Сказка о змеях и птицах

      Ее тело расслабилось в мужских объятиях. Уличный ветер не холодил кожу, а его поцелуи согревали Гермиону изнутри, разжигая пожар страсти все сильнее. Поцелуй, который она задумывала в качестве эксперимента, чтобы проверить свою теорию, перерастал в нечто большее, в нечто правильное и необходимое. Будто в последнее время ей только этого и не хватало.       Между этими двумя происходило по-настоящему невероятное волшебство, противиться которому не один из них не мог, о чем говорили жадные, ненасытные поцелуи, обогащающие их тела такой магией, силой, энергией и страстью одновременно, что казалось, они вместе могли уничтожить этот мир, захватить его или же одарить каждого этой химией. Она исходила от них далеко за пределы дома, города, страны, словно у нее не было границ.       Всепоглощающее чувство необходимости быть вместе, одним целым, усилилось настолько, что ни один уже не мог контролировать себя. Руки Гермионы обвились вокруг его шеи, зарываясь пальцами в волосы. Ей хотелось касаться его везде, потому девушка потянула за края пиджака, чтобы снять его. Томас же не уступал ей и тоже исследовал ее тело где только мог.       Но когда ее руки оказалась на молнии брюк, на подкорке сознания тихо донеслась мысль: это не она. Она не могла вести себя так с этим мужчиной, малоизвестным и опасным мужчиной. Это все магия, гребаное проклятье принуждало ее таять, растворяться в его руках. Но противостоять этому было настолько трудно, что Гермиона даже хотела забыть эту мысль, стереть ее, лишь бы оставаться рядом с ним.       Том же напрочь отказывался думать, он полностью отдался незнакомым, но до безумия приятным ощущениям. Весь его мир в этот момент был безвозвратно разрушен, стерт до маленьких крупиц песка, который он с радостью и удовольствием развеял бы на ветру. И поцелуй с ней стал бы началом его нового, лучшего мира, но…       Всегда есть но.       — Простите, сэр, но, кажется, у нас незваный гость, — шепотом произнес домовик, когда Гермиона, так же как и он, позабыв обо всем, расстегивала молнию его брюк.       Он неохотно оторвался от ее губ, не до конца осознавая степень серьезности ситуации. Незваных гостей сегодня было достаточно, но ни один из них не достоин его беспокойства.       — Господин Антонин Доходов любезно пересек границу, — добавил эльф, и эта фраза стала отрезвляющей не столько для Тома, сколько для Гермионы.       Она отскочила от него, как ошпаренная, прижавшись к опоре позади нее и выпучила на него карие глаза, взгляд которых явно требовал объяснения — и немедленного. Но Том растерялся. Впервые в жизни он занервничал так, что даже затряслись руки. Но слава Салазару, домовой эльф был куда более сообразительным, чем думал Том.       — Господин Долохов должник господина Раделли, как и глава семьи Малфой. — Он перевел взгляд на Волдеморта. — Кажется, он хочет получить еще отсрочку.       Кто бы мог подумать, что Фил найдет такое простое, но при этом вполне логичное объяснение. Том выдохнул и на смену его растерянной гримасе, пришел уверенный и даже слишком деловой вид.       — Он может и подождать, — холодно ответил Том.       Гермиону напугал этот отстраненный и строгий голос. От него не осталось той мягкости, с которой он говорил с ней минутами ранее. Даже черты его лица стали грубее, жестче, в глазах загорелся нездоровый огонек, не предвещавший ничего хорошего. Перед ней стоял словно совершенно другой человек.       — Боюсь, его просьба не терпит отлагательства. Он совсем близко. Вам остро необходимо встретить его в подобающем виде. Единственное, что может Фил — устроить встречу в западном крыле дома.       — Сообщи Малфою. Я скоро буду.       Гермиона смотрела вслед уходящему эльфу и пыталась понять, что все это значит. Почему уже второй Пожиратель смерти связан с Томасом.       Когда домовик ушел, Том обратил свое внимание на Гермиону, изучая выражение ее лица. Прежний румянец уже не горел на ее щеках, а напротив, кожа была бледная, взгляд говорил о том, что в ее голове крутятся мысли, как шестерёнки, пытаясь сложить все в общую картину.       Подхватив идею Фила, Том решил внести ясность, чтобы девушка не ломала голову.       — С исчезновением Волдеморта каждый из его последователей был и остаётся под прицелом вашего Министерства. Им грозит пожизненный срок в Азкабане. Некоторые сбежали, кого-то поймали, а такие, как Малфой и Долохов, оказались куда более сообразительными и находчивее остальных. Я дал им защиту от тюрьмы, а взамен они выполняют некоторые поручения за пределами проклятья, поскольку там жизнь продолжается, — говорил он уверенно, быстро и видел, как пазл в ее голове более менее складывается. Он сделал шаг навстречу к ней, Гермиона не испугалась, не выставила руку, не остановила его. — Надеюсь, ты понимаешь, что он не должен тебя увидеть?       Том протянул руку, ожидая что она вложит свою и это было бы ответом на все те вопросы, что сейчас терзали его. Пара секунд промедления, раздумывания, но она все же сделала то, что он хотел.       — Держись ближе к Малфою, — прошептал Темный Лорд, прижимая Гермиону к себе, а затем повел внутрь дома.

