Постоянный клиент

Остаток недели Авантюрин провел по-хиккански, облепленный проводами, точно аристократ 17 века гадкими, жирнющими, склизскими пиявками. Кровь они сосали не хуже, по крайней мере в переносном смысле: в первый день Авантюрину хотелось швырнуть их подальше за комод и забыть, как о ночном кошмаре, а уже на второй он и вовсе подумывал о том, чтобы на этих самых проводах повеситься. К счастью или к сожалению, не решился: во-первых люстра бы не выдержала, а во-вторых... каждый день на работу захаживала его причина продолжать. Его причина с абсолютно волшебной, пышной гривой, белоснежной улыбкой и небывалой нежностью в каждом взгляде и прикосновении. Авантюрин рядом с ним чувствовал себя какой-то куклой вуду, в которую раньше тыкали только иглами и ножницами, а теперь заботливо прошивают каждый миллиметр истерзанного тела сковывающим теплом. Непривычно, страшно, удушающе... и так притягательно, что хочется клеем обмазаться и больше никогда не отлипать. Сегодня он уже не просто ждет появления Бутхилла в баре, а настойчиво готовится. Несмотря на то, что до закрытия остается всего 40 минут, Авантюрин все равно уверен: Бутхилл придет. Хоть за 10 минут, но все равно будет тут, чтобы подвезти до дома и поцеловать в лоб перед сном. Он даже начинает готовить коктейль заранее: что-то празднично-сладковатое, крепкое и дурманящее. Такое, чтобы ему точно понравилось. Такое, чтобы захотелось остаться на ночь. Хотя Бутхилл и так хотел. Когда последние 2 раза Авантюрин отказывал ему в совместных ночевках, мужчина тихо вздыхал и даже будто бы недовольно куксился, но это было ему же во благо. Нельзя было, чтобы он видел Авантюрина обернутым в 3 слоя кабелей и похожего на японского подростка, отчаянно бороздящего Сеть в поисках Бога. По крайней мере до сегодняшнего дня. Когда входная дверь приветственно хлопает, приглашая на порог статного гостя, Авантюрин моментально срывается с места. Даже не извиняется перед клиентом, которому не закончил делать заказ, просто сразбегу влетает в Бутхилла и вешается ему на шею, точно ребенок разведенному отцу. Внутри все трепещет и сжимается от одной мысли о предстоящих сутках, он настолько взбудоражен, что даже не позволяет Бутхиллу нормально поздороваться. Вместо этого притягивает к себе и звонко, нетерпеливо несколько раз целует в щеки и лоб. - Ух ты, кто-то сегодня на взводе, - удивленно выдыхает хитман. Он игриво трется своим носом об нос Авантюрина, - Что за повод? - А то ты не знаешь, - Авантюрин кидает ему широчайшую, довольнейшую улыбку, какую обычно заставляют людей изображать для рекламы зубной пасты. Бутхилл добродушно фыркает. Пока он стягивает с себя верхнюю одежду, его глаза обводят бар цепким, нетерпеливым взглядом. Авантюрин между тем возвращается за стойку и ставит на привычное местечко тумблер с ароматным "обычным". - М-м, ты прям подготовился сегодня, - мычит Бутхилл одобрительно. - Еще бы! - Авантюрин едва ли на месте не прыгает от радости. Господи, поскорее бы уже закрылись, чтобы он мог показать Бутхиллу его подарок. Он настолько перевозбужден, что начинает тараторить, - Я туда налил Штрок, Апердоль, шоколадный ликер... Сейчас немножко еще посидим, а потом поедем ко мне, мне есть, что тебе показать! А потом... Бутхилл останавливает его жестом. Только сейчас Авантюрин замечает, что он, вообще-то, выглядит серьезнее обычного сегодня. Носок его ботинка отстукивает неровный ритм, взгляд то и дело бегает от двери к подсобке. Он даже напиток не пробует, просто цепляет бокал за ободок костлявыми пальцами, готовясь уйти. - Спасибо, сладкий, но давай немного попозже, ладно? У меня вот-вот должна быть встреча, - он перегибается через стойку с виноватым видом и мягко целует бармена в лоб, точно извиняясь, - Плеснешь мне еще 100 Шивы 18, да? Авантюрин единожды медленно моргает, пропуская информацию через себя. Шива 18... - Ты с Алмазом встречаешься? Бутхилл многозначительно кивает, а затем требовательно стучит по стойке одним пальцем, поторапливая. Авантюрин немного даже сдувается. Прежний энтузиазм все еще теплится где-то в груди, точно остаточные газы в старой содовой, но после упоминания Алмаза грозится вот-вот иссякнуть, оставив после себя только мерзкую водицу с тяжелым приторно-металлическим привкусом. Появление Алмаза - это всегда плохо. А сегодня совсем не тот день, когда должно быть плохо. - Все ведь в порядке? - осторожно осведомляется он, но все равно послушно наполняет тумблер жидким янтарем. С 2 кубиками льда. Как раз так, как Алмаз любит. - Скорее всего да, - Бутхилл успокаивающе кивает, готовый уже отвернуться от стойки, но в последний момент все-таки вспоминает о самом важном и бросает через плечо короткое, но обнадеживающее, - Не переживай, планы все еще в силе. Я вас отвезу, даже если апокалипсис случится. Авантюрин давит короткую, натянутую улыбку. Нелегко на душе как-то становится от этих новостей... Наверное, паранойя это все. Просто будет крайне обидно, если Алмаз одним своим визитом разрушит то, что он готовил последнюю неделю. А он такое умеет. Бутхилл занимает свободный VIP диванчик в углу и прикуривает. Алмаз объявляется буквально парой минут позже. Скажи "говно" - вот и оно, что называется... Ровно такой же, как и обычно: глянцевый, лощеный, кричащей о статусе своей излишней презентабельностью. Блестит двумя часами, сверкает позолоченными пуговицами и обводит заведение таким пристально-оценивающим взглядом, точно экзамен пришел принимать. Мужчины беседуют недолго, минут 20 максимум. Бутхилл все это время сидит довольно расслабленно, закинув ноги в плотных нубуковых ботинках на стол. Алмаз время от времени кидает на них недовольные взгляды, но ничего не говорит. Или по крайней мере ничего убедительного, что заставило бы хитмана изменить позу. И как бы Авантюрин ни старался, у него не получается по лицам прочитать, о чем идет речь. Они не срутся, не шепчутся, не машут руками и не тыкают друг другу в лицо документами - ничего из этого. Просто обсуждают что-то на приглушенных тонах с полусерьезными лицами. Когда они заканчивают, то не жмут друг другу руки и не хлопают по спине на прощание, просто оба подходят к стойке. - Слышишь, это, - хозяин тихо пощелкивает своими паучьими пальцами так, будто забыл имя подчиненного, - Авантюрин, пробей мне "гранат". - Ее нет, - пожимает плечами Авантюрин, заглянув в монитор. Так как у них с остальными "сотрудниками" запрет на любой контакт, самоцветы сами отмечают свое присутствие удаленно. Хер его знает, как работает этот софт, но желания разбираться у него ровно ноль. - В смысле "нет"? - удивленно вскидывает брови Алмаз, прежде чем перевести взгляд на Бутхилла, - Ты ее видел сегодня? Тот мотает головой. Алмаз видимо напрягается. Скрещивает руки на щуплой груди, одной бровью косит к переносице чуть больше, чем другой. - И где только носит эту безмозглую блядь... - выдыхает он себе под нос раздраженно, - Раньше всегда здесь торчала. Бутхилл чуть напрягает спину, ведет плечом. Осаживает Алмаза с терпением пассивно-агрессивного родителя, которому сообщили о необходимости сдать в школу 10 аппликаций за ночь до сдачи. - Во-первых, она не обязана здесь торчать. А во-вторых, выражения выбирай. Алмаз фыркает. Авантюрин уже ожидает от него очередное извержение на тему того, как Бутхилла это "ебать не должно", но вместо этого он просто отмахивается и снимает с крючка свое пальто. - Защитник какой выискался, - бурчит он себе под нос, - Ладно, насрать. Чемоданы иди пакуй. А ты, - он бросает Авантюрину тяжелый, хищный взгляд, от которого моментально по задней стенке горла пробегает холодок. Бармен напрягается, выдерживая паузу. Алмаза же это явно веселит, потому что он задорно крякает и расплывается в свойственной ему издевательской тонкой ухмылке, - Столик протри после этого додика. Чао. Когда они остаются наедине, Авантюрин до сих пор не до конца понимает, что произошло. Просто поднимает на Бутхилла вопрошающий взгляд. Тот виновато вздыхает, чешет шею. - Прости. Додик сам протрет за собой стол. - Да какой стол! - всплескивает руками Авантюрин, - Лучше объясни мне, что это такое было! Какое "пакуй чемоданы"?! - взрывается он. Возможно, звучит немного агрессивно, но на деле его просто очень сильно взволновала эта фраза. - Тихо-тихо, - хитман поднимает руки к груди, успокаивая, - Он просто так выразился. Я сейчас все расскажу. Но стол за собой он все-таки протирает, в процессе поясняя за ситуацию. - Ничего страшного не произошло, - вкрадчиво говорит Бутхилл, пока ходит от стола к столу с влажной тряпкой в металлических пальцах, - Просто я поеду делать для него кое-какую работу в Лофу на следующей неделе. Паковаться мне надо, конечно, но это и завтра можно сделать. Так что расслабься. - Для него? Ты же говорил, что не работаешь для него больше... - уточняет Авантюрин. Бутхилл грузно вздыхает. - Хорошо. Для нас. Это будет работа связанная со Шнайдером. - В Лофу? Наверное, звучит так, будто не доверяет и устраивает допрос, но на деле он сам толком не знает, чем таким