неизвестный

      — Извини, что поздно пишу, а то пол-одиннадцатого уже… Я тут сел домашку делать… Ты понимаешь, как те уравнения решать из шестьсот тридцать пятого номера? — читает Коля сообщение от Феди, которое тот только что прислал.       — Секунду, — быстро печатает он в ответ. — Я просто не начинал пока алгебру делать. Сейчас гляну упражнение.       Поднимаясь с кровати, на которой только что безмятежно лежал, листая мемы, Гоголь подошёл к столу и раскрыл учебник, лежавший на самом верху, на нужной странице. Несколько секунд поглядев на уравнения, юноша написал:       — Да, тут всё спокойно можно решить, если подставить формулы. Для первых двух уравнений нужна всего одна формула, для остальных — две-три.       — Это я знаю, — сразу напечатал в ответ Достоевский. — Мне не ясно, какие именно формулы нужно использовать. Я пробовал подставить несколько, но у меня так ничего и не получилось.       Коля прикусил губу, размышляя о том, как проще будет пояснить соседу по парте решение.       — Ты не против, если я позвоню тебе и устно объясню схему решения? Мы вместе решим этот номер, — спросил блондин.       — Конечно не против, — ответил тот, а после первым набрал номер одноклассника.       — И снова привет, — хихикнул Коля, ответив на звонок. — Подожди секунду, а то мне надо бы отрыть тетрадь в горе хлама на столе.       — Да, конечно, — произнёс тот.       Отложив телефон с идущим вызовом чуть дальше, подросток стал руками разгребать учебники и тетради по сторонам в поисках нужной, но она почему-то всё не находилось. Пригнувшись, Гоголь глянул под стол, в шкаф и полез в рюкзак тогда, когда со стороны двери в комнату раздался голос мамы.       — Коль, извини что отвлекаю, — сказала она, держа свой телефон у уха. — Не знаешь случайно, где сейчас Ваня? Мама его позвонила, сказала, вы с ним уйти гулять должны были в восемь часов, но ты никуда не уходил, а от Вани ни ответа, ни привета, хотя он должен был уже вернуться домой. Может быть, ты знаешь куда он пошёл и когда собирается домой.       Блондин нахмурился, глядя на маму. Гончаров не говорил ему ни о каких прогулках сегодня, никуда не звал. А когда они вообще гуляли в последний раз? Кажется, это было ещё до каникул. Быть может, Ваня ушёл с той девочкой, о которой говорил не так давно? Вероятно. В таком случае лучше не подставлять друга и не портить ему встречу с понравившейся девочкой. Кто знает, что у них двоих прямо сейчас происходит…       — Не знаю, — юноша покачал головой. — Но думаю, он совсем скоро придёт.       — Ясно… — мама кивнула и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Из коридора было слышно, что она продолжила дальше говорить по телефону с, вероятно, Ваниной мамой.       Глянув левее, Коля нашёл наконец нужную тетрадку и, раскрыв её, вернулся к Феде.       — Извини что так долго, — произнёс он в трубку. — Далеко она завалилась…       — Ничего страшного, — безмятежно протянул он, а после усмехнулся. — Что-то как-то поздно твой Ваня гулять выходит.       — Ты всё слышал? — юноша нахмурился. — Не очень похоже на него, если честно. Мы с ним никогда не оставались на улице до этого времени, хоть и могли — он в девять уже тянулся домой, а сейчас…       — А сейчас с кем-то другим гуляет допоздна, — усмехнулся брюнет, но не услышав от друга никакого ответа на протяжении длительных десяти секунд, встревожился. — Коль… Коля, прости, пожалуйста… Я не хотел тебя задеть этим…       — А? — переспросил тот. — Ты не задел, ничего страшного, тем более… Ваня вроде бы с девочкой гуляет, так что ему простительно.       — С девочкой? Что за девочка? — спросил брюнет, словно не знал её лично.       — Не знаю, — Гоголь пожал плечами, — Ваня мне особо ничего не говорил о ней.       