Migrate to me (Мигрируй ко мне)

      Блядь, блядь, блядская блядь! Быстрее крутя педали, Джисон рискует потерять Минхо позади себя, но ему на это наплевать. Засранец-ставший-идеальным наверняка сможет самостоятельно добраться до лагуны по однополосной дороге, по которой они едут. О чем, черт возьми, он думал, предлагая научить его плавать?        Вообще-то... нет. Это риторический вопрос, потому что он точно знает, о чем думал. Вернее, о чем думал...его член! Висящий между его ног мозг увидел шанс полюбоваться на Минхо в одних плавках и воспользовался им. Черт побери! Он так давно не скакал на толстом члене, что его рассудок отправился в путешествие на Марс и загнал его в угол.        Его влечение к старшему выходит из-под контроля и толкает его все ближе к грани невозврата. Потерявшись в прелестных словах, которые лились из уст мужчины, Джисон был в микросекунде от поцелуя с доктором буквально вчера. «Я видел тебя с местными жителями и твоими друзьями. Ты любишь живущих здесь людей и хочешь их защитить... Почему ты добр к ним, но так холоден ко мне...»Несмотря на то, что у того была связь с Сонхва, он не может не думать о том, что Минхо, возможно, тоже хочет его.        Если бы не неудачный выбор слов Минхо, он вполне бы мог поддаться желанию попробовать другого на вкус. «Ты милый...»Очевидной лжи оказалось достаточно, чтобы вытащить его, брыкающегося и кричащего, из тумана оцепенения. Он не милый, и не может быть, чтобы мужчина и правда так считал. Его бывший, а может быть, и тот, что был до него, всячески подчеркивал, насколько Джисон «не милый» на самом деле. Он помнит это лишь смутно, но ему кажется, что в разговоре было использовано выражение «холодное черное сердце». За этим, конечно же, последовало «почему ты не можешь быть похожим на того-то и того-то...».        Войдя в последний поворот, он видит лагуну и жмет на тормоз на ручке своего велосипеда. Это и правда одна из его глупейших идей. Он не должен оставаться наедине с Минхо дольше, чем того требует их работа в клинике. «Я думаю, что втайне нравлюсь тебе...»        Это заявление, даже больше, чем ложь, отрезвило его. Ему и правда нравится Минхо. Слишком сильно.        Время, проведенное наедине со старшим, только усилит его симпатию, и ему не стоит поощрять свое беспокойное сердце за эту привязанность. Минхо вернется к своей блестящей практике в Сеуле за миллион долларов, а Джисон останется с расплывчатыми мечтами о том, что могло бы быть. Он спрашивал себя, сможет ли он смириться с ролью мимолетного увлечения в жизни этого человека.        Чем больше он узнает его, тем больше он думает, что останется на острове, желая... и не просто чувствовать прикосновение кожи к коже. Но желая и того тихого удовольствия, которое приходит от осознания того, что кто-то принадлежит тебе и только тебе. Безопасности, которую приносит забота. Уверенности в том, что ты для кого-то особенный... любимый. И что, проснувшись посреди ночи, ты рядом с ним и можешь протянуть руку, чтобы почувствовать тепло. Но если бы Минхо оказался в его постели, то после него осталась бы лишь впадина, образовавшаяся от широких плеч мужчины, но со временем и она бы остыла. Осталось бы пустое место в память о нем.        У Джисона нет такого тепла, которое поддерживало бы его во сне, нет фигуры, за которой можно было бы наблюдать в темноте и чувствовать связь с ней. Но... отсутствие этого означает отсутствие вакантного места почти возлюбленного, который напоминает ему, что если бы он был другим, то они могли бы быть вместе. Это удручающий парадокс. Он жаждет найти любовь и преданность, которые видит в отношениях своих друзей, но он слишком напуган, чтобы совершить прыжок веры, которого требуют такие отношения. К тому же он еще не нашел того самого человека. Человека, который стоит того, чтобы сделать этот прыжок. Партнера, который будет смотреть на него с уверенностью в глазах и держать его за руку в молчаливом обещании.        Он многого не знает о том, как построить такие отношения, но понимает, что они не могут сложиться с человеком, чья жизнь налажена в другой стране. Человеком, который неоднократно заявлял, что не намерен оставаться на Ааре. Так что теперь перед ним встает вопрос не о том, сможет ли он выдержать роль мимолетной интрижки для Минхо? А сможет ли он провести остаток жизни, размышляя о том, каково было бы быть в объятиях другого?        Он уже жалеет о некоторых упущенных возможностях. Будет ли Минхо очередным упущением?        Колеса шуршат по песку, останавливаясь рядом с ним, и он устремляет взгляд на прозрачную спокойную воду в лагуне перед ними. Сегодня он не будет глазеть на мужчину... нет!        — Лагуна?        — Это лучшее место на острове для новичков, — перекинув ногу, он слезает с велосипеда и прислоняет его к пальме. — Мы сможем поплавать здесь, и я спокойно могу находиться в своей форме сирены, не опасаясь, что нас заметят. Большинство местных жителей купаются возле своих домов, и это место расположено довольно далеко от туристической зоны, поэтому они сюда не забредают.        Оставив свой велосипед рядом с велосипедом Джисона, Минхо берет сумку, которую он прихватил с собой, и поднимает корзину с вещами, пристегнутую к велосипеду. Кивнув в сторону пирса, ведущего к лагуне, Минхо направляется к воде.        — А как же плавучие самолеты? Разве они не приземляются здесь?        Идти рядом с ним — единственный вариант, так как если бы он шел сзади, то мог бы прекрасно наблюдать за задницей старшего. Надо вести себя как можно лучше!        — Чарли прилетит только через неделю.        — А, — Минхо бросает взгляд на прозрачную воду, после чего выбирает случайное место, чтобы опустить корзину, в которой лежат полотенца и крем для загара. — Итак, э-э... как мы это сделаем?        Он говорит себе, что легкая дрожь в голосе мужчины — это глупо и ничуть не очаровательно.        — Ты реально боишься или просто прикалываешься надо мной?        Глаза Минхо сужаются от такого прямолинейного вопроса, но, на удивление, его голос звучит спокойно:        — Джисон, я не умею плавать. Кроме редких походов в спа-салон, я избегаю любых водоемов больше лужи, и даже их я стараюсь обходить стороной. Я собираюсь учиться плавать с человеком, который всего три недели назад бросил мне в голову чашку, и к тому же я делаю это в океане, где полно акул. Мой страх обоснован.        Игнорируя вспышку вины, возникшую на задворках его разума при упоминании о том, как он практически напал на этого человека, Джисон копается в полотенцах, пытаясь найти «подарок», который он взял с собой.        — Ну, пока ты не струсил, ты должен знать, что я помогал Чану с уроками серфинга. У нас было много учеников, которые плохо плавали, поэтому я принес вот это...        Выпрямившись, он размахивает надувными нарукавниками, которые дают детям, обучающимся плаванию, и не может скрыть улыбку при виде гримасы отвращения на лице мужчины. Возможно, он специально выбрал розовый комплект с диснеевской Русалочкой.        — Мы можем соответствовать друг другу.        — Ох, отвали, — слова Минхо грубые, но его плохо скрываемый смех разряжает атмосферу.        — Я серьезно! — топнув ногой, он дергает за клапан, который держит воздух, и начинает надувать. В перерывах между вдохами он протягивает второй Минхо, чтобы тот надул его. — В них ты не утонешь, а что касается акул, то я почувствую их, как только окажусь в воде. Это инстинкт. Если вдруг какая-нибудь из них заплывет в лагуну, я сразу же это замечу.        