Скрытые. Тени Лондона.

Глядя на то, как по заросшему подбородку скатываются первые, более тёмные и густые капли, как кадык Блэйка скаканул ввысь, а когти его пальцев сжались на чужих руках, не давая вырваться, Картер впал в ступор: Почему он замер? – не понимал Страж. – Почему не сражается дальше?.. Но увы, раздумывать об этом долго времени не было: в их схватку вступила ещё одна тварь, ринувшись к стоявшему к ней спиной докторишке – Картер инстинктивно выбросил руку с оружием вперёд – раздался выстрел. Нейтан резко отскочил, прижимая руки к своей груди. Но не в попытке защититься, а словно бы пытаясь понять, куда была... нанесена рана. Но поняв, что он не чувствует ни боли, ни даже крови, помимо чужой, на себе, обернулся, глядя на бездыханное тело с отверстием во лбу. Это ввело в ступор, непонимание... Причём не только его. Но первым от этого очнулся как раз таки Мюллер, уловив где-то поблизости очередной знакомый клекот: – Будешь должен. – хрипло, словно бы эти слова даже не хотели соскальзывать с его уст, проговорил он, двинувшись в сторону звука. – Непременно. – с небольшой задержкой ответил ему вампир, посторонившись, поняв, что Охотник на мгновение застыл, не решаясь приблизиться. И стоило пути освободиться, Мюллер сделал шаг вперёд... Но вновь уловив чужой рёв, Нейтан тряхнул головой, шагнув к нему: до сих пор когтистые пальцы намеревались сжать его предплечье, остановить, но Страж дёрнулся в сторону, словно от огня, наставив дуло своего пистолета уже на него. Из-за чего Блэйк, примирительно подняв руки ввысь, пояснил. – Не думаю, что идти туда для Вас будет... хорошей идеей. – видя, как тот морщится и даже порой горбится от пережитого прошлой ночью, сказал мужчина. – Останьтесь здесь: я со всем разберусь и приду к Вам... – Нет уж. – мотнул головой Карт: он не может позволить ему улизнуть. Ни сейчас, когда, возможно, на улице ещё можно повстречать одинокую фигуру горожанина. – Либо пойдём вместе, либо оба остаёмся тут. Точка. – Вы... – голос Блэйка дрогнул: ох как трудно ему сейчас было подобрать нечто нейтральное. – ...Твердолобый упрямец! – Мне уже говорили. – усмехнулся тот. И снова этот звук, пронёсшийся эхом над крышами домов: этот урод зазывает своих к «пиру» – это понимали оба. И если ничего не сделать... – Чтоб Вас! – махнул рукой Блэйк, поманив того за собой. – Сюда. Они бросились вдоль деревянного, по всей видимости относительно нового забора, пробежали одну из стен госпиталя, завернув в один из его закоулков – в нос Карта ударил сладкий, с примесью горечи запах: – Что это? Что за?.. – он застыл, не дойдя до источника, поняв, почему это зловоние было столь знакомым, пусть и ощущалось чуть иначе. Он быстро закрыл нос нашейным платком. – Поэтому я и просил подождать меня там. – дёрнув хлипкую, почти сорванную с петель этими тварями дверь, сипло выдохнул Блэйк, поморщившись от этой вони: и взору Картера предстали десятки сложенных рядами тел, каждая под тканью. Их было много. Очень много. Но не все находились в этих рядах, было и небольшое углубление, яма, из которой виднелись чёрные обугленные руки: здесь сжигали не сумевших пережить Испанку – это было ясно как день. И всё таки не смотря на запах смерти, мучительной и непомерно долгой болезни, что словно бы встала в воздухе осязаемой стеной, гули уже были тут – Мюллер слышал их довольный рокот и частое клацанье острыми зубами. Они поедали не только тела бедолаг, что до этого находились под тканью, но и по звукам из ямы тех, кого пытались после смерти очистить огнём. Гулям было всё равно, когда человек погиб, главное – что они нашли добычу: будь то сгнившую, иссохшую или же насквозь пропитанную самой ужасной болезнью. Им всё это было ни по чём, как, собственно, и вампиру... Вот только не человеку, не Картеру. – Раз уж Вы так рвётесь в бой, прикройте меня издалека, мистер Мюллер. На что Стражу осталось только в согласии кивнуть, перехватывая своё оружие: не слишком-то ему хотелось ко всему прочему подхватить чёртову Испанку – Блэйк, не медля, кинулся к этим зверям. Проскользил тёмной дымкой по серой земле, подхватив одного из гулей, взмыл ввысь: лишь на мгновение вновь принял очертания своей фигуры, сжимая когтистой рукой чужую шею – камнем рухнул вниз. Прямиком на второго ничего не успевшего понять противника – глухой удар, слабый хрип того, чью шею тот буквально раздробил. Как и жалобный рёв гуля, чья спина теперь напоминала сломанную палку: ноги его отнялись от силы подобного удара, но он пытался ползти, скрыться от столь ужасного врага. Но у него не было и шанса, ведь в тот же самый миг голова его отлетела в сторону, подкатившись прямиком к его, Карта, ногам. – всё это произошло за считанные секунды, за которые можно было понять одно: его, Мюллера, помощь, не требовалась. И как нестранно, нечто подобное ожидало и оставшихся двух: Блэйк двигался быстро, резко, точно зная, чего именно он хочет и что намеревается сделать – и то у него