Серое на сером

      Остаток ночи прошел в раздраженных перепалках. Толпа оставшихся в темноте пленников хныкала, препиралась и без конца ругалась. Обсуждали планы побега - один другого бредовее. Проклинали трусость тех, кто упустил такой шанс и не рванулся, не отшвырнув волчат прочь. Не сбежал, не позвал подмогу. Запоздало возникла мысль - просто как вариант - что стоило бы напротив, схватить хоть пару мальчишек в заложники.       А еще в очередной раз подергали, потрясли ржавую, но еще крепкую решетку на крохотном оконце. Без особой, впрочем, надежды.       А потом пошел дождь и в их амбаре стало еще холодней. И разговоры мало по малу стихли сами собой. Озябшие пленники, тряслись, прижимались к друг дружке и отвечали все неохотней и реже. Постепенно даже самые шумные и упорные потихоньку погрузились в сон.       Устроившись на холодном дощатом полу, Мика положил голову на чьи-то икры, а на него самого положили головы аж несколько соседей по несчастью. Никаких жаровень в их узилище не было, но набитая пленниками комнатушка постепенно согревалась теплом их дыхания и сбившихся в кучу тел. К утру спали все. Даже самые злые и решительные. Ну или делали вид что спали.       А потом забрезжил рассвет и пространство за окном начало наполняться звукам.       Мычание таплов в их стойлах, верещание ездовых пульг, кудахтанье домашней птицы.       Волчья деревня помаленьку оживала.       Где-то гремели пустые ведра, окликали друг друга редкие пока еще прохожие.       Невыспавшийся Мика, погруженный в странную липкую дремоту даже не сразу осознал, где находится и что с ним случилось. А когда осознал - сон слетел с него в мгновение ока.       Плен!       Сарай!       Заяц выбрался из под навалившихся на него тел и уселся. Осторожно размял ноющие кости.       Окружающие тоже мало помалу просыпались, ворочались, недовольно бурчали себе под нос. Нередко вздрагивали и вскакивали - также как и он, в какой-то момент внезапно заново осознав - где они и что же вчера приключилось. Но большинство, если и разомкнули веки - лежали как спали, вповалку на грязном полу, образовав настоящее месиво тел. Апатично таращились перед собой остановившимся взглядом. Уже осознав их незавидную участь, но - решительно не понимая, что с этим всем делать. Да и надо ли что-то делать, если шансов все равно нет?       В лучах рассвета сарай, в котором их заперли, показался заметно больше, чем ночью. Но даже в этом приличных размеров помещении от их каравана осталось едва ли половина.       Неужели… это все, кто выжил? Или просто таких сараев тут несколько и часть пленников запихали куда-то еще?       Мика продрог и отчаянно хотел есть. Чуткие уши зайчика ловили окружающие звуки. Знакомые и не очень, пугающие и подозрительные.       За дверями и стенами их тюрьмы все чаще и ближе звучали шаги. Грузные, пугающие своей тяжестью. И грубые, каркающие голоса.       Снаружи сарая волки делили награбленное. Лениво переругивались на своем, непонятном наречии.       Лязгало что-то железное, громыхало что-то деревянное. Скрипели колеса, стонали веревки, на которых пытались поднять что-то массивное. Издалека доносился размеренный лязг кузнечного молота.       Типичные звуки деревни.       Если не считать непонятного говора.        И чрезмерно частого лязга металла.       Металла тут было много - кольчуги, сбруя, оружие.       А вот лопнула веревка, упало, покатилось что-то массивное. Покатилось, ударилось и судя по звуку - даже разбилось.       Бочка?       Донесся взрыв ругани. Да, этот странный неприятный язык мог звучать еще неприятнее и резче.       А потом за ними пришли.       Точнее - сначала пришли в помещение, где всю ночь храпел охранник. А уже потом распахнули и дверь их узилища.       Очередной огромный, с внушительным пузищем, волк. И еще. И еще один - заглянувший в дальнюю, тесную для его размеров дверь. Сзади его фигуру подсвечивал тусклый пока еще рассвет. Но это определенно была последняя дверь, за которой виднелась улица.       Массивные, покрытые жуткими, пугающих размеров мышцами и не менее пугающими шрамами. И даже толстые, демонстративно торчащие вперед брюха - не придавали волкам совсем уж неповоротливый, неуклюжий вид. Никаких сомнений, что при желании они могли двигаться намного, намного быстрее. Ну - как минимум непродолжительное время уж точно.       А ведь каждый такой может запросто проглотить любого из пленников. Целиком!       Словно сошедший со страниц дурацких сказок оживший ужас.       Но все это происходило здесь и сейчас, наяву. Достаточно протянуть руку и можно коснуться.       Ну - если жизнь не дорога. Свирепые выражения на мордах волчар отнюдь не располагали к подобным экспериментам.       И Мика наконец-то, кажется, начал ощущать тот самый первобытный страх, отсутствию которого он так удивлялся в первые часы плена.       - Идти! - рявкнул один из гигантов, обвешанный железными кольцами грубой ковки, что отдаленно напоминало сильно упрощенную кольчугу. От стрелы или копья не защитит - слишком дыряво, но вот от удара топором - более чем.       Покрытый косматыми шкурами поверх давно не стираной одежды, дикарь обвел их мрачным желтоглазым взглядом и повторил:       - Идти!       И для большей доходчивости одну руку с выставленным корявым пальцем протянул к двери, а вторую - уложил на огромный, заткнутый за пояс топор. Обух - толщиной с Микину руку, а лезвие… Этаким запросто можно развалить надвое любого из них. Даже замахиваться особо не придется…       Увлеченный изучением громадины, Мика даже не сразу понял, что вместо привычной уже тарабарщины, гигант внезапно произнес слово на вполне понятном жителям долины языке. Хоть и звучало это столь странно и непривычно, что понять его удалось явно не всем. А может - другие просто надеялись, что относится эта команда не к ним.       Покидать холодный сырой сарай теперь почему-то до ужаса не хотелось.       - Идти! Там! - повторил великан и подкрепил свой приказ мощной затрещиной, от которой один из пленников - пожилой хромоногий баран чуть не вылетел за дверь в соседнее помещение.       - Папа! - вскрикнули в толпе пленников и к упавшему кинулась барашка немногим старше Мики.       - Идти! Все! - Волк отодвинулся от двери, подкрепив свои слова жестом огромной ручищи, ладонь которой легко могла бы охватить Микину голову словно какое-то яблоко.       Пленники пугливо забормотали, неуверенно поднялись на ноги. Те что оказались ближе к двери - еще более неуверенно последовали куда сказано. Опасливо держась как можно дальше от пуза гиганта.       А тот, словно упиваясь их страхом, внезапным рывком вдруг подался навстречу бредущим с пугающим коротким рыком. Пленники шарахнулись, сталкиваясь с соседями, повалились на пол.       Удовлетворенный произведенным переполохом, великан довольно загоготал и его смех подхватили другие варвары.       Моргая и щурясь от уличного света, узники пугливо сгрудились в подобии загончика, образованного перед их сараем вереницей повозок - где еще целых, а где уже порядком разломанных.       