***

      — Отвечаешь за нее головой! — властным голосом приказал или напомнил Волдеморт, вручая Драко руку Гермионы.       — Конечно, господин, — издевательски ответил Малфой.       Он обнял Гермиону и закружил в танце, скрываясь в толпе. Помимо ее физической безопасности Драко также отвечал и за ментальное. Ей сейчас не нужно было забивать себе голову разными предположениями и теориями, основания которых носили сомнительный характер. Драко и сам до конца не понимал, что происходило, но он и не хотел знать. Ему было плевать, он лишь выполнял свою работу, чтобы побыстрее вернуться к прежней жизни.       — Я разрушу проклятье, если полюблю его? — вдруг спросила она, вперив в него взгляд. Он совершенно не ожидал, что вопрос встанет именно таким ребром. Драко помедлил с ответом, поскольку не знал, можно ли отвечать напрямую.       — И да и нет, — ответил он. — Это не должно произойти специально, тут суть как раз в том, что ты влюбляешься в него не потому, что это снимет проклятье, и не потому, что так надо, а именно потому, что ты действительно видишь в нем человека достойного любви. Твоя надуманная любовь к нему ничего не изменит, а лишь продлит действие проклятья. И, если честно, то, что ты знаешь, противоречит всем правилам, установленным ведьмой.       Как-то Драко думал об этом. Почему Шарлотта не предпринимала никаких штрафных санкций в отношении Волдеморта, если тот нарушал их соглашения? Или за время пребывания здесь Гермионы правила несколько изменились? К счастью или сожалению, Темный Лорд не считал нужным посвящать Драко во все детали, ему и так хватило того, что он знал, однако в последнее время Малфой стал переживать за Грейнджер. Что бы он ни думал о ней, они были в одной лодке и связаны одной цепью по ногам и рукам, и быть равнодушным становилось тяжелей.       — Но в чем тогда сложность? В чем заключается ее план? Он не такой уж и монстр, чтобы его было трудно полюбить.       Знала бы ты кто прячется под оборотным, говорила бы иначе.       — Грейнджер это не твое испытание, а его. Ведь любовь, насколько мне известно, должна быть взаимной. А ведьма считает, что он не способен на теплые чувства, потому что его сердце пропитано тьмой.       — А я та, что должна пробудить в нем эти самые теплые чувства… — пробормотала она себе под нос.       Из ее уст это звучало иначе. Словно ещё одно проклятье, только для нее лично.       Драко не верил в то, что у нее получится по-настоящему оживить Волдеморта, ведь он прекрасно знал, как Темный Лорд относился к таким, как она. И пойти против своих принципов и убеждений было выше его сил, каким бы могущественным он ни был. Но Малфой надеялся, что ее любви хватит, чтобы разрушить проклятье.       — Я его поцеловала. — шепнула она, боясь что кто-нибудь услышит.       — Что ты сделала? — чуть громче, чем хотел, переспросил Драко. — Так вот почему он исчез.       — Нет. Он ушел, потому что Долохов пожаловал, а на поцелуй он ответил и чуть… не потерял контроль.       — Он сделал тебе больно? — Отчего-то Драко напрягся.       — Нет. Это было… приятно. Я думаю, во всем виновата магия, а не наши чувства.       — Открою тебе секрет Грейнджер, магия не может сотворить любовь, а лишь усилить то, что ты и так чувствуешь. За исключением амортенции, но даже с ней есть свои особенности.       От его слов Гермиона совсем поникла. Драко хотелось ее обнять, прижать к себе и сказать, что ему жаль, но все будет хорошо. Увы, это была бы ложь. Ничего уже не будет хорошо, а тем более, когда она узнает, кто прячется под маской красивого мужчины. И каково же будет ее разочарование, когда она поймет, что любит вовсе не прекрасного принца, а Волдеморта. Нужно было приободрить ее, поддержать, поднять настроение.       — Кстати, я вчера был у тебя дома. Твои родители вернулись, — сказал он утаив, что напоил их зельем, которое отменило действие Обливиэйта.