занимается этот самый Шнайдер. "Заклятый враг Алмаза", "член совета директоров КММ" - буквально вся информация, которая Авантюрину о нем известна. Пусть он и варился в супе криминальщины с самого рождения, почему-то всегда его жизнь была связана только с Алмазом. А Шнайдер, о котором он начал слышать только по "устройстве" в Кандалы, был не более чем городской легендой и брошенной по ветру неаккуратной сплетней в его глазах. - Ну да. У него же большая часть активов за рубежом расположена, - невозмутимо отвечает хитман. На смену тихим покачиваниям столиков приходит шарканье металлических ножек стульев. Авантюрин непонимающе мычит. - Тогда какое Алмазу до него дело? Если он в основном на Лофу. Бутхилл уже закончил со своими обязанностями и теперь натягивает пальто на широкие плечи. Закончив, он по-джентельменски помогает одеться и Авантюрину. - Не все так просто. Они с Алмазом давно собачатся: Шнайдер, что называется, старше, богаче и умнее. Он работал с "Легионом" еще до того, как он "Легионом" стал. - Легион? Это так мы называемся? - удивленно вскидывает брови Авантюрин. Он впервые слышит это название. - Ну... Технически, - он задумчиво морщит лицо, - У Алмаза такие заебы по поводу иерархии, что я не могу тебе с уверенностью ответить, честно. Я бы сказал, что да, ты вполне себе входишь в "Легион". Он бы скорее счел тебя ковриком под ноги. Авантюрин хмыкает. Неприятно звучит, особенно когда это произносит кто-то, настолько близко знакомый с преступным миром. Лишнее подтверждение тому, что он ровно ничего не стоит, а его жизнь по ценности равна летнему муравью. - Наверное, это и к лучшему, - пытается он отшутиться, - Легион - звучит уебищно. - Вот именно! - Бутхилл даже прихлопывает в ладоши, соглашаясь, - Он еще в конце построений все время спрашивает: "Как ваше имя?", а все должны отвечать: "И имя нам легион!", как на детском утреннике, ей-богу. Авантюрин чуть прихрюкивает. Кажется, это библейская херня какая-то, но звучит все равно нелепо и излишне помпезно. Очень в духе Алмаза. Хотя очень смешно в голове складываются понятия преступной группировки и офисных упражнений по тимбилдингу. - Дуристика какая-то. - Поэтому никто этого и не делал, когда его не было, - усмехается Бутхилл. Пока они идут до машины, переживания Авантюрина окончательно рассеиваются. То ли этому поспособствовала сижка на свежем воздухе, то ли позитивные интонации в голосе Бутхилла - не так важно. Важно то, что ничего не сорвалось. И от этого в груди снова начинает вскипать возбуждение. - В общем, да. Раньше Легионом руководил другой человек. У них было что-то вроде симбиотических отношений со Шнайдером: он не покушался на Пенаконию, а они особо не лезли за кордон. Нам поставляли сырье для "Снов", мы им - готовые "Сны" и подобную дребедень. А потом появился Алмаз, ну и... Ты представляешь, как он ведет дела. Авантюрин, кстати, как-то раз пробовал "сладкий сон", еще на 2 курсе. У них тогда в общаге завелся какой-то удивительно пронырливый первогодка, который всегда все и везде знал: доставал ответы на зачеты, шарил за самые крутые тусовки и, разумеется, приторговывал стаффом. Он тогда сплавил Авантюрину с Тувой один на двоих - по дешевке, на прикорм видимо, но лучше бы не жопился и дал два раздельных, ей богу. Трип получился жуткий: во время брождения по закоулкам сна они буквально сплавились в единое сознание, будто хтонический сиамский близнец. Пытались перекричать друг друга в собственных головах, путались в паутине мыслей и демонов друг друга, ощущали панику сразу за двоих и по-настоящему теряли ощущение личности, если так можно выразиться. Когда проснулись, еще несколько часов не могли разобраться, кто есть кто и не могли доверять собственным мыслям. Короче, клиентов пацаненок потерял, но оно и к лучшему: впоследствии оказалось, что Сладкие Сны вызывают такое жуткое привыкание и диссоциацию, что люди вскрываются, лишь бы не возвращаться в реальность. Адская херь. Бутхилл, между тем, продолжает рассказ под мерное жужжание двигателя. - Алмаз решил, что Пенаконии ему мало, захотел попытаться расширить сферу влияния. Шнайдер, разумеется, не стал стоять в сторонке и ответил тем же. И с тех пор они кидаются друг в друга говном. - Вот как... - тянет Авантюрин, - И что у тебя будет за работа? - Шнайдер - сволочь неуловимая и ссыкливая. Никогда сам на людях не показывается. Даже в КММ никто не знает, как он выглядит. А тут вот нарисовался человек, который говорит, что контактировал с его риэлтором. Поеду вот пробивать... - усмехается он, жутковато поведя при этом краешком губ. Авантюрин щурится. - Не веришь ему? - Ни капли. Алмаз тоже не верит, поэтому я и поеду. Надо покопать под этого "информатора", мало ли, что найду. - И сколько тебя не будет? - осведомляется Авантюрин, аккуратно положив руку на предплечье мужчины. Сейчас, когда он обратил внимание на подстаканник между ними, его внимание привлекла продолговатая, прямоугольная коробочка, криво сидящая на дне. Неужели... - Трудно сказать, - Бутхилл вздыхает. Машина мягко тормозит, фары гаснут, оставляя их в кромешной тьме, - Зависит от того, насколько туго пойдет. Не переживай, я сразу зайду, как только вернусь. Но скучать страшно буду, конечно. Его лица почти не видно в темноте салона, но по виновато-ласковой интонации слышно, что он улыбается. Его вытянутый черный силуэт подается вперед, чтобы мягко поцеловать Авантюрина в краешек губ. Черт. Сердце подпрыгивает. Наверное, он метил не туда... И, кажется, даже не понял, куда попал в итоге, потому что в итоге не зашелся каскадом извинений. А вот у Авантюрина мгновенно вспыхнули щеки и загорелись уши от этого жеста. Боже, как тупо... Слава богу, мрак скрывает его смущение. Авантюрин немного прокашливается. Нужно снова взять себя в руки. Боже, как же его бесит, что рядом с Бутхиллом он превращается в писклявую малолетку. - Ты поэтому телефон купил? - осведомляется он, постучав пальцем по коробке. Ее видно плохо - лишь самый краешек освещен, выделяющийся на фоне беспроглядной, чернильной мглы. - А... Ой, - потерянно вдыхает хитман. Он берет коробочку и протягивает Авантюрину, - Он для тебя вообще... Я так заговорился, что совсем забыл про него, извини, - он неловко посмеивается, - Планировал как-то поизящнее подарить, но раз уж такое дело... Держи. Авантюрин моргает. Единожды, с пониманием. Краешек губы, в который его только что поцеловали, начинает легонько покалывать, а затем устремляется вверх, давая путь широкой улыбке. Они, кажется, одной клеткой мозга думают... - Спасибо. Но лучше оставь его себе, - он почти насильно всовывает коробочку обратно, а затем выпрыгивает из машины, чуть ли не припрыгивая от восторга в процессе, - Пойдем, я хочу кое-что тебе показать! Авантюрин наспех скидывает с себя куртку и стряхивает с ноги второй ботинок, настолько торопится. Он спотыкается об свои же ноги, путается в молнии, а его щеки растянуты столь настойчивой, широкой улыбкой, что после нее наверняка появятся морщины лет на 5 раньше положенного. - Ну же, пойдем! - он нетерпеливо тянет Бутхилла за руку, налегая всем своим весом. - Да что у тебя там такое? - посмеивается мужчина. Гостинная Авантюрина в этот раз выглядит куда более радушно. Он убедился в том, чтобы все было вылизано подчистую, выкинул гниль из холодильника, красиво разложил декор. Разве что шторы не выстирал - времени не хватило. Но на них пыль не так сильно заметна, так что ничего страшного... если не трогать конечно. Единственное, что выбивается из общей атмосферы домашнего уюта - это грязно-серый, почти жуткий уголок с сервером, под который он переоборудовал старый стеллаж для цветов. От неразрывного дуо из экрана и толстенького системника вниз ползут десятки неопрятно скрученных проводов, точно вены. Они переплетаются друг с другом, кое-где путаются, цепляют уголки и щели, но держатся хотя бы крепко. И, вроде бы, даже работают. Бутхилл застывает, глядя на это. Его глаза удивленно расширяются. - Ты... Сервер собрал? - спрашивает он на выдохе. Авантюрин взбудораженно кивает несколько раз, точно болванчик у лобового стекла. - Ага! Ты не представляешь, каких усилий мне это стоило! Я думал, у меня голова взорвется, зато в итоге я поднял нам чат, который никто- Договорить ему не дают. Бутхилл наклоняется и, слегка приподняв лицо пальцами одной руки, покрывает его макушку, уши, виски и лоб очередью из горячих, рваных поцелуев. Сквозь них пробивается его сбитое, неглубокое дыхание, немного походящее на всхлипы. Оно путается в пшеничных волосах и щекочет уши, когда их задевает, греет кожу на щеках. Авантюрин принимает этот жест с мягкой улыбкой, даже немного прикрывает глаза, наслаждаясь. Это именно та реакция, которую он хотел увидеть. Сырой всплеск эмоций, без слов, без звуков, без лишних попыток найти правильные выражения. Самая мякотка их отношений, опознавательный знак их близости. Просто нефильтрованное человеческое тепло. Бутхилл не спешит отстраняться. Вместо этого его лицо зарывается в хрупкое плечо, нос прячется где-то в ямочке