в сумерках

Чуя не любил Сурибачи. Не любил, и всё. Слишком многое было связано с этим гигантским кратером на месте острова, который он сам когда-то и уничтожил. Эти дома из картона и фанеры, узкие грязные улицы и небо, скрытое путающимися проводами электропередач, напоминали ему о тех немногих годах детства, еще оставшихся в памяти. А чего стоила одна только встреча с Дазаем! И все же, сколько бы Чуя его не избегал, он не мог не признавать: Сурибачи был полезен. Въехав в отчужденный город, Накахара сразу свернул в глубь кварталов, даже не потрудившись спуститься сначала ближе к центру чаши, и значительно сбавил скорость. Под колесами все еще поднималась пыль, и мотор мотоцикла все еще был хорошо слышен в этих колодцах трущоб, но в переулках и подворотнях сбросить с хвоста потенциальную слежку было куда проще. Попетляв, Чуя остановился у одного из перекошенных домов. Может, никакой слежки и не было, и Чуя блуждал по улицам скорее по профессиональной привычке. Он внимательно осмотрелся. Улица была абсолютно пустой. Кривой линией она уходила вниз к центру города и через два дома обрывалась резким спуском вниз. Не став снимать шлем, Чуя слез с мотоцикла и, наклонившись, взялся за раму. Мотоцикл на секунду засветился красным, после чего Накахара с легкостью поднял его, спустился по лестнице и опустил мотоцикл на землю. Дальше он шел пешком. Оставлять байк на виду у местных не хотелось, и Чуя вел его рядом через все каналы, лестницы и провалы. В конце концов он очутился у одного из безликих домов в глубине Сурибачи. Еще раз окинув взглядом улицу, он спрятал мотоцикл под кучей пыльной строительной пленки, брошенной у входа, выкурил сигарету, потоптался на лестнице и наконец вошел. Внутри никого не было. Стояла полная тишина. Не шипел старый телевизор, не было слышно ни шелеста книжных страниц, ни глухого стука игральных костей. Чуя напрягся. Из желудка вверх поднялось смутное волнение. Он не любил тишину. По опыту такая мертвая тишина всегда была плохим знаком. Как правило, она прятала самые ужасные вещи. Чуя понял, что на миг перестал дышать, и сделал несколько глубоких шумных вдохов. Стуча ботинками, он вновь обошел слишком просторное для местных бараков помещение, заглянул во все щели, разворошил постель и перебрал валяющуюся в куче в углу одежду, чтобы проверить, не пропал ли плащ. Но плащ оказался на месте. Так и ничего не обнаружив, Чуя плюхнулся на продавленный диван, вцепившись пальцами в волосы, соображая, что ему теперь делать. Тишина лезла в уши, и он пытался отмахнуться от нее, раздраженно сопя. Немного посидев так, он откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза, замер, прислушался. Все же позволил тишине окутать его. Та разлилась под веками, и заполнила голову ватой. В ушах гулом отозвались напряженные нервы. Сознание разом затопила волна беспокойства, но быстро прошла: сквозь лавину белого шума Чуя вдруг услышал совсем тихий и глухой стук падающих капель. Ванная, конечно. Как он сразу не подумал про ванную? Первым, что Чуя увидел, влетев в нее, была фигура, скрутившаяся в небольшой ванне, до краев наполненной водой. Фигура даже не сидела — полулежала, повернувшись спиной ко входу, опершись одним плечом о стенку ванны и опустив голову на бортик. Казалось, что тело вот-вот соскользнет, и голова погрузится под воду, в несколько раз увеличивая и так уже собравшуюся на полу лужу. Чуя застыл в дверях, боясь подойти. Под блеклым светом всего одной лампы кожа показалась ему призрачно-серой, а в воде, доходящей, кажется, до самого носа, как у утопленника, колыхались кончики волос. Страшно было приблизиться и понять, что человек не дышит, но мысль о том, что нужно действовать, быстро привела Накахару в чувство. Он подошел к фигуре, аккуратно повернув голову, взял лицо в руки и, стащив зубами перчатку, проверил на шее пульс. Под пальцами медленно, но все же билась