получалось. Из чего Картер довольно таки быстро сделал вывод, что Натаниэль обращён достаточно давно, раз столь умело использует свои способности. Но прежде, чем Блэйк успел расправиться с последним гулем, коего полоснул когтистой рукой по лицу, что сейчас пытался безуспешно перелезть через забор, Мюллер крикнул, выстрелив в воздух, дабы до того дошло наверняка: – Стой! – крикнул он, продырявив в доске ограждения перед ним одну из досок – Блэйк отпрянул, разжав пальцы на чужой лодыжке, из-за чего гулю удалось скрыться. Натаниэль было ринулся за ним: Картер уже видел, как с плеч его сошли первые языки тёмного дыма. – Пусть идёт! – Он приведёт остальных!.. – возразил Блэйк, но Карт продолжил. – Не приведёт. – чётко сказал он. – Место для кормёжки, конечно, добротное, спору нет, но ты только что при нём убил нескольких членов его стаи. Думаешь он рискнёт попытать здесь удачу во второй раз? – А вдруг всё таки... – Как давно они тебе уже докучают? – говоря о госпитале в целом, скрестил руки на груди Мюллер. Блэйк призадумался: – Около двух недель. – наконец ответил тот. – И скольким из них удалось уйти от тебя? – молчание его было весьма красноречиво: «Ни одному» – хотело было соскочить с его уст, но тот промолчал. – Пусть проваливает. Считай, что он твой посыльный: он принесёт своим весть о том, что эта территория уже занята. И что наказание за её пересечение... – Мюллер взглянул себе под ноги, пнув голову гуля в сторону братской могилы, по склону которой та скатилась. – ...Весьма неприятное. Сожги их. – Не думаю, что это так работает. – говоря о «посыльном», качнул головой Нейтан, пусть и привёл себя в более сдержанный вид: хотя бы его руки снова напоминали человеческие. Тела гулей так же оказались сброшены в яму. – А если и так, они наверняка придут отомстить за... – Гули? Отомстить? – Картер хохотнул, получив на это выжидающий взгляд. – Ты же у нас вроде как Мистер-Умник, нет? Уж думаю должен знать, что какие бы то ни было привязанности, гордость и уж тем более задетая честь – это не про них. Всё это гулям чуждо. Для них главное – набить брюхо, даже если им придётся блевать и силой запихивать еду пальцем в глотку. Они обычные звери. – Боюсь представить, что Вы скажите о моих сородичах. – просто не мог не заметить Блэйк, пусть более и не намеревался перемахнуть через ограждение за чужой фигурой: несомненно, он уже замечал подобное описанному Картером поведение у гулей, но чтобы знать наверняка – такового не было... До сегодняшнего момента. – Ничего хорошего, уж будь уверен. – не стал скрывать Мюллер, указав тому в сторону выхода отсюда, стоило языкам пламени от факела в чужой руке охватить одежду этих животных. – Вперёд, опасность миновала. И то было так. Из-за чего Блэйк послушно направился к нему. И проходя мимо Стража, всё таки проговорил: – Благодарю за то, что помогли, Охотник. – Я тебя умоляю, если бы я не забыл кто ты – на тебе бы даже не осталось и царапины. – резонно заметил он – Блэйк усмехнулся. – И всё же Вы это сделали. – что уже многое говорило о чужой персоне для того же Нейтана: пытаться не самому спастись в трудной ситуации, а инстинктивно помочь своему ближнему – не каждый человек пойдёт на такое. Всё таки он, Блэйк, сделал верный выбор, рискнув тогда в катакомбах: никто на его, Мюллера, месте не справился бы лучше... Облокотившись о спинку скамьи, юноша уже который час слушал шелест листвы и доносящуюся за ним гробовую тишину. Причём в прямом смысле этого слова: ведь где как не здесь можно ярче всего использовать данный термин. Кладбище – такое пустое и тихое, лишь изредка можно было уловить одинокие фигуры решившиеся навестить своих близких... Среди которых был и сам Одри. Но почему-то именно здесь эта тишина и пустота были правильными, не нагнетающими, пусть и тоскливыми, печальными. Здесь нечто подобное ощущалось иначе: тут ты мог поразмышлять о том, что тебя гложет, как и поведать об этом, пусть и заранее зная, что ответа как такового не будет. Совсем скоро, через пару недель, они все соберутся, чтобы... почтить её память... И именно на этой почве – Одри знал это наверняка – его снова преследуют кошмары. То, что заставляет его просыпаться в холодном поту, со слезами на глазах. А сегодня даже с тихим вскриком на губах, что так и остался неуслышанным. И рука его в записной книжке сама по себе выводила столь отвратный ненавистный образ, что скорее всего навсегда запечатлелся в его памяти, пусть спустя столько времени и стал относительно туманным. Взгляд Одри скользнул к могильному кресту на противоположной от него части, к знакомому имени, а затем же к тёмному небу над своей головой – слабый ветер донёс очередной шелест, неприятным холодом мазнул по щекам. Темнота стремительно сгущалась, хотя оно и неудивительно: совсем скоро придёт зима – вечера станут ещё более ранними. Из-за чего, понимая, что его «шедевр» ныне в сумерках напоминает не более, чем расплывчатое невнятное