Fault || Вина

«Пойдем, ты должен увидеть это», - уговаривал Туббо, ведя Томми к картофельным рядам. Используя мальчика в качестве опоры, Туббо держался за Томми гораздо сильнее, чем следовало бы, делая вид, что просто показывал ему дорогу, а не нагружал его почти всем своим весом. Треть батончика - это было лучше, чем ничего, но все равно очень мало. «Если ты попытаешься дать мне еще один урок ботаники, я тебя стукну». Это было невероятно скучно, о чем Томми неоднократно жаловался Туббо. Он же, в свою очередь, игнорировал его, тон становился все более глубоким и странным... или ближе к нормальному. Голос Туббо звучал довольно забавно. Будто его слова скакали вверх-вниз вместе с пчелами. Что было странно. «Это была общая идея», - пробормотал Туббо. «Но все равно! Это очень важно!» «Так же как и пистолеты с тычинками?» Парень все еще был настроен скептически. «Пестики», - тут же поправил Туббо. «И нет! Это важнее. Смотри!» Туббо указал на землю. Или, ну, попытался. Может, жест бы и удался, если б он по ошибке не сделал его отсутствующей рукой. Томми прищурился, глядя на почву. «Мммм. Ага. Грязь». «Нет, посмотри внимательнее», - вмешалась Розалинда. «Мы ждали, пока ты придешь». Она была так же взволнована, как и Туббо, и, честно говоря, они оба выглядели слишком бодрыми. Это заставило его насторожиться. Как будто он принимал участие в розыгрыше. «Читай!» - скомандовал Туббо. «Если там написано "Попался", тебе лучше даже не знать, что я сделаю... с тобой... подожди. Что?» В грязи было нацарапано послание (вероятно, рукой Розалинды, учитывая отсутствие следов от меда и идеальный почерк). Голодаем. Можно съесть? И прямо под ним, нацарапанное толстым, массивным почерком, почти знакомым... Конечно, лол Буквы были намного крупнее, глубже, с четкими линиями, в отличие от более извилистого курсива Розалинды. Как будто кто-то использовал ручную лопату вместо пальца. «Мы можем их съесть?!» «Да!» - подпрыгнул Туббо. «И раз картофель дает практически все витамины, которые нужны организму...» «Туббо, пожалуйста, хватит о растениях! Мы больше не голодаем! Празднуем!» «Это мы и хотели сказать! Просто... просто немного иначе». «Откуда ты вообще это знаешь?» Туббо постучал пальцем по голове. «Это все Родс. И вообще, это важно. Мы полагаем, что основные питательные вещества, необходимые для жизни, все еще содержатся в батончиках, иначе бы ты давно умер. Так что нам все равно нужно будет делить батончик на три части и брать по... пять? Картошки на каждого? Мы можем сделать расчет. Здесь двенадцать рядов, и, вероятно, сорок кустов в каждом, так что...» «Розалинда, ты их выкопаешь, да? А то мы с Туббо просто оставим улики. Своими мокрыми ручонками», - бросил Томми через плечо Туббо. В прошлую ночь его Красный вернулся. Цвет был примерно на уровне костяшек пальцев, что было ниже, чем обычно, но он только что получил надежное подтверждение того, что они не помрут от голода в ближайшее время. И если... уровень Красного был связан со страхом, то почему он исчез? Томми был сильно напуган; в ужасе от того, что Розалинда и Туббо тоже могли его бросить; в ужасе от мысли, что Филза никогда не любил его по-настоящему. Он... нет. Нет. Теперь ему было лучше. Он не хотел думать об этом. У них был момент сближения или что-то в этом роде, и все было хорошо. Фонд успокоился, когда Красный вернулся, или, по крайней мере, больше не пытался ничего сделать. Они все могли просто притвориться, что ничего не произошло. Все было хорошо. Даже лучше, чем хорошо. Вся эта история с голоданием теперь была решена. Только они до сих пор не поели. Ах, ϻ̶̥͇̦̈̀ǎ̷̞͊͆φ̷̻̩̣̐͐́̄ф̶̜̐ϗ̷̖͇͚̓̄ͅн̷̨̻͕͕̰̇̂, Туббо продолжал что-то говорить, а Томми все прослушал. «…И если мы будем брать из разных мест и делать промежутки, Фонд ничего не заметит! Будет выглядеть так, будто просто урожай дал меньше...» А вообще, было похоже, что он не пропустил ничего важного. «Ты слишком много об этом думаешь. Мы можем просто поесть?» «О. Да. Мы развлекали себя различными думами, чтобы отвлечься. Все планировали, рассуждали, чем будем заниматься на следующий день, а потом еще на следующий. Как если бы мы были вольны составлять свой распорядок дня. Не самый лучший способ отвлечься, но рабочий». Розалинда выкапывала клубни садовым совком, тщательно выбирая места в разных рядах. Земля легко расступалась под стальным лезвием, открывая драгоценные плоды пропитания. Каждая картофелина была аккуратно отделена от остальных и брошена в лейку. После этого она пересаживала растение, выравнивая почву, чтобы скрыть следы. Клубни опустились на дно лейки. Вода немного перелилась, стекая по узорчатым цветочным бокам. Розалинда погрузила руки в воду, чтобы отмыть овощи от грязи. А затем каждый взял себе по картофелине, оставив часть на потом. Остальные клубни они могли бы где-нибудь спрятать, чтобы распределить еду на весь день, поскольку не могли съесть все за один присест. Для Томми это не совсем подходило, но они могли бы что-нибудь придумать. Клубни были маленькими, некрасивыми и немного неправильной формы. Странные корни и отростки торчали из них под странными углами. Но это была еда. Томми не мог вспомнить, когда он ел настоящую еду в последний раз. Это было прямо перед тем, как его схватили. Он был в гостях у своих друзей-бродяг, поэтому, скорее всего, у него был с собой обед. Наверное, приготовленный мамой. Что это было за блюдо, его название - все это ускользнуло из памяти. Он верил, что на вкус это было хорошо, но не мог точно вспомнить, чтобы сказать наверняка. Томми отщипнул ветвистый корень, пытаясь придать пище более презентабельный вид. Затем он поднял его в воздух. «Ваше здоровье», - усмехнулся он. С этими словами Розалинда и Томми вгрызлись в мякоть корнеплода. Туббо просто запихнул его целиком. Не то чтобы ему нужно было жевать. На вкус это походило на грязь, подумал Томми через пару секунд. Ну. Он предполагал, что почва имела такой вкус. И точно никогда не пробовал грязь, это было глупо. Мякоть хрустела, подобно яблоку, о котором у него было гораздо больше представлений, когда зубы резко прокусывали кожуру. По крайней мере, он думал, что именно так ощущались яблоки... Корнеплод был плотным и во рту оставлял странную песчаную пленку. Если не считать вкуса, напоминающего грязь, то он был не так уж и плох. Просто грязное, безвкусное, крахмальное яблоко. Не сказать, что было приятно, но это была еда, и не похоже было, что они могли жаловаться. Розалинда закончила первой из них двоих, кто нормально жевал, и подняла вверх дрожащий большой палец. «Прям как бабушка готовила». Томми проглотил свой последний кусок. На языке чувствовалось зернистое послевкусие. «Она явно не любила тебя, если кормила тебя чем-то подобным». «Знаешь, мне всегда было интересно… Возможно, сырая курица должна была о чем-то таком говорить, если подумать. Самым большим намеком должна была бы стать смесь паслена и черники… Я всегда думала, что половина из них была просто перезревшей. Но если без шуток, ее тамалес были самым лучшим блюдом на свете». «Отвали. Ты никогда не пробовала вафли моей мамы», - ухмыльнулся Томми. «Ну все, да начнется великое сражение. Потрясающие тамалес моей бабушки против вафель твоей мамы в стиле "крестики-нолики". Туббо, у тебя есть, что добавить?» Мечтательный взгляд пересек лицо инсектоида, и он вздохнул с тоской. «Шоколадный торт моей жены». «Жены????» - ошарашено воскликнул Томми. «Моей?????» - изумилась Розалинда. «Нет, заткнись, мой вопрос важнее», - крикнул Томми, перебивая Розалинду. Туббо снова передернуло, крылья слегка задрожали. «Ты никогда не говорил, что у тебя есть жена!» «Ась? Оу. М̶͉̖͍̋̆́͝͝а̸̩̲̝̎̒̏̍͝ͅφ̷̬̺͍̉̃φ̵̳̃̐и̸̱͐̓̽̐н̵̦̋̒̈́̿. Жена Родса. Мы это имели в виду. Так что... вроде как, да? Мы не знаем. Семья всегда была странной штукой. Типа, мы женились на Марте, только мы еще не были нами. Но... хм. Мы сохранили родителей Жасмин как своих... ну, пока они нас не пристрелили, но значит ли это, что дети тоже считаются нашими...? А внуки??? M̸̧̤̤͕̙̔а̸̩̲̝̎̒̏̍͝ͅφ̷̬̺͍̉̃φ̵̳̃̐и̸̱͐̓̽̐н̵̦̋̒̈́̿, Томми», - простонал он. «Хватит задавать такие сложные вопросы. У нас не было времени разобраться с этим до того, как нас схватили». Розалинда и Томми просто глядели в ответ. Туббо понурил голову, разделяя их замешательство. «Что? Это определенно не первый раз, когда Родс говорил с вами. Конечно, прошло уже много времени, но все же». Туббо уловил их растерянные взгляды и принял раздраженно-неверящий вид, поджав антенну и губы. «Вы... вы, ребята, не заметили что ли...? Серьезно???» Честно говоря, Томми, скорее списывал это на то, что Туббо был просто странным. Но если он говорил, что некоторые из его прошлых поступков не были его собственными... Пришло озарение. «Оооо! Я понял, о чем ты! Это ты так голоса в своей голове называешь, да?» «Нет, у них уже были имена, поскольку они были отдельными личностями до того, как присоединились к Улью». «Оу. Значит, ты можешь их различать?» «Да. Это довольно очевидно». «Подожди-ка», - вклинилась Розалинда. «Разве доктор Блейк не упоминала, что Родс числится пропавшим без вести? Как это...» «Тебе тоже голоса говорят убивать людей?» - спросил Томми, перебивая работницу. «Подожди, стоп, что?!» - вмешалась Розалинда. «Вы оба слышите голоса? И они просят убивать?!» Туббо и Томми одновременно отрицательно замотали головой. «Я вообще ничего не слышу», - заявил Томми. Он похлопал себя по голове, оставив малиновый отпечаток на своих кудрях. «А мы бы никогда не пустили такого человека в Улей», - горячо зажужжал Туббо. «Мы избирательно относимся к тому, кого мы соби… кого мы приглашаем». Томми проигнорировал оговорку, слетевшую с...