Балерина

      Ротков. Настоящее.       Грязный свет периодически моргал, марая неестественным оттенком вычищенные швы меж настенных плиток. Пыльный жёлтый плафон раскачивался из стороны в сторону; ветер нарочито задевал его, словно желая проверить прочность древнего провода.       Оттянув нижнее веко правого глаза, Лэйн аккуратно надела цветную линзу, ни разу не содрогнувшись от ледяных порывов за спиной. Указательный палец задрожал, когда едва ощутимо коснулся склеры. Она напряженно выдохнула, медленно моргнув пару раз и уперев ладони в бортик широкой раковины. В этот раз ничего не заболело и заняло меньше секунд тридцати — Лэйн сочла это хорошим началом.       Особенно, в пасмурное ноябрьское утро.       Мутные разводы, словно кто-то неумело провел влажной газетой, были на всём зеркале. Вглядевшись в отражение, она не с первой попытки убедилась в правдоподобности собственной маскировки. Голубой ей не шёл. Как и выцветшие в химозной смеси волосы, теперь напоминающие блеклые паклы. У корней пробивался свой тёмный цвет, оставшийся при ней лишь на старых и давно потерянных фотографиях. Оттенок волос обновили две недели назад краской, источавшей невыносимую вонь, от которой вымываться пришлось не меньше четырёх раз.       Лэйн выкрутила вентиль до скрипа, подставив пустой футляр под горячий поток. Деревянные ставни ударились о стены, напугав Киру, прибиравшуюся в коридоре. Та вбежала в ванную, распахнув дверь в испуге.       — Это просто ветер, — Лэйн сжала ладонь с футляром, не поворачиваясь.       — Подумала, что ты всё-таки не выдержала, — нервно фыркнула Кира, вцепившись бледной кистью в ржавую ручку двери.       Выстрел пистолета в помещении не мог звучать так гулко и тихо. Они обе это знали. Но последние несколько дней Лэйн не выходила из комнаты, и промелькнувшая в сознании Киры мысль не была чем-то нереалистичным и параноидальным. Поменяйся они местами, Лэйн бы не отходила от постели сестры, пока не удостоверилась лично, что полость её черепа пуста на навязчивый бред.       Но, благослови её бог, Кира на восемьдесят процентов состояла из чуткости, позволяющей не вмешиваться в чужую боль и появляться лишь в том случае, когда это необходимо.       — Вчера была на грани, — выключив воду, Лэйн вытерла полотенцем запястья. — Но единственный патрон оказался холостым. Так что, — она вытащила из пояса пистолет, небрежно кинув его на тумбу, — мне этого хватило… опомниться.       Побледнев и шаркнув прочной подошвой по полу, Кира нерешительно приблизилась к ней. Опрокинутое неестественно-спокойным голосом признание слегло в душе её тревожным чувством. Теперь уже беззаботное, почти что пустое умиротворение ближней своей не радовало. Пугало. Совсем как ранний рассвет в полной тишине.       — Я сожгла бы тебя быстрее, чем кто-нибудь опомнился, — не ворча, а лишь разочарованно звуча, произнесла Кира. — Не было бы тебе никакого покоя и благодати.       — Побойся гнева божьего, сестра, — порицательно качнула головой Лэйн, нахмурив брови. Но смех, полный смущения, одолел её быстрее, чем Кира поверила в грозную интонацию. — Твои намерения бы расстроили не только отца Авраама, но и нашего Господа Бога!       — Ты бы согрешила больше, чем я, — подобрав тонкими пальцами пистолет, шикнула Кира. — На Суде мне нашлось бы, что сказать в оправдание. Тебе — нет.       — Поможешь завязать красивые узлы на спине? — сшитое по чужой плоти церковное платье уродливо висело в талии. — Всё никак не достаю, левый локоть до сих пор не зажил.       Ротков. Шесть дней назад.       Ровный девичий стан не содрогнулся от вида нечисти, показавшейся в свете молнии. В небе, укрытом тяжёлыми тучами, беспрестанно громыхало, пока дождь размывал на дорогах грязь и недавно выпавший снег. Солнце не появлялось уже третье утро. Оно пряталось блеклым силуэтом за громоздкими облаками, лучи его гасли в непрекращающейся мороси.       