пятно, юноша привычным движением вложил язычок закладки между страниц, поднявшись – что-то он засиделся, пора домой: отец будет волноваться. – Спасибо, что снова выслушала. – голос отдался хрипотцой. Он развернулся, зашагав по тёмному скверу: даже спустя столько времени смотреть на её надгробие, вырезанное на камне имя, было непомерно тяжело. И тяжесть эта, казалось бы, с каждым годом становилась всё отчётливее. Особенно от осознания, что... – и снова взгляд упал на рисунок тёмной фигуры: безликая, страшная, с казалось бы горящим... адским огнём глазами. Эти глаза – единственное, что он запомнил: две белые точки. Словно у собаки, на морду которой упал свет фонаря, и... Нет-нет, это уже рисует его воображение. – мотнул головой парень, понимая, что то было невозможно. Если бы он тогда увидел больше, если бы только запомнил лицо этого... Этого!.. Чудовища – они бы смогли найти его. Они бы воздали ему по заслугам!.. – эта мысль заставила чуть ли не скрежетать зубами: от гнева, от своего... бессилия, чтоб его! Он видел его: видел убийцу своей матери! Но... Не смог запомнить его лица в кромешной тьме: ни каких бы то ни было черт лица, ни опознавательного чего нибудь, что его выдало бы – ничего. Только он его видел... И не смог на него указать, не смог и не может его даже описать. Это... несправедливо!.. Но из столь нежеланных дум его вывело раздавшееся за спиной клацанье и пыхтение – Одри с опаской обернулся через плечо... Ожидаемо увидев следующую за собой собаку: ну да, кому же ещё могли принадлежать подобные звуки? Он остановился, как и сам пёс, что, высунув язык, пару раз вильнул пушистым, пусть и грязным хвостом: светлая, даже золотая шерсть, скрытая под слоем дорожной пыли, заломанное ухо, небольшая свежая ссадина на носу, что ничуть не отталкивала – очень милый малый. Просто ангелочек по сравнению с теми, кого обычно парню приходится видеть в окрестностях будь то этого, или какого бы то ни было ещё района. Живи Одри до сих пор в Вэст-Энде – он бы непременно взял его с собой, а так... – Прости, приятель, могу дать только это. – достав из сумки недоеденную булочку, тот отломил небольшой кусок, что тут же исчез в чужой пасти. Да так быстро, что Одри лишь моргнуть успел, как пёс уже в ожидании добавки подошёл ближе. – Что, теперь мы с тобой друзья на век? Почесав сломанное ухо, улыбнулся юноша. Но пёс резко повернулся влево, уставившись во мрак неосвещённого переулка: застыл, даже напрягся, словно бы окаменел – лишь часто раздувающиеся ноздри, казалось бы, указывали на то, что тот не каменное изваяние. А затем раздался лай: сначала один, тихий, неуверенный – из переулка шорох – пёс отступил. Лай его стал частым, громким – Одри насторожился, вслушиваясь и стараясь вглядеться в эту темноту. Несомненно, там кто-то был, но кто, увы, рассмотреть не удавалось. Некто двинулся вперёд – раздалось пыхтение, даже будто бы нечто... гортанное. Словно бы в глотке человека что-то застряло, не давая не то что сглотнуть, но и спокойно, размеренно дышать. Он резко остановился... Снова шаг – парень попятился, как и его новый спутник, чей лай резко перерос в скулёж и неуверенный рык, словно тот не знал: бежать ему или же попытаться напугать, чтобы тот ушёл сам. С чужих уст сорвался неопределённый звук, будто вой, протяжное нечто – Одри медленно направился дальше по дороге, понимая, что в столь безлюдный час на улицы выползают самые «нелицеприятные» обитатели Лондона. И сталкиваться с ними в одиночку у него не было ни малейшего желания... Но стоило тому, наконец, выйти из этого переулка, внутри Одри что-то отвратительно сжалось, душа ушла в пятки – чего-то настолько... страшного и ужасающего он не видел уже давно: серое, словно обескровленное тело, свисающая и уже потерявшая свою изначальную форму одежда, длинные руки, на которых явно под кожей можно было пересчитать все косточки, с огромными ладонями длинных «когтистых» пальцев... Но пожалуй отвратительнее и страшнее всего в этом некто было... его лицо: изуродованное, казалось бы, медвежьими когтями. С выбитыми зубами и сломанным носом, со стекающей вниз по подбородку густой струйкой слюной, с глазами... точно такими же, что являются ему в кошмарах: белыми, яркими, с крохотными точками зрачков. Настолько узкими, что их было почти невозможно разглядеть. Пёс всё так же лаял, скулил, пятился, переминаясь с лапы на лапу, словно бы боясь сдвинуться с места. Но как бы то ни было, даже если бы он и захотел, сделать было уже ничего нельзя – монстр сорвался с места: раздался протяжный скулёж. Собака вгрызлась в жилистое плечо, разорвала чужое ухо, но тот, казалось бы, не чувствовал, сомкнув челюсти на холке животного. Мотнул головой из стороны в строну, словно и сам являлся зверем, окропил каменные плиты первыми каплями... А Одри застыл. Не мог сдвинуться с места... Как и тогда, просто глядя на эти зверства. На то, как оно подняло собаку ввысь, резко ударив о землю, навалилось на неё