Монстр внутри меня

Права и обязанности студентов академии «Имуги»

Правило 9

Студенты вправе формировать касты на территории академии, тем самым повышая статус и приобретая возможность бороться за место лучшего ученика.

♔

      «Сдохни, сдохни, сдохни», — под одержимое бормотание голоса пальцы, окроплённые кровью, со всей силы сжимаются вокруг шеи и давят на гортань, заставляя рот с жадностью искать воздух.       Вокруг слишком много красного: глаза застилает алая дымка, щёки усыпаны багряными брызгами, а форменная рубашка выделяется ярким пятном непривычной для «Имуги» пунцовой расцветки, впитав в себя щедрые потёки крови. Вздутые вены на напряжённых руках напоминают длинные чёрные нити, не на шутку пугая, и он барахтается, пытаясь отцепить их от себя, иступлено впиваясь в кисти ногтями. Не выходит: он оказывается слабее. Руки соскальзывают, позволяя удушающей хватке сильнее затянуться вокруг горла. Подбородок, шея, ключицы — всё пропиталось сырой кровью с терпким запахом железа; одежда прилипла к груди, словно вторая кожа. Глаза закатываются, а тело, устав сопротивляться, наконец безжизненно падает вниз…       Чимин просыпается в холодном поту, вскакивая на постели. Его бьёт крупная дрожь, сотрясая конечности нервными судорогами. Он не помнит, кто тот человек из сна, но ощущение грязи на коже напоминает жирный слой формалина, покрывающий тело от головы до самых пят.       Оглядывается по сторонам, пытаясь осмыслить, где он находится: одеяло смято толстым комом ближе к краю кровати; за окном идёт дождь, тарабаня каплями по откосам; по потолку скребутся тревожные тени — сильный ветер безжалостно гнёт нагие деревья. Комната. Это его комната. Чимин судорожно выдыхает: с ним всё в порядке.       Прячет лицо в ладони, пригибаясь к коленям, и пытается восстановить дыхание. Кошмары стали мучить его всё чаще, и, кажется, это уже никак не остановить. Теперь даже во сне нет спасительного спокойствия. Пак никогда с подобным не сталкивался, но читал, что такое может происходить на фоне сильного стресса. Чимин надломлен, и его организм не справляется, насыщая сны ожившими страхами, посеянными его внутренними демонами.       Резкий отблеск молнии освещает комнату, подсвечивая циферблат стареньких заводных часов: половина шестого, значит, скоро вставать. Он включает небольшой светильник на тумбе и тянет с подоконника книгу, которую на днях взял у Хосока, чтобы скоротать время. Ему осталось всего несколько глав до конца, и Чимин уже думает о том, чтобы попросить одногруппника достать ему ещё парочку. Он увлекается чтением в надежде избавиться от тревожных видений, но сегодня этот способ не срабатывает: оставшееся до подъёма время проводит в собственных мыслях, пропуская строчки мимо сознания.       Спустя час Пак нехотя сползает с кровати, чтобы посетить душевые раньше остальных и окончательно смыть с себя остатки послесонного тремора. Это вошло в его привычку ещё со времён коротких ссылок к послушникам: душ всегда старался принимать в одиночестве, стесняясь не Господа, а собственного тела и косых взглядов прислужников. Школьников в обители не было, и Чимин, в большинстве своём, проводил время в тишине, прерываясь лишь на молитвы, которые, честно признаться, не выполнял. В Бога он не верил, также, как и в любовь, лелея внутри себя маленький, но очень уверенный бунт. Ему просто необходимо было делать вид, что он усвоил урок и стал смиренным. С годами играть в принятие стало намного легче.       И если дома и в обители Чимин прятался от самого себя, то в «Имуги» ему пришлось быть предельно внимательным к посторонним. В первую неделю обучения он узнал, что к его телу могут относиться не только как к чему-то несовершенному и мерзкому: Чхве Сухо смотрел на Чимина глазами, полными похоти. Якобы вскользь касаясь открытых участков кожи, царапал и грубо вдавливал пальцы, упиваясь страхом и бессилием в глазах новенького. А однажды подловил его перед отбоем и, заперев дверь уборной, прижал к стене, плотоядно разглядывая нагое тело. В тот момент Чимин осознал: одногруппник жаждет не только оставить на нём видимые следы боли, он хочет его… Он хочет его.       Каждая мысль о Сухо приносит ему сокрушающее душу отчаяние, граничащее с жгучей обидой и затаённой ненавистью. Воспоминания о том, как чужие руки противно скользили вдоль тела, ощупывая, сминая и неприятно лаская, — грязным пятном останутся в его памяти. До последнего дня Чхве не переходил границ, но каждый раз оставлял после себя желание содрать кожный покров, в кровь растирая тело жёсткой мочалкой, чтобы избавиться от мерзких отпечатков.       «Твоя кожа слишком белая. Я обязательно это исправлю.»       «Думаешь, если смыл с себя мои следы, то стал чистым и невинным? Ты грязная подстилка, Пак. На большее ты не годен.»       «Такие выродки, как ты, специально рождаются слабыми. Ломать вас — баланс вселенной.»       «Я знаю, что твоя мать — известная шлюха. Ты такой же.»       Он мотает головой, сбрасывая наваждение. Чимин никогда не забудет тот день, никогда не простит и, в отличие от остальных, убиваться по пропавшему «псу» не станет: пусть Сухо никогда не найдут, пусть вся эта безумная стайка исчезнет. В нём нет ни сочувствия, ни капли жалости — Чимин ненавидит их всех.       