Федя на секунду задумался о том, что чувствовал бы, если его друг вдруг стал бы проводить время не с ним, а с какой-то девочкой. На душе почему-то стало горько. Наверное, это из-за того что у Достоевского был всего один друг, так что терять его по такой причине совершенно не хотелось? Или потому что он хотел бы быть с Колей почаще и чувствовать, что тому нравится он, а не какая-то первая попавшаяся девочка?.. Господи, что ж это за бред?       Хоть Федя и чувствовал что-то вроде того, что другие люди назвали бы влюблённостью, сказать так про себя Достоевский никак не мог. Кажется, это всего лишь симпатия как к другу… Да, точно. Ведь у него так давно не было друзей, так давно не было рядом тех, кто выслушал бы и поддержал, как сделал Коля. Не удивительно, что брюнет стал ощущать что-то тёплое по отношению к своему соседу по парте.       А все случайные порывы и мысли о чём-то нетрадиционном — это всего лишь подростковый всплеск гормонов.       Но ведь с точки зрения науки влюблённость — это как раз-таки гормоны. Точнее, это ведь химическая реакция, в которой те участвуют. Именно из-за этого появляется симпатия, волнение, привязанность и желание быть ближе…       — Может, начнём всё-таки решать? — предложил Коля, выбивая Достоевского из мыслей.       — А?.. Да, давай.       — Смотри, — начал объяснять блондин, выписывая первый пример, — тут просто к новому основанию перейти нужно. На этой же странице есть необходимая формула. Видишь? В верхнем правом углу.       — Вижу… — протянул тот, медленно выводя промежуточный ответ, каждую секунду поглядывая на формулу. — У меня получился в числителе логарифм двадцати пяти по основанию пяти, а в знаменателе логарифм пяти по основанию пяти.       — У меня так же, — Гоголь улыбнулся. — Теперь нужно представить логарифм как число и сократить получившееся.       — Хм… — Федя кивнул, хоть его друг этого и не видел, и записал окончательный ответ. — Получается два?       — Да, верно, — Коля был очень рад, что у Достоевского получилось решить. — Второй пример аналогичный, по той же формуле решается.       — Понял, — брюнет стал быстрее выводить цифры, осознавая ход решения. — В ответе — три?       — Точно!       Около получаса заняло решение остальных уравнений из заданного на дом упражнения. Стоит сказать, что когда Федя просил о помощи, то Коле казалось, будто у того проблемы в математике значительно больше, и времени на решение уйдёт тоже больше, но на деле случилось иначе. Гоголь подметил, что его сосед по парте очень быстро всё схватывал, подмечал и мог найти решение, основываясь на формулах и додумывая всё самостоятельно. Это радовало.       — Нужна ещё с чем-нибудь помощь? — спросил блондин, когда последний пример был решён.       Достоевский задумался, оглядывая располагающуюся на полу стопку учебников.       — Нет, — он покачал головой. — Ты и так очень много для меня сделал. Спасибо тебе большое.       — А… Аха-ха… — юноша неловко усмехнулся, почему-то слегка смутившись. — Конечно. Обращайся, если что.       Когда звонок был завершён, Федя ушёл из своей комнаты на кухню, плюхнулся на стул и потянул уже руку к пачке сигарет, лежавшей на подоконнике, но вдруг всё же передумал.

***

      Он с трудом разлепляет слипшиеся глаза, но не может ничего разглядеть. Тут очень темно. Он находится в очень неудобной позе и не может пошевелиться — что-то давит на него со всех сторон. Воздуха не хватает. В попытке вдохнуть побольше, Ваня чувствует сильную боль не только в лёгких, но и по всему телу. Болят руки и ноги, голова, живот и горло. Эта боль огромными волнами накатывает каждую секунду, и Гончаров захлёбывается в ней, не имея возможности ничего с этим сделать.       Он ещё раз пытается пошевелиться, но вскрикивает от резкой боли. Точнее, пытается вскрикнуть. Голоса нет, раздаётся глухой хрип.       Совсем скоро воздуха становится совсем мало. В лёгких давит так, словно они вот-вот взорвутся. Перед глазами темнеет, и Ваня окончательно теряет связь с реальностью.