сверху всем телом, давя до тех пор, пока не раздался хруст. А за ним и чужой вой, что и вывел парня из оцепенения: один шаг, второй, третий, другой – назад, подальше от этого монстра. Последний шаг, всплеск вырвавшейся на мгновение из чужой хватки собаки, что в один последний прыжок ринулась через мост, в воду, оставляя на ограждении багровые отпечатки лап, недовольный клекот – Одри бросился по улице так быстро, как только мог, чувствуя устремлённый себе в спину взгляд белых глаз. Как, собственно, и слыша приближающийся топот чужих ног. Он никогда не был хорошим бегуном, но сейчас... Сейчас казалось, словно тот готов бежать без остановки десятки километров: преобладал лишь один инстинкт, что и подталкивал ноги нести быстрее – спастись. Он должен спастись. Что угодно, лишь бы не оказаться в лапах этого зверя. Улицы сменяли одна другую: тёмные узкие подворотни, в которых это нечто не могло развернуться, многочисленный мусор и обломки разрушенных домов, через которые уже сам Одри едва мог перескочить – прыжок через обвалившуюся стену, нога соскользнула, в лодыжке раздалась боль – парень вскрикнул, выставив руки вперёд. Вниз по ноге и ободранным о камни ладоням потекли тёмные струйки, и зверь за его спиной будто бы стал ещё более неистовым, быстрым и резким. Широкая рука пронеслась совсем рядом, почти схватила за окровавленную ногу, что юноша кое как успел к себе подтянуть, вновь вскочив. Боли не было, по крайней мере пока. Он должен найти кого нибудь, хотя бы двух человек, чёртов паб – хоть что нибудь! – взгляд в панике искал хотя бы одну фигуру, вывеску, светлое окошко вечернего заведения. Резкий поворот – монстр впечатался в стену, а вот и выход на другую улицу: обернувшись, Одри хотел удостовериться, что тот хотя бы ненадолго отстал, из-за чего и не заметил некто, вставшего перед собой. Налетев на него со всего разбегу, оба повалились на каменную кладку – из рук обоих повыпадали вещи. И если тому же Одри было в принципе всё равно, сказать того о другом было нельзя: – Ты совсем что-ли?! Смотри куда прёшь! – оглядываясь в поисках выпавшего из рук, зло процедил парень. – Чёрт-чёрт! Да где же они?.. – но взгляд его нашёл поодаль от себя лишь открытую записную книжку с изображённой на одной из его страниц тёмной фигуре, так похожей на... Его руку подхватили, сжали локоть, потянув на себя. Да так быстро и неожиданно, что тот чуть было не прокатился лицом по земле, кое как успев упереться в неё свободной рукой. – Эй-эй, ты что творишь?! Отпусти меня! Вырвав руку из чужих пальцев, запричитал тот, наконец взглянув на протаранившего его: в глаза сразу бросалась аккуратная, пусть конкретно сейчас и пыльная от падения одежда. Довольно дорогая. Узкие плечи, худощавая сама по себе фигура, русые растрёпанные пряди и белое как мел лицо. На вид тому было примерно столько же, сколько и ему самому. Он оглядывался, словно чего-то боялся, а через мгновение, стоило из темноты, откуда он выбежал, раздаться знакомому рыку, снова схватил его за плечо, потянув назад: – Не стой, бежим! – дрожащим голосом затараторил тот. – Там какой-то ненормальный. И Барри уже догадывался какой именно – рука инстинктивно скользнула к потрёпанной жилетке, в попытке нащупать пистолет: из тени показалась чужая обезображенная морда. И сейчас, переведя взгляд на парня подле себе, что так и продолжал в ужасе сжимать его предплечье, на его влажные от крови ладони и раненую ногу, под которой уже красовалась крохотная тёмная лужица, Уайт оттолкнул того от себя. Причём сделал то довольно вовремя – фигура гуля пронеслась между ними, в том самом месте, где только что находился тот парень. Ну да, лакомый кусочек, как скорее всего сказал бы мистер Мюллер. Перед глазами снова встала картина несущегося на него тогда трупоеда, что конкретно сейчас, не обращая на него самого внимания, повернулся к находящемуся на земле мальчишке – он пытался отползти, но тот всё наступал. Ноздри гуля часто раздувались, казалось, будто слюны было в разы больше, чем Уайт помнил о том уроде. Хотя оно и неудивительно. Но как бы то ни было, Барри вступил в ряды Стражей не для того, чтобы просто стоять в стороне. Раздался выстрел – гуль взвыл, выгнулся в спине, наконец встав на две ноги: руки его скользнули к спине, к отверстию в ней, сочащееся чёрной, густой словно смола кровью. Он резко обернулся к юноше, наотмашь ударив – пистолет отлетел в сторону, как и он сам. Чудовище набросилось на него. Но, благо, имея какой-никакой опыт в драках, Барри резко оттолкнулся, уйдя из под этого громилы, пнул того по лицу, ощутив, как на мгновение его челюсти сомкнулись на ботинке. Снова пинок, но уже по плечу. Удар, но не его: схватив одну из гнилых досок, Одри замахнулся снова, обрушив всю силу на чужой затылок. Гуль тряхнул головой, что и позволило Барри добраться до своего оружия – выстрел, и тварь взвыла, согнувшись пополам. И опять, но мимо – гуль отпрянул в сторону: рана дымилась, даже