неизвестный

      Утро вновь идентично всем предыдущим: Коля с огромным трудом раскрывает глаза, выключает будильник и, все ещё лёжа, смотрит в пустоту, осознавая бренность и никчёмность этого скучного мира, удивляясь тому, как люди, живущие в доме напротив его, могут так рано вставать, ибо окно в комнате юноши закрыто шторами не полностью, и, через образовавшуюся щель, видны окна другого дома, в которых свет уже горит.              Еле-еле парень доходит до ванной комнаты, чистит зубы и умывает лицо ледяной водой в надежде, что та поможет избавиться от остатков сна и вернуться в этот мир. Не помогла, увы.       На завтрак юноша готовит себе бутерброды из не самого свежего хлеба и докторской колбасы, пьёт чёрный чай без сахара, что немного горчит. Медленно пережевывая пищу, Коля глядит в одну лишь точку, иногда вовсе зависая. У его матери сегодня выходной на работе, и она отсыпается, чему парень невероятно завидует.       Привычный маршрут, знакомая серость и грустный вид домов и природы. Привычные отрешённые взгляды прохожих. Привычная, словно тяжелая, тоскливость. Вновь контроль темпа шага.       Всё одно и то же.       Изо дня в день ничего не меняется, ничего не происходит. В среднем до школы Коля доходит минут за десять, может за пятнадцать. Проходя через какой-то двор, Гоголь видит то ли бездомного, то ли заядлого алкоголика или даже наркомана, у которого нет ни сил, ни желания, чтобы дойти до своей квартиры и лечь спать там, а не на холодном асфальте; его тихий храп немного пугает.       Повесив свои вещи на шатавшийся крючок в школьном гардеробе, юноша собирается уже идти в сторону кабинета химии, где должен проходить первый урок, но его останавливает одна из одноклассниц — Лера.       — Людка просила тебя подойти к ней, — говорит девушка и, заметив кивок, уходит.       Людка — сокращение от «Людмила Викторовна», которое придумал класс для своей классной руководительницы. Та была весьма странной женщиной лет пятидесяти. Свои короткие кудрявые волосы она красила в яркий красный цвет, явно не шедший ей к лицу, на глаза наносила неприятно-голубые тени. Из-за низкого роста некоторые называли ее «полторашкой», но таких смельчаков было мало. Она вела английский, и благо, что Гоголь попал не к ней в группу. Характер у неё был весьма неприятный: внимательно за всеми следила, была очень строга к своему классу.       Классный кабинет находился относительно недалеко от кабинета химии, на втором этаже. Зайдя в него, парень видит нескольких своих одноклассников, пришедших сюда по разным причинам: кому что-то уточнить нужно, кто за компанию зашёл. Людка со сосредоточенным взглядом что-то заполняла в ноутбуке, но сразу отвлеклась, увидев Колю.       Юноша подошёл к ней.       — Здравствуйте.       — Коля, — выговорила женщина странным тоном, по которому было не ясно, в каком расположении духа она находится: то ли весела, то ли зла… — У меня есть к тебе несколько вопросов, и то, как ты отговоришься, очень меня интересует.       — Да?.. — отвечает ей Гоголь.       — По поводу поведения на уроках. В последнее время ко мне всё чаще приходят учителя и докладывают о том, как ведёт себя класс на занятиях. Будь добр, объясни мне, почему же ты оказался одним из тех, о ком мне говорят чаще всего?       — Я не знаю… — с неким сомнением отозвался парень, не понимающий, что же такого он успел сделать.       — Как же?! — мгновенно восклицает Людка. — Вчера, например, не ты ли уснул на биологии? Что же тебе снилось, позволь спросить?       Юноша молчит.       — А на русском что было? Что за неприемлемые художества в соседской тетради? Если уж сам не собираешься учиться, то, будь добр, не мешай Ване…       — Так это он первый начал… — моментально оправдывается парень.       Людмила Викторовна, раскрыв глаза, смотрит на ученика до смешного высокомерно.       — То есть, ты хочешь сказать, что это он тебя провоцирует? — на несколько секунд женщина замолкает, а затем вновь раскрывает рот. — И именно Ваня подал тебе идею призывать нечисть на уроке математики?       