смеешь делать это… без меня». На самом деле во всем том, что происходило ночью, было бы страннее, если бы юноша не застал подобной реакции, не правда ли? Ублажая его Син Чэнь не мог не возбудиться, если действительно находил в соприкосновении с ним ту жажду, что сейчас искала выход. Однако он все же не позволил себе предпринять что-то тогда, когда Сюэ Ян еще был в сознании. Возможно стыд, а возможно и… опасения. Если бы это не была комната юноши, Син Чэнь даже не представлял, как бы пришлось оправдываться, окажись они в его уголке. Он не говорил себе, что сошел с ума, его чувства были диаметральны ощущению вины, но именно из-за этого всё, что он мог позволить себе, это втиснутся Сюэ Яну под бок, по шею закутанный в одежду и позволить себе коснутся его лишь лицом, и, тяжело дыша, сжимать ладони ниже пояса. Проснувшись рано утром Сюэ Ян сразу ощутил, что вторая половина кровати пустует, и судя по успевшему остыть одеялу Син Чэнь ушел уже очень давно. Сюэ Яна это не ошарашило, хотя несколько удивило. Куда он мог так рано уйти? Поднявшись он обнаружил, что на нем всё та же одежда, что была на нем ночью, грязная и мокрая она неприятно липла к телу. Лишь подумав о том по какой причине она грязная и почему он так вспотел, Сюэ Ян сел обратно на кровать и, закинув ногу на ногу, чуть согнулся в пояснице, прижав ладонь к глазам. Он… улыбался, даже посмеивался, однако сочный румянец, что сразу вспыхнул на его щеках не давал усомнится в том, что причиной этого смеха было не что иное как-то ли смущение, то ли какая-то ребяческая гордость. Никогда в своей жизни он не чувствовал того, что почувствовал сегодня ночью, ни одно касание никогда не приносило ему чего-то подобного, и ни один прыжок не мог сравнится с этим полетом. Поцелуй, что лишил обоих рассудка, был подобен яду, медленно проникающему в кровь. Яду, от которого исцеление лишь в увеличении дозы, что сводила с ума еще больше. Жар и трепет, вынуждающий робеть, вынуждающий подгибаться колени, но вместе с тем вызывающий голод, непреодолимый жадный, плотоядный голод. Всё, что чувствовал Сюэ Ян, это желание поглотиться этим человеком без остатка, поглотиться каждой частью себя, и будь его воля он вцепился бы в эту кожу зубами, пытаясь прогрызться к тому, что так взволновало его душу, что почти синхронизировалось с ней. Син Чэнь, что прильнул к нему в такой же тяжелой истоме касался его кожи, целовал, и быть может так они и продолжили бы, как делали это раньше, однако в этот раз что-то действительно было иначе. Нет, скорее уж над чем-то был потерян контроль. Сюэ Ян не понимал, что происходит с его телом, откуда та ужасная тяжесть, что скопилась внизу его живота, те стада мурашек, что бегали по его коже, и дрожь, которая почти что заставляла плакать. Страх не от происходящего, а страх за то, что оно вдруг прекратится, и он, терзаемый этими незнакомыми прежде ощущениями сойдет с ума, а потом, потом… Жаркое, вязкое, запачкавшее их обоих тепло, что вырвалось из его тела, принеся вместе с собой стыд и трепет еще большей силы. Сначала, когда он еще держался за Син Чэня, он был напуган и жался к нему крепче и сильнее, будто очень боялся упасть в какую-то бездонную бездну, однако его насильно опрокинули на спину и «напали» так стремительно, что тут же потеряв себя Сюэ Ян ощутил не падение, а… наполненность, он был оглушен и ослеплен одновременно, словно на его душе и теле сомкнулось что-то, что отгородило его не только от мира, но и попросту от себя самого, будто ладони, что закрыли бабочку, незаметно сомкнувшись на ней. Чувство плавящего разум и плоть жара, скопившаяся в теле энергия, что бесновалась словно буря и никак не могла найти выхода, а когда нашла его… нет, это он, Сяо Син Чэнь, высвободил её, это он принял её, это он заставил её сломить тело и разум и почти сойти с ума от этого чувства, спасение от которого он нашел только в Син Чэне. Губы Сюэ Яна медленно задрожали. В тот момент, когда Сяо Син Чэнь опрокинул его на спину, придавив своим телом практически принудил его вновь испытать это выбрасывающее душу из тела чувство… он испугался, очень, потому что это было уже не ощущение полета, и даже не падение. Это было поглощение, как при приеме пищи, но едой был… он. Выйдя из комнаты юноша спустился к выходу из храма и обнаружил, что всё вокруг застилает довольно густой туман, чей сизой занавес не давал рассмотреть не то что вершины гор, а даже близрасположенные деревья. Не обнаружив Син Чэня ни на крыльце, ни на лестнице, ни в саду Сюэ Ян нахмурился, и ощутив холод обнял себя руками, поплотнее запахивая ворот нижнего халата, который наспех накинул, отшвырнув на пол грязную одежду. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что он знает, где мог находится Син Чэнь, поэтому поспешно ступая по влажной от росы траве босыми ногами он поспешил к хорошо знакомому ему пруду, и действительно нашел его. Из всего тела он видел лишь длинные, чуть погруженные в воду волосы, что черным каскадом скрыли его спину. Он был по пояс в воде, а вода была довольно холодной, а из-за тумана половину озера не было видно вообще. Сюэ Ян стал на берегу и довольно долго смотрел на не двигающегося человека вдали. Он был настолько неподвижен, что даже от места, где он стоял, не отходили даже крошечные колебания на поверхности воды. Но Сюэ Ян был уверен, что Син Чэнь уже знает о его присутствии. Поколебавшись мгновение он немного дрожащими руками потянул за пояс и, развязав, медленно спустил халат с плеч, позволяя тому соскользнуть с себя и с шорохом упасть на землю, подобно чёрному занавесу. Полностью обнаженным он ступил в воду и тут же поморщился, она была до ужаса холодная, почти ледяная. Ноги немного свело, но до Син Чэня все еще было далеко, а сомнения еще больше удлиняли пространство между ними. Но он должен был немедленно почувствовать его, сократить это расстояние и ощутить, что этот человек рядом с ним, что он… близко. Это должно быль успокоить те волнения, что разыгрались в его сердце. — Вода холодная, — тихий ровный голос знакомым звучанием проник под кожу Сюэ Яна. — Ты простудишься. Сюэ Ян, который обнял себя руками услышал его слова и немало приободрился. Его шаги стали быстрее, из-за чего поверхность всколыхнули волны, которые достигнув поясницы Син Чэня скользнули по его коже. — Если ты будешь рядом, этого не произойдёт, — подойдя