Free Bird of Brethil

      Пелена крепкого сна окутала меня с головы до ног, нежно касаясь и покалывая изнутри чувствительную кожу тела. Сквозь непроглядную тёмному мира снов Ирмо⁴⁰, где-то издали горели тусклые, разноцветные огоньки, слабо, но упорно и решительно мерцая и маня к себе. Тело прошибло лёгким, почти неощутимым, электрическим током, оставляя после себя чувства невесомости и неосязаемости в туманном пространстве. Никакого страха и тревоги, лишь приятный трепет и умиротворение. Ощущая как меня затягивает в водоворот безмятежности и утешения, я расслабилась, позволяя подсознанию уносить меня всё дальше от реальности и погружаться всё глубже в мир сновидений Лориэна⁴¹.       «Прошу останься...»       Я испуганно открыла глаза, почти теряя весь воздух в легких и все силы в теле. Зрачки сузились и стали бегать взад-вперед по всей комнате, озаряемой лишь несколькими свечами и тлеющими дровами в печи. В панике обсмотрев помещение, я поняла, что лежу на просторной кровати, укутанная теплым пледом из медвежьей шерсти, хотя точно помню, что уснула на стуле. Сердце в миг ушло в пятки, а потом подскочило ввысь, чуть ли не до небес, и забилось с невероятной силой, как бешеное животное загнанное в угол. Резко приподнявшись на локтях с кровати, я стала тщательно осматривать свою одежду и тело, но ничего подозрительного не заметила. Платье всё еще было на мне, плотно завязанное и закрытое, не порванное и не помятое. Чуть успокоившись, испустив секундное напряжение глубоким вздохом, и ещё раз досконально обсмотрев комнату, я заметила что сейчас всё ещё стоит ночь, угли в печи ещё не полностью потухли и вся комната пребывала в полном бардаке, после проведенной ночи с Нельяфинвэ.       По телу пробежался табун мурашек, щекоча кончики пальцев и румяные щеки, как птичье перо и лёгкая весенняя прохлада. Я подумала, что всё это мне приснилось и это всё было сном, лишь разыгравшееся воображение. Но окровавленные бинты на кровати, разбросанная одежда на полу, ещё не остывший отвар лечебных трав, и пряный запах морозной свежести и хвои, указывали на то, что это — всё было реальностью.       Сердце подскочило в груди, не знаю, из-за необъяснимого приступа тревоги или же из-за разгоревшейся внутри жгучей надежды.       «Прошу останься...»       Бархатный голос снова слишком приятно проскользнул в воспоминаниях, лаская уши и сердце. Кожа на затылке онемела, в горле пересохло, колени слегка дрогнули, а руки вспотели. Не заметив как, подушечками пальцев поглаживая недавнее, заботливое, прикосновение к моей правой ладони, я присела на кровать, сгибая колени к груди. Всё внутри залилось теплотой и трепетало, как крылья бабочки и лепестки цветов на ветру. Я не смогла подобрать нужных слов, описывающие моё внутреннее состояние, потому что отчасти сама не разобралась, что творится со мной. Эта покалывающая боль в сердце, подскочивший пульс, и не сползающая улыбка на лице — были не правильны. Но я никак не могла остановить их, как бы не старалась.       Проснувшись в полном одиночестве, я сперва испугалась и запаниковала по нескольким причинам. Во-первых: я подумала, что Маэдрос воспользовался моей уязвимости во время сна, но, к большому облегчению, я оказалась не тронута, к тому же заботливо уложена в кровать и окутана теплым одеялом. Во вторых: я ужаснулась от того, что решила будто бы вся вчерашняя ночь оказалась лишь моим сном, но хватило всего одного взора на комнату, как эта тревога рассеялась. А значит обещание Нелья не плод моего воображения. И это значит, что у нас есть выход, надежда, возможность и долгожданная свобода.       Несколько часов тому назад, после того как я в спешке сбежала с пира, и оказалась перед дворцовыми покоями Нельяфинвэ, расслышав душераздирающие крики и мольбу о помощи, и не предавая особого внимания на здравый рассудок в голове, я проникла в комнату Майтимо, застав его в незабываемой и ужасающей картине.       •       •       •       Каменные стены и пол испачканы густой, алой кровью, мелкая комнатная мебель разбросана по всему помещению, небольшое окно открыто на распашку, позволяя проникать пушистому снегу и морозному холоду в просторы помещения, а потухший огонь в печи слабо тлел под несколькими влажными дровами. Хоть покои и пребывали в ужасном бардаке, но самое, что есть ужасающее в ней было, это — широкая, сгорбленная фигура Маэдроса, сидящего на холодном полу у кровати.       Майтимо сидел, скрестив ноги, и, прокачиваясь взад-вперед, сжимал отсеченную кисть правой руки. От одного взгляда на пострадавшую руку бросало в холодный пот. Перевязанные раннее бинты и складки одежды под ней, пропитались кровью и слились с открывающей взору, внутренностями отрубленной конечности. К тому же, болезненный и измученный вид Нелья, который, от сдерживаемого рыка боли, прокусил губу до крови, и, судорожно дрожали складки между хмурыми бровями, придавали новые краски картине, ясно показывая, какая же эта — невыносимая боль.       Лицезреть собственными глазами момент уязвимости и испытуемого мучительным страданием Маэдроса было до жути чудовищно. Здравый рассудок велел уйти немедля и бежать куда подальше, ведь Нельо — враг, он него добра не жди и сама не проявляй, но моя сочувственная натура и оставшаяся юношеская добросердечность взяли своё и выиграли спор в подсознании.       Следующие секунды прошли словно сквозь призму тумана и отзывались в воспоминаниях тяжёлым запахом горелого метала и головокружительной решимости помочь.       Подорвавшись с места, я первым делом закрыла окно, преграждая путь холодному воздуху и зимнему снегу. Затворив небольшое окошко, я замерла на секунду, выдыхая тёплый пар и соображая «Чем же ему помочь?».       Развернувшись лицом к Маэдросу, который до сих пор не замечал моего присутствия, я бегло осмотрела комнату, глазами выискивая какие-нибудь лекарственные травы или новые чистые повязки. К моему большому счастью, на деревянном столе около кровати, смирно стояли пару прозрачных баночек с сухими растениями и тёмными жидкостями. А у противоположной стены стоял платяной шкаф, явно предназначенный для хранения одежды. «Если я разорву пару блуз и использую их место перевязки, меня же не казнят, верно?» — промелькнула мысль, но размышлять об этом не было времени.       Сглотнув слюну, хоть в горле и пересохло, я подошла ближе к Нелья и присела на корточки перед ним. Мне никогда не приходилось как-то успокаивать кого-то в столь плачевной состоянии, и я понятия не имела как правильно поступить, что сказать, и предпринять. Но руки, сами, осторожно легли на его кулак, поглаживая и чуть сжимая горячую мужскую кисть, а слова сами вышли из уст, не успев я их переосмыслить.       — Я рядом. Всё хорошо.       Мой голос на удивление вышел уверенным, но и мягким, разбивая хрусталь мучительной тишины покоев принца-короля. Маэдрос замер под моей хваткой и перевёл затуманенный взгляд от окровавленной руки на моё лицо. Заглядывая в его привычные янтарные глаза, которые сейчас залились кровью до самых зрачков, я на секунду остолбенела. Потому что, место ярких, огоньком, в этот раз, на меня смотрели две кромешные пустоты. Я, кусая себе щеку изнутри, сжала его руку сильнее, и не прекращала повторять свои слова, как какое-то заклинание.       Этот жест должен был показать Майтимо что он не один, я рядом, и я готова помочь. И не важно, какие последствия меня ждут после принесенной ему пользы. Я лишь знала, что хочу это сделать. Без корыстных замыслов и уступкам за уступок. Конечно, было бы замечательно, если бы Маэдрос смягчиться и позволил мне и Лотвен вернуться в Дориат, но в данный момент, я просто хотела помочь. И ничего иного.       Возможно, я хотела, что бы кто-то так же спас меня. Потому что моя жизнь, как и его правая рука, ощущалась не так как раньше, в ней чего-то не хватало, чего-то важного и родного; что-то обвило её и заключила в кольце мучительной и ужасно долгой боли. Единственный вариант который мы могли развидеть в такой ситуации это — смерть. Я знаю, что Нельяфинвэ просил убить его, когда висел на той чертовой горе, я же прошу того же, потому что наши мучения почти похожи и заключение в этой крепости, для меня, равносильны горе Тангородрим. Только вот, Маэдрос был спасён, тем кем дорожил и любил, а удастся ли мне высвободиться и спастись так же, я не знаю.       — Всё в порядке, я хочу помочь, — прошептала я как можно уверенней, мой подбородок дрожал, а солёные слезы накопились у глаз. — Просто, позволь помочь.       Я привстала поднимая за собой расслабление тело взрослого эльфа, которое оказалось намного тяжелее, чем я могла себе представить. Слава Эру, далеко тащить его на плече не пришлось, — кровать была рядом. Уложив Нельо в постель, как делают это матери с приболевшим ребенком, я принялась развязывать насквозь промокшие бинты, за одно пытаясь не сильно глядеть на торчащею кость и мясо. Рвотный рефлекс работал мастерски, я чувствовала как прожигающая желчь поднималась по пищеводу и дрожали пальцы рук, но судя по страдальческим стенаниям Маэдроса — ему было куда хуже.       Освободив пораненную руку короля от ненужного мусора, я так же аккуратно сняла с него рубашку. Однако, слово «аккуратно» вряд ли бы подходило в данном случае, потому что мне пришлось буквально разорвать одежду на Майтимо. Ведь иными способами от неё я бы не избавилась, да и он, который не в силах даже здраво соображать, вряд ли бы самостоятельно смог бы раздеться.       Хоть я и пыталась не смотреть на оголённую часть тела эльфа, но вечно отворачиваясь от зрелища отсеченной руки, волей не волей засматриваешься на торс мужчины. Даже если раньше и были выражены все самые незначительные мышцы тела, то сейчас, имея возможность близко и ясно рассмотреть каждый сантиметр чужого туловища, сложно было не заметить худощавость и костлявость фигуры принца. Да и всё бледное тело Маэдроса было в глубоких порезах, темных синяках, узорчатых метках, оставленные явно с помощью раскаленного металла.       — На нём совершенно... просто живого места нет! — прикрывая ладонью рот, ошарашенно прошептала я. — Через какие же страдания ему пришлось пройти?       Прохлада сгущающая в комнате, сильно моросила, вызывая сильную дрожь в теле и в челюсти, а пульсирующая боль, в такт биения учащенного сердца, вызывала чувства равносильные сжиганию заживо.       Дрожащими руками, я стала перебирать лекарственные пилюли на столе, сумев перевести взгляд с раненого тела на более приятную картину. К моему удивлению, здесь оказалось много полезных трав, как и их лечебных соков, так и раздробленных порошков. К большому везению Нельяфинвэ, я очень хорошо разбираюсь в растениях, и в Дориате, помимо цветочных венков, часто изготавливала лечебные снадобья.       В панике, несколько раз переставив банки с травами с одного места на другой, я схватила те, в которых были цветы ромашки, шиповника и шалфея. Если изготовить отвар из лекарственных цветов и листьев ромашки, то я смогу промыть воспаленную рану на руке и сделать успокаивающий компресс. Шиповник, в свою очередь, имея хорошие обезболивающие свойства, отлично подойдёт для снятия боли в зоне правой конечности. А шалфей поможет с поднявшейся температурой и укрепит иммунитет от простуды, ибо, мне кажется, сидя в таком холоде, Маэдрос не далёк от гриппа.       Схватив три колбочки с травами, я стала готовить посуду к отвару. Но сперва, нужно было разжечь печь и вскипятить воду. Очистив топливник и зольник от ненужной золы и мокрых дров, я положила на колосник сухую кору дуба для растопки, и, прикрыв поддувало, разожгла печь. Пока огонь разгорался в меленьком пространстве и мельком бегал по стенкам комнаты, озаряя и согревая помещение, я отыскала две глубокие посуды для будущего лекарственного настоя. В миску поменьше я положила две ложки сухой ромашки и залила холодной водой, которую нашла в чане на печи.       