Вытянувшись, Лэйн замерла. Кончики пальцев смотрели в ровный, расписанный красками, потолок. Внимательный взгляд намертво прилип к приоткрытому окну, чрез которое внутрь просторного зала проникала прохлада, смешанная с запахом мокрых тропинок. Девушки вокруг неё плавно переходили к следующему разогревающему упражнению. Бледная кожа их блестела от пота.       — Лэйн, изгиб! — строго воскликнула матерь Рея, тыкнув длинной указкой в её прямую ступню.       Пластырь на кровоточащей мозоли стёрся. Взмахнув правой рукой, Лэйн грациозно оттолкнулась от дощатого пола, совершив короткий прыжок. Один из тех, что не терпел медлительности и неуверенности.       — Уже лучше, — сухо заметила Рея, поправив сползающие к кончику носа очки. — В воскресенье у вас первое выступление, поэтому с сегодняшнего дня начинаются интенсивные занятия. Я жду от вас сосредоточенность и старательность.       Изящно вскинув правую руку, Лэйн встала на носочки.       В спине привычно отозвался болезненный спазм. Натянутые позвонки обволокло повеявшим холодом.       — Пируэт.       Поворот. Мозоли кольнуло. Воздух прорезало шумом громового раската. В углу, взяв паузу, утихла пианистка, но едва ли это означало передышку для девушек. Проигрывая в голове заученную по нотам композицию, Лэйн плавно поддалась в сторону. Слегка склонила туловище. Края тугого корсета впились в разгоряченную кожу.       — Изящнее, — скомандовала Рея. — Не вижу чувств в вашем лице.       Кира сглотнула, почувствовав, как слабеют атласные ленты на щиколотках. Это были её первые пуанты. Не опуская рук, Лэйн трижды прокрутилась вокруг себя на одном носке. Её пуанты пришли к ней праздничным подарком в первый день весны. С того знаменательного дня минуло девять лет. Старые, истрепанные и запачканные кровью пуанты остались единственным воспоминанием из беззаботного прошлого.       — Кира, я скорее исключу тебя из представления, чем позволю такому позору произойти у всех на глазах, — раздраженно цокнула Рея, смерив поникшую девушку недовольным взглядом. — До конца занятия остаёшься у станка. Работай с осанкой.       Девушки выдохнули, услышав нарастающий вой старых клавиш. Лэйн поправила выбившуюся прядку, воспользовавшись минутной нотацией Реи. В горле жгло от жажды. При усиленных подготовках пить позволялось лишь с разрешения; никто не смел прерывать танец до самого конца. Никто не решался попросить, пока Матерь бранила и следила за каждым вдохом.       Новый поворот. Быстрый, низкий наклон. По изогнутым плечам пробежала дрожь. Утробные ноты композиции просили хотя бы тоску в бледных изможденных лицах. Лэйн повиновалась. Трепещущие веки укрывали истинные чувства, в то время как губы изгибались по обыкновенной привычке, не имеющей ничего общего с искренностью.       — Прекрасно, — Рея подошла к Лэйн, оценивающе разглядывая изгиб тонкой шеи, — первый акт будет твоим.       Половицы натужно заскрипели. Глаза заволокло неестественной, колючей скорбью. Взор упал на покрасневшую, рассеянную Киру, что семенила носком по полу. Всё никак не могла собраться, отчужденно глядя на ряд стройных, почти что фарфоровых, балерин.       Лэйн присела, вытянув в обе стороны тонкие податливые кисти. Заученная связка движений получилась механической, выполненной на одном выдохе. Тело начинало требовать отдыха и тепла.       Ротков берёг балерин. По-настоящему. Полный искусства и мастерства мир лежал среди безликих серых построек под низким пасмурным небом. И не смела тронуть его ни ледяная пурга, ни разрушительные катаклизмы, ни бесчеловечная жестокость. Жители уверовали всем сердцем не в религию, усопшую на страницах давно затерянных книг.       Они верили в них. В балерин. В десяток танцующих дев, что своим танцем возвращали забытое чувство красоты и восхищения. Безмолвно, лишь взмахом руки, подавляли внутренние кошмары, заставляя их отступить и утихнуть.       Не то чтобы Ротков был приобщен к жизни извне, поддерживая связь с другими городами до трагедии. Городок, основанный зажиточным купцом, не появлялся в сводках новостей и телерепортажах, мелькая в одних только картах крошечной точкой посреди бескрайнего леса. Балет прибыл к ним вместе с женщиной, впоследствии ставшей женой основателя. В её честь на главной площади возвели театр, не уступавший в величии домам богатых господ.       