к нему, но став за спиной, дрожащим голосом ответил Сюэ Ян. — Почему ты так уверен в этом? — Ночью я выяснил, что ты очень горячий. Казалось, Син Чэнь плотно сомкнул губы, и его плечи едва заметно вздрогнули. Сюэ Ян, который дрожал от холода так и продолжил стоять за его спиной, ожидая, когда Син Чэнь обернётся к нему. Но этого не происходило. — Что вынудило тебя выбраться из тёплой постели и окунуться в этот холодный пруд? — стуча зубами, спросил Сюэ Ян. Син Чэнь молчал, и этим молчанием юноша терзался еще больше. Его взгляд нервно царапал обращенную к нему спину, собственный затылок сковало болью. — Скажи мне! Страх разгорался в его сердце всё сильнее, и голос Сюэ Яна сам по себе сорвался на крик, хотя эти его слова и к вопросу-то не относились. Он просто не мог выдержать гнетущего молчания со стороны того, кто подобным поведением пытал его, а сковавший тело холод резал по живому. Внезапно Син Чэнь резко развернулся к нему и заключил в удушливые, довольно крепкие объятия, что сильно сжали тело Сюэ Яна, и только оказавшись в них он вздрогнул, но вовсе не от страха. Эти душащие его объятия, что при иных обстоятельствах даже могли сломать ему ребра, а сейчас не давали свободно дышать показались ему мгновенно обретенным раем. Только попав в эти объятия он наконец ощутил себя свободным от прежних домыслов, только ощутив на себе эти руки он наконец успокоился и жадно прильнул к обнимающему его телу так сильно, что казалось будто он намерен вмуровать себя в него. Тепло, что мгновенно растеклось по телу согревало кожу, согревало душу, и простояв так какое-то время он, потираясь кончиком носа в том месте, где шея переходила в плечо, тихо спросил: — Почему ты ушел? Син Чэнь болезненно выдохнул и сжался всем телом. — Из-за тебя. — Из-за меня? — подрагивающим голосом спросил Сюэ Ян. — Я сделал что-то не так? Та ночь, что они провели в столь чувственной близости друг с другом промелькнула перед глазами, и руки Син Чэня сжались крепче. — Потому что еще чуть-чуть, и я уже не смогу отпустить тебя, — тихо-тихо прошептал он и начал всхлипывать. — Потому что не смогу оторвать себя от тебя, и не смогу… не смогу больше сопротивляться. Ты так кричал, а я жадно поедал этот крик, я принудил тебя и довел до того, что ты потерял сознание, а потом, потом… Что было потом Сюэ Ян хорошо знал, но Син Чэнь, почти задыхаясь от сдерживаемых слез, так и не смог закончить. — Всю свою жизнь я провел в одиночестве скитаясь среди пропасти невысказанных чувств, которых не с кем было разделить, и страхом от присутствия сущности, что порабощает мои глаза, ведь из-за неё, из-за страха перед её силой многие опасаются дольше положенного быть рядом со мной. Ты не можешь знать, насколько больно было это осознавать, что из-за неё я даже не имею права сблизиться с кем-либо, потому что одним своим долгим близким присутствием могу нанести непоправимый вред… Как долго я не мог выкричать свою боль, как долго я не мог даже заплакать, страшась новой агонии, как долго я не мог сказать об этом никому, даже наставнице, я… жаждал кого-то, кто с открытым сердцем и искренними помыслами позволил бы мне излить свою печаль, кинуться в теплые объятия и оставаться там до тех пор, пока бы я не потерял себя. Как страстно я этого желал, как я хотел поведать кому-то о том, о чем всегда молчал. Сюэ Яна начала бить мелкая дрожь. Син Чэнь был выше его, его шея касалась его плеча, голова была опущена, кадык то и дело дергался от всхлипов и хриплых вдохов. — А потом появился ты. Сперва ты показался буйным и неистовым, как обжигающие северные ветра, но как только в тебе просыпается доверие к кому-то ты становишься таким нежным, таким открытым, даже беззащитным, что сомнений не остаётся: твоя душа нежна и ранима, и ты защищаешь её как можешь, стараясь отпугнуть от себя всех, потому что сам боишься. Схоронив её под слоями недоверия ко всему миру ты почему-то начал открываться мне, и я не мог не увидеть её чарующего сияния, и не успел я опомниться, как первый прильнул к нему. Когда ты страдал, мое сердце обливалось кровью, боль была невыносима, я не мог её терпеть, но и помочь тебе был не в силах. Я обнимал и утешал тебя, чувствуя, что всё больше ты растворяешься в моих объятиях, а я уже не в силах их разомкнуть. Понимая, что уже не могу сопротивляться, я было решил вновь возвести знакомую, ставшую привычной мне черту, но ты, ты… поцеловал меня. Сюэ Ян начал медленно поглаживать его спину, но даже эта простая ласка не успокоила взволнованное сердце. — Почему? — голос Син Чэня продолжил дрожать. — Почему ты так искренне относишься ко мне, почему не боишься, почему проводишь со мной время, почему находишь меня интересным? Ты дерзкий, сияющий, неудержимый, как разгорающееся в сухих листьях пламя, а я, я… — Великолепный, — не сводя открытых глаз с печально белого неба, мечтательно произнес Сюэ Ян. — Теплый, как солнечный свет, благоухающий, как цветы сливы, неторопливый, словно горный ручей. Другие могут видеть тебя каким угодно, и ты можешь даже поверить, что ты такой, каким они тебя видят, но я единственный из них всех, кто по-настоящему смотрит на тебя, и кто видит. Ты видишь душу цветка, а я вижу сам цветок, понимаешь? Мы отражаем друг друга, а потому ты должен верить мне, как я верю тебе. Ты сказал, что я красивый, я же отвечу, что ты великолепный. Если я сияю, то отражать это должен ты, если я вдруг начну меркнуть, ты должен спасти меня, схоронить глубоко в своем сердце или закрыть в ладонях, чтобы я был только твой. Я хочу принадлежать тебе, и хочу, чтобы ты принадлежал мне. Место и время не имеет значения, потому что уже сейчас я весь твой. Мое сердце рвется навстречу твоему. Ты чувствуешь эхо его биения? Он чувствовал. Оно билось словно сумасшедшее, будто пыталось прорвать грудную клетку и подобно парящим лепесткам быть пойманным его ладонями. Сердце, что желало быть плененным… Сяо Син Чэнь, казалось, забыл, что они стояли по пояс в воде, обнаженными телами крепко прижимаясь друг к другу, чувствуя себя настолько же близко, как и ночью, вот только сейчас в движении были не их тела, а скорее их души, переплетая себя в эфирном потоке освобождённых частиц, что льнули друг к другу, согревая и обволакивая будто вторая кожа. — Тебе… — чуть запнулся Син Чэнь, и Сюэ Ян почувствовал в его голосе какое-то волнение. — Тебе было хорошо? Если