***

      Зачем они вернулись? Почему именно сейчас? Может, у них что-то случилось? Гермиона не знала, что думать, но определенно эта новость была приятной на фоне того кошмара, который творился в ее жизни.       Она вырвалась из рук Драко и отошла к стене, наблюдая за парнем, который, похоже, был единственным, кого не волновало ничего. Он пил, танцевал, улыбался девицам и просто хорошо проводил время. Гермиона хотела быть как он. Хотела так же беззаботно кружить по залу и не чувствовать ничего.       Томас не возвращался. А в голове с каждой минутой его отсутствия появлялся новый вопрос. Но самый главный крутился на поверхности, он ощущался в тех местах, где мужчина ее касался.       Что она чувствовала к нему?       Симпатию? Да.       Желание? Да.       Любовь? Нет.       Ещё нет.       Но прижавшись к стене, Гермиона четко ощущала досаду из-за его отсутствия. Гости начали расходиться, Малфой любезно всех провожал, а Гермиона смотрела на лестницу, откуда должен был вернуться Томас, но она пустовала, и, когда усталость накатила с новой силой, девушка направилась в свою комнату, на ходу прощаясь с Драко.       Комнату наполнял прохладный ветерок, задувающий из открытого окна. Гермиона скинула каблуки и села на кровать массируя лодыжку. Спустила лямки платья, избавившись от него через ноги. В одном нижнем белье поднялась и проследовала к столу, перебирая фолианты и выбирая между двумя желаниями: лечь спать или почитать. Первое ей вряд ли удастся, а вот книга хотя бы отвлечет.       Но поиски прекратились, когда девушка заметила пару строк, написанных не ее почерком:

Граница на тебя не действует. Покинь это место, когда будет невыносимо.