у ключицы. Авантюрину даже становится немного не по себе от того, насколько долго длится этот прилив любви, но как-то... позитивно неловко. Как от неожиданного комплимента или подарка. Поэтому он позволяет себе просто плыть по течению, пока руки сами собой приобнимают мужчину за талию. - Это чтобы голова не взорвалась... - наконец подает голос Бутхилл из-под копны светлых волос. Его губы легонько задевают кожу, когда он говорит, острый нос больновато утыкается в податливую плоть. - Я так понимаю, ты рад? - посмеивается Авантюрин. - Я... не то слово, - Бутхилл прижимает его к себе крепче, углубляя объятие, уже почти душит. Но Авантюрин не хочет его отталкивать сейчас, даже если позвонки ощущаются так, будто собираются гармошкой и хрустят, как первый снег. Он просто надеется, что Бутхилл достаточно в себе, чтобы не сломать его напополам, - Я правда не знаю, что сказать. Никогда бы не подумал, что ты ради меня сделаешь что-то подобное... Бутхилл явно не по наслышке знает о трудностях разворачивания серверов из говна и палок. Тут тебе и компоненты найди, и собери это все так, чтоб не покрошилось, и операционку наладь, и доступ к сети обеспечь и много-много-много еще каких деталей, от которых у Авантюрина чуть было из ушей мозг не потек в процессе. Туториалов по этому делу в сети, конечно, хоть жопой жуй, но в жизни, как обычно бывает, инструкции применимы так же, как примеры из учебника: делай все пошагово, выверяй до миллиметра, чтобы в итоге еще час листать богом забытые форумы в поисках ответа на то, почему лично у тебя нихера не работает. В общем, подарок действительно стоил ему парочки седых волос в 23 и изгрызенного ногтя на большом пальце. Но это того стоило. Каждого пореза на подушечке, каждого проклятия в сторону всего живого, каждой нервной клеточки и каждого заката глаз до боли в голове. Стоило ради этого самого момента. Чтобы Бутхилл сжал его так сильно, как не сжимал никогда раньше. Чтобы потерялся в словах от смущения. Чтобы Авантюрин и дальше мог упиваться этим даже на расстоянии. - Ну-ну, не обольщайся, - подтрунивает Авантюрин хрипловатым, задушенным голосом, - Я ведь тоже хочу иметь возможность поговорить с тобой. Ты же не думал, что единственный будешь скучать, когда уедешь? Бутхилл неразборчиво что-то бурчит ему в шею, прижимает к себе еще крепче, хотя казалось бы, куда? Где-то в этот момент Авантюрин нешуточно начинает беспокоиться за свое здоровье, поэтому чуть ли не силой отцепляет его от себя, наградив напоследок звонким чмоком в переносицу. - Так что оставь телефон себе, да? Если, конечно, хочешь со мной общаться, - он надувает губки в притворной обиде. Бутхилл со вздохом скрещивает руки на груди. - Ладно. Тогда с утра заедем в магазин, сам себе новый выберешь. Я не собираюсь ждать от тебя ответов часами, пока это ведро с болтами их грузит. Авантюрина почему-то это смешит и умиляет одновременно. Так сильно он хочет втюхать ему этот подарок, даже неловко становится отказываться... Пусть будет так. По крайней мере они только что определились с языком любви Бутхилла. Они лежат уже в привычной позе на диване. Разве что в этот раз Бутхилл попросился быть сверху. Хотя даже не попросился, а выклянчил скорее - такими широкими, полными мольбы глазами смотрел, будто никогда в жизни не хотел ничего больше этого. Авантюрин, признаться, замялся сначала: Бутхилл выше, крепче, еще и металл добавляет ему веса. Авантюрин же весит почти столько же, сколько весил в старших классах. Однако все-таки согласился - не отказывать же человеку в его день рождения. И ни на секунду об этом не пожалел. Бутхилл лег пониже, макушкой на живот. Так, что тонкие ляжки Авантюрина полуэротически обвили его шею, а пах уперся в кадык. Сначала было немного неловко, но довольно быстро это чувство ушло, когда руки хитмана приобняли за талию. Совсем не вульгарно, а просто мягко, целомудренно и почти по-родительски. Это было скорее похоже на сон под утяжеленным одеялом, нежели на какой-то акт страсти. Поэтому Авантюрин просто позволил ему делать с собой то, что хочет, пока сам наматывал на пальцы шелковистые белые волосы. На экране телевизора мелькают цветастыми пятнами сцены фильма. В этот раз Авантюрин заставил Бутхилла самого выбирать - обычно они смотрели какие-то низкосортные ужастики по его собственному выбору и ржали в голосину со спецэффектов, но сегодня день особенный. Оказалось, что ему вообще-то не особо нравятся фильмы ужасов, по крайней мере если смотреть их с целью напугаться. Боевики и детективы тоже параллельно, хотя Авантюрин его вкусы представлял именно такими. "Меня эта вся постанова не впечатляет уже. Даже подбешивает немного. Я в жизни и похуже видал, и поинтереснее," - объяснил хитман. В принципе, это имело смысл. Но вот чего он никак не мог ожидать, так это того, что в итоге он выберет что-то андерграундное, про сладко-соленую романтику, наполненное сценами с сопливыми поцелуями под дождем. Авантюрину-то, в принципе, по барабану, просто... с каждым днем Бутхилл находит, чем его удивить. Сначала он был волком. Волком зубастым, с клочьями пены у рта и налитыми кровью сосудами в глазах. Потом начал казаться дворовой собакой: безобидной, но непримечательной и приставучей. Такой туповатой, с припиздью, которая будет ходить за тобой по двору до тех пор, пока лапы не откажут. А теперь... Теперь он даже не щенок, наверное. Он просто бесформенное облачко меха, привязанности и тепла с искусанными губами и беспорядочно растыканными по телу иглами. Кафковские метаморфозы какие-то, ей богу. Авантюрин не может не думать о том, кто же из них поменялся за это время, пока бегает пальцами между послушных прядок и ловит порывы дыхания, когда проходится по челке. Всегда ли Бутхилл был таким? Таким податливым и нежным, таким приторно сладким, точно огромный ком сладкой ваты. Или, может быть, просто его отношение поменялось? Он нередко об этом думает в последние дни. Даже нет, он постоянно об этом думает где-то на подкорке. Последние несколько месяцев были для него своеобразным ударом веслом по репе - одновременно отрезвляющим, но и путающим морали и принципы в морской узел. И Авантюрин с этого нешуточно так бесился, если честно. Бесился с того, что уже не может с уверенностью ответить себе, что считает нормальным. Что не может отличить плохое от хорошего. Что не способен больше себя адекватно разместить на шкале идеалогии. Бесился, что начинает более-менее понимать барыг и нариков, шлюх и сутенеров, должников и коллекторов. Что каждому из них более-менее может придумать оправдание и что что жертва, что агрессор постепенно окрашиваются в голове одинаковыми серыми тонами. И вроде бы даже ребенку понятно, что мир далеко не черно-белый, но по-настоящему осознаешь это лишь тогда, когда решаешься спуститься со своего нравственного пьедестала и самостоятельно наступить в грязь под ним. Становится внезапно жаль тех, кого раньше бы счел однозначными злодеями. И это бесит. Бесит, что все глубже закапываешься в нечистоты и все меньше начинаешь замечать их вонь. Что все больше оправданий находишь аморальным действиям. Что их хлюпанье уже кажется убаюкивающим шумом волн на фоне. А больше всего... бесит то, что только стоя по колено в нечистотах он вновь почувствовал себя живым за многие годы. А Бутхилл - человек, который раз за разом дает все больше поводов влюбляться в себя, своего рода страж дверей в эту канализацию. Подпустить его ближе значало бы окончательно принять принадлежность к ней. - Бутхилл, - зовет он слабо. - Да, малыш? - мужчина поворачивает голову, легонько упираясь подбородком в низ его живота. - А тебе... - он запинается. Непростая тема. Возможно, стоило бы подобрать для нее более удачный момент, но если он еще хоть немного останется с ней наедине, то сойдет с ума, - Тебе никогда не бывает стыдно за то, что ты делаешь? Голос у него совсем тихий, смущенный даже. Взгляд фиолетовых глаз прячется от прямого контакта. Бутхилл вздыхает. Держит многозначительную паузу, собираясь с мыслями. - Хочешь знать, почему я так долго не появлялся перед новым годом? - наконец раздается хриплый полушепот сквозь смешки и музыку из телевизора, - Хочешь? Авантюрин медленно кивает. Белая макушка ерзает на его животе, двигается чуть ближе. Заглядывает в лицо и терпеливо ждет, пока розмариновые глаза примут его на удивление мутный, тяжелый взгляд. - Я ходил в церковь. Я закрыл еще одно дело... А потом просидел на скамье в окружении витражей и мраморных ангелов до утра. Прямо так, в рваной куртке и с окровавленной штаниной. Авантюрин удивленно, прерывисто втягивает воздух дрожащими губами. - Ты верующий?.. - Нет, - он мотает головой, - Родители верующие. Я шебутной был в детстве, много буянил... И за каждый сломанный стул и расквашенный нос меня отводили молиться. До определенного возраста. Потом уже заставить не получалось... - в горле его клокочет мрачный, тихий смех. Утробный и булькающий, будто прямо сейчас он давится собственной речью, - И... После того дела я впервые снова ощутил нужду