Прорехи между повозками были завалены всевозможным скарбом - ящики, бочки, тюки. И во всем этом оживленно копошились волки помельче - в основном мужчины и мальчишки.       Но мелькали и старики, женщины и совсем уж мелкая детвора.       - Здесь! Стоять! - Волк у двери заглянул внутрь, убедился что никто не притаился в темном углу сарая и вышел следом за пленниками.       С высоты своего роста оглядел ”улов" и оценивающе прищурясь, задумчиво перекатил челюсть сбоку на бок. Происходившее явно было для него какой-то не очень интересной рутиной.       А вот с другой стороны импровизированного забора на пленников глазели с интересом куда большим. Оставив свою возню с повозками, зеваки уставились на перепуганную толпу узников злыми голодными взглядами.       И к этой толпе зевак потихоньку подтягивались и другие обитатели стойбища. Мелькали даже и нормальные, не волчьи лица. Кошки, зайцы, олень, пара псовых, совсем молоденький жеребчик и несколько кобылок постарше. Все они мелькали порой на самом краю видимости, по ту сторону кольца из волков, обступивших небольшую площадь.       Поначалу Мика даже глазам своим не поверил - как это? Что они тут делают? Почему помогают… этим? И почему волки воспринимают их присутствие - как должное? Неужели… неужели они тоже тут живут, тут - среди вот этих вот?       Они явно не выглядели пленниками. Не были связаны по рукам и ногам. И даже не были избиты. Или так лишь казалось?       Впрочем и равными волкам - они тоже не выглядели. Их то и дело отпихивали прочь, указывали на что-то повелительным жестом и “не волки” бросались выполнять все команды с удивительным и странным рвением. Словно… словно от этого их жизнь и зависела.       Тем временем окружающая площадь толпа волков мало помалу густела. Большинство этих, “за забором” - были заметно меньше воинов, окружавших толпу пленников. Заметно меньше ростом, с куда меньшим количеством мышц и жира. Тоже пузатые, но далеко не настолько. Мелькали даже и вовсе тощие. Без животов и жира, одетые в какие-то лохмотья. Смотревшие на всех недобрыми голодными взглядами. Но даже самый чахлый из этих голодранцев, даже женщины-волки - были как минимум на пару голов крупнее Мики.       И дети.       Конечно же дети.       Вездесущие мелкие дикари сновали меж взрослых, просовывались меж них, с любопытством глазели на пленных. И то и дело норовили стащить что-нибудь, но получали тумаки и затрещины и вновь скрывались в толпе.       Эти были стройнее. Ну - на фоне большинства взрослых, внушительные животы у волчат почти не встречались. Так - слой жирка разной степени толщины, "дынька", реже "тыква", но в основном "половина дыньки". Эти смотрели особенно цепкими, голодными взглядами.       Даром что большинство - ровесники Мики, а то и вовсе - совсем уж малышня едва ли выше его пояса.       Волчата и те, что постарше - таращились на толпу перепуганных пленников, обсуждали что-то между собой и то и дело жадно облизывались.       - Нас съедят? - заметив этот нюанс, панически пикснули в толпе пленников.       - Нет, накормят. - Со злым сарказмом фыркнул мужской голос.       - Но… я не хочу! За что?! Почему? - заканючил женский голос.       - А они хотят. - Со знанием дела пояснил саркастичный некто. - Это же волки.       - Нно… они же и так забрали все что у нас было? Всё, всё забрали! Почему бы просто не отпустить нас?       - Ну так и спроси их. - Мрачно буркнул саркастичный. - Скажи им что ты не хочешь. А то вдруг они просто не знают.       Кто-то нервно хихикнул.       - Но также нельзя! - не унималась женщина. - Это… как же так?!       Краем уха слушая перепалку и причитания, Мика скользил взглядом по лицам зевак, задерживался на мальчишках, паре прибившихся к ним девчонок - тоже жирненьких и упитанных и одной неожиданно стройной, буквально тощей. И снова - очередной пухленький волчонок. На этот раз тоже с приличных размеров пузом. Но не тот, что был вчера, просто еще один. Похожий.       Мыслей почти не было.       Мика испытывал какое-то странное, почти умиротворенное отупение и усталость. Наверное так и выглядит обреченность? Этакое странное состояние, когда ты вроде все видишь, все понимаешь… И четко понимаешь, что ничего хорошего тебя будущем уже не ждет. Но сделать с этим - все равно ничего не можешь. Или уже просто нет сил что-то делать.       Рвануться и побежать?       Надеяться, что тебя не догонят?       Вот эти громадные, с их необъятными пузами - может и не догонят. Если успеть увернуться от их лапищ, то шанс возможно и был бы. А вот лай и шипение шпыр где-то неподалеку - шанса не оставляли. Не самая быстрая смерть всем наивным романтикам.       Свора гончих ящериц легко настигнет кого угодно , особенно - обессилевших пленников. Ну может кроме жеребцов и кобылок и прочих быстроногих копытных. Но смогут ли те потягаться выносливостью со стаей зубастых ящеров?       И все же кто-то решил попытать счастья.       То ли не распознав в окружающем гвалте опасных звуков, то ли чрезмерно уверенный в собственных силах, а может просто решивший не даться живым.       Пегий жеребчик рванулся прочь из толпы. Ловко увернулся от лениво потянувшегося к нему гиганта, от следующего, проскользил между ног третьего. С разбега взлетев на одну из разоренных повозок, он одним длинным прыжком перелетел через головы зевак и приземлился позади них. Не удержав равновесия, кувыркнулся, упал. Но тотчас вскочил и что есть духу припустил прочь - к видневшимся позади неказистых крыш верхушкам деревьев.       А следом за ним - непроизвольно, поддавшись моменту - рванули и еще пяток пленников. Копытные и нет - они просто бросились прочь, в рассыпную. Понеслись, петляя и уворачиваясь - кто успешно, а кто не очень. Первым неудачником стал пес - ровесник возницы, с которым Мика преодолел большую часть пути. Беглеца с радостным гоготом небрежным ударом сшиб с ног один из гигантов. Сграбастал, легко, словно злой ребенок надоевшую игрушку. Перехватил обеими руками, встряхнул и разинул пасть.       Оцепеневшие, застывшие на месте пленники разразились паническими воплями, а зеваки вдоль забора - восторженными и явно одобрительными. Волчья пасть распахнулась, растянулась, огромные ручищи подтянули отчаянно брыкавшуюся жертву ближе. Мика зажмурился и отвернулся.       Чуткие уши уловили отчаянный, полный страха и ужаса вопль. А затем - тишина. Только гулкое, жадное чавканье, едва различимое в одобрительном гвалте толпы. Мика сжал уши, притянул их к подбородку, но все равно слышал. Слышал каждый отвратительный звук... Включая оглушительную, словно бы хвастливую отрыжку гиганта и несколько гулких шлепков его ладоней о тугое как барабан пузо.       И звуки эти были столь красноречивыми и пугающими, что Мику пробил озноб.       От макушки до пяток, каждая шерстинка на его теле, казалось, встала дыбом, а сам он - похолодел, словно сосулька.       Страх.       