Раскол сознания

      ...погружаюсь в нарколепсию вновь. Я подготовилась к уже знакомым мне крокодильим хвостам, но сегодня сознание подготовило мне презент.       Мое бренное тело закружилось в водовороте, постепенно уходя от света ясного. Беспросветная тьма глотала меня все неустанней и упрямей, пока вода не оледенела до немения конечностей.       Неровный ритм сердца забил мощными, нервными импульсами, подавая волны в пучину океанской соли. Тут даль мертва, никого не видно. Здесь нет даже Бога. Эдгар твердил мне о том, что Бога нет нигде. Но здесь, в царстве Посейдона, любые попытки Отца небесного спасти свое дитя будут пресечены фронтиром между сушей и водой. Соберётся кружок из близких рыб, будут насмехаться над Божьей рукой. Эдгар бы влился в их душевную компанию.       Я погружаюсь все глубже. Моё сознание, мои желания и стремления все больше погружаются в воду, превращаясь в несуразный сгусток. Так же, как и в жизни — все безвозвратно вязнет в бытовой атмосфере существования.       Ты ждешь, как тебя озарит свет, и твою еще не остывшую плоть поглотит пресловутый Левиафан аль жадный, гадкий Раннамаари.       Здесь горизонт неясен, чернила кляксами перехватили мой обзор. Свет покинул нас. Лишь сплошная тьма обхватила меня своими лицемерно заботливыми ручищами. Поглотила даже малейший участок тела. Я благодарна тебе, мать Всевышнего.       Нырнуть и осесть на морской грунт. Разложиться, превратиться в кораллы, полипы, уснуть и мерзнуть, обхватить в бездушных объятьях вековые камни. Это должно стать фатумом для меня.       Тем временем я медленно падала в морскую бездну, не замечая огромные хвосты маячущих рядом со мной косаток.       Раздался жалостливый вой. Вода задрожала, но тут же успокоилась. Даже здесь мне все напоминает социум. Казалось бы, произошло что-то ужасное. И вот он, всеми желаемые общественные внимание и скорбь. Надолго ли?       Нет. Мгновение — и все рассеялось в мировой суете, в нескончаемых линиях мыслей, устремленных кто-куда. Словно космическая сущность, растекаясь в тёмной материи, заставила всех позабыть свое сострадание.      Каждую секунду в разум человека загружаются гигабайты информации, заставляя позабыть его человеческое я. Хлипкие серые руки божественного знания зарывают личность все глубже в реальность, уничтожая мир сентиментальности. Так и появляются такие, как Эдгар и Чес.       Мое тело швырнуло в сторону глубоководным потоком мути, словно полусгнивший лист сорвался с ветки дерева, упал в братскую могилу. Этот лепесток уже не зацветет, он сгорает. Теперь он лишь пополнит массу павших братьев. Своей красоты я уже преисполнилась. Хватит с меня. Пусть все прекратится.       Не поймешь, как стохатично тут все.       Ты либо умрешь спокойно, с мучением от недостатка кислорода, либо тебя, сделав одолжение, насадят на острые углы скал бешенным тайфуном. Ты несёшься с огромной скоростью средь обломков каравелл и корвет, а воздух на исходе. Сердце разрывается, затылок пульсирует, легкие корежатся, надеясь заполучить хоть каплю кислорода.       Подводные вулканы на стыках тектонических плит содрогаются с предвкушением того, как меня кто-то разорвет. Измученными рывками я старалась отбиться от течения, но безуспешно.       И вот он — конец. Меня прибило к мягкому песочку. Неужели мне позволено умереть здесь? На мягком безмятежном дне? И снова нет. Нет. Под моей спиной образовалась холодная пропасть. Громадная и тёмная песочная пропасть. Тело медленно тянет вниз. Эдгар оставил меня. Честер оставил меня. Гас оставил меня.       Время Бога насмехаться над предавшим его сыном.       Радушный песок сменился грубым неотесанным камнем. Меня накрыла паника. Горная порода плотно и заботливо обволокла меня, мое хрупкое тело.       — Нет, мой конец явно не такой! Нет! — прозвучало у меня в голове.       Каменный массив сдавливал все моё тело. Мозг вот-вот расплющится внутри черепной коробки.       — Нет, так ведь нельзя!       Массив не останавливался. Матушка смерть кокетливо смотрела в мою сторону.       — Боже, прости меня, умоляю, прости! Пожалуйста, только не так! — истошно завопила я.       