Постоянный клиент

А на праздник они все-таки опоздали. Так увлеклись друг другом, что потеряли счет времени. Авантюрин так и вовсе до последнего игнорировал настойчивую вибрацию в кармане, пока Бутхилл сам не попросил его взять трубку. Оказалось, что они простояли вот так на морозе, изучая губы друг друга, около часа, и Топаз с остальными нешуточно разволновались. Последняя встретила голубков на ранчо с грозно-хмурым выражением лица, но, разглядев игривый блеск в глазах и распухшие губы, довольно быстро оттаяла и даже одобрительно потрепала Авантюрина по голове. Что удивительно, ему совершенно не было неловко от осознания, что все присутствующие на празднике тоже поняли, в каких они с Бутхиллом отношениях. Более того, он специально еще разочек поцеловал его после задувания свечей. Непродолжительно, но звонко и уж точно не незаметно. Почему-то хотелось, чтобы весь мир увидел, что теперь это не просто симпатичный загадочный мужчина, а его симпатичный загадочный мужчина. А вот Бутхилл, наоборот, засмущался и еще минут 10 просидел молча, буравя взглядом свою тарелку. Не похоже это на него, но такая прелесть, ей-богу... Аж захотелось еще разок чмокнуть, чтобы подольше насладиться этим зрелищем, но сдержался - не буллить же бедолагу в день рождения. На это есть все остальные дни. Так что он просто позволил хитману немного прийти в себя и с удовольствием провести этот вечер в широком кругу таких же неугомонных фермеров, как он сам. Так в какой-то мере было даже приятнее, на самом деле. С румяными щечками Бутхилл, конечно, невероятно притягательный - настолько, что жалеешь, что несъедобный - но Авантюрин все еще обожает видеть живой, радостный блеск в его глазах. Любит, когда он прихрюкивает, захлебываясь смехом, любит, когда он щелкает пальцами, посещаемый идеями, любит его порой недогадливость и потешную твердолобость... А еще было очень приятно в кой-то веке знакомиться друг с другом не через призму тоскливых историй о прошлом, а поделиться чем-то светлым и непринужденным: Бутхилл рассказывал о том, как в детстве пытался спиздить шины с соседнего ранчо ради плота, как воевал потом с их детьми из импровизированного лука. Как ловил летучих мышей в кастрюлю и как пытался развести шмелиное гнездо в ведре. И впервые за все время их знакомства он не приверал, не увиливал и не умалчивал. Все эти истории были до краев напитаны такой первозданной, кристально чистой искренностью, что Авантюрину казалось, будто на эти короткие пару часов он общался с абсолютно другим человеком. Не с Бутхиллом, а... со Стрелком, возможно? С одной стороны странно было вот так их разделять, а с другой это было прямым доказательством, что тот самоотверженный, неугомонный, искренный человек не так и далек от Бутхилла, как последнему кажется. Возможно, однажды я даже узнаю твое настоящее имя. - Иди сюда, - Бутхилл легонько хлопает себя по коленям, стоит Топаз скрыться за дверью подъезда. Он погасил свет в машине и отодвинул кресло, приглашая продолжить банкет. Честно признаться, Авантюрин и сам с нетерпением ждал момента, когда подруга уйдет. Эгоистично это, спору нет, но гормональный всплеск после первого поцелуя захлестнул его самым настоящим цунами, которое смыло любые крупицы порядочности и приличия, оставив за собой лишь пересохшее горло и почти невыносимое, зудящее желание касаться его губ вновь и вновь. Пиздец. Реально как подросток. Но Авантюрину сейчас так похуй на любую саморефлексию, что он перелезает на водительское сидение прямо так, неуклюже, шаркая обувью по креслам в процессе и дважды почти нажимая на гудок задницей. Сейчас он не думает о том, к чему могут привести подобные обжимания и готов ли он вообще к сексу, просто пытается ухватиться за крохи эмоций, которых был лишен все эти годы. Так давно он этого не чувствовал... Так давно сердце затянулось непробиваемой пленкой из безразличия и незаинтересованности, что ему почти физически сложно оторваться от этих губ. Пусть они не делают ничего особенного: просто поцелуи, влажные, страстные, продолжительные - такие же, какие были с бывшими. Просто касания через одежду: немного неловкие, легкие, но чувственные, с пылкой надеждой на большее - такие же, какие были всегда и со всеми. С Тувой и панком, с пьяными незнакомцами на вписках, со случайными гостями в баре на спор. И все же ощущаются они совершенно иначе. Каждое сплетение языков растекается по гортани раскаленным металлом, проникает глубже в тело и оседает где-то на дне кишков, щекоча желанием в паху. Каждое касание до шеи от чужих пальцев отдается в плечах стройной вибрацией, точно от дуновения холодного ветра. Каждую неаккуратно сползшую по подбородку капельку слюны хочется слизать снова, не теряя ни крупицы этого волшебного, томного вкуса. Хочется запомнить каждый вдох и выдох, подрагивание, запах, ощущение... Авантюрин настойчиво пытается пропихнуть свой язык Бутхиллу в рот, но тот мимолетно отстраняется, чтобы хрипло прошептать раскаленное: "Порежешься" ему в подбородок. Но ему искренне наплевать сейчас - более того, он нечеловечески кайфует от старого, мимолетного вкуса металла на губах мужчины. Почему бы не разбавить его новым? Поэтому он пробует вновь, чтобы наткнуться на ровно такую же реакцию. Разве что в этот раз Бутхилл тихонько усмехается и, вместо того, чтобы вернуться к поцелую, впивается в его шею. Тело реагирует на это действие слишком остро: колотящая дрожь волной разбивается об нервную систему, пробирает от макушки до кончиков пальцев. Всего на мгновение, точно от внезапного удара, но из груди все равно вырывается сипловатый, удивленный скулеж, граничащий с возбуждением. Бутхилл уже покушался на его шею раньше. Трогал, надавливал, помогая облегчить зуд, грозился укусить... А сейчас его язык упоенно изучает рельеф шрама своим кончиком, губы трепетно тянут кожу, оставляя миниатюрные засосы на молочном полотне. Авантюрину становится одновременно приятно и противно: это первый раз, когда его клейму проявляют столько внимания. Сам он не чувствует ровным счетом ничего непривычного, но настолько часто сам касался рубцов, что точно знает, в какой именно момент язык партнера проходится по натянутым бугоркам изуродованной кожи. Чувствует, как шершавая мышца водит по каждому узору, очерчивая полоски: две вниз, еще две, затем галочка... - Не надо там... Не надо... - задушенно молит он, когда язык Бутхилла уже оставил мокрый след на половине еще одной палочки. Тот слушается, переключается на середину шеи. Оттягивает футболку, оставляет сладкий отпечаток между ключиц. Легонько проводит зубами по форме правой кости - не больно совсем, скорее это ощущается как слабое, облегчающее почесывание, но Авантюрина ситуация со шрамом будто бы протрезвила. Он отчаянно пытается ухватиться за остаточные ощущения, удержать желание в руках немного дольше, но... Он откидывается на руль, выгнув спину и устало запрокинув голову в попытках немного отдышаться. Машина, уже, видимо, разогретая предыдущими двумя неудавшимися гудками, кашляет коротким, но оглушительно громким сигналом, заставляя Авантюрина подпрыгнуть от неожиданности. Сука. Теперь точно все. - Хей... Все хорошо? - обеспокоенно уточняет Бутхилл, приобнимая его за талию и притягивая к себе для объятий. - Нормально, - кисло бухтит Авантюрин. Он утыкается в шею мужчины, пытаясь спрятать раздосадованное выражение на лице. Сука... вот опять. Только-только думал, что что-то может получиться, как снова сорвалось. И все-таки