Амброзия

Откуда у вас вражды и распри? Не отсюда ли, от вожделений ваших, воюющих в членах ваших? Желаете — и не имеете; убиваете и завидуете — и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете, потому что не просите. Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений.

Но тем большую дает благодать; посему и сказано: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать.

Итак покоритесь Богу; противостаньте диаволу, и убежит от вас.

Приблизьтесь к Богу, и приблизится к вам; очистите руки, грешники, исправьте сердца, двоедушные.

Сокрушайтесь, плачьте и рыдайте; смех ваш да обратится в плач, и радость — в печаль.

Смиритесь пред Господом, и вознесет вас.

Послание Иакова 4:1-10

      Осколок свалился с окровавленных концов пинцета и звонко ударился о дно металлического лотка. Я скривился от боли, когда она снова завела пинцет мне под кожу в поисках очередных кусочков дроби.       — Тише, я почти добралась.       Я дернулся. Невольно. Я до последнего пытался держать контроль, тело само взяло верх над сознанием, но она спокойно остановила плечо рукой и вдавила его вниз силой. София вытащила пинцет с ещё одним блестящим металлическим кусочком из раны. Алюминиевая резаная проволока. Местная шпана может начинить оружейный патрон чем угодно, даже этим мусором. Ещё повезло, что не какая-нибудь оцинковка, от которой рана ноет ещё месяц.       — Если будете дёргаться, то будет больнее, Уильям.       София утёрла проступившую из-под бордового платка каплю пота, медленно скатывавшуюся по лбу. Её холодные нежные руки были чистыми, несмотря на то, что всё моё плечо было в крови, она явно делала это не впервые и ловко обращалась с медицинскими инструментами. София снова хладнокровно углубила концы пинцета в рану, послышался тихий чавкающий звук. Я стиснул зубы и задержал дыхание. Я не мог, не успевал ей сказать ни то, почему я дёргаюсь, ни то, чтобы не называла меня так.       — Это, должно быть, последний.       Она бросила окровавленный, кривой и заострённый кусок проволоки на лоток к остальным. Я с облегчением выдохнул и утёр проступивший на лбу пот. Отдышаться было сложно, операция длилась, казалось, вечность, но прошло всего около часа с тех пор, как я лёг на её постель. Икона Богородицы, свисавшая с её шеи, блестела под светом свеч, распятый Иисус глядел на меня сверху вниз с креста, висевшего над входной дверью, святые с православных икон, стоявших на столе в углу, укоризненно наблюдали за происходящим. София встала с края кровати и открыла комод.       — Вам повезло, — томно сказала она и достала шовный набор: крючкообразная игла и недлинный моток чёрной капроновой нити, намотанный на кусочек картона, — Повезло, что я умею это делать. Но Вам стоило обратиться к кому-нибудь нужного профиля, а не ко мне.       — Показалось, что сестра милосердия справится с этим лучше всех.       — Я Вам не сестра милосердия, Уильям, я — матриарх катодосской церкви, — оскорблённо поправила она. София взяла бутылку с прозрачной жидкостью и смочила руки, смыв немногочисленные капли крови в лоток. Аромат спирта тотчас распространился вокруг.       — Прошу прощения, матриарх. Я не отвлёк Вас от важных церковных дел? Мне больше некуда было идти. С такой-то раной тяжело заснуть. А Господь требовал помогать каждому, кто просит помощи.       — В Библии нет таких слов, Уильям, Вы это выдумали, — с лёгкой улыбкой ответила она.       — Может быть, но уверен, Он бы был недоволен, если бы Вы отказались мне помочь.       — У вас что, нет врачей в штате? — София взяла бутылку в руки, — Сейчас будет больно, придётся потереть.       Она, не стесняясь, полила доброй порцией водки мои пулевые отверстия на плече. И без того воспалённые раны тут же вздыбились и начали дико щипать, будто это была не водка, а соляная кислота. Я вновь стиснул зубы, сжал кулаки и тихо закряхтел, не в силах сдерживаться. Но уже через несколько секунд острая боль стихла и я смог выдохнуть. София, как ни в чём не бывало, разложила нить и ловко завела её в ушко иглы с первой попытки.       — Есть, — ответил я после долгой отдышки, — Есть врачи, но сейчас я никому не доверяю, а тем более ЦЕРБЕРу.       — Дим, который не доверяет собственным хозяевам? Вы не перестаёте меня удивлять.       