можно сказать шипела, в попытках регенерировать. Но к счастью на серебро то не работало. И несомненно, этот выродок так же то понимал. Как, собственно, и то, что если одна из пуль попадёт ему в голову – он уже не жилец. Что и подтолкнуло того, не взирая на голод, сорваться с места, перемахнуть через ограждение, ведущее на нижние улицы, к стокам. Барри бросился следом, выбросив руку с пистолетом вперёд: ночную тишину пронзили ещё три выстрела и несколько щелчков, свидетельствующих о закончившихся боеприпасах – гуль скрылся: – Чёрт! – выругался себе под нос Уайт. Он ведь почти расправился с ним! Но как бы то ни было, вспомнив о том, благодаря кому он вообще наткнулся на этого урода, Барри повернулся к бледной, содрогающейся в ужасе фигуре, что так и продолжала сжимать в руках импровизированное оружие. Словно напуганный кролик – невольно пронеслось в голове Уайта, что скорее всего и сам не так давно напоминал такового, а сейчас... Несомненно, он испугался, но уже зная о том, как бороться против этих монстров, страх этот был не настолько явным. – Ты как? Нормально? – тот не ответил, сглотнув. – Это... он тебя ранил? Указав на его ногу, спросил Уайт, помня слова Главы Джеккила во время очередного его урока о кровопийцах о том, как именно передаётся «болезнь» гулей. На что парень мотнул головой: – Н-нет, я... у-упал, когда бежал от... него. – заикаясь, ответил он. Да уж, с такой раной вечером он врятли дойдёт до дома, не повстречав ещё пару тройку этих тварей – понимал Барри, неуверенно шагнув к нему. Уайт оглянулся: где же письма? – не понимал он. Но как бы он не вглядывался, он не мог найти во тьме два светлых конверта. Да и будем честны, времени на поиски у него не было: над крышами домов пронёсся очередной рёв, заставивший внутри всё боязно сжаться, а самого же парня перед ним вздрогнуть, попятиться, оглянуться. Скорее всего сюда нагрянут другие – нужно убираться отсюда, но сперва: – Стой спокойно. – стягивая со своих брюк пояс, Уайт опустился перед парнем на колено, наспех перетянув им его ногу чуть выше раны. Доктор из него такой себе, но по крайней мере кровь должна остановиться... Он на это надеялся. – А теперь пошли, я отведу тебя в безопасное место. – поднимаясь, поманил за собой того Уайт. – Поблизости есть небольшой паб: там работает моя знакомая. Уверен, рану она тебе как следует перевяжет. Возможно даже накормит. И позволит остаться до первых солнечных лучей: Дженнет девушка добрая, она не откажет. Особенно зная о том, какие зверства творятся по ночам. Всё таки это ни для кого не было секретом. – А если он вернётся? – одними лишь губами прошептал тот. – Не вернётся, он же не тупой, чтобы снова нападать на парня с пистолетом. – и то верно – обнадёживающе пронеслось в голове Одри, коему только и оставалось, что поспевать за чужой фигурой...

* * *

Картер с Нейтаном вернулись обратно в кабинет: как от вампира узнал Мюллер, подобные нападения со стороны гулей, будь то на карантинную зону или морг, являлись делом для того же Блэйка обыденным. По его словам, его больше заботило то, что эти твари могли под покровом темноты пробраться на близлежащую к выходу территорию госпиталя и напасть на кого нибудь из персонала или пациентов. Но благо тот знал хоть что-то о своих «собратьях низших». Например о том, что глаза гулей чувствительны не только к солнцу, но и банально к какому бы то ни было источнику света. Именно поэтому госпиталь даже ночью напоминал один большой светильник: Натаниэль обосновал нечто подобное вышестоящим над собой коллегам тем, что помощь может потребоваться любому; пациенту или же кому-то, кому просто не повезло повстречать тех или иных отморозков. Сейчас было время неспокойное, и подобные происшествия происходили повсеместно в любое время – это понимали все. Так что убедить их было не такой уж и большой проблемой. Умно, Блэйк, умно. – просто не мог не признать Карт, даже не сопротивляясь данной мысли: в голове всё путалось, думы приходили самые бредовые. За их безмолвными гляделками: Мюллера на него, Нейтана же в документ, прошли часы. Долгие и текучие, за которые Мюллер уже отнюдь не один раз ловил себя на том, что засыпает: веки тяжелели, наливались свинцом, как и скрещённые на груди руки. Из-за чего, понимая, что начинает клевать носом, Картер взял с чужого стола ручку, сжимая ту между пальцев – и всячески просыпался, стоило той почти или даже в одном случае окончательно упасть. Он настукивал ритм носком сапога, не давая себе погрузиться в дремоту окончательно. И в совокупности это помогло продержаться до первых солнечных лучей, из-за чего, наконец, Мюллер облегчённо вздохнул, поняв, что всё – миссия начата: отряд Джеккила выдвинулся по чужим норам. А он, Картер, сумел задержать Высшего в его обители: уж теперь то, под солнцем, он и шага не сделает за пределы госпиталя. Теперь можно быть спокойным: – К чёрту, – кинув ручку на его, Блэйка, стол, Картер поднялся, разминая затёкшую