Постоянный клиент

Черная машина припарковалась возле подъезда Авантюрина. Салон приятно пахнет искуственной кожей и ненавязчивым освежителем воздуха с чайными нотами, сквозь тонированные окна пробивается слабое свечение мигающего уличного фонаря. Радио тихонько гудит какие-то трендовые песни, но за шумом помех разобрать их было почти нереально. Вся эта атмосфера была настолько успокаивающей, что Авантюрин сам не заметил, как разнежился и заснул, оперевшись лбом о стекло. Разбудило его легкое, почти невесомое касание до плеча. - Приехали, - Бутхилл подождал немного, пока Авантюрин придет в себя, а затем кивнул на бардачок, - Дай мне оттуда ручку и бумагу. Протирая заспанные глаза кулаком, блондин полез на поиски. В бардачке, как следует из названия, царит самый настоящий хаос: он гремит от каждого движения одинокими старыми гильзами и собравшими на себя всю грязь мира леденцами в цветастых упаковках, наверное с десяток телефонов разной степени потертости мигают экранами, стоит их немного задеть, а в самом дальнем углу притаился пистолет. Авантюрин с трудом выискал среди всего этого хлама блокнот с ручкой и передал Бутхиллу, а сам принялся с интересом изучать звонилки. Большинство из них были настолько старых моделей, что он видит их впервые: маленькие, с крошечными экранами и выпуклыми кнопками, их бы наверняка приняли в какой-нибудь музей допотопной техники за приличную сумму. - Как ты в них не путаешься? - с искренним недоумением вопрошает он, натыкивая какую-то мелодию на цифрах. - На опыте, - усмехается Бутхилл, - Тебе этот понравился? - он жестом просит передать ему трубку, на что Авантюрин пожимает плечами в ответ. "Понравился" - сильное слово в этом контексте. Ему скорее искренне было интересно посмотреть, на что способна эта реликвия, - Тогда на него и будешь звонить, - Бутхилл затыкает колпачок от ручки за ухо и небрежно начинает переписывать номер с экрана. - О, ты левша? - Авантюрин внимательно следит за тем, как размашистые загагулины покрывают желтую бумажку. - По принуждению, - собеседник шевелит пальцами железной руки, - Она слишком грубая для мелкой моторики. Зато не устает, не болит и не чувствует отдачи от оружия - очень удобно. Авантюрин не удерживается. Его внутренняя Топаз вылезает наружу, заставляя перехватить металлическую ладонь и начать изучать каждый шарнир и пластину. Спаяна она немного неопрятно, местами видны вмятины от шальных пуль, но сомнений нет - перед ним определенно последнее слово в кибернетике. Рука гладкая, без единой зазубрины и острого края, пальцы тонкие и даже почти аккуратные, шарниры податливые. Изнутри едва-заметно проглядывается сияние светодиодов - настолько неприметное, что Авантюрин впервые его видит, пусть и сталкивался раньше с протезом и вплотную, и в темноте. - И чего, вообще ничего ею не чувствуешь? - Не, - хмыкает Бутхилл, - Методом проб и ошибок пришлось изучать ее пределы, - Авантюрин съеживается. Страшно представить, как именно выглядели эти "пробы и ошибки". Хитман между тем протягивает ему бумажку с номером, - Вот. Не выходи завтра, дай Алмазу понять, что ты серьезен. Если будет сильно доебывать - кинь мне дозвон. Звонки я не беру, но приеду, как только смогу. Авантюрин строит шутливо недовольную мину. - То есть никакого мурчания в трубку перед сном мне не светит? - А что, хочется? - посмеивается Бутхилл. - Может быть чуть позже, - Авантюрин легонько щелкает его по носу с теплой улыбкой и выбирается из машины. "Покажи ему, что ты серьезен" - легко сказать. Хотя и сделать, наверное, тоже легко, но только для Бутхилла, который до зубов обвешан оружием и стукнут головой настолько сильно, что из нее со свистом вылетел инстинкт самосохранения. Авантюрину же неимоверных усилий стоило не пойти на работу на следующий день. Он шугался каждого шороха, почти не отходил от окна, из которого одним глазком мониторил происходящее на улице и безостановочно вертел в руках телефон от нервов. Но, к привеликому облегчению, к нему домой не нагрянули прихвостни Алмаза ни под вечер, ни с утра - даже обидно стало, что потратил весь выходной на нервы и так и не отдохнул. Поэтому на следующий день было принято стратегическое решение выбраться в Золотой миг, чтобы не изводить изъеденное