Migrate to me (Мигрируй ко мне)

       Распылив дезинфицирующее средство на металлическую ванну, Джисон яростно оттирает чашу. Руки болят от того, как крепко он сжимает щетку, но он находит утешение в уборке. Сейчас он представляет себе лицо Минхо на дне ванны для сирен, и отдраивание поверхности — прекрасная форма управления гневом.        «... Я неплохо разбираюсь в людях.»        «... Сомневаюсь, ведь ты уже списал меня со счетов, хотя мы обменялись всего несколькими словами...»       Спор с Минхо в ту ночь, когда он швырнул в него песком, не давал ему покоя уже несколько дней. Прошедшие выходные доказали, что Джисон на самом деле не так уж хорошо разбирается в людях, как ему казалось. Раздраженный тем, что оказался неправ, сегодня он проснулся рано утром и отправился в клинику, чтобы в ярости вычистить операционную.       Вопреки бурным возражениям Джисона Минхо остался ночевать и в пятницу, и в субботу, а также провел с ним большую часть воскресенья. Его биологические особенности сирены привели к тому, что травмы зажили достаточно быстро, и к вечеру воскресенья у Минхо не было причин оставаться и дальше. Хоть он и сказал мужчине валить домой, но мысленно он дулся и хныкал.       Выходные, проведенные в компании доктора, были одними из лучших за последние годы...черт возьми! Когда они не переругивались, время, проведенное вместе, было на удивление веселым. После того как он назвал Джисона наркоманом, Минхо изо всех сил старался загладить свою вину. Их прогулка по пляжу, во время которой старший поддерживал Джисона, немного успокоила его тревогу, а по возвращении домой они провели весь день за просмотром его любимого аниме («Семья шпиона»).       Аниме, которое нравится и Минхо, и после каждого эпизода они обсуждали сюжет и поведение главного героя. Было ошибкой признаться в том, что он может пародировать маленькую девочку, потому что Минхо несколько часов умолял его показать это, пока он наконец не уступил. После этого доктор смеялся чуть ли не до слез, а затем просил сделать это еще раз. К его великому стыду, он сделал.       Правда, за то, что он развлекал старшего, он получил награду в виде обеда и ужина. После того, как последние несколько дней Джисон питался стряпней Минхо, он стал опасаться, что его желудок отвергнет все, кроме восхитительной еды этого человека. Это невероятно несправедливо, что его незваный гость хорош во всем. Он отличный врач, превосходный повар, терпеливо ухаживает за больными и безобразно красив...на хуй его! (К этому списку следует добавить еще и огромный член).       Ополаскивая ванну, он притворяется, что Минхо лежит на дне, в то время как он его пытает водой. Ха! Так ему и надо. Этот человек не имеет права быть таким чертовски идеальным. Наблюдая за ним последние несколько дней, он упорно искал недостатки и приходил в ярость, когда таковых не находилось. Хуже всего было то, что его опасения, что мужчина сочтет его психически нестабильным, тоже оказались напрасными. После того как его застукали за приемом лекарств, он ждал, что доктор начнет задавать вопросы о его психическом здоровье и способности управлять клиникой. К его удивлению, вместо этого он получил сочувствие и понимание... засранец!       Хотеть, чтобы Минхо оттрахал его до такой степени, что он не сможет нормально ходить — это просто... А вот симпатизировать ему настолько, чтобы представлять, как он будет обнимать и целовать его до тех пор, пока младший не превратится в смущенное месиво, — это уже совсем другое. Первое предпочтительнее, второе, как он считает, неизбежно.       Угхх! Ругаясь себе под нос, он топает через комнату, бросая щетку в раковину. Нога подергивается от сильного напряжения, но боль терпимая. Это все доктор виноват. Если бы он оставил Джисона в покое, то не было бы этой внутренней борьбы. Они должны ненавидеть друг друга, так все началось и так должно закончиться. А то, что мужчина несколько дней подряд смотрел на него своим обжигающим взглядом, вскружило ему голову.       Время, проведенное с ним наедине, дало ему крупицу надежды. Надежды, которая разрасталась с каждым нежным взглядом и улыбкой, брошенными в его сторону. Кроме того момента, который они разделили в ванной, Джисон заметил, что внимание Минхо постоянно приковано к нему. И не только как врача к пациенту.       Во время каждого приема пищи он изо всех сил старался не покраснеть, пока мужчина внимательно наблюдал за каждым его укусом. Он также настаивал на том, чтобы Джисон ел до тех пор, пока не станет идеально круглым и практически впадет в пищевую кому. Не говоря уже о том, что он постоянно предлагал ему снеки! Это было очень приятно, но в то же время и удручающе, ведь его сердце напрямую связано с желудком.       А еще были незначительные прикосновения. Неважно, смеялись ли они при просмотре телевизора или обсуждали художественные особенности старых аниме, Минхо постоянно тянулся к нему, касаясь его руки. Поскольку Чанбин не может держать язык за зубами, Минхо знает, что Джисон одинок, а значит, испытывает нехватку члена. Жестоко трогать и тискать сирену, если нет никаких шансов на продолжение. Впрочем, Минхо не виноват, что простого прикосновения к руке Джисона достаточно, чтобы вызвать у него эрекцию.       Его небольшая фантазия в ванной превратилась в скользкую дорожку. Эта дорожка стала еще более губительной из-за майки и шорт, которые любит носить мужчина. Почему Минхо решил, что заниматься йогой на рассвете в шортах — хорошая идея, он никогда не узнает. Бедра старшего — это, несомненно, то самое яблоко, от которого откусила Ева. К тому времени, как Минхо в последний раз встал в позу «собака мордой вниз», Джисон уже почти сгрыз свою руку, сидя на диване. В ту же секунду, как нога Минхо переступила порог его дома в воскресенье вечером, Джисон запер дверь на ключ, и, уткнувшись в подушку, всхлипывал, толкая в себя игрушку.       Отмывая щетку, он слышит шорох сандалий в коридоре и задерживает дыхание. Сегодня только понедельник... Ему нужно взять себя в руки, иначе он сломается. Учитывая эту неделю, им предстоит проработать вместе еще шесть недель.Он должен быть сильным!        — Доброе утро.        — Привет, — оглядывается он через плечо, и щетка из его рук с громким звоном падает в раковину. Минхо стоит, прислонившись к двери операционной, засунув руки в карманы, и выглядит как чертова модель Гуччи. Его длинные волосы слегка влажные и лежат волнами, высыхая на воздухе. Шорты, которыми он несколько дней мучил Джисона, он сменил на светлые льняные брюки, которые хоть и свободные, но все же прекрасно подчеркивают его толстый член, выпирающий спереди. А белая майка открывает его мускулистые руки. Шлюха внутри Джисона нагибается, выставляя вверх задницу.       Сглатывая, он поворачивается обратно к раковине, стараясь не поднимать голову, пока старший входит в комнату.        — Ты уже тут закончил? Насколько рано ты пришел? Я думал, мы вместе приберемся здесь.        — Эм... — у Джисона, не ожидавшего, что на работу придет какое-то богемное секс-божество, голова идет кругом. — Н-не так уж и рано. Я не мог уснуть, поэтому пришел около пяти.        — Пяти!? — прислонившись к раковине, Минхо задевает своей голой рукой его руку, а затем пальцы хватают его за подбородок, заставляя поднять голову вверх. Темные глаза обеспокоенно изучают его лицо. — Ты плохо спал? Боль вернулась?        Сердито взглянув на мужчину, Джисон отдергивает голову и делает шаг в сторону.        — Руки прочь. Я больше не твой пациент и вполне могу подать на тебя в суд за домогательства на рабочем месте.        Дразнящая улыбка расплывается по лицу Минхо, и Джисону хочется пнуть его. Отсутствие реакции действует ему на нервы. Еще неделю назад это послужило бы толчком для начала яростной перепалки.        — Будь по-твоему. Пойду выброшу в мусорку сэндвич на завтрак и дополнительную порцию обеда, которую я взял с собой. Я ненавижу выбрасывать еду, но меньше всего мне хочется показаться непрофессионалом.       Слова «завтрак» и «обед» звучат в его голове как колокольный звон, и желудок требует еды.        — Эй! Не будь таким опрометчивым, — отключив воду, он вытирает руки о полотенце. — Некоторые скажут, что приносить еду на работу и не поделиться ею — непрофессионально. Что, эм... что за сэндвич?        — Ничего особенного, — направляясь к двери, Минхо оглядывает теперь уже продезинфицированную и сверкающую комнату. — В выходные Суни снесла несколько яиц. Я пожарил парочку вместе с ветчиной из продуктового магазина и кимчи.       Слюни скапливаются у него во рту, когда он следует за мужчиной в комнату отдыха для персонала.        — Вот видишь... Суни усердно трудилась, чтобы снести эти яйца. Хён, было бы невежливо тратить ее усилия впустую. В этот раз я возьму сэндвич и закрою на это глаза.       Взгляд Джисона останавливается на квадратике, обернутом фольгой, и он тянется к нему, но его тут же выхватывают. Минхо уносит его к мусорному ведру и качает головой:        — Я не уверен...        — Хёёёёёён! — проголодавшийся и готовый драться за сэндвич Джисон смотрит взглядом, перед которым никто не может устоять. Чанбин даже запретил использовать этот взгляд в своем доме, просто потому что не может ему отказать. Джисон научил этому взгляду Феликса, и теперь муж австралийца полностью в его подчинении.        Оказавшись рядом с Минхо, он пытается отнять у него сэндвич:        — Я голоден. Не дразни меня. Пожааааалуйста, — широко раскрыв глаза и выпятив нижнюю губу, он тихонько хнычет, чуть сгорбив плечи, чтобы казаться маленьким.       Минхо бросает быстрый взгляд в его сторону и замирает на месте, а младший внутренне ликует. Стопроцентный успех! Приблизившись достаточно близко, чтобы пересчитать длинные густые ресницы доктора, он замечает красный румянец, проступающий на его шее и ушах. Еще чуть-чуть. Положив ладонь на его руку, Джисон меняет свой тон на мягкий и умоляющий.        — Пожалуйста, хён.       Минхо моргает с десяток раз и отдает сэндвич, а Джисон превращается из насупленного в самодовольного.        — Ха! Спасибо, док!       Юноша отбегает в другой конец комнаты, чтобы Минхо не передумал. Он срывает обертку и запихивает бутерброд в рот. Глубокий стон вырывается у него с первым же укусом. Проклятье.        — Передай мои наилучшие пожелания Суни.       Минхо с ошеломленным видом наблюдает за тем, как он ест, и в груди Джисона поднимается редкая волна стеснения. Темные глаза мужчины не отрываются от него, и чем дольше они прикованы к его лицу, тем сильнее он нервничает. О чем он думает? Желая положить конец тишине, повисшей между ними, он прочищает горло:        — Я, эм... все еще думаю, что это странно, что ты дал имя своей курице.        — Ты бы хотел, чтобы я называл ее «курица»? — скрестив руки на груди, мужчина прислоняется к холодильнику, и уголки его рта растягивает улыбка. Ему приходится прилагать немало усилий, чтобы не скользить взглядом по мускулистой фигуре. Минхо хорошо сложен и подтянут. Он явно заботится о себе.        — Нет. Большинство людей дают имена своим курицам... я думаю, — их взгляды встречаются, и ощущение трепета в области ребер усиливается. —А что, если ты привяжешься к ней, а потом бросишь?       Минхо открывает рот, чтобы ответить, но громкий стук не дает ему возможности. Скомкав в кулаке фольгу, Джисон выбрасывает ее в мусорное ведро и выходит из комнаты. Завтрак, о котором он так молил, теперь камнем лежит у него в желудке. Он не уверен, что его вопрос был о курице...       Благодарный за то, что их прервали, он идет к входу в клинику, смеясь над лицом Феликса, прижатым к стеклу, пока тот громко стучит в дверь. Рядом с ним стоят Чонин и Хёнджин. Последний прячется в темном худи. Позади троих мужчин в тени виднеются очертания четвертого человека. Звук шагов Минхо заставляет его нервничать... тот ведь сказал, что Чану вход воспрещен.        — Ликси!        Отперев дверь, он распахивает ее как раз в тот момент, когда доктор встает за его спиной.        — Доброе утро... — приветствует их Хёнджин хриплым голосом. Его голова беспокойно двигается между Минхо и Чаном. Оглядываясь через плечо, Джисон вздрагивает от злобного выражения на лице Минхо, который пристально смотрит на друга. Не зная, что делать, он протягивает руку назад и берет старшего за запястье. Как бы сильно его ни раздражал доктор с момента его прибытия, ему не нравится видеть на его лице смесь обиды и гнева.        Потрясенный таким прикосновением, Минхо опускает на него взгляд, и их глаза встречаются на мгновение.        — Медбрат Хан. Я сейчас переоденусь в форму и приготовлю аппарат УЗИ. Пожалуйста, проводите Хёнджина во вторую смотровую и не забудьте, кому можно, а кому нельзя заходить.        — Да, доктор.        Джисон крепче сжимает его запястье, и напряжение вокруг губ Минхо ослабевает.        — Спасибо.        Оставив компанию стоять у двери, он исчезает в коридоре, и все дружно выдыхают.        — Черт. Это было неловко, — протиснувшись в приемную, Чонин направляется к стойке регистрации.        — Сон-а... — нерешительный голос Чана привлекает его внимание. — Я правда не могу войти? А как же Хёнджин? О-он же мой муж.        Нахмурившись, Джисон качает головой. Ему не нравится разрываться между двумя друзьями, но в глубине души он поддерживает Минхо. Он был свидетелем нервного срыва этого человека из-за причиненной ему боли, и он не позволит, чтобы произошло еще что-нибудь.        — Прости, хён, но ты не можешь войти. Он согласился осмотреть Джинни, и мы все должны быть благодарны ему за это. Лучше не давить на него.        — Мне нужно с ним поговорить, — выглядывая из-за них, Чан смотрит в сторону коридора, куда ушел Минхо.        — Это не лучшая идея. После твоего ухода в четверг утром мне пришлось наблюдать за его страданиями, пока он все переваривал. Мы облажались, хён. Ты больше всех. Ему нужно пространство.        — Чанни, детка. Я буду в порядке. Жди меня дома, — обхватив лицо мужа ладонями, Хёнджин нежно целует Чана в щеку. — Я поговорю с ним.       Опустив голову, Чан неохотно кивает, и Джисон чувствует, как на него накатывает чувство вины. Это отстой. Он сочувствует обоим мужчинам, и видеть, как его хорошего друга терзают муки сожаления, очень больно. Чан поступил так, как поступил, по определенной причине, но, к сожалению, Минхо пострадал в результате его поступка. Он надеется, что им удастся все уладить до того, как доктор покинет остров.        — Пойдемте... — он отходит в сторону, позволяя Феликсу и Хёнджину войти в помещение, а Чан с грустью провожает их взглядом, пока Джисон щелкает замком. Повернувшись, он видит, что Чонин уселся в кресло, стоящее за стойкой администратора. —Ты заменишь Чан-хёна?        — Пока что. Надеюсь, они помирятся.       Воспоминание о том, как Минхо плакал на прошлой неделе, сжимает его сердце.        — Я бы не стал на это надеяться. Сюда, Джинни.        Проводив остальных в отведенную им смотровую комнату, Джисон вручает Хёнджину больничный халат.        — Можешь оставить нижнее белье, но завяжи халат спереди, пожалуйста.        Сев на свободный стул, Феликс берет одежду Хёнджина и складывает ее, пока сирена переодевается.        — Итак... Сони. Что происходит между тобой и Минхо?        Дразнящий тон блондина усиливает его беспокойство, и он сосредотачивается на том, чтобы достать все необходимое, что может понадобиться Минхо.        — Понятия не имею, о чем ты говоришь. Мы работаем вместе, вот и все, — его ответ — чистая правда... за вычетом похотливых мыслей, которые в последнее время посещают его. Если бы они не были в клинике, он бы решился поговорить об этом открыто, но риск того, что Минхо подслушает, слишком велик.        В свое время Феликс прилетал на Аар только для того, чтобы навестить друга, но боролся за свои чувства к Чанбину. Он мог бы помочь советом, но это означало бы признаться, что доктор начинает ему нравиться.        — Это не то, что мы слышали.       Самодовольный комментарий Хёнджина заставляет Джисона обернуться.        — И что же вы слышали?       Кушетка с мягкой обивкой скрипит, когда на нее забирается его друг.        — Мистер Чон рассказал миссис Пак, а та — миссис Со, что Минхо был в магазине и покупал мороженое с очень специфическим вкусом прямо перед закрытием. Только один человек на острове ест такое мороженое. Выкладывай, пока он не пришел. Ты что, трахаешься с доктором?       Фыркнув, Джисон возвращается к подготовке инструментов для приема, но его щеки пылают красным. Ответ — нет... хотя он хочет, чтобы это было да.        — Мороженое, правда? Если вы думали, что получите от меня сочные сплетни, то я вас разочарую. Хён остался на выходные, чтобы позаботиться о моих травмах, и я попросил его принести мне что-нибудь перекусить.        — Он остался на все выходные? — спрашивает Феликс, наклоняясь вперед.        — Да. И все благодаря тому, что ты и Чанбин настучали на меня.        — Я не буду извиняться за это. Между вами что-то произошло?        «...Если бы я мог произнести хоть слово... всего одно. Я... это было бы «идеально»». Ни за что на свете он не поделится этим со своими друзьями.       Разочарованный бессмысленными расспросами Джисон хмуро смотрит на них обоих.        — Нет. Он готовил и проверял мои швы. А почему вы спрашиваете? Вы свели его с Сонхва, и это сработало. Я — последний кандидат, к которому он бы пришел, особенно после того, как у него был лучший вариант.        — Лучший? — улыбка Хёнджина становится грустной. — Сони. Ты же не думаешь так на самом деле? Они просто друзья... Сонхва сам это говорил.        Печаль на лицах друзей заставляет его уставиться в пол. Он может говорить с ними о чем угодно, но о неуверенности в себе он никому не рассказывал. Если Хёнджин или Чан замечают хоть малейший признак того, что он расстроен, они начинают беспокоиться о его психическом здоровье. Поэтому, чтобы не злиться из-за их упреков, он надевает на себя маску «крутого парня, который любит себя». Маску, которая постепенно разрушается.        — Сонхва — лу...        — Тук-тук... — приглушенный голос Минхо доносится из коридора, прежде чем он открывает дверь. — Вы готовы? — увидев расстроенные лица Хёнджина и Феликса, он обращается к Джисону. — Все в порядке?       Закусив губу, младший кивает:        — Да, доктор. Пожалуйста, входи.       Губы Хёнджина сжимаются в тонкую линию, а у Джисона сводит желудок. Друг не даст этому разговору так закончиться.        Минхо вкатывает тележку с аппаратом УЗИ и фиксирует колеса.        — Я просмотрел твою медицинскую карту. Ты рассчитываешь на естественные роды в форме сирены? Судя по записям доктора Бэ, это наилучший вариант. У меня есть план действий на случай осложнений, но я бы предпочел по возможности обойтись без кесарева сечения. Клиника укомплектована всем необходимым оборудованием, как в больнице, но поскольку я только ассистировал при проведении кесарева сечения, я бы хотел обойтись без него.        — Э-э... да, — расправив плечи, Хёнджин сосредотачивается на разговоре, и Джисон облегченно вздыхает, поскольку внимание мужчины переключилось в другую сторону. — Ты много раз принимал роды?        — Да, — сидя на табурете на колесиках, Минхо смотрит на беременный живот сирены. — Врачи в отделении экстренной медицины — мастера на все руки. Твой ребенок будет моим пятнадцатым, но, разумеется, первым такого рода.        Взяв руку Хёнджина в свою, Феликс спрашивает, о чем они все думают:        — И ты думаешь, что сможешь успешно принять и эти роды?        — Ты читал мою медицинскую карту. Ты знаешь, как это важно для меня и-и Чана, — слезы застилают глаза Хёнджина.        Подкатившись вперед, Минхо кладет руку на ногу сирены:        — Твои прошлые выкидыши и случаи замершей беременности не должны отразиться на этом. Судя по записям, которые медбрат Хан предоставил, ребенок здоров, да и ты тоже. Редко когда возникают осложнения на таком большом сроке, — наклонившись, Минхо ловит взгляд Хёнджина, успокаивающе поглаживая его по колену. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы и у тебя, и у ребенка все было хорошо.        Вытирая глаза, Хёнджин кивает:        — Ты сказал, что у тебя есть план, если возникнут трудности.       Вздохнув, Минхо отстраняется и проводит рукой по волосам.        — Да. Записи доктора Бэ о беременности и родах сирен весьма обширны. В них говорится, что самым распространенным осложнением и самым высоким риском для матери или... в твоем случае для отца, является разрыв матки, приводящий к внутреннему кровотечению. Я надеюсь, что до этого не дойдет, но если все-таки такое случится, я буду оперировать. Мы будем готовиться к худшему, но надеяться на лучшее.        — Оперировать? — глаза Хёнджина становятся огромными. — Но доктор Бэ сказал, что если матка разорвется, то я, скорее всего...       Обойдя Минхо, Джисон заключает друга в объятия, крепко прижимая к себе. Покойный доктор посоветовал супругам не заводить детей после того, как Хёнджин едва не умер из-за замершей беременности. Несмотря на ужасные новости, Хёнджин настоял на том, чтобы они попробовали еще раз... Его самое заветное желание — иметь детей. Через три месяца после смерти доктора Бэ они узнали о беременности, и начались поиски нового врача. Того, кто сможет спасти их обоих.        — Если возникнут осложнения, мой хирургический опыт, если потребуется, будет полезен. Я не могу предсказывать будущее, но я уверен, что с вами обоими все будет хорошо.        Хёнджин начинает рыдать на груди Джисона, и тот крепче прижимает его к себе. Подавляя собственные слезы, он смотрит на Феликса, который шмыгает носом в свой рукав.        — Вот, — на смотровой стол опускается коробка с бумажными салфетками, и Джисон бросает благодарный взгляд на Минхо. То, что должно было быть простым осмотром, превратилось в довольно эмоциональное мероприятие. Хёнджин не особо обсуждал эту тему, но все они переживали за сирену. Как бы сильно человек ни мечтал о ребенке, осознание того, что его жизнь поставлена на карту, должно быть ужасающим. Они все напуганы, но благодаря приезду врача могут вздохнуть немного легче.        — Когда будешь готов, мы можем сделать УЗИ...        Голос Минхо звучит мягко и успокаивающе, а его глаза останавливаются на часах. Проследив за его взглядом, Джисон замечает, что их время незаметно подходит к концу.        — Джинни? Ты готов?        Глубоко вздохнув, Хёнджин протирает глаза:        — Ага... Я хочу увидеть своего ребенка.        — Хорошо! Ложись, пожалуйста, и, Феликс, можешь выключить свет, — взяв гель для ультразвука, Минхо наносит большую порцию на датчик. — Будет немного прохладно. Джисон уже делал тебе его?        — Делал, но только после первого триместра.        — Медбрат Хан?        — Да, доктор?        Подойдя ближе, Джисон наблюдает, как старший прикладывает датчик к животу Хёнджина. Будущий отец не сводит глаз с монитора, на котором появляется серое изображение.        — После этого, пожалуйста, запиши показатели Хёнджина, а также возьми образцы мочи и крови. Я хочу выдать ему портативный тонометр для измерения артериального давления.        — Да, Господин, — слово «господин» срывается с его губ прежде, чем он успевает его поймать, и огонь опаляет его щеки. Взгляд Минхо перескакивает с экрана на него, и внутренне он жаждет укрыться в какой-нибудь норе. Он поклялся никогда не называть его так.        Прочистив горло, врач возвращает взгляд на экран УЗИ и указывает на него.        — Вот здесь. Можно увидеть голову, руки и... — быстро моргая, Минхо замолкает, наклоняясь ближе к экрану.        — Ч-что такое?! Что-то не так? — в голосе Хёнджина звучит паника, и Феликс встает, пытаясь рассмотреть изображение поближе.        — Нет-нет... Прости. Я не хотел тебя напугать. Я просто... Я хотел посмотреть пол ребенка, но там хвост.        Откинувшись обратно на стол, Хёнджин хватается за грудь:        — О, господи. Я подумал, с ребенком какие-то проблемы.        Борясь с желанием рассмеяться, Джисон наклоняется к плечу Минхо, чтобы рассмотреть изображение.        — Мы не сможем определить пол сирены до рождения. Хвостовые плавники развиваются в утробе, но они слишком тонкие, чтобы их можно было определить с помощью ультразвука. После родов мы сразу узнаем, альфа это или омега, но для того, чтобы выяснить, мальчик это или девочка, ребенок должен сначала превратиться.        — Превратиться? Как быстро после рождения это происходит? — с потрясением спрашивает Минхо, уставившись на экран перед собой.        — Превращение невозможно контролировать примерно до трех лет. До этого времени все зависит от окружающей среды, в которой они живут. Если ребенок сухой и находится на земле, он автоматически меняется, чтобы адаптироваться. Попав в воду, он изменится, чтобы соответствовать условиям жизни в океане. После того как он родится, мы обсушим его, и он сразу же должен измениться.        — Срань господня...        Это восклицание было произнесено шепотом, так тихо, что его мог услышать только Джисон. Изумление в тоне доктора вызывает улыбку на его лице. Минхо видит то, что лишь единицы медицинских работников когда-либо смогут наблюдать.        — Срок родов — примерно через три недели. На этом сроке развития плода я уже могу определить наличие определенных аномалий, — нажав на кнопку паузы, Минхо настраивает параметры, выводя на экран несколько неподвижных изображений, а затем проводит датчиком дальше по животу Хёнджина. — Пока я ничего не вижу. Сердце и позвоночник выглядят хорошо. Расщелины нёба нет, уровень амниотической жидкости в норме.        