чувственные речи заставили его покраснеть, то от подобного вопроса и тут же пронесшихся перед глазами воспоминаний щеки буквально горели, руки непроизвольно задрожали. — Это… не было лишено приятности, — скупо отозвался он, и Сяо Син Чэнь, не удержавшись, тихо прыснул, издав легкий смешок. — Эй! — Прости, — нежно обнимая его, Син Чэнь мягко улыбнулся. — Просто твой ответ… Если спросишь меня, то я удивлен, что не умер от переизбытка эмоций, пока держал тебя в своих руках. — Сейчас ты тоже держишь, — хитро оскалился Сюэ Ян. — Что же не падаешь в счастливый обморок? — А разве это не твоя открытая дверь? Сюэ Ян побагровел и ощутимо хлопнул его ладонью по спине, отчего Син Чэнь задрожал от нового приступа смеха, но он был столь добродушен и нежен, что чувствительный к подобного рода реакций Сюэ Ян нашел его подобающим и не стал сердиться. — Слушай, ты что, плачешь? Хотя по ощущениям будто у меня по спине слюна течет, — неожиданно спросил он и напомнил: — И давай уже вылезать из воды, у меня от холода скукожилось всё ниже пояса, я точно заболею! — Не волнуйся, — заверил Син Чэнь, и протёр глаза. — Как придем домой, я согрею тебе кадку. — Очень хотелось бы, — не переставая ворчать, бубнил Сюэ Ян. — Ибо если ты всё еще намерен поведать мне, как же я хорош, то я предпочту слушать твои воздыхания нежась в горячей воде, а не в этом жидком леднике. Сяо Син Чэнь снова издал смешок и вновь протер глаза. Его пальцы перепачкались в чем-то более плотном, нежели обычная влага, и посмотрев на них Син Чэнь мгновенно застыл. Кровь. Это была кровь, и она текла с его глаз. Вот почему Сюэ Яну показалось, что по спине ползет какой-то тяжелый поток, потому что кровь тяжелее слез. Разволновавшись, что если вдруг порыв ветра ударит в спину юноши, тем самым донеся до него запах крови, из-за чего он станет задавать вопросы, он крепче сжал чужое тело и под громкий вскрик юноши резко погрузился под воду, быстро и жестоко протирая собственные глаза, очищая их от крови, а заодно и спину юноши, притворяясь, будто пытается утащить его на дно. Когда они вынырнули, задубевший до последней косточки Сюэ Ян начал нервно лягаться, крича, что от холода на его волосах проступил иней. Син Чэнь, чьи опухшие от трения глаза виновато прищуривались, оправдываясь сносил все побои, про себя возрадовавшись, что юноша не обнаружил неожиданно выступившую кровь.

***

Эти чувства, которые не описать словами… С тех пор как они познали друг друга глубже, чем это можно было представить, всё так изменилось. Их взгляды, что фокусировались только друг на друге, их расцветающие улыбки, когда они видели друг друга, их приглушенный голос, когда они были рядом друг с другом. Син Чэнь перестал посещать занятия, а Сюэ Ян и вовсе был далек от таких приземленных вещей. Он отнял у Божественного пика его самого очаровательного адепта, и теряясь вместе с ним среди лесов и равнин ловил ладонями жаркий летний ветер, пока Син Чэнь ловил его самого. Сюэ Ян был влюблен, его чувства окрыляли, и много раз он терялся в том, что просто кружился среди трав, путался в собственных ногах и падал, падал в мягкие объятия, что всегда готовы поймать его. Для Син Чэня с его неполноценными глазами он был блуждающим в ветрах лепестком, который даже падая ему в ладонь все равно ускользал сквозь пальцы, а иногда намертво прилипал к коже, отказываясь покидать это мягкое теплое ложе. — Мне мало просто быть рядом с тобой, — изнежившись в окружающем его благоухающем тепле, шептал Сюэ Ян. — Я хочу быть воздухом в твоих легких, кровью в твоих венах, безумием в твоих мыслях и удовольствием в твоем теле. Я хочу быть тем, без чего ты не сможешь жить, а умирая заберешь меня с собой, дабы не разлучались мы ни на миг даже после смерти… Эти признания, проникая глубоко в душу Сяо Син Чэня, наполняли её особым теплом, которое подобно изящным завиткам навсегда оставило следы своего присутствия, оплетая и сильнее нежа распускающиеся цветы. Еще они танцевали. Это, конечно, нельзя было назвать теми танцами с веерами, которые практиковал Син Чэнь, или вихреватые движения с мечом, которыми Сюэ Ян уравновешивал свою душу. Это было… переплетение пальцев, касание ладони к талии, а иногда просто движение на месте против или за часовой стрелкой. Сюэ Ян просто опускал лицо на плечо Син Чэня, и закрывая глаза медленно перебирал ногами, а порой они и вовсе кружились, будучи похожими на переплетения двух молодых лоз, вот только смех их звучал неприлично громко, как и их счастье, что и вовсе не скрывало себя. Не раз и не два близнецы, украдкой притаившись у двери его комнаты наблюдали как Сюэ Ян, лениво качая бедрами из стороны в сторону, делает это перед распахнутым окном, мечтательно закрыв глаза, словно бы в его голове звучала музыка и он покачивался ей в такт. Чем в эти моменты были заняты его мысли, пожалуй, было понятно и без лишних слов. Перестав ходить на занятия Сяо Син Чэнь абсолютно всё свое время посвящал лишь ему одному. Приметив его привычку в полутанце упражняться на мечах он попытался перенять её, Сюэ Ян с удовольствием начал его учить. Падая, листья создавали чарующий вихреватый шлейф, и Син Чэнь со всей внимательностью и серьезностью копируя всё то, что выучил, двигал мечом так, чтобы не задеть ни один листик, а как бы ненавязчиво войти с ними в один поток, подчиняясь воле ветра. Это было довольно сильное искусство, очень изящное. Меч заменял веер, но уж никак не был сильнее его. Син Чэнь надевал наиболее легкие одежды и брал в руки веер танцуя лишь для Сюэ Яна, что с благоговейным трепетом наблюдал за его движениями. Меч Сюэ Яна обманывал ветер, прокрадываясь в него словно вор, веера Син Чэня наоборот, правили над ним, призывали его, а порой даже сражались с непокорным нравом буйствующего потока. И вот однажды меч и веер сошлись в любовной схватке. Для такого случая (хотя Син Чэнь и не верил, что он представится) у него был вылитый из серебра веер с очень прочной, добротно натянутой тканью, которую не порезать ножом и не проткнуть. Он был чуть больше остальных и идеально подходил своей цели. Они решили начать на рассвете. Схватка веера и меча началась с несильного соприкосновения, где каждый интуитивно измерял мощность чужого оружия, но что было примечательно… Сюэ Ян сражался в повязке. Син Чэнь не возражал, однако страх, что ущемленный в зрении юноша может