от столь долгого неподвижного положения спину: в глаза словно бросили песка. Да и само осознание, что его миссия окончена, только подбрасывала желания улечься здесь же, на кресле в чужом кабинете. Натаниэль в немом вопросе взглянул на собирающегося, по всей видимости, наконец, уходить Стража. – Я не буду с тобой спать. – проверяя свой плащ на наличие оружия, выпалил он... Но поняв, как это прозвучало, поспешно прибавил. – В одном помещении. Вернусь за документами либо сегодня вечером, либо завтра утром. – А я говорил. – ухмыльнулся Высший, из-за чего Страж одарил того многозначительным взглядом, вынуждая не продолжать эту тему. – В любом случае, можете не волноваться: я верну записи в целости и сохранности в ближайшее время. – но прежде, чем тот успел сказать что либо ещё, добавил, открывая ящик стола. – Ах да! Пока не забыл: – Блэйк положил на стол перед ним знакомую коробочку, чуть придвинув её к Мюллеру. – Думаю это принадлежит Вам. – несомненно, Картер узнал эту вещицу: в носу появился резкий запах, на языке же сладковатая горечь – он сглотнул вставший поперёк горла ком. Само тело, лишь стоило ему завидеть эту дрянь, инстинктивно от долгого её отсутствия, в предвкушении напряглось. Кажется стоит бросать эту привычку – пронеслось в голове Стража, что взял коробочку. – Но позвольте совет как человека с медицинским образованием: табак в любом своём использовании почти всегда несёт отрицательный эффект. Будет весьма неприятно, если человек Вашей профессии падёт не от рук «тёмного некто», в попытках защитить, например, прекрасную леди, а банально скончается от заболевания лёгких, сердца или чего бы то ни было ещё, на что это вещество может повлиять. – Пасть закрой. – фыркнул Карт, через мгновение бросив отданный ему табак. – Мне от тебя ничего не надо. Уж лучше я куплю новый у какого нибудь урода из Уайтчеппела. Мало ли: может вампир вообще его отравил. Уж кто-кто, но докторишка явно имеет доступ к подобным препаратам. – Дело Ваше. – пожал плечами вампир, невозмутимо кивнув. – До скорой встречи, Охотник. – Не сдохни раньше времени, сосунок. – выходя из его кабинета, прыснул Страж. Теперь дело за малым: дождаться других членов Ордена. И что-то ему подсказывало, что ожидание это будет весьма и весьма неощутимым для него...

* * *

И то оказалось правдой: стоило голове Карта лишь коснуться подушки – он погрузился в блаженную темноту: ни туманные сновидения, ни посторонние звуки, коими так и кишели улицы этого района, ни даже знакомый гогот, доносящийся откуда-то из соседней комнаты – ничего не могло ему сейчас помешать. Было лишь одно отдалённое и желанное чувство, которое где-то там, на задворках сознания, о чём-то ему твердило, зачем-то так и подначивало подняться с постели и пойти в другое место. Но увы для сонного разума сейчас важнее было иное. Пусть совсем скоро – или же нет – Мюллер понял, о чём забыл, стоило над головой раздаться знакомому голосу: – ...О, наконец-то! Он соизволил продрать глаза. – по всей видимости после продолжительной тирады сказал его «собеседник», нависая над ним, тем самым загораживая бьющие через окно солнечные лучи. – Я бы решил, что ты вчера пил в каком нибудь пабе, да зная тебя... – сиплый вздох, чужая фигура чуть отошла – лучи неприятно ударили по глазам, вынуждая Картера что-то нечленораздельно промычать, прикрывая те рукой. – Подъем! Джеккил ударил по металлическому изголовью – Мюллер махнул рукой, словно в попытке его отогнать: – Встаю я, встаю! Заткнись уже. – нехотя поворачиваясь на бок, он через силу поднялся, садясь на край. Что этот старый хрыч тут?.. Перед взором встала знакомая комната, взгляд Стража обратился к постели, к серой подушке и такому же бесцветному покрывалу – а, теперь понятно... Мужчина потёр лицо руками, чуть ли не кожей чувствуя на себе тяжёлый взгляд Джеккила, и любопытный столпившихся у входа в общую комнату мальчишек, что с интересом ожидали, что же сейчас будет. – Утро добрым не бывает, да? Подпирая подбородок рукой, Картер смотрел на Главу снизу вверх: – Я зря снял тебе комнату в «Перекрёстке», Карт? – зло процедил он. – Почему ты здесь? И действительно, почему? Ответ был очевиден, как ни что другое – даже спросонья для того же Картера: ноги сами понесли его в то самое родное место, привели к знакомой кровати, что столько лет служила ему верой и правдой, они сами привели его... домой, пусть это дошло до него только сейчас. Страж провёл пятернёй по своему затылку, поднимаясь: – Да понял я, понял. Уже ухожу... – но вспоминая сегодняшнюю ночь, прибавил, оживившись. – Точнее иду к тебе: наши уже вернулись? – Пару часов назад. – поманив Мюллера за собой, они направились в сторону выхода. – Ну и что? Как миссия? – проходя сквозь сборище молодых парней, среди которых мелькнуло знакомое веснушчатое лицо, спросил тот, приостановившись: Барри пытался пробиться к нему. Нужно узнать насчёт писем – Картер шагнул к мальчишкам, вытянув руку в сторону