София взглянула на мою обнажённую грудь, провела пальцем по свежим, недавно затянувшимся шрамам от адских цепей, посмотрела на старые рубцы от пуль и порезов, на ожоги и свежие ссадины. Она как будто читала их как книгу моей жизни, читала молча, словно понимала эти «слова» и что они значат, а потом вновь отвернулась к моим воспалённым дырам на плече.       — Раны в Аду хоть и быстро затягиваются сами, но шрамы остаются навсегда. Вы правильно сделали, что обратились ко мне за помощью, иначе на вашей груди стало бы ещё меньше свободного места.       Она смочила инструменты водкой, взяла держатель с крючковидной иглой и поднесла ближе.       — Это не какое-то штатное задание, ведь так? — спросила она, — Иначе бы и ЦЕРБЕР бояться не было бы смысла.       — Необычное, верно. Всего лишь результат моего возмездия.       — Вы всё также гоняетесь за местью?       — И не намерен останавливаться, пока не сделаю всё, что должен…       Я вновь сморщился и зашипел от боли, когда она проткнула мне кожу и потянула за нить. София, словно не видела моих страданий, хладнокровно и ловко орудовала пинцетом, зажимом и крючковидной иглой, делая быстрые и тонкие стяжки на моей коже, в конце получался аккуратный шов.       — Зачем тебе всё это? Вся эта месть? Разве ты не понимаешь, что ходишь по лезвию ножа? — продолжила она, неожиданно сменив тон на более неформальный, непривычный для неё.       — Только так моя жизнь имеет хоть какой-то смысл, — ответил я в небольшом перерыве перед новым стежком, — А иначе, сдохни я завтра, ничего не поменяется.       София украдкой глянула на меня исподлобья, лишь на долю секунды оторвавшись от зашивания раны.       — Ты мне напоминаешь кое-кого, Уильям. Одного старого товарища из моего отряда — Мигеля. Он точно также, как и ты, всё время говорил о мести. Всё время гнался за возмездием, рассказывал мне о справедливости, о том, как это важно, о смысле жизни. И к чему привела его эта погоня за смертью? К закономерному бесславному и глупому концу. Он её нагнал, а она не стала противиться забрать его жизнь, — она нагнулась и откусила нить. Переместившись к следующей ране, ещё раз взглянула на моё лицо, — А ты очень на него похож, те же слова и тот же взгляд — тяжёлый взгляд. Полный несчастья, слепой ненависти. Глядя тебе в глаза, я вижу его. Но мне не нравится это.       — Вы были близки?       — Возможно, Уильям, людям свойственно сближаться. Иногда очень сильно. Ровно также близкие люди разбегаются так далеко, что не узнают друг друга, встретившись на одной улице или в кафе. Сколько таких близких бывает у человека за жизнь? А за две жизни? Цепляться за каждого? Нет, это точно не лучшая идея. А что касается Мигеля… Он просто мой товарищ, сейчас я помню его только так — товарищ, целью которого была только месть.       — Товарищ по оружию, да? И в каком отряде? — уточнил я, будто зацепился за ниточку клубка её прошлого. София будто не услышала моего вопроса, снова сунула мне острие под кожу. Я раскалился от боли, а она наоборот: через несколько секунд её голос стал расслабленным, как будто мы всегда были старыми друзьями.       — Да. Мы были в одном отряде. «Lenguas Escarlatas», — ответила она на чистом испанском.       — И что это значит?       — «Алые языки», если по-вашему. Борцы за свободы, повстанцы, партизаны, а на самом деле, обычные наёмники, сражавшиеся за тех, за кого скажут. Нас было шестеро. Мигель, Майор, Джеки, Сэм, Рыжий и я — Пятисотая.       — Пятисотая? — с нескрываемым интересом переспросил я, от чего София залилась видным румянцем и скромно улыбнулась.       — Не нужно так удивляться, у меня было много имён. Я была опытным стрелком, Уильям. Знаю, звучит странно, особенно в нынешнем положении, но я была лучшей в своём деле. А «Пятисотая»… Потому что пятьсот метров было расстоянием, на котором я не промахивалась. Никогда. Я всегда попадала точно в цель, — её глаза заблестели, от чего она застенчиво отвела их в сторону, — «Пятьсот» было нашим кодовым словом, если я его слышала, значит, противник находился в зоне поражения, а в свою очередь это значило одно — мой выход. А со временем это слово стало моим прозвищем. Пятисотая. Хм. Забавно даже как-то… — она тихо посмеялась, но тут же сдержала смех, будто стеснялась его. Её взгляд рассеялся, она на миг погрузилась в воспоминания, — Конечно, если была ясная погода с отличной видимостью, оптика и немного времени, я могла попасть хоть белке в глаз на расстоянии и больше километра, но пятьсот… Хм, пятьсот метров всегда было моей любимой длиной.       — Сначала наемница Пятисотая, а теперь матриарх София?       — Это прошлое, Уильям, — с грустной улыбкой ответила она, — Главное не то, кем мы были, а то, кто мы сейчас. Тебе ли не знать? Мы должны меняться, находясь в Аду, осознать свои ошибки, былые согрешения и исправиться. Стать новыми, чистыми и праведными, отказаться от ереси и греха. Иначе зачем тогда Господь создал это место?       — Чтобы мы мучались? — съязвил я, но София проглотила это, демонстрируя стойкость и подставив вторую щеку.       — Господь справедлив ко всем. Мы здесь все не просто так — у каждого есть грех, за который Небесный суд отправил отбывать вечность именно сюда.       — Считаешь, что у тебя было достаточно грехов, чтобы тебя сюда сослали?       — Считаю, что многие из тех, кто сейчас живёт в Альбалаполисе, не заслуживают там находиться, но все, кто здесь, и я в том числе, находятся в Преисподней заслуженно.       — Как по мне, это скорее выглядит как ссылка неугодных, а не виновных.       — А за что ты здесь оказался, Уильям? — спросила она, приступая к последней ране. Я, уже привыкнув к боли, лишь немного поморщился.       — Я не помню. Я ничего не помню из своей прошлой жизни и мало что помню из этой. Мне не снятся сны, а воспоминания задерживаются едва ли на десяток лет.       — Проклятье забвения? — догадалась она и обернулась на меня с взволнованным видом.       — Ты что-нибудь знаешь об этом?       — Только то, что это одно из самых суровых наказаний. Забыть, кто мы есть, кем мы были… Это страшно. Попав сюда, всё, чем является душа, это воспоминания, о себе и о прошлой жизни. Мы храним их, проносим сквозь года, как сокровище или как бремя, которое должны нести вечность. А ты… — она глубоко вздохнула, заглянув мне в глаза, — Видимо, совершил что-то по-настоящему страшное, раз тебя лишили самого дорогого.       — Хрень это всё. Помни-не помни, какая разница, мы всё равно уже здесь. Мы как в выгребной яме, выброшенный скот, ненужные, гонимые, которых не нужно жалеть. Какая теперь разница, кем мы были в прошлом. Господь нас забыл, мы не нужны ему. Вот кто мы, София, изгнанники.       София не ответила. Она снова, будто погрузившись куда-то в себя, только методично занималась раной. Несколько стежков, элегантно завязанный хирургический узел, что даже нить не торчит. Она отставила держатель, пинцет, ещё раз смочила руки, только уже водой из кувшина, стоявшего под кроватью.       — Помнишь, ты спросил… — неожиданно продолжила она, — Тогда, в тот первый день нашей встречи, ты спросил, действительно ли я верю, что Господь вернётся и спасёт нас? Я никогда не сомневалась в этом и правда верила, что это произойдёт, но… После этого вопроса, моя вера… она словно пошатнулась. И сейчас. Твои слова… в них нет лжи, тебе есть на что злиться. Это, конечно, плохо, но я не осуждаю тебя за эти изречения, я тебя понимаю. Понимаю, как любой другой сосланный сюда. Это тяжело, ведь, кажется, здесь нет никакой справедливости. Может, и правда верить в то, что нас спасут после того, как отправили сюда, глупо, но… Мне всё это время не позволяла совесть сказать, что этого не произойдёт. Как я могу говорить своим прихожанам о Сошествии Господнем и не верить в это? Но я поняла, что вера — это не вопрос, на который нужно знать ответ. Я не знаю, когда Господь придёт, но я знаю, что это случится. Что Он придёт, обязательно придёт и Он спасёт меня.       — Да с чего бы это? С чего вдруг Ему спасать нас?       — Не знаю, потому что в этом и суть веры.       — А зачем себя обременять верой? Это глупо. Биться лбом о пол в молитвах ради того, кто уже давно этих молитв не слышит.       — Но ты же веришь, что убьёшь его, верно? — твёрдо сказала она. Её взгляд в миг стал стальным и холодным, — А я считаю это глупым. Каждый так считает, это самоубийство, но, даже зная это, ты готов продолжать. Рисковать жизнью. Зачем? Разве не из-за веры?       Я не ответил. Не потому что она была права, а потому что молчание было лучшим ответом.       — Вера — всё, что у нас осталось, Уильям.       — Жажда. Жажда возмездия. Вот, что осталось внутри меня. И никакая вера здесь ни при чём. Я буду искать его, София, именно его. И я его найду. Снова. Я убью этого ангела, эту тварь, что лишила её жизни. Даже если бы он прямо сейчас стоял передо мной здесь, в этой комнате, я бы убил его голыми руками.       София, услышав мои слова, встрепенулась и побледнела. Её охватил неведомый страх, я увидел это, хоть она и старалась не подавать виду. Встретившись со мной взглядом, она боязно отвернулась, резко встала, схватила лоток с инструментами и понесла его в другой конец. Оперившись об изголовье кровати, я поднялся и сел, смотря ей в спину. Она будто боялась повернуться ко мне лицом. Она боялась, но не меня.       — Он снова был здесь, ведь так? — догадался я по её реакции. София не ответила, молчанием подтверждая мои слова, — Что он хотел?       — Тебя, — тихо ответила она, — Он искал тебя.       — Что он сказал?       — Он сказал, что имя ему Иезекииль; что он — длань, держащая меч божественного правосудия; что — он Кара Небесная, настигнувшая шею каждого согрешившего против имени Господа; что он — возмездие Его, что настигнет чрево каждого неверного, кто скрывает у себя богоотступника; что он — пламя священного огня, что сожжёт каждого грешника, кто покрывает с нечистыми помыслами его врагов; что меч его порубит ближних тех, кто намеренно утаивает его преследователей, предателей и лжецов. Он хотел знать, кто в него стрелял и кто его выдал. Но я не сказала ничего. Ничего. Ни слова ему не сказала.       — Он легко бы понял, что ты лжёшь.       — И пусть. Но я бы ничего не сказала про тебя. Может, он и знал, что я лгу, но он также знал, что я бы молчала до конца, даже если бы он меня убил. Но я не боюсь. Больше не боюсь.       — Почему? — искренне недоумевал я.       — А ты правда не понимаешь?       София подошла ближе и подсела ко мне, упершись своим бедром в моё. Она стянула багровый платок, впервые оголив свою голову передо мной. Каштановые густые локоны были собраны в аккуратный пучок сзади. Редкие седые волосы, точно серебряные нити, блестели при слабом свете свечей. От неё пахло ладаном и пчелиным воском.       — Потому что, Уильям, — продолжила она полушепотом, — Вера сильнее, чем страх смерти. Потому что ты показал мне, что, когда не боишься умереть, то многие вещи становятся действительно важными. Что жизнь становится более весомой, когда в ней есть смысл, а не простое существование, бесцельное и бесславное. И пусть я умру, но… ради того, у кого есть цель, кто заслуживает эту жертву, умереть не так страшно.       — Ты готова была умереть за меня?       — Если бы это понадобилось, то да. Я бы умерла за тебя хоть тысячу раз.       Она положила холодные руки мне на грудь и попыталась улыбнуться. Вновь я ощутил непередаваемую лёгкость и умиротворение от её простого прикосновения. Верил ли я в Бога? Не знаю, но что-то божественное в ней точно было. Её большие тёмные глаза сверкнули в отблеске свечи. София недвусмысленно провела взглядом по моему телу, сжав губы в тонкую линию. Я почувствовал её дыхание, её холодную руку, которая медленно тянулась вниз. Почувствовал, что должен был это сделать — коснуться её, прижаться. Но она прочитала это в моём взгляде раньше, чем я успел это сделать. София грустно улыбнулась, отведя взгляд в другую сторону.       — Тебе нужно идти, — словно оттолкнув меня, сказала она.       — Я могу ненадолго остаться…       — Нет. Это будет лишнее, — София встала и, отвернувшись от меня, вновь накинула бордовый платок на волосы, — Скоро проснутся остальные, не хотелось бы, чтобы они застали кого-то в моих покоях. Прихожане рано собираются у ворот, сёстры скоро будут приводить храм в порядок, да и… Вожделение — самый страшный грех.       С протяжным выдохом я накинул рубашку на плечи. София старалась не смотреть в мою сторону, пока я одевался, но как только был готов молча уйти, она обернулась, опустила голову, собрав руки в замок, начала тихо читать молитву:       — Боже Милостивый, прилежно молю Тебя: раба твое днесь просвети, и от всякого зла сохрани, ко благому деянию настави, и на путь спасения направи. Аминь.       — Аминь.       Чёрство ответил я и вышел, тихо прикрыв дверь.       