жизнь. Человек, кажется, просто спал. — Чертов идиот, — выплюнув изо рта печатку, зло выругался Чуя. Не заботясь о том, что сам промокнет, он подтянул тело и аккуратно посадил его в ванне. От таких передвиженией мужчина заворочался и начал просыпаться. Чуя убрал налипшие на лицо неряшливо остриженные пряди, чтобы заглянуть в сонные, ничего не понимающие глаза и убедить себя, что все в порядке. — Чуя? — удивленно пробормотал спящий. — Как же ты заебал так меня пугать, Дазай, — с нервным смешком ответил Накахара. — Я уж думал, ты откинулся. Он еще раз проверил пульс на шее. Сердце билось уже быстрее, а вот кожа была совсем холодной. Он призывно постучал ладонью по чужому плечу. — Вылезай. — Не трогай меня, — прозвучало уверенно, резко, предупредительно. Дазай застыл. Рука Чуи тоже застыла в воздухе. Он не очень понял, что сделал не так, но решил не огрызаться и все-таки медленно убрал руку. Дазай выглядел напряженным. — Почему ты сейчас здесь? — спросил он. Чуя непонятливо уставился на Дазая. Тот не смотрел на него в ответ. Его рассеянный взгляд был направлен куда-то в воду, но голос прозвучал удивительно твердо и до сих пор отдавался у Чуи в ушах. — Что? В смысле почему? Приехал убедиться, что ты не повесил себя вместо люстры, придурок. — Нет, почему ты сейчас здесь? Почему он сейчас здесь? Сейчас? Что за вопрос? Они никогда не обговаривали этот момент. Никогда не устанавливали жестких правил. Чуя приезжал, когда удавалось урвать хотя бы два свободных часа, и, неважно, ночью или днем, Дазай всегда встречал его одинаковым безразличием, временами сменяющимся привычной ему маской едкой радости. Он мог отпустить несколько шуток или вообще не обратить внимания на приезд Чуи, но вот этого он еще никогда не делал. Никогда не отталкивал, никогда выгонял его. Что на него нашло? Чуя осторожно отодвинулся и присел на корточки прямо посреди натекшей лужи. Он не разулся на входе, поэтому не боялся промочить ноги, да и честно говоря, вообще не задумался о воде. Он завел себе эту привычку и последнее время делал это уже неосознанно — держал себя на одном уровне с Дазаем. Так, чтобы не смотреть сверху вниз. Это произошло совершенно внезапно: просто в один день Чуя понял, что Дазай больше не поднимает на него глаза, если в пространстве находится ниже его. Эта мысль ударила Накахару по затылку своей неожиданностью, ведь, вернувшись спустя полтора года после пропажи, Дазай как будто мало чем отличался от себя прежнего. И в то же время Чуя как будто этого ждал. Ждал, когда же тот наконец проколется. В какой же момент из него начнет лезть все, что он держал в себе долгие месяцы под надежным замком так же, как под замком держали его. «Кто ищет, тот всегда найдет» — любил повторять Хироцу. Чуя видел, что взгляд Дазая временами куда-то проваливается, и искал ответы на свои вопросы непрерывно, методично и очень прилежно. Чувствуя себя безумным ученым, он приезжал в разное время дня и ночи, приезжал с разными временными промежутками, приезжал, специально забывая забрать из дома купленные для Осаму таблетки. Но ни внезапные визиты, ни скрежет дверного замка посреди ночи, ни вынужденная необходимость засыпать без снотворных Дазая не пробирали. Чуя продолжал. Понять, где в Осаму произошел надлом, означало найти еще один кусочек пазла. Правда, сам Дазай помогать ему отказывался. Они не говорили об этом. Они вообще по большей части просто молчали, а когда открывали рот, говорили будто со стенами. Редкие слова летели совсем не в том направлении, где был единственный собеседник в этой хибаре. Иногда Чуе казалось, что, пытаясь добраться до адресата, слова попросту теряются в ее темных углах, ведь Дазай никогда не включал здесь свет. Ему хватало тусклого солнца, льющегося из маленького грязного окна, и огонька газовой плитки, которую Чуя притащил ему из Йокогамы. Он все время бродил в тенях, а ночью лежал или сидел