термитами паранойи сознание и дальше. Он причесался, оделся - хотел сначала напялить ту самую изумрудную рубашку, но передумал - мало ли, кто его может узнать, выцепил Топаз и, чуть ли не крестясь и читая молитвы, вышел из квартиры. До остановки он шел максимально непривычной, обходной дорогой. Сигонийские дворики встречали фирменным радушием: тут и там валялись тела, отличные от мертвых лишь периодическим подергиванием конечностей, закладки под трубами и скамьями было видно невооруженным глазом, переплетения старых, оборванных проводов с новыми почти не пропускали свет, скрывая вышеперечисленное безобразие от взгляда богов. И Авантюрину было некомфортно в этой среде - не вопреки, а как раз потому что он тут вырос и наизусть знал все "случайные" события и процент их появления в игре под названием "выживание в Сигонии". Но наткнуться на Алмаза казалось еще страшнее. Поэтому он выполз на остановку из подворотни, как крыса из канализационного люка - оглядываясь и пряча лицо под капюшоном и семеня своими лапками как можно поспешнее. В автобусе лишний раз не поднимал глаза, уткнулся в телефон и включил в наушниках музыку на всю громкость, чтобы доходчиво показать окружающим: не трогайте меня. Топаз, ждавшая его на остановке в Золотом миге, даже не узнала его сначала и отшатнулась, но в итоге вынесла утешительный вердикт: - Правильно делаешь, - кивнула она, когда Авантюрин объяснил ситуацию, - Давно пора показать Алмазу его место. Судя по ее рассказу, последний действительно был в ярости, когда обнаружил, что не сможет открыть бар вчера - Авантюрин оказался куда ценнее, чем сам мог себе представить. Без него заведение буквально не могло существовать, все причастные сыпались, как домино. Это придавало небывалой уверенности: Алмаз действительно рвал и метал, но так ничего и не сделал, что заставляло лишь сильнее проникнуться уважением к Бутхиллу и поблагодарить судьбу за то, что не попал на его плохую сторону. И вот теперь они топчут лестничную площадку перед дверями Миры в нерешительности. Авантюрин, подобно спортсмену перед матчем, перепрыгивает с ноги на ногу, который раз расправляет плечи, прочищает горло. Разве что вслух не репетирует то, что скажет - перед Топаз было бы совсем неловко. Последняя стоит тут же, оперевшись бедрами на перила. Свою куртку она перекинула через руку - запарилась, пока ждала действий от Авантюрина, ее белые волосы, забранные в два милейших, коротеньких хвостика, распушились на концах, и теперь похожи на неопрятные кисточки. - Может, еще погуляем? - вопрошает она. Предлагает не из раздражения, она просто искренне беспокоится за состояние Авантюрина - тот чуть ли не зубами стучит, настолько нервничает. - Если выйдем, то назад уже не зайдем, - с решимостью в голосе отвечает парень, и это чистейшая правда. Ему неимоверных усилий стоило пойти наконец на встречу с сестрой - все естество противилось и съеживалось от одной лишь мысли, но более удачного момента ему не представится. Так что либо сейчас, либо никогда - совесть съест его заживо за трусость. Топаз тихонечко вздыхает. - Я не верю, что твоя сестра настолько страшная. Блондин нервно хихикает. Бояться в этой ситуации действительно надо не Миры, а собственной совести, которая беспристанно гложит и грызет изнутри за каждую минуту нерешительности. Но и зайти страшно - придется объяснять почему пропал, где был, что делал... Придется топить во лжи человека, которому меньше всего хочется врать. Наконец он собирается с силами. Все, хватит. Все, что ему нужно сделать - это позвонить в дверь, а он панику разводит такую, будто на войну уходит. Аж самому с себя противно. За последнее время он видел столько дерьма, что очковать перед встречей с сестрой кажется банально нелогичным и тупым. - Топаз, - он хмурится, - Скажи мне, что я ссыкло. - Чего? - девушка непонимающе посмеивается. - Скажи, что я бесхребетная слизь и ты больше не будешь со мной общаться. - Ты ебу дал? - подходит чуть ближе и хлопает по плечу, - Давай я просто сама позвоню. - Не надо... - Надо, - ухмыляется девушка. Она отталкивает Авантюрина от себя и уверенной походкой направляется к двери, - Как там ее зовут? Мира? - она уже тянет руку к кнопке. - Не-не-не! - Авантюрин кидается к ней так резко, будто кнопка на самом деле отвечает за запуск ядерных ракет, и от того, нажмет ли Топаз на нее, зависит судьба мира, - Не нажимай! - он хватает подругу за запястье. - Тогда сделай это сам, мать твою! - Топаз строит грозное выражение лица, а сама хихикает через слово, - Я даю тебе 3 секунды! 