в Филадельфии всё еще солнечно.

В камине горел огонь. Дебора сидела в кресле рядом, положив голову ему на плечо. Бенджамин сидел неподвижно, глядя на дрожащее пламя. – Бен, – Дебора ткнулась носом в его кудри в ласковом жесте, – Что будет дальше? Бенджамин перевёл взгляд на неё и улыбнулся. – Будем жить вместе, заботиться друг о друге, растить Вильяма. Всё будет так, как должно быть, Дебби. – Я люблю тебя, Бен, – прошептала Дебора, прижимаясь щекой к его рыжеватым, кудрявым волосам. Огонь трещал искрами, пока Бенджамин медлил с ответом. – Я... тоже тебя люблю. л о ж ь. Это был не первый раз, когда он лгал ей. И далеко не последний. Какой же бессовестной, сладкой была эта ложь. Он любил её. Но не так, как ей было нужно. Не так, как муж любит жену. Она была его лучшим другом, компаньоном, человеком, которому он мог доверить все свои мысли, даже те, которые никогда бы не доверил бумаге. Но она никогда не была его женщиной. Чёрт, да даже этот брак нельзя было назвать браком. Заключённый по расчёту, даже не засвидетельствованный законом и церковью. Всё в нём было неправильно с самого начала. Он думал, что чувства проснутся со временем. Он думал, что полюбит её, романтически, как женщину. Но время не помогло. – Я люблю тебя, Дебби, – он снова лжёт. – Тогда почему ты не показываешь свою любовь? – она смотрит на него печально. Бенджамин не знает сам. Он знал дружескую любовь, платоническую любовь, родительскую любовь. Что значит любить романтически, он не понимал. По крайней мере, не с Деборой. Не с тем человеком, которого он по супружескому обязательству должен был любить именно этой любовью. Впрочем, они ведь не давали клятвы перед алтарём, верно? Он флиртовал с другими женщинами. Целовал их в шею. Проводил с ними ночи. И каждый раз возвращался домой. Не к жене – к лучшему другу. Знала ли Дебора? Должна была знать. Он никогда не скрывал своих измен. Поступала ли она с ним так же? Он бы не удивился. И не стал бы возражать против этого. Ведь друзей не ревнуют. В камине горит огонь, едва-едва. – У вас ледяное сердце, Бенджамин, – бросает Маргарет, отхлёбывая вино. – Возможно, так оно и есть, – Бенджамин не спорит. – Вы подлец. Бедная ваша жена. Бенджамин пожимает плечами, глядя на падающий снег за окном.

***

Капли дождя барабанят по стеклу. Ноябрь в Лондоне всегда унылый. От Деборы не было писем давно. Бенджамин знал о её плохом здоровье, о её инсульте, она писала об этом. Просила его приехать. А он... он выбрал работу. И если бы он был с собой полностью честен, он бы признался, что его больше интересовало то, как поживают его дети. Не Дебора. Бенджамин медленно открывает конверт. Он должен испытывать радость от полученного письма, верно? Но на душе холодно. Письмо помято. Буквы выведены еле-еле. Ошибка на ошибке. Всё совсем плохо. Больше никаких слов о её самочувствии. Никаких просьб вернуться. Просто будничное письмо. Рассказ о том, что происходит в Филадельфии, пока он в отъезде. И в конце – фраза. От которой сердце Бенджамина на секунду замирает. «Я больше не могу назвать себя твоей любящей женой.» Вот и всё. Точка поставлена. Взгляд падает на конверт. Там маленькая записка, которую Бенджамин не заметил. Он берёт её дрожащими руками, уже догадываясь, что там может быть. «Что значит быть женой Бенджамина Франклина? Это значит сердечно любить человека, который не знает, что такое любовь.» Бенджамин смотрит на эти слова, чувствуя тоскливый холод в груди. Правда, чёрт возьми. Чистая, горькая правда. Он сминает записку и кидает в горячие угли потухшего камина. Затем садится писать письмо. Зная, что уже не получит ответа.