он позволяет себе прижаться к Бутхиллу покрепче, обвив его руками. - Я так понимаю, лучше не спрашивать про шрам, да? - он звучит виноватым. Пытается сгладить это осторожными поглаживаниями по спине и плечам, поцелуем в макушку и в ухо... А Авантюрина почему-то только больше отталкивает. Как же заебало это все. - Курить у тебя в машине можно? - спрашивает он вместо ответа. Бутхилл немного медлит, бегает глазами по салону, но все-таки извлекает из кармана портсигар. - Только в окно высунься. Стекло жужжит, опускаясь. Зажигалка щелкает, сигарета успокаивающе шипит. Авантюрин почти неестественно перекручивается, чтобы опереться на окно обоими локтями. В нос бьет умиротворяющий запах прогорклого табака, лезет под веки, раздражая слизистую и назойливо пощипывая. Но все равно свежий воздух в сочетании с никотином расслабляет, и вскоре Авантюрин все же находит в себе силы ответить. - Прости, - он на мгновение разворачивается, чтобы поднести к губам левую руку Бутхилла и мягко коснуться костяшек, - Я еще к нему не привык. Совсем недавно получил. - Мне жаль... - вздыхает мужчина. - Не нужно, - Авантюрин мотает головой. В этом правда нет ничего страшного... Просто урок на будущее, - В остальном все было прекрасно. Я и сам не ожидал, что так отреагирую на это, - вопреки всей неприязни, он все же заносит руку, чтобы пару раз пройтись по шраму ногтями. Сука... Вечно он просыпается в самый неподходящий момент. - Ладно. Не страшно, - Бутхилл последний раз целует его в висок с мягкой улыбкой и откидывается на спинку своего кресла, - Давай тогда до дома тебя подброшу. Авантюрин благодарно кивает. - Может быть, к этому времени уже отойду. - Да не парься, - усмехается Бутхилл, - Просто отдыхай. Мы никуда не торопимся. Пожалуй... А хотелось бы, конечно, поторопиться: Авантюрин замучился уже носить свой ебучий панцирь из личинок на сердце и железные трусы на жопе. Хочется просто в кои-то веки насладиться близостью с другим человеком без затыков и внезапных падений либидо, а не вот это все. - Хорошо... - устало выдыхает он, закрывая окно. И все-таки, прежде чем переползти на соседнее сидение, он еще разочек непродолжительно целует Бутхилла в губы, - Мне правда очень понравилось. Не переживай из-за этого, хорошо? Тот посмеивается и кивает. Ладно... Они действительно не торопятся. Может быть, завтра... "Завтра", благо, немного сбавляет градус шизофрении. Кошмар, правда, приснился жуткий, но хотя бы Авантюрин проснулся уже без настойчивого желания вырвать себе кусок шеи вместе с воспоминаниями о собственных грехах и сожалениях. Горячий душ смыл из носа фантомный запах жженой плоти и гнили, ослабил зуд и вернул организму ощущение сладостной расслабленности. На мгновение он даже пожалел, что не пригласил Бутхилла остаться на ночь, но, по справедливости, у них бы все равно вряд ли что-то получилось. Хитман объявился в чате только к вечеру. Авантюрин даже успел забеспокоиться, что он не сумел разобраться с техникой, и придется самостоятельно тридцатилетнего деда обучать премудростям работы с телефоном, но оказалось, что Бутхилл просто убил кучу времени на перепрошивку. Пожалуй, вполне уместный уровень паранойи для человека с его профессией. И вот одним из первых его сообщений были извинения за то, что в ближайшие пару дней он не сможет возить Авантюрина домой. Сказал, что очень много чего нужно по сборам уладить и вряд ли даже проездом будет в баре. Авантюрин тогда тихонечко вздохнул себе под нос, побурчал, но все равно продолжил протирать бокалы к открытию как ни в чем не бывало. Зато выяснилась очаровательная деталь: пусть Бутхилл и не торопится отвечать на сообщения - за всю ночь получилось едва ли 10 - зато использует много стикеров. Прямо неприлично много для того, кто носит практически одни только рубашки с галстуками и вот-вот переступит порог третьего десятка жизни. А еще печатает исключительно грамотно. Дотошно грамотно. Авантюрин искренне удивился: даже он сам так ювелирно запятые не расставляет, а он из школы с золотой медалью выпустился. Сначала думал, что Бутхилл просто выдрессировался на официальных переписках с клиентами, но все оказалось куда проще: он уже на уровне привычки заливает текст для начала в Ворд, чтобы исправил грамматику, и только потом отправляет. Когда же Авантюрин попытался убедить его расслабиться, Бутхилл ответил, что тогда Авантюрин снова начнет его бояться. Наверное, это было самым антисексуальным, что он когда-либо читал, но от Бутхилла, сука, даже такие низкоранговые откровения пробивают на смущенный хихик. Дебилизм. То, как он срывается на каждую вибрацию от телефона и тупо пялится в пустой экран в ожидании ответов, в смысле. Все чаще и чаще начинает сравнивать себя с писклявой малолеткой, но совершенно ничего не может с собой поделать. И, если честно, уже за это даже почти не стыдно. Может он себе позволить в кой-то веке кайфануть и без лишнего самокопания насладиться влюбленностью или нет?! А влюбленность оказалась первоклассной. Такой, какую в кино любят показывать. Приторно-вяжущей, перистой, с налетом баловства и темным подтоном из их раздельных и общих секретов. Такой, что Авантюрин заснул с телефоном в обнимку, ожидая сообщений, а по пробуждении тут же полез проверять диалог. Такой, что каждая мысль невольно переходила в размышления о нем. Такой, что в душе невольно начал представлять чужие руки на своем теле, но тут же одернул себя - он еще не настолько низко пал. И все же интересно, как бы ощущались касания от Бутхилла... Да, чисто технически он и так уже трогал Авантюрина, но даже близко не вульгарно. Вернее, в первые встречи весьма нецеломудренно хватал за лицо, но дальше никогда не заходил. Боже. Сейчас, когда Авантюрин об этом думает, он понимает, что на данном этапе уже считает те жесты... горячими, мать его. Боже правый... Кажется, на нем и правда розовые очки такой толщины, будто зрение -10. Треш. Но он не может ничего с собой поделать сейчас. Пусть логика и воспроизводит все самые колючие детали и отчаянно пытается протестовать, эмоционально он тянется к этим воспоминаниям. Он возвращается к работе, наливая очередную порцию виски какому-то из гостей - честно, даже лицо его как следует не удосужился разглядеть. Вместо этого неотрывно витал в облаках, думая о том, как сильно хочет вновь столкнуться с властным, пожирающим взглядом и железными пальцами на челюсти. Чтобы не было возможности отвернуться, отстраниться, и остался только один выход: поддаться искушению и быть задушенным страстью, вжавшись в стену. Интересно, что он должен сделать, чтобы Бутхилл снова проявил свою дикую сторону? Нет, конечно, ему очень нравится нежность. Более того, он тащится по ласке и легким, теплым жестам, но... Так давно не было ничего горячего, что аж больно становится. Авантюрин облизывает пересохшие губы и почти бессознательно тянется к телефону. Новый, глянцевый кирпичик приятно утяжеляет руку, ласкает пальцы гладкой поверхностью. С момента покупки прошло уже 3 дня, но Авантюрину все еще немного непривычно от того, насколько легко он разблокируется и как непринужденно на нем натыкиваются сообщения. После стольких лет мучений со своим старым, он уже и забыл, каково это - пользоваться адекватным устройством. И зачем еще использовать это устройство, если не писать тому, кто тебе его купил, верно? Поэтому чуть дрожащие пальцы поспешно набирают в чат заветное: "ты заедешь перед самолетом? я соскучился" Оно отправляется почти мгновенно и