в каком-нибудь углу в полной тишине и пялился в темноту, время от времени прикрывая глаза. Чуя бы поставил свой мотоцикл на то, что и моется он без света, но вот, пожалуйста, в этой узкой ванной, похожей на каменный мешок, под потолком все-таки горела одинокая лампочка. Словить спрятавшийся за мокрыми волосами взгляд оказалось более посильной задачей, чем в ночи высматривать на лице Дазая черные провалы глаз. — Так почему именно сейчас, Чуя? — повторил свой вопрос Осаму и весь как будто сжался, отодвинулся от бортика в довольно жалкой попытке повернуться спиной. Чуя проследил за этим странным движением. Дазай закрывался. Тело, явно после ударной дозы снотворного, плохо его слушалось, но все же, медленно, сгорбившись, обняв под коленями ноги и спрятав лицо, ему удалось опуститься ниже под воду. — Не смотри, — попросил он, и все вокруг вдруг стало еще тише. Замолк даже стук капель и плескание воды в ванне. Чуе показалось, его ударили чем-то тяжелым по голове. Больно. — Раньше ты не смущался при мне, — тихо проговорил он. — Раньше меня это не волновало. — А теперь волнует? Откуда-то из-под завесы волос послышался задушенный вздох. Еле заметно дернулись плечи. Дазай попробовал опустить голову еще ниже, но вода была совсем близко. По ее поверхности пошли круги, а потом, совсем неожиданно, вода забурлила и из-под волос стали появляться пузыри воздуха. Дазай смеялся. Или истерично плакал. Чуя так и не понял. Он так и застыл, сидя на корточках посреди лужи, не понимая, что он должен делать. Таким он видел Дазая впервые, хоть и за годы, проведенные вместе, успел насмотрелся всякого: и запивающего свое горе Дазая, и жаждущего крови Дазая, и опасно молчаливого Дазая, хотя больше всего, конечно, абсолютно невыносимого Дазая. Но Дазая, не контролирующего себя, он еще не встречал. И это его пугало. Чуя попытался снова дотронуться до него, но Осаму дернулся в противоположную сторону, расплескивая вокруг еще больше воды, и та никак не могла вернуться в прежнее спокойное состояние. Вода колыхалась. Дазай колыхался тоже. Он принялся раскачиваться вперед и назад, прикрывая руками голову, как раскачивались сумасшедшие в триллерах, что они смотрели по ночам вместо того, чтобы идти спать после утомительных заданий от Мори. Те фильмы после себя оставляли слегка тревожное возбуждение, играли с подростками в тени, предлагая десятки способов напугать друг друга, но все же оставались картинками на экране телевизора. Теперь же Чуя ощущал себя так, будто девушка без лица все-таки затащила его по ту сторону экрана и заставила отыгрывать роль. Что он по сценарию должен сейчас сделать? Должен ли он вытащить Осаму из воды или лучше уйти, оставить его до момента, пока он не успокоится сам? — Дазай, — позвал бывшего напарника Чуя. Реакции не последовало. Тогда Чуя снова инстинктивно потянулся к нему рукой. Дазай вздрогнул и резко попытался отодвинуться еще дальше, но ванна была небольшой, и он уперся в стену. Чуя, не долго думая, поймал его за плечи и, обняв поперек груди, крепко прижал его спиной к себе. Толстовка сразу же безнадежно промокла, то же самое светило джинсам, на которые попадала вода, поднятая пытающимся вырваться из захвата Дазаем. Тот царапался, остервенело бился, пытался опрокинуть Накахару в воду и чуть было даже не разбил тому головой нос, но все его попытки освободиться были тщетны. В конце концов он затих и обмяк. От прошедшей истерики остались только вцепившиеся в предплечья Чуи сильные, будто одеревеневшие пальцы, которые Дазай никак не хотел убирать. — Дазай, — снова позвал его Чуя, аккуратно опускаясь вместе с ним обратно на пол. Теперь уже бояться за промокшие коленки было бессмысленно. — У меня от тебя синяки останутся. — Отпусти, — попросил Осаму. — Только если ты не будешь делать резких движений. Дазай слабо кивнул и ослабил хватку. Чуя тоже опустил руки и позволил ему отстраниться. На