ну, у Туббо не было языка, но в любом случае. «Почему я только сейчас узнаю, что у тебя в черепушке есть другие люди?» «Потому что это не так. Они не другие, они просто часть Туббо. Как, например...» Туббо нахмурился, глядя на свои руки, а точнее руку. «Томми, подними руки», - приказал Опылитель. Мальчик подчинился, бросив на товарища недоверчивый взгляд. «Переплети пальцы. Видишь? Все вместе. Это не две отдельные руки, это одно целое. Иногда они могут разъединяться и снова становиться двумя разными конечностями, но обычно они держатся вместе. Мы не просто пчелы, не тело и не люди, мы... Туббо! Все вместе и сразу!» «То есть, один плюс один... получается один». Туббо кивнул в ответ на заключение Розалинды. «Прямо как брак». Томми скорчил гримасу. «Что? Теперь он дважды женат?? Давай, Тубс, поделись хоть с остальными». «Ни за что. В любом случае, мы уже говорили, что мы - Улей. Ты не слушал что ли?» «Да, но я думал, что все они пчелы». Томми нахмурил брови, переваривая новую информацию. «Я и не знал, что голоса раньше были людьми... подожди, как же тогда Кли…Он получил их так много...? Он ужасен в общении... тогда, наверное, у него это работает по-другому. Значит, его голоса не были людьми». Томми споткнулся на имени своего друга, с недовольством заметив это. «Подожди...» - начал Туббо. Темные глаза сверкнули, чуть сузившись. «Ты говоришь о Клинке? Имея в виду кровожадный шепот? Это тот самый парень, который не явился, чтобы остановить Фонд от попытки убить тебя - и он также слышит жуткие голоса, которые говорят ему убивать?» «Он просто не может удержаться, когда рядом сироты. Ну, ты знаешь, как это бывает». В ответ он встретил лишь искаженное ужасом лицо инсектоида. «Это шутка», - уточнил Томми, хоть у самого внезапно зародилось сомнение. По крайней мере, это всегда казалось шуткой. «О, да отвали. Все не так. Он же не слушает действительно кого-то из них». ...насколько он мог судить. Во времена, предшествующие появлению Фонда, Томми нечасто удавалось навещать своих товарищей, и обычно он всегда звонил заранее, поскольку приходить без предупреждения было не очень полезно для нервов постоянно бдительных и параноидальных существ, пребывающих в бегах. Но однажды, в самом начале, он пришел, никого не предупредив. Томми точно не мог сказать, что это были за темные багровые брызги на шерсти его мохнатого друга или странное липкое пятно, прилипшее к кончикам его бивней, и поэтому он спросил. Шутка, и без того странно натянутая, тут же угасла. Все, что он мог вспомнить - это напряжение, охватившее комнату, густое, почти осязаемое. Филза натянуто и резко улыбнулся, а затем вывел Клинка наружу для беседы. Стены были тонкими. Томми слышал, как Филза отчитывал Клинка за то, что тот не привел себя в порядок и напугал Томми. Вообще, он на самом деле не особо испугался, просто ему было любопытно. Точнее, он вообще не испугался, пока Филза случайно не раскрыл, чем были эти пятна. По мере того, как он продолжал отчитывать, в желудке нарастала тревога, пока Уилбуру не пришла в голову светлая мысль разрешить Томми попробовать поиграть на гитаре. Никогда раньше его к ней не подпускали, и вот теперь он с удовольствием пощипывал струны, пока пальцы водили по грифельной доске темными руками. Было так весело! Уилбур почти даже не жаловался на то, как была ужасна его игра. Через некоторое время Филза зашел обратно и сказал, что у Томми действительно хорошо получалось. Немного погодя вернулся и Клинок, тщательно вымытый и очищенный. К сожалению, он отказался читать рэп. Воспоминание растворилось в полуденной музыке и притворной беззаботности. Томми больше не видел Клинка в окровавленной одежде, пока много позже он не столкнулся с сотрудниками Фонда. Он знал, что Клинок убивал людей. Это была одна из первых вещей, которые он узнал о нем. Но это единственное знание всегда было связано со спасением. Клинок спасал, останавливая плохих парней. Но он не знал, убивал ли Клинок тех, кто не заслуживал смерти. Томми так и не узнал, кому принадлежали те брызги крови. После первого раза Клинок всегда был безупречно чист, даже если его шерсть все еще стояла торчком и капала водой, как визуальное напоминание. Томми не знал, убеждали ли его голоса, или он просто отбивался от угрозы. В конце концов, троица постоянно была в бегах, и тому были причины. Конечно, ужасы Фонда оправдывали их действия. Но могли ли быть среди этих смертей те, что произошли без веской причины? Томми не был уверен, сомнения переполняли его. Туббо как будто уловил его колебания. «Серьезно? Мы просто думали, что это забавно». Его голос, резкий и настороженный, говорил об обратном. Томми хотел ненавидеть Клинка за то, что тот не спас его. Это было бы легко. Шея все еще болела, речь выходила тихой и хриплой. Он мог умереть. Должен был умереть, была б на то воля охранника. Вот только он не мог винить Клинка. Он спасал Томми слишком много раз, бессчетное количество. Томми первый попался в плен, его изолировали от друзей на несколько недель, и он оказался в ловушке среди докторов, исследователей, охранников и рабочих. Затем Клинок ворвался внутрь, уничтожая врагов, снимая Томми со стола для препарирования и возрождая надежду. Раз за разом Клинок вставал между ним и смертью, и Томми не мог упрекнуть его за то, что он наконец не вмешался. Его можно было простить за то, что после множество раз он потерпел одну неудачу. Сотни? Было ли это сотни раз? Все они слились в один ужасный комок страха. Томми не был уверен, что мог бы назвать конкретное число. Эта мысль была пугающей. Но если даже Томми не мог их точно подсчитать, то чего можно было ожидать от Клинка? Это казалось неразумным. В самом деле, он не мог винить ни одного из них. Он не винил и самого себя, его товарищи убедились в этом, но Томми не мог заставить себя думать плохо о своих друзьях. Может, было бы лучше, если бы он мог просто ненавидеть их и успокоиться на этом. Но это было похоже на случаи с сотрудниками, которые притворялись, что хорошо относились к нему. Конечно, он мог ненавидеть их за то, что его предавали, но... какой был в том смысл? Притворная доброта все равно оставалась добротой. Конечно, они продержались гораздо дольше, чем все остальные, но в конце концов Клинок с Филзой отреклись от него, как и все предшественники до них. Подождите. Он поморщил нос. Это был неправильный порядок, не так ли? Они появились у него задолго до Фонда, и все же... Фонд искажал его воспоминания. Он проникал во все щели, окутывая мерзким ядом. Мысли скручивались в причудливые формы, причина и следствие уничтожались небытием времени. Силуэты Клинка и Филзы смешались с нечеткими лицами разных людей. Эмоции пылали в его груди огненными языками, но он не мог назвать эту уродливую массу иначе, чем смятение. Это была опасная двойственность. «Итак!» Розалинда хлопнула в ладоши, застыв в улыбке. «После напряженных дебатов, нескольких раундов серьезных обсуждений, с двумя перерывами и пятью свидетелями, жюри, наконец, определилось! Бабушкины тамалес победили с большим отрывом!» Это было крайне наигранно, но напряжение немного рассеялось. «И второе место! Барабанная дробь!» Туббо и Томми уставились на нее. Розалинда резко толкнула Туббо локтем. «Я сказала, барабанная дробь, пожалуйста». «Почему мы - барабанная дробь?» «Ты буквально свободен от ограничений человеческого голоса». «Да, но как нам это помогает? Ты хоть представляешь, как трудно даже просто разговаривать?» Розалинда невозмутимо уставилась на инсектоида. «Я сказала. Барабанная. Дробь. Пожалуйста». Ее улыбка была резкой и угрожающей. Казалось, глупая выходка для снятия напряжения стала обязательной. Туббо похлопал по мягкому белому полу. Эффект оказался слабым. Он сменил поверхность на стенки картофельного ряда, принявшись стучать костяшками по твердой части. Все еще жалкое зрелище, но опять же, у Туббо была только одна рука, и он не был особо силен. «Звуки барабанной дроби... много... очень громко... почти слишком громко, но не настолько, чтобы захотелось уйти...», - монотонно пробубнил он. «Шоколадный торт!» «Хммм», - вклинился Томми. Он не хотел думать о плохом. Лучше было забыть об этом. Не было смысла грустить, ведь все уже случилось. «У меня есть возражения». «На каком основании?» - потребовала Розалинда с претензией в голосе. «Вы не все аргументы учли. Вы пропустили свидетеля. А вот кстати и он». Томми показал ей средний палец. Или попытался, по крайней мере. Тот факт, что сам воздух вокруг него расплылся, зазвенев статикой и белым шумом, материализуя слово "маффин" в архаичном, живописном письме там, где должен был быть его палец, несколько подпортил эффект. Розалинда фыркнула. «О, конечно, пффф. Как я могла забыть мистера Маффина. В свете этого нового свидетельства, давайте проведем голосование. Теперь, когда мы все отведали такие превосходные блюда, давайте проголосуем». «Наш голос - за блины», - предложил Туббо. Своего рода извинение. «Вафли, идиот», - поправил Томми. «Хорошо, один голос за тамалес, один за вафли...» «Два», - возразил Томми. «Что? Нет, не может быть. Ты еще недостаточно взрослый, чтобы голосовать». «Если честно, он не похож на ребенка, так что, возможно, он мог бы просто солгать о своем возрасте в бюллетене», - предположил Туббо. «Обман избирателей - это всегда вариант». Розалинда величаво