В душевых оказывается пусто. Раздевается догола, сбрасывая с себя пропитавшуюся пóтом пижаму вместе с бельём прямо на пол. Прохладная вода отрезвляет, помогая вновь почувствовать себя живым. В крохотное зеркало на стене он даже не смотрит, поворачиваясь к нему спиной и наспех вытирая мокрые волосы.       Завтрак решает пропустить. Исчезнувшее чувство голода играет ему на руку, позволяя избежать лишних встреч с задиристыми одногруппниками. Чимин направляется в класс заранее, по пути листая заданные конспекты. Не глядя хватает с учительского стола закрытую бутылку с водой, залпом выпивает половину и, усевшись в конце аудитории, прячет украденное за ножку соседнего стула.       Чимину нравится тишина, и, дожидаясь начала лекции, он вновь берёт книгу, которую не дочитал. Раскрыв её на предпоследней главе, он пытается сосредоточиться на сюжете.       История главного героя увлекает настолько, что он забывает о времени, полностью погружаясь в развязку под размеренный треск перегорающей лампы.       — А я всё думал, куда ты пропал. В столовой тебя не вижу, в корпусе прячешься, словно плешивая мышь, — Наиль садится на край парты, тут же вырывая книгу из рук Чимина. — У меня к тебе серьёзный разговор, — он склоняется ниже, заглядывая в лицо. — Кто впустил тебя в корпус той ночью? Ты и Сухо не возвращались через главный вход.       От Наиля несёт приторными духами, вызывая тошноту. «Тэхён пахнет иначе — роскошью и аристократичностью. Ли мог бы взять пример с дружка своего парня и не выливать на себя целый флакон, ассоциируясь с дешёвкой», — с раздражением думает Чимин. Он смотрит в смазливое лицо Наиля, отмечая про себя, что после того построения больше не видел его помятым: глаза и губы снова подкрашены, умело подчёркивая достоинства яркой внешности; светлые волосы, достающие до плеч, собраны в аккуратный хвост на затылке; в ушах красуются замысловатые серьги. У Чонгука тоже проколоты уши, но тонкие кольца смотрятся стильно и современно, а вот Наиль, кажется, специально делает акцент на своей феминности и искренне упивается чужим вниманием.       — Дверь была не заперта, — отвечает Чимин.       — Ты лжёшь. Я точно знаю, что ты лжёшь. Сынгу запирал её, — Чимин делает пометку в голове: значит, Кан ещё вечером понял, что Чхве пропал, но не поднял панику, укрывая это. — Где ты был после того, как дал Сухо себя трахнуть? Кому ещё в тот день ты подставил свой зад? — он понижает голос. — Кто тебе помогает? Отвечай.       — Откуда мне знать? Может, это Чхве оставил дверь открытой, — он опускает взгляд, пряча вспотевшие ладони между коленей. Если Ли его сейчас ударит, это заметит весь класс, и новые насмешки со стороны одногруппников будут неизбежны. Кроме того, его обязательно накажут за драку, и порку устроят только ему, но никак не виновнику. Академия — обособленное от всего мира государство, маленький недоступный остров посреди непроходимого леса. Тюрьма, где царят тирания и беззаконие. Здесь нет справедливости и защиты.       — Думаешь, я настолько глупый, что не спустился вниз и не проверил? — Наиль швыряет книгу на стол, громким звуком вырывая Чимина из мыслей. — Дверь была заперта.       — Спроси у Саэма, — не удерживается от подкола, тонко намекая на дефект смотрителя. — Подвал был открыт. Возможно, он прибирался там и закрыл за мной.       Тонким пальцем Наиль проходится вдоль челюсти Чимина, ногтем царапая кожу, а затем крепко хватает за подбородок, сжимая. Он резко разворачивает к себе лицом, заставляя смотреть прямо в глаза.       — Знаешь, я всё пытаюсь понять, что скрывается в твоей маленькой, глупой черепушке, Чимини, — его лицо так близко, что на белых щеках можно рассмотреть тёмные крошки осыпавшихся теней. — Я не верю ни единому твоему слову. Но сделаю всё, чтобы это выяснить.       — Поэтому ты подослал Сухо, чтобы он меня изнасиловал? — Чимин произнёс это вслух: открыто, отчётливо, смело. — Что во мне такого, что не даёт тебе жить спокойно? Что мешает тебе проходить мимо и не цепляться? Почему ты меня так сильно ненавидишь, что готов уничтожить?       С каждым словом на дне глаз Наиля сгущается зловещая тьма. Взгляд меняется, приобретая опасную тень. Ухоженные ногти сильнее впиваются в кожу, оставляя видимые следы.       — Ты должен хранить молчание о том, что видел меня тем вечером. О том, — он практически выплёвывает, — что трахался с Чхве, тоже ни слова. Понял меня? Если я узнаю, что ты кому-то рассказал, я сотру тебя в порошок, — лютая ненависть нависает невидимым облаком, грозящим взорваться неистовым ураганом. — Если проболтаешься, вся Корея узнает, сколько раз твоя задница прогибалась под Адскими гончими. Ты переплюнешь даже собственную мать, сукин сын. Я уничтожу тебя.       Он резко отпускает Чимина, демонстративно вытирая руку о его брюки, будто испачкался чем-то отвратительно гадким.       — Что же тебя до сих пор сдерживает?       — Заткни свой рот, свинья, если не хочешь остаться без языка, как наш милашка Саэм, — он пинает ботинок Чимина, а затем быстрым взмахом руки скидывает конспекты и ручки со стола. Ли Наиль не на шутку взбешён. — Сосать станет удобнее.       Чимин не шевелится, провожая удаляющуюся спину Ли взглядом. Щёки горят лихорадкой, в ушах гудит шум, а по позвоночнику бежит дрожь, распространяясь по телу гадкой сыпью ужаса.       Ему нужно спасаться. Как можно скорее вырваться из этого прогнившего места.       Чимину необходим план.