Уайта, схватил того за плечо, притянув к себе. – Что там с письмами? – Насчёт этого... – открыл было рот он, но ему не дали сказать и слова – Джеккил словно и не заметил, как Страж отстал, продолжая стремительно отдаляться. – Чёрт. – тихо себе под нос выругался мужчина, подтолкнув парня вперёд. – Там кое что... – и снова. – Весь штаб на ушах стоит. – перебил того Джеккил. – План удался: нам посчастливилось вырвать из лап этих тварей около двухста горожан... – он ненадолго примолк, продолжив. – Но потерять тринадцать наших бойцов. – это много. Очень много. – скривился Карт. – Особенно с учётом их численности. И понимая, куда ведёт их разговор, Мюллер со словами «Жди здесь», оставил что-то пытающегося ему сказать Барри в коридоре, поравнявшись с Главой. – Твой клыкастый дружок нам, как бы отвратительно не было это признавать, очень помог: именно благодаря информации о метках в катакомбах, нам удалось не только найти Кладовые, но и вывести наших раненых братьев. Если бы не это знание – погибло бы больше. – Он мне не дружок. – возразил Страж, уперев руки в бока. Это звучало неприятно и даже оскорбительно. Но как бы то ни было... – Что с горожанами? – У многих недомогание в связи с большой потерей крови, кто-то и вовсе ранен и истерзан этими уродами, а кто-то готов хоть сейчас сигануть в Темзу, лишь бы снова не оказаться там, среди них. – устало вздохнул тот. – Те же, кто относительно здоров, сейчас ищут свои семьи: скорее всего после пережитого они покинут Лондон. Есть даже добровольцы вступить в наши ряды, хоть это радует. – Что с Высшей? – главный вопрос, что интересовал Мюллера. И ответа его он ожидал с замиранием сердца. – Её не нашли, – Картер мысленно выругался. – По всей видимости сегодня в катакомбах её не было. В конце концов, зная чужую силу, вряд ли Высший, узнав о нападении на свою Обитель, решил бы спрятаться. Нет, скорее уж она лично перегрызла бы глотку каждому из Стражей... Или же она... сама из Молодняка? – вдруг задался вопросом Картер. – Всё таки столько амбиций и желания создать свой собственный Клан за такие кратчайшие сроки – не сходится с поведением кого-то более опытного. Например того же Блэйка. Она может ещё не до конца уметь пользоваться своими способностями, из чего следует, что при таком раскладе её могли предупредить. Тот же докторишка? – вполне вероятно. Но опять же таки, если верить его словам, она старше него. Нужно снова к нему наведаться. И на этот раз чуть иначе. – А что у тебя? – вдруг спросил Глава, вытягивая того из своих дум. – Где всё это время был ты? – Наведался к одному докторишке. – не стал скрывать он, подняв ввысь перевязанную руку. – Болтали о том, о сём. Вспоминали те самые «былые времена» до всего этого дерьма. – И с каких это пор ты так печёшься о незначительной «царапине»? – заметил Джеккил, помня, как в юности Картер рвался в бой с треснувшим ребром. – С тех самых, как понял, что при перемене погоды у меня ноет сломанная келпи нога. – догадываясь, о чём примерно тот говорит, фыркнул Картер... Презрительно прибавив. – Ненавижу лошадей. – после того случая так точно: шибко уж та тварь ему подпортила ассоциации с этими благородными животными... Даже иронично, учитывая то, что самим символом Братства является конь. Хотя если уж говорить совсем честно, то был... не келпи – гримм. Но чёрта с два он когда нибудь расскажет Джеккилу о том, что его надурил поганый перевёртыш. – В любом случае, не хватало ещё, чтобы у меня тряслась рука, как у старого немощного пердуна. На что Глава лишь фыркнул, но ничего не ответил... Но и почему-то не намеревался покидать самого Карта или же отослать его куда подальше. Он хотел сказать что-то ещё – Мюллер это понимал. И в очередной раз чувства его не подвели: – Кладовые разорены: сегодня мы будем патрулировать входы в катакомбы, ждать, когда в приступе голода повыползают эти крысы... – тихо, дабы то донеслось лишь до ушей Карта, прибавил он. И Мюллер за него закончил: – ...Но их количества уже было достаточно, чтобы убить столько умелых парней. И неизвестно, сколько этих тварей там ещё. – сразу понял он, понуро опустив голову. – Как неизвестно и то, насколько далеко простираются коридоры и есть ли там ещё пленные. – всё таки, увы, не могло столь малое количество Стражей за один день исследовать все ходы и каждую комнату. – Она может наплодить новый Молодняк: мы должны поймать эту суку. – Карт остановился, повернулся к Джеккилу: это было не предположение и не предложение – приказ. И он не обсуждался. – Легко сказать. – фыркнул старик. – А я ещё и сделаю. – шагнул к нему Страж – Джеккил инстинктивно отступил: слишком яркой в чужих глазах были решимость исполнить свои слова... как столь же ярким был и огонь ненависти к роду кровопийц. – И если тебе дорог этот город и его жители – ты отправишь всех своих людей на поиски Высшего. Когда прибудут Стражи Братства – этим делом займёмся мы. – А зачем же тут ты? Наблюдать? – всплеснул