кивнула. «Верно. Какие же это выборы без коррупции». Томми вздохнул, гораздо больше взволнованный комментарием Туббо. «Правда? Я выгляжу как взрослый????» На его лице расплылась довольная ухмылка. В груди поселилось радостное тепло. «Главный показатель того, что это неправда - тот факт, что ты так живо отреагировал, когда тебя так назвали». «Заткнись. Я уже близок к этому. Я здесь уже давно, скоро мне, наверное, будет семнадцать». «Какое сегодня число?» - спросила Розалинда. «Десятое апреля». «Сейчас март, верно?» «Вообще-то, апрель», - поправила сотрудница. Странное чувство закрутилось у него внутри. Он не был уверен, что это было. Томми отсчитывал месяцы по пальцам, и чем дальше, тем больше его охватывало беспокойство. «Я здесь уже... десять месяцев», - понял он. Безвременный период растянулся в его воспоминаниях, а затем сжался в емкое ничто. Заточение казалось невыносимо долгим сроком, и в то же время не похоже, что это охватывало всю обширность его опыта. «Это был июнь, верно? Потому что... потому что школа уже почти закончилась и... это ведь июнь, да? Когда заканчиваются занятия?» - спросил Томми, внезапно ощутив неуверенность. Туббо пожал плечами. «Мы никогда не ходили в школу, по крайней мере, в своем теле». Ответ Розалинды был столь же бесполезен, поскольку она не знала, каковы были порядки в Англии. «Эй! Это значит, что у тебя скоро будет день рождения! Тебе будет семнадцать», - прожужжал Туббо, чересчур воодушевленный, чтобы казаться полностью искренним. Но он хотя бы пытался. Томми тоже мог попытаться. Они могли заставить себя снова думать о хорошем. «У нас будет картошка на день рождения, и... подожди! Если ты принесешь нам бумагу и мелки, мы можем приготовить тебе подарки!» Томми натянуто улыбнулся. «Звучит здорово!» Он видел, как время тянулось вперед. Дни, недели и месяцы превращались в годы, а затем в десятилетия, правда, пока не мог видеть разницу. Вся его жизнь лежала перед ним, неразличимая, ничем не отмеченная. Вечность пустоты, если только... если это действительно было вечностью, откуда было знать? Или это и есть признак бесконечности - неважно, сколько времени прошло, потому что его прошло уже порядком много, и все дни слились в однообразную постоянность. Вся его жизнь, застрявшая в белых стенах, где никогда никого не видно; где никогда не понятно, что миновали десятилетия, потому что нет возможности даже узнать, как прошли месяцы. «Звучит здорово», - тихо повторил он, преодолевая огромную яму своей тревожной реальности.

***

«С днем рождения тебя~» «Туббо, это было ужасно громко, тебе не кажется?» Все до единой пчелы принимали участие в хоре. Что, несмотря на милый жест с их стороны, было довольно больно. «С днем рождения тебя!» «Нет, ну, серьезно, мои барабанные перепонки…» «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ДОРОГОЙ ТОММИ!» Томми схватился руками за голову. Голоса даже не звучали в такт! И это было так громко, что он был почти уверен, что уши кровоточили. Розалинда тоже закрывала уши, но все равно присоединялась к пчелиному гулу во всю мощь своих легких. «С ДНЕМ РОЖЖЖЖЖЖЖЖЖ...» «Я ТЕБЯ СТУКНУ!» «-ДЕНИЯ ТЕБЯ!» - с широкой ухмылкой закончил Туббо, уклоняясь от полусерьезного удара Томми. Он выглядел слишком довольным собой. «Тебе кто-нибудь говорил, что ты должен стать певцом?» - спросил Томми. Туббо вздохнул, улыбка его стала еще шире, уйдя далеко за пределы человеческого рта. В его больших черных глазах плясало веселье. «Увы, не доводилось этого слышать!» Туббо радостно хмыкнул. «Хорошо. Теперь ты знаешь, что никто никогда не лгал тебе из вежливости», - пояснил Томми. Выражение лица Туббо погрустнело, и его плечи немного поникли. Ауч. Теперь он чувствовал себя немного неловко. «Но, эй, это просто значит (ведь ты знаешь, как я невероятно объективен), что ты можешь довериться мне, когда я говорю, что это было весьма неплохо», - попытался Томми. Антенна Туббо подпрыгнула, и его взгляд прояснился. «Правда?» - спросил он взволнованно. «Ага! И знаешь, как меня называют? Томми Достоверный. Можешь догадаться почему?» «За твою откровенность?» - предложила Розалинда. «Не-а!» - воскликнул Томми, делая упор на букве "а". «Просто я так хорошо умел врать, что меня никогда не ловили на лжи!» «Но ты же не врал нам, верно?» - потребовал Туббо. «Туббо», - очень серьезно сказал Томми. «Я бы никогда не солгал тебе, ни за один миллион лет, если только я действительно этого не захотел бы - в этом случае я бы согласился». «О, Розалинда, знаешь, на что это было похоже? Звучало так, будто он не хочет получить наш подарок на день рождения». «Это очень ложная неправда, и если вы откажетесь от подарков, это нарушит Женевскую конвенцию, и вы попадете в тюрьму», - скрестив руки, сообщил Томми Туббо. «Правда? Какую именно часть Женевской конвенции?» - спросила Розалинда, приподняв бровь и резко улыбнувшись. «О. Ну, ты знаешь. Все», - пожав плечами, предложил Томми. «Ну, это просто смешно», - бросила Розалинда. «Я все-таки была там, когда она была подписана, так что я считаю себя экспертом, раз уж была тому свидетелем. Что-то не припомню раздел о подарках на день рождения». «Иди в м̶͍̫̭̏̓а̸͍͎͓̊ф̴͙̈́ͅф̴̥̱͕̫̀͋̎̕̕и̸̞̇н̴̮͍̲͍̺̈́̿̒͛͝, ей как минимум тридцать лет», - усмехнулся Томми. «И что? Мне тридцать восемь». «Ни за что! Ты такая старая! Почти такая же старая, как Ф…сама древность, практически», - оговорился Томми. «Что самое древнее ты помнишь?» «Подписание Женевской конвенции. В то время мне было всего восемь лет. Я была настоящим вундеркиндом, когда дело касалось регулирования военных действий». Томми был поражен. «Хорошо, но это полный м̶̡̹̙͒͒̽а̴͈͙̳̔φ̴̢̟̘̬̈́́̎φ̶̼̯̥̳̩̉и̶̡̣͕̐̂͠ͅͅн̸̗̪̘̳͖͂̀̔͘, потому что Женевской конвенции уже как сто лет», - возразил Туббо. «Откуда тебе знать, тебя вообще тогда не было», - подтрунивал Томми. «Да, Туббо, не забывай о своих манерах, когда говоришь со мной. В конце концов, я тебя старше». Туббо запрокинул голову, странно подергиваясь. Когда он заговорил, его голос был немного суше и глубже, чем обычно. «Вы, глупцы! Мне девяносто два года! Уважайте старших!» «Ты говорил, что тебе около двадцати лет», - возразил Томми. «Это сказал Туббо», - сказал Туббо. «Я здесь из-за вашего вопиющего неуважения! Что за дети пошли в наше время…» «Окей, бумер...» «Вообще-то, "молчаливое поколение", малыш». Туббо сделал резкий жест у виска, как бы поправляя несуществующие очки, затем снова вздрогнул, приняв свою обычную позу и тон. «Серьезно, Томми? Этот мем уже давно мертв», - передразнил Туббо. «Этот твой... Родс снова вышел», - пояснил Томми. «Ну, очевидно. Мы знаем, что происходит, когда он показывается. Это не одержимость, Томми», - усмехнулся Туббо. «Просто личность снова становится отдельной». «Так кем он был? До того, как стал тобой?» Туббо принял нежное, ностальгирующее выражение лица. «Вроде как наш отец. Или дедушка. Человек, который нас вырастил, по крайней мере. В молодости он был адвокатом, потом переехал и стал фермером... познакомился с нами, когда нам было лет пять, наверное? Учил нас математике, чтению, всему, что правильно и неправильно. А потом, в конце своей жизни, он решил стать нами. Сказал, что хочет наблюдать, как мы растем». Слова гудели и текли. «А есть и другие возрасты?» - спросила Розалинда. «Есть еще шести лет». «Ты... ты... что? Я думала, ты сказал, что эти люди, типа, присоединились к твоему Улью. Почему ты забрал шестилетнего ребенка?» Розалинда выглядела озадаченной. Туббо неловко поерзал. «Ну, нам тоже было шесть. В то время. Мы не очень понимали, что делаем, но оба думали, что будет весело. И так оно и было. Никогда не жалели об этом. Ее зовут Жасмин». Неловкость перешла в теплую улыбку. «Любит динозавров и веселые игры». Улыбка превратилась в гримасу. «Она... не так уж много чего знает. Просто ребенок, и сама по себе она не может стать чем-то большим, чем это». «Значит, она перестала стареть?» - спросил Томми. Это было странно. Быть запертым в безвременной пустоте. Очень знакомое чувство. «Ну, мы стареем вместе, как Туббо. Но если разделить нас обратно... убрать все части Туббо... то она не стареет, это так. Как... как если бы тебе исполнилось семнадцать! И если убрать все части между этим годом и прошлым, то мысленно ты все еще будешь шестнадцатилетним!» Туббо, казалось, был доволен сравнением. Это заставило Томми почувствовать себя странно. Концепцию времени было так легко отбросить. Но Туббо и Розалинда все еще крепко держались за нее, и поэтому было вполне логично вновь принять краеугольный камень их мировосприятия. Это казалось таким... бессмысленным, но в то же время имело для него невероятно большое значение, которого он не мог постичь. Апатия и сильная потребность смешались в своеобразный клубок. Он так отчаянно хотел что-то чувствовать, и все же... и все же, почему он должен был это делать? Ничего не могло измениться. В том-то и была проблема. Казалось, этот день должен был быть большим праздником. Для Томми, жившего до объявления Фонда, дни рождения точно считались праздниками. Вернись он к шестнадцати годам, и он бы испытывал невероятную радость. Но сейчас это ничего не значило. Остатки того человека, которым он когда-то был, тихо тлели в углу, пытаясь вспомнить тепло. Это было все, что от него осталось. Никакой пылающей страсти, несмотря на то, что он так старался притвориться. Но он все еще хотел заботиться. Ему нужно было заботиться, хотя бы для того, чтобы убедить себя, что он не изменился. Все еще был Томми Саймонсом, а не тем