2! 1! - Агх! - Авантюрин отчаянно пытается перехватить ее руки, тянущиеся к звонку. - Господи, ну что вам, улицы мало что ли?! - в дверном замке звонко щелкает ключ, оба замирают, ошарашенные, - Если вы сейчас же не перестанете орать возле моей двери, я вас обоих!.. - Мира замирает, как вкопанная, стоит ей взглянуть на гостей, - ...пришью. Они молча смотрят друг на друга секунд 10, не в силах проронить ни слова. Мира одета в замызганную клетчатую пижаму, ее волосы собраны в растрепанную косу, которая спадает с плеча и щекочет кончиком проколотый пупок. На ее лице застыло выражение искреннего возмущения, которое не в силах скрыть даже гель-маска, неопрятными комками лежащая на коже. - Вот теперь... - выдыхает она тихо, - Реально пришью. Одним быстрым движением она хватает Авантюрина за нос и затаскивает в квартиру под его жалобные взвизги. Топаз глядит на это все округлившимися в удивлении глазами. - Видишь эту маску? - Мира тыкает на свое лицо, пока тянет брата мимо двери, - Она от морщин! Потому что я, блять, постарела от того, насколько переживала за твою тупую жопу! Сейчас ты встанешь на колени и будешь биться бошкой в пол, объясняя, где был, что делал и почему не отвечал! Авантюрин лишь тихонечко пищит, но покорно следует за сестрой - нос все еще не до конца прошел, и этот жест, пусть и заслуженный, приносит куда больше дискомфорта, чем Мира может себе представить. Конечно, она не стала бы выкидывать подобное, если б знала, но... некоторые вещи лучше оставить в тайне ради ее же блага. - Заходи, не стесняйся, - она переключается на доброжелательность по щелчку пальцев, когда обращается к застывшей в дверях Топаз, - Я его не убью, обещаю, - очаровательно улыбается, - Просто очень сильно покалечу. Топаз в ответ посмеивается. Ей, кажется, забавно за этим наблюдать. Да Авантюрин и сам едва ли не ржет сквозь боль. Разумеется, сестра до безумия рада его видеть и лишь номинально наказывает, так, для проформы. Через пару минут они уже будут друг у друга в объятиях, слезно извиняясь и наперебой рассказывая, как друг по другу скучали. - Ну! - Мира упирает руки в бока, - Оправдывайся! Авантюрин строит виноватые глазки и складывает руки в молитвенном жесте. - Прости меня, - выглядит он, наверное, нелепо и даже карикатурно, но говорит настолько искренне, насколько способен, - Я придурок. - Не убедил, - язвительно цедит Мира, вздергивая нос. Блондин вздыхает. - Мне правда жаль... Я должен был хотя бы поставить в известность, что не помер... - О, я знала, что не помер, - она щурит глаза, - Я ж вижу, что ты в сеть заходишь, - Авантюрин отвечает на это лишь подавленным вздохом. Все было именно так - у него не было желания исчезать или шифроваться, он просто... не был готов, - Думала, ты нашел себе новую сестру - получше, покрасивее, подобрее, - она кивает на Топаз. - Нет, конечно нет! - спешит реабилитироваться Авантюрин, - Я просто... - он мешкает. Разумеется, он разработал аж несколько версий того, что скажет, но под испепеляющим взглядом Миры все варианты начали казаться тупыми и неправдоподобными. Наверное, лучше будет просто сказать правду. Он вздыхает, - Я просто на такое дно опустился за эту осень... Боялся показаться тебе на глаза. - Какавача... - во взгляде девушки промелькивает сочувствие, но оно быстро сменяется предыдущей решимостью, - Это дебилизм. Ты знаешь, я бы никогда не отказалась от тебя. Даже если бы ты человека грохнул, я бы до конца пыталась отстоять твою невиновность в суде. Авантюрин лишь тихо крякает. Метко же она попала. Мира между тем распахивает руки для объятий: - Ты - моя единственная семья, - она загребает брата в теплые обнимашки, - Запомни: я не отвернусь от тебя ни за что на свете. В ее руках спокойно и уютно, и Авантюрин не выдерживается - с тихим всхлипом утыкается в ее плечо, прижимает девушку к себе. Та нежно гладит его волосы, похлопывает по спине, по-матерински чмокает в макушку. Топаз издает