секунду, всего на секунду их руки соприкоснулись: запястье Дазая прошлось по тыльной стороне ладони Чуи и снова скрылось в воде. Это был тот самый момент, когда Чуя наконец понял, наконец смог увидеть. На Дазае не было бинтов. Их не было нигде: ни на шее, прикрытой мокрыми волосами, на на спине, ни на ногах, и, что самое странное, их не было на изрезанных и обожженных предплечьях Осаму. Это дикое зрелище ничем не прикрытых истерзанных запястий было от того сюрреалистичней, что еще не успокоившаяся вода искривляла изображение, и картинка буквально плыла перед глазами. — Скорее, — прервал повисшую тишину Дазай, — нет. Запоздалый ответ заставил Чую оторваться от разглядывания смазанных пятен под водой. Он перевел взгляд обратно на лицо Дазая. Тот, будто в замедленной съемке, достал из-под воды руки и вцепился непослушными пальцами в волосы, словно все же уступая ему, говоря: «Вот, пожалуйста, разглядывай сколько хочешь. Главное, найди ответ.» И Чуя нашел. Руки Дазая, как ни странно, он знал хорошо. Чтобы запомнить все эти шрамы, длинные и короткие, толстые, тонкие, часто грубо зажившие, ему нужно было от силы раза два увидеть и один раз — самому прикоснуться к ним. Тактильная память, на его же несчастье, у Чуи была превосходная. Ощущение рубцов под ладонью врезалось так, что еще два года назад он мог бы вычислить Дазая с закрытыми глазами, всего лишь пройдясь пальцами по его левой руке. Однако теперь он вряд ли узнал бы то самое чередование вытянутых бугорков и ожогов от сигарет так просто. Знакомые Чуе шрамы тут и там перекрывали рваные полукруглые отметины разной глубины, выделяющиеся на фоне других шрамов. Некоторые из них были еще совсем свежими, и кожа в этих местах розовела, как будто корочки крови отпали совсем недавно. — Это… укусы? — недоуменно спросил Чуя. — Ну ты же вывез отсюда все острые предметы. Как мне еще попытаться убить себя? — прозвучало из-под завесы волос. — Некоторым уже явно несколько месяцев, а то и больше. — В тюрьме, знаешь ли, тоже лезвия налево и направо не раздают. Смешок Дазая прозвучал и сразу же растворился в воздухе, обозначая границу, за которую они раньше не заходили. Первым и последним указанием на то, в какую сторону следует рыть, для Чуи стала грязная и потрепанная тюремная роба, в которой Дазай несколько месяцев назад завалился к нему в квартиру и потерял сознание от истощения, так и не дойдя до дивана. Больше никаких подсказок он не получал, да и узнать по своим каналам связи тоже ничего толком не смог, но как никогда был уверен, что пропажа бывшего напарника как-то связана с интересующей его историей. Рисунок на кусочке пазла был пока непонятен, но по размеру подходил, и теперь, когда Осаму сам упомянул события, которые в любых разговорах обходил стороной, Чуя должен был хвататься за возможность. — Это так иронично, — вдруг обронил еще одну фразу Дазай. — Они так хотели жить — и погибли. А я остался. — Они — это Детективное агентство? — осторожно спросил Чуя. Внезапно Дазай обернулся и непонимающе взглянул на него через плечо. Несколько секунд он пялился на бывшего напарника и вдруг, прикрыв глаза руками, снова взорвался смехом. По щекам побежали капли. — Ты вспомнил? Все-таки вспомнил? Невероятно! — он истерически хохотал, не обращая никакого внимания на недоумение собеседника. — И зачем только? Теперь в этом нет никакого смысла, Чуя! Лучше забудь снова! Выйди отсюда и похорони все воспоминания в вине. Через пару часов можешь вернуться и закопать мое тело где-нибудь на свалке. Хотя, знаешь, можешь и не … Он не договорил. Его дернули за руки, и сразу же прозвучал хлопок. Щеку резко обожгло. Дазай широко раскрыл красные от полопавшихся капилляр глаза. Пощечина в миг отрезвила его. По щеке побежала еще одна слеза, ущипнув кожу. Захотелось ее стереть, но он не смог поднять руки — Чуя крепко держал их прижатыми к бортику ванной. — Прекрати, — потребовал