Постоянный клиент

Авантюрину не впервой работать в баре. Он умело жонглирует шейкерами, делает финты бокалами и откровенно хорошо разбирается в алкоголе, не говоря уже о притягательной натуре, искрящей харизмой. Разговорить он мог любого и любую даже без комплиментов в виде шотиков, за что его бесконечно ценили на предыдущем месте и за его пределами. За три года работы он оброс связями, словно куртизанка мехами, некоторые из них даже были полезными. Жаль, что ни одна из них не смогла спасти его участи работы в «Бриллиантовых кандалах» — до смешного говорящее название. Работа сама по себе, за что ей спасибо, не отличается от привычной: мешаешь коктейли, болтаешь с посетителями, делаешь закупки, следишь за качеством продукции и вот это всë. Есть лишь одно «но». — Смотри, красавчик, — хозяин заведения выдыхает горький дым из лёгких. — Правил у нас тут всего ничего: обычных обслуживаешь так, как привык, предлагаешь «Самоцветную тарелку» только тем, кто сам еë спрашивает. Усëк? — Усëк, — отвлечëнно отвечает блондин, стоя к хозяину спиной и скользя взглядом по стройным рядам бутылок всех форм, размеров и ценовых категорий. — Нет, так не пойдëт, — хозяин щëлкает пальцами, привлекая к себе внимание. До чего же неуважительный жест, будто псину подзывает… — Ты не предлагаешь спешл, если тебе говорят «такой зелëный, в высоком бокале». — Я предлагаю его, только если меня напрямую спрашивают «Подписание контракта», я знаю. — Смотри у меня, — цокает языком начальник. — Один проеб — и ты будешь мечтать о тюремной камере, как о курорте. Бармен улыбается уголком губ настолько покорно, насколько способны противиться кипящей внутри злости мышцы лица. Словами не описать всë отвращение, которое он испытывает по отношению к этому человеку. — И ещё, — мужчина поджигает уже третью сигарету за десять минут. — С постоянными ты не говоришь, пока они не заговорят с тобой. Не пытаешься подружиться, не лезешь в душу, даже не заводишь светскую беседу о погоде. А то я тебя знаю, тебе только дай языком почесать. — Са… — он прикусывает губу, едва было не назвав хозяина по имени. Семь лет они были знакомы, семь лет он звал Алмаза исключительно так. Но теперь одна оплошность может стоить жизни, — Са… вершенно не о чем беспокоиться, Алмаз, — спешит спасти ситуацию блондин. — Я всё понял. Алмаз смотрит на него, сощурив глаза. Взгляд у него хищный, испепеляющий. Такой, каким он раньше смотрел на отца. — Не облажайся, Авантюрин.