Этот крошечный кусочек знаний о сиренах вызывает у старшего продолжительную череду морганий, которые он решает считать раздражающими, а не милыми. Кто, черт возьми, моргает десятки раз подряд? Минхо выглядит так, будто у него припадок.        Как только нарукавники надуты, и приходит время надеть их, сразу же становятся ясны причины, побудившие его к этому плану. Маленькая шлюшка, живущая внутри него, пускает слюни, когда Минхо снимает с себя рубашку, и он хотел бы, чтобы у него было достаточно силы духа, чтобы не смотреть... но это не так. Это не первый раз, когда он видит другого без рубашки, но впервые он может хорошо рассмотреть его.        Его долгий пристальный взгляд, который он бросает на него, больше похож на разглядывание, и в нем нет ни капли уважения. Будь проклят и благословен тот, кто изобрел йогу. Заметив, как приковано к нему внимание Джисона, Минхо ухмыляется, и младшему приходится отвернуться, прежде чем он сделает нелепое предложение помочь ему нанести солнцезащитный крем.        У него есть вопросы. Для начала, как человек, работающий по ночам и проходящий ординатуру днем, находит время на физические упражнения? Во-вторых, идеально ли ляжет его язык между выступами грудных мышц? Потому что выглядит так, будто так и есть. И в-третьих, откуда у него шрам, который тянется через его пресс?Шрамы — это сексуально... блядь!        — Ладно! — хлопнув в ладоши, чтобы развеять нотки возбуждения, зарождающиеся внутри, он хватает нарукавники и идет к океану, а за ним следом идет Минхо. — Сначала самое главное. Ты должен смочить их, иначе твоя рука не проскользнет внутрь.        Жар, виновником которого он считает солнце, разливается на его щеках при этих словах, и он игнорирует вздернутую бровь Минхо.        — Думаю, их нужно как следует смазать. Моя рука довольно толстая.        Поперхнувшись от такого комментария, Джисон опускает нарукавники в океан и прикусывает нижнюю губу. У него уже несколько месяцев не было члена, и Минхо никак не помогает! Если тот продолжит в том же духе, он может просто поддаться стереотипам о сиренах и утопить этого мудака.        — Вот, — не глядя, он протягивает один и задыхается, когда его рука шлепается о подтянутый живот, который на ощупь напоминает кирпичную стену. Ему хочется плакать. Подняв взгляд, он сначала видит капельки воды, скатывающиеся по прессу мужчины, а затем — улыбку на его лице, которую он пытается сдержать. В этом положении глаза Джисона оказываются практически на уровне его члена, который, как он подозревает, может заставить его заскулить в считанные секунды.        — Я никогда не надевал такие штуки. Покажи мне.        Эта повелительная фраза пробуждает в нем сексуальное желание подчиниться, и на короткую секунду он задумывается о том, чтобы опуститься на колени и припасть ртом к его паху. Вот таким будет Минхо в постели? Властным? Доминирующим? Хотя он уверен, что Сонхва — агрессивный парень, так что, может быть, и нет, если уж они спят.        Закатив глаза, он включает режим умника. Если Минхо делает это нарочно, то это должно заткнуть его.        — Это не ракетостроение. Ты засовываешь руку в отверстие, вытягиваешь ее, а затем сдвигаешь нарукавник вверх до бицепса. Боже. Как для доктора, тебе не хватает банального логического мышления.        Поджав губы, Минхо берет нарукавник и выполняет указания. Отводя взгляд в сторону, Джисон вовсе не испытывает ревности к неодушевленному предмету, медленно натягивающемуся на его дурацкую накачанную руку.        — Ты голоден? Хочешь перекусить?        — А? — застигнутый врасплох случайным вопросом, он вновь обращает на него внимание как раз в тот момент, когда Минхо натягивает второй нарукавник. Вид накачанного доктора, на руках которого розовые надувные нарукавники с русалками, настолько уморителен, что он забывает о его привлекательности и заливается смехом. В кои-то веки сексуальная привлекательность парня поубавилась, и он думает, что сможет продержаться до конца обучения плаванию, не упав на четвереньки и не умоляя мужчину отодрать его задницу.        Он смеется, держась за живот, достаточно долго, и выражение лица Минхо меняется на недовольное, а он сам вздыхает с облегчением. Переход от врагов к друзьям был приятен, но он предпочел бы дистанцию, порожденную неприязнью. Его самоконтроль находится на тонкой грани, а то, что они с Минхо ладят, только усугубляет ситуацию.        — Прекрати изображать гневное лицо. Они тебе очень идут. Ну же. Давай уже начнем...        Стянув с себя футболку, он бросает ее к их полотенцам и заходит в океан. Вода плещется вокруг его щиколоток, и по коже пробегает волна энергии. Дом. Всего несколько сантиметров, а в груди уже стало легче. Именно здесь ему предназначено быть. Море взывает к нему. К его сердцу... к его душе. Оно — его капитан, его родственная душа. Единственное место, где он может погрузиться в себя и обрести свободу от хаоса, затаившегося в его сознании. Он никогда не поймет, как кто-то из его народа может отказаться от этого. Он скорее отрубит себе конечность.        Зайдя поглубже, он останавливается из-за отсутствия звуков позади себя. Его сердцебиение резко учащается, когда обернувшись, он ловит на себе пристальный взгляд Минхо. Темные глаза скользят по его позвоночнику и останавливаются на талии, и внезапно его восторг нельзя объяснить влиянием воды. Блядь! Минхо выглядит...голодным.        Он чувствует себя крошечным, когда за ним так пристально наблюдают. В хорошем смысле. В том смысле, который наглядно демонстрирует разницу в их размерах. Минхо — именно тот тип мужчин, которые ему нравятся. Почти одного с ним роста, чтобы было удобно целоваться, но при этом довольно крепкого телосложения, чтобы спрятаться в его объятиях. Руки больше и мускулистее, чем у него, а ноги выглядят так, будто старший с легкостью может прижать его к стене и выебать на весу.        Внимание — это прекрасно. Сложная вереница эмоций, нарастающая в его груди... болезненно. Он хочет, чтобы тот отвернулся. Быть объектом столь многообещающего взгляда — только разжигает его тоску. Если бы только песок их времени не опускался медленно на дно. Если бы только его сердце не было склеено из разбитых мечтаний и тонкого скотча, он бы рискнул. Он пробежал бы несколько метров до берега, упал бы в объятия старшего и попросил бы любить себя до тех пор, пока он снова не обретет гармонию. Если бы только...        Отводя глаза, он указывает на океан.        — Самое забавное в плавании то, что для того, чтобы научиться, нужно быть в воде, — он протягивает руку, приглашая своего несговорчивого ученика присоединиться к нему.        — Ммм... — Минхо делает шаг вперед, и пальцы его ног касаются кромки волн, лениво накатывающих на берег. — Я начинаю думать, что ты солгал, и сирены действительно завлекают ничего не подозревающих людей на смерть.        — Пожалуйста, — он вскидывает брови и дразняще ухмыляется. — Если бы я хотел тебя убить, то не стал бы специально промахиваться, бросая в тебя кофейную чашку.        Фыркнув в ответ на его шутку, Минхо заходит в воду по икры и останавливается:        — Черта с два ты промахнулся. Твой прицел — отстой. Вот здесь хорошо. Ты не сможешь утопить меня в таком количестве воды, — Минхо выжидающе оглядывает его, а потом переводит взгляд на свои ноги. — А ты не собираешься меняться?        От этого вопроса у него в груди вспыхивает радость.        — Собираюсь, но позже. Я подумал, что ты быстрее поймешь суть, если я покажу тебе, как плавать ногами, а не плавником.        — Ты имеешь в виду свою ласту?        Схватив Минхо за руку, он тащит его за собой, пока вода не достигает его колен.        — Я собирался быть с тобой помягче, но ты сам напросился...