Узнает об этом Эдгар — убьёт раньше, чем горная порода.       Камни отступили. Я свободна. Меня освободили. Я заслужила прощение. Я заслужила прощение. Божье прощение.       Невесомость. Я совсем не чувствовала ничего под своими ногами. Теперь я левитирую. Левитирую в массе космической. В тех самых бесконечных знаниях. Видимо, нахожусь в пограничном состоянии между жизнью и смертью.       Крест. Перевернутый крест. Блестящий и металлический. А на нем главный мученик. Эдгар. Вниз головой. Зрелище явно не из приятных. Мои глазные яблоки были наготове вылететь из орбит. Губы поджались. Я вздрогнула. Алая жидкость не спеша стекала по кресту. Глаза Эдгара закрыты. Зашиты нитью, как и губы. Кто-то или что-то запретило эмо ощущать этот мир. Колючая проволка стала частью рук эмо, украшая телесную массу металлическим блеском.      Ядовитый плющ, обвивший руки Эдгара.       Фиолетово-кремовый шарф прибит огромными гвоздями по сторонам креста. Вместе с руками. Эпитафия влиянию эмо на этот мир.       Кровь Эдгара обволокла мои руки. Я неистово закричала. Кожный покров начал разрываться от обилия проволки под ним. Смерть меня не покинула. Подготовила мне самый лучший крест. Я буду распята так же, как и мой спаситель.       Костлявая рука с иголкой приближается к моим глазам. Ещё пару секунд и очи закроются навсегда. Я неотъемлемо связана с эмо. Мы разделим общую судьбу. Возможно, это и к лучшему.       Внезапная какофония растерзала вечную космическую тишину. Тело Эдгара тряслось будто находится в эпицентре землетрясения. Швы на его рту и глазах раскрылись. Кровь брызжет во все стороны. Склера глаз эмо преобразилась. Белоснежный оттенок сменился мрачным бордовым. Зубы сломаны. Острые. Жизненная жидкость стала неотъемлемой частью этого места. Строительный материал. Источник энергии и вдохновения. Кровь заменяет их все. Грейвз что-то бормотал.       Костяная рука рассыпалась в прах. Остатки смерти впитались в кровь, вытекающую из моих истерзанных рук. Какофония набирала обороты. Звуки были настолько громкие, словно неподалёку от меня бьют в набат.       Вот-вот — и мои кости тоже рассыпятся, впиваясь в кровоточащие мышцы.       — Свобода, будь свободна — закричал эмо.       Картина передо мной рассыпалась на стеклянные осколки. Запах спирта вышел на передний план. Я очнулась на кровати, а Эдгар потирал проспиртованный ватный диск у моего носа.       — Наркоша. — ухмыльнулся эмо, после чего бросил вату мне на лицо и направился в сторону балкона.       Сегодня умереть не суждено.       Я сбросила с себя вонючий предмет и осмотрелась, затем подорвалась с кровати. В затылок стрельнуло многокалиберным зарядом головной боли, из-за чего я резко примагнитилась к мокрой подушке.       — Что за дела... — простонала я и потрогала свой до ужаса влажный лоб. Слышно было даже сейчас, как ветер уныло терзает свободно шатающиеся окна на балконе. Эмо стоял. Не курил. Стоял и куда-то смотрел, двигая черной макушкой из стороны в сторону. Я закрыла глаза, пытаясь нырнуть не в нарколепсию, а в здоровый сон. Бах. Сердце на момент усилило ритм от испуга, а затем продолжило сокращаться, как ни в чем не бывало.       Дверь балкона хлопнула. По ухмылке Грейвза мне казалось, что он меня даже любил, однако сейчас он смотрел на меня, как на очередного отброса.       От запаха трупа сейчас стошнит.       — Вставай. Хватит строить из себя жертву.       — Что?       — Пора на работу.       Я вопросительно замычала, думая, что на этот раз, как тут холодные руки небрежно ухватили меня и потащили по полу. Я вздрогнула.       — Тебя можно использовать в роли швабры. Вот как полы хорошо вымываешь.       — Куда мы собираемся?       — На работу! Колетт, немедленно вставай. Ты успеешь проспаться и в гробу.       Властный тон не оставил мне и шанса, и спустя несколько минут, не взирая на мою острую головную боль, я уже стояла одетая. Холодные руки взяли меня за щеки, направили к себе. Я остолбенела.       Эдгар повернул мое лицо, чтобы он видел меня.       — Ну. Ты выглядишь весьма дееспособной. Сойдет, думаю.