номером, который ему дали, дабы заменить его имя, окрасить его руки в кровь и установить над головой таймер смерти. Секунды, конечно, казались несчетными, но время было сочтено. Впервые он взглянул в лицо реальности, осознав, что он действительно мог умереть в Фонде. Не то чтобы он не думал, что его убьют. Он всегда знал, что они сделают это. Они пытались столько раз, слишком много, чтобы не верить в иное, когда они действительно этого захотят. Но впервые он задумался не о своей смерти, а о жизни, что предшествовала ей. Томми часто думал о том, какой была бы его жизнь, если бы его никогда не нашли, или если бы он вообще никогда не получил Красный. Но он никогда не задумывался о том, сколько времени он потеряет, если им удастся его убить. Потому что, насколько он мог судить, ничего бы не изменилось. Не было бы той жизни, которую можно было бы потерять, потому что это были бы все те же безвременные промежутки внутри белых стен. Дело было не в каком-то трагическом значении или утраченном потенциале, просто никогда не обещалось чего-то нового. Время было лишено смысла, и впервые эта мысль не утешала. Пока он смотрел, Красный резко поднялся на руках. M̴͕̀̑͘ а̸̩͌ ф̴̩̈́̑͋͝ ф̵̖̘̈́̆̈́̒ и̷̛͓̓͋͗͘ н̵̡͑͊. Ладно. Ладно. Это было нехорошо. Окей. «Эмм. А есть семнадцатилетние?» - осторожно спросил он Туббо. «Неа. Только мы трое. Или просто три уникальных сознания; у нас так много пчел, но они не очень-то прибавляют в мозгах. Остальные возрасты для нас, медовых пчел, будут между настоящим моментом и примерно месяцем. Так что это наши единственные возрасты. Мы спрашивали тебя, не хочешь ли ты присоединиться. Мы не давим на тебя! Это твой выбор. Но да». «Ты попросил его присоединиться к вам?» - спросила Розалинда с любопытством. «Ну да», - одновременно подтвердили Туббо и Томми. «И ты не спросил меня?» - сказала она забавным голосом. «Ну, эээ, знаешь, времени не было!» - запротестовал Туббо. «Мы только-только познакомились, если подумать!» «Ага, Туббо, мы тоже тогда только познакомились, если подумать», - добавил Томми. «Но там была доктор Блейк! А потом она отрезала нам руку! Мы были немного озадачены. Но. Ээээ. Если ты хочешь...» - предложил Туббо Розалинде. «Нет. Нет, обойдусь. Меня ждет мир снаружи, и тебя кстати тоже. Думаю, мы нужны ему по отдельности, и кажется, что у нас очень разные жизни». «Хорошо», - просто согласился Туббо. А потом хлопнул в ладоши... ой. Он постарался превратить этот жест в шлепок по ноге. «Хорошо!» - повторил он. «Время для торта! Мы серьезно отклонились от темы!» Розалинда встрепенулась и перешагнула через возвышающийся ряд, подняв что-то с земли. Томми протянул руки, и она вложила в его ожидающие ладони праздничную картошку. На одной стороне была вырезана улыбающаяся рожица с выемкой для носа. В него был засунут тонкий, частично свернутый цилиндр бумаги, исчерченный по диагонали сломанным красным карандашом и окрашенный в оранжевый цвет на кончике. «Осторожно со свечкой», - подмигнула Розалинда. «Очень горячо». Томми усмехнулся, а затем попытался подуть на нее, чтобы скинуть бумажную свечку. Ничего не вышло. Он попробовал еще раз, а потом еще, слегка расстроенный. Розалинда извиняюще улыбнулась. «Она... Продолжала выпадать, поэтому мы закрепили ее как можно глубже. Вот, попробуй еще раз», - скомандовал Туббо. Томми подчинился, и небольшое скопление медоносных пчел подхватило бумажку, немного подергав ее, чтобы вытащить фальшивую свечку, улетев вместе с ней. Туббо вскинул вверх руки. «Ура! С первой попытки». «О боже, откуда ты узнал, что ваниль - мой любимый вкус?» - спросил Томми. «Мммм. Не могу насладиться». «Это должна была быть шутка про морковный торт, Томми», - укорила Розалинда. «Я разочарована в тебе». Она снова встала, прихватив остальные картофелины для себя и Туббо. «Да как угодно». Его осенила идея. Голос приобрел слащавый тон. «Туббо...?» «...что?» Туббо уже начал что-то подозревать, что, честно говоря, было весьма мудро с его стороны. «Как сильно ты меня любишь?» «Возможно, недостаточно для того, что ты собираешься попросить?» Томми надулся, не ожидая такого здравого ответа. «Но это мой день рождения, Туббо. Ты не можешь так говорить в мой день рождения. Мне исполняется семнадцать лет, ты знаешь, как это здорово». «Нет». «Ну пожалуйста?» «Нет». «Розалинда. Розалинда, он отказывает мне в мой день рождения, Розалинда. Это запрещено, по закону запрещено!» «Туббо. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты попал в тюрьму», - важно проговорила она. «Мы знаем о законах, мы были адвокатом. Это точно не...» Туббо заметил умоляющее выражение лица Томми. Это был взгляд, который Томми тщательно прорабатывал в течение многих лет, и его родители знали, что он был практически смертоносен. «Хорошо. Чего ты хочешь?» «Можно мне глазурь для моего торта? Пожалуйста? Да ладно. Что такое небольшой каннибализм между старыми друзьями?» «Пффф. Конечно. Нет проблем». «Правда?» - произнес Томми, удивленный согласием Туббо. «Ну, поскольку мы больше не голодаем, это не... не так уж и жизненно необходимо, верно? Так что, без проблем. Конечно, это не будет обычным явлением. Но поскольку это твой день рождения...» Томми немного замер. «Ты не... не против?» «Нет. Нам не трудно». «Погоди... значит, тогда ты пытался остановить меня, потому что... о, ϻ̶̥͇̦̈̀ǎ̷̞͊͆φ̷̻̩̣̐͐́̄ф̶̜̐ϗ̷̖͇͚̓̄ͅн̷̨̻͕͕̰̇̂, Туббо, я даже не подумал». Кислый привкус наполнил его рот. Он заставил Туббо дать часть сокращающихся запасов еды ради шутки. Боже, каким же ужасным он был? Даже не осознавая этого? И, конечно, Туббо не мог не подчиниться, потому что не хотел испортить настроение другу. «Да там и чайной ложки не было. Расслабься. Кроме того, мы хотим знать, остаемся ли мы по-прежнему твоими лучшими вкусными друзьями». Туббо взял праздничный картофель, поднес его ко рту и оставил полоску меда на нем. Затем он передал липкое месиво обратно Томми, которого не особо прельщал вид угощения, походивший на рвоту. Что, честно говоря, было довольно грубо со стороны Туббо. Он откусил от сырой праздничной картошки. Все еще странное, песчаное, крахмальное яблоко. Но божественный мед перекрывал его вкус. Наполовину неприятный, наполовину восхитительный нектар. Это делало весь опыт еще более странным. Неважно. По крайней мере, необычное послевкусие (можно ли было назвать это вкусом? Скорее не вкус, а просто странный осадок) было скрыто великолепным медом. Все трое доели свои корнеплоды. «Итак», - начала Розалинда, пока Томми облизывал свои пальцы. «Существует ли система градации самого вкусного друга, или это происходит путем выборов, или каким-то другим способом?» «Рейтинг», - немедленно ответил Томми. «И на каком я месте?» «Третий, сразу после... Второго. Потому что у меня. Всего два друга. Три точнее. Уилбур все еще крут, я просто... просто прошло уже… десять месяцев как бы. Вкусы могли поменяться, понимаешь? И у меня были другие друзья, человеческие друзья». А еще другие сотрудники, по крайней мере, до тех пор, пока они притворялись. «В школе и все такое. Но... опять же. Прошло много времени». «...значит ли это, что ты знаешь, какой у меня вкус??» «Ну, очевидно, иначе как бы я смог определить твое место в рейтинге? Так что да, ты вторая, а Туббо - на первом месте. Лучший вкусный друг. Лучший, только еще и самый вкусный». «Хорошо, очень мило, но ты не отвлечешь меня от того факта, что знаешь, какая я на вкус», - упорствовала Розалинда. «Ты хочешь сказать, что не знаешь, какой у меня вкус?» «Нет, Томми. Конечно, не знаю. Откуда мне вообще знать какой у тебя вкус?» «Красный, очевидно», - одновременно воскликнули Туббо и Томми. Они чуть было не дали друг другу пять, но Томми вовремя вспомнил, насколько ужасной была бы эта идея, и отдернул руку прямо перед контактом. Верно. Как глупо. Это было глупо. Он заломил руки подмышки. Он чуть не взорвал единственную оставшуюся руку Туббо? Чуть не заставил его погубить самого себя? Напасть на Розалинду? Каким м̸̧̧̲̗̙̉̇͠а̸̩̲̝̎̒̏̍͝ͅφ̷̬̺͍̉̃φ̵̳̃̐и̸̱͐̓̽̐н̵̦̋̒̈́̿а̵̫͒̌̍̾͜д̵̖̌̈́́̍̉о̷̪̒м̸̨̛̎̈̊ надо было быть, чтобы допустить такое? Объятия во время Серого периода заставили его вспомнить, как яростно он желал контакта. А теперь, когда Клинок и Филза исчезли... он не мог прикоснуться ни к кому из своих друзей. Их разделяла пропасть. Небольшая, хоть и ужасно глубокая, он мог бы просто перепрыгнуть через нее... и заставить их всех рухнуть вниз. Эгоистично. Это было просто эгоистично. Контакт был невозможен - шептала какая-то часть его разума. Однако искушение почти одолевало. Прошло так много времени с тех пор, как он в последний раз видел Филзу, что желание к кому-то прикоснуться почти съедало изнутри. Это было странно. Физический контакт не был потребностью или чем-то еще. Это было просто странно. Он был странным. Томми отбросил эту мысль. Ему нужно было сосредоточиться. Розалинда что-то говорила. «А какой у меня... вкус?» «Ну, ты знаешь. Мясной. Чуть соленый. Немного корицы и клубники. Картошки». «Что? Почему корица и клубника?» Томми пожал плечами. «Не знаю. Не ко мне вопрос». «А картошка откуда?» «Ты есть то, что ты ешь, глупая. Я думал, это очевидно». «О, конечно, разумеется. Стоило учесть это с точки зрения каннибала». «Да, действительно стоило. Ошибка новичка», - подхватил Туббо. «Я здесь не новичок! Я здесь вторая по старшинству». «О, точно!» Томми повернулся к Туббо, вспомнив о том, что технически они праздновали его день рождения. «Спасибо за праздничный торт». «Конечно. Перейдем к подаркам!» Странное