умиленное "авв", глядя на это. Немного неловко вот так расклеиваться в ее присутствии, но она, судя по выражению лица, совершенно не смущена. Как раз наоборот - наблюдает за этой сценой не мигая, точно за сериалом, и чуть ли не прижимает руки к груди, как старомодная дама при виде своего возлюбленного. В какой-то мере хочется разреветься навзрыд, рассказать все, что произошло, исповедаться и покаяться во всем содеянном... Но все-таки еще не время и не место. Все это можно сделать постепенно, шаг за шагом. А пока ему достаточно просто того, что он смог взглянуть ей в глаза. - Извини, что тебе пришлось наблюдать весь этот цирк, - посмеивается Мира, обращаясь к Топаз, но все еще не выпуская брата из своей хватки. - О, все в порядке! - та машет ладонями перед собой, - Я рада, что все так хорошо кончилось! - Тебя как зовут? - Елена, - широко улыбается Топаз, - Можно просто Лена. - Ой, время вы конечно так себе выбрали... - Мира ни секунды не может усидеть на месте. Брата она запрягла сделать им троим кофе - сама не успевает. Она беспорядочно бегает из одной комнаты в другую, забывает, зачем пришла, и бежит обратно, только чтобы вспомнить на полпути, - Мне через полчаса уже надо быть на концерте, а я еще даже не накрасилась. - О, где играешь? - Авантюрин чуть ли не всовывает ей в руки кружку с эспрессо, и она глотает напиток быстро, как шот, чтобы сморщиться и вновь вернуться к поспешным сборам. - В Большом, - на ее лице играет горделивая улыбка. - О-о, поздравляю! - колкое жало обиды больно вонзается в сердце. Всего на секунду, но очень ощутимо - это он должен был играть с ней на большой сцене, под взглядами сотен глаз. Но все же по большей части он рад за Миру. Просто обидно, что их детская мечта была раздавлена гусеницами танка с громадной надписью "Алмаз" на боку. - Во-от, а ты не верил! А я, между прочим, претендую на позицию первой скрипки! - она изо всех сил старается подавить рвущуюся наружу самодовольную улыбку, пока красит губы, - Осталось только к этому старому дебилу подмазаться... - К какому старому дебилу? - Топаз нагрузили глажкой концертного платья, и теперь она участвует в беседе через раз - из коридора плохо слыжно происходящее в спальне, и поэтому свои вопросы ей приходится чуть ли не выкрикивать. Мира громко вздыхает. Ей явно не нравится эта тема, но смысла умалчивать о ней нет. - Ну... - она собирается с мыслями, - Распорядитель нашего оркестра... Владимир Богомил - так его зовут. Может быть, слышал. Авантюрин хмыкает. Как же, слышал... Мало того, что знал этого мужчину еще в студенческие годы - его имя не раз произносили преподы с таким благоговением, что чуть ли не в обморок падали - так еще и был одним из постоянных в "Кандалах". Пил всегда ОрОрат кофейный, принципиально отказывался от табака и брал "Тарт с лососем". Клиентом он, может быть, был и неплохим - никогда не напивался до блевыча, не устраивал разборки и не орал, но вот как человек производил на Авантюрина впечатление конченого мудака. Он был надменный, сосредоточенный на себе и до неприличия уверенный в собственной важности. Он ходил по бару с личиной короля прайда, чаевых почти не оставлял и закатывал глаза, если Авантюрин не выполнял его заказ сиюминутно. - Знакомое имя. - Ну вот... Когда я пришла, мне сразу сказали: если хочешь пробиться на ведущую роль, придется поработать. В основном языком- ау! Авантюрин настолько был возмущен этой информацией, что случайно дернул расческой колтун в ее длинных пшеничного цвета волосах. - Извини пожалуйста, - коротко просит он, пока пальцы с остервенением сжимают рукоятку, - Этот урод домогается до тебя что ли? Сестра мотает головой. - Нет. По крайней мере я так не думаю, - она тихонечко вздыхает, - Но жопу ему лизать приходится конкретно. Задаривать конфетами и вином после концертов, целовать руки... Если он просит остаться, чтобы лично послушать твою игру - ты остаешься. Не важно, сколько времени и устал ли ты, ты должен повиноваться. Больным тоже спуску не дает - сказал играть, значит ты закидываешься нурофеном до беспамятства и играешь. В общем, человек не в своем веку родился. Ему бы во времена до отмены рабства. Авантюрин гладит ее по голове. Как же он понимает... - У нас начальник такой же, - Топаз вырастает рядом. В ее руках осторожно сложенное шелковое платье, - До сих пор А... - она запинается на мгновение, - ...