***

      Доброе утро, сонный городок.       Будильник вытянул мое тело из царства сновидений в реальность, и я заторможенно распахнул глаза, чувствуя, что мои плечи снова сдавились под ответственностью последующего дня. Из окна ломились тяжёлые линии солнца, которые рассеивались из-за штор. Пока что оно успевает надоесть меня прямо с утра — осень — встает достаточно рано. Собственно, как и я сам.       Меня давно преследовала мысль уйти в отставку, но томление жаждой заполучить огромный успех в бизнесе не давало покоя, об коленку разламывая надежды на какой-либо отдых. Однако второй год у меня ничего не выходит, в одном месяце доход превышает затраты, в другом все наоборот. Я стабильно дрейфую в пределах скал какой-то бухты, но при этом наблюдаю то, как огромные волны вздымают на своих гребнях большущие фрегаты. Солнце для них не космическое тело, а что-то менее масштабное и более досягаемое. Капитаны этих фрегатов обеспечивают своих детей очередной роскошной тачкой. Это мои конкуренты, успех у которых совсем близко.       Меня и конкурентом назвать даже сложно. Скорее, заноза в заднице. У меня пытаются выкупить помещение, но я отказываюсь, необъяснимой верой внемля себе, что вот-вот — и солнце будет под ногами.       В этом городке у меня три точки. Я продаю все для дома, для сада, для строительства. Казалось бы, хорошая идея начать именно отсюда. Но конкуренты есть всегда. Каждый в своей жизни столкнется с крупным противостоянием против какой-то группы или просто человека, это надо знать, нужно быть готовым.       Не люблю кофе. Такое горькое. Устоявшаяся фраза "выпить чашку кофе с утра" меня выводит из себя, аж кости выгибаются и мышцы скручивает от таких кофеманов, которые романтизируют зависимость к высокой дозе кофеина. День не пойдёт, как надо, если они не скорчят лицо от напитка.       Я кинул кубики льда в небольшой металлический тазик и налил туда воды. Спустя полчаса мое лицо окунулось в искусственный Ледовитый океан. Вот это бодрит. Я оторвал голову от тазика с учащенным дыханием. Все вокруг такое серое, темное. Темнее закрытых век.       Пурпурно-голубую твердь задрапировали устрашающе угольные и увесистые тучи. Лучи солнца, словно софиты, стараются упорно пробиться через их массивы, дабы осветить клочок земли. Изуродованная лазурь готова обрушиться на многоэтажные дома колоссальным бедствием, положить конец богатой инфраструктуре этого города, поставить крест на жизни каждого из нас, опрокинуть, как коробок спичек, автобусы, раскидать кирпичи школ по всему периметру, насадить тела бесстыжих на антенны, повесить их на провода, снести статую мэра и этой же статуей пройтись по экономике, как катком. И, наконец, погрузить в смуглое беспамятство сотни тысяч людей.       Я вызвал такси.       Спустя десять минут я сидел в теплом салоне с приятным ароматом, пока хмурые дождевые капли, гонимые яростным ветром, стремились к моей уязвимой душе, но разлетались осколками об лобовое стекло и крышу машины с сильным ударом.       Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук.       Дождем сложно назвать. Горестный ливень занавесил здешние просторы.       Хотелось бы что-то сказать. Тишина, рассеивающаяся только звуками природы и городской суеты, не самая лучшая. Но стоит ли?       Погода паршивая сегодня, неправда ли?       Сколько уже таксуете?       Каков настрой?       Хреновый настрой, отвечаю я самому себе. Я смотрю в изляпанное зеркало заднего вида и лицезрею этот обреченный и обвислый лик водителя. Глаза безбожно уставлены куда-то вперед, и реагируют они только на красный цвет, жёлтый цвет, зеленый цвет. Казалось, даже костей у этого человека не было. Рыба-капля выбралась наружу и стала развиваться.         