неизвестный

      Термометр показывал неприличные пять градусов ниже нуля, которые ощущались на все минус десять. Редкие полупрозрачные снежинки, падая на асфальт, мгновенно смешивались с тёмной грязью. Солнца не видно — закрыто огромными противными серыми тучами. Всё вокруг какое-то серое; рядом выстроенные брежневки и хрущёвки грустно глядят на мимо проходящих людишек, к которым голые деревья тянут свои ветки, словно желая схватить.       При дыхании изо рта выходит невесомый пар. Коля прячет свои чуть покрасневшие руки в карманы куртки, но это не помогает, и те всё равно мерзнут.       Юноша привык к летнему теплу; к теплу начала сентября, когда ещё можно было ходить в лёгкой расстёгнутой куртке или вообще без неё. Он совершенно не готов принимать наступление холодных дней.       Он любит весну, ведь в это время года природа оживает, взбодряется, цветёт абсолютно новыми красками. Весной слабое солнце, наконец, начинает пригревать. А ещё весной парень празднует свой день рождения. Интересно получается.       В последнее время Гоголь замечает, что его темп шага стал намного быстрее, нежели раньше, причём быстрее настолько, что сильно неудобен. Юноша может запыхаться к концу пути, ноги устанут, в боку начнёт покалывать… Время от времени Коля замечал, что ускорился, притормаживал и пытался контролировать свой шаг, но всё равно вскоре это повторялось.       Фасад школы, как всегда, сер, поэтому идеально вписывается в нудную атмосферу, что царит вокруг. Десяток школьников пытается протиснуться в узкую дверь и войти в учебное заведение, толкаются. Гоголь тоже.              Наконец войдя, он увидел своё отражение в большом зеркале на всю стену, висевшем напротив входа. Наигранная улыбка, что выглядела, как самая настоящая, самостоятельно, без ведома Коли, появилась на его лице. Какой же десятиклассник будет искренно улыбаться в школе? Только самый беспечный, не сумевший уйти в шарагу после девятки. Правда же?..       Оставив свои вещи в гардеробе и нацепив свой светло-серый рюкзак на одно плечо, старшеклассник направился на второй этаж к кабинету биологии, где уже сидели почти все его одноклассники. Не всех он хорошо знал, не со всеми общался. Параллель все предыдущие девять лет плохо контактировала друг с другом, не считая, конечно же, тех личностей, кто когда-то успел более-менее сблизиться — на школьных творческих кружках, например, или ещё при каких-то обстоятельствах.       Гоголь был в хороших отношениях примерно с половиной одноклассников, — что было, видимо, из-за отсутствия стеснения у Коли в разговорах с новыми людьми, — но при этом юноша мог назвать своим другом лишь одного человека.       С ним они предыдущие девять лет были в одном классе, дружили с шестого года обучения, сидели за одной партой, имели схожие взгляды на жизнь и планы на неё, любезно подкалывали друг друга в свободную минутку.       Ваня Гончаров.       Ваня уже сидел за их любимой четвёртой партой у окна. Коля вынул из рюкзака учебник, тетрадь и первую попавшуюся ручку, молча плюхнулся на стул, положил руки на парту и улёгся на них.       — Ты чего? — поинтересовался Ваня, разглядывая друга.       — Не выспался, — ответил Гоголь, вытягивая под партой уставшие от быстрой ходьбы ноги.       — Ну и иди нафиг, — по-дружески поддержал парня Гончаров и уткнулся в свой смартфон.       Биология первым уроком — прекрасный шанс выспаться, ведь предмет этот абсолютно никому в классе был не нужен. Даже, судя по всему, учителю: тот половину от времени урока смотрел в окно, минут десять объяснял что-то, давал какие-то простые задания, а в оставшиеся минуты заполнял файлы в ноутбуке.       После звонка на урок, когда класс поздоровался с биологом, Гоголь вновь прилёг. Первое время он просто о чём-то думал, глядя в темноту, и лишь к концу урока понял, что он всё-таки умудрился задремать. Чувствуя чьи-то неприятные толчки под рёбра, парень приподнялся, огляделся, замечая насмешливые взгляды одноклассников на себе.       — Выспались? — не вставая из-за стола, поинтересовался учитель, рассматривая своего ученика то ли с какой-то грустью, то ли с неким презрением. А может, это было скрытое высокомерие? Странный человек.       — Не совсем, — спокойно ответил ему Коля.       По классу моментально прошёл тихий смешок. Биолог вздохнул и принялся надиктовывать домашнее задание, которое всё равно никто, кроме нескольких персон, делать не будет. Прочитать параграф и устно ответить на вопросы в конце него? Для многих даже письменная домашка приравнивается к отдыху, что уж говорить про устное. Смешной дядька, однако.       Звенит долгожданный звонок, ученики выходят на перемену. Повсюду уже слышны голоса, громкий смех, крики бегающих пятиклашек… Сонный десятый «А» медленно направляется в противоположную сторону школы, где находится кабинет алгебры. Некоторые на полпути свернули в сторону туалетов, собравшись покурить там.       — Что ты там читаешь? — Коля смотрит через плечо своего друга в его гаджет, зевает.       — Чего? — откликается Гончаров, слегка отстраняясь. — А, новости.       — И что же пишут?       — Особо ничего интересного. Всё как всегда.       Дойдя до нужного кабинета, юноши сели в рекреации на относительно небольшую скамейку, находящуюся совсем рядом. Ваня продолжил чтение, а Гоголь, буквально за две минуты успевший просмотреть пришедшие за ночь и утро уведомления и сообщения, ответив на них, убрал свой телефон и принялся рассматривать то, чем занимались шестиклашки, урок у которых должен был проходить в соседнем классе. Ребята сидели на полу кругом и смотрели на то, что было в центре. Сначала Коля не понял, что это было, но по детским крикам вскоре сумел сделать неожиданное предположение.       — Секунду, — сказал он другу, чего тот, судя по всему, не заметил, и отошёл в сторону младшеклассников.       Подойдя чуть поближе к ним, он смог рассмотреть небольшой лист бумаги, который был расчерчен пополам, а затем ещё раз пополам так, что в итоге получились равные прямоугольники; в самой середине лежало что-то ещё.       — Нет, нечестно, она не здесь, — прикрикнула вдруг одна из девчонок. — я видела, что Серёжа дул.       — Да не дул я, честно, — ответил на это, вероятно, этот самый Серёжа.       Шестиклассники принялись кричать и выяснять, дул Серёжа или нет. Все обсуждение закончилось тогда, когда кто-то спросил:       — Чарли, ты убьёшь нас?       Все мигом затихли и уставились на лист бумаги, а Коля тихо рассмеялся и вернулся к Ване.       — Прикинь, они Чарли вызывают, — посмеиваясь, говорит Гоголь своему другу, который после ухода первого тоже заинтересовался происходящим у малышей.       — Они серьезно?.. — переспрашивает Гончаров. — Мы этим ребячеством в классе во втором занимались, а они…       Звенит звонок, все направляются в кабинет, усаживаются на свои места. Поздоровавшись с древней учительницей, которая должна была выйти на пенсию уже около десяти лет назад, ученики открывают свои тетради, берут ручки и ищут в учебнике задания, номера которых были заранее записаны на доске, выполняют их (некоторые на совесть, а другие какие-то из упражнений пропускают, будто бы их нет, понимая, что решить не получится). Коля вырывает двойной листочек из своей тетрадки и смотрит на друга, подозрительно улыбаясь.       — Чего ты хочешь? — устало интересуется тот, а затем, когда Гоголь достаёт из пенала два обгрызенных карандаша, найденных ещё в первой четверти под партой на английском, вздыхает: — И почему я с тобой вообще общаюсь?       Расчертив поле и по правилу разложив карандаши на нём, юноши шепчутся между собой, выбирая вопрос.       — Стоп, — останавливает своеобразные дебаты Ваня. — Для начала так: Чарли, ты здесь?       Раздаётся чей-то смешок сзади. Друзья внимательно смотрят на карандаши, ожидая движения. Вдруг верхний немного покачивается и сдвигается буквально на миллиметр в ячейку «YES».       — Она здесь, — Коля значительно оживляется, потирает руки под партой. — Итак, Чарли, ты убьёшь нас?       Два любопытных взгляда будто вот-вот прожгут бумагу. Чья-то пухлая рука тянется к парте, скидывает карандаши с листка, забирает бумагу и комкает ее. Оборачиваясь, Коля ловит на себе злой взгляд математички. На удивление, она ничего не сказала, решила, видимо, что её неприятной ауры хватит для того, чтобы напугать их. И она оказалась права.       — Твою ж… — с какой-то хрипотой шепчет Ваня, когда старушка отходит от их парты.