Лэйн посчастливилось побывать на пьесе несколько раз. Бабушка, посвятившая всю свою жизнь балету, не пропускала спектаклей, возвращаясь к насиженным скрипучим креслам вместе с маленькой Лэйн. Те бумажные билеты с растёкшимися чернилами и оторванными по пунктиру краями по-прежнему занимали целую страницу семейного фотоальбома. Семья ценила верность традициям. Ротков был одной большой семьёй.       Кира, смахнув невидимую пылинку с щеки, потянулась, разминая спину. Лэйн как-то пообещала, что однажды они выступят вместе. А после, срезав ленты, спрячут пуанты в коробках и забудут о них. Не потому что занятия перестали приносить удовольствие и казаться чем-то единственно-правильным. Церковь стремительно менялась. С прутьев слезала позолоченная краска.       Дверь отворилась с неожиданным хлопком. Мадам Морель вжала клавишу самой высокой ноты, дёрнувшись от мимолётного испуга. Рея, остановившись в середине зала, подтянула очки. Не оборвав танца, продолжили двигаться балерины. Им оставалось лишь вглядываться исподлобья в прибывших гостей, принёсших с собой нестерпимый холод, и дожидаться команды Матери.       Лэйн содрогнулась, когда со свистом захлопнулось окно. Под подошвой хрустнул кусочек опрокинутого кем-то леденца. В ряды замерших по команде балерин вперились пристальные взгляды двух военных. На меховых воротниках их плащей лежал только-только выпавший снег.       — По какому случаю вы пожаловали? — приподняв подбородок, с едва уловимой настороженностью обратилась к ним Матерь Рея.       Выдох. Тотчас отведя взор, Лэйн прислушалась к уличному шуму. Слышались визги детей да приглушённые разговоры, прерываемые редкими раскатами грома. Ни единого крика помощи, выстрелов длинными очередями и звуков падений. И это пугало куда сильнее, чем внушительные фигуры, загородившие единственный выход. Всё казалось мирным и тихим, без беды, наступавшей на пятки.       — И вам не хворать, мадам, — поздоровался один из них, сделав шаг вперёд. — Репетиция в самом разгаре? —спросил он, любопытно оглядев указку за её спиной.       — Была, пока вы не пришли.       — Мы на пару минут, — мужчина выставил руки вперёд в примирительном жесте, улыбнувшись уголком сухих губ. — Генерал отдал нам поручение допросить одну из ваших учениц.       Встревоженное, разворошенное, словно улей, удивление захлестнуло зал. Военные не являлись с одним только морозом и разговорами об искусстве. Лэйн знала с самого начала, чувствовала, как за их широкими спинами скулила редкостная тварь. Они волокли за цепь беду. Ту, что набрасывалась сразу на торчащие кости ребёр, как только разжимался ошейник.       Всеобщий ропот утих, стоило Рее ткнуть кончиком указки в пол. Поджав тонкие уста, она повернулась к замершим ученицам с немым вопросом.       — О чём речь? — расправив плечи и выпрямившись, обратилась Рея. Вязаный бежевый кардиган на ней стал смотреться иначе. Не уступал чёрной военной форме, отшитой по меркам.       — Я не обговариваю с гражданскими детали задания, — покачал головой говорящий, пока второй, скрестив руки на груди, рассматривал скудную обстановку из нескольких стульев с потёртыми сиденьями и люстры под потолком. — Будьте разумны, Рея. Мы не желаем ничего плохого вам.       — Охотно верю, — тут же недоверчиво отозвалась женщина, будто бы предугадав, какими выйдут его последними слова. — Но всё же не понимаю, к чему вы клоните, полковник. Я не могу отпустить с вами одну из учениц, пока не буду уверена, что с ней ничего не произойдёт.       — Боюсь, мы не сможем договориться на ваших условиях, — разочарованно выдохнул мужчина, спрятав кулаки в карманы плаща. — Потому что это зависит не от меня. Но я вправе созвать сюда отряд, который по первому моему требованию выволочет девушку прямиком на мороз и протащит так до самой базы, — он задумчиво склонил голову вбок, делая вид, что мораль озвученного поступка тяготит его. — Решать вам, Рея. Говорят, для балерины нет ничего хуже сломанных пальцев ног.       