Тот самый, которого он почти так жаждал вчера и удивлялся его отсутствию - навалился на него в полный рост.       А когда зайчик, наконец, решился открыть один глаз - сначала левый, потом правый - все уже кончилось. Гигант удовлетворенно потирал раздувшееся, еще брыкавшееся брюхо и то и дело выпускал сквозь зубы ленивую, довольную отрыжку. Уже не столь громкую, как первая, но от того не менее отвратительную. Заживо!       Судя по яростному колыханию и шевелению волчьего брюха - несчастный беглец был проглочен целиком. Отяжелевший гигант в несколько грузных шагов подобрался к одной из разгромленных повозок и плюхнулся задницей прямо на ворох каких-то тюков и чьих-то пожитков. Поерзал, устраивая пузо на ляжках. Откинулся назад и под одобрительные, завистливые крики зевак, с омерзительно счастливым видом погладил строптивое брюхо, продолжавшее содрогаться от отчаянных, но совершенно тщетных брыканий несчастной жертвы.       А по другую же сторону импровизированного забора разыгрывалась еще одна драма. Точнее целых две сразу. Менее крупные зеваки оказались куда проворнее громадных воинов и умудрились таки поймать еще пару беглецов. Одного, неудачно подвернувшего ногу после прыжка - уже успели сожрать. И варвар-”счастливчик” - молодой волк с гордостью демонстрировал свое несуразно раздутое пузо с еще брыкающимся внутри беглецом обступившей его стайке мальчишек.       Словно какое-то достижение, словно то, чем и впрямь можно гордиться и хвастаться! А мелкие дикари - завистливо трогали и шлепали этот жуткий меховой мешок, смеялись и хихикали, неприкрыто забавляясь последними тщетными рывками жертвы.       Похолодевший Мика, широко открыв глаза, таращился на эту сцену, не в силах отвести взгляд. Во рту мгновенно пересохло. Точнее - пересохло еще сильнее, чем за всю предыдущую прошлую ночь. Окончательно, так сказать, до болезненной сухости.       Третьему беглецу повезло не больше. Он еще брыкался, катался в траве и грязи, пытаясь вырваться из цепких лап обступившей его детворы. Крепкий и молодой олень порой умудрялся освободить то то руку, то ногу, иногда даже отбросить одного из мелких ублюдков прочь. Но силы его явно таяли и мелкие волки со смехом набрасывались на него как рой мошкары на беззащитную сойду. Облепляли, пытались растянуть за руки-ноги в разные стороны, уложить на мокрую траву.       Парень-олень был крупнее и мускулистее каждого из этих подростков. Но сообща те легко с ним справлялись - мешали встать, хватали и растягивали, хватали и растягивали. И в какой-то момент несчастный вконец обессилел и под одобрительное улюлюканье толпы замер. Загнанно дыша, уставился круглым глазом на все эти оскаленные пасти, на пену с их клыков - маленьких и больших, но всех без исключения - пугающе острых.       Внимание толпы зевак целиком переключилось на новое зрелище и улучив момент, очередной пленник ринулся в противоположную от этого внимания сторону. А следом за ним и еще пара отчаянных. На них, к удивлению Мики, почти не обратили внимания.       Парализованные страхом, оставшиеся узник таращились на расправу, испуганно сбившись в кучку. Тем временем, измученный тщетным сопротивлением, олень выдохся. Полностью.       Буквально повис на растянутых в разные стороны конечностях. И тогда один из поймавших его волчат - покрупней и потолще подельников, тоже широко разинул пасть. Неторопливо, словно красуясь перед всеми зеваками, медленно-медленно охватил голову несчастного.       Волчья пасть растянулась до пугащих, еще недавно, казалось, совершенно невозможных размеров. Охватила голову беглеца… надвинулась дальше. Но на этом - все. Молодой волчонок явно не мог справиться с плечами. Олень хоть и был еще таким же подростком - явно труда не чурался и успел к своим годами не только обрасти приличными мускулами, но и обзавестись широкими - почти как у взрослых - плечами. В эти то плечи и уперлась ненасытная волчья пасть. И как ни старался ее владелец - разинуть ее еще шире он просто не мог.       Волчонок лишь тщетно слюнявил несчастного, боролся с его отчаянными паническими рывками, не выпускал из пасти то, что сумел проглотить, но - дальше не продвигался.       Подельники мелкого проглота тем временем тоже начали выдыхаться и терять терпение. Поначалу одобрительные, их вопли становились все более нетерпеливыми и раздраженными, а то и вовсе - ехидными.       Они недовольно покрикивали на самоуверенного заводилу, тот отчаянно пытался, елозил коленками в мокрой траве, но - не мог.       Но когда Мика уже с замиранием сердца понадеялся что беглеца перестанут мучать и выпустят… от толпы зевак отделился один из тех, громадных взрослых. Гигант буквально стащил переоценившего свои силы волчонка с головы оленя, отвесил самоуверенному придурку подзатыльник. Словно бы между делом, этаким небрежным, будничным движением извлек из-за пояса топорик и непринужденным движением раскроил несчастному череп.       Мелкая свора разочарованно зароптала, выпустила разом обмякшее тело. А не рассчитавший своих сил обжора сердито заспорил со старшим. Но ссора не разгорелась - угасла, не успев толком начаться. Здоровенный волк быстро прервал поток слов звонкой затрещиной. А когда облажавшийся подросток заткнулся и насупился - здоровенный волчара вдруг ухмыльнулся и отечески потрепал того по макушке.       Ухватив покойника за ногу, он подтолкнул разочарованного проглота в спину и парочка двинулась прочь. Ни дать ни взять отец и сын. Первый - меланхоличный и неторопливый, второй - суетливый и очень разочарованный собственным глупым провалом.       Мика сполз прямо в грязь.       Ноги отказывались служить ему.       Он сотни раз слышал эти истории - про заживо проглоченных ненасытными варварами, читал все эти сказки и… Черт, тогда это было всего лишь лишь частью истории.       Абстрактной, не то чтобы слишком уж пугающей частью. Выдумкой, которую всерьез воспринимали разве что дети. Но здесь… Здесь он видел все эти ужасы своими собственными глазами.       И слышал.       Все эти сопения, хрипы - последние, самые отчаянные усилия жертвы освободиться, вывернуться. Стоны и вопли тщетных усилий. И как финальная жирная точка в чьей-то драме - сытая, довольная волчья отрыжка. И брыкающееся, колышущееся брюхо.                   Огромное, отвратительное… и вместе с тем - приковывающее взгляд. И хотел бы отвернуться, да не выходит!       Окружающий мир покачивался и кружился, голоса окружающих звучали теперь словно через толщу воды, как если бы он нырнул в холодную прохладную речку. Погрузился на самое дно и смотрел на весь мир оттуда - из под толщи воды.       Мика очумело уставился на собственные ладони - пальцы подрагивали и отказывались слушаться. А ноги - все также не держали.       И еще его вырвало. Небольшим количеством едкой, прозрачной жижки. Ведь со вчерашнего дня он так ничего и не ел, в желудке было пусто. А еще - нестерпимо хотелось в туалет. Хотя не пил он также с прошлого дня.       