–ххх–

Авантюрин никогда не был моралистом. Вернее, думал, что не был. Довольно трудно оставаться нетронутым грязью этого мира, когда растëшь в трущобах, окружëнный криминалом всех мастей. На завтрак — нарики в подъезде, на обед — очередной подросток, пытающийся выудить из твоего кармана кошелёк, отвлекая наивным разговором, на ужин — отголоски выстрелов в соседних районах. Нередко он засыпал под звуки драки под окнами, а просыпался под последние стоны проигравшего. Но такова жизнь для тех, кому не повезло родиться с серебряной ложкой во рту — скорее уж с вилкой в глазу и хуем в жопе. И все же, несмотря на откровенно потерявший чувствительность к чернухе разум, ему было не по себе работать в подобном месте. В первый день его неиронично потряхивало каждый раз, когда клиенты брали «спешлы». Раньше он был просто свидетелем, таким же молчаливым и безынициативным, как и все остальные обитатели Сигонийского квартала, но тем не менее хотя бы не способствовал распространению и без того вездесущего пиздеца. Это хоть немного помогало приглушить и без того захлебывающийся пережитым опытом голос совести… А теперь он по-настоящему стал частью преступного мира, руководя, пусть и косвенно, самым настоящим борделем. Спустя неделю стало немного полегче. Авантюрину даже почти удалось подобрать подходящий по размеру кляп для пасти своей морали. Тем более, что специальные заказы были не таким уж и частым явлением. Бармен отбивал их пять-семь раз за ночь и быстро отвлекался на более привычную работу, времени на душевные терзания банально не оставалось. «Бриллиантовые кандалы» пользовались, на удивление, большой популярностью даже как простой бар. Каждый вечер Авантюрин уносил десятки тысяч кредитов чая в карманах, что ему и сниться на предыдущей работе не могло. Жаль только, что это были копейки в сравнении с тем, сколько стоит его свобода. Хотя, если говорить на чистоту, жизнь практически не поменялась. Всë так же Авантюрин вставал в шесть часов вечера и плëлся на работу, все так же до пяти утра протирал бокалы, вертел бутылками и развлекал гостей спортивным флиртом и шутками. Ходить в комнату «для персонала» ему не разрешали, сам «персонал» никогда не показывался на первом этаже. По сути он просто был кассиром, пробивающим немного нестандартный товар. Внутренние органы будто съëжились от такой мысли. «Товар»… Отвратительное слово в этом контексте. Но в рутину, помимо подъëмов, работы и ленивого жевания засохшей пиццы перед телеком входили также ежедневные напоминания о том, что в Сигонии каждый сам за себя. Он здесь тоже не по собственной воле и по сути выполняет роль руки… нет, даже пальца руки куда более грандиозного, мощного и опасного существа, наблюдающего тысячей глаз за подпольным мирком Пенаконии. От него ничего не зависит, кроме собственного выживания. А остальные пусть крутятся так, как могут. — Бармен! — окликают с другого конца стойки. Время близится к закрытию, гостей становится всë меньше, запара подходит к концу. Авантюрин даже сам удивился, как это он мог не заметить нового клиента. — Ой, простите! Совсем забегался, не увидел Вас, — ровные ряды зубов сверкают в гостеприимной улыбке, когда парень спешно подскакивает к новопришедшему.— Долго ждёте? Гость перед ним одет крайне невзрачно: чëрная куртка не по погоде, под которой прячется невнятное месиво из бурого и красного на штанах и футболке, из-под капюшона выбиваются белые пряди волос. Сначала Авантюрин подумал, что мужчина в возрасте, но гладко выбритое лицо напротив не омрачают морщины, кожа на удивление гладкая и податливая, пусть и мертвецки бледная. И всë же бездонные мешки под глазами выдают в посетителе человека лет тридцати. Смотрит он на бармена хмуро, исподлобья. Вся его аура какая-то неприметная, будто на стуле сидит не человек, а живая тень. Колючая и загадочная, но одновременно совершенно невыразительная. Любезности он игнорирует, даже не удостаивает Авантюрина зрительным контактом. Лишь бросает сиплым, грубым голосом: — Мне как обычно. — Прошу прощения, могу я попросить уточ… Клиент не слушает. Он просто отворачивается от стойки под ритмичное щëлканье зажигалки. Авантюрин хмыкает. Порой ему попадаются такие вот «ледышки» — обычно это люди глубоко несчастные, отчаянно пытающиеся скрыть под фасадом отрешëнности желание быть услышанными и понятыми. Что ж, ладно. За годы опыта он вскрывал и не таких. Блондин отворачивается к полкам, заставленным алкоголем. Да уж, ассортименту тут позавидовал бы любой сомелье: от гранëных бутылочек Олмесы, соседствующих со стройными, вытянувшимися до упора в следующую полку Бэкарди, до сосущих желтизной глаза Шивас Рыгал разных лет выдержки, миролюбиво трущихся бочками с пузанчиками ОрОрат. В этой коллекции найдется напиток на любой вкус, осталось только понять, что пьëт… он. Авантюрин косится на силуэт в углу. Тот, кажется, за последнюю минуту съëжился ещё сильнее: сидит сгорбившись и уткнувшись взглядом в лакированную поверхность стойки. Затягивает сигарету одними губами, жмуря левый глаз, пока пепел летит на колени мутными хлопьями. Бармен щурится, пытаясь разглядеть бренд, но с разочарованием обнаруживает, что обветрившиеся губы сжимают самокрутку. Что ж, видимо придëтся действовать по интуиции — благо, она никогда ещë не подводила. Нужно что-то дешëвое, но не настолько, чтобы обидеть… — Ваш напиток, — Авантюрин ставит перед клиентом тумблер, украшенный искусно завитой апельсиновой кожурой. — Это что? — в голосе слышна смесь из раздражения и непонимания, но тон гость не повышает. Говорит всë так же размеренно, отчеканивая от зубов каждое слово. — Я же просил «как обычно». — Понимаете, я здесь новенький, — спешит сбавить градус Авантюрин, — И с Вашими предпочтениями ещë не знаком. Давайте Вы объясните мне, что любите, а этот Бульвардье будем считать комплиментом от бармена. — Комплиментом? — мужчина громко выдыхает, посмеиваясь. — Ты мне полстакана Сumпари хуйнул, чтоб я не заметил вкус дешманской блевоты, что ты вместо бурбона туда налил. Какой, блять, это комплимент? Сердце пускается в пляс и бьëтся настолько быстро, что Авантюрин, кажется, слышит, как хрустят под его ударами рëбра. Фигура напротив распрямилась и теперь нависала над ним тëмной, угрожающей скалой. От былой невзрачности не осталось и следа, капюшон сполз на плечи. Перед ним стоял статный мужчина где-то на голову выше, с белыми волосами, катастрофой из колтунов и слипшихся от пота острых прядей, разбросаных по плечам. Его взгляд пугающий, за ним притаилась незнакомая доселе Авантюрину холодная, расчëтливая злость. Это не туманный взгляд нарика и не заплывшие яростью глаза обезумевшего от жажды крови маньяка. Так смотрят те, кто со смертью общается на «ты». — Прошу про… — пытается было оправдаться бармен, когда на его челюсть ложится обжигающая прохладой ладонь. — Мордаха симпотная, — констатирует незнакомец. Он бесцеремонно вертит лицо Авантюрина рукой, приподняв вверх, пока рот искривляется в хищном подобии улыбки. — На первый раз ей можно простить такую оплошность. Авантюрин не сразу приходит в себя, когда пальцы на подбородке разжимаются. Его ноздри рвано втягивают воздух, грудь нервно сжимается. Клиент же поправляет капюшон и направляется к двери широким шагом. Стоит ему покинуть помещение, как к стойке начинают подтягиваться обеспокоенные гости. «Что это было?»