Какавача работал без выходных. Причем в ночь. Разумеется, сестра не могла не спросить о том, кем они с Топаз приходятся друг другу. Благо, заранее уже было обговорено, что они представятся коллегами: Авантюрин бармен, а Топаз - официантка, так что даже почти врать не пришлось. Но называть друг друга настоящими именами все еще было непривычно, даже язык отказывался вовремя вставать в правильную позицию. - Эх ты... - Мира откидывает голову, опираясь на живот брата затылком, - Я бы наругала за то, что не бережешь себя, но сейчас я совершенно такая же... Душу бы продала за то, чтобы сегодня после концерта сводить вас куда-нибудь поужинать, но... - она морщится, - Владимир уже пригласил меня. И я не имею права отказаться. - Пригласил типа как... - Авантюрин корчит брезгливое выражение лица, - На свидание? - Я уже ничего не знаю! - раздосадованная, она бьет по столу ладонями, прежде чем встать и принять из рук Топаз платье, - Очень надеюсь, что это будет просто поздравительный ужин в честь повышения или что-то такое. - Может, с тобой сходить? - вызывается Авантюрин. Топаз легонько пихает его локтем - идея и правда просто ужасная, но очень уж ему не хочется оставлять сестру в трухлявых лапах этого подозрительного старикашки. - Нет, - сестра мотает головой, - Мне и гостевые билеты-то вам давать не стоило по-хорошему. - Почему? - удивленно моргает Авантюрин. - Сегодня концерт с арфой, - Мира виновато смотрит в пол, - Тува будет играть. Авантюрину с Топаз достались места на балкончике по правую сторону от сцены. Пусть из-за позднего приглашения билеты и остались только на третий ряд, но зато они никому не помешают, если захотят встать и посмотреть на сцену получше. Концерт вот-вот должен начаться, оркестр уже вовсю настраивается. Гудение духовых и звонкое попискивание смычковых ласкает Авантюрину уши, и он на мгновение прикрывает глаза, растворяясь в этом блаженстве. Какие же эти звуки родные... Он бы все отдал, чтобы сейчас оказаться там, на сцене. Пробежаться глазами по нотному листу, погладить бугорки клавиш пальцами, надеть фрак... И стать одним с музыкой, с артистами, с сестрой. Но приколистка-судьба распорядилась так, что они с Топаз сидят в уголочке, спрятанные от глаз людей и выглядящие совершенно неподобающе: на нем черная мятая худи с потрескавшимся от старости принтом, древние пыльные берцы, шнурки на которых вот-вот порвутся. Топаз, признаться, выглядит чуть приличнее: она распустила волосы, чуть подкрасила глаза одолженной Мирой тушью. Ее плотные джинсы и синяя футболка поверх рубашки выглядят пусть и не нарядно, но по крайней мере не так по-нищеебски, как его прикид. Но, если честно, все это не важно... он просто рад снова быть здесь. Снова дышать легкими нотами дерева в воздухе и сжимать пальцами бархатные рукоятки сидений. Прямо как тогда, когда все было хорошо... - Смотри, арфистка! - шепотом окликивает его Топаз, указывая пальцем на сцену, - Она же твоя бывшая, я правильно поняла? Наверное, не стоило этого делать, но Авантюрин все равно не удерживается. Он привстает с места, чтобы взглянуть получше, и чуть не ахает вслух: на сцену и правда выходит Тува. Она обворожительно улыбается аудитории, ее волосы сильно отросли и теперь светлым водопадом спадают по спине, жмутся между хрупкими лопатками и чуть завиваются на концах. Она одета в белое платье, похожее на те, в каких обычно изображают греческих богинь: невесомое, воздушное - оно изящно развивается при ходьбе, золотой пояс на талии ненавязчиво поблескивает в свете ламп. Весь ее силуэт такой элегантный и утонченный, точно она сошла с позолоченных страниц книги мифов. Она почти слишком хороша, чтобы на нее могли смотреть жалкие смертные. - Красивая... - выдыхает Топаз. - Очень красивая, - отзывается Авантюрин с тоской в голосе. Разумеется, он уже и не надеется вернуть ее. Да и не хочет, наверное... Просто она напоминает о том времени, когда было проще, приятнее и спокойнее. Когда казалось, что все налаживается. Когда были надежды и амбиции. Тува кидает быстрый взгляд на балкончик, и Авантюрину даже кажется, что их глаза на мгновение