За время возгорания растопки, и вычесав всю комнату, я всё же отыскала сухие дрова берёзы. И оттого стало отрадно, ибо с влажной древесиной разжечь печь как следует, до кипения воды, вряд ли бы получилось. «Мокрые дрова содержат в себе большое количество воды и плохо поддаются горению, мало выделяют тепла и оставляют после себя больше сажи.» — говорил Маблунг, когда учил нас с Лотвен разводить костёр. Поэтому моей радости была причина, хоть мелкие занозы с болью впивались в пальцы. Эти дрова я уложила горизонтальными рядами поверх разгоревшейся коры, после чего закрыв дверцу и открыв поддувало, стала дожидаться кипения воды.       Завершив ритуалы за печью, я решилась промыть рану Маэдроса из пока что холодного настоя ромашки. Порывшись в шкафу я схватила первую попавшую рубашку и разорвала её на несколько длинных полос. Одну из них я промочила в ромашковом напитке и осторожно коснулась руки Нельо, проверяя эльфа на ощутимость внешних факторов. Нельяфинвэ вздрогнул от холода, но руку не убрал, и я с предельной осторожностью начала вытирать кровь.       Кровь у основания кисти была темнобурой и густой, с резким металлическим запахом, но я пыталась не задевать место пореза, замечая как кривится лицо принца-короля подо мной. На предплечьях и локтях кровь застыла в неразборчивых алых дорожках и плохо отходила, прилепившись к волосному покрову на руке. Туловище, так же испачканное кровью, пускало волны дрожи и тоже было вытерто на сухо мной. Таз с водой пропитавшись кровью, полностью покраснел переливаясь в темноте с искрами из печи. От каждого моего прикосновения Нельяфинвэ тихо стонал от пульсирующей боли и хмурил брови, сжимая челюсть до скрипа в зубах.       — Потерпи, пожалуйста, — прошептала я дрожащим голосом. — Скоро это закончится. Осталось чуть-чуть и боль пройдёт. Только потерпи.       Мой голос звучал так отдалённо и не знакомо, словно эти слова говорила не я, а кто-то другой. Они звучали в стенках моего черепа и бились об виски, вызывая боль в голове. Эти слова были предназначенные мне, но порой то, что нужно нам, мы говорим другим и не слушаем себя. Прикусив губу, я сжала окровавленную тряпку, и вытерла свои слезы тыльной стороной ладони, продолжив останавливать кровотечение из руки эльфа.       Хорошенько промыв и продезинфицировав рану, я сложила кусок чистой ткани, предварительно замочив его в холодной травяной воде, и приложив на кисть, туго обвязала её вокруг правой руки Маэдроса. Завершив с перевязкой и компрессом, и дождавшись кипения воды в ведре, я заварила чай из плодов шиповника. Лечебный напиток получился насыщенным с кисло-сладким вкусом и запахом. Приподняв голову Нелья, я преподнесла к его рту чашку с чаем. Эльф стал жадно пить лечебный отвар, сам придерживая чашу левой рукой. Высушив весь чай большими глотками, и утолив жажду, Майтимо  лёг обратно, его лицо разгладилось и складки между бровями исчезли, а в теле, хоть и чувствовалось усталость, ощущалась лёгкость. Боль ушла. Как ушла и тревога. Испустив нервный вздох, полный страха и паники, и с трясущими руками и коленями, после долгой работы и ухаживания, я опустилась на деревянный стул около кровати.       На улицу спустились сумерки, погружая мир в кромешный мрак, освещаемый лишь лучами яркого Исиля и вечными звёздами Варды⁴². За окном завыла зимняя метель, пришедшая с северных гор, принося с собой мелкие крупицы снега и лютый мороз. Березовые дрова с жаром полыхали в кирпичной печи, пуская искры ощутимого тепла и чувства безопасности.       Это было неправильно. Я не должна находиться здесь. Это не то место. Это не тот эльф. Это не тот случай, когда я должна испытывать спокойствие. Всё не так!       В уютной и расслабленной тишине покоев недокороля-принца, мои собственные мысли кружись вихрям в голове, нагнетали и забивали меня в угол, тыча острием совести и рассудка, крича, что есть в мочи, о том, что оставаться здесь больше нельзя. Шестое чувство играло на струнах нервов и страха, поднимало адреналин и подгоняло к незамедлительным действиям — бегству.       Кровь в жилах кипела, бурлила и бежала со всех ног, дыхание учащалось с каждой секундой, грудь и легкие вздымались вверх, умещая в себе воздух, которого всё равно становилось мало. Пальцы на руках дрожали и теряли внутреннее тепло и краску, дрожь пробирало до самих костей и безумие овладевая мной, всё сильнее затуманивая сознание.       