он. — Иначе что? Изобьешь и свяжешь меня? Чуя лишь скривил губы. Эти слова обожгли его правдой. Лет семь назад он бы так и сделал. Да каких семь — еще три года назад он бы скорее всего отреагировал именно таким образом. Но теперь Чуя просто не мог себе этого позволить. — Прекрати. Пожалуйста. Прекрати думать о смерти, — выдавил он из себя. — Ты и твои гениальные мозги сейчас нужны нам как никогда. — Чуя, — протянул Дазай и расплылся в уничижительной улыбке. — Ты что, заботишься о моем психическом здоровье? Ах, нет, ты же просто хочешь использовать меня в очередном задании от Мори, где ты не справишься без моей интеллектуальной поддержки. А что же сам Мори-сан? Его новая империя не позволяет ему выделить и часа, чтобы навестить бывшего приемника? Или ему теперь корона давит явиться в Сурибачи? Дазай снова делал это — выстраивал стены из сарказма и иронии. Чуя всегда поражался тому, как внезапно он может дать мельком заглянуть в свое настоящее лицо, а потом так же внезапно снова спрятаться за одной из своих любимых масок. — Мори-сан не знает, что ты жив. — О, ты правда так думаешь? Чуя, тебе мозги совсем разъело? Ты думаешь, я просто так оказался снова в Японии? — в ровном убитом тоне Дазая проскакивали истерические нотки. — Ты думаешь, они изначально заперли меня просто так? Ты ничего не понимаешь. — Так объясни мне, — Чуя заглянул в остекленевшие глаза Осаму, стараясь держать себя в руках и не давать тревоге завладеть собой. Он никак не мог избавится о чувства, что говорит с мертвым. После болезненной вспышки эмоций все черты лица Дазая заострились. Мокрые волосы и синяки на бледной коже лица все еще делали его похожим на утопленника, и даже кожа рук все еще была холодной от воды. — Зачем ты пришел? — тот пропустил просьбу мимо ушей. — Тебе нужна помощь? Лучше уходи. Я больше и пальцем не пошевелю ни для кого из вас. — Это не связано с мафией. Точнее, связано, но … Черт! Я просто хочу понять, что тогда произошло! Чужие запястья выскользнули из рук Чуи. Дазай снова лег в воду. — Зачем тебе это? Сейчас ты — правая рука одного из нескольких самых влиятельных людей в Йокогаме. Бизнес процветает. Все хорошо. Зачем тебе знать это? — Я… многое не помню из тех дней, но, кажется, ты и сам об этом знаешь. — Чуя как-то беспомощно всплеснул руками. — Я просто хочу понять, Дазай. Почему в моей памяти появился еще один черный провал? Почему Акутагаву внезапно перестал мучать кашель, зато начали мучать кошмары? Почему Мори так изменился? Никто не замечает, но в нем как будто что-то выключили. Ты считаешь, я не должен интересоваться этим? Дазай, два года. Два чертовых года я пытаюсь понять, что тогда случилось. Ане-сан ничего не знает, Мори-сан всячески уходит от ответов. Акутагава понятия не имеет, кому конкретно он тогда помогал. Другие из мафии просто ничего не помнят. Это время выпало из памяти у всех. В документах ничего нет. В новостных сводках, естественно, тоже. В какой-то момент я отчаялся и даже отпустил, но потом ты явился ко мне посреди ночи в оборванной тюремной робе иностранного государства. Почему ко мне, Дазай? Ты же ушел тогда, — Чуя сам не заметил, как стал говорить быстрее. Все, что волновало его столько времени, выливалось сейчас на Дазая — единственного, кто мог объяснить происходящее и дать ему хоть какую-то подсказку. — Ты ушел в другую организацию. Я долго пытался вспомнить, кто мог быть достаточно сумасшедшим, чтобы взять на работу бывшего мафиози высокого ранга, а потом случайно оказался перед тем самым кирпичным зданием, и меня осенило. В том здании ведь когда-то было детективное Агентство! Я не помню ни имен, ни лиц, но уверен, тебе там было хорошо. Я зашел внутрь, надеясь найти какие-то следы, но на месте агентства теперь какой-то новомодный клуб. Я расспрашивал местных: новые хозяева выиграли помещение на аукционе, сказали, когда пришли его