♔

      Уроки проходят для Чимина словно во сне: он всё ещё прокручивает слова Ли, не в силах остановить кишащие паразитами мысли. Не обращая внимание на смену учителей, бездумно водит ручкой в тетради, оставляя запутанные чёрные линии, которые почему-то напоминают ему цветы. Нет сомнений: Наиль исполнит свою угрозу, приправив всё обильной щепоткой лжи. И неважно, будет это правдой или нет — ему поверят. А если слухи дойдут до отца… Чимину не жить. Пак Сухён всю жизнь твердил, что сын слишком многое взял от матери, а такое… только подтвердит все его худшие опасения. Чимин должен что-то предпринять, чтобы обезопасить себя.       Он отодвигается от стола и впивается взглядом в узоры на листке, которые со стороны сильно напоминают татуировки одного человека, недавно вторгшегося в его жизнь. Продолжая сверлить рисунок глазами, Чимин всерьёз задумывается: может ли он использовать Чон Чонгука? Старшекурсник сохранил его тайну, не рассказав о ней даже своему парню. Может ли Чимин получить из этого выгоду и обеспечить себе необходимую свободу? Решится ли он на шантаж?       На перемене Чимин сбегает в уборную, находящуюся на втором этаже и не пользующуюся популярностью во время занятий. Ему нужно побыть в одиночестве и понять, что делать дальше. Но едва распахнув тяжелую дверь, напирая всем телом, сталкивается с испуганным взглядом Чон Хосока. Одногруппник резко подрывается с места, выбрасывая в окно сигарету, но запах табака всё равно явно ощущается в узких стенах туалета.       — Ты куришь?       — Старая привычка со школы, — Чон облегчённо выдыхает, только сейчас понимая, что его засёк Пак, а не кто-то из сотрудников академии. — Пара затяжек помогает расслабиться и настроиться на нужные мысли.       — Где ты их достал? — Чимин плотно прикрывает за собой дверь. — Здесь ведь не то что купить нельзя, даже позвонить кому-то невозможно.       — Купить можно всё и всегда, главное знать, к кому обращаться, и обозначить верную цену, — связи Хосока в очередной раз поражают. Этот тихий и невзрачный студент словно хитрый лис, действующий под покровом ночи. — Приходится искать лазейки, — он пожимает плечами.       Хосок распахивает решётчатое окно пошире, из-за чего старые петли противно скрипят, с усилием поддаваясь. Свежий воздух моментально проникает в помещение, окутывая их запахом дождя и осенней сырости. Чимин присаживается на подоконник, прислоняясь затылком к стеклу, и на минуту прикрывает глаза.       — Я рад, что Чхве Сухо сбежал, — неожиданно произносит Хосок.       — Он сбежал? — приподнимается, удивлённо вглядываясь в лицо Чона.       — Из его комнаты… — он делает паузу, явно обдумывая, стоит ли делиться с Чимином известной ему информацией. — Из его комнаты исчезли все вещи. А ещё ходят слухи, что накануне ему угрожали. Сейчас его ищут в лесу.       — Кто угрожал? Зачем сбегать тому, кто и так чувствует себя здесь безнаказанным?       Хосок пожимает плечами и берёт в руки зажигалку, раскручивая её между пальцами.       — Не всё так просто. Он домогался до младшекурсника, а тот оказался не из пугливых и пожаловался родителям. Днём, перед пропажей, Чхве вызывала к себе проректор Мин на долгий разговор. Она предупредила, что на Сухо собираются подать в суд.       «Так вот как должны поступать родители, когда твоему ребёнку угрожает опасность», — горькие мысли оседают на его сердце завистью и обидой. — «Будь у меня такие же, как бы сложилась моя судьба?»       — Его хотели отчислить?       — Сомневаюсь, но из касты бы вышвырнули на следующем заседании совета. А быть пешкой или конём такому, как Чхве… сам знаешь. И его отец хоть и имеет связи, но не думаю, что стал бы за него впрягаться перед родителями того парня.       — Почему никто до сих пор не вызвал полицию? Сухо исчез больше двух недель назад. Разве академия не обязана заявить о пропаже?       — Здесь все совершеннолетние и никакого криминала… — Хосок оглядывается на дверь и достаёт новую сигарету, и Чимин отмечает, что выглядит она непривычно: на папиросной бумаге крафтового цвета виднеется надпись, окольцовывающая фильтр красными буквами. Чон быстро прикуривает, с наслаждением втягивая в себя никотин. — Клянусь, я скучал по этим ощущениям.       — Там точно табак? — хмыкает Чимин.       — Кто знает, кто знает… Я не курил с летних каникул, и сейчас это ощущается, как полёт над Рио-де-Жанейро, — улыбается Хосок и, выдыхая дым вверх, продолжает: — Мы ведь сами подписывали договор с академией. Кто будет искать того, кто сбежал по собственной воле?       Чимин ничего не подписывал, но не упоминает об этом, внимательно слушая одногруппника.       — Радуйся, что одним диким псом стало меньше, Пак.       — Академия, как минимум, обязана оповестить родственников. А что, если с ним что-то случилось и ему требуется помощь? Разве администрация не несёт ответственность за проживающих на их территории студентов?       — В договоре есть пунктик, что «Имуги» оставляет за собой право сообщать родственникам о происшествии только в самых критичных случаях или спустя тридцать дней после инцидента. Оно и понятно: прикрывают собственные задницы. Ведь важен итог, а уж каким способом он достигнут — не имеет значения. Пока кто-то жив, о переломах и выбитых зубах не стоит беспокоиться, — одногруппник прав, в этом случае цель оправдывает средства. — Да и у Сухо та ещё семейка. Его отец замешан в грязных делах, а сыновей настругал столько, что не особо забеспокоится, если одним станет меньше. Все они прошли «Имуги», и Чхве Хёншик доволен результатом, ведь поговаривают, что каждый из них ещё до академии участвовал в кулачных боях и сбыте наркотиков, у некоторых даже есть судимости. «Имуги» развязала им руки, научив грамотно преподносить собственные поступки, создавая видимость, что они действуют в рамках закона.       — Кто его отец? — Чимин обнимает себя руками, начиная замерзать от ветра, задувающего в окно. Вопрос задаёт лишь из желания поддержать разговор, но не ради интереса.       — Крупный инвестор. Видел его в новостях в прошлом году, когда расследовали дело с облигациями. Довольно неприятный тип. Пресса шумела, грозясь долгими судебными тяжбами, но этот чёрт, естественно, выкрутился.       — Откуда ты всё это знаешь?       Хосок задумывается, делая две затяжки подряд. Дым вылетает из его рта, тут же рассеиваясь на сквозняке.       — Я хорошо слышу.       Ответ повисает в воздухе, напоминая Чимину о кашле, который прервал угрозы Наиля в день исчезновения Сухо. Он бросает взгляд на окно, наблюдая, как мокрая после дождя листва переливается растянутыми акварельными красками. Чимин молчит, потому что не доверяет Хосоку, и тот, кажется, всё понимает.       — Я знаю, что они тебя запирали на несколько дней, — подтверждает догадки Чимина. — Это против правил.       Какова вероятность того, что человек, подверженный систематическим издевательствам, в один момент почувствует, что устал? Чимин не привык жаловаться, но именно сейчас, именно под этим внимательным взглядом, подмечающим каждую деталь, он ощущает, как напряжены все его мышцы. По венам будто течёт расплавленный свинец — горячий и тяжёлый. Предплечья покрываются невидимыми ожогами, а в горле поднимается давящий горячий ком. Его состояние — не то, о чём он хочет сейчас разговаривать, чувствуя моральное истощение.       — Ты разговаривал с кем-нибудь об этом? — Хосок изучает его профиль, отмечая бледный цвет лица и крупные мешки под глазами. Он тушит окурок о кованую решётку и выбрасывает его в окно. Придвигаясь ближе, сжимает пальцы Чимина, выражая поддержку. Паку правда нравится Хосок, но он пока не готов делиться с ним своей трудной историей. И сомневается, что когда-нибудь будет на это способен.       — Что ты знаешь о Чон Чонгуке? — аккуратно убирает руку, пытаясь скрыть волнение под маской равнодушия. Не нужно царапать его шрамы, он сам прекрасно с этим справляется.       — Зачем тебе директорский сын? — Хосок, похоже, понимает, как сложно для Чимина принимать поддержку, и, чтобы не акцентировать внимание, хлопает по своим карманам, вытаскивая два шоколадных батончика. Один оставляет себе, второй протягивает Паку. Чимин уже начинает привыкать к тому, что этот удивительный парень с большими глазами на самом деле — маленький контрабандист. — Чонгук тебе угрожал?       Пак готов хмыкнуть, но сдерживается. Угрожал — это слабо сказано. Чон Чонгук одним своим видом пугает его до невозможности. И Чимину не нравится, что он не понимает его мотивы: Чон-младший может спасти, но на волоске от смерти потребовать плату. Хитрит, запугивает, с чёртовой мягкой улыбкой предлагая выпить не цианид, а чай. Говорит, что все люди разные, но тут же намекает на… возможный секс между ними.       По телу пробегает жаркая волна, оседая в районе живота и оставляя после себя покалывающие ощущения. Чимину не нужен секс, и его внимание тоже не нужно, но Чонгук…       Чонгук его бесит.       — Заметил его на линейке, когда он… перечил отцу. Это было очень смело и, — не удерживается и закатывает глаза, — глупо.       Стараясь чем-то занять вспотевшие руки, Чимин разворачивает батончик и надкусывает, только сейчас осознавая, что, хоть он и не чувствует голода, его желудок готов взвыть от счастья, наконец получая долгожданную пищу.       — Я советую тебе вообще не интересоваться классом «А», — знал бы Хосок, что несколько дней назад Пак Чимин был в запретном крыле с одним из главных учеников, от которого и следует держаться подальше. — В прошлом году была мутная история с избиением. Чонгук чуть не убил однокурсника, и того пришлось отправить в больницу с несколькими сложными переломами. Это грозило скандалом, не знаю, каким чудом ректору Чону удалось всё замять.       — Разве такие драки — что-то необычное для «Имуги»?       — Такие, да, но Чонгук… пил его кровь.       — Что? — Чимин закашливается, удивлённо распахивая глаза. Он не ослышался?       — Со слов Минхо с третьего курса, который общался с парнем, ставшим свидетелем драки, Чонгук избил одногруппника в столовой, когда там оставалась лишь парочка задержавшихся студентов. Суть драки он не знает, но видел, как Чон принялся за еду, которая была усеяна каплями чужой крови. Он пил красную воду и улыбался, как сумасшедший, пока его противник корчился на полу.       Чимин не понимает своих ощущений. В голове возникает образ Чонгука с разбитыми костяшками, в одежде, окроплённой кровью. Он даже может представить его фирменную ухмылку, которая никогда не касается холодных глаз. Но что-то во всём этом не так, какая-то странная деталь не укладывается в его голове. Новая информация о старшекурснике сравнима с ледяным душем, окатившим внезапно, но сопоставить талантливого художника и того дьявола, от которого ноги подкрашиваются, кажется чем-то поистине невозможным. Несмотря на ужасающий вид Чона, в его рисунках Чимин не заметил признаков аномалии, психопатии или жестокости. Они искусны, красивы, видно, что человек, так усердно рисующий линии, собран, кропотлив и усидчив.       Мозг кипит, потому что в его голове сейчас буквально два разных Чон Чонгука: беспощадный, жестокий зверь и одарённый творец, скрывающий нечто большее.       — Неужели, — на выдохе, — его за такое не наказали? Чон Догын выглядит человеком, который не потерпел бы такого, даже от собственного сына. Да и место коменданта всё ещё при нём, Чонгук не сместился ни на ступень ниже.       — Мне нравится директор Чон, и я даже понимаю политику школы, ведь чтобы стать во главе корпораций или у власти, нужно быть очень твёрдым, беспринципным и жёстким человеком. Он делает одолжение, воспитывая эти качества в своих подопечных, — Чимин не верит своим ушам. — Не все способны слепить из своих разбалованных отпрысков достойных и крепких хищников, для этого и существует «Имуги». И, естественно, он поддерживает наследника, поощряя сына в проявлении стойкости. Чонгук пример для остальных.       Разочарование в одногруппнике сдавливает грудную клетку: Хосок понимает и принимает жестокость. Он — переработанный системой продукт. Но как можно оправдывать насилие? Чон Догын создаёт беспощадных чудовищ, и главный монстр — его собственный сын.       — В какой касте Чон? — этот вопрос его интересовал с самого первого дня их «знакомства», и грех не воспользоваться ситуацией, чтобы выведать как можно больше информации. — Кто ещё входит в неё?       — А вот это уже очень интересный момент, и мне безумно любопытно, почему ты задаёшь такие вопросы, — Хосок бросает хитрый взгляд из-под ресниц. — Формирование каст возможно лишь при альянсе трёх человек и более, а в касте «Ликорис» только двое: Чон Чонгук и Ким Тэхён. Меня не было, когда они в неё вступили, но, насколько я слышал, они все четыре года справляются только вдвоём, из-за чего однокурсники их ненавидят, ведь они лишили их возможности избежать наказаний и достичь большего.       Ликорис — цветок мёртвых. Паучьи лилии в татуировках Чонгука… Как это связано? Почему он набил на себе знак предвестника смерти?       Чон вновь нарушил правила, основав касту из двух человек. Почему им разрешили остаться вдвоём? Привилегии от отца? Или среди их сокурсников нет других достойных кандидатов? Чимин оглядывает уборную, наспех отмечая, что даже здесь, сохраняется готический стиль архитектуры: зеркала напротив умывальников имеют зауженную, вытянутую форму, а деревянные панели на стенах выглядят слишком роскошно для такого места. Здесь чисто, несмотря на то, чем служит помещение.       — Я думал, что Тэхён — каратель, но им оказался Чонгук, — кидает взгляд на винтажные раковины, размышляя. — Я редко обращал внимание на другие курсы, но Ким чаще на слуху, — Чимин не упоминает о том, что их боятся. — Из-за этого я и решил, что он главный. Он мститель?       — В академии нет ни одного мстителя. Ким Тэхён — надзиратель.       — Он слон? Как Наиль и Сухо? — Чимин поворачивается к Хосоку, снова пребывая в изумлении. — Но… на построении он позволял себе слишком многое для простого слона. И выполняет поручения Чонгука, прямо как ладья.       — Просто не забывай о том, в какой он касте: «Ликорис» — синоним опасности. Касты других курсов стараются придерживаться правил, но Чон Чонгук — сын директора, и он сам себе закон. Тэхёна тоже стоит избегать, никогда невозможно угадать, что у него на уме.       — Почему в Имуги нет ни одного мстителя? — не унимается Чимин.       — Потому что мстителя назначают коменданты? Эта роль слишком значима. Ферзь и ладья работают в паре, в то время как слон и ферзь выполняют каждый свои функции. Те, кто претендует на место короля, не рискнут подпустить к себе того, кому до конца не доверяют.       — Но почему Тэхён не ладья? — он всё равно не понимает. — Они ведь хорошо дружат…       — На это может ответить только Чон Чонгук, — закидывая в рот последний кусочек шоколада, Хосок спрыгивает с подоконника и, чтобы немного заглушить запах сигарет, споласкивает руки под водой. — Ты идёшь?       — Нет, чуть позже. Вернусь ближе к началу последней пары.       Чон кивает и уходит, оставляя Чимина наедине с безобразной путаницей в голове. Насыщенный вкус шоколада остаётся на языке неприятным, приторным послевкусием, дополняя мысли горьким осадком.       Что же там было…