От чего вдруг стало плохо?       Не оттого ли, что я, несколько раз отгоняя здравый смысл, помогла своему врагу? Или плохое предчувствие сгущалось над головой и било в ноздри новым запахом крови?       Но, что бы там не было, бескорыстная помощь уже совершена, долг гуманной поддержки выполнен, и более иного ждать не нужно. В этом нет нужны и моего желания не имеется. Нельяфинвэ был в не полном сознании, истекая кровью из открытой раны, и, скорее всего, на утро не вспомнит о том, что какая та украденная наложница помогла ему с перевязкой. А я не хочу лишний раз попадаться ему на глаза, и требовать освобождение за принесённую помощь, — это выше моего достоинства. К тому же, я свыклась с моей участью и желаю завершить свою бессмертную жизнь раз и навсегда, приложив к этому свои руки.       Сжимающая боль в висках, распространяясь со лба, окутала всю голову и закрыла проход воздуху в лёгкие. Меня накатила тошнота и раздражение, жизненноважного кислорода стало критически мало, перед глазами потемнело и зарябило. Я подскочила с места, собираясь уйти и прекратить это сумасшествие, поднявшее как ураган из моих чувств и мыслей в голове, но моей холодной ладони коснулось что-то тёплое и приятное. Я замерла, повернув голову в сторону кровати и встретилась с привычными янтарными глазами.       — Прошу останься, — охрипшим голосом вымолвил Маэдрос.       Я ошеломленно застыла в полуобороте, по руке пробежалась тёплая и необъяснимая дрожь, сердце пропустило удар и неожиданно перехватило дыхание. Нельяфинвэ слабо сжал и притянул мою кисть к себе, словно не желая отпускать меня, если я на то решусь. А его светло карие глаза, уставленные прямо на меня, мерцали сонной мглой, жалобно взирая, и, умоляя не оставлять его. Я попыталась высвободить руку от приятной хватки, но эльф укрепил ухватку, и прижал мою руку к собственной груди. От такого рывка действий, я чуть не упала на короля-принца, вовремя удержавшись на ногах.       — Прошу... — почти умолял Нельо прикрывая веки как в полудрёме.       Мысли в какой-то момент умолкли, оставив после себя бездумье и затишье. Всё ещё прибывая в полном оцепенении, я присела обратно на стул, но руку так вернуть и не смогла. Маэдрос держался за неё, как за самую последнею и ценную крупинку успокоения в мире и не ослаблял объятий. В миг, вся аура взрослого и мужественного короля-изгнанника улетучилась, как водяной пар над печью, и мою взору явился ранимый и хрупкий мальчик, на чью долю выпало много страданий и невзгод. Моё сердце пронзило сочувствие и убирать руку с беззащитного тела перехотелось.       Широкая грудь под моей ладонью ритмично вздымалась и опускалась, дыхание было теплым и ровным, а лицо было безмятежным и умиротворённым. Волосы цвета раскаленной лавы и красного коралла, расплылись по кровати и телу, как реки крови на песке. Густые брови, того же цвета, что и волосы, лишь на тон темнее, были расслабленно изогнуты. Сомкнутые длинные ресницы бросали тёмные тени, похожие на скалистые горы. А тонкая полоска обветренных и припухлых губ так и манила задержать на них взгляд. Откровенно разглядывая беззаботное лицо эльфа, я столкнулась с распахнутыми очами первенца Феанора.       — Прости, но, останься еще на пару минут, с тобой спокойно и рука совсем не болит, — на этот раз, глаза Нельяфинвэ горели ясным огнем и уверенностью, хоть голос его был тих и скромен. Не отводя пристального взгляда, блуждающего в глубинах моих зрачков, и не отпуская мою руку, согревая её своей теплотой, Майтимо шёпотом заверил: — Я знаю, ты испытываешь ко мне неприязнь, но позволь отблагодарить тебя за предоставленную помощь. Мои братья поступили неподобающе безрассудно, подвергая вас похищению, поэтому, от имени всех нолдор-изгнаников, я, от чистых помыслов, прошу прощения, но не требую от тебя милости и снисходительности. Как только восстанут первые лучи Анар, я лично сопровожу вас в Дориат, и так же, принесу глубочайшие извинения перед Элу-Тингоном и перед всем его народом.       