***

       Истерически хохоча, Джисон падает на задницу, хватаясь за ребра. Вознаграждение приходит к нему в виде хмурого Минхо, который теперь уже не выглядит, как красавчик, а больше похож на мокрого кота. Последний час он запомнит на всю жизнь. Он наконец-то нашел то, что не под силу доктору.        Кашляя, Минхо откидывает мокрые волосы с глаз, а его губы очаровательно надуваются.        — Это полная херня.        От этого ругательства он смеется еще сильнее. Наверное, человеку, который хорош во всем, трудно смириться с тем, что есть что-то, что находится за пределами его возможностей. Джисон испробовал все известные ему приемы, чтобы научить другого плавать, но ничего не вышло. Максимум, что удалось Минхо, — это грести по-собачьи, но и это далось ему с трудом.        Взяв смех под контроль, он откидывается на локти, наслаждаясь мягкими волнами, омывающими его грудь.        — Ты уверен, что в прошлой жизни не съел дьявольский плод, а теперь океан запрещает тебе плавать?        — Несмотря на то, что я одобряю отсылку к Ван Пис. Тот факт, что ты насмехаешься над человеком, который дважды чуть не утонул, многое говорит о твоем характере. Думаю, проблема в том, что ты хреновый учитель.        — Ха! — с насмешкой, Джисон ногой окатывает старшего волной воды. — Я научил плавать достаточное количество людей и знаю, что проблема не во мне.        Пробираясь сквозь мелкие волны к берегу, Минхо заваливается рядом с Джисоном, сверля его взглядом:        — Неважно. Хватит с меня пыток на сегодня. Давай, стань рыбоподобным и уплывай. Поймай для меня рыбу, и я, возможно, поделюсь с тобой своим сегодняшним ужином.        Издав тихий рык, Джисон испытывает искушение утащить мужчину под воду. Хотя он был первым, кто сегодня использовал отсылку к Ван Пис, Минхо уже обозвал и Хёнджина, и Джисона рыбоподобными. Он, видимо, не понимает, что это самое настоящее оскорбление. Плеснув еще больше воды в сторону старшего, он отталкивается от берега и плывет к пирсу.        Хотя вода в лагуне кристально прозрачная, он отплыл достаточно далеко, чтобы хоть немного почувствовать приватность. Сняв плавки, он вешает их на загнутый гвоздь и бросает взгляд через плечо. Вспышка гордости разгорается под кожей, когда он замечает, что Минхо отворачивается, а его щеки и уши окрашены в легкий розовый цвет.        В памяти всплыли воспоминания о той ночи, когда его застали за пением на заднем крыльце. Волосы доктора, растрепанные пальцами, припухшие губы и мускусный запах секса, который был достаточно сильным, чтобы остаться на его коже и развеяться от дуновения ветерка. Он польщен, но искренне озадачен вниманием мужчины к нему.        После Хёнджина Сонхва по праву считается самым желанным омегой на Ааре. Если верить сплетням жителей острова, эти двое неоднократно были вместе... Так почему же он так часто ловит на себе взгляды Минхо? Почему они уже дважды чуть не поцеловались? Один раз в его доме, а второй — буквально накануне. Минхо не может быть неудовлетворенным Сонхва... Так что же это? Жадность? Трахать двух сирен лучше, чем одну? Но Минхо не похож на такого человека. Возможно, он мазохист, как шутил Чанбин, тот самый, кто захочет терпеть Джисона.       Угх!!!Погрузившись под воду, он использует прохладу океана, чтобы очистить свои беспорядочные мысли. Как никогда раньше он жалеет, что не смог получить докторскую степень. Если бы он был в состоянии принять роды у Хёнджина, то Минхо никогда бы не пришлось приезжать на Аар, и его разум не превратился бы в сломанный калейдоскоп спутанных желаний и потребностей. По его телу пробегает дрожь, и он чувствует умиротворение, когда принимает форму сирены. Время, проведенное в его естественной форме, всегда помогает. Даже если спокойствие будет временным, он им воспользуется.        Хвостовой плавник развевается за спиной, и он плывет по лагуне со скоростью, которая могла бы заставить олимпийских пловцов устыдиться... его душа гудит от удовлетворения. Вынырнув на поверхность, он бросает взгляд на Минхо. У старшего открыт рот и он смотрит на него с изумлением. Джисон будет вечно благодарен доктору за то, что его реакцией стали интерес и любопытство, а не страх.        Снова опустившись под воду, он подплывает к своему наблюдателю. Под водой он прекрасно видит лодыжку мужчины и, быстрее, чем зрение старшего успевает уследить за ним, хватает его, оттаскивая на несколько метров. От панического вопля, раздавшегося в ответ на этот трюк, у него начинают болеть бока от смеха. Минхо беспокоился об акулах, хотя на самом деле ему следовало бы опасаться его. В океане он — главный хищник.        Отпустив его ногу, он вновь всплывает на поверхность, но тут же получает порцию воды в лицо. Минхо смотрит на него убийственным взглядом, контратакуя розовыми щеками и широко раскрытыми глазами.        — Ты пытался убить меня!        Откинув волосы с глаз, он подмигивает:        — Здесь настолько мелко, что ты можешь спокойно сесть. Перестань вести себя как ребенок.        Перевернувшись на спину, он облокачивается на локти, ожидая следующего словесного выпада в свой адрес, но вместо этого получает молчание.        — Что? Нечего добавить...        Он поворачивается, чтобы продолжить подначивать мужчину, и его сердце замирает. В нескольких сантиметрах от него темные глаза Минхо встречаются с его глазами, старший смотрит на него с благоговением. Они настолько близки, что он чувствует дыхание мужчины, когда тот шепчет:        — Твои глаза... они голубые.        Искры вспыхивают на его щеках, посылая электричество в грудь, и пульс сбивается. Он опускает голову, и все его тело замирает, когда теплая ладонь вновь приподнимает его лицо. Борясь с желанием прижаться щекой к чужой руке, его легкие перестают работать, когда напряженный взгляд Минхо впивается в его глаза. Он заставляет себя сказать хоть что-нибудь. Либо он заполнит пространство между ними словами, либо пересечет его своим ртом, в результате чего они рухнут в пропасть, из которой уже не смогут вернуться.        — О-они всегда приобретают такой цвет, когда я оказываюсь в воде, — предложение звучит сдавленно, его голос сбивается и пропадает.        Протянув руку вверх, Минхо заправляет прядь волос за ухо Джисона.        — Они были коричневыми, когда ты менялся в клинике.        — Соленая вода. Это должен быть океан. Моя биология меняется, и я могу четко видеть под водой, а соль меня не беспокоит, — холодный, словно по-деловому сформулированный ответ ничуть не охлаждает огонь, пылающий на его щеках.        — Черт возьми. Ты невероятен, — взгляд Минхо скользит по его груди, останавливаясь на хвосте. Он слегка хмурится, когда видит россыпь белых чешуек на месте ожога Джисона. — Это он? А цвет восстановится?        Его горло сжимается от этого грустного вопроса.        — Может быть, я не знаю. У доктора Бэ нет никаких заметок об обгоревшей чешуе. Надеюсь, со временем цвет вернется. Это непривлекательно, — из-за неуверенности в себе он жалеет, что изменился. Его шансы найти вторую половинку превратились из низких в ничтожные. Учитывая, что численность сирен сокращается, можно было бы подумать, что альфы не обратят внимания на дефект его чешуи. Однако он в этом сомневается. Раньше Минхо хвалил его окраску. А теперь это изменится?        — Мммм... — опустив руку под воду, Минхо обводит пальцами контур затянувшейся раны, отчего по его венам разливается огонь. — Я думаю, это прелестно. Белый цвет словно первая звезда, появившаяся на закате.       Искренность сквозит в его тоне, и впервые на своей памяти Джисон лишается дара речи. Его сердце жалобно трепыхается в груди, пока маленькая частичка его находит утешение в этих поэтических словах. Минхо...        Покачиваясь на легких волнах, длинные концы его хвостового плавника проплывают под водой, приближаясь к руке доктора. Рука замирает, а глаза Минхо перескакивают на его лицо, а затем снова на украшенный оборками плавник, который неуклонно приближается. В памяти всплывает последний раз, когда старший прикасался к нему, поэтому он протягивает руку и отодвигает его за спину.        — Прости. Он длинный и...        