пострадать не покидала его, однако разве веер мог нанести грубый удар? Такой как тот, что был у него в руках, вполне был способен на это, однако, чем дальше они заходили, чем тяжелее становилось их дыхание, тем глубже они проникали в этот поток. Сюэ Ян делал выпады, а Сяо Син Чэнь изящно огибал их словно ветер в вихре лепестков, однако когда их оружие всё же ударялось друг о друга, это было похоже на столкновение двух волн, в страстном желании разбившись друг о друга слиться в одно целое, стать единым, где брызги порождали пену, молочным бризом устилающую поверхность воды. Меч и веер со звоном отбиваясь друг от друга будто притягивали своих хозяев обратно, служа катализатором этого невидимого притяжения. Это должен был быть бой, однако со стороны это выглядело так, будто они танцуют, и они действительно танцевали, сами об этом не догадываясь высвобождали эфирные волны своих душ, создавая между собой совершенно другое пространство, которое диктовало двум «невидящим» как двигаться, подсказывало какое движение совершить. Спрашивается, зачем делать это, если они даже не видели друг друга? Глазами да, но не телом, и уж точно не душой. Тяжело дыша они то рвались в объятия друг друга, то наоборот отталкивались, однако тут же стремились обратно. Их дыхание срывалось на хрип, по разгоряченной коже катились капли пота, полы одежд трепетали в каждом порыве…

…разбиваясь в моих руках на тысячи осколков я бережно вкладывал их обратно, собирая его душу воедино, ловя его дыхание своим, чувствуя жар его тела всем своим существом…

Меч упал, поражение принял и веер. Освободившиеся ладони тут же переплели пальцы обеих рук, широко разведя их, лица мужчин оказались близко друг к другу так, что дыхание, касающееся чужой кожи, обжигало её неистовым пламенем, в котором так и хотелось сгореть дотла. Хаотично дыша они замерли, как бывает замирает молния в глазах смотрящего и, тяжело сглотнув, губы невинно и трепетно, даже немного боязливо приблизились, предвкушая тот сладкий трепет, что последует за их касанием. Поцелуй начался очень нежно, но тут же словно сорвавшись языки уже изгибались друг на друге, сойдясь в жадной схватке, и не первый раз помутившийся рассудок обоих отразился на их действиях: чуть ли не срывая мокрую одежду они принялись покрывать поцелуями кожу друг друга, особенно в области шеи. Горячая, немного соленая, обдающая влажным жаром, как тут не сойти с ума? Падая на траву их тела переплетались, голос срывался на стоны, и не было конца края этой жажде, что едва дав о себе знать уже измучила их.

Сияние твое зажигает луну в ночи. Я — твоя ночь. Ты для меня — луна…

Хотя именно Син Чэнь часто сравнивал Сюэ Яна с луной, последний видел своей луной именно Сяо Син Чэня. Нрав Сюэ Ян был хаотичен и изменчив, во многом его эмоции зависели от того какие чувства заставляет его испытывать этот мир, но даже находясь в этих руках он понимал, что чернее ночи, чем его, нигде не сыскать, и такая ночь всю свою жизнь искала лишь одного сияния, одного единственного… — Ты – моя луна, — вторя своим же мыслям, жарко прошептал Сюэ Ян. — Я – твоя ночь. Останься со мной навсегда. Любить тебя так, как люблю я, не сможет никто. Син Чэнь замер, шумно задышав носом. — Тебе не нужно просить, — тяжело сказал он. — Лишь бесконечность твоей ночи способна зажечь свет этой луны… Даже не сговариваясь они произносили то, что одинаковыми чувствами засело в их сердцах и вырвалось почти что идентичными словами. Их тела все еще недостаточно вкусили друг друга, и вал этот было уже не сдержать. Сюэ Ян трепетал в ожидании того, что, как он считал, было неизбежно, и слишком хотел, чтобы оно произошло, а Син Чэнь дрожал от страха, боясь сорваться и причинить боль. Он понимал, что теряет себя всякий раз, когда они так близки, и что мог сделать в минуты помутнения не представлял, лишь чувствовал, что его тело рвется куда-то дальше, пытается войти собой глубже, еще и еще, пока вконец не растворится с телом юноши, что пылая обжигало и его, чем провоцировало уже собственный жар, спасение от которого он искал в пламени не меньшей силы. Будучи распаленным он находил спасительную прохладу лишь в нем одном, хотя и понимал, что другое тело отнюдь не холоднее его собственного. Особенно жарко было между бедрами, они горели, как печка, и плавили промежность Син Чэня, когда он прижимался между ними, ощущая, как сильно и требовательно дает о себе знать возбуждение с другой стороны. Пожалуй, уже нельзя было назвать секретом, что Луна была в плену Короля Ночи, но то, что именно с ним она достигла своего самого яркого сияния, было неоспоримо. Син Чэнь, как и сказал Сюэ Ян, воистину был великолепен, и постепенно раскрываясь доказывал это всё стремительней, ведь то, что юноша видел изначально, другие замечали только сейчас. От прежней стыдливой робости остались лишь блеклые тени, ранее тихий неспешный голос стал нежнее, соблазнительней, черты лица смягчала не фальшивость вынужденного притворства в моменты скорби, а искренность, теплыми потоками идущая откуда-то изнутри. Он преображался неспешно, как сменяла свой облик молодая луна, с каждой ночью обретая свою истинную форму. Его лицо, ранее ранящее своей болезненной бледностью словно омылось в благоухании цветочных ветров, наполненных ароматами лета, его кожа стала сиять нежным жемчужным оттенком. Когда он ходил без повязки, его взгляд полнился мягчайшим бархатом, словно бы в мыслях его струились шелка, смягчая душу и сердце изнутри. Даже его манера одеваться перетерпела изменения: ранее скрывая свою худощавость за плотными слоями одежд он перестал носить лишь светлые широкие халаты, Сюэ Ян сам выбирал ему верхнее платье и пояс, и чаще всего они приятно облегали его фигуру, подчеркивая достоинства и доказывая, что никаких недостатков нет. Син Чэнь был словно молодой побег бамбука, что стремительно тянулся ввысь, а остроконечные листья в нетерпении шуршали от легчайшего порыва ветра, страстно дожидаясь наступления ночи. Его ночь являлась ему сиянием темного перламутра, которым переливались глаза Сюэ Яна, в чьем взгляде вспыхивали звезды и отражалась луна, которую он требовательно и спешно заключал в свои объятия. И луна отвечала ему, омывая его тело нежностью своего чистого серебряного света, наполняя душу и тело освежающей прохладой в которой так приятно было баюкать свои сны.