головокружительное чувство поднялось в груди Томми. Он знал, что подарков будет немного, но тем не менее. Только в последние несколько недель у него появились личные вещи, а теперь его друзья приготовили ему настоящие подарки. В прошлый визит Томми сбросил им немного бумаги и наименее любимые мелки, решив, что их поймает либо Туббо, либо гравитация. Инсектоид одарил его кучей раздраженных взглядов, но Томми смог уловить тогда лишь один - тот, что был на гуманоидном лице. Туббо же поймал их, что такого? Розалинда приказала закрыть ему глаза, и Томми подчинился. Она также велела ему прикрыть их руками, но он возразил, аргументировав тем, что в глаза попадет Красный, что было бы нехорошо. Конечно, он получит всего лишь странное ощущение, но все же. Тогда Розалинда разрешила ему просто зажмурить глаза, и это было хорошо, потому что Томми уже подглядывал. Поднялась пчелиная стая, внутри которой промелькнули какие-то предметы. Ну. Это, конечно, было сложно назвать оберточной бумагой, но подарок пчелиная масса скрывала не хуже. Ḿ̵̱̕ǎ̷̞͊͆φ̷̻̩̣̐͐́̄ф̶̜̐ϗ̷̖͇͚̓̄ͅн̷̨̻͕͕̰̇̂. Ну что ж. Туббо велел ему открыть глаза, а затем залезть в рой и вытащить оттуда подарки. Томми резко зыркнул на него. «Что? Мы же не можем развернуть их для тебя сами. В этом просто не будет смысла». Томми надулся и осторожно погрузил руку в скопление медоносных пчел. Было немного страшно, хоть он и знал, что Туббо никогда бы не причинил ему вреда. Пчелы расступились, избегая Красного, и сомкнулись вокруг его руки, не дав ему подглядывать. Томми двигался постепенно. В самом деле, риск был больше, чем оно того стоило, но все равно. Его пальцы соприкоснулись с гладкой поверхностью бумаги, и он осторожно вытащил ее, стараясь не слишком сильно покрыть ее багрянцем. Он потянулся обратно, достав второй кусок, а затем странную острую бумагу. Туббо объявил, что это и был весь подарок, и Томми положил три бумажных клочка перед собой, задержав взгляд на сложенном листке. Он был сложен странным образом, создавая грубую форму лебедя из оригами. Он был окрашен в нежно-розовый цвет, с голубыми кончиками крыльев и хвоста. Маленькие черные глазки виднелись на голове, а на месте клюва красовалась нежная улыбка. Томми осторожно взял его в ладони, поворачивая, чтобы рассмотреть каждую сторону. Он не смог сдержать ухмылки, заигравшей на его лице. «Я назову его Женевой», - благоговейно прошептал он. Розалинда забавно прохрипела. «Томми, я потратила несколько часов, совершенствуя его форму, а ты решаешь его так назвать????» «Ну, это гусь, и он нарушает Женевскую конвенцию одним своим существованием, так что...» «Лебедь! Это лебедь, Томми!» «Да какая разница», - усмехнулся Томми. Розалинда прыснула в кулачок. «Ну, конечно, есть разница... зачем тебе... почему вообще... О, да неважно. Ладно. Чтоб я еще раз когда-нибудь прикладывала усилия к твоим подаркам…» ...но откуда им было знать, наступит ли этот "раз"? Они даже не поймут, когда минует еще один год. Что-то неприятное кольнуло в животе Томми. Не обращай внимания. «Чур, наш - следующий!» - настаивал Туббо. «Тут нет больше вариантов, дубина», - напомнил Томми. «Что ж, тогда полагаем, лучшее - напоследок, верно?» Томми перевернул один из двух листков, тщательно стараясь ограничить рубиновый пигмент, держась за уголок. Это был рисунок. Розалинда, Туббо и Томми стояли на прекрасном травянистом поле. Цветы покрывали всю страницу, солнце ютилось в углу, а огромный дуб обрамлял одну из сторон. Троица друзей стояли вместе и улыбались. Рисунок выглядел лучше, чем получалось у Томми, что было довольно грубо со стороны Туббо. «О, это цветочные короны?» - спросила Розалинда, указывая на головы нарисованных человечков. «Ага!» - подтвердил Туббо. «Тебе нравятся, Томми?» «Конечно. Женщины любят эстетичных мужчин, Туббо». «Ну... Жасмин говорит, что она больше предпочитает тематику динозавров, хотя остальные с ней не согласятся». «Динозавры - это тоже очень эстетично», - заверил Томми. «А какие у тебя предпочтения в стиле?» Томми развел руки в стороны, чтобы показать свой полностью рубиновый больничный халат. «Ты идиот? Ты в самом деле, идиот? Мозг себе повредил? У тебя мозг поврежден? Всех твоих пчел в детстве уронили? Это Красный, придурок». «Ээээ... вроде как оранжево-красный, но это глазами пчел. Ультрафиолет, знаешь ли. В любом случае, мы имели в виду прошлое. Например, мы носили свитера, комбинезоны и все такое. Много футболок с динозаврами, как и Жасмин». «Я не знал, что ты такой ботаник, большой Ти». «Нет! Нет, это было круто!» «Я думаю, это звучит мило», - встала на защиту Розалинда. «Видишь! Она только что доказала мою точку зрения! Мило, а не стильно или круто. Это все равно, что твоя бабушка скажет, что у тебя красивый наряд. Признайся, Туббо, ты был не в тренде». «Я отказываюсь считаться эквивалентом бабушки», - вмешалась Розалинда. «Тебе сорок. Это то, что ты есть. Честно говоря, Туббо, больничный халат, наверное, придает тебе больше стиля, чем тот мусор, который ты носил». «Ну ладно. А что ты носил?» «Дайте-ка подумать». Ему пришлось сделать паузу, чтобы порыться в воспоминаниях. Почему он не мог вспомнить сразу? «...ты знаешь те белые рубашки с цветными рукавами? Много красных рубашек, еще до появления Красного». «Значит... что-то среднее между бейсбольным фанатом и восьмилетним ребенком? Ты так распинался, а сам, ϻ̶̥͇̦̈̀ǎ̷̞͊͆φ̷̻̩̣̐͐́̄ф̶̜̐ϗ̷̖͇͚̓̄ͅн̷̨̻͕͕̰̇̂, носил это?» «Ты явно совсем не сечешь в моде. Кроме того, ты не можешь задирать меня в мой день рождения, это очень грубо», - осторожно подметил Томми. «Подожди, так у тебя и раньше была эта тема с красным цветом?» - спросила Розалинда. «А что, если бы она, скажем, была фиолетовой? Или коричневой?» Томми пожал плечами. Он никогда не думал об этом, хотя Красный был у него уже около года. «Наверное, пришлось бы подбирать новый гардероб. Не знаю. Всякий раз, когда я появлялся на людях, например, в школе или еще где-нибудь, я просто носил пер... Эмм. Да. Я просто скрывал руки». В те времена перчатки казались даже утешением. Способ притвориться, что он все еще был человеком. Его друзья, конечно, спрашивали, но он настаивал, что это модная тенденция, и вскоре они от него отставали. Перчатки помогали ему чувствовать, что все оставалось как прежде. Ничего не изменилось только потому, что он узнал, что не был человеком. Но изменилось все. Жестко и стремительно все перевернулось с ног на голову. Правда, перчатки остались, превратившись из источника комфорта в источник тревоги. Фонд разрушил это. Даже при одной мысли об этом в памяти всплыло ощущение кончиков пальцев, впившихся в горло. «Честно говоря, мы не можем представить, чтобы он был другого цвета». «Да, это было бы просто неправильно», - согласилась с Туббо Розалинда. «Знаешь, что еще неправильно? То, что ты до сих пор не открыл наш второй подарок», - неловко проворчал Туббо. Забудь. Томми должен был забыть обо всем. Он перевернул второй листок. "Друг :)" - гласила надпись. Внутри него что-то сжалось. Вдалеке он слышал, как Туббо говорил о том, как он хотел починить оригинальное послание, которое было случайно порвано, но слова едва были уловимы. По всей вероятности, Фонду удалось бы испортить и новое послание. И рисунок, и Женеву, и вообще все, что только захотел бы. Конечно, пока что они позволяли ему это сохранять, но это не могло продолжаться долго. Фонд не хотел оставлять ему комфорт, пусть и самую толику. Они позволили ему видеть Филзу, но с большой неохотой, а теперь он был лишен и этого. Только сейчас, когда он был счастлив, он понял, как много радости они отняли у него, не давая ее ощутить даже сейчас. Чувство казалось эфемерным, утонувшим воспоминанием в просторах жалкого ничего. Сейчас ему и его друзьям было хорошо, но до этого они страдали, и будущее сулило еще больше бед. Это было почти гарантировано. На рисунке Туббо все они улыбались. Они были свободны. Не обремененные Фондом, что казалось почти невозможным. Не было такого будущего, где они бы стояли втроем в поле с цветочными коронами на головах. Не было будущего, где Томми стоял бы в центре, держась за руки товарищей. Он никогда не увидит внешнего мира. Это было невозможно. Побег был невозможен. Они застряли здесь навсегда, времени ход в конце концов бы остановился и для Розалинды с Туббо, застряв в петле абсолютного ничего, ужасной кошмарной пустоты. Время было бессмысленным. Он мог бы дожить до восемнадцати и больше, и при этом остался бы все тем же человеком, никак не изменившимся. В ловушке самого себя. «...а в следующий раз мы можем еще украсить! Может быть, начертить что-нибудь с помощью пчел? К тому времени у нас, наверное, уже давно закончится бумага, но, может, мы сделаем что-нибудь из садовых инструментов?» Туббо говорил, и гул насекомых снова донесся до сознания Томми. Он крепко сжал бумажку "Друг :)". Клочок в руках задрожал. Густые капли Красного брызнули на листок, размазывая надпись. Зрелище только усиливалось, пока Томми совсем не перестал что-либо различать, зрение заполонила горячая мутная жидкость. «...