Не давая ему договорить, Минхо проводит рукой по изгибу талии Джисона, кончиками пальцев касаясь границы между кожей и чешуей. Покачав головой, он облизывает губы:        — Извиняться должен я, а не ты. Я не спросил, прежде чем прикоснуться к нему в прошлый раз, и я знаю, что не должен этого делать, но я хочу... — пальцы, держащие его, дергаются, и взгляд Минхо снова возвращается к изящному плавнику, выглядывающему из-за спины Джисона.        С полуприкрытыми и мутными глазами Минхо наклоняется вперед, и отдаленные сигналы тревоги и страха звучат в его сознании. Находясь наедине в лагуне, план Джисона держаться от старшего подальше рушится, и они внезапно устремляются к точке невозврата.        — Хён... — теряя самоконтроль, он приподнимается, чтобы встретить мужчину на полпути. Желание и возбуждение разгораются внутри него от предвкушения близости, от того, что он наконец-то попробует на вкус. Ногти впиваются в его бедро, а теплое дыхание касается губ.        — Джисон, я...        Скрип колес по гравию и звук автомобильного двигателя нарушают тягучую тишину вокруг них.        — Блядь!        Похоть уступает место панике, и Джисон ныряет за Минхо, используя его широкую спину как защиту, чтобы обратиться. У Минхо, стоящего перед ним, напрягается все тело, и он не уверен, из-за того ли, что он теперь прижимается к нему голым, или из-за только что подъехавшей машины.        — Минхо? — двигатель машины глохнет, и голос, раздающийся следом, сообщает ему все, что нужно было знать. Выглядывая из своего укрытия, он видит, как Чан спрыгивает с джипа, а за ним появляются Феликс, Чанбин, Сынмин и Чонин.        — Джисон? — голос Хёнджина привлекает его внимание, и он видит, как его лучший друг на пассажирском сиденье смотрит на него широко раскрытыми глазами.        — Эм. Привет, ребята! — вяло помахав рукой, он расслабляется, пока кашель Минхо не переключает его внимание на то, как он держится за старшего. Прикосновение к его паху заставляет опустить глаза вниз, туда, где его член обосновался в ложбинке между двумя круглыми ягодицами. Подавшись назад, он меняется и отплывает в сторону не только для того, чтобы увеличить дистанцию, но и чтобы смыть с себя ощущение, как задница Минхо прижимается к нему, и как его грудь нагревается о мускулистую спину. Из-за того, как сильно пылает его лицо, вода в океане может закипеть.        Больше не опасаясь, что его увидят в форме сирены, он плывет к берегу, делая вид, что жар на задней части шеи — от проявляющегося солнечного ожога.        — Джинни! Привет! Что вы все здесь делаете?        С помощью Чана его лучший друг, пошатываясь, выбирается из внедорожника, держась за выпирающий живот. На нем только большая футболка и пара шорт, поэтому беременность сирены становится очевидной.        — Я сходил с ума, сидя дома, поэтому Чанни и остальные согласились устроить день купания. Хотя... — Хёнджин переводит взгляд на Минхо, который как раз выходил из моря, направляясь к их полотенцам. — ... Мы не ожидали встретить вас здесь. Это объясняет, почему тебя не было дома, когда мы заходили. Что вы двое делали?        Необъяснимая волна вины накатывает на него, но почему? Ему ведь можно общаться с Минхо. Особенно если учесть, что тот не в ладах с единственной причиной, по которой он вообще приехал на Аар.        — Минхо-хён сказал, что не умеет плавать, и я предложил научить его.        Недалеко от них на пляж с мягким стуком падает холодильник, который нес Чан.        — Он согласился, чтобы ты научил его плавать? — удивление в голосе мужчины заставляет обернуться и его, и Хёнджина.        — Это плохо?        — Нет, я просто... — оглянувшись, Чан наблюдает за тем, как Минхо вытирается. Отказываясь замечать их присутствие, доктор отворачивается, глядя на океан. — Мин поклялся, что никогда не будет учиться. Я дразнил его за это, но всегда думал, что именно я научу его.        Грусть искажает черты лица мужчины, и Джисон чувствует укол сострадания к нему. Визит Минхо обернулся неразберихой, и оба страдают.        — Мне жаль, хён. Я предложил, и он согласился. Уверен, если бы все было иначе, он бы тебе позволил это сделать.        — Ага... наверное.        Сгорбив плечи, Чан возвращается к джипу, чтобы забрать последние вещи, а Хёнджин вздыхает:        — Не извиняйся, Сони. Я рад, что вы двое поладили.       Кивнув, Джисон смотрит на то место, где несколько секунд назад они с Минхо собирались поцеловаться: руки на его талии уже нет, но тепло от нее все еще ощущается. Поладили — это определенно одно из слов, описывающих то, что происходит между ними.        — Я тоже рад, что так получилось.

***

      Опустив пониже козырек бейсболки, Минхо прислушивается к громким крикам и смеху, доносящимся со стороны лагуны. Лежа на полотенце и опираясь на пляжную сумку, он обдумывает слова Ганди. «Потерять терпение —значит проиграть битву». Его терпение на исходе. В метрах от него в солнечных лучах сверкает голая грудь Джисона, призывно манящая к себе.       За несколько секунд до того, как Чан и его друзья обломали весь кайф, он успел заметить это. Тот же взгляд в блестящих голубых глазах Джисона, который он видел той ночью в ванной. Голод, который отражал его собственный. Они были так чертовски близки!       Сердце и надежда мчались к финишной черте, которая должна была ознаменовать конец их ссор и начало гораздо большего. Десять лет в университете, но ему не хватило слов, чтобы описать то чувство огромного восторга, которое он испытал, увидев, как Джисон изменился и свободно поплыл. На секунду ему показалось, что вселенная прошептала ему на ухо какой-то секрет. Какой-то милый и прекрасный секрет, который дозволено увидеть и узнать только ему.       Когда он вынырнул на поверхность, сверкающие глаза цвета кристально чистого моря встретились с его глазами, и Джисон превратился в похитителя. В коварного мошенника, рожденного, чтобы украсть его рассудок. Его глаза были зеркальным отражением неба, и он почти протянул руку, чтобы проверить, такие ли они бездонные, какими кажутся. Его глаза были как пространство между океаном и облаками, и он хотел бы прыгнуть в них. Чтобы посмотреть, сможет ли Минхо стать первым человеком, сумевшим воспарить к небесным вратам. Когда он впервые увидел его выходящим из океана, то подумал, что молодой человек великолепен. Как будто море породило ребенка из волн и пены.       Теперь же он считает Джисона прекрасным, неземным... потусторонним.       Невозможно больше игнорировать ту ноющую пустоту внутри, которая образовалась после встречи с Джисоном. Он больше не хочет...он жаждет. Ему нужно все, что может предложить другой, а взамен он хочет раствориться в младшем. Когда он увидел хвостовой плавник сирены в непосредственной близости от себя, на него нахлынули воспоминания о его румяных щеках и широко раскрытых глазах. Он хочет вновь стать причиной такого выражения лица. Он сгорает от желания услышать свое имя в перерывах между прерывистым дыханием и сдавленными стонами. В клинике он лишь на секунду прикоснулся к нему. Как бы отреагировал Джисон, если бы он зажал его между пальцами и погладил рубиновую плоть? А если бы он поднес его ко рту? Прижался бы губами к его изящным краям?       Под его руками была чешуя и мягкая кожа, а в груди зарождалось нечто, чему он боялся дать название, и он наклонился, чтобы попробовать. Но ему снова отказали, и он начинает думать, что судьба замышляет нечто против него. Она привела его на Аар, показала ему сокровище, а теперь отказывает ему.К черту Чана. Его недовольство этим человеком стало еще сильнее.        — Бинни, прекрати! — громкий крик Феликса заставляет его посмотреть в сторону группы, купающейся в воде. В данный момент Чанбин обливает своего мужа водой с восторженной улыбкой на лице. Чёрно-фиолетовый хвост сирены виднеется над водой, пока тот рассекает легкие волны.       Минхо следовало бы уйти, когда приехала группа друзей, но предоставленная возможность увидеть сразу несколько сирен была слишком хороша, чтобы упустить ее. Он решает не обращать внимания на умоляющие взгляды Чана, а отходит в сторону, чтобы понежиться на солнышке. Зрелище, открывающееся перед ним в данный момент, того стоит. Чонин, играя с Джисоном, плавает вокруг него, поднимая из воды свой бирюзовый хвост. Рядом с ними, укрывшись в объятиях Чана, плавает на спине Хёнджин, его торс скрывает футболка. Его окрас в точности соответствует описанию младшего. Ослепительный снежно-белый цвет, отражающий солнце. Его хвостовой плавник представляет собой длинную накидку, которая начинается на талии и развевается позади него, как шлейф. Это красиво, но не идет ни в какое сравнение с замысловатым бантом, завязанным на одной греховно-тонкой талии. Такое ощущение, что он живет в сказке. Как будто его выбросило на берег Неверленда. Потерянный мальчик, обнаруживший русалок и фею Динь-Динь. Только потерянные мальчики оставались там навсегда, а он...        — Минхо-щи...        Голос Сынмина заставляет его оторвать взгляд от чешуи, напоминающей закат. Подойдя, мужчина садится рядом с ним, и Минхо приподнимает бровь. Он общался с Феликсом и Чанбином после того, как сорвался в клинике, но он так и не решил, стоит ли ему обижаться на всех друзей Чана или только на него самого. Изначально ему понравился Сынмин. Он готовит отличный кофе, да и характеры у них схожи.        — Да?        Зарывшись пальцами ног в песок, Сынмин прищуривается, глядя на своего мужа, плавающего в лагуне.        — Я хотел извиниться за то, что мы с Инни лгали тебе.        — А если бы я отказался принимать роды Хёнджина, ты бы тоже извинился?        Губы собеседника складываются в недовольную гримасу:        — Скорее всего, нет, — не обращая внимания на удивленное выражение лица Минхо, Сынмин кивает в сторону воды. — Солгать тебе было необходимой мерой предосторожности. Защита моего мужа стоит на первом месте. Однако мне жаль, что ваша с Чаном история принесла столько боли.        Честность была неожиданной, и хотя она задевает за живое, Минхо ценит ее. Он решает, что ему все еще нравится этот парень.        Выпрыгнув из моря, Чонин описывает дугу в воздухе, а затем ныряет обратно под воду. От этого зрелища у него перехватывает дыхание, и Сынмин, вздохнув, смотрит на него:        — Невероятно, правда?        Минхо кивает в знак согласия и молчит, пока Джисон копирует это движение. Чешуя сирены полыхает ярким пламенем в синеве моря, когда он уходит под воду.        — Неважно, какой раз я это вижу, я всегда испытываю благоговейный восторг, — в голосе собеседника звучит сентиментальность.        — Как ты оказался на Ааре? — спрашивает он. — Ты ведь из Кореи, верно? Не из Австралии?       Откинувшись на локти, Сынмин улыбается:        — Я родился в Сеуле и учился в колледже, заканчивая магистратуру по инженерному делу, когда мой друг Ынкван пригласил меня. Он несколько лет ждал туристической визы вместе со своим братом. Когда подошла их очередь, его невестка была беременна и должна была родить со дня на день. Я занял место Минхёка. Я встретил Чонина в Time Out в первый же день пребывания здесь.       Из воды доносятся крики недовольства, и они оба обращают внимание на Чонина, которого обнимают и тискают Хёнджин и Чанбин. Рядом с ними плывет Чан, чей взгляд быстро устремляется вдаль, как будто он и не смотрел на двух мужчин на пляже.        — Как только я его увидел, сразу понял, что он особенный. Конечно, я не знал о сиренах, но он был и есть моя пара. В тот день я бросил своего друга и посвятил остаток своего пребывания здесь знакомству с ним. Мой отпуск подошел к концу, а я не мог заставить себя уехать. Это была любовь с первого взгляда, и я сделал ему предложение.        — Разве ты не скучаешь по своим друзьям? По семье? По Корее? — вопрос логичен, но какой-то частью Минхо чувствует, что его мозг и сердце не стыкуются между собой. Здравый смысл не может понять, как можно бросить все ради человека, которого он только что встретил, но в груди тяжесть... как будто там поселилось сомнение в правильности его рассуждений.        Сынмин качает головой, его голос наполнен эмоциями:        — Когда я думаю о том, что я приобрел, полюбив его, мои жертвы становятся незначительными, — одарив Минхо понимающим взглядом, он добавляет. — Чану пришлось принять такое же решение.        Сузив глаза, Минхо не нравится направление, в котором движется этот разговор. Его так и подмывает огрызнуться и прекратить беседу, но его спасает парень, выходящий на берег.        — Детка! — схватив плавки, которые он оставил на пляже, Чонин натягивает их. Присоединившись к ним, они наблюдают, как Чанбин гоняется за хихикающим Феликсом, который украл шорты своего мужа и теперь убегает с ними по пляжу. Прикрывая свой пах, мускулистый мужчина догоняет хохочущего блондина и отбирает у него одежду. Взяв свои шорты с пирса, где он их оставил, Джисон выходит из океана. Разочарование зарождается в груди Минхо, когда сирена решает сесть рядом с Чанбином, а не на полотенце, которое он приготовил для него.        — Все в порядке? — глаза медбрата снова стали карими, и он переводит взгляд с Минхо на Сынмина.        Потратив минуту на обдумывание вопроса, он в итоге кивает. Это вызывает осязаемую волну облегчения, прокатившуюся по группе друзей. К счастью, никто не заостряет внимания на том, что Чан и Хёнджин решили остаться в воде. Он связывает это со своим присутствием на пляже, а не с желанием Хёнджина продолжать плавать.        — О чем вы двое говорили? — спрашивает Чонин, с натянутой улыбкой прижимаясь к мужу.        Сынмин подмигивает в сторону доктора:        — Ничего особенного. Просто о жизни в целом и о решениях, с которыми мы столкнулись        — Кстати, о решениях... Минхо, — Феликс откидывает голову назад, наслаждаясь солнцем. — Каждый год местные жители устраивают летнюю вечеринку. Ничего грандиозного, все приносят еду и устраивают танцы. В этом году я пеку брауни, а Джисон — печенье. Тебе обязательно нужно прийти.       Поперхнувшись слюной, Джисон резко бьет друга по плечу.        — Я же сказал, что подумаю! Не надо принуждать меня к этому.       Хихикая, Феликс, обнимает медбрата:        — Слишком поздно, теперь тебе придется это сделать. Загляни в кафе в понедельник, я дам тебе необходимые ингредиенты.        — Лиииикс!—Джисон плаксиво дует губы, и Минхо с трудом сдерживает улыбку. Мило.—Дай мне запасной ключ, я зайду завтра. В понедельник утром мне нужно будет открывать клинику.        — Не могу. Им сейчас пользуется Сонхва.       Лицо Джисона становится непроницаемым, он перестает дуться и переводит взгляд на Минхо.        — Зачем он ему?        — Он попросил одолжить его. Сказал, что ему нужен телефон.        — О! На прошлой неделе Чарли привез ему письмо из Сеула, — вклинивается Чонин. — Думаю, они с Джуни снова общаются.       Хм. Покопавшись в сумке, которую он захватил с собой, Минхо достает две бутылки воды. Для него это новость. Конечно, прошло уже больше недели с тех пор, как он разговаривал с Сонхва. Конечно, не испытывая друг к другу ничего, кроме дружеских чувств, он надеется, что мужчина и его бывший смогут разобраться во всем. Сонхва ясно дал понять, что все еще испытывает чувства к уехавшей сирене.        — Джисон, возьми, — протягивая одну из бутылок, он замечает настороженный взгляд медбрата. Приподняв вопросительно бровь, он ждет, но Джисон лишь качает головой.        — Спасибо, хён, — подталкивая австралийца ногой, сирена слегка краснеет. — Хорошо, Ликс, я сделаю печенье.        — Замечательно! — ухмыляясь, как кот, наевшийся сливок, Феликс поворачивается к Минхо. — Ты же придешь?        — Конечно, — если бы глаза Минхо не были прикованы к лицу Джисона, он бы этого не заметил. Едва заметная улыбка и застенчивый взгляд, направленный в его сторону. — Я такое не пропущу. Я люблю танцевать.