Система поощрений и порицаний студентов

Роли студентов

9.1. Пешка

Студент низшего ранга, обозначенный как «пешка», несёт все системы порицаний со стороны преподавательского состава и учеников, стоящих выше его по статусу, образовавших альянс.

      Правила гениальной игры всплывают в сознании Чимина детским воспоминанием, которое он лелеет с особым трепетом. Оно одно из самых любимых. Тогда Чимину было восемь. Он долго не мог уснуть, несколько часов ворочаясь в своей прохладной постели. Решив, что все уже спят, набрался смелости спуститься вниз, чтобы стащить печенье, припрятанное от него тёткой. Но когда проходил мимо гостиной, облизывая остатки крошек с пальцев, случайно заметил свет, пробивающийся в небольшую щель между дверей. Осторожно подобравшись, он заглянул внутрь: в помещении сидел его отец, играя в шахматы с незнакомым мужчиной. Они выпивали и смеялись, ведя непринуждённые разговоры. Расслабленный вид Пак Сухёна в тот момент поразил маленького Чимина. Его отец выглядел красиво, молодо и очень самонадеянно. Он выглядел как человек, который когда-то связался с девушкой по имени Мун Наён…       Заворожённый громким смехом отца, Чимин случайно прислонился к двери, которая, не выдержав веса, тут же распахнулась, открывая двум в миг затихшим лицам вид на испуганного ребёнка. Сухён улыбнулся и подозвал Чимина к себе, представляя своему гостю. Это было дико и странно. Он усадил сына рядом, похлопывая по бедру, обтянутом трикотажной пижамой. Вечер проходил словно в сказке: Чимин во все глаза наблюдал за веселящимися мужчинами, боясь шелохнуться и разрушить идиллию.       «Смотри и запоминай, сын. Пешка ходит на одну клетку вперёд, что является реальным отражением действительности, Чимин. Пешки не защищены от нападок сильных фигур и не имеют ценности…»       И Чимин запомнил. Точно так же, как и правила академии: «С первого дня зачисления каждый студент приобретает нулевой ранг — «пешка». «Пешка» может изменить своё звание, поднявшись на ступень выше. Каждый статус фиксируется документально при обращении преподавателя или коменданта в секретариат. Результаты вывешиваются на стенде главного холла ежемесячно.»       К «пешкам» в «Имуги», как и к шахматным фигурам, относятся максимально предвзято, используя их как разменную монету для достижения целей. Их не защищают.       «Пешки» — это ученики, имеющие максимальное количество замечаний и часто наказываемые за нарушения.       Чимин — «пешка».

9.2. Конь

Студент низшего ранга, не получивший в течение месяца ни одного наказания и имеющий хорошую успеваемость, а также особые заслуги перед академией, достигает статуса «коня». Он вправе избежать наказаний за нарушения путём сдачи дополнительных экзаменов.

      На улице сгущаются сумерки, и Чимин, всё ещё сидя у окна, аккуратно закрывает его, подмечая на подоконнике зажигалку, забытую Хосоком. Он берёт её в руки, большим пальцем скользя вдоль гладкой поверхности, ощущая холод металла. Она выглядит дорого, с гравировкой хищной птицы на корпусе. «Где же он её взял?» — с любопытством разглядывает вещицу, словно она может рассказать о хозяине больше, чем он сам.       Чон Хосок — «конь». И есть некая связь между тем, как фигура ведёт себя на шахматной доске, и тем, как он действует в жизни. Конь ходит буквой «Г», всегда поворачивая в обход прямой линии. Этот извилистый путь, полный неожиданных манёвров, удивительно точно отражает поведение одногруппника. Хосок умеет находить лазейки, уклоняться от прямых угроз и избегать столкновений с проблемами, используя изворотливые способы и не вступая в открытые противостояния. Никогда по прямой, всегда — хитрым путём.

9.3. Слон

(Надзиратель)

Студент особого статуса, вступивший в касту в качестве соратника «ферзя». Обладатель этого титула избегает любых наказаний и подчиняется совету. «Слоны» обязаны выполнять поручения секретаря и высших по рангу учеников, отвечая за контроль нарушений и подготовку внеклассных мероприятий.

      Слон ходит по диагонали, не глядя прямо в глаза противнику, подрубая фигуры исподтишка. Каждый его ход — искусство контроля и холодного расчёта, исключая любые случайности и оставляя за собой лишь запутанный след.       Ли Наиль всегда выбирает путь отличимый и коварный, действуя из тени. Чхве Сухо тоже вершил свои дела украдкой, не попадаясь на глаза. Ким Тэхён… Тэхён также придерживается этой тактики — тихой, задевающей лести. Он мягко, словно невзначай, затягивает петлю на шее соперника, отвлекая обманчивой доброжелательностью.       Неужели характер так сильно отражается на статусе? Или же это только игра, в которой нельзя быть прямым и открытым? Кажется, здесь, в этой чёртовой академии, ни один шаг не может быть необдуманным, а каждый поступок — это часть тщательно спланированного хода.