***

Живя вместе они разделили между собой много дней и ночей. Син Чэнь стал практически обитать в его комнате, и часто гуляя по этому небольшому храмовому комплексу они обнаружили навесные коридоры, выходящие наружу здания. Раньше Сюэ Ян не слишком усердствовал в исследовании этого места, а благодаря Сяо Син Чэню обнаружил, что к нему есть несколько пристроек, созданных дабы любоваться красотой природы во время любых погодных условий. Навесы скрывали от жары и дождя, а в маленьком пруду то и дело бесновались стайки рыбок-малюток, чья чешуя в особо солнечные дни переливалась золотым свечением. Эти коридоры выходили на еще одну малую пристройку к храму, что была сделана полностью из дерева, однако все стены, кроме крыши, были резными, то есть дерево было обработано так, что пропускало внутрь и солнечный свет, и ветер. Пристройку скрывали высокие побеги бамбука, грушевые деревья и несколько сливовых. По обе стороны от ведущего к ней коридора росли и малиновые деревья, что давали плоды до глубокой осени. Ночью эти двое скрывались за каменными стенами храма, здесь же проводили все солнечные дни. Освещение в деревянной пристройке было глубокого зелено-голубого цвета, очень привлекательного темного оттенка. Этому способствовал бамбук, тени от которого изящными рисунками пробивались сквозь резные стены и падали на пол и скромную мебель. В летний зной слабые порывы ветра качали листья бамбука, создавая неповторимый шероховатый звук, и устав играть в вэйци или читать, Сюэ Ян засыпал на чужих коленях, измученный жарой или бессонной ночью. Примостившись как котенок он спал на этих коленях так крепко, что сон его был до того глубок, что сладкий шёпот у самого ушка, всё пытающийся его добудиться, лишь способствовал еще более безмятежному сну. Син Чэнь касался его тонких волос, осторожно распутывал черные пряди, гладил и целовал, даря столько нежности, что она укутывала юношу целиком. Каждый день, проведенный вместе, был для них Вечностью, которую они делили друг с другом в этом прекрасном, защищенном от внешних распрей месте, где царствовала гармония и красота, а тишина была союзником, позволяя уйти далеко в себя и почувствовать собственную душу. Сюэ Ян, ощущая эти затаенные волнения, стремился далеко не к своей душе, пытался пробиться к его, Син Чэня, и тот впускал его так глубоко, как только юноша хотел или мог пробиться. — Расскажи мне о своих мечтах, — бывало просил Син Чэнь, если чувствовал, что сердце юноши распахнуто ему целиком. Сюэ Ян, поглаживая между пальцами кончики его длинных волос, думал недолго. — Мягкое широкое одеяло промозглым вечером, тишина ночных гор, и человек рядом со мной, укутывающий меня своим теплом. Син Чэнь издал тихий, но очень нежный смешок. — Разве же это мечты? — с улыбкой спросил он. — Звучит в стиле родственных душ — «Внешность мужчины, сердце юной девы». — Что-что? — слегка ощетинился Сюэ Ян. — Это у меня-то сердце юной девы? Син Чэнь тепло улыбнулся. Он никогда не признается, но эта вызывающая, порой даже слишком горячая несдержанность Сюэ Яна, которая чем громче звучала, тем больше требовала нежности и ласки, так нравилась ему, что он бывало в нетерпении ожидал, когда сможет поймать в свои объятия эту вспышку «праведного» гнева дабы умаслить её нежными словами, согреть теплым руками, успокоить, прижать к сердцу, ощутить, как это ставшее ему самым родным на свете существо засыпает в его объятиях, убаюканное теплом его дыхания и кожи. Казалось, будто элемент Ян в его Тай Ши изначально был создан так, чтобы желать преобладающую в Тай Ши юноши Инь, и чем больше она разгорячалась, тем сильнее он её укрывал собой, влюблялся еще больше, стремился окутать собой куда глубже, изнежить до такого состояния, чтобы та растворилась в его объятиях. — Твое сердце, — прислонившись лицом к груди юноши, — мой персиковый источник, поэтому дева это или юноша совсем неважно. Сюэ Ян мгновенно покраснел до кончиков ушей и резко отвернулся. — Зачем использовать японскую идиому про родственные души… — Китайскую. Сюэ Ян возразил: — Японскую. Син Чэнь настаивал: — Китайскую. Хотя на горе мы много изучаем и восточную культуру страны восходящего солнца, но разве же я могу перепутать идиомы? Сюэ Ян перестал сопротивляться и лениво спросил: — О, даже так? Тогда быть может процитируешь какие-нибудь стихи которые знаешь? Какой слог ближе к твоей душе? — М-м, это немного сложнее, потому что мне не очень нравится звучание китайских стихов. Когда японское пятистишие — танка — победило китайские образцы и стало основой личной переписки, флирта, соперничества, горя, философских размышлений, стало очень модным прибегать к обмену любовными письмами в форме стихов. О красоте дамы, скрытой от взгляда множеством ширм и занавесов, судили по красоте её стихов, а об её уме — по быстроте её ответов в стихотворной переписке. Читал когда-нибудь «Повесть о блистательном принце Гэндзи*»? Это одно из величайших произведений японской классической литературы, написанный в эпоху Хэйан, женщиной по имени Мурасаки Сикибу. Не бывая на востоке, однако читая эту повесть можно ощутить вкус и запах тех мест, тех событий, внешнего убранства, архитектуры дворцов и… любви тех людей, познать то, как они любили и страдали. — О, точно, — захлопал в ладоши Сюэ Ян. — А ты не пальцем деланный, Син Чэнь. Никак юноша не мог ожидать, что такой весьма скромный и робкий человек как Сяо Син Чэнь мог читать подобную повесть, но что еще удивительней, на горе изучали восточную