***

       Зашипев от боли, Джисон резко втягивает воздух, роняя горячий противень на плиту. Ему следовало бы купить прихватку, но он готовит так редко, что никогда не заморачивался этим. Носок, который он использовал для этой цели, выглядит печально из-за подпалин на нем. Лопаткой он надавливает на противень, пытаясь соскрести печенье со дна, но оно не поддается.        — Что за хуйня? — с рычанием он засовывает плоский край лопаточки под основание печенья, моргая, когда наконец-то что-то получается. Прикладывая немалую силу, он просовывает пластиковую лопатку под выпечку и, приподняв ее, чувствует, как на глаза наворачиваются слезы. Дно угольно-черное.        — Черт побери! — швырнув противень и кухонную утварь в раковину, он смотрит на растущую кучу неудавшегося печенья с шоколадной крошкой. Это была его третья попытка, и да, прогресс налицо. В первой партии сработала дымовая сигнализация, а вторая каким-то образом растеклась, образовав одно гигантское печенье цвета какашки. Злость и разочарование усиливают его тревогу, и в этот момент он жалеет, что взял на себя обязательство принести десерт на вечеринку.        Он просто дурак, если думал, что сможет испечь угощение, которое впечатлит Минхо. Кулинария, а тем более выпечка никогда не были его талантом, но, зная, что доктор любит сладкое, он надеялся, что у него получится. Рецепт, который он нашел в Интернете, характеризовался как «безошибочный и идеальный для начинающих». Похоже, он относится к категории поваров еще более низкого уровня... может быть, к детям? Разочаровавшись и потеряв мотивацию, он выключает духовку. Может, если он хорошенько попросит, Феликс приготовит их для него.        — Тук-тук!        С заднего крыльца доносится глубокий голос именно этого человека, и, схватив полотенце, он прячет следы своей провалившейся кулинарной попытки.        — Ликс?        Через кухонное окно он видит, как в комнату входит улыбающийся блондин, а за ним — Хёнджин.        — Сони! Мы пришли проведать те... — остановившись на середине предложения, Феликс морщит нос и принюхивается. — Что-то горит?        — Нет! — голос срывается, и ложь тут же становится очевидной, его плечи опускаются в знак поражения, когда два его друга проходят на кухню. Приподняв полотенце, Феликс видит его позор с шоколадной крошкой, и ему хочется плакать.        Услышав, как он шмыгает носом, Хёнджин притягивает Джисона к себе и заключает в неловкое объятие из-за огромного живота.        — К чему эти слезы?        Стараясь быть помягче, он отстраняется, вытирая глаза:        — Ничего страшного. У меня просто стресс.        — Стресс? — перечитывая рецепт, написанный небрежным почерком Джисона, Феликс переводит взгляд с бумаги на духовку. — Сони, все будет хорошо. Просто температура в духовке слишком высокая. Вот и все.        — Я специально увеличил температуру. Я хочу, чтобы печенье было хрустящим.        — Хрустящим? Фу, кому, черт возьми, нравится твердое печенье? — на лице Хёнджина отражается отвращение. — Оно должно быть мягким и нежным.        — Некоторым людям нравится так! — защищаясь, он выхватывает рецепт, чтобы выбросить его в мусорное ведро.        — А тебе нет! Черт, ты вообще предпочел бы сырое тесто вместо выпечки и...        Внезапное молчание Хёнджина вынуждает его обернуться, и он видит, что рука Феликса лежит на руке мужчины, а большие глаза, полные любопытства, наблюдают за ним.        — Сони... Минхо любит хрустящее печенье?        — Что? Нет, нет, нет... Это... Ну... я... — блестящий план рассыпается на глазах, его мозг тормозит, пытаясь придумать правдоподобную ложь, чтобы спасти свою гордость. До сих пор ему удавалось избегать этих двоих и той темы, которую они обсуждали в клинике во время визита Хёнджина. Он предпочел бы сохранить свой негативный внутренний диалог в тайне, и хотя между ним и Минхо возникло что-то вроде сексуального напряжения, нет никакой гарантии, что они действительно сойдутся. Почти поцелуй — это еще не настоящий поцелуй...        Чувствуя себя загнанным в угол, у него начинают дрожать руки, и его тревожность усиливается, пока мужчины наблюдают за ним в ожидании ответа. Видя его растущий дискомфорт, улыбка на лице Хёнджина исчезает.        — Сон-а... — подойдя вплотную, он тянется к паникующей сирене, и это становится последней каплей. Словно имеющая течь плотина, дыры в его сознании, которые он пытался заткнуть с помощью отчаяния, дают о себе знать, и мысли рвутся наружу.        — Я такой ебаный дурак — закрыв лицо руками, он чувствует, как его обхватывают две пары рук. — О чем я только думал!?! Я не умею печь! Я едва могу позаботиться о себе, и все же я думал...        — Эй, погоди-ка, — отказываясь отпускать его, Хенджин и Феликс тащат его из кухни к дивану. Он не может справиться с навалившейся на него тяжестью, и его тошнит от разъедающих мыслей, которые он хранил взаперти. Неуверенность в себе лишь по ночам нашептывала ему мысли, когда он оставался в одиночестве и не был способен поддерживать свой защитный фасад.        — Это ничтожно, что я думал, будто выпечка сможет как-то завоевать его. Как будто я не уничтожил свой шанс в первый же день, когда мы встретились, и моя индивидуальность не разрушила какое-либо влечение, которое он мог испытывать ко мне, — он прижимается к Хёнджину, пока по его щекам текут слезы, а Феликс гладит его по спине. — Как будто ебаное печенье способно компенсировать все, что я наговорил. Должно быть, я действительно сошел с ума или брежу. У него есть Сонхва, и на минуту я правда убедил себя, что у меня есть шанс. Я ни за что не смог бы соперничать со всем... — он садится, опираясь на спинку дивана, и взмахивает руками. — ... Этим. Если бы у меня было всего несколько недель на Ааре, я бы тоже предпочел Сонхва, а не себя. По крайней мере, он милый и располагающий к себе. Да и вообще, что угодно лучше, чем иметь дело с моим ртом и....        — Так, я остановлю тебя прямо сейчас, — схватив его за руку, Хёнджин одаривает его испепеляющим взглядом. — Я позволил тебе выплеснуть свои мысли, но я не позволю тебе продолжать гнобить себя. Сони, ты не сумасшедший, не глупый и не жалкий.        — Но...        — Нет! — прижав палец к его губам, Хёнджин с горящими глазами перебивает Джисона. — То, как ты только что называл моего лучшего друга, не только грубо, но и совершенно неправильно. Ты ни в коем случае не глупый, и желание сделать что-то для парня, который тебе нравится, не является чем-то ничтожным! Это совершенно нормально! Ты не сумасшедший и не бредишь, потому что все мы видели Минхо на тебе, когда приехали на пляж, и могу заметить, что он учился плавать не с Сонхва, а с тобой!        Перебивая Хёнджина, Феликс высказывает свои мысли:        — Я наблюдал за ним на пляже, и он не мог оторвать от тебя глаз, а на летнюю вечеринку он согласился прийти только после того, как ты сказал, что будешь там. Не недооценивай себя, Джисон. Сонхва — замечательный человек, но и ты тоже. Ты такой же красивый, и не всем нужны тихие партнеры. Как только мы с Чанбином рассказали Минхо, что ты будешь один после травмы, он бросил все дела, чтобы прийти и позаботиться о тебе. Сомневаюсь, что он согласился бы провести выходные, ухаживая за тобой, если бы ты его раздражал.        С рациональной точки зрения, то, что они говорят, имеет смысл, но с каждым словом его мозг выкрикивает опровержение.        — Я швырнул в него песком, когда провожал его до дома в ночь нашей первой встречи.        — Да, и что? На следующий день он все равно пришел в клинику и работал с тобой, верно? — возражает Хёнджин.        Качая головой, он отказывается верить, что они могут быть правы:        — Вы говорите это, только чтобы я почувствовал себя лучше. Я запустил в него чашкой! Я сказал ему, что он должен заразиться венерическим заболеванием, чтобы уехать отсюда как можно раньше, а потом он пригрозил зашить мне губы!        Феликс потрясенно раскрывает рот:        — Ты сказал что?!        — Именно! Я ревновал, что он переспал с Сонхва, и наговорил всякого дерьма! Не говоря уже о том, что когда он попытался поцеловать меня у Бейкеров, я оттолкнул его и сказал...        — ОН ЧТО?! — крича, Хёнджин чуть не падает с дивана от возбуждения. — Он пытался тебя поцеловать?        Сжавшись в комок, Джисон кусает нижнюю губу:        — Вроде того. Он говорил какую-то чушь о том, что я милый. Что, кстати, полная ложь, а потом он сказал, что думает, будто он мне втайне нравится.        Ошеломленный Феликс смотрит на Хёнджина, который так же ошарашен.        — Что, черт возьми, между вами происходит? Мы планировали свести вас, но после того, как вы познакомились, решили, что это безнадежно.        — Свести нас? Н-но вы же сказали, что я последний человек, с которым вы бы стали сводить его!       Закатив глаза, Хёнджин откидывается на диванные подушки, поглаживая свой живот:        —Ну да. Именно это мы и должны были тебе сказать. Ты и так был расстроен из-за того, что он узнает о нас, если бы мы упомянули об этом, ты бы просто взбесился. До приезда Минхо Чан сказал нам, что ты в его вкусе... по крайней мере был, когда он учился в колледже. Чанни говорил, что Минхо доминирует и проявляет садистские наклонности в постели, и что у вас одинаковые увлечения. Мы знаем друг друга всю жизнь, Джисон. Я давно усвоил, что для того, чтобы заставить тебя что-то сделать, нужно сказать, чтобы ты сделал наоборот.        — Что? — гнев Джисона из-за того, что его пытались одурачить, немного ослабевает, когда он узнает, что он во вкусе Минхо, и старший доминирует в постели. —Твои джедайские штучки заморочили мне голову!        — Это был единственный способ. Не злись, пожалуйста, — Феликс умоляюще смотрит на него своими большими щенячьими глазами, и Джисон остывает.        Не столь любезно, ввиду их многолетней дружбы, Хёнджин усмехается:        — Все равно, я не жалею, что соврал. Как только Чан сказал, что у Минхо большой член, я уже все решил. Твоя ненасытная задница создана для него.        — Откуда он узнал?!        — Естественно, они трахались. Чан хотел, чтобы я знал, что, хотя они были всего лишь близкими друзьями, однажды они пробовали завязать отношения.        — Боже мой! — Джисон растирает виски, его мозг раскалывается от информационной перегрузки. — У них был секс? И тебя не беспокоит, что он здесь?        — Ага, с чего мне переживать? В конце концов, Чан женат на мне. Это точно так же, как у тебя с Чанбином.        — Не-а! Ни слова больше, — перебивает Феликс. — Мы договорились никогда не обсуждать, как вы с моим мужем лишились девственности.        — Ладно, идем дальше... — Хёнджин извиняюще улыбается австралийцу. — Что насчет поцелуя? Ты оттолкнул его? Почему?        — Потому что я понятия не имею, что ему от меня нужно! Он встречается или может встречался с Сонхва, и я не хочу быть его вторым вариантом. Я также должен учитывать, что он здесь ненадолго. А еще мне не нравится фальшивая лесть.        Нахмурившись, Феликс прижимается к Джисону:        — Это не фальшивая лесть. Ты можешь так думать, но это не так. То, что он сказал, что ты милый, — чистая правда. Все видят это, кроме тебя. Если бы хоть на минуту ты смог увидеть себя таким, каким тебя видят местные жители, Джисон, ты бы не сомневался в себе. После того, как ты принял то, что мы с Бинни вместе, ты открылся мне, и я увидел именно то, что видит Минхо и все остальные. Однажды, когда ты решишь впустить кого-то в свою жизнь, этот человек и мечтать не сможет о более верном и любящем партнере.        Добрые слова Феликса ласкают слух, в то время как негативные мысли в его голове жужжат, как разъяренные шершни. Острая боль пронзает его предплечье, и он хлопает ладонью по жалящей отметине.        — Эй!        Отведя руку назад, Хёнджин разминает пальцы, готовясь нанести еще один щелбан.        — Сейчас же прекратите свои чрезмерные размышления. Я беру свои слова обратно. Может, ты и вправду глупый, потому что мы ни за что не будем сидеть здесь и пытаться убедить тебя, что этому парню... Горячему, одинокому, гею до мозга костей, который пытался тебя поцеловать, ты на самом деле нравишься. Нам уже не двенадцать. Если мужчина пытается тебя поцеловать, значит, ты его как минимум привлекаешь. Мужик, блядь, отбрось свои страхи и прими, что ты не только хороший человек, но еще и красивый и достойный любви. К хуям то, что говорили тебе альфы в Сиднее или твои бывшие. Ты можешь не верить Феликсу, когда он говорит это, но поверь мне, если я говорю тебе такие вещи. Я всегда говорил тебе все начистоту и не собираюсь пускать дым в твою смехотворно тугую задницу.        Несмотря на резкость, слова Хёнджина сглаживают острые углы его мыслей. Даже когда Джисон был в самом низу и нуждался в спасении, его лучший друг всегда был честен и жесток. Возможно... только возможно, он прав. Несмотря на хаос, царивший во время их первой встречи, и на то, что Джисон был настроен против него, Минхо попытался его поцеловать.        В памяти всплывает воспоминание, которое он неоднократно прокручивал в своей голове...        — На той неделе Минхо сказал, что моя задница идеальна.        — Господи! Чем вы занимаетесь в клинике, когда никого нет рядом? — смеется Феликс, демонстрируя идеальные зубы. — Мы с Бинни беспокоились, что вы задушите друг друга.        — Нет-нет. Он сказал это здесь, когда помогал мне забраться в ванну, потому что моя рана еще не зажила. А в клинике он сделал мне массаж и потрогал мой хвостовой плавник.        Щеки Хёнджина пылают вишневым цветом, а глаза блестят, когда он подпрыгивает на месте:        — Нееет! А ты что сделал?        Слезы сменяются хихиканьем, и Джисон стесняется рассказать о неловком моменте в операционной.        — Я запаниковал и вырвал его у него из рук. Тогда он не знал, для чего они нужны. Но теперь он знает, и вчера, перед тем как вы приехали, у него был такой вид, будто он хотел прикоснуться к нему снова.        — Ах, твою мать! Почему мы не могли задержаться минут на пять! — возмущается Феликс, топая ногами. — Чанбин сказал, что эти плавники — эрогенная зона для омег. Мы могли бы застать вас двоих за занятием сексом!        Громко вздохнув, Хёнджин прикрывает рот рукой:        — Ты собирался позволить ему трахнуть тебя в форме сирены?!        — НЕТ! Я-я не знаю, что бы я делал, если бы вы не помешали. Конечно, он пытался поцеловать меня снова, но не думаю, что я хочу заниматься с ним сексом в своей естественной форме.        Вскинув руки вверх, Хёнджин, кажется, вот-вот сорвется:        — Джисон! Он дважды пытался тебя поцеловать, провел с тобой ночь, когда ты был ранен, трогал твой хвостовой плавник и назвал твою задницу идеальной! Ты что, слепой? Просто невозможно, чтобы он не был заинтересован.        — Ну, если так рассуждать... — но одна вещь все же не дает ему покоя. — А как же Сонхва? Они были вместе не раз. Это я точно знаю.        — Сонхва вновь общается с Хонджуном, и он никогда не переставал любить его. Минхо и он — просто друзья, и я не думаю, что они продолжают спать вместе.        Закинув ноги на кофейный столик, Хёнджин наклоняет голову набок, одаривая Джисона грозным взглядом.        — Давай, парень. Покатайся на этом члене пару недель и наслаждайся, пока можешь.        Напоминание о том, что независимо от того, что он в итоге будет делать, время все равно стремительно ускользает, окатывает Джисона ледяной водой. Нахмурившись, он откидывается назад и смотрит в потолок:        — Я не знаю. Я хочу этого, и печенье было частью моего плана, но... я боюсь.        — Он ведь и правда тебе нравится, да? — голос Феликса звучит мягко, как и всегда, когда они говорят о любви. И он, и Хёнджин — романтики...Легко быть романтиком, когда ты нашел и удержал любовь всей своей жизни.        Посмеиваясь, Джисон вздыхает:        — А что в нем может не нравиться? Он выглядит как чертова модель, он гениальный врач и тратит свой отпуск, принимая местных жителей в клинике. Бесплатно, между прочим. О, а еще обеспеченный, веселый и трудолюбивый.        — Ты забыл про его большой член.        Шлепнув Хёнджина по бедру, он пристально смотрит на него.        — Я боюсь, что, даже зная, что он в любом случае уедет, я привяжусь к нему. Что в итоге он бросит меня, как и все остальные. Я не знаю, смогу ли я выдержать .... прощание с таким человеком, как он. Он много раз говорил, что у него есть своя жизнь в Корее и он планирует вернуться к ней. И он в самом деле должен. Его ждет карьера, деньги. Я не... не могу предложить ему ничего лучшего.        Мягкие губы прижимаются к виску Джисона:        — Не думай об этом в таком ключе, — прижавшись к его боку, Хёнджин притягивает его ближе к себе. — Я бесконечно рад, что Чан остался, но я никогда бы не променял воспоминания, созданные нами, пока он был здесь, если бы он решил уехать. Тебе решать, хочешь ли ты продолжать отношения с Минхо, но не позволяй страху, что он уедет, сдерживать тебя. Если он уедет, будет больно, но я буду с тобой, и тебе будет что вспомнить о нем.        Другое лицо прижимается к его шее:        — Мне тоже было страшно, когда я встретил Чанбина, но я знал, что буду жалеть, если не дам ему шанс. У меня было еще меньше времени, чтобы узнать его, чем у тебя. К тому же... я помогу тебе с печеньем.        Вымотанный своими перепадами настроения Джисон молчит, и, к счастью, его мысли тоже. В тепле и под защитой своих друзей та его часть, которая была в смятении, обретает опору. Возможно, они правы. Страх и тревога лишили его работы мечты, изменив ход его жизни. Неужели он позволит им отнять и это?