Голова окончательно закружилась и зайчик завалился лицом в грязь.       Очнулся он от того что кто-то - буквально как давешнего бедолагу с раскроенным черепом - тащил его за ногу. Прямо по земле. Размокшая грязь под спиной сменилась грубыми, плохо ошкуренными бревнами и ногу выпустили. Пятка болезненно стукнула о деревянный настил.       Голоса. Снова эта грубая, непонятная речь. Странные, похожие на ругательства слова.       - Бу-бу-бу.       - Бу-бу?       - Бу-бу-бу-бу!       Все еще словно через толщу воды.       А вот и вода.       Его окатили из ведра холодной, колодезной водой.       Окоченевший взмокший заяц открыл глаза и попытался сесть.       Окружающий мир еще продолжал кружиться и покачиваться, зрение с трудом фокусировалось то на одном, то на другом лице. Морде.       Волчьи морды - молодые, старые, мужские, женские - таращились на него. И других пленников. Капали слюной, облизывались - нетерпеливо и жадно, словно мальчишки у лотка со сладостями, денег на которые у них не хватает.       Волки делили добычу.       Разбирали оставшихся пленников, словно какой-то товар.       Из толпы то и дело извлекали то одного, то другого узника. Выталкивали на помост, на котором у старой потемневшей от времени колоды сидел один из гигантов. И то и дело сгребал с этой колоды всевозможные подношения. Непривычного вида монеты, украшения, безделушки. Сгребал то в один, то в другой мешок.       На шею очередной жертвы натягивали веревку, второй конец бросали удачливому покупателю. И тот грубыми рывками уволакивал свое приобретение прочь, сквозь тотчас смыкавшуюся за его спиной толпу.       От группки невольников также отделили с десяток пленников и трое гигантов, связав их одной веревкой, увели их куда-то в сторону.       Пожилой медведь перед Микой тоже нашел покупателя. Совсем не жирная, тощая и жилистая волчица придирчиво осмотрела “покупку”, перекинулась с продавцом парой сварливых фраз и ссыпала на колоду какие-то безделушки вперемешку с медяками разной чеканки. Старая мымра не выглядела достаточно сильной, чтобы случись что - противостоять взрослому, хоть и преклонных лет медведю. Но вела себя куда как уверенно и злобно, словно и мысли не допускала что с ее приобретением что-то могло пойти не так.       Впрочем, оно и неудивительно. Вокруг полно других живоглотов - и покрепче и повыше ростом. Только крикни - и бунтарю не поздоровится!       И никто из них, оставшихся тут пленников - не рисковал тут уже дерзить и сопротивляться. Особенно после разыгравшейся у всех на глазах драмы.       А еще кто-то из гигантов, лениво бродивших среди пленников - выдергивал одного-двух и тоже куда-то уводил. Уводил прочь или передавал кому-то из знакомых или родственников, высмотренных в толпе за забором. И что самое ужасное - выбирали они не по наличию силы и мышц, а скорее напротив - тех кто поплотнее, а то и вовсе хоть немного жирненький.       С мышиного табора тоже надергали рыдающих взрослых и жавшихся к ним детишек. Раздали коротышек каким-то волчицам и тощему волку преклонных лет. Нескольких вручили двум почти одинаковым мальчишкам, выделявшимся из толпы голытьбы добротной чистенькой одежкой. И непременными, похожими на мяч или дыньку животами.       На кого-то из пленников натянули цепи, на кого-то - железный ошейник или просто веревку.       Их разбирали - словно какой-то товар, словно… овощи с лотка базарной торговки!       А еще - пленницы. Женщин в их караване было не много, но были. Этих просто так не раздавали. За них торговались, оживленно спорили, ругались до хрипа.       Те пленники, что помоложе - тоже ценились явно повыше взрослых и старых.       И за них тоже что-нибудь давали.       Остальных раздавали просто так - на первый взгляд любому желающему. Сочли не стоящим торговли - толкнули в лес жадных рук окружавших площадь зевак. И несчастный с воплем пропадал в той беспокойной толпе, словно соринка в речном водовороте. Какое-то время его дергали, крутили, толкали, но потом отстояв свое право собственности, гордый победитель удалялся, уводя несчастного прочь.       Остальные - смыкали ряды, ругались, толкались, обещали что-то гигантам, жестикулировали, но нередко и уходили прочь без “покупки”.       И, конечно, непременные вездесущие мальчишки. В толпе “покупателей” то и дело мелькали совсем мелкие и подростки. Наверное - погодки Мики или даже чуть старше. То и дело влезая меж взрослыми, те тоже пытались что-нибудь выпросить. Уговаривали, заискивали, что-то обещали - но лишь один из них под смех громадных воинов сумел добиться желаемого и тоже увел - пару перепуганных мышек.       Перепачканные сором и грязью, безумный, панический взгляд круглых от страха глаз.       Тщетно шаривших в поисках хоть какой-то помощи по оставшимся пленникам.       Плач, крики, проклятия. Грубая, непонятная речь и тычки, зуботычины и затрещины.       Гиганты на тумаки не скупились.       Внезапно голоса вокруг зазвучали громче и Мика понял, что речь идет явно о нем. Чья-то мощная ладонь вытолкнула зайца поближе к зевакам и смрад их несвежего дыхания заставил его поморщиться.       Заинтересовавшийся им “покупатель” - тощий взрослый волк и жирный, заметно более жирный, чем большинство других - второй. Они заинтересовались им почти одновременно, щупали, теребили, поворачивали Мику то одним то другим боком и все громче ругались между собой. Пока один из воинов, руководивший “ярмаркой” не прикрикнул на них обоих.       Тогда “покупатели” пошарили по карманам и начали вытряхивать подношения. На колоду, исполнявшую тут роль стола, лег какой-то замызганный железный засов, резная заколка и женский гребень из ракушки. Тощий волк, словно играя в карты, “покрыл” гребень жестяной коробочкой из под леденцов - абсолютно пустой, но разукрашенной нехитрым рисунком. Жирный - ответил на коробочку парой медных монет.       Перепалка меж ними накалялась и “продавец” все чаще раздраженно ругался на упорных покупателей, не желавших уступить друг другу. Но выглядел при этом все более заинтересованным - на колоде собралась приличная кучка предметов.       Наконец на пень лег небольшой нож - явно слишком маленький для огромной волчьей лапищи, но вполне добротно сделанный. И даже с кожаными ножнами.       Нож тощему покрыть было уже нечем. Он злобно выругался и сплюнув, под смех окружающих канул в толпу.       “Продавец” сграбастал выложенные на пол ставки и толкнул Мику к жирному.       Вот и все. Сожрут его прямо тут, на потеху толпе? Или, быть может, отложат до обеда? Ноги отказывались держать. Но вздернувшая за ворот рубашки рука и бодрящий пинок от одного из надсмотрщиков не позволили ему упасть обратно.       Жирный, шумно сопящий волчара, уже обдал его кислой вонью из пасти и приготовил ошейник. Разъемное кольцо грубой ковки с закрепленной на ней грязной, покрытой подозрительными пятнами цепью.       