литературу. Благодаря Сюань Юэ, Сюэ Ян знал всё о стране своей матери, зачитывал до корок всё, что приносил ему бог самоубийц, и само собой повесть эту он тоже читал. Большая, с множеством стихов и иллюстраций, которая идет одним непрерывным свитком, а когда его сворачивали он был похож на пышный валик, достигающий в высоту почти двадцать сантиметров. — Гэндзи представлял собой не любовника-губителя, а надёжного и верного спутника, о котором любая дама грезит днями и ночами, желая себе в качестве избранника именно такого мужчину. Он заботился обо всех женщинах, с которыми имел связь, а это, знаешь ли, довольно редкий поступок для мужчины той эпохи и культуры. Что сказать, хоть он и был скучающим романтиком, но это не мешало ему уходя от одной дамы тут же идти к другой. К слову, о письмах. Я придумал как нам разбавить уже нашу скуку. Мы будем писать друг другу записки в которых будем делиться своими мыслями. — Чэн Мэй, — мягко возразил Син Чэнь. — Но ты же понимаешь, что я не всякий раз смогу различить… — Деревянные таблички! — возбуждённо воскликнул находчивый Сюэ Ян. — Я буду скоблить тебе короткие послания на деревянной табличке, а касаясь углублений пальцами ты различишь письмо. Решено! С завтрашнего дня начнем обмениваться записками. Советую тебе приступить к размышлениям о их содержании уже сейчас. И они действительно стали писать друг другу письма. Порой это были лишь короткие послания, а порой и стихи, глубина которых не была способна уместиться лишь в две или три строки, но стоило глазам Сюэ Яна впустить их в свое сердце, а пальцам Син Чэня ощутить эти слова, они таяли внутри обоих как река по весне, что была скованна льдом. Содержания этих писем не были игрой их воображения, это были заклинания их любви сокрытые в словах, и читая наполненные любовным зельем строки чье-то сердце пьянело без вина, а в груди становилось тяжело, будто сердце истекало медом, что медленными потоками скользил тягучей сладостью, и не было сил противостоять, даже не хотелось, и мыслей таких не возникало. Глаза отрывались от стихов в поисках их создателя, а находя его в глазах смотрящего переливалось и сияло столько любви, что сердце не выдерживало и тяжело билось в груди. Ночью, когда темно-синий звездный занавес укрывал горы, и легкий холод пробирался в комнату, наполняя её освежающими запахами схоронившихся во тьме цветов, что плотно сомкнув лепестки предавались «сну», находившиеся внутри своего белокаменного «дворца» лениво бодрствовали, наслаждаясь друг другом несколько иначе, нежели когда солнечный диск путешествовал по бескрайнему небу. По углам и на столе разместились бумажные расписные фонари, а на кровати, удобно примостившись на животе, лежал юноша, что блаженно закрыв глаза наслаждался тем, как руки Сяо Син Чэня мягко и осторожно массировали его плечи через ткань одежды и легко постукивали по спине, разминая болезненно ноющие мышцы. На них обоих были лишь тонкие нижние одеяния. Волосы юноши были распущены, Син Чэнь аккуратно убрал их на подушку, делая это так осторожно, словно бы волосы Сюэ Яна были живым, вполне чувствующим дискомфорт существом. В отличии от комнаты парня, которая находилась в общем для обитания павильоне, комната Сюэ Яна находились довольно далеко от мест обитания адептов, никто особо совался в эту часть гор. Еще до прихода Сюэ Яна храм сам по себе пустовал будто в ожидании кого-то или быть может готовился к приходу новых учеников, однако как только на горе появился Сюэ Ян весь храм был отдан лишь ему одному, и почему-то никого это особо и не удивило. Все чувствовали, что этот человек особенный, но тем не менее очень полюбили его, относясь к нему с той нежностью, которая царила между всеми, кто жил на горе. — Прохладно немного, — с ленцой повернув к нему свое лицо, улыбнулся Сюэ Ян. Ночной воздух, проникая внутрь, наполнял комнату освежающей прохладой. Син Чэнь, чтобы не доставлять дискомфорт, не посмел сесть на поясницу, а примостился чуть дальше, сев на заднюю часть ног юноши, из-за чего ему приходилось приподниматься на колени, чтобы разминать ему спину. Разумеется, Сюэ Яну вовсе не было холодно, да и как может быть, когда спиной он чувствовал живое теплое тело, а руки, что так приятно разминали спину, разгоняли где-то застоявшуюся кровь, и она вольным потоком вздувала вены, изо всех сил гоня к сердцу. Син Чэнь, чьи волосы тоже были распущены, невольно сглотнул и, наклонившись, коснулся губами шеи юноши. Его волосы, что опустились вместе с ним, источали тонкий цветочный запах, и лишь зачувствовав его так близко Сюэ Ян улыбнулся, зардевшись до ушей. — Щекотно, — тихонько засмеялся он, и неожиданно смех его оборвался, поскольку он почувствовал, как пальцы, легонько скользнув под ворот, опускают его, обнажая плечи. Сюэ Ян застыл, сладкий трепет мгновенно расползся под кожей. Син Чэнь медленно стягивал с него одежду, и постепенно ему открывался обнаженный вид спины, чья кожа в освещении бумажных фонарей источала теплый жемчужный оттенок. Кожа была мягкая и очень приятная на ощупь, Син Чэнь уткнулся кончиком носа в позвоночник юноши и как бы поглубже вдыхая запах, делая это очень медленно, словно бы пытался распробовать его внутри своих легких, скользил вниз так и не отрывая кончик носа от уже пошедшего мурашками позвоночника. Сюэ Ян издал первый тяжелый вздох тогда, когда возвращаясь обратно Син Чэнь высунул язык и провел им влажную дорожку вверх, пока не коснулся линии роста волос и слабо куснул за загривок, посылая в тело