«Ты в порядке?»

Авантюрин лишь машет им рукой, натягивая на лицо фальшивую улыбочку. Они не должны знать, что прямо сейчас он едва стоит на трясущихся коленях, а горло щиплет от попыток подавить слëзы. Пора готовиться к закрытию. — Почему ты ничего не сделал? — Авантюрин скрещивает руки на груди. За время уборки его отпустило, и на смену слезам пришла злоба. Теперь он буравит взглядом охранника, подпирающего широкой спиной стену у входа в бар. — А что я должен был сделать? — невозмутимо отвечает мужчина. Ни одна мышца не дëргается на его лице. — Не знаю, может быть, свою работу?! — Моя работа заключается в том, чтобы усмирять особо буйных. Он не буянил. — А, вот как? — Авантюрин всплеснул руками. Серьëзно, он готов поклясться, что у охранника не только мышцы каменные, но и бошка. За этими глазами не видно ни грамма осознанности, — А если бы он меня там душить начал, ты бы тоже хуй положил? — Тогда бы я вмешался, — пожимает плечами бугай. — Слушай, я не собираюсь влезать в неприятности из-за того, что ты не умеешь общаться с клиентами. Я здесь на случай, если всë выйдет из-под контроля. Но, насколько я вижу, с тобой всë в порядке. Авантюрин лишь позволяет себе пару крайне нелестных слов в адрес его мамаши, сказанных полушëпотом под нос, пока гасит последний свет в баре. Как бы он хотел иметь возможность поехать домой на такси…