извиниться. Не знаю, перед кем - не думаю, что был бы жив вообще, если бы сверху кто-то был. Но вот... Привычка вернулась. Если провинился - идешь в церковь. Церковь - это место, где просят прощения и почти всегда его получают. И я попросил. У него. У себя. Розмариновые глаза распахиваются, не в силах даже моргнуть. Он завороженно смотрит на то, как постепенно его зубастый комочек шерсти расходится на нитки, спадающие теперь по его собственному животу и теряющиеся за диваном. Бутхилл уже показывал свои уязвимые стороны раньше, не один раз даже... но каждый раз такие откровения трогают до глубины души. - Это было какое-то очень важное дело? - уточняет Авантюрин аккуратно. - Нет, - Бутхилл горько улыбается, - Самое рядовое. Он даже хорошим человеком не был - какой-то коррумпированный дипломатишка. А я вот... Вот так. Авантюрин молчит. Внутри лениво ворочается непонятное чувство. Вертится с боку на бок, подставляет свету то облегчение, то отвращение... и даже не понятно, к кому именно. К себе ли? К Бутхиллу ли? К миру, который толкнул их по этой дорожке? Хитман между тем приподнимается. Он меняет позицию, подползая ближе к лицу и берет за подбородок, правда совсем не так, как делал это раньше. Ведет рукой мягко, даже не держит почти, просто подталкивает, приглашая взглянуть на себя. Когда их глаза встречаются, он единожды прерывисто выдыхает, будто получил удар под дых. - Вот оно, - шепчет он с грустной улыбкой, - Так же ты смотрел на меня тем вечером. - Тем? - переспрашивает Авантюрин едва шевеля губами. - После нашего совместного дела. У тебя были такие глаза, какие были у меня, когда еще не случилось... Все это. Авантюрин еще не до конца знает, что есть это. Все, что он может сказать с уверенностью, это то, что челюсти прошлого опыта напополам раскусили личность человека перед ним, оставив Стрелка перемалываться во рту. - Я давно никого не жалел, Авантюрин. После смерти дочери я потерял последнюю волю кому-то сопереживать. А ты тогда... Смотрел на всю эту картину с таким же ужасом и непониманием, с каким я когда-то мог. И мне было так странно вновь испытать чувство вины в тот день. Так непривычно было почувствовать отвращение от собственного смеха. Я думал, что навсегда похоронил эту часть себя. Он со вздохом роняет голову Авантюрину на плечо. Его крепкая спина мерно вздымается, волосы лезут в рот. Но Авантюрину совершенно не хочется его отталкивать. Более того, сейчас как никогда хочется обнять, пожалеть и сказать, что он не сделал ничего плохого. Хотя плохого он сделал на несколько пожизненных. - Как я уже говорил... - начинает Авантюрин аккуратно, - Хорошие люди тоже принимают плохие решения. Хорошие... люди. Хорошие люди. Хорошие. Люди. В этой комнате нет ни одного хорошего человека. В этой комнате наемный убийца и лудоман-сутенер, каждый по воле собственного случая. И Авантюрину еще нужно время, чтобы понять, как именно он к этому относится. - Бутхилл, - он осторожно тянет за челку, заставляя посмотреть на себя. Черные глаза смотрят жалобно, словно безмолвно извиняются. Губы поджаты, дыхание подсбилось. Авантюрин проводит обеими руками по острому лицу, убирая за уши прядки. - Я тебя не осуждаю. Ты помнишь, да? - Помню, - отзывается мужчина. Он наклоняется, чтобы потереться лбом об лоб Авантюрина. Вот так. Пока Авантюрин не до конца уверен, что чувствует по этому поводу. Но это не страшно. У него на размышления есть все время в мире. Следующее утро началось раньше привычного - Бутхилл так и не отказался от своего обещания купить телефон, так что пришлось вставать немного раньше нужного. Спустя парочку энергетиков и минуту умывания ледяной водой, чтобы наконец очухаться, они все-таки выбрались из дома. Ехали до Золотого преимущественно молча, лишь изредка переговариваясь. Они не поссорились и не обиделись друг на друга, просто Авантюрин так потерялся в собственных мыслях, что совершенно не в состоянии был ни пошутить, ни адекватно поддержать беседу. Он искренне надеялся, что с утра голова немного прочистится, и он сможет взглянуть на вчерашнюю беседу потрезвее, но... Как будто бы стало только хуже. Которую ночь он спит в обнимку с тем, кто за год убивает больше людей, чем сраные акулы, медведи и тигры вместе взятые. Любовно целует в лоб того, кто уже даже не по локоть в крови, а сам бы вполне мог сойти за ебучий кровавый сгусток, если сильно не приглядываться. Прямо сейчас он почти бессознательно положил ладонь на руку, которая отнимает чужие жизни без лишней дрожи. А хуже всего то, что Авантюрин уже не видит своих ночей без него, если честно. Без его размеренного дыхания, без его ласковых поглаживаний по голове, без его полного обожания взгляда. Те 2 дня, что он ночевал один, ему было по-настоящему трудно засыпать. Даже сраный мелатонин не помогал. А вчера вот... Он вырубился, едва только фильм закончился. Едва они поменялись местами и Бутхилл положил руку на его спину, его захлестнуло такой волной уюта и покоя, что сон пришел почти моментально. - Приехали, - отвлекает его от мыслей Бутхилл. Машина встала на улице чуть поодаль от торгового центра. Еще бы - Бутхилл не хочет светить номерами на парковке. Такой привычный ритуал уже - всегда ездить по Золотому дворами и объездами, чтобы лишний раз не попасться на камеру. Хотя Авантюрину ли осуждать? Он сам по Золотому всегда ходит, спрятав лицо за худи. Боится, что увидит кого-то из бывших знакомых или учителей и придется судорожно вспоминать, что именно наврал в предыдущую встречу. Бутхилл расплачивается за покупку уже знакомой платиновой картой без имени. Без имени, потому что у него... нет документов. Ни в одни документы не впишешь это самое "Бутхилл". Прямо как у Авантюрина, кстати. Правда, его паспорт держит у себя Алмаз, но разница невелика. Оба не существуют в глазах правовой системы. Оба мертвы для общества. И все равно Авантюрин не отказывается от подарка, купленного на кровавые деньги. Более того, он принимает его с широкой улыбкой и целует худую щеку в благодарность. И даже не потому что пытается выслужиться, а потому что... Потому что ему приятно внимание. Нет, даже не так. Ему приятно внимание от Бутхилла. И даже не просто как подкормка эго, наверное... Твою мать. Он мотает головой, отгоняя от себя эти мысли. Они уже почти подъехали к дому Топаз, и нужно срочно подсобраться, да выудить из глубины сознания зашкерившееся в уголочек праздничное настроение. У Бутхилла все-таки день рождения. День рождения, который Авантюрин ему организовал. Потому что невыносимо было думать о том, что близкий человек будет один в этот день. Близкий человек... Да твою мать! Он снова мысленно выругивается и отвешивает себе воображаемую пощечину. Не время сейчас в это углубляться, совершенно не время. Поэтому он выбирается из машины уже с беззаботным выражением лица и льнет к Бутхиллу так, будто только что не устраивал сам с собой дебаты на тему того, готов ли впустить его в свою жизнь. - А мне? - он игриво кладет подбородок на плечо мужчины, вытягивает руку, выклянчивая сигарету. Тот усмехается, извлекает из кармана портсигар, наполненный манящими, ровными самокрутками. Он накрутил штук 20 сегодня с утра - на ферме трудно было бы найти место. А Авантюрин искренне засмотрелся на это зрелище. На то, какие у него изящные, ловкие пальцы и отточенные движения. Он обожает за этим наблюдать. - Как ты? - подает голос Бутхилл, когда Авантюрин делает затяжку и расслабленно откидывается на машину позади них. - М? Ты о чем? И дебилу понятно, о чем. - Ты... Очень тихим был сегодня весь день. Я думал, что расстроил тебя, - виновато опускает глаза Бутхилл. Даже сердце немного сжимается от того, насколько сильно он переживает. Всегда переживал, на самом деле... Всегда осведомлялся о самочувствии, всегда старался помочь расслабиться, когда никто другой этого не делал. А Авантюрин всегда ему отвечал. Тогда, когда не отвечал никому больше. Твою... твою мать. - Нет, я просто... - он делает небольшую паузу, подбирая слова, - Просто не выспался. Извини. Бутхилл приобнимает его за плечи, чуть встряхивая, а затем награждает поцелуем в макушку. - Не страшно. Просто скажи мне, если что-то не так, ладно? Авантюрин кивает. Сказал бы, да сам не знает, не так ли что-то. - А вот и я! Из двери подъезда вылетает Топаз. Ее щечки немного красные, две крохотные косички болтаются за ушами. Она налетает на мужчин без предупреждения, мгновенно втягивая в объятия. - Соскучились? - спрашивает она с привычно бодрой интонацией. До странного бодрой для того, у кого такие огромные синяки под глазами... Авантюрин впервые видит ее настолько потрепанной. - По-моему, это ты больше всех соскучилась, - усмехается Бутхилл. - А ты что же, совсем нет? - хмурится девушка. - Немножко. Их дружелюбные взаимоподколы не могут не радовать. Авантюрина искренне радует то, что Топаз смогла, наконец, отпустить свое смущение и общаться с Бутхиллом так же раскованно, как и с ним. Интересно, делает ли она это только потому, что не хочет его обижать или же?.. - А ты? - девушка