Как ты думаешь, Томми? Томми? M̴̥͙̅а̴͈͙̳̔φ̴̢̟̘̬̈́́̎φ̶̼̯̥̳̩̉и̶̡̣͕̐̂͠ͅͅн̸̗̪̘̳͖͂̀̔͘, что случилось? Томми?» «Я-я… я не хочу праздновать свой восемнадцатый день рождения здесь». Нет, это звучало так по-детски. Но, конечно, так и было, он был просто глупым маленьким ребенком, норовящим закатить истерику. Это не имело смысла, все было хорошо, почему он не мог просто принять это? Просто позволить всем быть счастливыми? «Я не хочу взрослеть здесь. Я... Я просто хочу уйти, я больше не могу этого выносить, я не могу... Они столько всего испортили. Они все разрушили, Туббо. Мою дружбу, мою жизнь, мою... просто все! Они разрушили меня! Все до последней капли!» «Нет, они не разрушили тебя», - мягко сказала Розалинда. «Мы не обязаны праздновать, если ты не хочешь. Не здесь. Мы можем уйти, Томми. Тебе не обязательно оставаться», - тихо прожужжал Туббо. «Побег невозможен, и только... только... подожди». Томми моргнул и, воспользовавшись воротником больничного халата, вытер глаза. Горячие слезы остыли. «Подожди. M̷͉͒ǎ̷̞͊͆φ̷̻̩̣̐͐́̄ф̶̜̐ϗ̷̖͇͚̓̄ͅн̷̨̻͕͕̰̇̂. Я могу уйти». Последствий не будет. Это не будет его виной. Филза не будет преследовать, как черная тень смерти, истребляя живых. Филзу это больше не волновало. Впервые эта мысль не прожигала его внутренности, оставляя совершенный холод. Она конечно попыталась, но в измененном контексте не имела такого сокрушительного веса. Впервые эта мысль вселяла нечто вроде уверенности. «Я могу уйти! Никто не умрет! Я могу...», - он поднял голову, посмотрев в глаза своим друзьям. «Мы можем сбежать», - прошептал Томми, как будто слишком громкие слова могли убить слабую надежду. Розалинда и Туббо обменялись нечитаемым взглядом. В течение пары мгновений никто ничего не говорил. Туббо вскинул руку, радостно воскликнув: «УРАААААА!!!!» «Господи, НАКОНЕЦ-ТО!» - крикнула Розалинда. «Мы уж думали, что нам придется вырубить тебя и тащить за собой!» «А я думала, нам потребуется ужасно много часов терапии!» «Пресвятой ϻ̶̥͇̦̈̀ǎ̷̞͊͆φ̷̻̩̣̐͐́̄ф̶̜̐ϗ̷̖͇͚̓̄ͅн̷̨̻͕͕̰̇̂, мы боялись, что тебе понадобятся месяцы, чтобы забыть об этом». «СТОП, ПОДОЖДИТЕ, вы, ребята, планировали ПОХИТИТЬ МЕНЯ!????» «Ну, только если бы ты не передумал к тому моменту», - любезно объяснил Туббо. «Потому что, если бы мы подождали еще годик, ты бы стал взрослым, и тогда по закону это не считалось бы похищением ребенка, так ведь?» Он сделал паузу, наклонив голову и потупив взгляд, а потом дернул носом в той манере, как делал это Томми. «...Оу. По закону, кража взрослого - все еще считается похищением... но это ничего!» Взгляд Туббо просиял. «Пока нас не поймают, все будет в порядке! К тому же, мы знаем, как защитить себя в суде, если дело дойдет до этого, так что ничего страшного». Розалинда с энтузиазмом кивнула. «Я все спланировала», - добавила она. «Детали и все такое». «Вы просто ужасны», - нахмурился Томми. «Вы хоть представляете, чем бы это могло закончиться, если бы вы попробовали это раньше?» «Томми, в этом-то и весь смысл! Ничего бы не случилось. Это просто какая-то странная установка и пропаганда, которую тебе внушил Фонд». Томми нахмурился. «Ты действительно думаешь, что они пожертвовали сотнями людей только для того, чтобы доказать свою правоту? Зачем? Туббо, не будь дураком». Его друзья замерли. «...Сотнями?» - в ужасе прошептала Розалинда. «Мы... мы не думали, что... что случилось Томми?» «Ну, это уже больше не проблема. Верно? Хорошо. Итак, я все еще считаю, что побег невозможен, но это не делает ситуацию такой уж плохой. Фонд будет злиться, но это не ухудшит наше положение, так что попытка не повредит? ...Верно?» Томми забормотал, пытаясь заставить их сменить тему. Они хотели знать, и Томми не был уверен, что смог бы отказать им. У него не было времени, чтобы укрепить свои силы после... прошлого срыва. Его ментальные стены и так были болезненно тонкими, почти разрушены под собственным весом, пропуская внутрь мысли, которые он обычно игнорировал. «У нас есть план? Вы можете рассказать его. Я могу помочь. Я могу быть полезен, клянусь...» «Почему больше не будет последствий? Что случилось в прошлый раз?» - мягко надавила Розалинда. Малейший толчок, но он почувствовал, как сеть паутины схватилась за старые стены. Обломки посыпались на грудь, пыль от руин заполнила легкие. Боль все еще остро колола, где он пытался ее спрятать. «Я... ϻ̶̥͇̦̈̀ǎ̷̞͊͆φ̷̻̩̣̐͐́̄ф̶̜̐ϗ̷̖͇͚̓̄ͅн̷̨̻͕͕̰̇̂. Ладно», - тихо пробурчал Томми. Они не сменят тему. И... и, возможно, ему нужно было кому-то это рассказать. Чтобы хоть немного освободить свою голову. Образы застряли там так надолго, что он не знал, выйдут ли они оттуда когда-нибудь. Он откинулся на мягкий белый пол и устремил взгляд вверх на мягкий белый потолок. Яркий флуоресцентный свет врезался в его сетчатку, и он зажмурился. Глаза больно защипало, и ему хотелось свалить все это на яркий свет. «В общем... В общем, я пытался бежать. Во время визита к Филу. И они поймали меня, вернули меня обратно, и на этом все». Он обхватил себя руками, крепко сжав плечи до боли. «На этом должно было все закончиться. Это была моя не первая одиночная попытка. Но... но это стала моя последняя». «Их не обрадовала моя выходка. Их никогда они не радовали, но их реакция была хуже, чем обычно. Они...» Он тяжело сглотнул. «Они надели перчатки и оставили меня в темноте. И я... я так долго никого не видел». Изоляция была ужасной вещью. Она делала всевозможные странные штуки с его мозгом. Заставляла его внутренности трепетать, скручиваясь в тугих судорогах. «Томми...» - выдавил Туббо. «Томми, это ужасно...» «Нет. Нет, не в том были последствия. Это было нормально, это не было... это не было плохой частью». Это было типичное наказание. Заслуженные неприятности. Даже не самое страшное наказание, и рядом не стоявшее с тем, что обычно проделывали при подготовке к Призыву. «Потому что... потому что Филзе не понравилось, когда он не смог увидеть меня. Поэтому он проник в мою камеру, чтобы визит мог состояться. Как обычно. За исключением того, что обычно к нему ходил только я, а ему пришлось пробиваться ко мне с боем и... и я даже не знаю, как он узнал, где я находился, но он узнал, и мы поговорили. Как обычно». Томми прижимался к боку своего Коллекционера, отчаянно пытаясь найти утешение, даже если от этого его почти тошнило, кровь и дым распирали его легкие, пока он едва мог дышать. Он зарылся лицом в грудь Филзы, чтобы спрятаться от вида коридора, даже если больничный халат его Коллекционера был покрыт запекшейся кровью. Отчаянно пытаясь найти утешение в источнике опасности, обращаясь к предвестнику разрушения в поисках защиты. Он был так растерян и напуган, и, как он всегда делал, когда был растерян и напуган, он крепко держался за Филзу, даже если тот был причиной всего кошмара. Конечно, Филза сделал это из любви к нему. Пусть Томми и не просил подобных жертв. Знак привязанности, заверенный последним вздохом сотен людей. Хуже всего было то, что это успокаивало. Он никогда не останется один. «А потом он ушел. Как обычно. Только дверь была сломана, и я просто смотрел на все эти трупы. Долгие часы. Просто смотрел. Я не знаю, сколько их было, но они, должно быть, тянулись по всей дороге к его камере. Насколько я мог видеть, их было не больше пары десятков, на самом деле их было не так много», - бормотал он. «Сотни - это преувеличение». Вероятно. Возможно. Между их камерами было длинное и ужасающее расстояние. Серыми пятнами был отмечен весь путь. Однажды Томми пытался посчитать их, но ему стало слишком плохо, чтобы продолжить до конца. Не везде оставалось только по одному пятну. Он закрыл глаза. Воспоминания об искусственном свете играли под закрытыми веками. Странный бирюзовый, темно-бордовый и несуществующие цвета закружились во тьме. Лица (и их отсутствие) плясали за его глазами. Безликие, и безглазые, и бессердечные, и бескостные, и безголовые (или вообще бестелесные? Осталось ли у них хоть что-то? Голова? Сердце? Полностью канули в загробный мир? Или нет. Загробного мира не существовало, верно? Туббо ведь говорил, что это было просто как вечность небытия. Разве Томми это было незнакомо?) - всевозможные образы давили на самое дно его существа. «В-в общем», - снова начал он дрожащим голосом. «Это больше не проблема. Филзу это не волнует, а значит он больше так не сделает». В тот раз ему было не плевать. Иначе зачем бы он так поступил? Томми не знал, была ли это действительно любовь, но это было самое близкое, о чем он мог думать, говоря о Филзе. Всегда был кто-то, кто заботился о нем, даже если для этого нужно было уничтожить преграду из сотни людей. Это была какая-то странная привязанность, не человеческая, конечно, но она была. Был ли такой момент, когда Фил решил, что ему больше нет дела до Томми, или это было постепенное осознание? Томми решил, что, должно быть, это был краткий миг прозрения, поскольку Фил не подавал никаких признаков прежде, чем Томми увидел поправку к договору. А может, Филза просто притворялся все это время, и Томми не мог увидеть разницу между привязанностью и заботой, он был слишком погружен в себя, чтобы понять это. Может быть, он просто ошибочно принимал все это за любовь. «Что он сделал?» - возмущенно спросил Туббо. «Он выполнил условия договора. Ему было разрешены визиты, и они не должны были его останавливать. Но я больше не являюсь его Собранным, так что это... теперь все в порядке. Мы можем уйти». Или попытаться. Он не думал, что их план действительно сработает, но даже неудачная попытка будет лучше, чем ничего. Он так устал от бездействия. Он открыл глаза. Яркая всепоглощающая пустота встретила его. Он прищурился, привыкая к свету, а затем сел, оттолкнувшись от мягкого пола. Воспользовавшись импульсом, Томми встал на ноги и поднялся. Он потянулся. Он не хотел застрять в вечной пустоте. Он хотел выйти. И, возможно, у них был шанс. А может и не было. По крайней мере, это было хоть что-то, и для него этого было достаточно.

