неизвестный

      …и снова уходит…       Ничего страшного, ведь можно попробовать снова. В конце концов, рано или поздно должен появится тот, кому с ним будет интересно.       «Нужный человек сам появится в твоей жизни». Но что делать, если он так и не хочет появиться? Что делать, если люди не приходят, а уходят? Самому появиться в жизни нужного человека, а затем удерживать его рядом с собой. А чем удерживать?       А что, собственно, любят люди? Наблюдая за другими, Коля смог самому себе дать сразу два ответа на этот вопрос: внешность и юмор. Именно это. И нет, даже не деньги! Конечно, на деньги ведутся очень многие, но друзей с помощью них привлекать - это самая худшая мысль из всех. Всё, что он имеет - какая-никакая внешность и глупые шутки, что вылетают изо рта уже самостоятельно, по привычке.       Но почему это всё не работает? Его шутки, кажется, совсем никому не нравятся, а внешность не интересна. И Гоголь начинает пытаться выделяться из толпы. Он просит маму купить самую модную на данный момент одежду, следит за тем, как выглядит и как пахнет, даже немножко глаза подводит, дабы те смотрелись выразительнее, но…       Но он всё ещё никому не нужен.       Ему тринадцать, и максимум, что он видит в зеркале - клоуна-неудачника. Да, это его ежедневная работа. Обязанность. Рутина. Он не может рано утром не надеть на себя эту надоедливую маску, она почти приросла к его лицу. Коля работает над собой, всячески развивается, прогибается под остальных, но…       Но он всё ещё никому не нужен.       И так каждый раз. Замкнутый круг. Все по новой. Ничего не меняется. Стабильность.       И каждый раз, когда юноша чувствует себя максимально глупо, это повод оставить на себе небольшое напоминание об этом. Маленькое. Совсем крошечное, вот тут. Смотрите-ка, рядом уже так много таких же напоминаний раскинулись салютом. И сколько же ещё появится в будущем?       Не так много, на самом деле, ведь Гоголь сможет взять себя в руки и оставить это занятие уже в четырнадцать, но…       Но напоминания останутся на всю жизнь.

***

      — Вот это возьми, с лаймом, — и Пушкин указал на баночку в холодильнике. — Оно безалкогольное. Ну, давай! Я угощаю.       Гончаров улыбнулся и спокойно взял себе одну баночку пива, в то время как Саня схватил себе сразу три. Продавец смотрел на это относительно спокойно - привык. Разве что подростка рассмотрел мельком - видимо, тот того же возраста, как и некоторые знакомые этого мужчины.       Сев в ближайшем дворе на первую попавшуюся лавочку вместе с юношей, Саня сначала говорил о чём-то отвлечённом и спокойном, но вскоре перешёл на совсем другую тему.       — Видел я вас с Лизкой сегодня из окна… Ну, это ты и так знаешь - Америку я не открыл. Но сказать я хочу не это… Я кое-что подметил… Тебе Лиза нравится, я прав? — и он странно улыбнулся, приподняв бровь.       — А… — это Ваня услышать совсем не ожидал, и из-за этого чуть не подавился. — Это… это заметно? — и парень смущённо замялся.       — Так, значит, это правда?… — мужчина хмыкнул. — Что ж… Я Лизку знаю намного дольше, чем ты. Ну, ты понимаешь. И знаешь, что я тебе скажу… Брось это всё, не пытайся.       Гончаров удивлённо раскрыл глаза, его дыхание слегка сбилось.       — Почему?…       — Хм… Как бы тебе сказать… — он потёр подбородок. — У нас в колледже есть парень один. Она и ему приглянулась. Он за ней не то чтобы ухаживает, но… Уже очевидно, что скоро совсем они будут вместе. По самой Лизе всё видно.       — В смысле?…       — А вот, — Пушкин перебил, делая глоток пива. — Лизка влюблёнными глазами на него смотрит, я тебе говорю. К тому же, он старше её, опытнее тебя… Прости конечно, что режу матку-правду, но это так…       — Нет, — Гончаров перебил. — Я всё равно… Я продолжу, — а после глянул на экран своего телефона, желая узнать время. — Мне пора, извини.       — Ладно, — мужчина спокойно отпустил знакомого, пожав плечами.       Ваня за три глотка допил своё пиво и, выбросив его в находившуюся рядом мусорку, отправился домой. Пушкин проводил подростка каким-то странным взглядом и непонятной ухмылкой, параллельно открывая уже третью банку с алкогольным напитком.       Эта короткая встреча дала ему понять многое.