замирает снизу чата, помеченное единственной черной галочкой. Авантюрин обессиленно вздыхает. Черт... Бутхилл сказал, что сегодня будет возиться с документами - для него это наверняка значит что-то вроде подделывания паспорта и визы, а потому отвечает он еще даже более медленно, нежели вчера. И Авантюрину натурально на стену хочется лезть от нетерпения. Он возвращается к работе, а сам все кидает нетерпеливые взгляды на телефон, будто может заставить его поторопиться. Часы на стене режут глаза напоминанием о том, что время все идет, а ответа нет. Черточки сменяют друг друга, образуя цифры, единица сменяется двойкой, двойка - тройкой... Уже становится почти физически невыносимо терпеть эту сраную технику эмоциональных качелей, пусть Бутхилл и исполняет ее не специально. - Авантюрин, - зовут откуда-то сбоку, пока бармен все еще закрывается от работы в собственной голове, - Авантюрин! - а затем чуть громче, напористее. Авантюрин вздрагивает, поспешно промаргивается. Повернувшись, он обнаруживает перед собой уже знакомую, но как всегда неожиданную гостью. Обсидиан... Как знал, что новый год был не последней их встречей. - Веня, - приветствует он с глубоким, наигранно дружелюбным кивком. - Саломея, - сухо поправляет женщина. Авантюрин изгибает бровь. Видимо, она и правда каждый раз представляется по-разному. Только какой в этом резон? Хотя у нее такая мешанина из мочи и припизди в котелке, что даже собаку дворовую постыдишься этим варевом кормить. Может, просто так развлекается. - Саломея, - он тепло улыбается, точно старой подруге, - Что-то налить тебе? - Водки. Со льдом, - цедит она недружелюбно и пристраивается на местечко с краю стойки, предусмотрительно отодвинув сидение подальше от остальных гостей. Уф. Люди, способные всухую пить водяру - страшнее голодных волков, Авантюрин в этом за годы работы успел не раз убедиться. И под кожу закрадывается недоброе, щекочущее чувство, похожее на топот крысиных лапок по плечам и груди с попеременными покусываниями. В голове уже начинают копошиться назойливые таракашки мыслей, касательно ее мотивов, когда телефон под стойкой заходится долгожданной вибрацией. Сердце подпрыгивает. Он и думать забывает об Обсидиан, правилах приличия, профессионализме... Просто на каком-то безусловном рефлексе тянется к мобильнику. Сердце пропускает еще один удар, на лицо выползает непрошенная улыбка, когда он видит ответ: "Завтра увидимся, скорее всего, если ничего непредвиденного не случится. Я тоже соскучился, малыш." и стикер с котенком в конце. Он выключает телефон с улыбкой на губах. Любое желание беспокоиться из-за Обсидиан как рукой сняло, и теперь он снова работает, глядя в пустоту с блаженным выражением лица стукнутого головой человека. Вытаскивает тумблер, наполняет звонким льдом, ставит перед гостьей. Отворачивается за бутылкой, но тут же снова вздрагивает от очередного уведомления. Обсидиан смотрит на него с неприкрытым пренебрежением, пока он, виновато улыбаясь, вновь залезает в телефон. "Как твоя ночь проходит? У меня есть полчасика, пока жду заказ. Можем поболтать немного." "что за заказ?" - Авантюрин отвечает быстро, но телефон не выключает. Вместо этого он откладывает его чуть сбоку, пока сам поспешно наливает 50 грамм "Королевской" в тумблер и подталкивает его ближе к Обсидиан, чуть было не расплескав в процессе. Та, кажется, недовольно фыркает и уже разевает тонкие, изуродованные шрамом губы, чтобы возмутиться, но Авантюрин не дает ей и шанса высказаться. Вместо этого он обращает внимание на очередное сообщение. "Трекеры всякие. Несколько типов - чтоб наверняка." "они разные бывают?" "Конечно. Могу рассказать побольше, если тебе интересно." - и очередной стикер с подмигивающим котенком. Сука. Такой милый, а говорит о запрещенке... То ли Авантюрин окончательно ебанулся, то ли Бутхилл просто мастерски держит баланс на этой тонюсенькой ниточке между отталкивающе-криповым и маняще-таинственным. Авантюрин уже заносит палец, готовясь ответить, когда прямо перед лицом щелкают костлявыми пальцами. - Я для тебя что, пустое место что ли?! - полурычит Обсидиан из-за стойки. - Нет, извини, - коротко вздыхает Авантюрин. Сука, вот нужно же было Бутхиллу активизироваться в самый неподходящий момент... Теперь он ни на чем не может сосредоточиться, кроме их диалога, - Чего тебе? - Мне бы чтоб ты нормально работу свою выполнял, а не чатился, - фыркает женщина, - Джейн эпл. Двойную. Авантюрин пожимает плечами. В любой другой день бы попытался считать намерения, прочитать между строк, чего она хочет, но не сегодня... Сегодня его разум скован по рукам и ногам его дебильными гормонами. Он наливает гостье заказ и вновь отворачивается. "Ну, для начала они делятся по функционалу. Какие-то сродни диктофонам, какие-то, считай, твой классический GPS, какие-то..." Дочитать Авантюрин не успевает. Обсидиан с силой бьет по стойке рукой. - Ты издеваешься что ли?! - Что не так? - выдыхает бармен полуошарашенно, - Я ж только-только тебе налил. - Налить и ебаный автомат с газировкой может. А ты тут тогда на кой хер вообще?! - распаляется она. Авантюрин еле-заметно закатывает глаза. Нет, она права, конечно... Он и правда весьма безолаберно работает сейчас. Но Обсидиан глубоко ошибается, если думает, что истериками сможет чего-то добиться. Да и она сама, блять, не святая - второй раз вопреки всем правилам в бар выходит. - Хорошо. Ты хочешь о чем-то поговорить? - он опирается локтями на стойку. - Вообще-то, да, хочу, - женщина кривит губы, - Тут недавно Алмаз приходил меня искать. Мне надо... Остаток фразы растворяется за барьером рассредоточенного внимания. Авантюрин вновь зыркает на телефон, стоит тому лишь икнуть вибрацией. "Я тебе их покажу как-нибудь. Так как ты?" - Блять, достал. Что у тебя там такого важного?! - вытянутая в сторону телефона тонкая рука больше похожа на бросок кобры, нежели на человеческое движение. Авантюрин даже среагировать не успевает, настолько быстро устройство оказывается в хватке гостьи. Она пробегает глазами по последним сообщениям, будто сканирует. Авантюрин выхватывает телефон почти сразу, но, кажется, за эти пару секунд она увидела достаточно, потому что далее презрительно цокает языком. - Го-осподи боже... - агрессия в ее голосе сходит на нет почти моментально, сменяясь будто бы усталостью, - Опять у него эта ложная щенность. Лесли, видимо, не хватило... - она говорит себе под нос протяжно, тихо даже, но Авантюрин все равно прекрасно слышит. - Лесли? - осторожно уточняет Авантюрин. Обсидиан вздыхает, встает со своего места. Ведет сначала одним плечом, потом вторым, потягиваясь. Потом, будто оправившись от потрясения, вновь поднимает взгляд, но уже более решительный. - Спроси его, раз уж так не терпится поговорить, - бросает она небрежно вместе с купюрой на стойку, - И передай ему, что в этот раз я его ждать не собираюсь. Заебал уже меня со своими сентиментальностями, - она взмахивает своими алыми, почти неестественно прямыми для человека волосами, направляясь к двери, - Чао. Входная дверь хлопает, вгоняя в помещение порыв ледяного воздуха. Он, точно бесцеремонная пощечина, осознанием бьет по лицу. Лесли... От этого имени веет чем-то тепло-праздничным, светлым и мечтательным. Каким-то рождественским чудом и детской впечатлительностью. Ложная щенность, да?.. И все-таки про "Лесли" Авантюрин спрашивать не стал, просто вернулся к непринужденной беседе, как ни в чем не бывало. Во-первых, потому что на тексте не