встречаются. Он спешит сесть назад и прячет свой взгляд в коленях. Нет, все-таки он вряд ли еще ее любит. Сердце скорее отзывается болью на воспоминания о том, насколько было тепло и беззаботно... и как все это кончилось. Блондин поджимает губы. Закончилось у них все и правда отвратительно - от одного воспоминания о расставании по позвоночнику пробегает холодок. Но это все уже в прошлом... Сейчас Тува успешна, свежа и неотразима, и это все, чего Авантюрин когда-либо желал. Чтобы все его близкие были счастливы. Жаль только, что себя из этой картины пришлось силой выписать. Свет понемногу начинает гаснуть. Музыканты заняли свои места и теперь терпеливо ожидают, пока объявят программу. Авантюрин улавливает тихие вдохи духовиков со сцены и сам вдыхает в том же ритме, что и они. Черт. Это могла быть его жизнь, если бы не куча витьеватых корней плохих решений, об которые он подряд запнулся, пока шел по тропинке жизни. Музыка стартует с места в карьер - как и ожидалось от Моцарта. Ни один концерт с арфой не обходится без его нетленочки в до мажоре. Забавно получилось, что Авантюрин был полностью солидарен в отношении этого произведения с его автором - флейта никогда не вызывала в нем особых эмоций, да и сами по себе концерты Моцарта он не переваривал, будучи пианистом. Слишком уж по его мнению композитору не хватало глубины, его произведения для фортепиано казались чем-то репетативным и состоящим из одних и тех же альбертьевых басов, трелей и арпеджио, припорошенных легкими мелодиями. Это тебе не Шопен, заботливо берущий тебя за руку и ведущий от первых аккордов к сложнейшим испытаниям техники и таланта. У которого даже простейшие прелюдии звучат звучат проникновенно и искренне, в отличие от Моцартской напускной легкости и беззаботности. Но вот Тува этот концерт обожала. Даже не так - боготворила. Оно и справедливо - для арфистов он был настоящей проверкой на прочность, которая определяла, способен ли человек вытягивать соло. Тува репетировала его день и ночь еще будучи третьекурссницей, заигрывала до вмятин в пальцах и могла исполнить даже с завязанными глазами и ушами. И все равно каждая попытка заканчивалась обреченными вздохами и комментариями в духе "Недостаточно хорошо. Я могу лучше." Поэтому сейчас особенно приятно наблюдать за тем, как она, выпрямив спину и грациозно перебирая пальцами, исполняет партию своей мечты на глазах у сотен. Авантюрин невольно расплывается в блаженной улыбке: как же это все-таки красиво. Ее выражение лица почти расслабленное, пальцы резво бегают по струнам с прицельной точностью. Они извлекают звонкие, игривые ноты из инструмента, звучат подобно первым пташкам на рассвете и тонут в акустике зала, едва коснувшись уха. Будто легкий поцелуй от возлюбленного или дуновение весеннего ветерка - неуловимые и мимолетные, форшлаги кружатся по залу, как маленькие феи. Они касаются присутствующих своими маленькими ручками, щекочут щеки и волосы крылышками и тут же упархивают, стоит моргнуть. Мира тут же, среди скрипачей. Сегодня ее роль далека от ведущей, но она все равно выглядит максимально собранной и погруженной в процесс. Гибкие пальцы бегают по грифу взад-вперед, извлекают вибрато с выверенной точностью. Авантюрин смотрит на них обеих завороженно, практически не дыша. Сейчас он весь растворился в этом благостном звучании и превратился в слух. Он легонько дергает пальцами, будто подыгрывая на невидимой клавиатуре и сполна отдается этому опыту. Переживания, метания и моральные мучения - все потом. Сейчас он просто хочет насладиться музыкой. С неба на кончик сигареты приземляется пухленькая снежинка и тут же тает, оставляя после себя влажное пятно на белой бумаге. Авантюрин вглядывается в ночное небо, пытаясь разглядеть там хоть что-то, помимо засвеченных огнями города облаков, но у него не выходит. В конце концов Золотой Миг настолько яркий по причине - он должен сиять, чтобы за его блеском не было заметно кромешной темени Сигонии. Он выдыхает изо рта облачко дыма и поеживается. Топаз потеряла свой номерок и теперь носилась как угорелая, изучая каждый уголок уже закрывающегося театра. Он же вышел попрощаться с Мирой, пока ее не забрал Владимир. Они тепло обнялись на прощание, поцеловались в щеки. Авантюрин