Затаив дыхание, я с трудом осознавала смысл слов Нельяфинвэ. Моё потрясение было до такой степени большим, что если бы не стул, на котором я сидела, я бы упала на пол. Голову вновь забили тысячи мыслей и слов, хотелось столького сказать: высказаться, поблагодарить, но я молчала, лишь слезы обиды и горечи копились на глазах.       — Я лишь... наберусь сил, — добавил Нельо, поменяв позу, и, кривясь от колючей боли в руке. — Но обещаю, я верну тебя в Бретиль, а пока, ты тоже отдохни.       С этими словами, эльф прикрыл густыми ресницами янтарные глаза, и впрямь намереваясь передохнуть. Моё учащенное сердцебиение ходило ходуном, на лице расплылась улыбка и порозовели щёки. Хотелось сейчас же побежать к Лотвен и предупредить её о такой счастливой новости. Хотелось собрать дорожный багаж, хотя собственных вещей у меня не было, и в нетерпении дожидаться рассвета. Но меня уже давно клонило ко сну, к тому же, моя ладонь до сих пор благополучно лежала на груди, у сердца нолдорского принца; хотя он ее отпустил, но я так и не решилась убрать её по собственной воли.       Рассчитывая сложную дилемму, я всё же приняла решение остаться рядом с Маэдросом, и сообщить такую отрадную весть подруге перед самым выходом в счастливую дорогу. Я откинулась на спинку стула и сомкнула веки, представляя как весь кошмар, в длинною несколько недель, закончиться, и, я и Лотвен вернёмся в былые светлые времена. Как пройдёт дорога домой, где я и Лотвен сможем ощутить свежий, до боли родной, запах лесов и лугов. Как я и Лотвен снова будем счастливы и снимем с себя оковы «украденных наложниц». Как я и Лотвен...       Представляя все жизнерадостные моменты беззаботного будущего перед глазами, я ощущала некую нотку тревоги и напряжения. Все мои видения были наполнены темнотой и смутой, нагоняя панику. Предчувствие странно были в перепонки ушей и звенели как гигантские колокола, в не погоду. Скорее всего это из-за перепадов настроения и обстоятельств. Нагонять себя по этому поводу не хотелось, как и не хотелось портить такой прекрасный момент. Переживать не о чём. Всё будет хорошо. Это всё закончится на рассвете. На рассвете я буду свободна.       Я привела чувства в спокойствие, выровняла дыхание, и, приготовилась погрузиться в сады сновидений Лориэна, а по моей щеке скатилась одинокая слеза.       Слеза надежды.

𖤍 𖤍 𖤍

      — Лотвен, ты не представляешь... — я бежала со всех ног и ни на секунду не останавливалась, потому мой голос охрип, а дыхание участилось. — Я... Ты... Мы сможем скоро вернуться... — со скоростью отворив тяжелую деревянную дверь я вбежала в нашу комнату, но как только я перешагнула порог, то слово «домой» так и не вырвалось из моих уст, а застряло на пол пути, где-то в горловых связках, утопая в поднимающейся тревоге.       Как дыхание, так и ноги замедлили движение. Глаза округлись и сразу же сузились в плохом предчувствии, оценив холодное и пустующее помещение. Лоб покрылся испариной холодного пота, а ладони вспотели. В горле застрял сухой и едкий ком. Ноги стали каменными скалами, которых было тяжело сдвинуть с места, но я смогла сделать пару шагов вперёд переступая высокий порог помещения.       Тень на тонкой занавеске, что разделяла предоставленную комнату на две части, принадлежало ни кому иначе как Лотвен. Но гробовая тишина и смертельно удушающая аура зажгли сильнейшею тревогу в моём недавно счастливом сердце. По телу прошёлся холодок, и с трясущими руками, я приподняла ткань, заглядывая в закрытую часть комнаты.       Моему взору явилось тело молодой девушки подвешенное голубой лентой к деревянным балкам на потолке. Проведя глазами сверху вниз, я увидела лужу бордовой крови и окровавленные осколки стекла на полу. Белое, как мрамор, платье на девушке развивались на морозном ветру, как предсмертное дыхание пойманной лани.       