хочется поднимать такие сложные темы, а во-вторых, потому что почти уверен, что и без того знает ответ. Всему свое время. Поплакаться друг другу они еще тысячу раз успеют, а пока можно немного пожить для себя, тем более, что организм требует. На следующий день он приходит на работу в приподнятом настроении. Привычная подготовка к открытию с натиранием бокалов и заготовкой сиропов и сока, привычное неумелое присвистывание в такт джазу. Бутхилл, слава богу, написал, что планы в силе, так что Авантюрин заряжен еще пуще прежнего. Даже если они увидятся всего на пару часиков на работе, это лучше, чем ничего. Даже губы сохнут в ожидании. В дверь стучат незадолго до начала смены. Авантюрин тут же выскакивает из-за бара с широченной улыбкой. - Открыто! - приглашает он. Хитман по обыкновению сияет бритвенными клыками в приветствии. Железная рука прячется за спиной, волосы забраны плотным пучком. Лишь крохотные прятки спадают у ушей, даже вьются немного, точно у статусной дамы на балу. Под пальто виднеется крепко затянутый галстук, будто прямиком с обложки журнала, а на ухе... Вместо обычного золотого акцента в виде пули болтается та самая вычурная сережка. Авантюрин даже ахает. Ну до чего же, сука, ему хорошо с ней... - Ты с этой сережкой даже лучше меня выглядишь, - обиженно гнусавит он вместо приветствия. Бутхилл не отвечает. Вместо этого наклоняется, коротко вздергивает носик Авантюрина своим, приглашая поднять голову. Последний же не видит ни единой причины сопротивляться. Он обвивает руки вокруг облаченной в белоснежный воротник шеи, почти повисая на ней, прикрывает глаза и подается вперед. И все мысли, что были до этого, мгновенно отходят на второй план. Вкус его губ ровно такой же, как в их последнюю встречу: терпкий, металлический, немного усиленный морозной свежестью с улицы. Они целуют ласково и любовно, но властно, все еще не позволяя Авантюрину ни на секунду протиснуть язык меж зубов. Но ему так плевать... он просто рад, что, наконец, вновь смог коснуться их. Голова снова плывет, дыхание мгновенно сбивается, точно от паники. Все тело полуобмякает, придерживаемое крепкой рукой за талию. Да... Это именно то, что ему было нужно эти несколько дней. Он бы так и продолжил стоять, впитывая любимый вкус через каждую пору, если бы Бутхилл сам не отстранился. Авантюрин, конечно, отчаянно пытался продлить поцелуй, даже требовательно прикусил за нижнюю губу, чем вызвал у хитмана умиленный смешок, но все-таки не преуспел. Бутхилл распрямился, не забыв на последок мимолетно чмокнуть в уголок губ. - Это просто потому, что у меня прикид подходящий, - шутливо оправдывается он, взмахивая челкой, - И тебе привет, красавчик. Он выдерживает мимолетную паузу, прежде чем извлечь из-за спины массивный букет из роскошных пионов. Их сладкий запах мгновенно бьет в нос, кажется, пробивается по каналам даже в уши, наполняя мимолетным звоном. Свежие лепестки идут на концах мягкими волнами, кажутся почти пушистыми, будто перья экзотической пташки. Авантюрин усмехается с придыханием. Клишированно, сука. И немного забавно, учитывая, что все предыдущие подарки друг другу у них были исключительно практичными. Но и почувствовать себя принцесской разочек он тоже не против. - Это ты так извиняешься за то, что долго не приезжал? - он игриво щурит глаза, - Между букетами и конфетами я, конечно, предпочел бы последнее. - Как хорошо, что они не для тебя, - смеется Бутхилл, - Загляни внутрь. Авантюрин возмущенно ахает, но повинуется. С осторожностью протискивает пальцы меж влажных бутонов, чтобы извлечь за торчащий краешек бумажный конверт. Развернув его, он вновь ахает, но уже душевно, с искренним восхищением: билеты на концерт скрипки с оркестром в Большом. Прямо в партер. - Это... - Первой скрипке подаришь сегодня, - мурчит Бутхилл, довольный его реакцией. Внимательный такой... запомнил, что Мира играет. У Авантюрина даже в носу немного начинает щипать то ли от возбуждения, то ли от приторного цветочного душка, заполнившего бар. Бутхилл между тем наклоняется, горячо целует в мочку уха и почти заговорчески шепчет, - А извиняться перед тобой... Я предпочту на коленях. У Авантюрина даже дыхание на мгновение отнимается. Стыд, боже... От одного намека уже поплыл. - Сейчас и извинишься. Куда я пойду во время смены? - спешит реабилитироваться он. - Обижаешь, малыш, - фыркает Бутхилл, - Разумеется, я обо всем позаботился. Заходи! - приглашает он уже громче, полуразвернувшись к двери. Та отворяется, кряхтя несмазанной петлей в унисон с гостем. Тот по обыкновению неросторопен, немного неуклюж и выглядит так, будто только-только с синьки отошел. - А я уж думал, вы меня оставите на морозе мариноваться всю ночь, - недовольно бурчит он. Авантюрин расплывается в чистосердечнейшей улыбке. Даже сердце начинает трепетать от такой предусмотрительности... Боже, как он рад, что пошел на поводу у эмоций тем вечером. - Галлахер, - приветствует он со снисходительным кивком, - Я тебе как ни звоню, ты все время игнорируешь. Ему-то с чего особое отношение? Мужчина скрипуче посмеивается, пока стягивает с себя пальто. - Не ревнуй, малец. Я б и его проигнорировал за милу душу, если б он лично не заявился, - он вздыхает с наигранной усталостью, - Пришлось выслушать. Ты если общаться хочешь, то тоже лично приходи, чтоб я свинтить не мог. Все тело заполняется таким сладким, вязким теплом, что уже и концерт не так важен по-хорошему. Просто самого факта подобной заботы достаточно, чтобы смахнуть из-под ребер еще парочку личинок, отправив в забытье. Авантюрин кидает благодарный взгляд Галлахеру, а затем утыкается в грудь Бутхилла, громко посапывая. Снова... снова повод влюбляться. И он уже даже беситься с этого не хочет... Просто полностью принимает свое бессилие перед окситоциновым цунами. - Надо бы как-нибудь тебе новое пальтишко прикупить, - сетует Бутхилл, стягивая с его плечей ту плебейско-уродскую куртку, что он по дешевке выцепил на вещевом рынке еще осенью, - А то эта тряпка всю картину портит. Авантюрин фыркает. Тоже мне, кутюрье выискался... Сам-то выглядит хорошо только за счет того, что, мать его, горячий, как ебаная поверхность солнца. Как там в интернете про такие ситуации говорят? "Is it the fit or is she just skinny?" Вот у него оно, только с мышцами. Но вообще, Авантюрин согласен, если отбросить весь сарказм и выебоны. Куртка у него до абсурда непрезентабельная. Даже стыдно как будто бы ее надевать поверх сегодняшнего лука. - На 14 февраля, значит, подаришь шоппинг? - хитро облизывается он. - С удовольствием. Девушка с на удивление хорошо зализанным хвостом - серьезно, ни одного волоска не выбивается - провела их к столику. Нужно отдать Бутхиллу должное, он выполнил свое обещание до мельчайшей детали: действительно заказал столик в одном из самых роскошных мест, где Авантюрин когда-либо был, действительно организовал свою "красоту", подкинув его до дома, чтобы мог переодеться, и действительно выбрал тихое местечко с приглушенным освещением, чтобы они могли спокойно поговорить, ну и... Другие вещи. Менее целомудренные вещи. Поэтому Авантюрин игриво гладит его ногой под столом, невинно улыбаясь при этом. Все-таки это его подарок на новый год, и хочется, чтобы все прошло идеально. Хотя это уже даже близко не про необходимость удовлетворить его часть "сделки", нет... Авантюрин сам пребывает в искреннем восторге от концепта этого свидания и человека перед ним. Поглаживания - это не способ сказать "спасибо", пусть и это тоже, но в первую очередь собственное желание быть ближе, трогать и наслаждаться ощущением его тела. Так, чтобы хватило на неделю вперед, когда он уедет... - И часто ты ужинаешь в подобных местах? - осведомляется Авантюрин, обводя пальцем интерьер. А декор у местечка реально богатый. Даже воздух будто бы какой-то насыщенный - Авантюрин не удивится, если каждый вдох в итоге включат в счет. Громадная люстра из как будто бы даже настоящего хрусталя свисает с потолка, отбрасывая едва-заметные блики на столики, - такой своего рода диско-шар для зажравшихся - диванчики из мягчайшего бархата, которые под кайфом, наверное, затрогал бы вусмерть. Скатерти без единого пятнышка и складочки, ровно 5 салфеток в каждой салфетнице, скрученных авангардным оригами. Все это место просто кричит: "Нищеброд!" ему в оба уха, причем из сраного полицейского мегафона. Так, что только мертвый бы не услышал. И в какой-то мере это, наверное, немного задевает его достоинство, но с другой стороны... Раз его сюда пригласили, значит, он достоин подобного. И от этого даже шрам на шее начинает чесаться. - Раз в год по обещанию, - фыркает Бутхилл, - Последний раз я тут был года полтора назад, когда для хозяина выполнял одну работенку. А потом, пусть он и приглашал, отказывался - не люблю лицом светить. Авантюрин понимающе мычит. Жаль, что это также значит, что никаких совместных фоток ему не светит, зато он вдоволь нащелкал убранство - потом перед Мирой похвастается. - Что за работенка? - Да знаешь... То же, что и всегда, - цокает языком Бутхилл, - Они рамсились с одним другим рестораном, да так плотно, что тараканов друг другу подкидывали. Ну и в какой-то момент мужик совсем поплыл в этом противостоянии и попросил сыпануть яда в тарелки паре гостей в том заведении. Глаза Авантюрина расширяются в полуужасе. - Ты хочешь сказать, что... Бутхилл усмехается. Немного мрачно, но почему-то сквозь розовые линзы это читается как соблазнительный шарм таинственной нимфетки, нежели хладнокровного убийцы. - Это был нелетальный яд, не додумывай, - он криво ухмыляется, - То, что моя профессия называется "наемным убийцей" не значит, что ко мне обращаются только за убийствами, - он многозначительно прикуривает, не разрывая зрительного контакта. Сука, до чего же это сексопильно выглядит... Пышный пучок из белоснежных волос, загадочные глаза, почти теряющиеся на фоне полумрака, и тонкие губы, чувственно затягивающие дым. И Бутхилл явно в курсе, потому что второй рукой перехватывает колено Авантюрина под столом и присжимает, оглаживая большим пальцем, - Я, как ты знаешь, бывший следователь. А следователь - это человек, который знает лучше самого преступника, как совершить преступление и не попасться. Поэтому ко мне обращаются не только те, кому нужны трупы, но и те, кто попросту хочет быть уверен, что их грязные дела будут сделаны беспрецидентно чисто. Авантюрин даже слегка губу прикусывает. Это вот так чувствуют себя гибристофилы? И каков шанс, что к этому привела его любовь к тру крайму? - О чем думаешь? - усмехается Бутхилл. Он разжимает хватку на колене, но Авантюрин не спешит убирать ногу. Вместо этого он наоборот подается вперед сильнее, вновь толкаясь в чужую руку. - Думаю, что это горячо, - честно признается он, - А еще что я окончательно ебнулся. Бутхилл в ответ бархатно посмеивается, еще разочек проводит пальцами по его ноге и распрямляется. - Не ты один. Выбрал что-нибудь? Он пробегается глазами по меню. Наверное, в его финансовой ситуации было бы уместным не смотреть на цены, чтобы лишний раз не впасть в состояние остолбенения, но он все равно это делает. Как раз потому что хочет увидеть, насколько много за него готовы отдать. Звучит странновато, но и похер. Это не ценник на мясо, не ценник на рыбу и не ценник на трюфеля... Это ценник на его роскошность. На то, какой жизни он по-настоящему достоин. - А если я возьму самое дорогое, что тут есть, что ты сделаешь? - сверкают розмариновые глаза шаловливо. - Заставлю отрабатывать, естественно, - ухмыляется мужчина, - А потом возьму то же самое еще раз, чтобы был повод повторить. Так они флиртуют туда-обратно, пока не приносят еду. К сожалению, времени до концерта осталось маловато, поэтому оба ограничиваются одним блюдом и, разумеется, десертом для Авантюрина. Он не был бы собой, если бы не попробовал в таком месте мороженое. А еще двумя бокалами какого-то дорогущего вина, которое Авантюрин даже на работе нюхал лишь единожды - когда Алмаз специально привез его для посиделки с партнерами. Поэтому сейчас он с упоением втягивает ноздрями пряно-кислый душок с ореховой нотой, исходящий от напитка и довольно прикрывает глаза, наслаждаясь. Не хочется ни капли этой драгоценности растерять - кровь Христа, и та бы меньше стоила. Когда он делает глоток, за язык тут же кусает резковатый, почти пересиливающий все остальные чувства терпкий вкус. Растекается по ротовой полости, забирается меж каждого бугорка на языке, раскрываясь по новому на каждой доле. Где-то на корне немного жжет, кончик щекочет сладостью, а в нос бьет кисловатый душок. - Как же охуенно... - лексикон совершенно не под стать атмосфере, но, как говорят, можно выгнать из Сигонии сигонийца, но вот из сигонийца Сигонию - никогда. - Вообще заебись, - хихикает Бутхилл в ответ. Так странно в нем сочетаются высококлассный джентельмен и безмозглый сын фермера, но Авантюрин уже почти перестал испытывать от этого диссонанс - сам такой же, как только что выяснилось. Пока Авантюрин пробует свою пасту с морепродуктами - она, кстати, оказывается тоже просто волшебной, хотя за такую цену ничего меньшего подавать не должно быть законным - Бутхилл вгрызается в свой стейк. Буквально. Куда делась все это его хваленое "умение работать с ножом" - не понятно. Может, в подворотне Сигонийской спиздили. Потому что он одним укусом отхватывает от вырезки здоровенный ломоть, который тут же исчезает в глубине зубастой пасти. - Пиздец. Тебе нож зачем дали? - с претензией вопрошает Авантюрин, доселе старавшийся манерно мало напихивать в рот. - А что, тебя смущает, цецуля моя? - ухмыляется мужчина. - Это что-то на деревенском? Бутхилл прихрюкивает, но привычкам изменять не спешит - откусывает еще раз все так же бесцеремонно, будто дикое животное. Хотя Авантюрина это особо не колышет, он вредничает скорее так, смеха ради. - Не смущает, - поясняет он, - Но и желания поставить тебя на колени тоже не добавляет. - Зря. Готов поспорить, даже с этими зубами, я делаю минеты лучше твоей бывшей, - он подмигивает. - Увидим, - фыркает Авантюрин. А ведь и правда. Авантюрин никогда не думал, что будет после зажиманий и поцелуев - как-то слишком погружался в момент. Пожалуй, стоит изучить этот вопрос в свободное время. Хотя они даже до жалкого петтинга не дошли, что уж там... Бутхилл почему-то очень нерешителен, когда дело доходит до касаний. Максимум осторожно за талию придержит, по шейке или по коленям погладит. Приятно, конечно, что границы так строго соблюдает, но Авантюрин совсем не того от него ожидал. Ожидал зубодробительной страсти, что и пискнуть в ответ ничего не можешь, просто поддаешься и балдеешь. Надо бы исправлять это... Он лукаво ухмыляется и пересаживается на диванчик рядом с Бутхиллом, пока наслаждается своим десертом. Тот больше похож на гротескную скульптуру, арт-объект, нежели на еду. Сорбет двумя отполированными сферами лежит по краям тарелки, украшенный тонкой, карамелизованной банановой чипсой. Меж