осматривать, внутри было абсолютно пусто. Кафе, которое тоже мне вспомнилось, все еще существует, но бариста с женой так запуганы, что закрылись, когда я к ним зашел. Был полдень, Дазай! Я продолжаю копать, но любые ниточки обрываются, как только я их нахожу. Мне кажется, я начинаю сходить с ума. Весь мир решил сделать вид, что Агентства никогда не существовало, и ты — единственное последнее доказательство обратного. Его руки вцепились в бортик ванны. — Помоги мне понять, что случилось. Ты же не можешь спустить все на тормозах. Дазай молчал и пристально разглядывал его, цепляя каждую эмоцию на подвижном лице, каждое движение бровей и уголков губ, еле заметное углубление морщинок вокруг глаз. В один момент они столкнулись взглядами. — Могу, — ответил Дазай и отвернулся. — Могу, Чуя. Мне уже все равно. Лицо Накахары вытянулось в изумлении. От бушующего в нем возмущения он вскочил на ноги. — Какого черта?! Как ты можешь так говорить? Они отправили тебя на нары, стерли с лица земли Агентство и буквально уничтожили всю твою старую жизнь, а ты говоришь мне, что тебе все равно? Ты ничего не сделаешь? Ты с ума сошел в этой тюрьме? Прежний Дазай не стал бы прятаться в трущобах после всего произошедшего! — Эти укусы появились как раз потому, что я пытался не сойти с ума, — Дазай сложил руки на груди, обнимая себя за плечи. — Знаешь, мне сутками не давали спать, чтобы понизить активность мозга, но все-таки за время в тюрьме я смог кое-что понять. Дазай постучал пальцем по виску и призрачно улыбнулся. — Все это бессмысленно, Чуя. Месть ничего не решит и ничего мне не даст, — он на мгновение замолчал и следом добавил: — Да и кто я такой, чтобы мстить за тех людей. Повисла тишина. Чуя вздрогнул от того, как оборвался голос Осаму. Он вдохнул, будто бы собираясь что-то сказать, но так и не открыл рта. Немного постояв, он окинул взглядом комнату и вышел. — Почему ты всегда такой эгоист? — он вернулся спустя минуту, неся в руке большой бумажный конверт. — Сделай это не ради себя, а ради города. — Что это? — Это твоя причина не растекаться по ванне, жалея себя. — Чуя, я же сказал, я не… — Заткнись! Мне осточертело видеть, как ты делаешь вид, будто тебя больше не существует. Прости, но ты не умер там. Просто тихо лежать в воображаемом гробу не получится. Твоя тощая оболочка все еще периодически мозолит мне глаза и с успехом выводит меня из себя. Если ты выжил, а более достойные люди — нет, помоги мне, чтобы хоть как-то это оправдать. Чуя горел от злости. От него так и несло раздражением, способным пробить даже самую крепкую стену безучастности. — Что ты будешь делать, если теми, кто за всем стоял, окажется мафия? — Если мафия подпалила собственный хвост, это уже будет моя проблема, — оборвал Чуя. — Так что? — Покажи, — протянул мокрые руки Дазай, будто делая одолжение, но прежде, чем он дотянулся до конверта, ему в лицо прилетело полотенце. — Руки оботри сначала, замочишь же. Возмущенно фыркнув, он все-таки воспользовался полотенцем и аккуратно открыл конверт. — В городе какое-то время назад начались убийства. Всего четыре жертвы, — начал рассказывать Чуя. — Первые две — правительственный агент и член мафии. Способ убийства одинаковый и очень примечательный. — Это вот эти? — Дазай указал на две фотографии. — Да, они. Третьим был был управленец. Раньше он управлял тюрьмой строгого режима под Йокогамой, но год назад внезапно получил престижное место помощника у одного из городских советников. Как это произошло, никто так и не понял. Его голову несколько дней назад нашли на столе Оочи Фукучи. — Фукучи… Знакомая фамилия. Кто он? — Высокопоставленный военный. Командир специального отряда. Слышал когда-нибудь про Ищеек? Их отправляют на особо сложные миссии. — Интересно… А последний? — Последнего обнаружили сегодня рано утром, — Чуя указал на фотографию, наблюдая, как на лице Осаму замелькал интерес. — Знаком? — спросил