9.4. Ладья

(Мститель)

Студент особого статуса, считающийся неприкосновенным. Подчиняется только «ферзю», выполняя функции его заместителя. По распоряжению «ферзя» может отвечать за него в совете и принимать решения.

      «Ладья — самая смелая, глядящая в лицо опасности. Она всегда идёт по прямой, рубя на своём пути головы, сын.»       Ладья — это фигура, которая не даёт себе права на ошибку. Её слово неоспоримо, её решения неизбежны. Она не боится принимать жёсткие меры, не задумываясь о последствиях. В её власти не только разрушение, в её руках — сила, которую все боятся и которой восхищаются.       Сейчас в академии нет ни одной «ладьи». Нет неприкосновенного ученика. Неужели коменданты действительно никому не доверяют? Или же роль «ладьи» стала настолько значимой, что никто не решается её занять?

9.5. Ферзь

(Каратель)

Студент высшего статуса, который доказал свою ценность академии не только своими заслугами, но и высоким интеллектом, готовностью брать на себя ответственность и принимать сложные решения, достоин носить титул «ферзя». Он отвечает за надлежащий контроль корпусов, выполняя роль коменданта. Имеет голос в совете, выступает за наказания или отстранение от них, если посчитает нужным.

      Ферзь — это фигура, которая ходит в любом направлении и на любое количество клеток, как по прямой, так и по диагонали. Любое решение для достижения цели.       Будучи наделённым такими полномочиями, «ферзь» становится не просто участником игры, а её направляющим элементом. Он тот, кто вносит изменения в саму структуру, кто может отстранить, наказать или, наоборот, отменить порицание любого представителя касты, ниже его по рангу. Он не ограничен рамками: ни пространственными, так как получает ключи от корпуса и возможность передвигаться в удобное время, ни моральными, потому что выше него только ректорат. Его решения могут быть как жестокими, так и мягкими, и всегда направлены на поддержание определённого порядка в академии, но он обязан докладывать обо всём.       «Ферзь» — это воплощение справедливости академии. Но так ли это?       Чимин натягивает на костяшки рукава пиджака, размышляя.       Оставалось ещё одно место. Главное.

9.6. Король

Студент, занимающий наивысший статус в академии. «Король» имеет абсолютную неприкосновенность и свободу действий. Получает полный контроль над всеми альянсами академии. Его голос в совете является решающим, наравне с ректоратом. Студент, достигший статуса «короля», получает доступ к секретным материалам и источникам академии, открывающие для него перспективы выдающегося карьерного роста.

      Коронное место лидера мог занять только один человек. Но за всё время существования академии ещё никому это не удавалось. Из года в год «ферзи» бились за него, подставляя друг друга, но никто так и не был провозглашён «королём».       Стать «королём» — значит заполучить почти полную свободу от системы, но путь к этому очень труден и полон смертельных угроз. «Король» в этом мире — не просто титул. Он должен виртуозно манипулировать людьми и быть всегда на шаг впереди.       Если бы Чимин стал «королём», то обрёл бы свободу, которую так жаждет. Вот он шанс наконец быть тем, кто не зависит от других. Но ведь это значит, что за свободу ему придётся столкнуться с самыми сильными учениками академии.       За свободу ему придётся обойти и свергнуть самого Чон Чонгука.