Коля молча отводит взгляд, пряча насмешливую улыбку, видит, что сидевшие в конце кабинета одноклассники обратили на слова классной внимание и теперь «по-дружески» хихикают над ситуацией.       Нет, ведь действительно до глупого смешно это выглядит.       — Не нравится мне, как вы расселись в самом начале года, — женщина поворачивается ко всем разом. — Да, и вы тоже! Так что ждите меня после этого урока; я рассажу вас так, как сама хочу. Почему переглядываетесь? Что у вас вторым уроком?       — Геометрия… — отвечает одна из девочек.       — В двадцатом? — ей кивают.       Звенит звонок на первый урок, и Коля вместе с одноклассниками идёт на химию. К этому предмету юноша относился весьма… Противоречиво. В восьмом и девятом классе она ему нравилось, получал он по ней в основном пятёрки и четверки; но в этом году что-то изменилось, и Гоголю стало просто лень изучать новый раздел этой науки. Интереса к занятию особого не было, так что ближе к концу первой четверти парень начал замечать, что постепенно скатывается на тройки.       Учительница химии после слов опоздавших о том, что их задержал классный руководитель, спокойно реагирует и понимающе кивает ученикам: мол, садитесь на места, продолжим урок.       — Людка нас всех рассадить хочет, — шепчет Коля, плюхнувшись за парту к Ване.       — В смысле? — переспрашивает тот.       — «Мне не нравится, где вы сидите, бла-бла-бла»… В общем…       — Да пошла она, — хрипит Гончаров, перебивая друга, вздыхает. — Ей-то какое до этого дело.       — Не знаю.       Юноши замолчали и уставились на доску, где учительница уже начала писать что-то. Гоголю было совсем не интересно то, о чём говорила эта женщина, так что он ближе к середине урока, дабы побороть желание спать под нудные объяснения темы, взял один из своих беспроводных наушников и включил вперемешку музыку из любимого плейлиста. В его тетради слова, написанные кривым почерком, будто плясали под музыку: какие-то буквы были большими, какие-то наоборот слишком маленькими; а под конец урока юноша вообще решил ничего не писать. Лень.       Людка действительно через урок пришла на геометрию к своему классу и, словами подняв всех с мест, начала устраивать свой «порядок», смотря на листочек, где написала фамилии несчастных десятиклассников в том порядке, в каком хотела видеть их за партами. То есть, в три столбика и по две фамилии рядом.       — Гончаров и Киселева, средний ряд, четвёртая парта, — говорит женщина, и Ваня, странным взглядом смотря на друга, медленно проходит к своему новому месту и садится рядом с Лерой.       Коля смотрит на тех, чьё место, как и его, ещё не было озвучено, и про себя отмечает, что ни с кем из оставшихся сидеть за одной партой не хочет. Лишь бы одному за какой-нибудь последней партой…       — Достоевский и Гоголь, ряд у стены, вторая парта.       Блин.       Коля ищет взгляд Вани и, найдя там некую усмешку, отворачивается, проходя на новое место. Ему-то более-менее повезло с соседкой по парте — Лера с первого по девятый была в их классе, с ней можно было поговорить на разные темы, обсудить что-то, да и просто посмеяться над чем-то, а здесь… Сложно. Федя, если Коля правильно помнит, перешёл в эту школу только в девятом и не в Колин класс, ни с кем особо не общался и был всегда один, не привлекал к себе взглядов. Гоголь никогда особого внимания на Достоевского не обращал. Есть он в классе, и ладно. Разве что в начале девятого, заметив новое лицо, хотел познакомиться, но так и не подошёл.       Но всё же…       В глазах тёмноволосого юноши появляется нечто непонятное, что исчезает сразу же, как падающая звезда, когда Коля, улыбаясь, мол, привет, давай подружимся, смотрит на него. Федя безразлично отводит глаза и смотрит на классную руководительницу, которая уже заканчивала с рассадкой школьников на «лучшие» места. Странный такой…       — Извините, что отняла время вашего урока, — наигранно улыбаясь, обращается Людка к учительнице математики.       — Ничего, — отвечает ей математичка. — Я скажу вам, если вдруг кто-то из них на моём предмете решит пересесть.