он. — Как будто да. Чуя усмехнулся. — Дам подсказку. Мы встречались с ним лет пять назад. Дазай впился взглядом в лицо на фотографии. — Это случайно не один из банкиров, из которых мы выбивали долги мафии? — В яблочко. После того, как он с нами связался, ему удалось вырваться в высший свет, и пока он там сидел, он успел вписаться в группу богатых и властных людей. О них ходили разные слухи, но все больше шептались, будто бы они замышляют что-то грязное за спиной правительства. В прошлом году — опять же — он занял место почившего городского Советника. Я проверил: старик вознесся от инфаркта, так что его место было занято на законных основаниях, никакого криминала, никаких разборок между политиками. Все чинно и гладко, поэтому, когда банкира нашли в собственной спальне в таком состоянии, — Чуя кивнул головой на снимок, — в правительстве поднялся шум. Пресса пока что ничего не знает, но, возможно, их просто убедительно попросили ничего не знать. Если в процессе расследования выяснится, что один из советников был связан с мафией, не поздоровится никому. — Мори это тебе поручил? — внезапно спросил Дазай. — Нет, сначала Акутагаве. Хотя он довольно быстро отстранил его от дел и вообще всем приказал держаться от этого подальше. — А ты Рюноске, конечно, тоже потом припугнул? — Вроде того. Мне нужно было знать, помнит ли он что-то, но, боюсь, я своими наводящими вопросами действительно его на что-то навел. Хотя он думает, что это токийские боссы разозлились. — Неплохое прикрытие, — оценил Осаму. — Признаться, я и сам так сначала думал, пока было только два тела. Но потом появилось еще два, и связь с городским руководством стала очевидна. — Так почему бы просто не дать этому человеку вырезать их всех, как опухоль из тела… — Потому что блять … — начал было Чуя, но тут же оборвал себя. — Стоп. Как ты понял, что это один человек? — Ну очевидно же, — Дазай указал на раны, — работа профессионала. Потом он выбрал из стопки определенные фотографии и показал Накахаре: — Смотри: все сильные града сего в одном конверте. Богачи уже пошли в разнос, а военные и мафия получили очевидное предупреждение. И читается оно как «я знаю, что вы сделали. Вам не уйти и не спрятаться.» — он снова стал пересматривать все фотографии, словно пытаясь найти какую-то зацепку, которую он не заметил, но которая непременно должна быть. — И что же эти «они» сделали? — нахмурился Чуя. — Ты же уже сам понял, — упрекнул его Дазай и помахал фотографиями. — Во временном промежутке все совпадает, ты прав: задание от Мори, твои провалы в памяти, исчезновение Агентства и все эти изменения в правительстве. Удивительно, что все прошло так гладко. Никто ничего заметил. Повисла тишина. Дазай продолжал рассматривать фотографии. Чуя просто наблюдал за ним. В какой-то момент он закрыл глаза и опустил голову на бортик ванной. Хотелось остудить лоб: последнее время он и виски, да и вообще вся голова, безостановочно горячо пульсировали, как будто еще чуть-чуть — и накатит мигрень. Ане-сан говорила ему, что все это от стресса, что ему нужно хоть иногда давать себе поблажки, что ему нужно научиться заботиться о себе. Чуя был с ней, пожалуй, согласен. Вот только каким образом учиться этой заботе, он не очень понимал. Он горел, пока были силы, и просто надеялся, что топлива хватит еще на какое-то время. Несколько тихих минут пролетели незаметно. Ему казалось, он только-только прикрыл глаза, когда под самым ухом послышался плеск. Дазай аккуратно оперся о бортик, чтобы не замочить фотографии, поднялся из этой маленькой для него ванны будто выходил из освященного озера, и, перекинув ноги, сел на бортик рядом с Чуей. Лужа под ногами увеличилась — с Дазая текло. Он ссутулился, и кожа сразу покрылась мурашками, но, не обращая никакого внимания на холод, он продолжил: — Если подумать, все, что произошло, было выгодно и правительству, и военным, и