      Гермиона вспомнила Малфоя. Эта запись принадлежала ему. Но почему он сам не сказал ей? Или почему сам не покинул это место?       Скрип двери кладовой прервал ее мысли. Из подсобки вышел Томас. Взъерошенные волосы, рубашка расстегнута на пару пуговиц, обеспокоенный взгляд.       — Ты в порядке?       — В полном, — ответила она, заметив как его взгляд скользит по ее полуобнажённому телу. Томас шумно сглотнул.       — Как ты тут оказался?       — В кладовой есть потайная лестница, ведущая в мою комнату на втором этаже. — Томас не сводил глаз с ее тела.       — И в который раз ты уже ею воспользовался?       Шаг к нему.       — Второй.       Всего полтора метра разделяли их, но даже на этом расстоянии они чувствовали жгучее желание друг к другу.       Ещё шаг.       — Решил свои проблемы?       — Да.       Полметра отделяли ее от близости с ним, и сейчас она боролась совсем с другими желаниями. Его глаза наконец встретились с ее, и страсть, голод, отражающиеся во взгляде, сбили дыхание. Да плевать. Она же часом ранее хотела быть как Малфой — забыть обо всем, перестать думать и отдаться чувствам, желаниям, просто жить хотя бы в этот вечер. Уже завтра она проснется и будет думать, что ей делать со всем этим дерьмом, а сейчас… ещё шаг.       Теперь расстояние между ними было минимальное и очень опасное. Дыхание обоих участилось. Каждый из них уже предвкушал, как они сольются в поцелуе, и окажутся в обтьятиях друг друга. Однако старательно пытались всем своим видом скрыть это безудержное желание обладать другим.       Гермиона же ждала, когда он сделает первый шаг, поскольку не могла быть полностью уверена, что он испытывает то же самое, что и она.       Том напротив видел как горят ее глаза, как ее здравый рассудок пытался бороться с чувствами, и первый явно уступал в борьбе.       А сам он боялся сделать что-то не так, поскольку, не сказать, что Том мог похвастаться своими похождениями. Откровенно говоря, его можно было назвать девственником, ведь его первый и последний раз был лет так пятьдесят назад. Том, конечно, не забыл, что нужно делать, однако отсутствие опыта заставляло его сомневаться в дальнейших действиях. Но стоять на таком опасном расстоянии рядом с ней было невыносимо и как минимум странно.       Том опустил руки ей на талию, прижимая ближе. Ее разгорячившееся тело обжигало его даже через ткань рубашки, а вместе с тем сомнения и капли контроля растворились. Им окончательно и бесповоротно овладела похоть. Он сделал шаг, заставляя Гермиону сдвинуться с места, затем еще один. Прильнул к ее губам и сквозь поцелуй прорычал:       — Скажи мне остановиться!       Не просьба, приказ. Но она лишь углубила поцелуй, тем самым давая понять, что она в его власти. Хотя было совершенно иначе.       Еще шаг, и Том усадил Гермиону на кровать. Не прерывая зрительного контакта, снял рубашку и наклонился, чтобы украсть еще один поцелуй.       Он уже не следил за тем, что происходило, отдавался лишь чувствам, а природа все делала сама.       Когда Том оставил дорожку из поцелуев от шеи до пупка, то лишь на секунду замер, задумываясь, какая она на вкус? Ему почему-то не терпелось узнать это, почувствовать ее именно так, но неопытность сеяла неуверенность.       Коснувшись губами внутренней стороны бедра, Том уловил стон, который подействовал на него, отключая голову. Он спустил с нее трусики и немедля провел языком по влажным складкам. То как она отреагировала, прошло по Тому новой волной возбуждения, и затем он впился ей между ног, облизывая и посасывая клитор.       Рука, медленно поглаживая бедро, плавно двигалась на помощь языку, а когда достигла влажной плоти, Волдеморт достиг полного напряжения в паху, так что член болезненно упирался в матрас кровати. Он хотел вырваться наружу и войти в нее, но вместо этого сглотнул, пытаясь оттянуть момент, и вошел в Гермиону пальцем, при этом продолжая играть языком с клитором.       Ее тело выгнулось и двигалось навстречу входящему и выходящему пальцу, ее руки давили на голову, буквально вжимая Тома в нее.       Что-то необычное начало происходит и он принял это за должное, однако его движения стали медленней.       — Неужели ты думал, что можешь нарушать правила безнаказанно? — В совсем неподходящий момент в голове раздался голос Шарлотты.       Гермиона напряглась еще больше и приподнялась на локтях, чтобы понять, в чем причина его замедления. Она встретилась с ним глазами и ужас поселился на ее лице. Она закричала, задергалась, ударяя его ногой прямо в челюсть, прикрылась одеялом и вмиг поднялась на кровати. На ее глазах проступали слезы, и это разбивало вновь обретенное сердце Тома Реддла.       — Нет. Нет… — словно в бреду повторяла Гермиона, пятясь назад.       — В чем дело? — Том сделал шаг навстречу, все еще охваченный возбуждением.       — Не подходи ко мне.       Девушка все продолжала смотреть с нескрываемым страхом и презрением одновременно, и только Том не понимал, что же случилось, пока не повернулся к зеркалу, висящему над столом.       Перед ним стоял Лорд Волдеморт. Бледное, изуродованное лицо убийцы с красными глазами отражалось в зеркале.       — Я никогда не полюблю тебя! — выплюнула Гермиона и выбежала из комнаты.       Не сказать, что Волдеморт был удивлен произошедшим. Он ведь знал, что рано или поздно девчонка узнает кто он. Но сейчас в груди давило. Какое-то липкое неприятное чувство расходилось по телу. Том смотрел ей вслед и слышал доносившиеся из коридора всхлипы и ощущал себя ужасно.       Опустившись на пол и привалившись к кровати, Том запрокинул голову, смотря в потолок.       — Ну и кто тут бездушный монстр? — ухмыляясь спросил он пустоту.       Вопрос, естественно, был адресован Шарлотте, которая прекрасно слышала и видела его.       — Кажется, ты упустил шанс на спасение. — Фраза эхом отдалась во всем доме, и Том цыкнул от боли. Королевская змея на его предплечье обвилась вокруг и сильно сжимала руку.       Это значило, что Гермиона покинула его. Это был его жалкий конец.