пообещал больше не пропадать, а Мира - что в ближайшее время организует им семейный ужин. Легкая улыбка подергивает губы Авантюрина. Обидно, конечно, что сегодняшняя встреча получилась настолько короткой, но так, наверное, даже лучше. Не пришлось отвечать на слишком большое количество каверзных вопросов, отчаянно глушить совесть веслом после каждой лжи, да и в целом лучше начинать с малого. Впереди у него еще много времени и на признания, и на извинения. - А я с самого начала знала, что это ты! - раздается откуда-то сбоку. Авантюрин нервно вздрагивает - и почему последнее время в его жизни стало так много неожиданных появлений? Тува стоит чуть поодаль, на ее пушистую шапку ложатся все новые и новые снежинки. - Это я, - чуть улыбается Авантюрин. Сердце пропускает удар. Они так ни разу и не говорили после расставания, и теперь воссоединение ощущается каким-то лишним и неполноценным - уже поздно, бессмысленно что-то объяснять и оправдываться. Теперь они друг для друга лишь тени прошлого. - Я сначала подумала, что мне показалось, когда я увидела тебя на балконе, - по обыкновению начинает тараторить девушка, когда подходит ближе. Ее аккуратные руки в белоснежных перчатках тянутся к его собственным, закрывают в замочек и приветственно качают, - Мира мне говорила, что ты куда-то запропастился. Говорила, что совершенно не выходишь на связь. Мы даже думали, что ты, может быть, решил на поиски матери податься... Поэтому я так удивилась, когда заметила тебя. Вот уж где, а на концерте точно не ожидала твоего появления! Авантюрин даже слова вставить не может, настолько быстро его заваливают информацией. Тува всегда была такая - бойкая, говорливая и, наверное, даже излишне тактильная. Но он и сам никогда за словом в карман не лез, просто последнее время как-то слишком сильно загасился... А вот во время учебы они были неостановимым тандемом из двух громких, хаотичных сгустков энергии, которым преподаватели даже задавать вопросы боялись - их бы тут же огорошили тысячей слов в ответ. - Так и было. Но сегодня я осмелел. - Это хорошо! Приходи почаще! И, - она шутливо надувает губы, - В следующий раз хоть букетик с собой захвати - по крайней мере этого моя игра заслуживает! - Твоя игра была просто волшебной, - зубы блестят в широкой, очаровательной улыбке, - Я просто даже не знал, что попаду на концерт сегодня. - Ме, - она строит недовольную моську, - Я все еще могу лучше. Авантюрин легонько щелкает девушку по лбу. - Будешь так говорить - никаких цветов не принесу. Оба чуть посмеиваются. Какое-то время они стоят молча, вглядываясь в лица друг друга. Зеленые глаза Тувы изучают его с какой-то глубоко забитой в душу тоской, скользят по чертам и одежде, оценивают движения и мимику. Авантюрин же просто рад вновь вот так близко взглянуть на нее: сегодня получился какой-то день давно забытых встреч и переворачивания незавершенных страниц. - Как ты за эти 3 года? - Авантюрин решает наконец разорвать порочный круг молчания. - Потихоньку, - она улыбается кончиками губ, левая рука нервно сжимает запястье правой. Видимо, до нее наконец дошла вся неловкость этой ситуации, - Карьера, как видишь, пошла в гору... Собаку вот завела. - Ого! И как назвала? Что за порода? Девушка винвато опускает глаза. Выглядит сейчас, как подросток, оправдывающийся перед родителями за перегар, и это почему-то очень забавно. - Шпиц. Обычно я называю его своим Мышонком... Авантюрин заходится прерывистым тихим смехом. Какая прелесть - именно так она когда-то ласково величала его. В основном это обращение было шутливым, но за ним скрывалась вся нежность, которая только была в Туве. - Прогуляемся немного? - девушка кивает в сторону улицы. - Только если совсем недалеко. Я подругу жду. Назойливый снег лезет в экран и мешает писать. Он, будто с издевкой, нажимает на буквы с большей легкостью, чем Авантюрину удается пальцами, и поэтому сообщение для Топаз выходит какой-то абсолютно несуразной бессмыслицей. Спустя где-то минуту молчаливой войны с телефоном, отправить что-то более-менее адекватное все же удается, и Авантюрин обращает свое внимание на бывшую. Она идет рядом, под ее сапожками звонко хрустит снег. Щеки покраснели, изо рта вырываются причудливой формы облачка