Раскол сознания

      Вечер. Вечер достаточно тёмный и осенний, чтобы не видеть ничего за пределами стеклянной ограды. Ветрено. Потоки воздуха били по убитым временем ставням, создавая устрашающие звуки. Окно будто с лязгом вывалится на пол с минуты на минуту, распишет пол осколками. В комнату откроется путь ветру, дождю и всякой прочей нечисти.       Дверь мигом распахнулась и также быстро закрылась. Эдгар вернулся. Темноволосый стал постоянно уходить на ночные прогулки. Сам или с Честером, чаще с рыжим. Эмо непринуждённой походкой завалился в нашу комнату, оставляя за собой грязный след уличных воспоминаний. Его темно-коричневая ветровка был порвана в районе плеча словно когтями. И ведь правда когтями. В правой руке Эдгара свисал кот черно-белой окраски, поддерживаемый за хвост. Бездыханный кот. С головы животного редкими капельками стекала кровь. Видимо котик недавно был жив. Но Эдгар переломил ход его судьбы, знатно приложив его чем-то по башке. У изголовья висел ошейник с кличкой кота. «Флис». И правда флис, кот был весьма пушистым.       — Что это, Эдгар? — с безразличным испугом выпалила я.       — Это твой новый уровень, мы уходим со ступени грязных грызунов и приближаемся на шаг ближе к величию, сегодня — кошки и собаки.-таким же, как его речь, величественным тоном сказал эмо.       Эдгар размахнулся. Кот полетел мне в руки, разливая красный краситель по всей комнате. Я приняла душу животного как родную. Кот улегся у меня в руках как у родной матери. Трупы умеют проявлять эмоции. Пусть и скудные, пусть и мало заметные, однако всё-таки эмоции.       Сверкнуло. За окном забили клинки Зевса. Разряд. По ставням ударил мощный воздушный импульс. Разряд. Эдгар сбросил ботинки у моей кровати и упал на нее без признаков жизни. Сегодня сплю на диване.       Труп пушистика я положила на «операционный» стол. Разве это гуманно, забирать жизнь у домашних животных? Этот кот был чьим-то любимцем. Надеюсь, любимцем. Надеюсь, что было именно так, а не кот-козел отпущения, на которого можно спустить весь свой гнев. В прочем, я уже ничего не смогу изменить. Эдгар сделал свое дело, он этим горд. Если я попытаюсь перечить-парень разозлится. Не стоит ссориться с необычным сожителем.       Я безмятежно завалилась на диван. Тяжёлые веки. Я снова опустилась в царство моей личной наркомании.              