ними, точно канатная дорога от одного островка к другому, тянется дорожка из тыквенно-пряной крошки. Даже жалко есть эту штуку немного, но она такая, мать ее, вкусная, что оторваться тяжело. Однако Авантюрин знает беспроигрышный способ сделать ее еще вкуснее. - Хочешь немного? - предлагает он. Розмариновые глаза поблескивают в темноте двумя шальными вспышками фейерверков. - Давай, - он приоткрывает рот, убирает челку за ухо и наклоняется чуть вперед. Идеально. Как раз то, чего Авантюрин ждал. Он старается не выдавать свой план нетерпеливой дрожью в руках, когда аккуратно подносит к его рту ложку, только чтобы в последний момент изменить ее направление и сожрать мороженое самому. Сливочная прохлада растекается по языку, точно туманная дымка по Сигонийским улочкам. Бутхилл поднимает на него полный желания взгляд. В следующую секунду его почти грубо хватают за шею и притягивают к себе в порыве страсти. Авантюрин довольно хихикает в его губы, закидывает ноги на колени и полностью отдается ощущениям. Горячее дыхание плавно перетекает в живительный холодок, язык Бутхилла проходится по зубам, переплетается с его собственным, слизывая с него сладость. Авантюрин тянет его на себя, полуукладываясь на диванчик. Этот жест Бутхилл встречает довольным мычанием. Его сильная рука гладит ляжку, приподнимает, закидывая на свою талию. Затем переключается на лицо, проводит по щеке, убирает прядку волос за ухо и легонько массирует мочку с такой же яркой серьгой, что у него самого. Язык чиркает об небо, губы впиваются в податливую плоть чуть ли не до боли, и Авантюрин чувствует себя почти подавленным и задушенным в тисках любви. Сладко, влажно, пряно... То, что доктор прописал. Он легонько покусывает чужие губы, грубо оглаживает шею, намекающе надавливая. Вместе со сбитым дыханием изо рта бежит капелька приторной слюны, размазывающаяся по губам тягучей кляксой. Размашистым движением языка Бутхилл слизывает ее, прежде чем отстраниться так же резко, как делает это всегда, и сверкнуть обсидиановыми глазюками на прощание. - Вкусно, - констатирует он с дикой ухмылкой. - Мне тоже нравится, - Авантюрин соблазнительно проводит по губам большим пальцем, - Еще ложечку хочешь? Авантюрин заходит в Большой в гордом одиночестве. Ровно с одним билетом. Но ему, если честно, уже даже не неловко - привык. Бутхилл попросил встретить его у входа в партер - сказал, что скорешился с каким-то из местных уборщиков, и тот пустит его через один из служебных входов, чтобы, опять же, не маячить на камерах. У Авантюрина лишь один вопрос к этой ситуации: подкупил ли Бутхилл работягу, или же уборщики нынче зарабатывают больше него самого? Но да хуй там плавал. Они встречаются у распахнутой алой шторы, ведущей к местам. В животе приятная тяжесть после вина и пасты, губы распухли от поцелуев. Наверное, единственное, что он добавил бы в это уравнение для полного отлета - пару удачных ставок и секс под ночь, и день можно было бы официально короновать лучшим днем в жизни. Он бессознательно подносит руку к шее, когда на нее ложится прохладный металл. - Ты играть хочешь? - полушепотом осведомляется Бутхилл. Авантюрин уже успел рассказать ему свою историю детальнее, и теперь он осведомлен об этой... особенности довольно хорошо. Они уже заняли свои места, и теперь терпеливо ждут начало. Зал поспешно заполняется все новыми людьми, и Авантюрина не может это не радовать: они здесь, чтобы посмотреть на Миру. Так приятно, будто сам выступать будет... - М-м... - он уже сам не знает, скулит ли от напряжения или, наоборот, от облегчения, но силой вдавливает чужую руку в свою кожу, - Трудно сказать. Эта херня очухивается, когда я сильно эмоционален: от ставок, от нервов, от возбуждения... - он громко втягивает воздух сквозь зубы и морщится, - От матери мне досталась внешность, а от отца... Беды с башкой. Сейчас-то он трезв. Сейчас видит связь между собой и родителем, проводит параллель между их зависимостью и здраво оценивает происходящее. И именно эта трезвость дает понять: рано или поздно он сорвется. Неизбежно сорвется. Если запрут в доме - будет играть онлайн, если прикуют к батарее - найдет способ поспорить сам с собой на оторванное запястье. Это неизбежно. И... Он как будто бы не до конца против такого развития событий. Авантюрин слишком уж долго провел на границе забвения между жизнью и бесцельным существованием, чтобы отказывать себе в удовольствиях. Он не идиот и прекрасно осведомлен о рисках, просто... Принял осознанное решение их игнорировать. - Все будет хорошо, - увещевает Бутхилл. Его рука все еще напористо гладит, охлаждая разгоряченную кожу, но без боли, как бывает от ногтей. Просто сырое, первозданное наслаждение без единой сопряженной с ним проблемы, - Мы позаботимся обо всех этих факторах, когда я вернусь. Хорошо? Авантюрин кивает и откидывает голову на железное предплечье. Бутхилл не осуждает его. Не бросается в слезы, не рассказывает об опасностях и не пытается направить на путь истинный. Не ругает и не жалеет. Просто принимает и остается рядом, готовый помогать и плескаться вместе с ним в их общей грязи. Именно поэтому с ним так хорошо. Принятие, тепло и понимание от такой же поломанной игрушки, что и он сам. - А до тех пор не мучай свою прекрасную шейку, - Бутхилл легонько касается его щеки губами. - Я оставлю это тебе, - усмехается Авантюрин. Вскоре на сцену начинают выходить артисты. Сначала просто множество незнакомой массовки, пока, наконец, не выходит она. В великолепном бархатистом платье с почти детскими рукавами-фонариками, воздушно спадающими к локтям. Пшеничные волосы завиты и, будто роскошный занавес, обрамляют аккуратные черты лица. Макияж у нее непривычно вычурный: сияющие блестки на веках, выбивающаяся красным маячком на фоне молочной кожи помада. У Авантюрина даже мурашки по спине пробегают: так она похожа на маму с этим макияжем, что не по себе становится. И одновременно завораживает. Она улыбается публике, приветственно помахивает рукой вместе с зажатым в тонких пальцах смычком, но Авантюрин по глазам видит: она сейчас вообще не в этом мире от волнения. Поэтому он приподнимает руку и тихонечко зовет ее по имени. Девушка, будто только что разбуженная от глубокой дремы, начинает беспорядочно промаргиваться и бегать по рядам глазами, пока не натыкается на того, кого искала. Она расплывается в облегченной улыбке, одаривает его неглубоким кивком. Авантюрин же в ответ подносит руки к груди, изображая глубокий вдох, а затем медленно опускает, выдыхая. Так же, как она поддерживала его на экзаменах и концертах. Мира на мгновение замирает, переваривая, видимо, насколько уместно будет солистке вот так расклеиваться, а потом все-таки следует его примеру. Втягивает воздух полной грудью, прикрыв глаза, а затем протяжно выдыхает, сложив губы трубочкой. В благодарность она кидает брату широчайшую улыбку - искреннюю и уже почти полностью расслабленную, а потом отворачивается к своему пюпитру и принимается настраиваться. Авантюрин, кажется, даже скупую слезу пускает, глядя на нее. Как он все-таки рад, что смог прийти на ее первый сольный концерт... Руки сжимают стебельки пахучих цветов, пальцы проваливаются в углубления меж ними и шуршат бумагой. Если бы не он... Всего этого бы не было. - Спасибо... - тихонечко шепчет он, потупив взгляд. Почему-то сейчас он смущается больше, чем во время любых обжиманий и флирта. - За что? - Что помог мне быть здесь сегодня. Я очень счастлив, - бубнит