Поджав губы, Минхо, прищурившись, вглядывается в изображение. Покрутив трекбол, он увеличивает участок изображения и медленно выдыхает. Посмотрев на Джисона, он указывает на левую нижнюю часть экрана.        — Видишь это?        — Мммм... — видит... и ему это не нравится.        — Все в порядке?        Убирая датчик, Минхо выключает аппарат.        — Феликс, включи, пожалуйста, свет.        Взяв полотенце, Джисон вытирает гель с кожи Хёнджина. Две пары обеспокоенных глаз смотрят на него, и он натянуто улыбается своим друзьям.        — Это не очень хорошие новости, но сейчас беспокоиться не о чем. Нормальное расположение плаценты — сверху или сбоку в матке. У тебя она прикреплена довольно низко и близко к шейке матки. Это может вызвать осложнения, но если мы подготовимся соответствующим образом, все будет хорошо.        Хёнджин не сводит глаз с лица Джисона, и ему приходится приложить немало усилий, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица.        — Медбрат Хан. Пока Хёнджин одевается, я принесу маркировочные ярлыки для образцов. Где находятся портативные тонометры?        — В шкафчике в раздевалке для персонала.        — Спасибо. Я сейчас вернусь.        — Эмм, подожди! — схватив Минхо за запястье, Хёнджин бросает на доктора взгляд, очень плохо имитирующий взгляд Джисона. — Хён... а... насчет Чана...       Положив руку поверх руки Хёнджина, Минхо высвобождается из хватки сирены. Старший холодно смотрит на него, двигаясь к выходу.        — Я читал твою медкарту, Хёнджин. Для вас с ним цель оправдывает средства... но средство — это я. Я не приемлю, когда мне лгут. Пожалуйста, не приводи его больше на приемы. Мне нечего ему сказать.       Как только Минхо уходит, лицо Хёнджина болезненно кривится.        — Блядь!— на этот раз Феликс притягивает его к себе и обнимает.        Сохраняя нейтральный тон голоса, Джисон затягивает жгут на руке друга.        — Лучше оставить все как есть. Если Минхо захочет простить Чана, то первым сделает шаг навстречу.        — Я знаю, но... — залитые слезами глаза следят за тем, как Джисон надевает перчатки и протирает руку йодом. — Я никогда не видел Чанни таким. Он корит себя за это, и я хочу все исправить. Мне не нравится видеть, как страдает мой муж, да и Минхо, если уж на то пошло.        Введя иглу и вставив пробирку для образца, Джисон обдумывает, стоит ли поделиться тем, что рассказал ему Минхо.        — Он немного поговорил со мной об этом.        Брови Феликса удивленно приподнимаются.        — Джинни... У них с Чаном были такие же отношения, как у нас с тобой. А теперь представь, что мы на их месте и я поступил с тобой так же, как Чан. Что бы ты чувствовал? Минхо имеет полное право быть расстроенным, и если принуждать его двигаться дальше или простить, будет только хуже. Я надеюсь, что Минхо поговорит с Чаном перед отъездом, но если он этого не сделает, то это его выбор.        — Ты прав, но мне это не нравится. И как так получилось, что ты оказался на стороне Минхо во всей этой истории? Ты возненавидел его еще до того, как он приехал.        Чувство вины захлестывает его. Он с самого начала плохо относился к этому человеку.        — Я ни на чьей стороне. Я понимаю, почему Чан сделал то, что сделал, и понимаю, почему Минхо больно. Не забывайте, что когда вы все ушли, я застрял в ванне, и у меня не было другого выбора, кроме как сидеть и наблюдать за его срывом. Мы с ним не очень-то ладили, но любой бы проникся, увидев такое, — отложив в сторону пробирки с образцами, Джисон ватным тампоном закрывает прокол, а затем перевязывает его. Хёнджин делает глубокий вдох, и он понимает, что тема скоро сменится на ту, которую он не хочет обсуждать здесь.        — Нам нужно поговорить о том, что ты сказал ранее. О Сонхва.        Ткнув стаканчиком для анализа в грудь друга, он указывает на дверь:        — Пожалуйста, сдай образец мочи, соблюдая технику сбора, указанную на инструкции в уборной.        — Сони... — Феликс с жалостью смотрит на Джисона, протягивая к нему руку.        — Не сейчас. Пожалуйста, — одарив обоих серьезным взглядом, он качает головой. — Я не хочу обсуждать это здесь. Позже... может быть.

***

       Ожидая в коридоре, Джисон слушает, как Минхо повторяет свои инструкции.        — Не забывай проверять давление в течение дня и записывать результаты измерений. Если оно будет выше или ниже указанных мною параметров, отправь Чана за Джисоном. Если к назначенному сроку у тебя не начнутся роды, я подумаю насчет того, чтобы вызвать их.        — Спасибо. Обязательно.        Распрощавшись с мужчинами, Минхо возвращается в смотровую комнату, чтобы начать уборку. Проскользнув за ним, Джисон с тревогой ждет, когда его заметят.        — Есть ли на этом острове кто-нибудь, кроме нас с тобой, с опытом работы в медицине? Акушерка... кто-нибудь?        Схватив флакон с дезинфицирующим спреем, Джисон брызгает на смотровой стол.        — Нет. А что?        Выбрасывая мусор от этикеток в урну, Минхо бросает на него тяжелый взгляд:        — Если ситуация примет худший оборот, мне понадобится твоя помощь, чтобы спасти ему жизнь. Я беспокоюсь о том, что в момент появления ребенка на свет основное внимание будет сосредоточено на нем, но Хёнджин будет нуждаться в нас. Есть ли кто-то, кого можно научить ухаживать за новорожденным на случай, если нам с тобой придется стабилизировать состояние сирены?        Боль сжимает его грудь при мысли о предположении доктора. Он не хочет представлять себе это, но знает, что к этому нужно быть готовым.        — Может быть, Сынмин... Он умный и быстро соображает. Из всех остальных он, скорее всего, будет сохранять спокойствие.        — Хорошо. Пусть Чонин попросит его прийти завтра утром. Если он согласится помочь, я сразу же начну его обучать. Чан и Чанбин — универсальные доноры. Пожалуйста, попроси их прийти и сдать кровь в нерабочее время.        — Думаешь, что-то может пойти не так?        — Тск, — Минхо хмурится, выглядя расстроенным. — Не знаю. У него и так высокий риск, а расположение плаценты усугубляет ситуацию. Я все еще надеюсь на лучшее, но мы должны быть готовы. После того как мы закроемся вечером, я хочу сесть с тобой и просмотреть записи доктора Бэ, — темные глаза скользнули по телу Джисона. — Я видел форму сирены всего один раз, а через несколько недель мне предстоит принимать у нее роды. Мне предстоит многому научиться.