***

Сменивший Розалинду молодой человек был словоохотлив, с копной светлых волос и щедрой россыпью веснушек на бледной коже. Он не был похож на новичка, и это заставило Томми задуматься о том, почему он выполнял обязанности по уходу за ним. Может быть, его понизили в должности или что-то в этом роде. Лоуренс все еще был там, как всегда, с тихой горечью на лице. Он то и дело поглядывал на другого исследователя, с нечитаемым выражением. Новый сотрудник был заинтересован рисунками Томми, и Подстрекатель с радостью показал их, хотя ему было немного неловко утверждать, что подарки на день рождения были сделаны им самим. Новый сотрудник спросил о людях, изображенных на бумаге, и Томми отмахнулся от вопроса, сказав, что это были его старые друзья. Чего он не смог сказать о рисунке, на котором были изображены Клементина и Филза. Понятия "старый" и физически "мертвый" все же отличались друг от друга. Как и отличалось понятие "друга" от того, кем теперь считался Филза. Томми не совсем понимал, в чем была разница, и предпочитал не думать об этом, что было несколько затруднительно, поскольку мужчина был весьма заинтересован изображением Филзы, и это было вполне логично, потому что он был довольно крут. Ключевое слово: "был". Томми пытался перевести разговор на более легкие темы. Но сделать с Майло это было нелегко. Убедившись (дважды), что он не был голоден, Томми был доставлен двумя мужчинами на легкое тестирование. Попасть в любую точку Фонда и так считалось довольно утомительным делом из-за параноидальных мер безопасности. Но его встретила лишь скромная и непритязательная комната с несколькими шкафами и горсткой стульев. Здесь заметно не хватало хирургических инструментов, оружия или персонала D-класса, но он знал, что все это можно было легко доставить. Было взято небольшое количество Красного, для сравнения с предыдущими образцами. Он полагал, что вскоре ему придется подтвердить его функциональность. Может быть... может быть, ему следовало сначала поговорить с Туббо, чтобы убедиться, что пчелиный мальчик не последует за ним. Он мог бы просто сказать, что считал присутствие Туббо на медицинских процедурах неприятным, или что-то в этом роде, прикинуться непринужденным. Да. Это должно было сработать. Конечно, это было бы ложью, поскольку он действительно чувствовал себя лучше, когда знал, что Туббо наблюдал за ним, но Туббо, вероятно, будет чувствовать себя гораздо безопаснее, если никогда не увидит испытание Красного. Это казалось разумной жертвой, дабы Туббо никогда не стал бы свидетелем того, как Томми убивает множество людей. А если даже он придет, он мог бы просто проследить, чтобы уровень не был слишком высоким. Да, конечно. Он прекрасно знал, что в его собственном сознании установилась петля положительной обратной связи. Он всегда все обострял. Такова была его природа. Вернувшись в камеру, Томми почувствовал легкое облегчение, когда вырубили свет. Он был рад, когда свет снова включили после неудачной попытки Призыва, хоть и предполагал, что так и будет. Лишение сна было обычной тактикой для подготовки к Призыву, поскольку в изможденном состоянии все ощущалось гораздо страшнее. Он подозревал, что вскоре они попытаются снова вызвать Клинка, и не знал, что произойдет, если он снова ответит отказом. Тем не менее, период темноты делал его вылазки гораздо более безопасными. Когда он приземлился на пол, Розалинда предложила ему две картофелины. Все они быстро осознали, что сырой картофель было довольно трудно съедать в большом количестве. Распределять потребление картофеля составляло определенную сложность для Томми, если не для других, поскольку его доступ к корнеплодам был ограничен визитами. Они могли прятать несколько плодов в вентиляционной шахте, и частично использованном мешке с землей, что было полезно. К тому же, если их когда-нибудь обнаружат... что ж. Что сделает еще парочка дней голодовки, прибавленные к одному-двум месяцам? Не было смысла об этом волноваться сейчас. Томми притормозил и откусил кусочек. «Роз! Рози! Угадай, что?» - спросил он Розалинду, мужественно не прекращая набивать рот крахмалом. «Жуй с закрытым ртом». Томми фыркнул, что было полной противоположностью того, о чем просила его работница. «Ты никогда не упрекаешь за это Туббо!» - запротестовал он. «Это потому, что нам не надо жевать», - самодовольно хмыкнул Туббо. Глупый самодовольный индюк. Жук. Жудюк. «Ладно. Просто у меня было кое-что ОЧЕНЬ важное, но как скажете». Он демонстративно начал жевать и усиленно проглатывать. «В любом случае, то, что я собирался сказать, пока меня грубо не прервали...» «А точнее напомнили об элементарных манерах приличия, Томми». «Иди в м̶̡̹̙͒͒̽а̴͈͙̳̔φ̴̢̟̘̬̈́́̎φ̶̼̯̥̳̩̉и̶̡̣͕̐̂͠ͅͅн̸̗̪̘̳͖͂̀̔͘», - крайне прилично промолвил Томми. «Короче! Ты даже не догадываешься, о чем я хотел сказать!» «Ты о том новом парне?» - спросил Туббо. Томми бросил хмурый взгляд. «Я не с тобой говорил. Ты и так был в курсе, так что это не считается. Но да! Тебя заменили, Роз». «Ага!» - прожужжал Туббо. «Этот парень по имени Майки...» «Майло», - поправил Томми. «Никто не называет своего ребенка в честь предмета гардероба». «Вообще-то действительно есть такое имя», - вмешалась Розалинда, что было невероятно грубо. «Один мой знакомый назвал своего сына Майки». «Ну, а этого парня зовут Майло, так что неважно. В любом случае, он вроде как славный. Обращается ко мне по имени и все такое». Томми всегда считал это лучшим показателем того, будет ли кто-то хорошим или нет. По его опыту, от того, считали ли тебя человеком, во многом зависело любое общение. «Значит, он может быть нашим союзником?» - спросила Розалинда. С этого момента обсуждение сосредоточилось на плане побега. Процесс планирования шел хорошо, по крайней мере, Томми так казалось. У него было не так уж много идей, поэтому в основном Туббо и Розалинда предлагали свои мысли, а Томми объяснял, какие из них были нежизнеспособны. Он ясно дал понять, что не считал, что что-то из этого могло действительно сработать, но, по крайней мере, они доверяли его критике настолько, чтобы отсеивать невозможные варианты. Оставались только неправдоподобные и маловероятные, но это было лучше, чем ничего. Он сам дивился своей осведомленности. Туббо мог похвастаться большим количеством полезных знаний, а Розалинда имела общее представление об объекте, но у Томми было гораздо больше опыта, чем у них обоих вместе взятых. В конце концов они разработали бóльшую часть своих действий. Розалинда была полна решимости продумать все детали, и Томми оценил ее вклад. Продумывание готовых решений для различных вариантов успокаивало. План становился все более конкретным и осязаемым. Благодаря этому побег казался почти возможным. Они преодолели довольно большое препятствие. Как только они выйдут из камеры и окажутся вместе, все станет, вероятно, много проще. Но ключевое слово: "вероятно". Возможностей выбраться наружу было мало, как и идей. Томми доставляли еду, а остальным - нет. Конечно, он мог бы попытаться выскользнуть, но что потом? Туббо мог бы якобы провести его к своей камере с помощью пчелиного чувства самонавигации, или как он там его называл, но даже так перед ним останется преграда в виде запертой двери. Без сопровождения в коридорах Томми вряд ли останется незамеченным. Некоторое время они обсуждали возможность того, чтобы Розалинда перелезла вместе с Томми, хотя у нее все равно не было бы доступа к камере Туббо. И от этой идеи быстро отказались. Розалинда, по ее собственным словам, просто не была достаточно ловкой, чтобы добраться до вентиляционного люка. Томми был вынужден признать, что многие повороты были практически невозможны для женщины. «Так, значит, Розалинда не может попасть в твою камеру. Остается только вариант, когда мы без сознания», - сказал Туббо. «И меня довольно быстро вырубают вслед за тобой. Правда, это длится не так долго, может быть, я смогу выбраться из маленькой комнаты во время визита фермера? Но даже в