Память её запомнила зал таким. Холодным, утерявшим свою неприкосновенность. Громким, но не в музыке, а в угрозах, навсегда осевших на клавишах пианино. Тепло истлело под тяжёлыми ботинками полковника. Смешалось с грязью и растаявшим снегом. Разбилось даже отражение в зеркалах. Лэйн своё не узнавала.       Мокрый затоптанный коврик пахнул железом и порохом. Поверх него сочилась вонь крови и желудочного сока. Так пахла беда, спущенная с поводка. Лэйн ей не удивилась, успев рвано вдохнуть перед тем, как челюсти сомкнуло от удара.       — Если с неё хоть один волосок упадёт! — заверещала вдогонку Рея, пытаясь ухватиться за тонкое бледное запястье, перевязанное синей атласной ленточкой. — Я клянусь, полковник, вы пожалеете, что прибыли в Ротков!       Наспех накинутая накидка была слишком тёплой для простого пальто или плаща. Отдавала сохранившимся ароматом сладких духов чуть выше пуговиц. Лэйн дышала им, пока военные толкали её по лестнице вниз, упирая в позвоночник дуло… пистолета? Кожу стягивало в том месте, где лежала чужая ладонь. Предполагаемый исход настиг её раньше, не задержавшись в обледеневших руинах и труднодоступных человеческому шагу тропинках. Он забрал то последнее, что принадлежало только ей одной. И в этом чувствовалась… справедливость, посланная играть за врагов.       Лэйн не посмела пискнуть, воспротивиться и затрястись, держась, кажется, на одном адреналине, которого хватило на пару глубоких вдохов и твёрдых шагов вниз по ступеням, устланным багровым ковром. Позже его пришлось вернуть сердцу слезами и пеплом в открытой ране.

***

      Ротков. Настоящее.       Шум церковных колоколов заполнял оживлённые улицы. Нёсся вместе с ветром, заглядывая даже в самые неприметные и узкие улочки, куда не ступал луч блеклого солнца. Всё больше людей собиралось у высоких дверей святыни. Толпа неугомонно перешептывалась, то и дело поправляя расписные платки на макушке. Мороз безжалостно клевал сонных и глупых, постеснявшихся одеться как следует.       Лэйн старалась не отставать от Киры, что взбудораженно рассказывала о перебранке в столовой прошлым вечером. Глаза слезились из-за новых линз. Практически вылетев из дома, она не успела застегнуть воротник, отчего сейчас шею обдувало резкими порывами. Выпавший ночью снег хрустел под ногами.       — И потом Иосиф просто взбесился, представляешь? — воскликнула Кира, на ходу обернувшись к ней. На щеках её проступил яркий румянец. — Лидия вмешалась, конечно, как обычно, обошлось без драки. Савелий явно разочаровался таким исходом.       — Ты, видимо, тоже, — подметила Лэйн, нагнав соседку за три широких шага. — Тебе выговор за неуместное поведение сделали только на той неделе. Хочешь, чтобы отец Авраам вовсе выгнал тебя из прихода из-за твоих вечерних вылазок?       — В своих помыслах я чиста и невинна, — перекрестившись, шутливо взмолилась Кира. — Нет ничего безбожного в том, чтобы послушать один раз эмоции, а не заветы. Если зрелище кончилось не чьей-то смертью, то Отче наш не разозлится.       — Отец Авраам говорил, что мы Его подобие, — ровно произнесла Лэйн, юркнув за Кирой в арку.       — Раз так, то Он определенно любитель потрахаться в развалинах небесных храмов, — просвистела Кира, запоздало прикрыв рот ладонью в перчатке. Её звучный, переполненный иронией голос уже успели услышать продолговатые трещины в тёмных стенах.       Обе резко прислушались, но не распознав шагов хоть одного свидетеля, засмеялись. Утерев слезу с правого глаза, Лэйн с ухмылкой спросила:       — Это стало причиной конфликта?       — Ага, — довольно протянула Кира, сверкая как никогда прежде. — Савелию нравится Лидия уже как месяца три, наверное. Он застукал её с Иосифом в одной из келий. Ты бы видела его рожу вчера.       Она представила. И тотчас хмыкнула. Не тому, что узнала. Длинный язык Киры не вязался с чёрным закрытым облачением и уложенными в аккуратную укладку волосами. Казалось, что в ней секретов больше и вера её — наигранная, нелепая и дырявая. Не такая, как у Лэйн. Это и спасало обеих долгое время.       — Что в итоге тебе сказали… те люди? — прижавшись к ней, тихо вопросила Кира. — Они ничего не сделали с тобой?       Воспоминания прошлись раскалённой плетью по сознанию. Лэйн невольно вздрогнула, припомнив чужой голос, что был не просто определенной октавой. Упавший кусок железа звучал мягче. В том, что она слышала, не нашлось даже кромки тёплого света.       — Если это можно считать хоть чем-то… — отодвинув ворот платья, Лэйн показала зажившую царапину на шее.       Лёгкое прикосновение ноготка к корке не шло ни в какое сравнение с касанием острого лезвия. Но оно сыграло против неё, побудив немедленно спрятать заживший порез так, словно в её шею уже летело несколько заточенных клинков. Лэйн зажмурилась на короткий миг, успокаивая дыхание. Ротков защищал балерин. А значит, защищал и её, сшитую из обрывков чужой боли, тайн и смерти.       — Как думаешь, скоро они покинут нас? — Кира не желала им зла. Не могла, как бы ни пыталась взрастить в себе чувство ненависти к чужим. Переплетя свои пальцы с её, она отворила низкую дверь, ведущую в просторное помещение. Нос тотчас обдало дымом зажжённых свечей.       — Теперь уже нет, — Лэйн посмотрела на подругу с узнаваемым выражением безысходности. Навстречу к ним шёл отец Авраам, по обыкновению держа в больших ладонях раскрытую Библию.       Порез немедля кольнуло при виде зимней шинели в самом углу полупустой скамьи. Её любимой. Самой первой в ряду. Она бы, не гадая, сказала, кому принадлежала вещь, если бы не увидела мужчину первее. Он касался алтаря, зажигая оставшиеся свечи… зажигалкой. Жители ещё не вошли в церковь, смиренно ожидая начала часа богослужения.       Но на военных это правило не распространялось.       Ротков. Шесть дней назад.       Нежно-розовые ленты прилипли к подошве. Светлые пуанты впитали в себя всю грязь, покрывшись тонким тёмным слоем. Внутрь забилась мокрая земля. Кожу неприятно покалывало от сырости. Окоченевшие ступни едва двигались под конец пути, и, когда впереди предстало поместье, Лэйн облегчённо выдохнула.       Ей не позволили переодеться во что-то более тёплое и комфортное, заставив выйти прямиком в том же. В тонком силуэтном купальнике и простенькой кофте с короткими рукавами. Белоснежная ткань колготок покрылась бурыми пятнами. Ветер и тяжёлая дорога растрепали пучок, отчего пряди лезли в глаза и рот. Приставленное к её спине оружие не сдвигалось ни на сантиметр.       Было в этом что-то…болезненное. Уничижительное. Лэйн почти не ощущала холода, пока безропотно следовала за фигурой, так и не назвавшей своё имя. Вечерний мрак покрыл собой всю землю, блестевшую кое-где белым цветом. Зима наступила с их приходом. Явилась тише обычного, словно боясь перенять на себя всё внимание. Словно за это её могли расстрелять.              — Ты не задаёшь вопросов, — неожиданно заговорил полковник, опустив автомат, — значит, понимаешь, почему тебя тащат на допрос в такое время.       — Я всё равно узнаю ответы, как только окажусь перед генералом, — Лэйн потёрла замёрзшую ладонь о мех. Чья-то шуба нелепо свисала с плеч. Её велели надеть перед самым выходом, бесцеремонно кинув в ноги. На груди не хватало броши, глухо отскочившей в угол под лестницей. — Вы не более, чем проводники.       — Но и не послушные псы, — хмыкнул мужчина позади, вдавив сильнее дуло так, что Лэйн сморщилась от боли. — Выражайся по-другому. Нам не сказали доставить тебя в полной сохранности.       — Иначе я не заговорю, — хмуро выдавила она, спрятав подбородок в высоком пушистом воротнике. — Я не причастна ни к каким группировкам и сектам, не посягала на безопасность вашей базы и не устраивала погромов. Рассказывать мне вам…       — Лэйн, — перебил полковник, повернув к ней голову, — нам всё известно. Мы связаны с «Сибирью» дольше, чем ты.       Гортань обожгло резким отрицанием, чуть не слетевшем с её губ. Она сощурилась, выглядывая в чертах полковника фальш. Хоть что-нибудь, что дало бы уверенность в себе. В своём голосе, в дрожащих пальцах — во всём, что непреднамеренно выдавало её.       — Так что мой тебе совет, Ка-ро-ли-на, не строй из себя дуру, — едко выдавил он её позывной. — Уж кто-то, но точно не ты.       Разговор оборвался с появлением ворот, охраняемых тщательнее церкви. Их пропустили, не осмотрев. Лэйн опустила взгляд, не желая видеть ни новобранцев, ни обжитые стены некогда пустовавшего поместья. Её несло в течении внезапного ужаса, выжавшего из лёгких воздух. Они не могли знать всё. Не после того, как отец пожертвовал собой, чтобы выбить у Смерти пару-тройку лет спокойной жизни для дочери.       Холод остался за тяжёлой дубовой дверью, запомнившейся по каждой царапине. Едва нога её ступила за порог, утихли разговоры. В тишину вмешивались лишь треск горящих поленьев да механическое, полное помех, пение со стационарного радио.       Лэйн замерла, невольно вслушавшись. Рождественский мотив, пронизанный звонким женским голосом. Такое слушала бабушка в преддверии Рождества, нарезая салаты. Почудилось, что запахло мандаринами. И шампанским, разлитым по золотистым бокалам.       — Веди в кабинет, — грубо прозвучало поодаль.       И её послушно повели, ударив плечо прикладом.       Ротков. Настоящее.       — Вы забыли это.       Синяя атласная лента легко скользнула в её ладонь. Лэйн неверяще уставилась на тонкий кусок ткани, напряжённо сглотнула и покосилась на Киру, что глаз не сводила с незастёгнутой кобуры.       — В церкви запрещено носить оружие, — спустя мгновение указала Лэйн, неосознанно ступив назад. Подальше от железа, пахнувшего кровью и желчью.       Он бы не послушал, не будь в словах её множества противоречий. Не страх, но опасение оплело связки, отобрав несколько низких нот и оставив одни высокие, отдающие треском сухих веток. Она обвязала ленту вокруг запястья, сделав более крепкие узлы. Те, что потребовалось бы при необходимости сразу резать.       Отец Авраам поспешил к выходу ровно в тот момент, когда колокол прозвенел в последний раз. Ни сколько не смущённый присутствием чужого человека, он источал свойственную ему радость и лёгкость. В то время как Лэйн бледнела, не находя сил сыграть тем, что было на руках. В его рукаве были козыри. В её же — пустота, отдающая иллюзией победы.       — Богу нет дела до меня, — генерал лениво осмотрел сводчатый потолок. — Всё-таки из всех живущих он и есть самый кровожадный охотник. Мне до него очень далеко.       — Отец… — возмутилась Лэйн, нахмурив брови.       — Меня не услышал, — хмыкнул мужчина. — Засыпая, я вспомнил тот вопрос, который забыл задать вам. Ответ нужен мне незамедлительно.       Кашлянув, Кира подобралась ближе. Давно освободившись от верхней одежды, она осталась в платье и белом фартуке, готовая петь и читать молитвы. Чего нельзя было сказать о Лэйн.       Гулкий скрежет отпираемых замков был тем единственным звуком, что упрятал её нервный, выскочивший поневоле, смешок. С порога шумно впорхнула метель, пронесясь мимо неё к алтарю и потушив несколько свечей. Щёку ощутимо кольнуло льдистой крошкой. Жители торопливо занимали места, тепло приветствуя отца Авраама.       — У меня начинается служба, — Лэйн приподняла подбородок, встречаясь с пронзительным взглядом генерала. Имя его стёрлось, позабылось средь выпавших сугробов и тёмного неба, проводившего её утомительный путь обратно той ночью. — Смогу быть свободна только после полудня.       Часы едва оставили позади девять часов утра. Тщетная надежда умолкла в ней, как только он медленно кивнул, а после занял ту самую первую скамью. Где извечно сидела она, наслаждаясь уединением — мало кому нравились первые ряды, больше всех обдуваемые неестественным, кошмарным холодом.       Церковь ему не шла. Как и не шли доброжелательные возгласы его зловещему тягостному молчанию. Чужеродно. Он смотрелся чужеродно. Как один из грехов, сеявших раздор. Расстёгивая пуговицы, Лэйн подумала о том, что Бог, вне сомнений, был милосерден.       Даже к тем, кто свергал священный покой заряженным оружием.