***

       Воткнув ручную лопату в землю, Минхо вытирает пот со лба и проклинает грязь, которую оставляет в результате этого движения. Здесь жарче, чем в заднице Сатаны, а он вынужден пахать под палящим солнцем, и ему некого в этом винить... кроме Джисона.       Минхо, стиснув зубы, считает от десяти в обратном порядке. Он никогда раньше не кричал на пациентов, но сейчас испытывает сильное искушение. После встречи с Хёнджином в понедельник неделя текла гладко. До тех пор, пока в среду его последний пациент не оказался самым упрямым, вспыльчивым и раздражительным стариком, которого он когда-либо встречал. Если бы он не знал наверняка, то подумал бы, что мистер Бейкер — отец Джисона.        — Вы, молодые, не знаете, как вам хорошо! Вы думаете, что можете просто явиться и сказать мне, что я не могу работать! Клянусь! Да многие из вас даже не знают, что такое тяжелый труд!       Нацепив на лицо улыбку, Минхо медленно выдыхает:        — Мистер Бейкер.Я не говорю, что вы не в состоянии работать. Однако я полагаю, что у вас защемление седалищного нерва. Онемение и боль, которые вы испытываете, будут только усиливаться, если вы не отдохнете.        — Вы полагаете?! Я здесь только потому, что жена записала меня на прием, не предупредив! Если бы я знал, что она отправит меня к доктору, который только и может, что придумывать проблемы, я бы не пришел. Вот в чем беда нынешней молодежи! Вы курите эту веселую зеленую дурь и придумываете решения мировых проблем. Мне не нужно, чтобы вы думали! Мне нужны действия...        Раздается стук в дверь, и входит обеспокоенный Джисон.        — Что, черт возьми, здесь происходит? Я слышу вас обоих из коридора.        Минхо в отчаянии вскидывает руки, а мистер Бейкер обрушивает свою тираду на медбрата:        — Этот доктор, если он вообще таковым является... — пожилой мужчина пристально смотрит на него. — ...Сказал, что я должен выполнять легкую работу как минимум неделю! Он городской парень и не имеет ни малейшего представления о жизни на Ааре! Мне нужно сажать капусту и собирать помидоры. Отдыхать может тот фермер, который хочет помереть с голоду!        Джисон протягивает руку, прося медицинскую карту, и на секунду Минхо испытывает искушение не давать ее. Нехотя он передает планшет и ждет, пока сирена пробежит по нему глазами. Он здесь доктор, черт возьми! Если старик не хочет слушать его мнение, он ни за что не согласится с мнением медбрата.        — Мистер Бейкер, — пухлые губы младшего складываются в хмурую гримасу, и тон мужчины приобретает привычный для него нахальный оттенок. — Перестаньте быть засранцем.       Открыв рот, Минхо переводит взгляд с одного мужчины на другого, и его шокирует, когда на лице старика появляется улыбка.        — Доктор Бэ предупреждал вас много лет назад, что такое может случиться, и посоветовал обратиться за помощью. То, что вы доведете моего доктора, ничего не изменит и только потреплет мне нервы. Доктор Ли прекрасно знает, о чем говорит. Вы возьмете недельный перерыв и через неделю сможете вернуться к легкой физической нагрузке. Спросите миссис Картер, может ли Мартин помочь вам в саду. Если нет, я лично навещу вашу жену и передам ей наставления доктора Ли.        Улыбка на лице мистера Бейкера исчезает:        — Мартин занят на этой неделе, он помогает с уборкой собственного урожая.        Джисон скрещивает руки на груди, и его отношение к происходящему выплескивается наружу. Если бы Минхо до сих пор не был в шоке от того, что медбрат назвал его «мой доктор», он был бы в восторге от его способности контролировать ситуацию.        — Тогда попросите его помочь на следующей неделе. Вы сказали, что завтра нужно будет высадить растения, верно? Мы с доктором Ли придем и займемся этим вместо вас.        — Что? — одновременно восклицают Минхо и пациент.        Шумно вздохнув, мистер Бейкер с сомнением окидывает доктора взглядом:        — Он? У него руки мягкие, как перышко. Он даже не знает, как это делается.        Замечание о мягкой коже Минхо задевает его гордость. Тяжелый труд — это не то, чем он часто занимается... но, несмотря на это, он способен на это.        — Тогда мы научим его. Мистер Бейкер, вы можете либо принять мою сделку, либо я пойду к вашей жене. Делайте свой выбор.        Украдкой оглянувшись, он видит, как Джисон засыпает в выкопанные Минхо ямки удобрения и опускает туда рассаду капусты. Лицо блондина прикрывает большая соломенная шляпа, и он насвистывает какую-то мелодию. Они занимались этим почти все утро, и он молча надеется, что они скоро закончат. Плавиться на солнце не входит в его представления о веселье, но возможность провести время с сиреной не может не радовать.        Лечение каждого местного жителя на острове отнимает у него много сил, и самое большее, на что у них хватает времени на работе, — это короткие разговоры в течение дня. Именно во время этих разговоров он и почувствовал изменения в этом человеке. После предыдущих выходных, когда он ворвался к нему в дом, атмосфера между ними стала более легкой, менее серьезной. Джисон по-прежнему умничает и отпускает грубые комментарии, но в них меньше оскорблений, а больше поддразнивания. Ему это нравится. Ему нравится Джисон.        От этой мысли в его мозгу громко взвыли предупреждающие сирены. Он не может позволить себе привязываться к кому-либо. Сонхва и его оставшиеся чувства к бывшему были идеальным вариантом. Они с Минхо могли спокойно спать вместе, не беспокоясь о возникновении чувств. А вот с Джисоном, как он опасается, все иначе. То немногое время, что он провел с дерзким блондином, заставляет его жаждать большего. Больше улыбок в форме сердечка, больше ласковых взглядов в его сторону, больше дразнящих слов и особенно больше прикосновений.        