А ведь это мой ровесник...        Моя щека соприкоснулась с холодным тонированным стеклом, и я чуть ли не задремал. Меня вернуло обратно в мир резкое торможение, я уже почуял, что мы остановились у моего магазина.        И вправду.        Спасибо. Хорошего дня.        Таксисты нынче неразговорчивые. Стоит им только рот открыть — так это будет возражение по типу "не хлопайте дверьми!", а от остального зубы рассыпятся и язык обмякнет вечным сном.       Дверь кабинета открылась. Я грохнулся в кресло, уставился в точку. Ламинированный бейдж с надписью "Грифф" лежал среди кучи бумаг в приоткрытом ящике стола.       Час. Два. Объявления, расклеинные во всех дворах и на всех столбах, видимо, не так уж и сильно помогают. Только самые отчужденные ступят на порог этого магазина неудач, мертвых идей, нереализованных грез. Тоска, скука.        Тук-тук. Тук-тук-тук-тук.       Капли так и тянулись ко мне. Я лежал в полудреме и знал, что я в безопасности.       Тук-тук-тук.        И ливнем сложно назвать. Это кто-то стучит мне в кабинет. Как только это осознание озарило мой сонный разум, дверь распахнулась, ударилась об стену, я подскочил.       Тяжелая подошва простучала к моему столу, и я открыл глаза. Парень, промокший до ниточки, в черно-белом шарфе стоял перед испуганным мной.       — Мы пришли работать.       С размаху и с хлопком тот положил на стол сорванное объявление, на котором написано все, что нужно знать тем, кто хочет устроиться на работу. Адрес. Номер телефона. Примерная заработная плата. Режим рабочего дня.       Этот юноша мне нравится. Слишком уверенный. Очень важное качество для бизнеса.       Добро пожаловать в "Хозтоварищ", дорогой Эдгар Грейвз!

***

      Мы сидели на крыше станции. Наши ноги свисали и дрожали. Подумать только, для смерти достаточно сделать одно неловкое движение или не столь неловкое, чем задуманное. Мы выглядим, как парочка, которая собирается сделать парный суицид, умереть вместе и быть найденной вместе, в пожирающей слякоти.       Ливень утихомирился, оставил за собой только небольшие последствия. Все, что попало под небесную хлябь, красиво блестело на свету луны. Небосвод наполовину очистился.       Мы молчали. Эдгар иногда зевал.       Не знаю почему, но для меня большим удивлением служит то, что он устаёт. Казалось, он биоробот, выполняющий свою функцию.       — Эдгар. — парень не сказал ни слова. — Была бы смерть перед тобой... Каковы были бы твои действия?       Парень задумчиво промычал, немного раздвинул руки, которыми опирался об крышу.       — Если смерть придет ко мне раньше, чем я сделаю все, что потребуется, я буду недоволен. — он оторвал кусочек от кирпича и кинул вниз. Две секунды полёта.       — Что ты под этим подразумеваешь? — спрашиваю я, но он прокашливается, чтобы сказать еще что-то, и перебивает меня. Концы его шарфа двигались, но не от ветра, а сами по себе. Казалось, они тоже дрожали от холода.       — А если придет позже, то я никак не отреагирую. Наверное, даже обрадуюсь. — легко говорил тот.       — Не боишься?       — Неа, ни капли.       Что-то зашуршало у Грейвза в кармане. Спустя секунду-две в его руке показалась пачка сигарет, из которой ловким движением достал табачное изделие и зажигалку.       Чик-чик. Огонек пригрел мне щеку.       Я задрожала сильнее.       — А ты бы хотел умереть естественной смертью или... насильственной?       — Для меня нет разницы между жизнью и позволением жить так же, как и нет разницы между смертью и тем, когда тебя убивают. Каждая смерть естественная. — половину слов я не поняла, так как эмо зажал сигарету между своих губ.       — Я видела смерть. Сегодня. Когда ты сидел надо мной с проспиртованной ваткой, я видела то, как была в шаге от того, чтобы умереть. Я видела эти костлявые ручища.       — Здорово, наверное, почувствовать начало конца.       На моей продрогшей спине заботливо появилась рука эмо, которая по ходу нашего разговора приближалась к моему бедру все ближе и ближе, но я не замечала. Каждыми сантиметрами кожного покрова я чувствовала, как его худощавые длинные пальцы сжимают ткань моей кофты. Не грубо, нет, скорее, даже с долей нежности.       — Очень здорово. — повторял он.       Его рука сильнее прижалась к моей спине. Что с ним?       — Здорово.       — Стой, Эдгар!       Мозжечковая миндалина, игнорируя префронтальную кору, заставляет надпочечники вырабатывать кортизол и адреналин. Потовыделение. Учащённое дыхание.       Я падаю. В глазах бельмо. Рука Эдгара предательски столкнула меня с края крыши, но сейчас это неважно. Вот он, настоящий страх смерти.       Мою руку хватает рука эмо.       Я кричу. Ветер избивает мое тело. Я свисаю, а подо мной много метров.       — Эдгар! Мне страшно! Эдгар!       Тук-тук! Тук-тук!       Сердце рвется наружу.       — Почувствуй то, чего я лишен. Очень здорово почувствовать начало конца. Представь, какова быстрая реакция нашего организма. Твоё артериальное давление увеличилось, дыхание участилось, так как мышцы требуют больше кислорода для осуществления инстинкта самосохранения. И это только на биологическом уровне! А что в твоей голове, зайка?       Просветление.       Вой ветра пронзает мои уши.       Снова дождь. Падает мне на лицо, я жмурюсь и уже непонятно, где мои слезы, а где слезы неба. Меня оплакивает сама природа.       — Я упаду, Эдгар!       Кинопленка из кадров с моей последней недели жизни разогналась до такой скорости, что начала раскаливаться добела.       — Извини, Колетт. Ты была хорошим сожителем и напарником. Славно мы развлекались, однако ты мне больше не нужна. — с иронией говорил тот, мотая головой и смотря на изумрудные верхушки хвой.       Осознание.       — Эдгар...       Честер говорил, что не знает, что такое смерть и почему все о ней так трясутся. Он ждал ее всем сердцем, чтобы познакомиться с ней. В одном из своих снов я шла по бесконечному коридору, на стенах которого висели его картины. С каждой картиной коса поблекивала все ближе.       — Слякоть, которая под твоими ногами, завтра будет размываться над тобой. Отоспишься в гробу, отоспишься.       — Эдгар, хватит шутить!       Я взвизгнула.       Ели зашептались. Их верхушки начали ударяться друг от друга, сообщая о том, что сейчас они увидят еще одно окончание жизни.       Лицо Грейвза было уверенным, как никогда. Он смотрел на меня со слабой улыбкой, словно прощаясь со мной. В один момент мои ноги перестали дрыгаться туда-сюда, хватка моя ослабла.       Это смерть. Она неоправима.       Такова жизнь.       Сопротивляться смысла нет.       Я смотрела на Эдгара в ожидании, когда его рука полностью выпустит из своей крепкой хватки мою.       Он тяжело вздохнул.       — Да, именно это я хотел увидеть, Колетт. Безразличие. Ты большая умница.       Рука потянула меня вверх, я смогла дотянуться до края крыши и ухватилась. Ветер начал казаться горячим. Рука Эдгара отпустила меня, и я выбралась сама.       — Идем домой. — парень стоял у лестницы.       Тело стало ватным, а все вокруг — таким приятным. Похоже, это терапия, которую я обязана была пройти.