***

       Закрывая входную дверь клиники, Минхо машет Чонину рукой, когда временный администратор отправляется домой. Он благодарен учителю за то, что тот согласился подменить Чана. В клинике достаточно много народу, поэтому необходим администратор, и этот человек очень кстати. Мысль о том, что ему пришлось бы находиться в непосредственной близости с бывшим лучшим другом, повышает его давление. Запрет на вход в клинику для Чана был импульсивной реакцией, но в конечном итоге оказался хорошей идеей. Без сомнения, если бы он этого не сделал, то был бы вынужден слушать, как старший рационализирует и оправдывает свои действия. А у него нет терпения на подобные отговорки.        Распахнув дверь в последнюю смотровую, он опрыскивает стол и стойку дезинфицирующим средством. Уборка действительно является для него своеобразной формой медитации. Сосредоточившись на выполнении задачи, он переключает с мыслей о Чане и затянувшейся обиде на что-то более желанное.        На Джисона.        Их день на пляже стал окончательным подтверждением того, что его влечение к этому человеку не одностороннее. Теперь остается только вопрос... что делать дальше? Воскресенье прошло в переживаниях о том, что в понедельник на работе будет неловко. Беспокойство оказалось необоснованным, ведь начало недели показало Джисона с новой стороны. Вместо напряженной профессиональной атмосферы, которая была нормой, медбрат в первый же день пришел на работу с улыбкой на лице. Такие перемены пришлись ему по душе: младший даже посмеялся над его шуткой и стащил кусочек его обеда. Он никогда не видел медбрата таким игривым и открытым в своих поступках. Это тщеславно, но Минхо хочется думать, что перемены связаны с ним.        Оттирая упрямое пятно, он удрученно думает о том, что на Ааре нет подходящих мест для свиданий. В Сеуле есть тысяча различных кафе или ресторанов, куда он мог бы пригласить Джисона. Здесь же у него есть либо Time Out, либо его дом. Кафе Феликса — это то место, которое он предпочел бы обходить стороной, так как там, скорее всего, будет как минимум половина друзей Джисона. Самостоятельно организовать ужин для мужчины — это вполне возможный вариант, но не будет ли такое приглашение слишком нахальным для первого свидания?        Выбросив использованные бумажные полотенца, он берет щетку и начинает подметать. Усмехнувшись про себя, он качает головой. Он никогда не думал, что когда-нибудь станет настаивать на свидании с Джисоном, не говоря уже о том, что у него может быть шанс, что тот согласится. Всего за месяц их отношения кардинально изменились. Умом он понимает, что не может допустить эмоциональной привязанности, но чем больше времени он проводит с сиреной, тем больше понимает, что уже слишком поздно. Где-то между презрением и вожделением Джисон прокрался через заднюю дверь его мозга, чтобы завладеть его мыслями. Младший всегда у него в мыслях... непредвиденный сбой в его плане покинуть Аар без сожалений и никогда не вспоминать о нем.        Щетка замирает на середине взмаха, когда раздается стук костяшек о дверь, предупреждающий о появлении кого-то.        — Хён? — нервная дрожь в голосе Джисона сразу же привлекает его внимание.        — Что такое?        Судорожно теребя пальцы, младший переводит взгляд с лица Минхо на пол:        — Я, эээ... хотел спросить, есть ли у тебя какие-нибудь планы на завтрашний вечер?       Ох?        — В общем, нет. А что? —глупый вопрос, заданный для того, чтобы дать мозгу время осмыслить, что другой обратился к нему первым. Причина не имеет значения, и даже если бы у него были планы, Минхо бы их отменил. По вечерам, когда он заканчивает работу в клинике, он либо читает, либо гуляет по пляжу.        Джисон смотрит на него широко раскрытыми глазами.        — Я п-подумал, может я мог бы принести печенье. Я работал над рецептом для вечеринки на выходных и хотел бы услышать чье-нибудь мнение.        Облегчение от того, что проблема, как провести свидание, решена, вызывает у Минхо улыбку:        — Десерт звучит отлично. Как насчет того, чтобы ты остался на ужин?        — Мне нравится ужинать, — румянец заливает шею мужчины, переходя на щеки. — То есть, да. Ага... ужин звучит неплохо.       Мило.        — Тогда это свидание. Приходи в шесть, — он говорит это как раз в тот момент, когда Джисон поворачивается, чтобы уйти, и голова мужчины резко оборачивается в его сторону. Спотыкаясь, он натыкается на дверной косяк, отпрыгивает и хватается за грудь.        — О, блядь! Свидание?! — лицо Джисона, потирающего свою грудь, теперь точно стало цветом как пожарная машина. — Эм, ага... ладно. Я, эээ, приду.        Наслаждаясь застенчивой стороной мужчины, которую он еще не видел, Минхо высовывает голову из смотровой, наблюдая за тем, как медбрат уходит по коридору:        — Это свидание!        Громко пискнув, Джисон путается в ногах, врезаясь в стену, и, подняв средний палец вверх, исчезает в раздевалке для персонала. Блядь, какой же он очаровательный. В груди у Минхо клокочет от предвкушения, он выключает свет и закрывает дверь в кабинет. Да, уже слишком поздно избегать привязанности.

***

       Выкладывая ложкой манговый соус на запеченного красного луциана , Минхо смотрит на часы. Уже десять минут седьмого, Джисон опаздывает. Нервы бурлят в животе, он вытирает пролитые капли, желая, чтобы дыхательные упражнения могли усмирить его пульс. Шансы на то, что его кинут, невелики. Перед уходом с работы Джисон подтвердил, что придет сегодня вечером, так что теперь все его мысли заняты тем, что могло задержать парня.        Выкладывая на тарелку тушеный тофу, он подпрыгивает, когда раздается громкий стук во входную дверь. Наконец-то!        — Иду! — выйдя из кухни, он наотрез отказывается смотреться в зеркало. После душа он уже столько раз рассматривал свое отражение, что уже чувствует себя идиотом. Это не первое его свидание, но из-за нервозности, с которой он провел весь день, он как будто вновь стал подростком. Отпирая дверь, он задумывается, почему Джисон решил зайти с парадного входа. Он ожидал, что тот воспользуется раздвижными стеклянными дверьми в спальне, ведь по пляжу идти быстрее.        — Привет, о... — открыв дверь, он замирает, увидев перед собой Сонхва с заплаканными глазами и красным лицом.        — Минхо! Как дела? — не дожидаясь приглашения войти, Сонхва проходит мимо него в гостиную. Принюхиваясь к запахам, он указывает на диван рукой, в которой зажата бутылка вина. — Твой ужин пахнет потрясающе. Не возражаешь, если я присяду?        Закрывая дверь, Минхо в панике пытается придумать, как вежливо сказать «Убирайся на хрен отсюда».        — Ну, вообще-то...        — Извини, что врываюсь, но я знал, что твоя работа на этой неделе закончена, и мы давно не виделись, — Сонхва говорит немного невнятно, наливая вино в один из бокалов, которые Минхо расставил, готовясь к ужину. — Мне нужно с кем-то поговорить, и я знаю, что остальные уже устали слушать о Хонджуне.        Минхо смотрит на часы: пятнадцать минут седьмого, и его сердце сжимается. Сев рядом с Сонхва, он наблюдает за тем, как тот выпивает полный бокал.        — Сон-а сейчас не лучш...        — Какой же я дурак! — вытирая губы, вздыхает Сонхва.        Минхо закрывает рот и бросает взгляд в сторону коридора, когда мужчина разражается слезливой тирадой.        — Я получил одно глупое письмо, в котором он написал, что скучает по мне, и решил, что он вернется. Что он понял, что отъезд был ошибкой, и он хочет меня увидеть. Но неееееет... — Сонхва размахивает руками, и бокал, который он держит, едва не задевает лицо Минхо. — ...Он хотел поговорить о том, как он успешен и как весело проводит время. А на меня ему наплевать.        — Ты — потрясающий, я уверен, что это неправда. Если бы ему было все равно, он бы изначально не стал бы тебе писать, — выхватывая бокал из рук собеседника, он вдыхает запах вина, исходящий от Сонхва, когда тот наклоняется к нему.        — Это ты потрясающий, — ладонь ложится на грудь Минхо, толкая его назад, и вдруг на его коленях оказываются длинные ноги и задница. — Помоги мне забыть... — руки обхватывают его шею, и его втягивают в небрежный поцелуй.        Упираясь в плечи Сонхва, он отстраняется.        — Нет, я...        Звук падения чего-то тяжелого на пол заставляет их обоих посмотреть в сторону коридора. Арктический холод разливается по венам, когда он видит Джисона, который шокированно смотрит на него с открытым ртом. На полу лежит рассыпанный пакет с печеньем, который тот выронил.        — Джисон! — сбросив с себя Сонхва, он вскакивает с дивана как раз в тот момент, когда блондин разворачивается, чтобы убежать. — Подожди! Блядь! — стекло разбивается вдребезги, когда он ударяется о кофейный столик, и бутылка вина падает на пол. — Джисон!        Промчавшись по коридору, он скользит по полу в спальне, слыша звук шагов, раздающихся на заднем крыльце:        — Джисон! — перепрыгнув через угол кровати, он влетает в открытую стеклянную дверь и паникует, не найдя никого. — Джисон! — перепрыгивая через две ступеньки, он спускается на пляж, следуя за уходящими вдаль неглубокими следами ног, и чертыхается, когда они исчезают в море. — Черт!        — Минхо! — кричит Сонхва, спотыкаясь на мягком песке, и замолкает, заметив следы, ведущие в воду. — Твой ужин... — большие грустные глаза смотрят на него. — ...Ты ждал Джисона?        — Я... — упав на задницу, Минхо вглядывается в медленно набегающие волны. — … Да. У нас должно было быть свидание.        — О боже... — опустив голову, Сонхва вновь начинает плакать. — Мне так жаль. Я... я не знал. Ты ведь говорил, что он тебя ненавидит.        В его груди бурлит желание закричать, но он подавляет его. Он зол, взбешен сложившейся ситуацией и тем, что Джисон, должно быть, думает.        — Это не твоя вина, но если раньше он не испытывал ко мне ненависти, то теперь точно ненавидит.