За короткое время Минхо пристрастился к красному румянцу, расцветающему на лице сирены всякий раз, когда они оказываются в непосредственной близости друг от друга. Во вторник, выходя из смотровой, они столкнулись, и Минхо обхватил медбрата, чтобы удержать его в вертикальном положении. С пылающими красными щеками Джисон, заикаясь, пролепетал извинения, вырываясь из рук, обвивших его талию.        Это случилось снова, прямо на глазах у пациента, когда Джисон споткнулся о табурет на колесиках, но Минхо успел поймать его в последнюю секунду. Спасенный от удара лицом об пол, медбрат пылал жарче солнца и, пробормотав слова благодарности, поспешно покинул палату. На лице миссис Гарнер появилась ухмылка, от которой даже Минхо застеснялся. Неуклюжая натура сирены вызывает у него умиление и заставляет задуматься, какие еще черты в этом человеке противоречат его свирепому облику.        Его план, заключавшийся в том, чтобы достичь перемирия с помощью подкармливания медбрата, увенчался успехом. Все три дня, что клиника была открыта, он приносил Джисону обед, и к среде тот уже ждал его с нетерпением. В последний день Минхо еще не успел достать еду из холодильника, а Джисон уже стоял у него за спиной и с воодушевлением принюхивался за его плечом. Это охуенно очаровательно.        — Эй! Не вздумай халтурить!        Громкий окрик возвращает его мысли в настоящее, и, оглянувшись, он видит мистера Бейкера на крыльце своего дома. Старик играл роль надзирателя, сидя в своем кресле-качалке и наблюдая за ними все утро. Из дома выходит миссис Бейкер, которая машет на мужа полотенцем для рук.        — Джимми, не будь грубияном! Они делают нам одолжение! — повернувшись в сторону огорода, она с улыбкой взмахивает руками. — Обед скоро будет готов! Как только закончите с этим рядом, идите в дом и умойтесь.        — Слава богу! — хнычет Джисон, хватаясь за живот. — Мой желудок уже начал есть сам себя, я так голоден.        — Я покормил тебя утром. Как ты мог уже проголодаться? — спрашивает он, ласково глядя на младшего.        — Ничего не могу поделать с тем, что у меня быстрый метаболизм. Моя превосходная генетика наградила меня идеальным телом и способностью есть без остановки, — держа в руках рассаду капусты, Джисон с самодовольной ухмылкой указывает на свою стройную фигуру.        Хотя младший и одет в мешковатую одежду, защищающую его от солнца, Минхо в мельчайших деталях может представить себе «идеальное» тело, скрытое под этими слоями. Наклонив голову в знак согласия, он обводит взглядом скрытые изгибы Джисона и представляет себе капельки пота, выступившие на его коже. Он думает о том, как проводит руками по его спине, покусывая подтянутую грудь.        — Эй! — небольшая горсть земли врезается в его плечо, вырывая Минхо из похотливых фантазий. Смахнув грязь, он поднимает глаза и видит, что Джисон густо покраснел, а его выразительные глаза кричат о безмолвной угрозе. — О чем бы ты ни думал с такой извращенской ухмылкой, прекрати!        — Извращенская ухмылка? Ха! — вернувшись к своей работе, Минхо погружает лопату в землю. — Ты так же хорошо читаешь мысли, как и разбираешься в людях. Не льсти себе, принцесса. Я представлял себе, как во время обеда воцарится тишина и покой, когда твой рот будет набит едой, и ты не сможешь говорить.        В него летит вторая горсть грязи, но вместо гнева он испытывает радость, когда с крыльца доносится голос мистера Бейкера, кричащего на Джисона за то, что тот впустую разбрасывает его плодородную почву.        Через пятнадцать минут они уже сидят в тени с мисками риса и кусочками идеально поджаренной на гриле рыбы. Джисон, в свою очередь, все еще недоволен тем, что ему сделали замечание, и уже дважды пытался стащить рыбу у Минхо в качестве мести. Откинувшись на стену дома, он делает глубокий вдох, наслаждаясь спокойствием. Хотя он и считает себя человеком, предпочитающим трудиться в помещении, в работе на небольшом участке есть что-то положительное.        В перерывах между поеданием риса Джисон искоса поглядывает на него:        — Почему ты выглядишь таким счастливым?        Пожав плечами, он кивает в сторону аккуратно высаженных рядов капусты, над которыми они трудились все утро.        — Работать с землей приятно.        Джисон бросает странный взгляд в его сторону и смотрит на огород.        — Тебе правда это понравилось? Ха... Полагаю, теперь ты можешь добавить в свой послужной список еще и фермера, наряду с массажистом и врачом. О! И рестлера за победу над Мартином.        Засмеявшись, Минхо вилкой ковыряет зерна риса в своей миске:        — Забавная получилась история, надо будет рассказать ее Ану. Хотя вряд ли он мне поверит.        — Ану? — спрашивает Джисон, запихивая в рот очередной кусочек рыбы и одновременно с этим разглядывая остатки обеда Минхо. — Очередная твоя ситуэйшеншип?        — Неа, просто коллега по работе в Тэгу. Наверное, друг. Он медбрат в отделении неотложки, и мы работали вместе все то время, что я там провел, — протягивая свою миску Джисону, он говорит себе, что это потому, что устал от тоскливых взглядов, устремленных на нее, а не потому, что он неравнодушен к сирене.        Джисон привычно покачивается, принимая пищу, и накладывает в свою миску последнюю часть риса. Он задумывается о том, замечает ли сам младший, что исполняет счастливый танец.        Напевая что-то себе под нос, Джисон, набрав полный рот еды, поднимает взгляд:        — Два месяца — это долгий срок для отпуска. Твои друзья будут счастливы, когда ты вернешься.        Минхо хмурится, выковыривая кусочки грязи, застрявшие под ногтями.        — Сомневаюсь. Чан был моим единственным близким другом. После того, как он уехал, я больше ни с кем не сблизился. Я был слишком занят.        Грустное выражение, появившееся на лице медбрата, заставляет Минхо отвести взгляд. Ему не нужна жалость этого человека.        — Ах, да. Мистер Преуспевающий. Ты просто обязан был пойти и получить две докторские степени, — реакция звучит слишком жизнерадостно, и он благодарен Джисону за то, что тот не стал давить на него, требуя обсудить статус его дружбы с Чаном. — Что дальше, после того как ты накачаешь филлерами и силиконом всех знаменитостей в Корее? Раз уж ты хорош во всем, тебе стоит попробовать себя в новой сфере. Мне кажется, тебе подошла бы профессия укротителя львов.        — Не хочется тебя разочаровывать, но я не во всем хорош. Я не умею плавать.        В ответ раздается шокированный вздох, а затем стук вилки Джисона, упавшей в тарелку.        — Ты не умеешь плавать?        Младший выглядит так, будто его мир перевернулся, а Минхо громко смеется.        — Не-а. Никогда не учился этому.        — Кто, черт возьми, едет отдыхать на тропический остров и не умеет плавать?! Это неприемлемо, — голос Джисона понижается до шепота, и он придвигается ближе. — Как сирена, я не могу этого допустить. Побывать в океане — значит окунуться в другой мир. Решено. Я научу тебя.        Минхо привычно хочет отказаться, но выражение радости на лице мужчины заставляет его повременить. Его глаза блестят, а губы растянуты в предвкушающей улыбке — Джисон невероятно сногсшибательный. Его время здесь ограничено, и когда он покинет Аар, то больше никогда не увидит этого. Ни острова, ни красивого мужчины перед собой. Ему совершенно неинтересно учиться плавать, но он не может упустить шанс оставить в памяти воспоминания о сирене.        — Ладно.        От положительного ответа улыбка Джисона превращается в ту, что похожа на сердечко. Ему нестерпимо хочется запечатлеть еще одно воспоминание... узнать, как будут ощущаться эти губы, прижатые к его губам.        — Отлично. Мы начнем завтра. Ты ведь знаешь, что такая возможность выпадает раз в жизни? Не каждый может сказать, что его научила плавать русалка, — отставив миску в сторону, Джисон откидывается назад, опираясь на руки. — Можешь считать это моей благодарностью за то, что заботишься о Хёнджине и помогаешь местным жителям. Однако не вздумай хвастаться этим перед кем-либо. У меня репутация человека, ненавидящего чужаков, которую я обязан поддерживать.        — Мммм... — не в силах удержаться от желания прикоснуться к парню, Минхо наклоняется к нему и прижимается своим плечом к его. — Теперь уже слишком поздно. Ты уже признался, что не ненавидишь меня. Я знаю, какой ты на самом деле.        — О? И какой же я? — повернувшись к нему лицом, нос Джисона оказывается всего в сантиметре от его носа. Большие глаза растерянно смотрят на него, а затем опускаются к его губам. Запах цветочного одеколона и пота, исходящий от их кожи, витает между ними, и Минхо делает глубокий вдох. Они так близко, и ему так сильно хочется преодолеть это небольшое расстояние.        — Ты... — подняв руку, он проводит кончиками пальцев по изгибу плеча парня. — ... Внешне колючий, но на самом деле мягкий, — Джисон прикрывает глаза, старший наблюдает за тем, как у того перехватывает дыхание. Блядь, какой же он красивый. — Я видел тебя с местными жителями и твоими друзьями. Ты любишь живущих здесь людей и хочешь их защитить, — проведя рукой вверх, он прижимает палец к шее Джисона, чувствуя, как бешено бьется пульс под кожей. — Почему ты добр к ним, но так холоден ко мне?        Глаза Джисона открываются настолько близко, что кажется, будто он может утонуть в них. В их стеклянной поверхности отражается желание, точно такое же, как и у него.        — Ты милый, и я... я думаю, что втайне нравлюсь тебе.        На своих губах он ощущает дыхание, но прежде чем он успевает прильнуть к его губам, Джисон отстраняется. Вместо того чтобы сократиться, расстояние между ними растет, и рука, лежащая на горле другого, теперь касается воздуха.        — Не притворяйся, что знаешь меня, Минхо, — отказываясь встречаться с ним взглядом, Джисон смотрит в сторону огорода.        Блядь! Он сжимает руку в кулак, и сердце замирает. Он... они... что, черт возьми, только что произошло?        — Ты прав. Я люблю своих друзей и местных жителей, но я не милый, — встав, Джисон трясущимися руками вытирает грязь с джинсов. — Не надо все перекручивать, — глаза, которые всего несколько секунд назад были затуманены желанием, теперь смотрят сдержанно. — Я благодарен тебе за то, что ты здесь и готов помочь Джинни. Мне жаль, что Чан солгал тебе, и печально, что тебе тридцать один год и ты не умеешь плавать. Вот и все.        Схватив корзину, Джисон уходит с крыльца к небольшой грядке с помидорами, которые ждут, чтобы их собрали, даже не оглянувшись. Ошеломленный таким поворотом событий Минхо прислоняется к стене дома. Что же послужило толчком? То, что он назвал его милым, или предположение, что он ему нравится? Неужели симпатия к Минхо — это такая проблема? Несмотря на то, что Джисон девяносто процентов времени ведет себя как задница, Минхо, по крайней мере, может признать, что парень ему нравится.       Что за хуйня?        Не желая разгадывать эту загадку, которой является сирена, он ставит их миски из-под обеда друг на друга. Мистер Бейкер будет в бешенстве, если они оставят их на улице, а он не хочет, чтобы ему отгрызли ухо. Открыв дверь в дом, он заглядывает за угол и видит, как медбрат яростно дергает за спелый плод. Может, у Джисона и вправду раздвоение личности вдобавок к тревожности? Поставив миски в раковину, он обращает внимание на календарь, висящий на холодильнике супругов.        После этих выходных у него останется пять недель. Он может отказаться от Джисона... он должен отказаться от Джисона. В отличие от Сонхва, между ним и Джисоном есть нечто большее, помимо чисто физического влечения. Для них обоих будет лучше, если он будет держаться на расстоянии. Возможно, Джисон оказал им обоим услугу, когда отстранился.        Выйдя обратно на улицу, он слышит злобное рычание, доносящееся из-за угла дома, и улыбается.        — Ебаный помидор! А ну отрывайся!        Впрочем... это ведь младший предположил, что из Минхо получится хороший укротитель львов. Подхватив оставленную для него корзину, он мысленно готовится к битве. Пяти недель будет более чем достаточно, чтобы укротить этого...