руками Глава. – Неужели не насмотрелся? Или побежишь к своему новоявленному дружку – цепному сосунку? – Пока он нимрод – его можно использовать, в этом можешь не сомневаться. – он направился в сторону выхода, совершенно забыв за своими думами о пареньке и его поручении. О коем сам он уже и не слишком-то хотел докладывать. По крайней мере не сейчас... Честно говоря, Одри боялся выходить за пределы паба, в который его отвёл тот парень, даже после восхода солнца: всё это время, впредь до самого восхода, ему казалось, будто там, снаружи, он то и дело слышит этот... голос, этот рёв, злобный клекот, от которого кровь стыла в жилах. Перед взором из раза в раз появлялось изуродованное лицо и эти... белые глаза, эти... клыки, чтоб их! – юношу аж передёрнуло от столь ужасающих образов. Он поёжился: будь то от этих воспоминаний, или же утренней прохлады, что неприятно пощипывала кожу. Нога неприятно ныла, руки шли дрожью. Но как бы то ни было, он не мог оставаться в чужом заведении вечно, пусть та женщина и говорила, что как ей, так и самому владельцу паба его общество было не в тягость: они хорошие люди – это Одри понял сразу. Слишком уж явным было их беспокойство за него. А ведь они до этого были даже не знакомы... Да уж, прежде у него было совершенно иное представление о подобных местах и их обитателях. Но как бы то ни было, видя, что улицы начинают наполняться всё большим количеством людей, глядя на то, как небо стремительно светлеет, парень всё таки сделал шаг за порог приютившей его сегодня обители... – и ноги его сначала неуверенно, затем быстро, а после же и бегом понесли домой. Что, как выяснилось, находился и не так уж далеко отсюда... Или, может, то казалось от столь «торопливой прогулки»? Возможно. Одри забежал домой громко хлопнув дверью – с уст его сорвался прерывистый вздох, сердце бешено колотилось в груди. И от этого, казалось бы, оглушающего стука юноша и не заметил всполошившегося этим шумом отца... Что не сомкнул и глаза за эту ночь: – Одри! – лишь завидев сына, тот в два шага оказался возле него, притянув к себе. Он облегчённо выдохнул: казалось, будто с плеч свалился неподъёмный груз. Мужчина припал губами к растрёпанной макушке, нехотя отстраняясь: светлые глаза встретились точно с такими же. – Где ты был? – голос дрожал: и от волнения, и от подступающих усталости... и гнева. Пальцы его невольно сжали тонкие плечи. – Я чуть с ума не сошёл! Я искал тебя везде! Что?.. – но заметив перевязанную ногу, непонимающе качнул головой. – Что произошло? Как это случилось? – На меня... напали. – тихо проговорил юноша, словно опасаясь, будто этих слов было вполне достаточно для того, чтобы напавший на него услышал это и пришёл закончить начатое. – Когда я возвращался с... – он запнулся. – ...Учёбы. Это был какой-то... псих, который не мог связать даже двух слов. Я... Мне повезло, что на пути мне встретился парень, который и спас меня от него. Он отвёл меня в одно место, где я пробыл до утра, я... Прости, я побоялся возвращаться раньше рассвета. Я... Слыша, как голос его начинает приобретать истерические нотки, мужчина снова прижал того к себе: они поговорят об этом позже, не сейчас. Хотя требовалось ли Итану ещё какие бы то ни было доказательства того, что именно сейчас из себя представляет их некогда великий город? Нет. Как, собственно, и то, то ли на самом деле это место, коего он хотел для своей семьи. В голову в очередной раз ударила та самая навязчивая мысль, от которой с каждым новым днём отбиться становилось всё труднее: Из-за меня... – в голове раздался собственный голос, заставляя сжимать объятия сильнее. – Всё это из-за меня... Хотя спустя миг перед взором возникло ненавистное, когда-то любимое лицо, что он не видел уже, казалось бы, так давно. Ещё задолго до войны. И снова мысль, подпитавшая этот гнев к теперь уже чужой персоне: Нет, из-за него. Что же до Одри: он молчал, уткнувшись в чужую грудь. На языке так и крутилось это «монстр». «Это был монстр!» – хотелось крикнуть ему, чтобы отец услышал... Но он заставил этот вскрик потонуть где-то там, глубоко в себе, для большей уверенности сжимая челюсти, дабы не дать тому вырваться наружу. Он ему не поверит. – Одри это знал. – Так же, как не поверил и тогда. И так же, как сейчас отказывался себе верить он сам. Ведь как человек, воспитанный на теориях и языке фактов, он просто не мог признать того, чему стал свидетелем: возможно то было... бешенство? Или новая болезнь: в конце концов, сейчас то не стало бы сюрпризом, но... Эти резкие, быстрые движения, казалось бы мертвенно-серый цвет чужой кожи, как показалось Одри даже... клыки и пронизывающие звериной яростью... голодом глаза... Разве человек может обратиться в нечто... подобное?!. Может... – пытался себя убедить в этом тот: перед глазами одно воспоминание сменяло другое; клыки, когти, рык... мама. На смену страху пришла горечь, и осознание, которое он так яро пытался отмести. – Не может...