пара. Она украдкой кидает на него беглые взгляды, и от них почему-то колет в сердце. Трудно сказать, о чем именно она думает, но эти мысли явно приносят ей дискомфорт и давят изнутри. И все же она собирается с силами: - Знаешь, я очень часто думала о том, как именно пройдет эта беседа... Миллион монологов придумала и предсказала все твои возможные ответы. А теперь вот, - она убирает упавшие на лицо волосы за ухо влажной перчаткой, - Ни одного слова выдавить не могу. - Я понимаю, - выдыхает Авантюрин. Признаться, он сам не понимает, рад этой встрече или нет. Внутри скребет и тянет, и хочется поскорее избавиться от этого чувства, но... как будто бы оно единственное связывает его сейчас с тем, что было между ними, - Давай тогда я начну. Он останавливается. В спину светит пронзительно яркий луч от фонаря, порывы ветра колышат волосы, открывая вид на покрасневшие от мороза уши. Наверное, это необходимо сказать... Даже если эти слова обрубят последнюю связь между ними. Необходимо, чтобы по крайней мере ей больше не пришлось мучиться. - Это сейчас уже слишком поздно говорить, но лучше поздно, чем никогда, - он сжимает руки в карманах, - Прости, что все так закончилось. И спасибо за то хорошее, что было... его правда было много. - И тебе спасибо... Я, знаешь, даже в соулмейтов начала верить за эти отношения, - она натянуто улыбается. Авантюрин подходит чуть ближе, осторожно заглядывает в глаза. - Я же вижу, что тебе еще есть, что сказать. - Есть. Просто так хотелось закончить на хорошей ноте, - в уголках ее глаз начинают собираться крошечные капли слез. - Хорошая нота - это когда ты отпускаешь, а не когда давишь улыбку, - Авантюрин немного медлит, но все же позволяет себе приобнять девушку. Она срывается, крепко прижимает его к себе, почти душит. - Я долго... очень долго думала о том, что произошло, - бормочет она в его плечо сквозь всхлипы. Тонкие руки, сомкнутые за его спиной, едва-ощутимо подрагивают, - И не могла понять: могла ли я сделать что-то иначе? Может быть, я погорячилась... Может быть, это была моя ошибка, - она отстраняется и уже без ужимок и стеснения заглядывает в его глаза, - Я правда очень сильно любила тебя. Почти против своей воли Авантюрин тянет ладони к ее щекам, вытирает оледеневшими пальцами блестящие следы от слез на щеках. - Я тоже. Я знаю, от меня было много вранья... Но я не врал, когда говорил, что люблю. И не вру сейчас, когда говорю, что ты ни в чем не виновата. Просто... такая судьба, видимо. Тува отстраняется, вытирает нос рукавом. Ее лицо становится чуть серьезнее. - Почему ты исчез? - она хмурится. Кажется, наконец собралась с силами, чтобы перейти к мучающему ее вопросу, - И куда важнее - почему объявился сейчас? Авантюрин поверженно вздыхает. - Я уже сказал Мире: мне было стыдно. Я не мог собраться с силами, чтобы взглянуть вам в лицо. Тува некоторое время молчит. Медленно моргает, видимо пытаясь считать его эмоции, но у нее не выйдет - он сам ничего не понимает. - Какавача... - две теплые ладони ложатся на его щеки, сжимают, заставляют смотреть четко в глаза, - Скажи мне честно: ты играешь, да? - Что? - этот вопрос вводит его в ступор, но он все еще держит лицо. Не отводит взгляд ни на секунду и сам не понимает, почему отвечает такой непринужденной ложью, - Нет. - Хорошо... - с видимым облегчением выдыхает Тува, прежде чем вновь пойти в атаку, - Тогда покажи мне свою шею. - Зачем? - Ну, если ты говоришь правду, то это должно быть совсем просто, так? - пронзительно зеленые глаза щурятся в недоверии. - Я просто не понимаю, зачем тебе это, - отвечает немного язвительно, но внутри все кривится и колотится. Боже. Только не этот разговор снова... Почему они хотя бы один раз не могут распрощаться нормально? Тува пользуется его минутной заминкой и хватает за воротник, поспешным движением оттягивает ткань. Авантюрин тут же отдергивается, но сомнений нет - она увидела. Увидела совсем мало, ничтожно мало... Но этого уже достаточно, чтобы сделать выводы. - Как жаль. У тебя всегда была такая красивая улыбка... И ты используешь ее, чтобы врать мне в лицо, - она уже не плачет. Смотрит скорее опустошенно, будто только что перегорела последняя свеча надежды где-то внутри, - Ты совсем не изменился, Какавача.