12:47

      И вот я снова выстраиваю органы кота в ювелирной последовательности. Вырезаю кусочки за кусочком. Аккуратно складываю кости в синий целлофановый пакет. Эдгар нависает сверху. Держит меня за плечи. Координирует процесс, подсказывает каждый шаг. Брюхо кота уже вспорото целиком. Открылся прекрасный натюрморт бордового цвета. Эмо восхищается, восхищается произведением искусства.       Плечи освободились. Эдгар ушёл в направлении коридора. Его розовый халатик, который когда-то был моим, скрылся в проёме. Послышался звук включения воды. В это же время из трупного саркофага, не переставая, хлестала кровь. Пустые глаза кота устремились в небо, и мне стало его невероятно жаль. Я была готова заскулить так, чтобы меня услышала вся планета. Услышал хозяин кота. Пусть этот несчастный придёт и покарает меня за все деяния. За всех вскрытых животных, за все украденные вещи. За все мои грехи. И ведь кто-то услышал. Громкий и продолжительный стук в дверь прервал мои моральные страдания. Пытки моей личности и разума.       Тело кота небрежно упало в картонную коробку. Затолкнув ее пинком под кровать, я пошла на источник звука. В дверь все ещё долбили.       Я распахнула дверь. За порогом стоял молодой парень лет двадцати пяти. Явное беспокойство читалось на его лице, а может даже и страх. Животный страх.       — Здравствуйте, у меня потерялся кот. — дрожащим голосом промямлил незнакомец. — Соседи сказали, что видели его у вас. Вы его не приютили?       — Нет никакого кота. — крепко отрезала я, сохраняя каменное выражение лица, готовясь закрывать дверь.       Парень так не думал. Он без раздумий оттолкнул меня в стену и влетел в квартиру. Рванув за ним, мы остановились напротив рабочего стола. Эдгар все ещё чем-то занимался в ванной комнате.       Парень застыл. Стоял неподвижно. Восковая фигура. Меня охватила тревога. Незнакомец пристально смотрел на ошейник со значком «Флис». Слезы. По щекам парня стекали слезы.       — Я-я.- я попыталась что-то выговорить.       Незваный гость рванул ко мне. Парень схватил мою шею и стал неистово сдавливать. Меня прижали к стене. Дни мои сочтены. Сейчас он пережмет яремную вену или сонную артерию. Мозг перестанет получать достаточное количество веществ и я мгновенно умру. Или же у меня просто закончится дыхание. В глазах потемнеет, в горле Лондонский Пожар. Наступит тёмная мгла и уже никогда не расступится.       Парень схватил один из ножей, удобно лежащих на столе и стал приговаривать, окатывая меня слюнями:       — Я вырежу его имя тебе на лбу, чтобы твоя никчёмная родня хоронила тебя вместе с ним, вместе с его душой. Он никогда тебя не отпустит, скотина. — гость совсем разревелся и стал подносить нож к моему лбу.       Эдгар медленно и не спеша, будто на прогулке, показался в дверном проёме. Его розовый халат сверкал во тьме комнаты, а в правой руке находилась моя любимая кружка с раскаленным кофе. Эмо непринуждённо подошёл к нашей паре, зашёл за бок парня. Незнакомец обратил на это внимание и сразу же поплатился. Эдгар пустил залп из кружки. Горячий кофе уже бурлил на лице парня. Он завопил. Страшно завопил. Его глаза распухли, кожа неминуемо слезет. Незнакомец выбросил нож и стал метаться по комнате. Биться об стены.       Клюшка всё-таки пригодилась. Эдгар бросил мне орудие в руки. По взгляду сразу было видно, что он предлагает. Другого выхода и не было. Одним взмахом по затылку я поразила парня. Тело грохнулась на пол. Эмо подошёл к парню, присел на корточки и подставил два пальца к шее.       — Живой.       Парень очнулся через несколько часов, привязанный двумя ремнями к кровати. Я стояла в углу комнаты и наблюдала за происходящим. Эдгар уже нависал над пациентом сверху. Парень попытался что-то промычать, но эмо сразу же прикрыл ему рот ладонью. Скальпель медленно и игриво взмыл вверх.       — Если полиция хоть что-то узнает о нашем казусе, то ты повторишь судьбу любимца, усек? Я не буду размышлять о твоём помиловании. Не спрашивай как, я всегда и везде тебя достану, ты никак не избежишь своей казни, ублюдок. — грозно, с небольшой ухмылкой, выговорил Эдгар.       Эмо был абсолютно серьёзен. В его глазах читалась жестокость, которой могли бы позавидовать многие маньяки. Темноволосый не стал дожидаться ответа. Развязав парня, он взял его под руки и выкинул из квартиры. Дверь с грохотом захлопнулась, эмо стал потирать руки.       — Он все расскажет полиции, я уверен. — почему-то смеясь, сказал Эдгар.