***

      Путь в родную обитель оказался неприлично долгим. Твердь деревьев грозно сверлила глубокое отверстие в моей душе. Многолетние растения были искренне недовольны сорвавшимся жертвоприношением. Корни не смогут утолить свою вековую жажду, поглотив литры крови. Подземная опора тянется за мной по пятам. Вот-вот схватят и утащят под землю. Заставят стать частью экосистемы. Дружелюбно поделятся останками с кротами.       Мы снова идем по этим призрачный местам. Здесь нет ни указателей, ни каких-либо табличек. Только ржавые, где-то поломанные рельсы. Груз непролитых слез тянул меня вниз. Каждый шаг - будто в гору. Пелена мельчайших капель воды покрыла собой всю дорогу. Давно я не видела такого густого тумана.       Эмо шёл впереди, будто бы вприпрыжку. Мы пробирались через холодную липкую мглу, населенную цепкими тенями и привидениями. Вдоль тяжёлых шагов поднималась черной рябью пыль.       Силуэт эмо испарился в туманных массивах. Взмах адвекции прошёлся по моим коленям. Внезапные судороги. Тело будто чугунное. Земля притянула меня к себе. Осколки щебня впились в мои колени. Ладони кровоточат. Холод пробирает до самого сердца. Мельчайшие капельки воды превратились в крошечные льдинки, медленно раздирающие слизистую изнутри. Разум начинает корить меня за беспомощность. Слезы, спрятанные глубоко внутри, заперты в клетке, окутанной тысячей цепей. Они неистово рвутся наружу. Готовы изничтожить все внутри меня и увидеть этот мир. Страх узурпирует владения организма. Дышать все тяжелее. Призрачные руки ужаса сдавливают глотку. Спазм.       Страх перед чем за секунды одолел мою волю? Смерть? Нет. Нечто иное. Эдгар. Человек, с которым я живу душа в душу с десяток минут назад столкнул меня с крыши. Мой самый близкий человек без зазрения совести толкнул меня навстречу царству Аида. Мой сожитель в любой момент может приставить лезвие к моей трахее. Все это время я жила с убийцей животных, теперь он проявляет интерес и ко мне.       Веки тяжелее, чем небосвод, удерживаемый Атлантом. Печень жжёт сильнее, чем у Прометея. Холодное трепетное прикосновение. Тонкая рука. Будто бы без мышц и кожи. Снова сестрица-смерть преследует меня.       — Levantate, señora.       Рука принадлежала не смерти, а убийце. Давно я не слышала его испанский. Эдгар взял меня под руку и стремительно повёл в направлении дома.

***

      Сумрак поглотил все крупицы света. Сплошной занавес тьмы. Кровать спрятала меня в своих объятьях. Руки все ещё трясутся. Назойливый ком в горле. Слезы томятся в глубине души. Горло жжёт, будто к его стенкам подносят остроконечный зажженый подсвечник. Одеяло — непробиваемый барьер, спасающий от монстров, от моей особи не спасет. Этот ужасающий зверь достанет тебя где угодно, если ему потребуется. Он найдёт обходной путь, найдёт более мучительный способ сделать больно. Монстр в нескольких метрах от меня — на балконе.       Эдгар стоял на балконе, выглядывая в распахнутое окно. Сигаретный дым то и дело мелькал на мгновение, а после резво улетучивался восвояси. Эмо перебирал колотые куски голубого стеарина.       — Знаешь, Колетт, меня всегда интересовало, что такое душа. - выбросив окурок в окно, начал монолог эмо.       Услышав его голос, меня всю передернуло. Сердце стучалось так сильно, что казалось вот-вот лопнет. Холодок, словно заточенное лезвие, прошёлся по моей голени, не покрытой одеялом. Лезвие, сдобренное ядом. Слюна в горле начала приобретать горький оттенок. Глазные капилляры начинают лопаться, видимо, от температуры. Кровь скоро загустеет, органы начнут плавиться. Я спрятала руки под подушкой. Ветер с балкона неумолимо трясет потрепанные занавески.       Эдгар не спеша зашёл в комнату, ведя пальцами по стене. Я вздрогнула, зажмурив глаза от страха.       — На эту тему столько философских дум. Дух, комфортно расположившийся внутри нашего тела. Наша надоедливая совесть. Но я его не увидел. Разрезал сердце, раскроил череп, но его не было. Ни один грызун не имел внутри себя ничего, кроме багряной склизкой массы.       Эдгар присел на уголок кровати.       — Душа — не более, чем выдумка. Все наши чувства, все наши эмоции — лишь вырабатывающиеся гормоны.       Дрожь. Чувство, будто все мои органы станут единой кашей. Смерть в сантиметре от меня. Темноволосый прилёг на кровать. Его размеренное дыхание ударялось в мой затылок. Сейчас мою спину проткнет нож или ещё что похуже.       Холодная бледная рука приобняла меня. Эмо прижался к моей спине. Я отчётливо слышу его дыхание, ощущаю его холод. Шарф улегся на моем плече.       Зажмуренные глаза в одно мгновение превратились в растопыренные. Уголки бровей приподнялись. Из рта вышел спертый вздох. Страх отошёл на второй план. Тысячи мыслей пролетали у меня в голове. Бесконечный поток обрёл свой предел. Сопение. Эдгар уснул. Страх улетучился, как и тот сигаретный дым. Эмо уснул, но меня Морфей в свое царство не впустит ещё долго.