мафии. И только Агентство пострадало… — Месть от детективов? Но ты же сам сказал, что они все мертвы. Да и смог бы кто-то из них сделать такое? — Кто-то бы да смог, — туманно пробормотал Дазай. — Ты не думаешь, что это кто-нибудь из правительства обиделся, что его обошли стороной при дележке? На какой-то момент Дазай замялся. — Нет, — все же протянул он, помотав головой. — У них кишка тонка для такого. Дазай наконец оторвался от фотографий и поднял взгляд на Чую. — Я не знаю, кто это. Но я уверен, он придет в сумерках, — Дазай спрятал фотографии в конверт и протянул его Накахаре. — Он выбрал для себя это время. Чуя вопросительно поднял бровь. — Все трупы были обнаружены примерно поздно вечером или рано утром. Поскольку убийства совершались накануне, они тоже явно попадают в этот отрезок. — Как-то неубедительно, — засомневался Чуя, но Дазай только пожал плечами. — Ладно, спасибо и на этом. Он встал, чтобы наконец убрать фотографии подальше от воды и принести неудавшемуся утопленнику полотенце, которого в самой ванной не оказалось, но был остановлен окриком Дазая. — Стой, — тот явно подумал, что Чуя закончил с делами и собирался уйти. — Как ни посмотри, это что-то личное. Очень личное. Я бы не стал вставать у этого человека на пути. Я бы и тебе посоветовал так сделать, но я знаю, что ты слишком упертый, Чуя. Поэтому просто постарайся не умереть. Если ты умрешь, некому будет привозить мне таблетки. Что-то вроде улыбки прорезалось на его лице и пригвоздило Чую к полу. Было ли это беспокойство в глазах Дазая, или тот снова просто смеялся? Кажется, все-таки нет. Ведь нет? Чуя молча вышел, закинул конверт в рюкзак и вытащил из шкафа единственное в этой хибаре полотенце, а заодно и комплект чистой одежды. О том, что промелькнуло под мокрыми волосами, сейчас думать было некогда. Он всучил все собранное Дазаю в руки, и когда тот вышел, убедился, что привезенная еда действительно будет съедена, а не оставлена в холодильнике до момента, пока не испортится. В то время, как Дазай совсем без аппетита впихивал в себя рыбу и рис, Чуя бродил по дому и делал мелкие дела, но все как-то машинально и без особого смысла. Бросив тряпку на пол в ванной, он пошел стучать кухонными шкафчиками, чтобы проверить запасы воды и круп. Тех оказалось не то, что в достатке — с последнего приезда количество не изменилось от слова совсем. То ли он возил слишком много, то ли Дазай ни черта не ел. Выругавшись себе под нос, Чуя принялся по кругу перемывать три кружки, стоявшие в раковине. Он старался занять себя хотя чем-то, потому что знал — если сядет и будет просто смотреть в пустоту этого дома, что-то из нее точно посмотрит на него в ответ. Все эти поездки в Сурибачи из раза в раз медленно, но верно подтачивали какие-то фундаментальные основы его личности. Как будто с каждым посещением ему приходилось оставлять здесь часть себя. Эти темные пыльные углы, эти серые стены вытягивали из него все силы, и даже воздух здесь как-будто был отравлен. За эти месяцы визитов руки опускались чаще, чем когда-либо, и было страшно, что в один день он просто не сможет нажать на ручку двери и выбраться из колодца на свет. Именно поэтому он обычно не проводил здесь дольше часа. Теперь же его занимала мысль, подселенная Дазаем в его голову, совершенно безумная мысль, но именно она сейчас давала ему надежду. — И все-таки, ты уверен? — прорезался его голос через шум бегущей из крана воды. — Если отбросить все невозможное, то, что останется, и будет ответом, Чуя, даже если он и кажется сейчас невероятным. Чуя обернулся. Дазай, почувствовав на спине его взгляд, глянул на него в ответ. — Значит, кто-то из детективов смог выжить. Ты поможешь мне выяснить, кто это? Дазай сглотнул дожеванный кусок рыбы и отвернулся назад к столу. Он явно этого не хотел, но Чуя заметил, как тот закрыл глаза и сжал в руке палочки. — Да, — только и сказал он.