***

      Прошло всего два дня с момента, когда Федя в последний раз употреблял, и появившееся так быстро желание вновь получить дозу Достоевского очень пугает. Нет, он не хочет потреблять, но… Но хочет. Его тело просит хотя бы десятую грамма. Хотя бы чуточку, пожалуйста…       Но, несмотря на это, юноша старательно сопротивляется. Он отвлекается на что угодно, будь то занятие чем-нибудь полезным, вроде уборки под музыку, или что-то не самое лучшее, как лишняя сигарета. А если совместить? Покурить под музыку, почему бы нет? Это помогает сосредоточиться и обдумать то, что происходит вокруг.       А происходит в последнее время слишком много всего…       Кстати, очень интересно, где шляется мать? Не сказать, конечно, что Федя ждал её возвращения домой… Совсем не ждал.       Что делает в данный момент Варя? Опять на работе?       Чем занимается Коля прямо сейчас? Делает уроки? Или, возможно, смотрит что-нибудь? Играет во что-то? Хочется написать ему и спросить об этом, но парень не решается и откладывает телефон с открытым чатом в сторону, затягиваясь мятной одноразкой.       В последнее время он курит электронную сигарету чаще, чем раньше. После неё не остаётся того самого запаха, да и лёгкие она, кажется, заполняет до самого конца…       Федя привык к тому, что имел в жизни. Он давно спокойно смотрел на то, как относятся к своим детям нормальные родители, на их объятия… Объятия… Каждый раз раньше, когда мать пыталась обнять Федю, тот испытывал жуткое отвращение…       У Достоевского всегда был папа, была сестра, но не было мамы. Не было того человека, который должен считаться самым родным. Казалось, его мама умерла ещё девять лет назад, и с того времени была только сожительница, какая-то неприятная женщина, уродина, но не мама, даже не мать. И эта женщина была именно тем, кого всегда так сильно ненавидел парень.       «Она же тоже живет эту жизнь впервые», «все могут ошибаться», «нужно уметь прощать»… Но это она виновата в том, что у Феди нет мамы. Это она виновата в появлении мыслей об убийстве и самоубийстве у своего же ребёнка. Это из-за неё на теле Достоевского так много шрамов. Из-за неё он убивает своё тело сигаретами и наркотиками…       Её никогда не получалось простить, несмотря на все попытки это сделать. Её невозможно простить. Её просто нельзя прощать.       Он ведь не обязан её прощать? Не обязан.       Каждый раз, когда появляется мать, Феде очень тяжело держать себя в руках. Он просто разломан, разобран по частям, и каждую эту часть мать разодрала, засыпала солью, залила керосином, а после сожгла. От того ребёнка, кем был юноша раньше, совсем ничего не осталось - пришлось строить себя заново.       Простить мать для него - это то же самое, что самолично себя добить, предать и заново стать пустым, отвергнув всё, что он когда-либо делал для своего спасения.       Больно, холодно, пусто…       … и очень одиноко.       В попытках заполнить пустоту Достоевский попробовал очень многое. Порезы, курение, наркотики… но стало хуже. Что сможет ему помочь? Кто сможет ему помочь?…       Вдруг на экране Фединого телефона появляется новое уведомление. Юноша опускает глаза, дабы прочитать его…       «Привет, завтра опять вместе в школу идём?»