тыкает ему в лоб своим накрашенным в молочно-розовый ногтем и надувает щеки. - А что я? - Ты молчишь! Вот уж кто должен был соскучиться, так это ты! - она отстраняется и показательно скрещивает руки на груди. Авантюрин смеется. Нет, не может быть такого, что она общается с Бутхиллом из вежливости. По крайней мере не так. Не может он себе представить ее изображающей такую непренужденность перед кем-то, кто ей неприятен. Слишком уж она простодушная и добрая. - Я настолько соскучился, что меня парализовало, - шутит он, инициируя новые объятия, - Извини, То-то. Топаз в ответ на это ошалевше громко ахает. Бутхилл на фоне заходится придурошным, гогочущим смехом. - Ты как меня назвал? - Ну... Топаз? То-то, получается? - Не смей! - она почти визжит, - Я тебе язык отрежу, если еще раз такое услышу! - Не забудь благословить дожди, - сквозь неконтролируемые приступы смеха сипит Бутхилл. - А ты чего такой довольный? - Топаз шутливо сразмаху наступает ему на ногу, - Мы сейчас тебе тоже какое-нибудь тупое прозвище придумаем, да? - она кидает Авантюрину хитрый взгляд. Бутхилл мгновенно меняется в лице, когда ловит на себе их голодные до озорства взгляды. - Нет, - он специально басит, подчеркивая свое несогласие, - Я знаю, что вы сейчас скажете. Даже не смейте. - Бути, значит? - щурится Авантюрин. Он специально растягивает оба слога, будто вдалбливая их в беседу молотком. - Так, все, - "Бути" подскакивает к нему в мгновение ока и сжимает железной хваткой в районе локтей, не позволяя двинуться, - Я его буду держать, а ты - режь, - командует он Топаз через с трудом сдерживаемые смешки. Господи, храни Топаз. Она всегда сама того не подозревая спасает даже самую пропащую беседу. Авантюрин даже забывает о своих переживаниях, пока они едут на ферму и подпевают во весь голос какой-то слащавой попсе из радиоприемника. А Бутхиллу нужно придумать какое-нибудь другое милое имечко... "Бути" и правда никуда не годится. Айк встречает их с тем же лучезарным радушием, что и в прошлый раз. Даже выглядит ровно так же: тулуп, растрепанная борода и клетчатая рубашка снизу. Авантюрин готов поклясться, что его внешность - подтверждение теории солипсизма. Он все так же активно машет руками, все так же обнимает каждого крепче крепкого и все так же тараторит без остановки про какую-то фермерскую лабуду. - Голуба моя! - он треплет по голове Топаз. Кажется, ей он рад даже больше, чем Бутхиллу, настолько долго обнимал, - У меня для тебя прекрасные новости! Циферка твоя растет, бегает вовсю, чувствует себя распрекрасно! Топаз Ахает, молитвенно складывает руки на сердце. - Вы ее Циферкой назвали! - А как еще! - довольно скалится мужчина, - Раз уж она лучшая подружка Счетовода, то просто обязана была стать Циферкой. Ну, пойдемте? Покажу вам ее. Циферка действительно оказывается бойкой для своего размера. Она заметно меньше остального выводка, но такая же сочно-розовая, точно ком жвачки. Она активно гуляет по загону и бодро воюет за кормушку, даже не пугаясь поросят побольше. Счетовод оказывается тут же, неподалеку: Айк сказал, что назначил его сторожить свинарник, раз уж ему на судьбе написано. - Вот, держи ее. Я пока дружка ее позову. Только осторожно, она копытцами и поранить может, - Айк вкладывает Циферку в руки Топаз. И правда - та брыкается так, будто ее на убой планируют отправлять. Отчаянно дрыгает миниатюрными ножками, заливается писками и грозно дергает блестящим от влаги рыльцем. Топаз держит ее немного неловко, подхватив под пузцо обеими руками, но выражение лица точно такое же блаженное, какое было в первый раз. - Это та, которую собакен спас, правильно? - вопреки всем соображением безопасности Бутхилл вытягивает руку, чтобы почесать лоб свинки. Та начинает хрюкать активнее, но хотя бы трепыхаться перестает, теперь ленивенько свесив копытца. - Да! - почти с гордостью отвечает Топаз, - Он ее вынюхал в углу загона и начал вылизывать. - Тю. Да она под счастливой звездой родилась, - он звучит искренне впечатленным, - У нас на ферме бы не выжила - родители такой крохе бы просто шею свернули и запариваться не стали. Эти слова Авантюрин с Топаз встречают хоровым молчанием и двумя грузными, осуждающими взглядами, направленными на хитмана. Тот переминается с ноги на ногу, прочищает горло. Да уж, пацан джек-пот по жизни вытянул: у него и шанса не было адекватно относиться к крови и смертям с самого рождения, судя по всему. - Ну... это комплимент такой типа, - пытается оправдаться он. - Ага-а-а, - тянет Топаз, а сама многозначительно уводит поросенка в сторону от него. Благо, Айк возвращается как раз вовремя, чтобы спасти ситуацию. Он появляется меж дверей амбара, задорно присвистывая с двух пальцев. - Счетовод! Сюда, мальчик, ко мне! Ай да молодец! - подбадривает он, стоя вполоборота. Не проходит и нескольких секунд, как в помещение со звонким лаем врывается черно-белая моська в сопровождении еще нескольких таких же шебутных щенят. Все как один с языками наперевес, спинами, укрытыми снежными хлопьями, и оглушительно громкими голосами. Они неостановимым ураганом из шерсти и виляющих хвостов носятся вокруг гостей, обнюхивают, тявкают и тыкаются носами в обувь. - Ну как ты подрос, бандит! - Бутхилл встает на колени. Щенок будто бы моментально вспоминает свою нянечку, принимается вылизывать и покусывать металлическую руку. - Ух ты, он тебя, кажется, вспомнил, - выдыхает Топаз удивленно. - По-моему он просто славный малый. Типа, посмотри в эти глаза, - мотает головой хитман, а затем бесцеремонно хватает мордочку щенка и поворачивает к спутникам, прижавшись к нему щекой, - В этих глазах же ни единой мысли нет! Топаз, глядя на это, заходится сдавленным хихиканьем. Авантюрин едва держится, чтобы не начать по полу кататься вместе с ней. Боже, Бутхиллу то ли специально полигон для шуток им создает, то ли действительно настолько невдупленыш, что даже смеяться над ним неприлично. - В каких из? - фыркает Авантюрин себе в ладошку. - Вы обидеть меня хотите? - хмурится мужчина шутливо, - Плохо стараетесь. Да уж... Хуже, чем его уже обидела жизнь, у них точно не получится. Но глазки у них с щенком действительно похожи: две темные, глубокие пуговки на черно-белом пятне волос и кожи. И ровно такие же миленькие. - Ну, голуба, давай ее сюда, - жестом приглашает Айк, - Только не выпускай, а то он ее и до смерти залюбить может. Топаз опускается на одно колено и осторожно подносит к моське Счетовода свинку. Животные приветствуют друг друга дружным посапыванием: пятачок дергается, тюкается со шнупелем пса. Затем тот с повизгиванием срывается с места, начиная беспорядочно вылизывать мордочку Циферки. Его загнутый хвостик в этот момент просто с ума сходит - серьезно, если подставить под него палец, наверняка сломает. Топаз умиленно пищит, глядя на это. Бутхилл вторит ей, одобрительно поглаживая собаку по спинке. Авантюрин же глубоко, но расслабленно вздыхает: они просто душки, когда вместе. Даже удивительно, насколько хороший из них получился тандем, учитывая историю знакомства. Спроси ее об этом. Помимо черта-озорника на плече у Авантюрина иногда возникает и черт-сплетник. Вполне возможно, что это все один и тот же черт, просто в разных париках и с усами, но во время каждого его появления начинает противно сосать под ложечкой и зудеть в паху. А ведь и правда, Топаз ведь переспала с Бутхиллом намного раньше него... Странно это осознавать, если честно. Но ненасытная часть его натуры теперь колется и чешется, подбивая на действие. - Так, ну, думаю, пока хватит, - подытоживает Айк. К этому моменту зверьки лобызаются уже с добрые 5 минут. Свинка довольно фырчит под напором шершавого язычка Счетовода, тот же вылизывает ее так, будто она его собственная дочь. Авантюрин даже по-настоящему умилился с их взаимодействий, пусть до животных ему дела особо никогда не было. Даже клишированное старческое "как они быстро растут" пронеслось мимолетно в мозгу, когда взглянул на щенка: тот окреп, стал повыше в холке и даже отрастил ровненький рядочек коротких моляров. - Я так рада, что для них все так хорошо закончилось! - Топаз скачет вокруг Айка, пока тот возвращает Циферку на свое место в загоне. - А я-то как рад, - ухмыляется Айк. Топаз кидает короткий взгляд на Бутхилла и на мгновение застывает. - А... что с ней будет, когда она вырастет? - осторожно уточняет она. Айк задумчиво подносит палец к губам. - Ну... Она маловата для свиноватки. Так что на мясо, скорее всего. Топаз застывает на месте. В ее глазах отражается неподдельный ужас. Ауч. Наверное, слишком она мечтательная порой... Все-таки ферма - это бизнес. Но Авантюрин понимает. Это крайне неприятно произносить вслух. - А другого выхода нет?.. - жалобно спрашивает она. Айк протяжно вздыхает. - Голуба, ну чего я могу поделать? У Свинок на ферме всего 2 функции: давать потомство или становиться едой. Есть, конечно, такие, которые покупают их в качестве питомцев, но у нас порода не та, чтоб эстетов завлекать, - он разводит руками. Реальность фермера жестока. Настроение Топаз меняется