Неужели вот так все и кончится? Неужели вся его жизнь, все что он узнал, пережил, все его мечты и планы - все это было лишь для того, чтобы стать чьим-то ужином? Вот так - просто, куплен словно тыква с лотка базарной торговки? Мика обменялся обреченным взглядом со следовавшим за ним собратом по несчастью - можно сказать прощальным.       Нет, вопреки досужим утверждениям - перед глазами не пронеслась вся его жизнь. А может это случится позже - когда он и сам заглянет в эту вонючую распахнутую пасть, полную острых, пожелтевших клыков?       Мика обладал вполне развитой фантазией и легко напредставлял себе все ощущения, которые ждут его в ближайшем будущем.       Умирать чьим-то обедом или ужином до ужаса не хотелось. Мику передернуло.       Из пересохших глаз наконец хлынули слезы - и откуда только влага взялась? Жирный покупатель радостно заржал и обменялся с продавцом какой-то шуткой. Тот отозвался и заржала уже вся толпа вокруг них.       Жирный снова потянулся к Микиной шее с распахнутым ошейником. Зайчик зажмурился.       Но прикосновения к шее холодного металла не произошло. Вместо этого гул голосов перекрыл какой-то новый, рокочущий голос. Очередной гигант. Подошел со стороны сараев, в которых держали узников и добычу. Огромный, в стальных кольцах доспеха, увешанный шкурами и какими-то украшениями, ремнями и лямками, с огромным, щербатым топором за широким поясом, словно подпиравшим его здоровенное брюхо.       Подошел, перекинулся парой слов с “продавцом” и повернулся к оставшейся толпе пленников, словно высматривая кого-нибудь и себе.       И позади него стал виден тот, один из вчерашних мальчишек. С которым Мика неосторожно встретился взглядом. И который чем-то неуловимо выделялся из всей дикарской толпы.       Но - сердце Мики пропустило удар.       Не то чтобы это что-то меняло.       Не то чтобы могло изменить.       Не то чтобы тот мелкий дикарь был меньше волком, чем прочие. Не сказать что выглядел и добрее. Просто… если уж выбирать меж отвратительным здоровенным волчарой и мелким еще и довольно милым - ну, насколько вообще можно назвать волка милым… Мика определенно бы предпочел второго. Мелкий волчонок не выглядел столь уж опасным. И… даже в какой-то мере ему понравился - сколько подобное определение ни неуместно в подобных обстоятельствах.       А еще - в силу схожести их размеров - мелкий дикарь вряд ли смог бы проделать с ним то же, что тот здоровенный - с несчастным коником. Не в ближайше несколько лет - точно.       Волчонок был поменьше Мики на полголовы, а то и целую голову. И всерьез воспринимать его как угрозу не получалось.       Ишь как головами вертят.       Неужели… ищут кого-то конкретного? Неужели… Мику?       Может быть, мелкому дикарю он тоже понравился? Запомнился чем-то за те короткие мгновения их неловких переглядок?       Спасение? Если это можно назвать таковым.       Вот оно! Так близко!       Но оба потенциальных спасителя глазеют куда-то в сторону, в толпу остальных пленников. И словно бы вовсе не замечают его, Мику!       А нетерпеливый жирдяй-покупатель уже дотянулся и защелкнул свой ошейник на       Микиной шее. Зайчик трепыхнулся, попробовал что-то сказать, привлечь к себе внимание - но пересохший рот и перехваченное ужасом горло не выдавили ни звука. А нетерпеливый покупатель уже дергал, натягивал цепь, наматывал на кулак, подтягивая несчастную жертву поближе.       И тогда Мика упал. Шагнул и отчаянно стараясь не смягчать удар головой о грубые бревна - со всем возможным грохотом рухнул на помост.       И его заметили! Заметили!       Привлеченные резким звуком - громадный волк и его… сын? - оба обернулись на шум и мелкий волчонок радостно ухмыльнулся, явно узнав Мику. Ухватил своего спутника за широченную лапу, заговорил с ним, требовательно указал на зайчика.       Жирный покупатель выругался и раздраженно дернул цепь, попробовав утащить Мику в толпу зевак, но продавец за колодой остановил это продвижение небрежным движением пальца.       Жирный выругался громче и затейливее, вступил в перепалку с приблизившимся гигантом и продавцом.       Зеваки за его спиной начали хихикать.       Жирный оскалился.       Воин позади Мики положил руку на свой огромный, зловещего вида топор. Жирный выругался сильнее и в сердцах бросил цепь на помост.       Воин удовлетворенно приподнял нос, а его мелкий отпрыск - обрадованно прилип к необъятной ляжке папаши, толщиной с двух, если не трех Мик. И гигант потрепал мелкого по макушке - обыденным, совершенно домашним жестом. Как мог бы сделать любой другой отец. Наверное. Как собственный отец когда-то трепал по макушке Мику, клянчившего очередной леденец на ярмарке.       Если бы не все окружающие ужасы, не все эти скалящиеся зеваки и разбираемые на глазах пленники…       Все эти проявления обыденности, обычного поведения - все это так разительно контрастировало с вплетенными в них ужасами новой реальности, что все это просто не укладывалось в голове.       Тем временем мальчишка-волк что-то сказал продавцу, тот - жирному, а жирный - гиганту, к ноге которого клеился Микин спаситель.       Они поругались еще немного, но в итоге гигант победил и с Мики сняли ошейник. И грубо толкнули к новым владельцам.       Разочарованный покупатель пробурчал сквозь зубы ругательство, а продавец сделал приглашающий жест в сторону остающихся пленников - выбирай, мол, другого.       Окинув Мику пристальным взглядом, победивший в торгах великан посторонился.       И Мика оказался перед своим спасителем буквально на расстоянии шага.       Пару секунд они разглядывали друг друга. А потом мелкий дикарь мотнул головой в сторону - как самый обычный мальчишка. "айда, мол, что-то покажу".       И Мика на подгибавшихся, ослабших ногах покорно последовал за ним.       Лишь бы оказаться подальше от всех ужасов этой проклятой площади. Никакой веревки и ошейника на него новые владельцы на него надевать не стали.       Не сочли нужным? Настолько уверены, что он никуда не сбежит?       Хотя - куда ему тут бежать? Справиться с мелким волчонком он бы, конечно мог.             Наверное. В конце концов хоть Мика и не нажил внушительных мышц от тяжелой работы - был он минимум на несколько весен постарше и заметно повыше ростом. Волчонок же своей встрепанной макушкой - едва доставал до его плеча.       Хм, что если взять и прямо сейчас припустить прочь?       Бежать изо всех сил, без оглядки. Мчаться сломя голову. Ворваться в этот чертов лес, запетлять, заметаться, запутать следы?       Вон, в просвете меж этих уродливых домишек отчетливо видно, что никаких стен у деревни нет. Ни стен, ни частокола. Так, лишь какие-то странные сооружения из коротких бревен, крест-накрест подвязанных к длинным. Лишь заточенные концы торчат и щерятся в сторону леса, даже не внутрь! Да и между собой эти шутки никак не смыкались - хочешь поднырни, хочешь обогни и шмыгни в просветы. Остановить это может разве что конницу.       Да и то вряд ли надолго.       А потом - свобода! И можно мчаться, нестись изо всех сил, не ощущая под собой ног. Не обращая внимания на бьющие по лицу ветки, углубиться, затеряться, сбросить с хвоста погоню. Пока весь этот кошмар не останется где-нибудь далеко позади.       