♔

      Всю лекцию Чимин витает в своих мыслях, размышляя о странном построении иерархии в академии. Урок проходит относительно спокойно: женщина-преподаватель выглядит сонной, из-за чего часто зависает, утыкаясь носом в методичку. Студенты стараются не шуметь, тихо переговариваясь между собой. После пропажи Сухо в воздухе ощущается напряжение.       Ли Наиль внезапно громко фыркает, и Чимин поднимает на него глаза, наблюдая, как тот, продолжая что-то рассказывать одногруппнику, достаёт из кармана блеск для губ и несколько раз по ним проходится, прихорашиваясь перед окончанием лекции. Готовится к встрече? Если забыть сегодняшний диалог, то вполне можно подумать, что Наиля абсолютно не волнует пропажа близкого друга: он, как и всегда, сосредоточен исключительно на себе.       Интересно, Ли тоже считает, что Сухо мог уйти в лес или пересечь реку? Холодной ночью? Это ведь полный абсурд: без еды, воды и тёплой одежды в непроходимом лесу не выжить. Зима уже на подходе, и одинокому старшекурснику, без помощи со стороны или навыков выживания, будет крайне сложно.       Наконец лекции заканчиваются, и Чимин встаёт со своего места, двигаясь в сторону выхода.       — Пак Чимин, — профессор Чен Юджин поправляет очки, направляя на него строгий взгляд. — Ваша успеваемость под большим вопросом. Позвольте напомнить, что вы находитесь не в государственном университете, а в элитной академии, где на ваше место претендуют сотни других учеников. А вам оно досталось, скажем так, довольно легко.       — Я сдал все курсовые… — он тушуется под пристальным вниманием всего курса.       — Они не годятся, — быстрый ответ преподавателя подтверждает догадку Чимина: его пытаются завалить. Он точно знает, что его работа сделана отлично — он лучший на потоке. Но по каким-то причинам ему пытаются доказать обратное. — Постарайтесь всё исправить до Рождества, иначе я подам петицию в совет, чтобы вам назначили дополнительные часы отработки и приняли жёсткие воспитательные меры.       Чен Юджин аккуратно складывает листы в папку, поднимается с места и неспешно покидает аудиторию, оставляя за собой шлейф надменного цинизма.       Чимин нервничает. Его не отчислят, в этом он уверен. Нельзя отчислить того, за кого платят хорошие деньги. И как сказал Хосок, даже что-то криминальное не послужит причиной. Статус «пешки» нельзя понизить, а значит, совет примет только одно решение — карцер.       Одна мысль об этом месте вызывает тошнотворный озноб. Отсутствие хоть какого-либо укрытия, обшарпанные, покрытые плесенью стены, кромешная тьма и давящая на разум тишина, нарушаемая лишь скребущимися в углах крысами.       — Каково быть никчёмной пешкой, Пак? — одногруппник Сон Ю кривится в противной ухмылке. — Папочкиных денег не хватило, чтобы перекрыть умственную отсталость?       — Видимо, советник перепутал академию с цирком уродов, — кто-то бросает фразу с задних парт, вызывая смешки всей группы.       «А может, и не перепутал», — думает про себя Чимин. Он опускает голову и пытается поскорее выйти из класса, но Сон Ю преграждает ему путь.       — Такому, как ты, здесь не место.       «Да сколько можно повторять одно и то же?»       — Думаешь, я сам не хотел бы свалить отсюда? — Чимин огрызается. Его порядком начинает раздражать такое отношение.       — Что ты там пропищал?       — Я сказал, что не горю желанием здесь учиться. И будь у меня выбор, я бы с большой радостью…       — Умри, и ты решишь все проблемы, — Наиль грубо толкает его плечом и выходит в коридор под едкий смех одноклассников.       Боль расползается по грудине сотнями острых колючек: за что Ли так с ним? С самого первого дня, когда Чимина привели в аудиторию для знакомства, Наиль его возненавидел. Он отчётливо помнит тот момент. Сначала во взгляде, блуждающем по телу новенького, читался лишь интерес, но спустя мгновение, как по щелчку, он перерос в молчаливую угрозу. Прекрасное лицо Наиля оставалось спокойным и беспристрастным, но в глазах полыхала уничтожающая ненависть. И речь ни об отвращении, брезгливом презрении или насмешливой жалости — нет, это была ярость. Лютая, кристально чистая, разъедающая. Вот что таилось на дне чёрных зрачков. Что такого в нём, Пак Чимине, из-за чего Ли Наиль с первых секунд решил его уничтожить?       — Прислушайся к Наилю и вскрой себе вены, Пак, — гаденько смеётся Сон Ю.       Чимин не реагирует, абстрагируясь от нападок. Но равнодушие не спасает: из его рук вырывают книгу.       — Могу подарить тебе лезвие, — одногруппник продолжает плеваться ядом, с громким хрустом раскрывая страницы и ломая проклеенный корешок.        И Чимин морщится от жалости к ни в чём не повинному произведению. Брови Сон Ю сводятся к переносице, когда он бессмысленно пялится на страницы, пытаясь вникнуть в текст.       — Что за муть ты читаешь?       Глядя на Чимина, он медленно выдирает титульный лист, всё шире расплываясь в удовлетворённой ухмылке под нарастающий треск бумаги. Чимин сдерживается изо всех сил, до боли прикусывая щёку изнутри. Каждая следующая разодранная страница рваным лезвием вонзается в его сердце, рассыпаясь по полу крупными белоснежными хлопьями.       У него отбирают всё. Крушат, ломают, уничтожают с такой маниакальной лёгкостью, будто это такая детская забава — играть с чувствами Чимина. А может, это всё вполне осознанно: специально желать, словно дикие звери, разодрать плоть и душу слабого. Эти парни ведь любят своих сестёр, матерей, уважают отцов и братьев, но стоит дать им чуть больше воли, и вся чернь, наполняющая их, вырвется наружу. Кто вырастет из этих людей? Что они могут дать своим детям и обществу? Тираны, психопаты, насильники. Именно такие личности должны стоять у власти, лицемерно борясь за права тех, кого презирают?       — Приятного чтения, — закончив с листами, Сон Ю пихает пустую обложку в грудь Пака, возвращая растерзанную книгу, и уходит, оставляя его посреди снежного поля.       Ненависть пропитывает каждую клеточку тела. Чимин хранит молчание, запоминая, как из глубин рождается нечто дикое, тёмное, агрессивное; как оно ползёт по венам, подогревая кипящую кровь. Он глушит порыв, заставляет себя не реагировать. Опускается на колени и собирает изодранные листы, складывая их в беспорядочную стопку.       Чем ещё он должен пожертвовать, чтобы от него наконец отстали? Вывернуть себя наизнанку? Прогнуться? Сдаться? Пойти на поводу у Ли Наиля и убить себя ради чужой нездоровой прихоти? Но будет ли этого достаточно?       Нет. Никогда.       Он поднимает глаза вверх, предвкушая увидеть победное выражение на лице Ли, чей смех слышит в отдалении, но сталкивается взглядом с тем, кого меньше всего хотел бы сейчас видеть.       Чонгук. Опять он.       Раньше Чимин не замечал других студентов, утопая в собственной беспомощности и страхе, но сейчас, куда ни посмотри, всюду находит его. И это раздражает ещё больше.       Чон стоит у широкого окна в компании Кима и Ли. Они переговариваются между собой, но разговор не кажется дружеским. На лице Наиля гримаса брезгливости, которую тот пытается спрятать под милой, натянутой улыбкой. А вот Тэхён, похоже, забавляется и, чуть наклонив голову вбок, коротко ему отвечает, из-за чего Наиль мрачнеет чернее тучи, поджимая губы, накрашенные розовым блеском.       Отворачиваясь от Тэхёна, Наиль замечает, куда направлен взгляд Чона, и резко хватает его за локоть, разворачивая к себе. Мгновение — и он быстро чмокает Чонгука в губы, будто метит территорию, забирая себе всё внимание.       Мерзость.       Чимин не видит реакцию Чона, скорее опуская глаза в пол. Этот лёгкий поцелуй оставляет его в замешательстве. Он впервые наблюдает, как два парня не стыдятся флиртовать у всех на виду, позволяя себе неправильную близость. И его это почему-то задевает.       Мог ли он надеяться, что Чонгук не ответит, оттолкнёт Наиля? Эта мысль мелькает так стремительно, что Чимин едва успевает её осознать. На мгновение он даже ощутил робкую надежду, представляя на крохотные секунды, как Ли будет выкручиваться, получив отказ. Бред. Почему он вообще об этом думает?       Выравнивая стопку листов, тянется за последним, но как только пальцы касаются шершавой бумаги, чужой ботинок припечатывает лист к полу. Пак резко поднимает голову вверх и замирает, задерживая дыхание. Чон бросает на него равнодушный взгляд, и Чимин всеми фибрами души опасается, что тот сейчас что-нибудь выкинет.       Чонгук достаёт руку из кармана брюк, открывая полупустую пачку сигарет. Красные буквы и нетипичный цвет табачной бумаги привлекают внимание, и Чимин их узнаёт… Чёрт, неужели Хосок получил их у Чона?       — Завтра, — едва уловимое движение губ, которые следом смыкаются вокруг фильтра.       Завтра четверг. Завтра они снова останутся один на один. Завтра Чимин вновь нарушит правила, чтобы потакать странным желаниям старшекурсника.       Пак выдёргивает лист из-под обуви, отрывая уголок, и спешно засовывает его в книгу. Бесит. Чон Чонгук его бесит. Да, он повторяется, и плевать. Свалился же на его голову. И пусть Чимин прячется сам в свою коробку, но он не позволит никому забраться внутрь себя. Даже Чону. Особенно Чону.       Эмоции диким вихрем вырываются наружу, наполняя тело вспышкой агрессии. Он вскипает, собираясь съязвить, но, задирая голову вверх, понимает, что остался в коридоре в полном одиночестве.