***

      Тесные стены. Все те же постеры легендарных рок-групп. Потрепанный временем "хирургический" стол. Сколько уже душ было дьявольски растерзано на нём? Сколько зверьков, когда-то бегавших среди лесной громады, сейчас разобраны по частям и утилизированы в воздушное пространство за окном?       Бледные исхудалые руки эмо — всевышняя кара на братьев наших меньших. На слабых. В пищевой цепочке не место слабым, как говорит Эдгар. Кто-то скажет, что предназначение сильного — защищать слабых. Эмо терпеть не может таких бредней. Несчастный, который скажет такое в лицо Эдгару, скорее всего, ощутит на себе перелом множества костей. Позже окажется в дремучей лесной чаще за пределами города. Ощутит на вкус землю, ощутит каждую частичку, проскальзывающую сквозь зубы. Клочки земли — неотвратимая судьба каждого. Но несчастный испытает все куда брутальнее.       Представьте: все ваше тело ломит от пронизывающих плоть костей. Эндоскелет вышел из строя. Теперь же то, что было для человека опорой, станет вечной тюрьмой.       Пыткой. Приговором. Казнью.       Вокруг щебечут птички. Всюду снуют резвые насекомые. Умиротворяющий запах леса робко продирается сквозь блокаду рецепторов. А сверху сыпится земля. Кусочек за кусочком. На склеру глаза. В открытые раны. В ротовую полость. А сверху возвышается худощавая фигура карателя. Ужасающе, неправда ли? Эдгар же считает такое эстетичным. Вероятно, из этого вышла бы искусная картина.       Тесные мрачные стены. Все те же заляпанные кровью постеры легендарных рок-групп. Потрепанный скальпелем "хирургический" стол. Сколько жизней было зверски отнято на нем?       — Эдгар, мы убийцы? — сказала я, показывая на коробку с черепками грызунов.       Эмо ни капли не смутился. Продолжает монотонно подбрасывать теннисный зелёный шарик.       Вверх-вниз. Вверх-вниз. Вверх-вниз.       Ровно три броска. Прекратились. Эдгар задумчиво глянул в потолок, видимо, созерцая души неупокоившихся. Эмо величественно навис над своим рабочим местом. Тяжело и протяжно вздохнул. Могло показаться, что это была показательная мера на мой глупый вопрос. Я думаю, так оно и есть.       — Что есть, то есть. — грубо выдавил эмо.       Теннисный шарик отправился в коробку-могилу. Яркий зелёный шарик погребен среди тусклых черепов. Пройдёт неделя. Две. И он потусклеет. Таков закон вселенной.       Прошло пару дней с того момента, как мы с Эдгаром устроились в захудалый магазинчик, погрязший в мрачной тени конкурентов. Длинные гибкие культяпки людей успешней насмерть забили ни в чем неповинное дитя. Не имеет значения, каков был потенциал. Не имеет значения, каковы были рвение и настрой. Не имеют значения красочные счастливые мечты. Росток никогда не прорастет на солёной почве. На почве треснутой. Никогда. Но Эдгару не важны были деньги. Был важен ассортимент. Но в его грандиозные планы он меня решил не посвящать, пока что.       Университет? Что это? Какое-то странное заумное слово. Кажется, мы там когда-то были. Мечта многих. Ради этого двуличного места неокрепшие дети трудятся в поте лица. Сложно ведь и представить состояние тех, кто вылетит на первой сессии. Впрочем, а что в этом мире не убивает? Эдгар с этим смирился. Он принял смерть. Он с ней сотрудничает.       Пары мы не посещаем с того момента, как устроились на работу. Непрестанные звонки старосты. Яростные сообщения. Неужели наше безответственное поведение делает кому-то плохо? В жизни не поверю. Справится как-нибудь сама. Коробка конфет все загладит. Полученное свободное время Эдгар тратит за своим столом. Виртуозно вскрывает тварей. Элегантнее разрезов нигде не увидеть.       Эмо подорвался. Хирург забегал по немногочисленным комнатам. Шум и гам выпотрошенного шкафа заполонил соседнюю комнату. Похоже, нас снова ждут великие дела. Темноволосый вернулся с черной спортивной сумкой. Будто бы мы собрались выносить кассу.       — Собирайся, смена.       Или же мы собрались выносить товары.