по щелчку пальцев. Улыбка стекает с лица, превращаясь в печальную гримасу. Даже глаза будто бы намокают. - То есть, мы ее спасли просто так?.. Бутхилл щелкает пальцами, не выдержав ее полувсхлипов. О. Сейчас что-то будет. - Да с нее все равно особо мяса не получишь, - говорит он со знанием дела, - Ты посмотри на нее, она ж едва-едва кило 60 наберет. - Тут ты прав, - качает головой Айк, - А что, предложения есть? - Имеется одно. Сколько тебе обойдется ее содержание? Айк щурится, усмехается сквозь жесткие усы. - Опять хочешь на меня скинуть заботу о своем животном? - Почему же? - Бутхилл огибает Топаз, одобрительно кладет руки на ее плечи, покачивая взад-вперед, - Ее животном! Я просто буду давать тебе какие-нибудь лишние 50 тысяч в месяц к тому, что уже даю. Ну чего тебе стоит? Посмотри на эти глаза! Это же ее ребенок, считай! Топаз, прочитав настроение, начинает отчаянее пучить зенки, да так, что они едва ли из глазниц не вываливаются. Боже, какая драма... Авантюрин даже сам слегка прихрюхивает, точно поросенок. Айк чешет лысеющую голову, а затем поверженно вздыхает. - Ну что с вами двумя делать... Ладно. Пересчитаю чек твой на неделе, - он тыкает пальцем в Топаз, - Но только при условии, что будешь навещать ее почаще, поняла, Голуба? Девушка активно кивает в ответ, даже пряди начинают из кос выбиваться. На лицо вновь выползает радостная улыбка, будто никуда и не уходила. Когда квартет покинул свинарник, Бутхиллу по обыкновению достается подзатыльник и предложение провести день в конюшне, а Топаз с Авантюрином остаются умасливать Айка на праздничный ужин. Тот, благо, узнав, ради чего все затевается, аж засиял и согласился без лишних уговоров, моментально начав перечислять всевозможные блюда для застолья. "Только никого резать не надо, пожалуйста..." - взмолилась Топаз в ответ на его прилив эмоций. Айк на это потрепал ее по голове. Грубовато так, по-отцовски. Пообещал, что использует уже готовое мясо и ни одна зверушка не пострадает. В этот раз. На это девушка, хоть и нехотя, но согласилась, и вот Айк ушел организовывать своих детей, а Авантюрин с Топаз остались наедине. Ненадолго, но этого вполне хватит, чтобы насытить голод. - Ты как? - заходит Авантюрин издалека. - Прекрасно! - отвечает девушка с широченной улыбкой, - У меня теперь есть собственная хрюшка! Мне, правда, еще предстоит выяснить, как я буду сюда сама ездить, но это того стоит! Мне так тут нравится! - Я имею в виду... - он оттягивает свой мешок под глазом, намекая. - А... - ее глаза на мгновение потухают, чтобы зажечься вновь после секундной паузы, - Да... Ничего особенного. Знаешь же, какие у нас графики с тобой... Она переминается с ноги на ногу и закусывает нижнюю губу. Тут даже природная проницательность Авантюрина не нужна, чтобы понять, что она врет. Черт. Может, зря спросил? Топаз сама по себе весьма открытая, наверняка сказала бы, если бы захотела. - Ладно. Дай мне знать, если я смогу как-то помочь, ладно? - он мягко оглаживает плечо девушки, приободряя. Та в ответ кивает и мгновенно меняет тему, чтобы избежать неловкости. Бляха... Надо бы как-нибудь по душам с ней пообщаться. А то она все время его выручает, а взамен ничего не просит. Угостить ужином после всего этого что ли... Или на маник сводить. Авантюрин заметил, насколько сильно отросли ее ногти еще тогда, когда она утром тыкала ему в лоб. - А ты как? Что планируете делать? - девушка толкает его локтем, намекая. Авантюрин посмеивается. Да. Определенно маник. И еще массаж впридачу. Каждый уважающий себя человек должен хотя бы разок посплетничать с подружками в спа - это не он придумал, таковы законы эстетики. - Не знаю, - пожимает он плечами, - Что он захочет. Его же день рождения. - Справедливо. Ну, я пойду тогда готовиться? - Погоди, - Авантюрин хватает ее за руку, когда она уже готовится развернуться. Тут уже даже не в сплетнях дело... Просто общий эмоциональный фон вновь расположил его к размышлениям о бесконечно-вечном и моральном, - Скажи мне... Как он тебе вообще? - В каком плане? - непонимающе моргает Топаз. - В человеческом. Она шумно выдыхает, проходится ладонью по своим волосам, размышляя. Что интересно, она совершенно не выглядит так, будто терзается с ответом или пытается подобрать правильные слова. Просто собирает мысли в кучу. - Я скажу так, наверное: в этой сфере он самый приятный, кого я встречала, - вот оно. Она снова начинает прятать глаза и смущаться, - А ко мне... Разные захаживали. Но Обсидиан говорит, что он "тот еще дубина" и "медлительный ебантяй", что бы это ни значило. А, еще что додик. Авантюрин даже невольно прыскает от смеха. Бедолага... Два раза за день одно и то же обзывательство схлопотал. - Я просто много думаю о том, что, ну... - он задирает острый нос к небу. Снежинки, вальяжно кружащиеся в воздухе, мгновенно ложатся на кожу, охлаждая, и забираются меж светлых ресниц, - О том, насколько удачный моральный камертон из него. - Почему ты думаешь об этом? - девушка наклоняет голову на плечо, - Он обижает тебя как-то? - Нет-нет, - спешит объясниться Авантюрин, подняв руки к лицу, - Наоборот как раз. Просто... Понимаешь, такая сфера... Опасная. Страшно кого-то близко подпускать. - Но меня же ты подпустил. - Ты - это другое, Топаз... - раздосадованно вздыхает блондин, - Ты еще не так глубоко погрязла, как мы с ним. Девушка пожимает плечами. Ее глаза сейчас отдают каким-то незнакомым доселе, умудренным блеском. Завораживают даже. - Возможно. Но ведь и я вас подпустила. И не пожалела, - она укутывает его ладонь в своих, сжав руки замочком. Черт. Пожалуй. Если бы существовала шкала "вовлеченности" в этот мир, Топаз бы точно была чище них обоих. Вот Авантюрин сейчас борется за свою карму, а у нее карма была бы уже где-то высоко в раю... И такая чистая, очаровательная, невинная девочка подпустила его к себе. Более того, первая пошла навстречу, хотя знала, что он, по сути, ответственен за ее продажу, точно вещи. Под ребрами начинает неприятно, настойчиво ныть. Он накрывает руки топаз своей, свободной. Она, наверное, даже не подозревает, насколько сильно помогла ему... В очередной раз. - Я тебя очень люблю, Топаз, - почти шепчет Авантюрин, растроганный, - Ты любишь спа-процедуры? Я бы отвел тебя в качестве благодарности. - Ав... Я тоже люблю тебя, - круглый подбородок ложится ему на плечо в неком подобии объятий без рук, сопровождающий умиленным выдохом, - Давай. Мне как раз надо маникюр обновить. Авантюрин робко кивает ей в ответ. С каждым словом в этом разговоре сердце бьется все сильнее и нетерпеливее. - Ну, я пойду? - мягко улыбается Топаз. - Нет, еще раз погоди, - Авантюрин хитро облизывается. Да. Сильнее и нетерпеливее. И он просто обязан ее спросить теперь, - А в другом плане? - В каком другом? - она непонимающе хмурится. - В другом, - чуть настойчивее намекает Авантюрин. Губы сами собой тянут сраную перенятую от Бутхилла ухмылку. - Так, нет, это я не буду с тобой обсуждать! - ее щеки вспыхивают, как только осознание доходит до мозга. Она вырывает руки из хватки Авантюрина и натягивает шарф на губы, готовясь уйти. - Да ладно! Мы не можем быть спа-подружками, если не сплетничаем! - Сам у него спроси! - Топаз отворачивается и начинает уверенно, поспешно шагать в сторону домов. Боже. Было бы куда проще, если бы она просто ответила. Теперь ему не просто интересно, теперь ему по-настоящему азартно. А когда ему азартно, он не отступит. - Ну Топаз! - клянчит Авантюрин, - Пожалуйста! Я ведь не отстану! Он начинает уже по-детски, игриво хватать качающиеся руки девушки, мешая ей идти. Та что-то бурчит себе под нос, предпринимает еще пару попыток выпутаться, но все-таки останавливается и поворачивается к нему лицом вновь. - Ладно! Ну шрамов у него много, что я могу тебе сказать?! - ее лицо почти карикатурно красное, половина слов теряется за шерстью шарфа. И у Авантюрина даже в горле начинает щекотать, настолько упоительна ее реакция, - Почки одной нет. Что еще?! - А?.. - шаловливо улыбается Авантюрин, с намеком изгибая бровь. - Нет, все! Ты большего не добьешься! - Хоть на пальцах покажи, - хихикает он. Боже, звучит как самый настоящий дегенерат. Хотя в какой-то мере он и есть... Нет, она просто сама себе яму своими реакциями копает, что он может поделать?! Топаз шумно выдыхает, почти рычит. Переминается с ноги на ногу, утрамбовывая сугроб под собой с удовлетворительным хрустом. А потом, все еще отводя взгляд, пальцами разных рук разводит в стороны. Делает это быстро и дерганно, так, что даже толком не понятно, но Авантюрину все равно на секунду дыхание перебивает. Да уж... Точно придется самому спросить. - Воу, - только и может сказать он. - Все? Доволен? - обиженно бубнит девушка. С каждым словом ее лицо все больше тонет в слоях ткани, и к этому моменту она уже похожа на втянувшую голову в панцырь черепашку, нежели на себя. - Вполне, - довольно кивает Авантюрин, прежде чем обнять ее на прощание, - Ты лучшая. - Ты мне будешь полный спектр услуг после такого... - Обязательно, - усмехается он. Все равно