Мое собственное тело замерло как вкопанное, сердце пропустила один удар, а потом и вовсе ушло в пятки. Мне показалось, что на миг моя душа покинула тело и вся развернувшаяся картина передо мной была чужда мне, и это лишь плод моего воображения или страшный сон сосланный дьяволами. Серый мир перед глазами поплыл как весенние ручейки алой крови. Мне захотелось закричать и завыть, но удушающая боль в горле с комом на перекос сдавили грудь и я упала на колени обвив руками окоченевшее тело подруги.       И пусть многочисленные осколки впились мне в кожу, и пусть холод с пола впитался в мои суставы и кости — я не отпущу Лответ.       Я не могла поднять голову выше, что бы взглянуть ей в лицо, поэтому уткнулась сильнее в её холодное бедро. Я не могла увидеть её безжизненные, тусклые и померкшие глаза, когда-то блестящие полной жизненной силой. Я не могла лицезреть её смерть.       Это всё не правда. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Это не правда. Так не должно было быть. Мы должны были вернуться домой. Мы должны были... Должны были...       Мои покрасневшие глаза залились слезами, и накрыв зрачки до краёв, потекли ручьями по щеке. Мертвой хваткой вцепившись в подолы сорочки Лотвен, я тряслась от всхлипываний, так и не проронив и слова.       Это больно. Настолько больно, что боль захватило меня сполна и простым словам не было там места. Грудная клетка вздымала и опускаться сдавливая сердце и легкие. Это невыносимо больно.       Я потеряла счёт времени и одному лишь Эру известно, сколько я простояла на коленах подле мертвой подруги. Слезы на глазах уже перестали бежать, оставив высохшие следы на щеках, губы треснули, как и струны моей души.       Открыв веки я смогла осмотреть тело девушки покинувшее мир сей. Цвет ее кожи потерял былую краску и свежесть, ноги окоченели как стволы дерева, всё тело было холодным, бледным, и уже покрылось коркой инея. От былых пышных форм не осталось и следа, сейчас Лотвен была похожа на высохший стебель цветка, потерявший все свои соки. Тонкие пальцы рук застыли как голые ветви берёзы в зимнею стужу. От запястья до локтей, обе руки были в глубоких порезах. Кровь, что стекала с них, застыла на холодном полу и конечностях, в виде мелких капель, как спелые ягоды рябины. Медленно и выше поднимая глаза я встретилась с взглядом двух мёртвых бездн. Глаза Лотвен были открыты и прямо смотрели на меня. Её лицо не отражало злости и гнева, а как обычно — мягкость и невинность.       Даже став окаменелым трупом, Лотвен не переставала излучать кротость и нежность. И даже если её лицо и руки, ноги и платье, были в порезах, царапинах и крови, она выглядела как одна из спустившихся с небес ангелов. Я отшатнулась и, упав на спину, поползла назад.       Слишком больно смотреть ей в глаза. Я не выдержу.       Чуть отступив он мертвой подруги, я врезалась в стену, а моих рук коснулось что-то твёрдое. Обратив взгляд в сторону ладони, я обнаружила листок бумаги. Этот скомканный лист был перепачкан кровью и слезами, но я смогла распознать в нём почерк Лотвен.       Ухватившись в него обеих руками, словно тонущий за соломинку, как голодающий за крошку еды, я стала, быстро, на сколько могла, читать то, что было написано рукой моей подруги. На скорую руку написанное письмо с местами запачканное в крови, было сложно рассмотреть и прочесть, но я смогла узнать содержание.       Это была предсмертная записка Лотвен:

      «Прости Арэриль, но я так больше не могу. Когда ты прочтёшь это письмо, надеюсь я буду уже мертва, а ты проживешь ещё долгую, счастливую жизнь. Всё что я когда-либо делала, я старалась делать это для твоего блага. Я пыталась быть для тебя полезной и хорошей подругой. Пыталась не быть обузой и через чур наивной. Прошу ни держи на меня зла, за что бы там не было. Тьелькормо обещал, что если я буду послушной и кроткой, он отпустит нас. Он обещал, что если я буду делать так, как он говорит, то мы будем свободны. И мы сможем вернуться домой, обратно в Дориат. Но, Туркафинвэ не сдержал обещание, и тебя увели к Нельо. Я пыталась его отговорить, но ты оказалась права. Тогда, он пообещал, что если я отдамся ему, то он пощадит и отпустит тебя...