Ну поплутает он по окрестностям, конечно. День или два. Или даже все три.       Но рано или поздно набредет ведь и на какую-нибудь тропинку. Пойдет по ней, выйдет на дорожку крупнее, а там и до какого-нибудь тракта рукой уже подать.       Дальше все просто - в какую сторону по дорожке не ходи, рано или поздно все равно упрешься в чье-нибудь жилье. В какую-нибудь нормальную деревушку, подобную его собственной. Или даже в целый город. С крепостной стеной и фамильным замком какого-нибудь барона.       И армией.       Мика даже замедлился, отстал от волчонка, набираясь внутренней решимости и с трудом успокаивая дыхание. И почти уже было решился, как совершенно случайно наткнулся на взгляд лениво рассевшегося на завалинке волка. Не самого здоровенного, но и отнюдь не мелкого, как его самоуверенный “хозяин”. Нехороший такой взгляд. Выжидательный.             Словно бы вот прямо так и надеется, что Мика попробует.       Испугавшись, что все его мысли отчетливо проступают на мордочке, заяц поспешно отвел глаза в сторону и наткнулся на еще один похожий, цепкий, недобрый взгляд. И еще и еще.       Проклятье! Вокруг все вроде бы занимались своими делами, но то и дело косились на него, Мику!       И те кто расслабленно сидит на завалинке и те, что привалились к заборчику. И даже те, кто только что вышел из дома, зевает и лениво почесывает пузо… И даже те, кто словно бы шел по своим делам. Все зубастые желтоглазые - от мала до велика - нет-нет да и косились, поглядывали на него, Мику. Словно только и ждали, когда же он рискнет.       Ждали?       Зрелищ? Или просто… еды?       Проклятье! Это что - развлечение у них здесь такое?       Мика поежился и ускорил шаг, сокращая расстояние до порядком обогнавшего его волчонка.       Жестоко! Как же жестоко! Подарить узникам каплю надежды, а потом ловить их всей деревней!       Точь в точь как все те, что с жадным вниманием окружали ту жуткую площадь, тянули к пленникам свои корявые лапы и осыпали перепуганных узников насмешками.       Да. Они все - ждали! Просто ждали!!! С затаенным, но плохо скрываемым нетерпением! Не столько начала торгов, сколько зрелищ. Побега самых решительных и отчаянных!       И даже ничему особо не препятствовали - словно бы даже намеренно подталкивая пленников попытать удачи.       Перефразируя популярную поговорку - “и волки сыты”... И рабы, способные в будущем доставить проблемы - никаких особых проблем уже не доставят. Разве что с пищеварением.       Останутся лишь самые трусливые и жалкие.       Такие как Мика.       И, видимо, как и все те, кто мелькал сейчас по ту сторону этой зубастой толпы. Другие невольники.       Уже пообвыкшиеся, притерпевшиеся, смирившиеся со своей незавидной участью.             Научившиеся жить в этом жутком непрерывном кошмаре.       Поначалу, на самых окраинах деревушки таковых практически не встречалось. Но по мере удаления от краев к центру - “не волки” попадались на глаза все чаще.       Вон спешит и торопится молоденькая овечка с наполненным свежепостираным бельем ушатом. А вон - молодая кобылка, согнувшаяся под тяжестью взваленного на ее загривок мешка.       Чуть дальше по улице поспешно уступает дорогу одному из тех, здоровенны, в доспехах, спешащий куда-то енот с непонятным свертком подмышкой.       А правее - пересекая их путь, волокут на плечах тяжеленное бревно пес и олень. И даже пожилой кот, деловито, как самый обычный деревенский плотник, починяющий забор у очередной неказистой, завалившейся на бок лачуги, выглядит частью пейзажа.       А вот эта бредущая навстречу зайчиха? Женщина преклонных лет издали походила на почтенную мамашу или бабушку. Или, на худой конец - няньку. Вот только вместо обычных детей в каждой ее руке - по ладошке пузатых волчат. Мелких еще совсем, карапузов. Но как и многие тут - уже заметно жирненьких. Настолько, что в движениях мелюзги уже появилась характерная неуклюжесть и тяжеловесность. Вон как переваливаются, животы на ходу из стороны в сторону так повиливают!       Карапузы уставились на Мику, о чем-то спросили зайчиху и та им что-то ответила. На этом непонятном ему волчьем наречии. Учтиво кивнув Мике, женщина прошла мимо. И тот от неожиданности также чуть склонил голову в ответ. Словно ничего не случилось, словно вокруг не весь этот ад наяву, а он просто встретил пожилую женщину в самой обычной деревне. Встретил и они вежливо поприветствовали друг друга, как и принято у всех воспитанных зайцев. Поприветствовали и разошлись по своим делам.       Бред!       Мика оглянулся вслед странной троице, а жирные волчата оглянулись на него. Один из них - левый - скорчил недовольную рожицу и показал Мике язык. Словно самый обычный шалопай, еще не набравшийся хороших манер.       Спохватившись что снова начал отставать от своего спасителя, заяц ускорил шаг.       Нервно озираясь, он какое-то время избегал встречаться с кем-либо взглядом. И сталкиваться с немногими, проходившими навстречу. Шарахался, уворачивался, избегал.       А прохожие эти порой словно нарочно перли вперед - словно бы не видя, не желая его замечать. Словно был он пустым местом или невидимкой. И приходилось отпрыгивать, уворачиваться, пропускать.       По мере того как они с волчонком углублялись в деревню, домишки вокруг становились чуть менее кособокими и неказистыми. Но все без разбору - грубыми. В типичном "волчьем" стиле.       А над всем этим галдящим, кудахчущим и мычащим деревенским бытом - возвышалась приличных размеров гора. С макушки которой над волчьим стойбищем нависало нечто, что отдаленно можно было счесть замком.       Не высокое и изящное, украшенное всевозможными архитектурными финтифлюшками, а приземистое и неказистое, как и все здешние строения. Грубое нагромождение камня с небрежными, абсолютно неказистыми очертаниями. Сразу понятно кто строил.       Однако.       Замок?!       У разбойников?!       Невероятно!       Никто из баронов или тем более сам король - не потерпели бы подобного на собственных землях!       Подумать только - целый город разбойников! Не временное стойбище, не убогий приют душегубов. А буквально целый чертов город! Лишь стены вокруг и не хватает.       И ведь судя по этим избам - живут они тут не первую зиму. Вон, некоторые домишки уже по окна вросли в эти чертовы кочки.       Как их только до сих пор не обнаружили?!       Вон и дым над всем этим - такой столб из десятков, если не сотен печных труб.                         Невозможно такое не заметить за десятки миль от этого логова!       Сколько он, интересно, провалялся без сознания, прежде чем очнулся в сарае? Несколько часов? Целый день? Вряд ли дольше. Все это совершенно точно где-то неподалеку от тракта, на котором разграбили их несчастный караван. А это же - весьма оживленное место. И даже если предположить что без сознания Мика пробыл не час или два, а всю ночь - все равно это не так уж и далеко от оживленных, весьма оживленных мест!       