так и планировал сделать, - Все, не смею больше тебя задерживать, - он провожает подругу кокетливым воздушным поцелуем. Та не отвечает. Просто разворачивается, все еще укутанная в свою броню из одежды, и быстрым шагом семенит к домам, продолжая ругаться себе под нос. Когда Авантюрин появляется в дверях конюшни, Бутхилл встречает его ровно в таком же виде, в каком был, когда Авантюрин впервые смог признаться себе в симпатии к нему. Разве что, может быть, не такой потный, но и слава богу: неопрятный хвостик, закатанные рукава, блеск в глазах и белые от пены руки. Он не откажется от своих слов. Не сейчас уж точно. Он подходит к Бутхиллу уже куда более уверенно, чем в прошлый раз. Тот улыбается зубасто, почти вульгарно, молча готовясь принять то, что сейчас произойдет. Авантюрин подступает к мужчине почти вплотную, бережно снимает резинку, взъерошивает волосы, чтобы они разлетелись по плечам черно-белыми лоскутами шелка. - Красивый... - говорит он с придыханием, пытаясь воссоздать ту самую свою интонацию. Почему-то он помнит ее слишком хорошо... - Хе... Дежа-вю какое-то, - разве что Бутхилл не подыгрывает. Вместо этого он кокетливо взмахивает головой, рисуясь, - Ты тоже просто прелесть. Авантюрин еще пару минут молча наблюдает за тем, как мужчина заканчивает мыть очередную лошадь. Просто приятно на это смотреть... Так умиротворительно это выглядит. Интересно получается. На данный момент количество позитивных взаимодействий между ними намного превышает все то, что было в начале. Если не брать в расчет его профессию, то он, по-хорошему, такой же обычный пацан, что и все его бывшие. С которым можно похихикать над тупыми фильмами, поиграть в настолки, съездить за город и просто по душам поговорить. Не так сильно они и отличаются ведь... - Ну, чего ты тут стоишь? Я еще пару часов не выйду, можешь пойти развлекаться с Топаз, - Бутхилл кивает на стойла за своей спиной, откуда, фыркая и постукивая копытами, на них пялятся еще несколько статных лошадей. - Думаю, Айк будет не против, если сегодня ты немножко пофилонишь, - подмигивает Авантюрин. - М-м, - протяжно выдыхает Бутхилл с пониманием, - И чего мне ждать, когда мы вернемся в дом? Кто из торта будет выпрыгивать? - Не знаю. Они там сами все организовывают, - он вновь сокращает дистанцию, чтобы обвить руки вокруг шеи хитмана, почти повиснув на ней, - А мне вот... Организовали немного времени наедине с тобой. На что потратим? Бутхилл не тупой. Вернее, он тот еще дурик, но настолько очевидных вещей только хомяк бы не понял. Даже Счетовод бы догадался, наверное. А они с Бутхиллом как раз примерно на одном уровне по интеллекту. Поэтому Авантюрин не видит смысла притворяться и юлить, вместо этого выкладывая все, как есть: сейчас снова их время. В подарок. - Ну для начала... Попытаюсь не испортить момент в этот раз, - ухмыляется мужчина, приобнимая Авантюрина за талию и склоняясь чуть ближе. Обкусанные губы останавливаются в паре миллиметров от его собственных уже в который раз, но сегодня Авантюрин чувствует желание поддаться искушению так, как никогда раньше. В какой-то мере он надеется, что Бутхилл сам пересечет черту, но нет. Слишком уж сильно он его уважает. И пусть для них эти игры в близость были нормой с самого первого дня, сегодня - маленькое движение, неосторожный жест, шажочек не туда, и игра превратится в реальность. Реальность, в которой Авантюрин стоит по пояс в помоях и улыбается. Это уже не ставка даже... Это равноценный обмен. Мораль и этика, система собственных ценностей... На эти таинственные глаза и эти манящие губы. - Научить тебя кататься на лошади? - Бутхилл бодает его кончиком носа. - Кататься на лошадях - негуманно. Я бы предпочел катание на ковбоях, - шутка старая, как сам мир, но почему-то так круто было произнести ее вслух. А потом получить продолжительный поцелуй в челюсть вперемешку с грудным смехом в качестве награды, - Но да, давай попробуем. Кататься на лошадях оказалось куда проще, чем он думал. По крайней мере с кем-то, кто уже умеет это делать и в неспешном темпе. Бутхилл сказал, что потом, возможно, будут болеть ноги, но добавил, что это можно считать тренировкой перед катанием на ковбоях. Придурок... Но Авантюрину понравилось. Потому что он тоже придурок. Солнце уже облизывает горизонт своим краешком, окрашивая кромку планеты в пошло-красноватые тона, небо над головой такое ясное, будто специально для этой прогулки силы свыше его расчистили. Вокруг - бескрайние луга, укрытые плотно-душащим снежным покрывалом. Кое-где между ними проходят протоптанные ранее лошадями робкие дорожки, тут и там торчат пожухлые, сухие стебли высоких растений и сорняков. А по кромке поля идет реденькая лесная опушка, то и дело приглашающе протягивающая им веточки деревьев. Авантюрин с удовольствием этим пользуется, смахивая снежные лапки с кончиков и обнажая застывшую во времени природную мертвецки-тихую красоту. Потрясающе. Последний раз он был настолько впечатлен окружающим миром... Когда? Он не может вспомнить. Наверное, когда впервые прибыл в Золотой Миг на первом курсе. Когда казалось, что отныне вся жизнь будет одной нескончаемой, красочной пляской среди ажура и блеска. Только вот блеск в итоге залил глаза, оставив слепым. Таким слепым, каким он был во мраке Сигонии. - А у тебя что, реально всего одна почка? - ни с того ни с сего решает спросить он. Все время прогулки они просто прыгали с темы на тему. Стоило одной исчерпать себя, как на смену тут же приходила другая. Вот как эта, например. - Ну да. А что, это так тебя удивляет? - Нет, наверное, - пожимает плечами Авантюрин. Он сидит, крепко упираясь спиной в грудь Бутхилла и расслабленно положив пальцы на седло. Сначала боялся его отпустить и цеплялся так, что пальцы занемели, но со временем вполне себе прочувствовал легкость и воздушность и даже позволил себе полностью облокотиться на мужчину сзади, доверившись его хватке за поводья. Чувствует себя даже принцессой немного, - А что со второй случилось? - Пырнули, что, - его грудь вздымается на смешках, - Что еще со мной могло случиться... А ты откуда узнал? - Топаз сказала, - простодушно отвечает Авантюрин, хотя прекрасно знает, куда эта беседа зайдет в следуюущую секунду. - А-а... И что еще она сказала? - Бутхилл наклоняется вперед, задевает носом его ухо. - Секрет, - заговорчески шепчет Авантюрин, чуть подавшись навстречу. Он поднимает руку, стряхивая порцию снежка с очередной еловой ветки и ежится, когда ледяные хлопья предательски падают под воротник. Бутхилл, глядя на это, мягко посмеивается, и Авантюрин не может не прикрыть глаза, наслаждаясь моментом. Почему-то весь мир сейчас кажется таким... Красивым. Весь новый мир, в который его засунули без спроса и оставили адаптироваться без штанов и права на таймаут. Весь новый мир, который сломал, покрошил, заставил сомневаться в себе и всем том, что знал когда-то. Весь новый мир, который безжалостно перемолол на зубах их всех: его, Топаз, Бутхилла... Новый мир с его однотонными, мутно-коричневыми и бордовыми тонами, жуткими, точно состоящий целиком и полностью из кишков и испражнений. Он... показался красивым. - Бутхилл. - М? Авантюрин набирает побольше холодного воздуха в грудь, чтобы в очередной раз в день сказать что-то, что впоследствии будет обзывать сложной темой и за что будет корить себя, желая перевыбрать момент. И похер. Он слишком долго откладывал все эти вопросы. - Ты говорил, что у тебя была дочь... А жена? У тебя есть жена? - Нет, - коротко отзывается мужчина. - А была? - Нет. - Тогда... - Я подобрал ее на одном из заданий, - отвечает он, не дожидаясь окончания вопроса. Старается держаться, но в этих воспоминаниях явно слишком много боли, чтобы она не просочилась в голос, - Ее отец был должником. Таким же, как и твой... - Бутхилл вздыхает горько, протяжно. Да, тяжелое сравнение... Но справедливое, - Но в отличие от твоего он не платил. Вместо этого откладывал все деньги на сберегательный счет, видимо, побег планировал, не знаю... Ну и когда Алмаз узнал об этом, нам был дан приказ: забрать деньги и наказать. Все как обычно. Как обычно у Алмаза, я имею в виду, - голос вздрагивает. Единожды, но очень заметно. И в очередной раз у Авантюрина начинает кровоточить сердце, когда он это слышит, - Нам нельзя оставлять свидетелей в таких ситуациях. И я... Я должен был убить ее. Но не смог. Поэтому я спрятал ее от глаз Алмаза иначе - у себя дома. - А потом?.. - осторожно осведомляется Авантюрин. Наверное, это лишнее. Слишком много информации за раз. Это подтверждает крупная дрожь в левой кисти мужчины, когда он тянет за поводья. - А потом мы слезем покурить. У меня все равно уже жопа затекла. Они останавливаются возле невысокой, коротенькой изгорди. Выглядит она так, будто была возведена еще в эпоху палеозоя - дряхлая, накренившаяся, наполовину изорванная ветрами и хрустящая промерзью до каждой щепки. Но Бутхилл все равно садится на нее бесцеремонно, совершенно невзирая на меры предосторожности. К привеликому удивлению, изгородь выдерживает. Даже