Он сделал мне больно. Он делал мне больно несколько раз. После этого он оставил меня одну и я не смогла стерпеть. Прошу прости Арэдель. Но я и вправду так больше не могу.

Ты была права. Ты всегда во всём была права. Им нельзя было доверять. С ними не возможно подружится. Они коварны и жестоки. Ты была права.»

      «Ты была права.»       Быстро пробежав по строкам, я прижала к сердцу лист и заплакала в голос шатаясь на месте. Ком отпустил и из меня наконец-то вышел рев и вой, как у одинокой волчицы с умершими детьми, которых перед её глазами же съедали тысячи стервятников. В разрывающее сердце словно вцепились стальные когти зверя, а души клевал острый клюв птицы. Меня разрывало от боли на части, но всё что я могла — это кричать и молить о помощи захлебываясь в собственных слезах.       — Помогите. Помогите. Прошу, помогите мне.       Но никто не пришёл. Никто не откликнулся на зов и мольбу. Никто не явился. Почему, когда вчера Маэдросу нужна была помощь, ему помогли, а когда прошу я — никого нет? Мне тоже нужна помощь. Мне тоже нужна поддержка. Мне тоже бывает невыносимо больно!       Сжимая одной рукой письмо, а другой, от внутренней сдавливающей боли в груди, вырывая волосы с корнями, я кричала пока не стих голос и не оборвались связки.       До никого нет дела, что там делает украденная наложница. Никому не интересно, почему она плачет и зовёт на помощь. Им всё равно, да пусть она хоть сдохнет. Им всё равно.       Руки сами коснулись осколка на полу, а потом подвели к беззащитной коже на запястье.       Нет. Да.       Во мне боролись две стороны. Разве я могу дальше жить? Разве Лотвен не желала мне долгой, счастливой жизни? Но разве я смогу жить без неё? Разве смогу смириться?       Нет, не смогу. Не смогу смириться. Я тоже так не могу.       Рука что держала осколок стекла, сжала его так сильно, что он впился мне в кожу, пуская по краям алую кровь, но я больше не чувствовала физической боли.       — Я убью тебя Тьелькормо, — прошипела я сощурив окровавленные от пролитых слез глаза хищной птицы. — Я убью тебя, а потом убью себя. Ты заплатишь за это!       Ели как встав на ватных ногах, с кучей мелких осколков в коленах, с прилипшим платьем от крови, я пошатываясь из стороны в сторону, вышла из комнаты, последний раз бросив долгий взгляд на подвешенное тело Лотвен. Морозный ветер моросит кожу на лице и играл с волосами, клочья которых остались валяться на холодном полу около лужи крови и трупа невинной девушки. В миг появившаяся ненависть и желания отомстить улетучились как тёплый пар, что я отчаянно выдыхаю. Сил что-либо делать не осталось, поэтому, опустив плечи и голову, я шла куда глядят глаза.       Не перебирая снежного пути, и, оставшись одной в зимней ночи я слегла на мерзлую землю. Белые снежинки, кружась в порывах зимнего ветра, спадали мне на тело, обжигая каждую голую клетку кожи. По покрасневшим щекам стекли горькие слезы полные отчаяния. Всматриваясь вперёд и пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь серый туман ночи, я сдавшись, прикрыла глаза, надеясь что и моя смерть наконец-то явилась воочию.       Но вдруг над моим лицом раздался знакомый мужской голос:       — Арэриль?       Приоткрыв веки, сквозь пелену слез и смерти, я не смогла точно рассмотреть эльфа передо мной, а голос которым он звал меня, перемешался в памяти. Но сейчас это было неважно. Моё тело полностью обмякло на снегу и я потеряла сознание.