***

      Сумерки. Звезды грустно сверкают на затемненном небосводе. Лунное отражение солнечного света навалилось на лобовые стекла машин. Платная парковка. Спящий сторож. Эдгар, протыкающий колеса дорогих машин. Я сижу на острой гальке, перебирая потрепанными кроссовками вперёд-назад. Шины со свистом сдуваются. Мы снова занимаемся порчей чужого имущества и называем это — «путь к точке». Многочисленные кражи, графити на общественных объектах, порча имущества — все это составляло большую часть нашего досуга. Вскоре, я уверена, Эдгар придумает новое увлечение.       Ночь очередной вольности прошла. Эдгар расположился на балконе и потягивал сигарету. В руках он держал свернутую газетку, которой прерывисто стучал по оконной раме.       Глаза были будто склеены. В квартиру мы вернулись лишь на рассвете. Сейчас будильник показывает «8:32». Темноволосый заметил моё пробуждение и с размаху кинул мне в лицо газету.       — Погляди-ка статью. — сказал Эдгар, продолжая вдыхать табачный дым.       На главной странице газеты, в уголке, таилась статейка об увольнении следователя по делам вандализма нашего округа.       — Теперь наши дела пойдут намного легче. — заулыбался Эдгар. —Глупо, очень глупо. Уильям Грей был фениксом, из пепла не восставшим.       Столичное отделение полиции округа Рейнвуд. Шум работающих компьютеров и серверов. Старые фосфорные лампы вперемешку с современными светодиодными. Блестящие отполированные стены. Я сижу за своим квадратом, пронзая взглядом монитор. Целая куча папок пугала своим присутствием. В папках дела преступников, расследования преступлений, множество прочей офисной работы. Отдел кадров сократился в несколько раз, нарушения законов умножились в три раза. Зарплатных бумажек не хватает. Весь мир будто ополчился против меня. Небо сереет и не даёт света. В родном доме покоя совершенно нет.       Истерики, слезы, побои. Работа.       Истерики, слезы, побои. Работа.       Старый компьютер потрескевает. Звук запылившихся плат. Симфония технологического прогресса наполняет участок поздней ночью. Ни единой души в рабочем зале. Кроме меня, расположившегося, как осторожный грызун на пустынном плато.       Дверь в зал с лязгом распахнулась. Начальник отдела пришёл отчитывать в очередной раз за множество жалоб.       — Уильям, мы приняли решение о твоём увольнении. Ты не справился с поставленной задачей. — разрушил плохие представления своим ужасным высказыванием начальник.       — Но дел слишком много, по последним работа невозможна. Улики слишком странные и показания разнятся. Никто так и не пришёл к выводу, двое преступников или один. — пытался оправдаться я. Мой внутренний мир с треском разваливался. Все горело огнем.       — Решение уже принято, собирай вещи.       И без того серый мир принял новые краски. Разбавился черным. Диван впитал меня и я не мог сдвинуться с места. Мою нирвану гармонично разбавляли крики жены и плач детей. Она говорит, что денег совершенно не осталось. Как будто это сильно волнует. Мечта о суициде назойливо посещала мою голову. Жена говорит, что я совсем перестал за собой следить. Жена говорит, что мы сгинем. Нужно было думать об этом раньше, пожалуй.       Крыша. Яростные потоки холодного воздуха, рвущего сухую кожу. Ветер заставляет открываться ранки. Поры становятся красными от приливающей крови. В мыслях бежит перекати-поле. Взгляд устремлен вперёд. Тучи. Приближаются тучи. Я начинаю вспоминать детство. Моменты, когда мир ещё имел яркие цвета. Дождь. Приближается дождь. Ветер, словно бритва, прорезает мои щеки. Полет вниз будет блаженным. Капли. Пошёл дождь. Потоки воды хлынули с неба. Волосы полностью промокли. По щекам потекли капельки. Может быть слезы.                   Интересно, когда я в последний раз видел звёздное небо? А вот бы посмотреть на северное сияние. Да, северное сияние. Где-нибудь в Норвегии или Швеции. Забыться в суете и потонуть в зелёных, красных и фиолетовых цветах потока прекрасного явления.       Воздух сильнее рвет кожу. Я набираю скорость. Окна квартир пролетают незаметно, а время будто замедлилось. Земля вот уже приближается, дабы совершить последний удар. Три секунды. Две секунды. Одна. Конец. И снова, однако, необъятная бездна тёмных цветов.       Грей — уныние.       