не косится, помимо отдаленного, уверенного скрипа где-то сбоку. Чиркает зажигалка. Ночь распахивает свои объятия, приглашая их вновь остаться в такой родной, привычной тьме. Старушачий глаз уже отчетливо маячит над головами, жжет макушку так, будто насквозь видит мысли. И мир кажется красивым. Как и всегда рядом с ним. - Я разноюсь просто, - виновато поясняет Бутхилл спустя пару минут молчания, - Не хочу. - Почему? - заглядывает ему в лицо Авантюрин. Стоит приблизиться, и тут же отчетливо начинает быть слышно ласковое шипение сигареты и прерывистое дыхание, точно сиплый ветер гуляющее меж широких ребер. Бутхилл не смотрит на него. Пялится куда-то в свои ноги, возможно, даже их не видя. Знакомое чувство... И знакомый вид. - Потому что быть слабым - это привилегия, Авантюрин, - отвечает он тихо, но без запинки. Так, будто заученный наизусть стих рассказывает, - Как в средние века полнота считалась признаком аристократии, потому что она значила, что ты можешь есть, сколько влезет и не работать. Как бледность считалась красивой, потому что она значила, что ты не должен сутками пахать под солнечным зноем в поле. Как мышцы были чем-то, присущим беднякам, потому что им самим приходилось таскать на себе свои вещи, плуги и продукты. Быть слабым - это значит не иметь нужды постоянно бороться. И это привилегия, которой у меня нет. С одной стороны звучит как что-то на волчьем, а с другой... Авантюрин понимает. И ему до боли сильно отзываются эти слова. Так, что ребра будто бы сжимаются, вонзаясь в уязвимые легкие. Он много плакал первые недели. А потом как-то перестал. Потому что нет смысла плакать, когда все вокруг намеренно тебя к этому подбивает. Ломает и хрустит тобой, как хлопьями на завтрак. Потому что этот мир только того и ждет, чтобы вдребезги разбить тебя и надругаться над осколками. Проще не плакать вообще. Проще не давать повода даже хотеть надругаться. И этот мир все равно, блять, будто назло... Кажется красивым. Сейчас. С ним. Твою... Мать. Он обязан услышать это. Напрямую. Не от других людей, не в шутку и не завуалированно. Должен услышать то, что говорят только глаза. Чтобы осмелиться сказать это в ответ. - Мне нравится твоя слабая сторона, - мягко отзывается Авантюрин. Бычок летит куда-то в снег, дрожащие руки цепляют чужое лицо, вынуждая посмотреть на себя. Пальцы уже почти ничего не чувствуют, кроме острых краев пули на ухе и рельефа скул, таких же холодных и онемевших, - Я ведь правда считаю тебя красивым. Твою мать, я только об этом и думаю последнее время! - признается он вперемешку с почти горьким смехом, - И твоя красота в том, что спустя все это дерьмо, что вылила на тебя жизнь, ты все еще сохранил крохи человечности. И меня это восхищает. Бутхилл молчит. Смотрит в глаза, не отводя взгляда. Трудно понять, о чем он думает сейчас... Но Авантюрина вновь троит и наизнанку выворачивает от того, сколько ласки в этом взгляде. В который раз... В который раз в нем видят предмет искусства. Объект восхищения и обожания. Разве что теперь это не хочется взять без остатка, облизнуться, помахать ручкой и уйти. Теперь... Хочется смотреть так же в ответ. Так что же там, на дне сточной канавы? Авантюрин надеется, что никогда не узнает. Жизнь - это спектр серых оттенков, и он еще даже не близок к его концу. Но всегда есть надежда... Если даже те, кто купался с головой, смогли быть приняты такими светлячками, как Топаз. Такими, как Мира. Такими, как дочь Бутхилла. Хороший он или плохой? Станет ли лучше или хуже, если сделает сейчас то, о чем думает? А кто, черт подери, судьи? Каждый даст свой ответ. В глазах закона они - мерзкие, убогие, не достойные жизни черви, которым место на бетонном полу камеры. Для Алмаза они - нежные пай-мальчики, нерешительные коврики под ноги, у которых никогда бы не хватило яиц на то, что делает он. А для Авантюрина они... Они просто люди. Просто люди, которые ошибались, спотыкались об судьбу, случайности и решения. Не плохие и не хорошие. Просто такие, какие есть. И Бутхилл тому доказательство: этот мир, в который его насильно сунули адаптироваться, далеко не лишен тепла и проблесков света. Да. По крайней мере для себя он определился: да. Этот мир страшный. Этот мир грязный. Этот мир ломает и мучает. Но перед ним сейчас тот, кто, пропустив этот мир через себя, все еще сохранил в себе уголек тепла. И этот уголек разгорается все больше прямо на глазах. - Авантюрин, - зовет Бутхилл уже шепотом. Его губы почти не двигаются, взгляд устремлен вверх, - Ты хотел посмотреть звезды? - он тыкает пальцем в небо, - Сейчас самое время. И Авантюрин посмотрел. И эти звезды были самыми волшебными, что он когда-либо видел. Почти живые, переливающиеся и мигающие. Россыпь слез нимф в ночном небе, бриллиантовый след от копыт невесомой лани. Не пересвеченные искуственными, фальшивыми софитами Золотого Мига и не запутавшиеся меж беспроглядных слоев проводов и копоти Сигонии. Яркие, незабываемые, прекрасные... И этот отвратительный мир казался красивым, как пятно от вышибленных мозгов на белоснежной плитке ванной. И Сигония казалась хорошей, как полусгнивший труп крысы. И обстоятельства казались счастливыми, как пирующие в ее животе личинки. А он увидел звезды. - Мира сказала, что ты влюбился в меня, - говорит он почти опустошенно. Но не по-плохому, о, нет... Легко, будто вытряхнул все сомнения из головы, как пыль из старого ковра. - Так и есть, - следует незамедлительный ответ, сопровождаемый уже привычным, полуобреченным смехом, - Забавно, правда? В 29 лет впервые влюбился, как ебаный школьник. До бабочек в животе и влажных снов. Уже даже не знаю, смеяться или плакать. - Впервые? - удивленно моргает Авантюрин, - Типа... Вообще? - Ага, - признается в этом непринужденно, с отрешенной улыбкой на тонких губах, а у самого отчетливо дрожат колени, - Ну, вернее... Была у меня девчонка в школе. Но я даже имени ее не знал, если честно. Мы с ней просто в туалете зажимались. А потом... Как-то вот не получалось. - И что, прямо-таки до влажных снов? - он хочет звучат так, будто шутит, а у самого весь внутренний мир ходит ходуном и мышцы связываются в клубок. - Да. Жуть, правда? Их взгляды встречаются. И все, о чем Авантюрин может думать сейчас - это о том, что Твою. Мать. Он тоже влюбился. Не впервые, но пылко, тупо, с розовыми стеклами на глазах и дебильными гормональными всплесками. Так, как влюбляются в курортах. Так, что хочется выдрать из себя нервы от перевозбуждения. Так, что абсолютно не знаешь, куда себя деть и не можешь найти покоя даже в собственной голове. Он делает шаг вперед, и скулы тут же сводит. Боже... Бесит. И нравится. Такой водоворот чувств, что даже слова формулировать трудно. - Поцелуй меня, - требует Авантюрин шепотом. Он специально наклоняется, убирает за уши белые волосы, заглядывает в глаза, чтобы насладиться фейерверком эмоций за ним... И, о, этот фейерверк. Яркий, красочный, взрывной и привлекательный. Как самые красивые самоцветы в самом дорогом украшении. За подбородок цепляют кончиками пальцев. Бутхилл целует его мягко, целомудренно... Как целуют ебучую икону. Что-то, что боятся сломать, повредить. С таким благоговением, что чувствуешь себя святыней. Боже... Он ждал что-то страстное. Что-то тягучее, с темной поволокой, колючее, с привкусом приторной гари и разрываемых оков запретов. А вместо этого получил поток нежности, который сам никогда и никому не давал. И от этого едва ли не подкашиваются ноги и сердце чуть ли не разрывает грудную клетку. Длится это недолго, секунд 10 максимум, но Авантюрин уже чувствует себя так, будто вот-вот упадет в обморок. Сильные руки обхватывают его шею чуть крепче, собственные ладони забираются в волосы на чужом затылке, путаясь в прядях. Это было даже не сладко. Это был глоток холодной воды жарким днем. Никакого вкуса, только пронизывающее все существо облегчение. - Я так хочу сделать это еще раз, - шепчут искусанные губы. - А ты не хоти, ты делай, - отвечает Авантюрин полуосознанно. А губы у него действительно оказываются на вкус металлическими, солоноватыми. Рыхлыми, рельефными, но такими притягательными. Второй поцелуй выходит уже менее невинным, в этот раз оба позволяют себе распробовать друг друга. Это головокружительно. Это волшебно. Это горячо и мягко одновременно. Бутхилл не держит его за шею - так, легонько гладит - но Авантюрина и не нужно держать. Он сам притягивает мужчину к себе, уже не важно за что. Волосы, уши, целюсть... Похер, где руки. Похер, куда смотрят глаза. Похер, что голова кружится так, будто словил сотряс. Просто хочется, чтобы это не кончалось. Тепло, металл, сладость, горечь... Чтобы это все отпечаталось на подкорке сознания вместе с его лицом. С любимым лицом. И когда они были вместе этот отвратительный мир казался красивым, как пятно от вышибленных мозгов на белоснежной плитке ванной. И Сигония казалась хорошей, как полусгнивший труп крысы. И обстоятельства казались счастливыми, как пирующие в ее животе личинки. А он увидел звезды. И они сияли ярче, чем когда-либо.