он, не поднимая головы. - Тебе спасибо, - сиплый голос тоже становится тише. Бутхилл наклоняется к нему, трется носом об висок, - Ты не представляешь, сколько значишь для меня. И щеки от этих слов наливаются краской. Чистейшим пигментом, какой только в программах для рисования получить можно, никак не в реальности. Я люблю тебя. Слова встают поперек горла, будто задушенные смущением. Отказываются проходить дальше, цепляются когтями за гортань, заставляя ее болезненно сжаться. Ничего. Время придет. Личинки улетят, вода поглотит полностью, и тогда... Тогда он скажет. - Хей, зацени-ка, кто пришел, - Бутхилл говорит все еще вполголоса, но уже бодрее. Он толкает Авантюрина плечом и коротко кивает на соседний ряд. Авантюрин не сразу понимает, на кого ему указывают. Бегает по ряду взглядом, бесстыдно высунувшись со своего места, пока внимание не привлекает знакомый вздутый, точно пузырь, живот, разделенный напополам цветастым галстуком. Он даже не смотрит в их сторону, колено нервно качается, а небритость переползла с подбородков и на щеки. Владимир. Разумеется. - Дед совсем меры не знает, - хмыкает Бутхилл, - Всего за пару недель сторчался. - Как ты понял? - Смотри, как ножкой теребит... Это отходняки такие. Бриться перестал, синяки под глазами - спит плохо. - Бр-р, - Авантюрин съеживается, - И чего теперь с ним будет? - Знамо чего, - пожимает плечами хитман, - Если есть те, кому не похуй, отвезут в рехаб. Если нет - перестанет спать как следует, не сможет есть нормально из-за тошноты, ослабнет и медленно но верно откинется. - И не стыдно тебе? Поставлять ему такое, - спрашивает Авантюрин с притворной колкостью. На самом деле ему искренне наплевать, что будет с Владимиром. Более того, он искренне считает, что Владимир заслужил такую концовку. Спрашивает так, для галочки, чтоб совесть сильно не буянила. - А я что? - невинно хлопает ресничками Бутхилл, - Я ему ничего не поставляю. Просто на дилера вывел. Что они там дальше делают и в каких дозах - не моя забота. Авантюрин расслабленно выдыхает и откидывается на спинку своего кресла, подперев голову руками. - Говнюки мы с тобой, - констатирует он с усмешкой. - Просто конченые, - щерится мужчина в ответ. Концерт проходит отлично. Нет, просто прекрасно. Мира играла так, как никогда прежде: без единой ошибки, с чувством, так, будто сама превратилась в звучание. Когда она закончила, ее руки нервно дрожали, грудь нервно вздымалась, а глаза сияли ярче сверхновой - поразительные и живые, полностью пропитанные отдачей делом и восхищением. Авантюрин хлопал так громко и яростно, что руки покраснели и запястья захрустели, как после долгой смены. В какой-то момент Бутхилл перехватил его правую руку, и они хлопали друг об друга, точно дети малые. Когда он поднялся на сцену, чтобы подарить сестре букет, та не сдержалась и крепко обняла его, а затем звонко чмокнула в щеку. Попросила подождать себя у выхода - а Авантюрину только того и надо. Он хочет продлить этот день настолько, насколько может. Пока они идут в гардероб, он, захлебываясь дыханием и слюной, тараторил что-то про любовь к музыке, про технику исполнения, про мастерство сестры. Уже сам не помнит, что именно говорил, но Бутхилл слушал все это с лучезарной улыбкой и кивал, пусть глаза и были очаровательно несмышленые и пустые. - Так тебе понравилось? - спрашивает Авантюрин, пока они ждут свою верхнюю одежду. - Ну-у... - тянет Бутхилл, виновато накручивая прядку на палец, - Это не моя музыка, скажу честно. Но я рад, что ты хорошо провел время. - Эх ты... - вздыхает блондин, - Ничего, я научу тебя правильно слушать классику. Бутхилл только усмехается. - Попробуй. Они неспешно натягивают куртки, беззаботно переговариваясь о том о сем, и уже готовятся разойтись - Авантюрин по-человечески, через главный вход, а Бутхилл через окно или как он там раньше пролез - когда на фоне раздается удивленный, протяжный вдох. - Стрелок?! Бутхилл замирает. Выражение его лица тут же меняется на бледно-паникующее, остолбеневшее в немом ужасе. Авантюрин видит, как по его позвоночнику прокатывается крупная дрожь, заставляя напрячься все тело. Он не оборачивается на зов, только с трудом сглатывает, совершенно потерявшийся в ситуации. - Это что, правда ты?! - зовут снова. Авантюрин робко высовывает моську из-за его плеча, но успевает разглядеть только коротко стриженную русую макушку, когда его подхватывают под руку и начинают тащить за собой. Сердце пускается в дикую, рваную пляску, будто заразившееся смятением через кожу рук. - Погоди, эй! - кричат за спиной. Бутхилл почти бежит к выходу с такой скоростью, что Авантюрин запинается об собственные ноги и складки в ковре. Ему приходится смотреть исключительно вниз, чтобы хоть как-то держать равновесие в том безумном темпе, в котором его волокут за собой длинные ноги спутника. Они бесцеремонно протискиваются между потока людей на выходе, толкаясь. Авантюрин только и успевает, что извиняться и ойкать, когда ему наступают на ботинки. Когда они выскакивают из театра, ритм не спадает. Ноги скользят по укрытой тонким слоем снега плитке, ветер беспощадно мучает щеки ледяными порывами такой силы, будто пытается содрать кожу с лица. Он еле-еле успевает удержать на месте хлипко держащийся шарф, настойчиво пытающийся улизнуть с шеи. Легкие уже начинают жечь от того, насколько быстро его тащут по уже опустевшей улице. Перед подразмывшимся взглядом на земле мелькают лужи света от уличных фонарей... - Стой, говорю! И Бутхилл останавливается. Резко, точно в невидимую стену впечатавшийся. Авантюрин проезжает еще полметра на пятках, пытаясь удержать равновесие. Обернувшись, он застает поистине душераздирающую картину: Бутхилла перед ним откровенно колотит крупными толчками, взгляд задран к небу. Губы поджались так, что от них и упоминания будто бы не осталось на лице. На абсолютно бледном, даже посиневшем лице, облепленным, точно паучьими лапами, одинокими прядками, увязшими в холодном поту. Он не двигается. Не говорит. За ним стоит крепко сложенный полноватый мужчина. Он запыхался, сам тоже подрагивает, но, скорее, из-за того, что не успел одеться. Выбежал за ними прямо так, в одной рубашке. Он ухватился за пальто на спине Бутхилла, не давая сдвинуться с места, в глазах читается неприкрытая мольба. - Это же ты... Я бы тебя из тысячи узнал... - говорит он жалобно, мягко. - Вы обознались, - бросает ему Бутхилл, не оборачиваясь. Боже правый... Даже голос будто бы не его вовсе. Больше похож на последний взвизг лопнувшей от перенапряжения струны, срывающийся на дрожь и сипы в конце и теряющийся в завывании ветра. - Где ты был?! - продолжает незнакомец заискивающе, - Мы думали, что ты умер! Боже, дядя будет так рад снова увидеть тебя! Почему ты не позвонил, не написал?! Где Андре?! Мы с ума все посходили! Я... Я так рад видеть тебя, - горечь и радость смешиваются в его голосе, хватают друг друга за руки и срастаются воедино. Сплетаются, сплавливаются кожей, становясь неотличимы друг от друга. Бутхилл молчит. Только рвано дышит, сжимая и разжимая кулаки. Авантюрин же замирает, подобно статуе, совершенно потерянный. - Посмотри на меня... - почти умоляет мужчина, положив руку на плечо Бутхилла, - Прошу, посмотри. Бутхилл оборачивается. Медленно, почти со скрипом, точно каждая мышца в теле промерзла. Кажется, Авантюрин вновь видит красные разводы в уголках его губ. - Скажи что-нибудь. Ну же, не молчи, - продолжает просить незнакомец надрывающимся голосом. Он хватает хитмана за плечи, заглядывает в лицо, наклонившись рваным движением. По его покрасневшим, пухлым щекам катятся ручейки слез. Но хитман не плачет в ответ. Не отвечает и даже не встречает взгляд. Только сильнее вгрызается в собственную губу и крутит шарниры на пальцах второй рукой. - Боже... - мужчина, наконец, тоже замечает его "модификации", - Что с тобой случилось? Это все Алмаз виноват? Они пытали тебя? Ответь мне хоть что-то, Стрелок! - он почти переходит на крик. -...