КАК? Как все это остается не найденным и не выжженым королевской армией? Не может быть чтобы за все эти годы на это зловещее место не наткнулся какой-нибудь путешественник или лесничий. На худой конец - решившие срезать путь темной чащей лихие ватажники.       Как?       Даже если никто и никогда не сбегал из этого места и не мог привести подмогу… Не заметить такое огромное поселение в самом сердце королевства попросту невозможно!       Но… он видит все собственными глазами.       Невероятно, но - факт!       Все меньше готовый бежать и все больше побаивающийся погустевшей толпы вокруг - Мика уже не рисковал отставать от волчонка дальше чем на пару-тройку шагов.       А тот знай себе топал вперед. И даже почти не оглядывался, чтобы проверить - сбежал       Мика или покорно плетется следом.       Лишь коротко зыркнул на одном из крутых поворотов, где между двумя возвышенности, на каждой из которых возвышался дом - тропинка карабкалась на несколько неказистых, каменных ступеней.       Нет, Мика не сбежал. Не решился. Струсил.       Но когда-нибудь… Когда-нибудь он разгадает секрет этого места! И уж тогда его не остановит никто! А пока… пока что, пожалуй, самым разумным будет еще немного тут осмотреться. Разведать.       Он сбежит, обязательно сбежит. Просто позже, когда будет уверен, что уже не попадется.       А потом он приведет сюда королевскую армию, спасет всех этих несчастных и станет героем!       Но пока нужно просто постараться не сдохнуть. Не наделать глупостей. Не дразнить волков. Как в той самой поговорке.       Столп! Вот что позволит определить если не расстояние, то хотя бы направление! Мика повертел головой, но к своему удивлению не обнаружил ничего кроме возвышавшейся над деревней горы с корявым мрачным замком на ее верхушке.       Понятно, Столп за горой. Иначе где ему еще быть? Вряд ли Мика провалялся без сознания достаточно долго, чтобы его похитители успели убраться в противоположный край страны, да?       Не найдя никаких прочих ориентиров, способных подсказать ему направление побега, Мика вернулся к разглядыванию своего спасителя.       Упитанный, хорошо одетый - на фоне большинства остальных здешних обитателей.       Рубашка из грубой, но мягкой ткани. С подолом чуть не до середины ляжек, с каемкой и вырезом, шнуровкой на вороте. Без особых изысков, но вполне добротную. И даже относительно чистую. Какую мог бы носить любой типичный житель самой обычной деревни. Нормальной, а не такой вот, волчьей.       Штаны - не простецкие, не заношенные до дыр - как у местных босяков-голодранцев, но и не то чтобы роскошные. Никто из знатных и тем более благородных кровей таких тряпок на себя бы, конечно, ни в жизнь не напялил - побрезговал. Ни кружев тебе, ни узоров, ни еще каких украшений.       Но с другой стороны - и без всех этих внешних признаков благородства, попадавшиеся навстречу их парочке - до странного часто уступали им путь, заговаривали, приветствовали волчонка первыми. Если и не как представителя вышестоящих сословий, то как минимум словно равного. Даром что от горшка два вершка.       Неужто и впрямь - важная птица? Или, скорее - сыночек этой птицы?       Хотя поди тут пойми, кто у них тут важный, а кто не очень. Разве что по размеру брюха?       Ха! А может и правда? Чего от дикарей еще ожидать?       Кто больше жрет - тот и сильнее и ловчее, а значит - более уважаемый член их дикарского общества. Вон сколько брюхастых-то…. Кто просто с животиком, кто с пузом, а кто и вовсе - охохо!       Мика зацепился взглядом за огромное волчье брюхо и даже споткнулся. Владелец брюха развалился на лавочке неподалеку от входа о что-то вроде трактира - огромного двухэтажного дома с высоченным чердаком. Развалился с этаким осоловевшим, обожравшимся видом - тяжело дыша, свесил из мокрой пасти огромный язык и поглаживал это самое брюхо, полуприкрыв глаза.       И ничуть- буквально ни капельки не смущаясь внимания окружающих.       Словно бы даже напротив - неприкрыто этим вниманием наслаждаясь. Словно похвастаться вышел - вот мол, смотрите, какой у меня был шикарный обед!       Огромный меховой шар тяжело покоился на жирных ляжках, свешивался меж ними. И от каждого движения своего владельца, огромное это брюхо подрагивало и колыхалось, словно бы… О боже! Только не снова!!!       Мика присмотрелся и понял, что живот этот колышется отнюдь не от волчьих ужимок. А от того, что там, под этим слоем жира явно кто-то был! Кто-то живой, заглоченный только что целиком! И все еще отчаянно боровшийся за свою жизнь. Тщетно, безнадежно - уже почти растратив все силы. Брыкался, может быть даже кричал.       А обладатель огромного пуза , кажется, получал от всего этого какое-то странное, извращенное наслаждение! Довольно жмурился, поглаживал это свое беспокойное брюхо, пошлепывал по нему ладонью. Словно бы говоря - “ну-ну, тише, тише… ничего ты этим уже не изменишь!”       Мика споткнулся и его едва не вытошнило. К счастью было попросту нечем - не ел он уже почитай больше суток.       Зайчик с усилием отвел взгляд от ужасного зрелища, но несмотря на весь ужас и отвращение - снова не удержался и зыркнул на живоглота еще раз.       К брюхастому подошла волчица - не столь жирная и пузатая, но и далеко не тощая.       Подошла, о чем-то заговорила. Кокетливо и игриво, словно предлагая весело провести время. Толкнула беспокойное брюхо бедром, погладила, пошлепала по нему ладонью.             Парочка захихикала.       Бррр!       Даже капля от пережитого ужаса и отвращения - намного, намного превышала любые страхи и омерзение, пережитые Микой за всю его не столь уж короткую жизнь. Несчетные тысячи раз превышала.       Окружающая действительность была настолько ужасна, настолько не укладывалась в голове, что он уже не верил, отказывался верить, что все это происходит с ним. Бедным несчастным зайчиком.       За что это все ему? Почему он? Почему это случилось?       Что в его непродолжительной жизни он сделал настолько плохого, что боги покарали его вот этим всем?       Плохо себя вел?       Не слушал родителей?       Один разик украл у лоточника сладкую булочку и потом все лето мучился угрызениями совести. Да что там - и до сих пор, конечно же, стыдно.       Но все эти детские грешки ни в какое сравнение не шли с пережитым… переживаемым прямо сейчас ужасом!       И ужас этот был столь велик и неописуем, что достигнув какого-то пика… внезапно оборвался и стих, как надсадный вопль.       Как-то раз в их деревне на сына лесничего рухнул топор. Лежал себе на краю кровли, лежал… а потом вдруг скользнул и упал. Неудачно упал. Словно направленный чьей-то злобной рукой. И раскроил несчастному череп на глазах у его собственной матери.       Ее горестный вопль в тот день, наверное слышали и в соседних поселках. Он длился, длился и длился. Перепуганный маленький Мика, поджав ушки, зарылся лицом в мамину юбку. Но все равно слышал этот звук.       