юноши волну возбуждения. Сюэ Ян, тяжело дыша, больше не мог этого выносить. Приподнимаясь на локти он немедленно повернулся к нему лицом, из-за чего и без того свободно болтающийся на нем халат сполз еще ниже, полностью обнажая грудь и живот, и поцеловал эти мягкие, немедленно ответившие ему губы, что довольно откровенно распахнувшись ему навстречу смело и жадно покусывали и посасывали губы юноши, насыщая их куда более ярким красным цветом. Обнимая его за талию Син Чэнь немного спешно задрал его халат, сжав ладонями две округлые ягодицы, и не прерывая поцелуя с легким стоном начал мять их, при этом немного раздвигая, подушечки пальцев то и дело касались нежной кожи вокруг туго сжатого отверстия. И раньше касаясь их, он лишь поглаживал и мял руками ягодицы, даже целовал их, покусывал. Порой его губы слишком близко подходили к глубокой расщелине между ними, но он как будто сдерживался, и медленно, с явным сомнением переворачивал его и принимался нежить бедра, целуя белую кожу на них. Сюэ Яна это очень раздразнивало, ведь хоть его член и получал прямую ласку рукой, а мягкие бархатистые поцелуи приятно горячили кожу в тех местах, однако распаляясь все сильнее он очень сдерживал себя, чтобы не погрузить руки в эти черные волосы и не направить его лицо туда, где бы его губы напрямую столкнулись бы с жадным возбужденным предметом. Пожалуй, большая часть его самообладания уходила на то, чтобы просто гладить эти волосы, пропуская их между мальцами, и ни в коем случае не допустить хотя бы каплю грубости. Хотя он был честен с собой, ему ну очень хотелось это сделать. Однако сегодня, пока они самозабвенно предавались долгим глубоким поцелуям, а полуобнажённый Сюэ Ян, чей халат был приспущен настолько, что закрывал лишь самое дорогое неожиданно резко распахнул глаза, так как почувствовал, что гладкая подушечка пальца Син Чэня коснулась его входа, начав медленно поглаживать его. — Син Чэнь? — обнимая его руками за шею, Сюэ Ян, отстранившись, прильнул к покрасневшему ушку. — Ты… — Я просто немного поласкаю, не бойся, — тихо ответил Син Чэнь, и добавил: — Но если тебе неприятно, я… — Нет-нет, — спешно заверил его юноша. — Всё хорошо, просто… Просто раньше он очень смущался и вел до себя до неприличия скромно во время их ласк. Он как будто очень боялся дать себе волю, Сюэ Ян это хорошо чувствовал, поэтому сейчас, когда столь неожиданные действия пошли от него самостоятельно и по доброй воле, Сюэ Ян был немного удивлён. Пока Син Чэнь, жадно прильнув к его шее, обагрял её кожу своим горячим дыханием, подушечка пальца неспешно скользила и разминала тугое колечко мышц. Это было странное, стыдливое, немного щекотное чувство, Сюэ Ян и без того уже был сильно возбужден, и тая в поцелуях Син Чэня изрядно расслабился. Его дырочка невольно раскрылась, всего чуть-чуть, и почувствовав это Син Чэнь убрал одну руку, которой ранее придерживал его за ягодицу, а когда вернул её Сюэ Ян ощутил какой-то знакомый сладкий запах, что невидимыми парами поднялся прямо к его лицу. Вместе с запахом пришло кое-что еще: палец, что ранее лишь стыдливо тёрся о вход, медленно скользнул внутрь почти до середины и замер. Вместе с накрывшим его чувством от этого проникновения губы Сюэ Яна непроизвольно распахнулись, а глаза, что и без того не мигали, неподвижно уставились в одну точку. Это было очень необычное, не поддающееся никакому описанию чувство, потому что Син Чэнь не предупредил его, из-за чего Сюэ Ян застыл, прислушиваясь к своему телу. — Это гвоздичное масло, — жарко шепнули ему на ухо, и вместе с шепотом внутрь скользнул горячий язык, из-за чего по коже Сюэ Яна пробежал колющий холодок, из-за которого его член невольно дернулся, прильнувшая к нему кровь заставила его набухнуть еще сильнее. — Син Чэнь… — Не бойся, — находясь внутри него палец не двигался, дабы юноша мог привыкнуть к ощущению того, что находилось внутри него. — Я просто немного помассирую, тебе не будет больно. Его рука неспешно коснулась головки, и тут же будто поскользнувшись опустилась вниз из-за обильно выступающей смазки, что уже оставила небольшое пятнышко на ткани халата. Сюэ Ян, чьи ноги задрожали, сильнее прильнул обнажённой грудью к его чуть распахнутому халату, что открывал немного обнажённой кожи. Широко раздвинутые ноги плотно прижимались к талии Сяо Син Чэня, и чуть привстав на коленях Сюэ Ян обнял его сильнее, когда палец внутри него протиснулся чуть глубже и медленно отошёл назад. Ощущения не были болезненными, он, быть может, даже и не почувствовал бы его, если бы сам не переволновавшись не сжимал его так сильно, плотно обволакивая горячими стеночками, и чем сильнее он волновался, тем явственней Син Чэнь чувствовал, как они дрожат, он ощущал эту дрожь изнутри и воодушевившись чуть согнул палец, одновременно ощутив небольшой бугорок на передней стенке кишечника. Едва он это сделал, как ранее лишь тяжело дышащий Сюэ Ян негромко вскрикнул и плотнее обнял парня за шею. — Больно? — тихо спросил Син Чэнь, на что Сюэ Ян, хрипло дыша, отрицательно мотнул головой. — Я продолжу? Ответив едва слышным «М-м», Сюэ Ян почувствовал как палец неторопливо и осторожно, не слишком выходя из его тела, ласкает переднюю стеночку, мягко скользя на ней, и очень нежно, почти что трепетно вжимается в тот самый бугорок, который, едва к нему касались, посылал странные импульсы в член, будто что-то щекотало его изнутри, но этот зуд, распространяющийся сзади, дразнил довольно сильно, хотелось, чтобы движения были