имя. Его хрип почти полностью заглатывает ненасытная пасть ветра. - Что?.. - Как мое имя?! - срывается Бутхилл. Он отшатывается, отталкивая от себя мужчину, звучит надрывисто-враждебно, но... Авантюрин слышит в этой фразе нотку надежды. Тонюсенькую, точно от удара иголкой по краю бокала. Но она там. Где-то глубоко-глубоко... Его имя. - Я... Я не помню... - на вдохе отвечает незнакомец ошарашенно, - Мы все тебя всегда звали Стрелком. Бутхилл усмехается себе под нос. Пауза между ними висит всего несколько секунд, но ощущается так, словно все они за нее успели постареть под ее весом. - Правильно, - наконец отвечает хитман, раскинув руки в стороны. Глаза незнакомца распахиваются сильнее, когда он видит блеск холодного металла, обожженного теплым бликом от лампы, - И это тоже забудь. Я тебе сказал: ты обознался. Я не знаю никаких "стрелков". Кажется, он всхлипывает, когда разворачивается и начинает шагать по улице еще более резким, широким шагом. Его сгорбившаяся фигура растворяется на горизонте буквально за пару секунд, оставляя Авантюрина и незнакомца безмолвно стоять, глядя вслед. Они молчат. Снежинки залетают в нос, щекочутся и колются, прежде чем оставить за собой влажный след. Опустошенный взгляд незнакомца обращается на него. - Рубен... да? - сипло спрашивает Авантюрин. Мужчина коротко кивает. - Как твоя печень? - Хорошо... Как видишь, бегаю без проблем. - Это славно. Он не знает, хорошая ли это идея - вести сейчас допрос. Но что-то внутри скребется и ноет, не позволяя оставить все так, как есть. Это было бы просто не честно. По отношению к Бутхиллу и Рубену, к тому следователю, который умер на задании. К их начальнику. Он годами латал свою одежду, свои шрамы, свою душу... И эту дыру тоже, несомненно, можно залатать. Потому что хотя бы попрощаться по-человечески они заслужили. - Ты окончил? - Что, прости?.. - Рубен смаргивает с глаз уже успевшие покрыться ледяной корочкой слезинки. - Учебу. - Да. Сейчас в бюро переводов работаю. Ребенка вот ждем... - С "девочкой с кошачьими наушниками"? Рубен горько усмехается. - С ней. Авантюрин снова выдерживает небольшую паузу, прежде чем вздохнуть и продолжить. - Это хорошо. Он будет рад об этом узнать, - он бросает мужчине легкую улыбку. Рубен обхватывает свои плечи руками. Его грузное тело содрогается, но он и не думает возвращаться. Вместо этого он заискивающе улыбается Авантюрину и спрашивает нежно, точно у потерявшегося ребенка о его родителях. - А он... У него все хорошо? Авантюрин громко шмыгает носом. Он теперь и сам не уверен, что может дать ответ на этот вопрос... - Я стараюсь, чтобы было. - Спасибо, - чистосердечно улыбается Рубен. Даже сердце екает от взгляда на него, боже... Он кажется таким открытым и искренним человеком, что Авантюрин и сам бы с радостью с ним подружился. - М-м... - тянет он многозначительно, - Тебе и правда лучше будет забыть об этой встрече. Пожалуйста. Даже дяде не говори. Как он, кстати? Мужчина переминается с ноги на ногу в нерешительности, но все же нерешительно соглашается. И по нему видно, что не врет. - Хорошо. Я никому не скажу. А дядя... - голос к этому моменту уже знатно приправлен смачным стуком зубов друг об друга, - Дядя тяжело пережил произошедшее. Закрыл агентство, ушел в отставку... Только в прошлом году начал снова из дома выходить. Сейчас вот... Хлеб печет. Авантюрин кивает. Наверное, это все, на что у них есть время. Но этого более чем достаточно... Пока что. - Что ж, береги себя, - он уже готовится развернуться, но Рубен тормозит его. - Постой. Пожалуйста... - он протягивает визитку дрожащими пальцами. Она мятая, чернила подсмазались - черновая, видимо, - Пожалуйста, если однажды он захочет поговорить... Передай ему мой номер. - Передам, - он присмыкает обе руки вокруг визитки, точно принимает дрожайшее сокровище. Старается не ляпнуть лишний раз пальцем по краске, лишь бы не размазать еще сильнее, - Ну, увидимся еще, может быть, - бегло взмахивает рукой на прощание. Ветер доносит до него эхо обессиленного "спасибо", пока он бредет по улице, спрятав руки в карманы и содрагаясь всем телом. Бутхилла он находит в том же закоулке, в котором они припарковались несколькими часами ранее. Он сидит на бордюре, скрючившись, точно столетний монах под весом знаний. Земля под ним усыпана множеством бычков, словно над ней поколдовал неумелый повар со своей перечницей. Авантюрин присаживается на корточки перед ним. Мужчина без лишних слов протягивает ему портсигар. Какое-то время они сидят молча. Так же, как и всегда. Обмениваясь эмоциями, шипя самокрутками. Авантюрин хочет заглянуть мужчине в лицо, но не решается. Вместо этого он стягивает с белоснежных волос резинку, позволяя им фатой развеваться по сквозняку, проходится пальцами меж прядок, распутывая и массируя кожу головы кончиками пальцев. Заботливо убирает особо беспокойные волоски с лица, чтобы не лезли в сигарету, при этом оглаживая щеки и уши. Комочек привязанности и нервов, расходящийся на нити. Уязвимый, хрупкий и ломкий. Такой, каким бывает только с ним. - Прости, я не смогу отвезти тебя домой сегодня, - хрипит Бутхилл сквозь облачка тяжелого дыма, - У меня самолет. Авантюрин мотает головой. - Все хорошо. Я у сестры останусь, - он легонько улыбается, когда понимает, что бессознательно начал собирать волосы в неопрятные косички. Мама с Мирой тоже всегда друг другу делали прически, когда мирились после ссор. - И за то, что психанул, тоже прости, - он сплевывает эти слова вместе с харчком куда-то в темноту и только после этого находит в себе силы поднять глаза. - Не нужно. Я понимаю, - он неуклюже подползает поближе, чтобы поцеловать занемевший кончик носа, - Он сказал, что они с той девочкой ждут ребенка. - Вот как... Это здорово. Он не злится, и Авантюрин этому бесконечно рад. Просто говорит как-то обескровленно, будто все силы, что были в теле, растратил на этот порыв. Картина мира... из которой пришлось себя выписать. И танк с надписью "Алмаз" на боку, которая так знакомо и вызывающе блестит. Знакомо... До боли знакомо. Теперь уже Авантюрин целует его первым. Не страстно и не требовательно, как хотел изначально, просто утешающе, легко, вкладывая в этот жест все то обожание, что в нем есть. То обожание, которое обычно получает от Бутхилла. И Бутхилл целует в ответ, обхватив его руку своей, почти безжизненно холодной. Кажется, Авантюрин чувствует его сбитый пульс прямо так, через губы. Чтобы было удобнее, он встает на колени, которые тут же протестующе хнычут, обожженные промерзшим асфальтом. Но вообще похер. Абсолютно. Единственное тепло, которое ему сейчас нужно - это тепло между ними. Глинтвейн. Объятия с большим, пушистым животным. Шерстяное одеяло. На мгновение он превращается во все эти вещи взятые вместе, лишь бы хоть на немного подарить облегчение. Пусть эта боль будет общей. Лишь бы больше никогда не видеть на его лице такой душераздирающей, колюще-режущей паники, как сегодня. Постараться, чтобы и правда все было хорошо.