***

      — Изучал бы я людей, то был бы паразитологом.       — Люди настолько паразиты?       — Люди выстроили несправедливую иерархию и нагадили в тапки природы. — после Эдгар замолчал и угрюмо уставился в приближающиеся стены станции. В руках находилась клюшка, а где-то в кармане точно прячется мощная петарда, которая была украдена нами в магазине фейрверков и прочих легальных оружий. После сказанного я вновь убедилась в том, что мы очень странные. Мы непредсказуемы и нелогичны. Сначала в компании друзей мусорим, а потом при родителях кидаем пустую пачку чипсов в мусорку. Мы готовы любить одного, но относиться к точно такому же, как к мешку цемента. Обучи робота жить, как человек, закодируй его до идеального образа человека — он не поймет многого в людях.       А тем временем наша обувь чавкает по слякоти, а головы принимают тысячную каплю дождя.       Мы ступаем на сухой пол.       Заброшенная станция заждалась пассажиров.       Недавно я хотела тут облиться кровью и согреться смертью. Эпитафия была неотменной, но тот, кого я сначала считала сторонником Бога и его посланником, спас меня, не планируя спасать. Эдгар уберег меня от встречи с Божеством и сейчас меня, как дикарку, обучает новой жизни. С чистого листа, но с отпечатком прошлой страницы. Пятном, чернильной кляксой или же пролитого кофе.       Пока Эдгар во всю размахивает клюшкой для гольфа и разрушает фарфор унитаза, я вожу пальцами по колдобинам треснутой кафели, опечаленная не пойми чем.            Заброшенная станция среди мира сего, отделенная от него, словно склеп от обычных крестов кладбища. За лесом, как за ненадежным забором. В нем, как в бункере.       В комнате показалось разочарованное и разгневанное лицо Эдгара, а руки его держали разделенную пополам клюшку. Она явно не была создана для того, что бить по голове людей и рушить то, что создано человеком. Однако она была небесполезной, и сегодняшний случай нам это доказал. Я смотрела на парня, как на привязанного к какой-то вещи мальчика, что расстался с ней.       А после он откинул две части клюшки в разные стороны со словами «плевал я на нее!».       Мы воротили, творили, наводили ужас на исписанные, как черновик, стены и доламывали то, что не было сломанным до конца. Мы перелеплетались со своим любимым делом в объятях, как родственники. Однако разлукой этих ласк стал мальчик.       Блондинистый мальчик, который снова предстоял перед нами в водолазке, в шапочке, с шариком под потолком с гримасой, не соответствующей гримасе мальчика. Невинное создание вновь перечит нам, становится той самой неприятной кочкой на пути к цели или бетонной преградой, которую не перепрыгнуть.       — Я надеялся, что вы не придете в такую погоду. Почему вы сюда ходите?       Вопрос к нам, но он смотрит именно на меня. Я ждала, когда Эдгар встанет между нами и вновь станет кричать на мальчика.       — Единственное место, которое абсолютно мертво. — Эдгар старательно пытается сорвать полусломанный шкафчик с креплений.       — Я не понимаю.       — Тебе не понять, но ты лезешь не в свое дело снова. Ты глупый мальчишка. Глупым не место в этом мире, и тебе это понять тоже не суждено.       — Зачем вы грабите магазины и портите труд людей? Вы хотите получить счастье, но оно явно не в этом. Вы убиваете природу! Это неправильный поступок.       — Ты природой назвал то, что сделано человеком?       Мальчик засомневался.       Мальчик уткнул взгляд в пол.       — Глупый мальчишка.       — Но вы же жизни людей портите.       — Люди сами виноваты в том, что они портятся, как овощи. Они могут жить по-другому. Но не живут.       Я наблюдала за ними и мотала головой туда-сюда в зависимости от того, кто говорил. По крыше станции настойчиво стучали тяжелые капли, разбиваясь тысячами судьбами и стекая в дерьмо, сделанное капризным плачущим небом. Небо заволокло окончательно, парень продолжал что-то доказывать бестолковому Гасу, но тот, как упертый баран, продолжал втирать в разум Эдгара одно и то же. Видимо, и вправду глупый мальчишка.       — Колетт, идём. — сдержанно проговорил он, когда терпение его лопнуло, — Мне еще рано дубасить детей за их неосознанную речь. Ему не доказать нашей точки.       Час в абсолютном молчании.       Час измазывания грязью по холсту земли.       Часа хватило для того, чтобы попасть домой.       По дому летают мухи — где-то лежит лакомый кусочек трупа, которого разъедает новая природа дома Эдгара. Тут он навел свой порядок и поставил флаг, оккупировав территорию. Сейчас он лежит на диване, измотанный. А я на кухне пью еще два дня назад наведенный чай и корчусь от его крепости.       Взгляд плывет явно не из-за чая.       Взгляд плывет, и я опускаю голову. Лоб лежит на столе, метталическая кружка обронилась.       А я плавно…