немедленно ускорены. Гвоздичное масло, которым он смазал свои пальцы, пахло ощутимо, но не навязчиво, а из-за того, что оно было довольно хорошего качества, да и Син Чэнь совсем не пожалел его количества, вскоре послышалось легкое хлюпанье, а дырочка, расслабившись, начала сжиматься и разжиматься, подстраиваясь под такт движений пальца. Когда для одного стало чуть более свободно, Син Чэнь, вдохнув поглубже, запустил внутрь и второй палец, который оказался безымянным, и боясь каких-либо болезненных ощущений интуитивно немедленно согнул средний, который уже был внутри, в ответ услышав громкий протяжный стон. Дырочка, что ранее обволакивала лишь один палец, немедленно сжалась уже на двух, довольно жадно и ощутимо, особенно когда Син Чэнь вновь скользнул по тому бугорку, что тоже немножко набухал. Член в его руке снова дернулся, на головке показалась капля белёсой жидкости, которая тут же была утеряна в ускорившихся движениях, что размазывали по члену всё, что из него выходило. Пальцы толкнулись глубже, Сюэ Ян не заметил, как начал понемногу насаживаться на них, но из-за прямой ласки на члене не понимал, что же ему делать, толкаться в ладонь или ощутимей насаживаться на беснующиеся в его дырочке пальцы. Из-за того, что спереди всё было слишком напряжено, место, которое ранее сжимало лишь пустоту, поскольку мышцы анального отверстия сокращались, было заполнено, и чем сильнее была ласка на члене, чем ощутимей пальцы касались той самой точки внутри, стеночки тут же сжимались на пальцах, и это ощущение было очень приятным. Из-за того, что пальцы с громким хлюпаньем вытворяли внутри, казалось, будто они толкаются не в промежности, а создавали ощущения скольжения в самом члене, отдалённо напоминая позыв справить маленькую нужду, но так как член был очень твердым, а белёсой жидкости выступало все больше, этот зуд ясно давал понять, что вот-вот выйдет наружу. Правая рука Син Чэня, ранее придерживающая за ягодицу юноши, проникла между их телами, и вытащив из складок нижнего халата свой возбуждённый член он прижался им к члену Сюэ Яна и сжал на них обоих ладонь, двигая их вместе. Он дышал очень тяжело, глаза были плотно закрыты, обе руки работали одинаково быстро, а Сюэ Ян, который интуитивно вбивался в него своими бедрами, чем ясно давал понять силу своего нетерпения вспотел от головы до ног, крупные капли пота стекали с его лица и спины, и слизывая эту солёную влагу Син Чэнь не рассчитывал силу и довольно болезненно втягивал губами его кожу, порой оттягивая её зубами, однако ощущения боли сладко отзывались внизу живота, добавляя особой пикантной остроты тем ощущениям, что сводили его с ума, так как он подвергся атаке с обеих сторон. — Син Чэнь, Син Чэнь… — не зная, где же ему спасаться от волны накрывшего его удовольствия, Сюэ Ян лишь плотнее прижимался к телу парня так, что они чувствовали, как громко стучит сердце в груди друг друга. — Сяо Син Чэнь… Этот молящий, распаляющий глубины души полушепот вынудил голос Син Чэня сорваться в немного рваном стоне, и только проникнув в уши Сюэ Яна звук такого его голоса вырвал стон и из него тоже, вот только он был очень громким, протяжным, больше похожим на зов плоти. Пальцы внутри его тела согнулись сильнее, ладонь сжалась и ускорилась, и не сумев сдержать крик Сюэ Ян кончил, выстрелив белой плотной струей почти одновременно с Син Чэнем, что чуть не сошел с ума от полноты этого ощущения, полностью затмившего ему разум. Дрожащие мокрые тела, плотно прижавшись друг к другу были неподвижны, Син Чэнь чувствовал, как сильно дрожит внутри Сюэ Ян, как его член подергивается в руке, и эти пульсации передавались все еще плотно прижатому к нему органу. Жадно дыша его запахом, уткнувшись в копну черных волос Сюэ Ян целовал эти волосы, целовал все еще испускающую прохладу мочку уха, целовал шею, целовал губы и никак не мог насытится этим, все еще в желании проникнуть к нему под кожу, дабы никогда не терять ощущение благоухающего тепла, что окутывало его снаружи и наполняло внутри, когда он глубоко вдыхал в себя накалившийся от запаха похоти воздух. Протерев его спереди и сзади тонким полотенцем, Син Чэнь, все еще глотая вязкую слюну так и продолжил держать его в руках, аккуратно опуская на кровать будто хрустальное изделие, боясь лишний раз сделать грубое движение. — Син Чэнь, — все еще мокрый от пота Сюэ Ян требовательно тянул к нему руки, просясь обратно в объятия. — Скорее, ну же… Склонившись над ним Сяо Син Чэнь прилег на бок, позволяя юноше обхватить себя руками. Их ноги переплелись, все еще испускающие жар бедра плотно прижались друг к другу, они ревностно жаждали вновь разделить одно дыхание на двоих, не в силах оторваться друг от друга. — Давай спать, — чувствуя исходящую от него усталость, Син Чэнь баюкал его с еще большим усердием. Сюэ Ян всегда засыпал первее его, и сам парень уже давно понял, что никогда не уснет прежде чем это сделает он, чтобы поймать момент, когда душа юноши полностью растворится в призрачной дымке окутывающих разум сновидений. — А как же сказка на ночь? Син Чэнь, смежив веки, ласково поцеловал юношу в волосы, и тихо шепча сказал: — Я тебя люблю. Спи. Стоило ли говорить о том, что после такой «сказки» желания провалится в сон как не бывало, и под легкий смешок Сяо Син Чэня Сюэ Ян набросился на него, жадно прильнув к губам, будто пытаясь на вкус ощутить эту «сказку», пока в голове сладким эхом разносилось признание, всколыхнувшее душу и заставившее трепетать сердце.

...я тебя люблю.