Падший бог расправляет крылья

Ты очнулся однажды в безмолвной тиши:

Шлем разбит безнадежно, кругом ни души -

Лишь протяжная боль да чернеющий лес,

А на шее горит тайный символ небес…

Блуждающие огни «Ангел дорог»

Локи завалился к нему ненастным зимним вечером: темное, почти черное небо с россыпью мелких звезд заволокла пелена вьюги, кружила и завывала метель, а посреди бушующей непогоды стоял он: потрепанный, раненый, с обломанным рогом на золотом шлеме — и смотрел на него глазами человека, который в погоне за мечтой потерял все, а мечту так и не обрел. Человека, которому нечего терять. Некогда яркий изумруд потускнел и осыпался колкими гранями, жаля истерзанную душу, — и Байи почти видел эти острые осколки в выцветших зеленых безднах. Они не общались сотни лет — но старый отшельник без единого вопроса посторонился, пропуская в дом блудного ученика. Локи ломко и виновато улыбнулся в ответ. Эта кривая неправильная улыбка не сходила с его губ все то время, пока он переодевался в сухую одежду, молчаливо и смиренно терпел осмотр и отогревался едва ли не насильно всунутым чаем на тесной кухоньке в доме на вершине горы. У Байи руки чесались стереть ее, такую чуждую, с юного лица, вытребовать, вытрясти правду из этой поломанной куклы, так похожей на его прежнего веселого шалопая-ученика, — но он упрямо молчал и ждал, зная, что его ожидание воздастся ему сторицей. За окном безумствовала и выла вьюга, предвещая скорый конец старого мира, а на кухне было тепло и сухо, и небольшое пространство целиком заполняла знакомая, удивительно мягкая и родная сила учителя — и Локи решился. Тихо, периодически срываясь на шепот, захлебываясь словами и возгласами, падший бог поведал ему все без утайки, выдавливая по слову всю неприглядную правду, как гной из воспалившейся раны. А Байи слушал эту выстраданную отчаянную исповедь и молчал, не находя слов, не зная, что сказать, не желая ненароком оборвать эту хрупкую нить доверия, протянувшуюся между ними через время и пространство, через все преграды и обстоятельства. И что-то ему подсказывало, что, если порвется эта нить, новая не протянется уже никогда. Локи замолчал, и эта тяжелая удушливая тишина повисла между ними дамокловым мечом. Никто не смотрел друг на друга. Наконец отшельник резко шумно выдохнул и измученно прикрыл лицо рукой, не то проворчал, не то простонал безнадежно: — Какой же ты дурак… Бог вздрогнул и резко вскинул голову, уже готовый спорить, отстаивать и доказывать, — и как-то сразу сдулся и сник, потому что в темных глазах напротив не было осуждения — только бессильная злость, бесконечная усталость и море сожалений. — Знаю, — Локи с кривой усмешкой потер шею. — Я не просто дурак, я самонадеянный дурак, замахнувшийся на невозможное. Изменить судьбу… — он нервно хохотнул, и в этом смешке отчетливо звенела горечь. — Какая злая ирония!.. И я же себе это наглядно доказал… — смешок повторился и перешел в хохот — едкий, ядовитый, больной — но Байи не сделал ни единой попытки его угомонить. Просто сидел и смотрел с неожиданным пониманием, пока Локи сам не успокоился и не скривился в недовольной гримасе. — Ну, чего ты молчишь? — проворчал он, неловко отводя взгляд. — Где же все твои нравоучения и угрозы, учитель? Отшельник скептически вздернул бровь. — А они тебе нужны? — спросил прямо, и бог не нашелся с ответом. — Что-то мне подсказывает, ты здесь не за этим, — в голосе прорезалось привычное ехидство, и тонкие губы ученика тронула слабая улыбка. Как вдруг Байи резко посерьезнел, посмотрел на него — тяжело и открыто — посмотрел теми безднами, которые Локи не раз видел в зеркале. — Я не бог, Локи, — еще секунду назад насмешливый голос сейчас звучал глухо и гулко, в нем было что-то нездешнее и очень древнее, что невозможно было не узнать, — я просто бессмертный старик. Но что я знаю точно, так это то, что к судьбе ведут разные дороги, и, какой из них идти, выбирать только тебе. Локи скривился — зло, отчаянно — сжал кулак в бессильной ярости. — Но исход все равно один. Байи резко мотнул головой. — Судьба — это всегда путь, дурень, — сильный мозолистый палец ткнулся в юный лоб, — и, как его пройти и с чем прийти к концу, решать тебе. Ты не замахнулся на невозможное, но ты пошел по кривой дорожке, в чащу, так еще и через темень, ночуя в волчьем логове! — отшельник всплеснул руками, едва не сбив широким рукавом полупустую чашку. — Так к чему удивляться, что на свет ты выполз пожеванным и без ноги? — отшельник окинул ученика крайне скептическим взглядом, низкий голос сквозил такой знакомой язвительностью, что Локи по старой привычке вскинулся, гневно сверкнул глазами. — А что мне было делать, если прямой и весь такой светлый путь готов был меня сожрать и не подавиться? Если все считали меня злом во плоти, включая меня самого, если никто не верил в то, что я могу измениться? Меня изгнали из Асгарда, от меня отвернулись матери, меня чуть не убил брат, и я даже не могу его за это винить! Локи уже почти кричал, но Байи только поморщился и отмахнулся от его отповеди как от жужжания комара. — Прекращай вопить: тут глухих нет, — и, не дожидаясь, пока бог разъярится еще больше, неожиданно прямо спросил: — А жизнь чья, бестолочь? Кому ее жить? Ради кого ты хочешь измениться? Ради них или ради себя? Ищи свой путь, а они пусть идут своим. Локи скривился и как-то весь сразу осунулся, сгорбился, будто старый учитель одним метким словом попал по больному, вскрывая старые шрамы, прошептал тихо, отчаянно: — Я не справлюсь. Не смогу — один. — Справишься, — был ему жесткий ответ. — Тот Локи, которого я знаю, — справится. И с такой непреклонной решительностью смотрели темные глаза, что бог просто оторопел, пораженный этой невозможной верой от того, от кого он меньше всего ждал понимания. Верой в него, бога обмана, который меньше всего этой веры заслуживает. Старый отшельник знал, что не сможет помочь ему в его путешествии в поисках себя, которое ведет его путями, недоступными человеку, пусть даже и чрезмерно могущественному. И Локи тоже об этом знал — и все равно пришел. Просто потому, что больше некуда. И все же Байи одной фразой, одной своей верой смог сделать то, чего не смог и не захотел никто до него, — дать надежду. Уверенность. Якорь. Учитель, вопреки обыкновению, не судил и не наказывал, будто добровольно отказавшись от этого права на время их разговора, и за это Локи был ему особенно благодарен. Он поднялся, посмотрел на него прямо и открыто и низко склонил голову, без слов передавая всю свою признательность мудрому отшельнику, заглянувшему за изнанку событий, понявшему его, бога-трикстера, лучше, чем прочие боги. И, открыв дверь, шагнул в бурю. Падший бог вновь расправил крылья.