темноте я могу сказать, что дверь открывается только снаружи, как и в любой другой камере». «В идеале это должно произойти до того, как нас там запрут», - решил Туббо. «Да, но идеально - не значит возможно», - ответила Розалинда. «Меня все равно потом вырубят тряпкой с хлороформом». «Ты можешь попытаться бороться», - неожиданно заявил Томми. Розалинда, как всегда, принялась теребить свои волосы. «Маловероятно. Я не знаю как, но меня всегда одолевают». «Можно попытаться застать их врасплох. К тому же, тебя побеждали, когда ты была истощена голодом. Значит, они действительно будут недооценивать твои силы. Это будет очень полезно, если мы собираемся атаковать внезапно». Двое других резко уставились на него. «Что?» - потребовал Томми, чувствуя себя немного неловко. «У меня тоже могут быть идеи. Я здесь не только для того, чтобы рушить глупые планы». «Нет, дело не в этом», - застенчиво предложила Розалинда. «Просто... это действительно ценный совет». «Конечно, да, а как иначе», - проворчал Томми, слегка недовольный. Его нос обиженно сморщился. Туббо задумался. «Ну, ты неплохо держался против Лоуренса. Он задел только твой глаз, но ты надавал ему кучу ударов по ногам и прочему. Ничего больше, но все же». Подстрекатель закатил глаза. «Во-первых, Лоуренс - м̵͔̾ӑ̴͖̻̪͍ф̸͕̇̊͋̀ф̴̨̞͈͓̥̑̿̌̑̈́ӥ̵͈̳́̌̑̉н̴͈̪̍͌̈́͌͜͝н̸̭̩̠͂́́̀ы̸̹̺͑й̴̘̐ ботан. Во-вторых, я избегал использовать Красный как можно дольше, так как м̸̤͔̹̺͈̈́а̵̺̞͕͆ф̵̺̫͉͔̝͒̒ф̴̛̖̱̭̪͔̆̃и̶̰̬̬͎͑̈́̂̇̈́н̸͓̮͠с̶̯̪̳͐̄̌͌к̶̜͋и̶̛͉̘͐̉̓͑й̵̨̤̃͛ Фонд любит наказывать за это. И в-третьих, конечно же, я целился по ногам! Ничего жизненно важного, чтобы сломать, и это должно было замедлить его. Думаешь, Розалинда отделалась бы легким испугом, если бы он не хромал как сумасшедший?» «Мы просто не думали, что ты так много об этом знаешь», - признался инсектоид. Подросток надулся. «Это называется стратегия, придурок». «Ты действительно был очень скользким». Мальчик слегка нахохлился. «Да! Я такой невероятно скользкий и ловкий. Кто-то пытается меня ударить, а я просто говорю "нет, спасибо" и ускользаю, прежде чем они успевают меня схватить». «Самый скользкий!» - усмехнулся Туббо. Пчелы поползали туда-сюда из приоткрытого рта. Томми ответил ему ухмылкой. «Итак, мистер, эээ…Скользкий мастер. Как мне овладеть данным искусством?» - спросила Розалинда. И так Томми был вовлечен к преподаванию курса боевой подготовки. «Я думаю, твое главное преимущество», - сказал он через некоторое время, «…В том, что он не в курсе твоих сил. Верно? Не в курсе, что у тебя теперь есть еда и новые навыки. И вот в чем дело: он не знает, насколько ты опасна. Ты застряла на неделю с "монстром", ты, вероятно, в отчаянии, и просто... он не знает. Я думаю, это твой лучший вариант. Он начнет ожидать легкой борьбы, а когда этого не произойдет, он не будет знать, куда девать свои ожидания. И у тебя появится шанс заставить его представить, что может произойти. Используй это». Розалинда запыхалась от напряжения. Томми не мог касаться ее руками, и поэтому его заменял Туббо. По крайней мере, это давало им обоим практику. Урок, который пригодился бы им обоим. Розалинда вела себя вполне сносно, а Туббо компенсировал отсутствие руки своей скоростью. Томми запретил ему летать или двигаться слишком нечеловечески, поскольку не было смысла тренироваться не для того вида боя, но он также решил, что Туббо сочтет свой парящий образ жизни полезным в бою. Работа ногами в таком случае должна была стать хорошим отвлекающим маневром, поскольку в ней не было реальной необходимости. И даже если противник не попадется на уловку, у опытного бойца останется на один прием меньше. «И что же я должна заставить его представить?» - задыхалась она. Томми пожал плечами. «Что ты опасна. Что ты убьешь его. Сделаешь, что угодно, чтобы победить, я думаю». «Как?» Томми тщательно обдумал слова, прежде чем ответить. «Все дело в намерении, не так ли? Это все, к чему надо стремиться». Но так ли это было на самом деле? Он никогда не стремился кого-то убивать, или, по крайней мере, никогда этого не желал. В таком случае, это означало, что его стремление было легко неверно воспринять. Разве не интересно было бы для разнообразия понаблюдать за этим с другой стороны? «Он должен думать, что вот-вот умрет, и ты тоже должна так думать. Просто... соври. Это все, что нужно для борьбы. Не надо слов, хотя они тоже могут помочь. Ложные движения, поза, взгляд. Ты не можешь просто сказать, что собираешься убить, это звучит неубедительно. Тебе нужно притвориться, что ты готова напасть. Должно быть определенное намерение, даже если на самом деле ты не собираешься его убивать». На ее лице появилось тревожное выражение. Медленно, они с Туббо возобновили спарринг, и каждый из них был полон твердой решимости. Только позже, когда энергия у всех начала иссякать, один из них потрудился спросить, как Томми научился драться. Он только усмехнулся, проглотив правду, и притворился, что комок воспоминаний не царапал ему горло. Он ответил, что это было врожденное знание, как и знание того, что он самый великий. Это служило ему хлипким барьером, и когда они неизбежно наседали, он просто пожимал плечами и рассказывал о крутом родственнике или ком-то еще, кто мог бы научить его. Он не говорил "друг". Скажи он так, они скорее всего поняли бы, о ком шла речь. Разговоры вернулись к стратегии и поискам любых последних преимуществ, которое можно было только придумать. Туббо внезапно зажужжал, когда его осенила идея. «А как насчет Майло? Может, мы сможем использовать его? Например, пронести припасы? Именно это мы планировали предложить Розалинде, когда еще была такая возможность, или когда мы думали, что была. Человек снаружи, настоящий, а не просто иллюзия». «Еще один потенциальный союзник?» - предположила Розалинда. Томми нахмурился. «Ну... если мы ошибемся, то мы пром̴̦̯͚̑̔а̸̛̛͇͎̝̽̿ф̸͍͈͗͗̒̈͠ͅͅф̶̨̓ӥ̷͍̖͉́͌̈̌̕м̶̧̡̛̙̦̣̏͆͝с̴̺͔̟̫̯͑̅͝я̴͙̣͎͎̅̽̾̍ по полной». Не то чтобы у Майло была причина быть с ними заодно. В конце концов, он работал на Фонд. Розалинда тоже некогда была их сотрудницей, но теперь у нее была личная заинтересованность против них. У Майло такой не было. Доброта - это одно. Но доверие - это совсем другое. То, что Томми дружил с кем-то, не означало, что он не ожидал предательства, если у того появится хоть капля мотива. «Я знакома с некоторыми другими сотрудниками», - неуверенно предложила Розалинда. «Я не верю, что они действительно помогут нам сбежать сознательно, но косвенно они могли бы нам помочь, если мы их обманем». «В таком случае на большее число союзников надеяться не приходится», - подытожил Туббо. Розалинда натянула гримасу сожаления. «Боюсь, не среди других людей. Мне жаль». Томми моргнул. «Погоди, разве у нас в команде не два человека? Или даже три, вместе с Роз». Он небрежно кивнул в ее сторону. Розалинда проследила за его взглядом, который был устремлен на Туббо. Рот Опылителя был приоткрыт в форме буквы "О". «Полагаю, это мало чем поможет. Родс и Жасмин все еще являются нами». «Разве у них нет каких-либо идей?» «Неа. Мы уже работали над этим какое-то время». «Оу», - вздохнул Томми. «Может, мы все же поговорим с ними? Думаю, мы все равно уже закончили планировать». Туббо слегка замялся. «Мы предпочитаем оставаться единым целым в большинстве своем. Говоря о Жасмин, она была Туббо так долго, что без нее мы просто... это как убрать кирпичик в основании. А Родс... ну, мы пригласили его всего за несколько дней до того, как нас схватили. Он еще не совсем освоился, поэтому так часто вмешивается. Слишком привык быть отдельной личностью». «Почему бы тебе тогда не рассказать о них истории?» - предложила Розалинда. «Да! Как с Клементиной». Лицо Туббо буквально расплылось в улыбке. Томми подумал, что его глаза блестели, подобно звездам, когда пчелиный мальчик охотно пустился в рассказы о своем детстве и товарищах. Или. Ну, по крайней мере, так он представлял себе звезды. Он не мог точно вспомнить. Он планировал это исправить.