Вопль.       Пронзительный, режущий уши. Рвущий душу, взвивающийся до каких-то немыслимых высот.       И вдруг внезапно перешедший в какое-то подобие хрипа и стихший. Словно уши попросту отказались воспринимать этот звук, перестали впускать его в мозг.       Так и сейчас - достигнув каких-то немыслимых, невозможных пределов - весь его ужас внезапно сменился странной звенящей отстраненностью и вялым, заторможенным отупением.       Все это словно происходило не с ним и не сейчас. Он словно бы персонаж в какой-то книге или даже тот, кто эту книгу читает.       Вроде как - ужас-ужас, но вместе с тем… все это же не взаправду, верно? Просто не может быть взаправду, на самом деле! Не может происходить с ним, Микой!       Волчонок тем временем обернулся еще раз, скользнул по Мике взглядом и хмыкнул. Не то одобрительно, не то даже несколько удивленно? И в очередной раз молча свернул.       Мика даже усомнился что вообще слышал как тот разговаривает - той, вчерашней ночью. Может оно и впрямь все почудилось, примерещилось? И фантазия сыграла с Микой злую шутку?       Они свернули в очередной раз, спустились, поднялись на очередной холм, повернули вновь и вышли к группе домишек, стоявших немного теснее и словно бы чуть упорядоченной , чем прочие.       Здесь вместо узких, почти незаметных тропок, меж избами тянулись накатанные телегами, протоптанные сотнями ног почти что полноценные дороги. Кое-где даже виднелись деревянные настилы, словно кто-то попробовал соорудить городской тротуар, но бросил эту затею. В основном деревянные заплатки виднелись у строений крупнее обычных домов. Не то складов, не то лавок. Где-то вдали разнеслись удары кузнечного молота по чему-то железному.       Стараясь отвлечься от все еще стоявших перед глазами ужасных образов, Мика едва не прозевал момент, когда волчонок остановился. И чуть не врезался в его спину.       Маленький дикарь. Один из этих.       Пока - маленький. Но быстро вырастет в одного из таких же, больших, клыкастых и абсолютно безразличных к чужим страданиям и горю. Беспощадных живоглотов.       Мика прислушался, но в воцарившейся внутри пустоте нащупать хоть какое-то подобие ненависти и в адрес этого мальчишки не получалось.       Напротив, волчонок каким-то непонятным образом ему… нравился?       Ну хотя - нравился, пожалуй не совсем подходящий термин. Просто он был словно маленький островок в море страха и омерзения. Наверное.       Хотя что там - да, черт побери, нравился!       Плетущийся следом Мика глазел то на окрестности и встречных прохожих, то на узкую волчью спину, из-за которой если зайти чуть левее или правее виднелся тот самый животик, что столь странным образом привлек его взгляд прошлой ночью. И чей контур вновь и вновь притягивал к себе его взгляд прямо сейчас.       Прохожие здесь узнавали волчонка все чаще. И то и дело приветствовали то кивком, кто какой-нибудь короткой фразой. Мелкий, похоже, был и впрямь из какого-то явно известного и уважаемого семейства.       Пройти же насквозь, словно не видя, самого Мику тут уже не пытались. Или может быть он просто слишком близко держался к спине своего спасителя?       Зайчик поежился под взглядом прохожего и непроизвольно ускорил шаг. Да, держаться поближе - определенно было хорошей идеей. Хоть и чувствовал он себя до преда глупо.       Словно прячется за мальчишкой, чья макушка едва достает до его плеча. В силу разницы их размеров - все было бы куда логичней, если было наоборот, но вот поди ж ты!       Попадавшиеся навстречу волки глазели на Мику с не меньшим гастрономическим интересом, чем раньше. Но тут, в этом квартале, все эти взгляды словно бы были чуть менее злобными и чуть менее липкими. А может он просто уже попривык, притерпелся?       Мика решился скользнуть взглядом по зевакам, стоявшим поодаль. У очередного неказистого забора. По прохожим, спешившим по не менее кособоким дорожкам. А те - лениво и неспешно общались меж собой, приветствовали друг друга или просто молча глазели на них этими своими желтыми, пугающими глазами.       А еще навстречу попадались другие мелкие дикари.       Постарше его спутника, с Мику размером. Или примерно того же возраста и совсем уж коротышки. Местные подростки в отличие от взрослых, к “его” волчонку относились попроще и явно без какого-либо заметного пиетета. Даже если одеты были совсем уж в какую-то грязноватую, видавшую виды рванину.       Мальчишки приветствовали друг друга - кто кивком, то короткими непонятными фразами.       Косились на Мику и… спрашивали о нем? Или просто поздравляли с приобретением?       Один раз какой-то нахальный мелкий шкет и вовсе попробовал оскалиться, податься вперед и угрожающе щелкнуть зубами - совсем как недавно громадный взрослый волк напугал полусонных пленников. В исполнении мелкого подобный трюк не то чтоб сильно пугал, но Мика непроизвольно отклонился - мало ли, вдруг еще и впрямь вцепится? Чем вызвал довольный хохот повстречавшейся им небольшой ватажки.       И его нового… владельца.       - Пришли. - Свернув к одному из домишек, вдруг объявил волчонок и наконец остановился.       Постоял, смерил оценивающим взглядом.       - А ты молодец, не дурак. Побежал бы - сожрали. - На вполне понятном Мике языке, сообщил мелкий.       Мика не нашелся что ответить и просто глазел на своего спасителя. Ну как - глазел…       Разглядывать его прямо и встречаться взглядом он конечно же постеснялся. Но пару раз все же встретился. Ну и конечно же не удержался от лишней возможности скользнуть пару раз взглядом и по самой …выпуклой части тела . Уж очень сложно было ее …не замечать..       - Из тебя выйдет хороший раб. - Заключил мелкий нахал и мотнул головой - идем, мол, дальше.       Раб.       Чья-то собственность.       Живой предмет, который можно продать, обменять или …потратить иным способом.       Он читал о подобном в книжках, но и только. В Северном Милде подобное не практиковалось.       Нет, Мика не был закован в цепи, на него даже не натянули дурацкий ошейник. Но да - кажется, его собственная жизнь уже не настолько принадлежит ему, как раньше. И осознание этого вызывало внутри не то чтобы бурю негодования, скорее неуверенные такие всплески, трепыхания, отголоски.       Не то чтобы его всецело устроила новая непрошеная роль. Но… что он мог с этим поделать? Разве что смириться.       Принять правила игры.       И ждать.       А там по ситуации.       Просто выбрать момент для побега получше. Когда все уже точно расслабятся на его счет, когда изучит местность вокруг вдоль и поперек, все входы и выходы, узнает что там, в лесу, в каком направлении двигаться, чтобы быстрее выйти к жилью.       Волков он об этом, понятное дело, расспрашивать не станет. Но мелькают же среди дикарей и нормальные лица! Вон тащит за здоровенной волчицей пару тяжелых мешков козлик. Бежит куда-то по своим делам суетливая белка. Не может быть чтобы не нашлось компании для побега! to be continue неспешно