♔

      Близится декабрь, а это значит, что скоро начнутся экзамены и наступит Рождество. Чимин никогда не любил холод: присутствие зимы его угнетало, а изменчивая погода пригвождала к месту, лишая необходимой свободы. В его семье было не принято отмечать праздники, но Наён всегда находила возможность отправить необычный подарок, иногда вызывая недоумение на лице сына. Интересно, мать уже в курсе, что он больше не посещает университет? Вспомнит ли она о нём в этом году? Найдёт ли его очередная блестящая побрякушка, перевязанная красной лентой, в стенах кровавой академии?       Пересекая оранжерею, он решает нарушить режим и выйти на улицу, чтобы проводить последние остатки осени.       Он прогуливается среди длинных дорожек сада, наблюдая, как обнажённые деревья танцуют на ветру. Они слишком быстро лишились листвы и теперь такие же беззащитные, как и он.       После сегодняшнего столкновения с Чонгуком, Чимин никак не может избавиться от вспышек раздражения. Ступая на жухлую траву, где ещё недавно он истекал кровью, впивается взглядом в стылую землю и обхватывает себя руками, пытаясь немного согреться.       Все вокруг носятся с Сухо, а Чимин ощущает радость и даже удовлетворение. В нём что-то сломалось. Той ночью Чимин думал, что умрёт. Даже молил об этом Всевышнего, которого, в принципе, сам же и презирал. После его накрыла волна страха — всепоглощающего и дикого. Он почувствовал себя одиноким, брошенным на растерзание целому миру. Но если Чимин боится, значит ли это, что он не хочет умирать? В нём ещё зиждется надежда на будущее? Это ведь так работает?       И сейчас… сейчас он всё чаще не контролирует свои действия, поддаваясь чужому влиянию. Самым большим катализатором служит Чон-младший, словно демон, царапающий его внутренний мир одним своим присутствием. Если от всего остального Чимин мог абстрагироваться, то с Чонгуком его выстроенная система мигает критической ошибкой. Каждое его слово цепляет и выводит на новые реакции, иногда абсолютно неподвластные его воле. Рядом с ним Чимин — словно бомба замедленного действия.       Продолжает свою тихую прогулку, стараясь двигаться так, чтобы быть незаметным из окон жилых корпусов. Чимин прекрасно знает, что его накажут. Не сомневается в этом. Но если ты и так в самом низу, то чего теперь бояться? Смерти? Смерть кажется утешением. Боли? К боли рано или поздно привыкаешь. Потери чего-то важного и нужного? Так у Чимина ничего нет. Когда ты добрался до самого дна, становишься неразрушим.       Он подходит к фонтану и садится на холодный, мокрый камень, наблюдая за далёким косяком птиц, прощающихся с последними остатками тепла. Даже они ищут место получше, Чимин ведь тоже так может?       Касается руками ажурного мрамора, проводит пальцами вдоль косых срезов, возвращаясь мыслями к разговору с Ли. Наиль причастен к истории с Сухо? Иначе почему он так сильно нервничал утром? Хосок сказал, что Сухо сбежал и его вещи пропали. Это очень странно.       Погрязнув в размышлениях, он едва успевает нырнуть за ближайшую живую изгородь, когда слышит приближающиеся голоса.       — Что сказали в совете? — Наиль запахивает полы пальто, спасаясь от ветра. — Какой у нас план?       — Будто ты не выпытал это у Чона, — презрительно хмыкает Сынгу.       — Он был не особо разговорчив. В последнее время он довольно напряжён.       — А раньше делился с тобой секретиками? — Сынгу останавливается и бросает взгляд на Наиля.       — Ну, когда я позволял ему брать меня на столе ректора, он расслаблялся настолько, что мог что-нибудь сболтнуть. Ты бы только знал, как сильно его это заводит.       — Ты ведь знаешь, что твоё положение в касте очень шатко. И всё равно продолжаешь совершать ошибку за ошибкой. Мы ведь так не договаривались. Если кто-то узнает, что вы с ним спите…       — С каких это пор ты, Сынгу, стал таким праведным? Беспокоишься обо мне? — язвит Ли, заглядывая в лицо Кана. — Разве не ты поддерживал меня всё это время, чтобы я как можно чаще позволял ему себя трахать? Разве не тебе в первую очередь было выгодно, когда я приносил нужную информацию? Так что же теперь изменилось? Решил отступить и стать хорошим?       — Я никогда не отступлю.       — И в этом мы с тобой очень похожи, только цели и способы у нас разные. Не мешай мне, и я сохраню твою тайну. Мне нужен Чонгук, остальное меня не касается.       — Только Чонгуку ты не особо нужен. Сегодня он не обрадовался твоему поцелую на виду у всей академии, — в голосе Кана слышна насмешка. — Ты точно уверен, что у тебя всё под контролем?       — Не лезь не в своё дело, — Наиль злится, бросая в ответ раздражённый взгляд и выше поднимая ворот пальто. — Я знаю, как это изменить. И ты обещал не трогать его.       — Меня наказали, лишив права голоса на следующем совете. Радуйся.       — Это из-за Сухо? — Сынгу молчит, и Наиль делает свои выводы. — Он слишком много болтал. Его давно пора было заткнуть.       — И ты успешно с этим справился.       — Не понимаю, о чём ты.       Сынгу хмыкает, сворачивая на тропинку в сторону леса.       Чимин не видит лица Наиля, но по его спине бегут мурашки от услышанного. Что значат последние слова Сынгу? Ли что-то скрывает от Чона? Какое отношение он имеет к пропаже Сухо?       Он подслушал то, что не должен был знать. И сначала Чимин пугается, дрожа и прижимаясь щекой к царапающим ветвям кустарника. Но потом его мысли выходят на новый уровень, и разум подкидывает самую очевидную и верную в его ситуации:       «Как это можно использовать?»