⛧⛧⛧

      Хотелось пить. Нет, хотелось напиться. Горло драло от жажды. Плечо поднывало от любого движения. Очередная волна паники накатила сверху. Я решил начать день с пары глотков бурбона. Пары десятков. Была бы амброзия, я бы смочил ей швы и горло. От одной мысли начало потряхивать, а челюсть неприятно сжалась. Ломка. Она бы сказала, что это просто ломка и пройдёт.

— Это просто ломка.

      Подтвердила она, когда я прикусил палец, чтобы дать боли чуть успокоить расшатанные нервы. Хотелось ей резко что-нибудь ответить, но я боялся даже думать об этом при ней. Она знала всё, о чём я думаю. Я не мог ей перечить. Нет, я её не боюсь. Вроде бы…       В одной руке я держал руль, во второй болтался бурбон. Ещё пара глотков и бутылка кончилась. Не помогло. Плечо всё также ныло, голова в тумане, а теперь к этому прибавилась тошнота и кислый привкус во рту.       Сигарета тлела на иссохших губах, изо рта разило спиртом. Я толкнул тугую дверь, завалившись в участок, и тут же почувствовал на себе пристальный взор от десятка зевак вокруг. С хмурым, неприветливым видом, прошёл мимо кабинета Вальта, кафетерия и кучки безмозглых желторотых димов с нижних этажей. Я громко фыркнул в их сторону, от чего они боязно вздрогнули и, покосившись на меня, проводили взглядом. Я ловил неприветливые взгляды и от штатных демонов, с которыми столкнулся по пути наверх, один из них бросил в мою сторону издевательский смешок, второй лишь скривил и без того уродливую морду в знак полного презрения. Радоваться было нечему, я совсем не имел никакого желания здесь находится, а события прошлого вечера отбили всякое желание стараться это скрывать. Даже с Джонни работы здесь было практически никакой, а без него так и подавно. Боялся, что шеф на скорую руку поставит мне в напарники какого-нибудь придурка из новичков, что он запряжёт меня его обучать или что-то в этом роде, а может и вовсе отправит в другой отдел разбираться со штатной бюрократической волокитой.       Я сглатывал сухость на горле, но во рту будто не было слюны. Снова схватила дрожь, но уже не так сильно, просто неприятно. Только я потянулся за ручкой в дверь нашего офиса, как она резко открылась и на меня тут же вывалилась Алиса.       — Ой! — крикнула она, завалившись мне на грудь.       Я еле устоял на ногах, в последний момент поймал её за плечо и под пояс, машинально прижав к себе. Алиса испуганно вцепилась ногтями мне в плечи, начала в панике перебирать ногами, пытаясь удержать равновесие. Её лодыжки едва не вывихнулись от подобных танцев на каблуках, но всё-таки, не без моей помощи, она устояла. Смахнув рыжие волосы с лица, она глянула на меня и попыталась было улыбнуться, но, увидев мою хмурую физиономию и сжатую челюсть, тоже в миг помрачнела.       — Привет, — приветливо, насколько могла, сказала она.       — Доброе утро.       Я деликатно отодвинул её в сторону и вошёл в офис, стремительно, не замечая никого, направившись в свой угол. По звонкому стуку каблуков я понял — Алиса спешно шла за мной.       — Билл, подожди!       Но я не стал её ждать. Я дошёл до своего рабочего места, прыгнул на кресло, закинув ноги на стол, выбил сигарету из пачки и закурил. Алиса стояла передо мной, будто в чём-то провинилась.       — Мне жаль, — тихо сказала она.       — За что?       — За Джонни. Это, наверное, ужасно, когда теряешь напарника.       — Приятного мало.       — Вальтазар сказал, что вы попали в засаду и его застрелили в перестрелке. Какой кошмар! Я… даже не знаю, что сказать, просто кошмар.       — Вальт так сказал? — переспросил я, слушая её в разы внимательнее. Алиса коротко покивала мне.       — Да. Сегодня утром сказал всем, что Джонни погиб на задании. Как хорошо, что с тобой всё в порядке.       — Да, это точно, — я покривился и затянулся, что было мочи, медленно выдыхая дым через нос.       — Слушай, тут вечером будет что-то вроде поминок, так что… Придёшь?       — Поминки? В Аду? — недоумевал я.       — Мне показалось, что будет правильно почтить товарища. Джонни с нами всё-таки столько лет проработал, почему бы не посидеть офисом, выпили бы там… Не знаю. Пообщались… Что думаешь?       Алиса вновь меня куда-то приглашает. Странно, но каждый такой вечер заканчивался чем-то плохим. Что-то подсказывало мне, что и сегодня должно быть также.       — Кто-то ещё будет?       — Должны быть, по крайней мере, я позвала всех кроме тебя. Тебя теперь тоже, получается. Надеюсь, ты тоже придёшь, потому что…       — Нет, ну вы просто послушайте эту тишину, парни. Никакого пиздежа вокруг. Ни тупых историй. Никаких ублюдских рож. Идиллия!       Из центра зала послышался мерзкий голос, больше похожий на скрип ржавых дверных петель. Алиса и я обернулись. Это был Рон Ченски. Он пытался привлечь к себе как можно больше внимания.       — Ага! Идиллия! — поддержал тупоголовый Глен Девид Грегори и загоготал во всё горло. Все, находившиеся в офисе, оглянулись понаблюдать это представление. Рон с ублюдской улыбочкой продолжал:       — Скажи, Глен, старичок, такое чувство, что даже дышать легче стало. Не могу понять, в чём причина? Может, потому что самый бесполезный и тупой из димов наконец-то сдох? — он глянул в мою сторону, — А может, даже ещё парочка скоро покинет этот офис навсегда?       Вот же сука. Теперь ему это с рук не сойдёт.       Я оттолкнулся от стола, резко встал и быстрым шагом направился прямо к нему. Рон, будто не замечая меня, лыбился и ждал, когда я подойду поближе. А я уже сжимал кулаки, рассчитывая расстояние до его наглой морды. Он ожидал, что я снова просто его попугаю, что буду играть в этот глупый цирк «Попробуй врезать мне при всех», думает, что я этого не сделаю, и глубоко ошибается.       — Макалистер? Что-то не так? Тебе, по-моему, нужно…       Я врезал ему со всей силы. Под костяшками моего кулака я почувствовал, как сильно прогибается его хрящ и хрустят кости носа. Рон завалился и упал на плечо. Из его носа тут же хлынула кровь, которую он начал размазывать по лицу кулаком. Рон до конца не мог понять, что произошло, поднял пустой взгляд на меня, когда я уже становился на колено, чтобы продолжить. Намотав его ворот на кулак, я приподнял его голову повыше для удобства. Удар. Ещё. И ещё. И ещё.       Кто-то тяжелый навалился на меня сзади, схватил за предплечье и заломил руки за спиной. С силой он поднял меня, оторвав от разбитого ебала Ченски. Это был не Глен — Глен подошёл к Рону и начал помогать ему подняться. По прокуренной жилетке я понял, что держал меня Жан Томпсон.       — С-сука! — завопил Рон надломленым голосом, отхаркивая кровь себе под ноги. Я не рыпался, только злобно смотрел в его сторону, — Я тебе… Я тебе… — кричал он и сопел, как разъярённый бык, — Сука! Вальт узнает и пизда тебе. Я тебя порешаю, сука! Пиздец тебе, Макалистер. Пиздец, тебе…       Рон вполне мог мне врезать в ответ, пока меня мёртвой хваткой держал Жан, но он испугался. Его максимум — это оскорбления и угрозы в мою сторону, поэтому он быстро ретировался куда-то в сторону уборной. Тяжелое прокуренное дыхание Жана било мне в шею, он не отпускал мои руки, даже когда Рон уже был на безопасном для него расстоянии.       — Я в норме, Жан, — сказал я, — Можешь отпустить.       — Как только я отпущу, Макалистер, ты побежишь за ним, — серьезно ответил он.       — Если я это сделаю, разрешаю мне сломать руки.       Жан усмехнулся.       — Хорошая сделка. Договорились.       Он разжал мне предплечья. Руки ныли не столько от залома, сколько от крепкого захвата.       — Хорошая хватка, — сказал я, потирая запястье. Жан только хмыкнул, покашлял в кулак и побрёл обратно к своему столу.       Народ, разочарованный, что продолжения зрелища не получилось, вновь стал расходится по своим местам, гулко обсуждая произошедшее.       — Кажется, они не придут сегодня на поминки… — сказала Алиса, провожая взглядом димов из нашего офиса, тяжело вздохнула и жалобно обняла себя за плечи.       Краем глаза на полу я заметил капли крови Рона, а затем глянул на свой разбитый кулак с горящей красной кожей. В голове резко вспыхнули и заиграли образы вчерашнего вечера: жалобный плачь Джаннет, Джонни, захлёбывающийся кровью на моих руках, кучка трусливых ублюдков, застреленных мной, полыхающий ресторан, пламя разрывающее темноту ночи и наглую завравшуюся рожу Вальтазара. Вспомнил Кассандру, проклятую вечность прожившую в Тартаре; Аида, который использовал меня для своих целей; ангела, который снова избежал моего возмездия; мою дочь, обезглавленную на алтаре в заброшенной фабрике.       — Так что насчёт вечера? — боязно спросила Алиса.       — Мне нужно поговорить с шефом, — ответил я, направляясь к лестнице.       — По поводу поминок?       — По поводу всего.       Вскочив с места, я вышел прочь из офиса. Дверь за мной с грохотом захлопнулась. Растерянная Алиса осталась непонимающе смотреть мне в след.       Я бесцеремонно ворвался в его кабинет. Вальт сидел с сигаретой в зубах, щурясь сквозь крохотные очки, глянул на меня, стоявшего в дверном проходе. Разглядев, он спокойно опустил лицо обратно, выдохнул облако серого дыма через нос и продолжил заполнять бумаги, будто приглашая меня.       — Я просил тебя не врываться ко мне вот так? — Вальт облизнул кончик пальца и перелистнул страницу, — Если ты на счёт Ченски, то не волнуйся, — устало сказал он, не поднимая головы, — Я совсем не против, чтобы ты ему врезал. Дедовщина бывает полезной. Но лучше больше так не делай.       Я молча прошёл вперёд и сел на тысячу раз проклятый, неудобный деревянный стул возле его стола. Стул этот ненавидит весь Ад, не знаю, где он его взял, но выставил специально для посетителей. Поясница сразу заныла, как только мой зад коснулся сидушки. Вальт, приспустив очки с носа, уже более внимательно глянул на меня. Подняв брови, он молча ждал, будто спрашивая: «Что?».       — Надо поговорить, — спокойно начал я.       — Смотря о чём, — шеф медленно снял очки, положил их в футляр и пару раз сильно сожмурил уставшие глаза. Он глубоко затянулся и продолжил, выдыхая дым вперёд, в мою сторону, — Если насчёт работы, то пока что могу тебя отпустить, сегодня ничего не дам, если куда-то нужно по делам, держать не буду. А если насчёт вчерашнего, — он снова глубоко затянулся, — То там говорить не о чем. И не раздражай меня, Макалистер, ты сделал, что хотел, я тебя останавливать не стал, даже более того, там всё выгорело дотла, никто даже из патрулей не приехал. Его больше нет, Билл, давай забудем об этом. У меня уже голова болит от этой темы.       — Кто такая Кассандра Николаус?       Услышав это имя, Вальтазар завис. Его рот приоткрылся, глаза глядели куда-то сквозь меня. Всё, что двигалось на его теле — дрожащие зрачки. Вальт прислушался, словно улавливая в воздухе эхо моих слов, но потом стал серьёзнее обычного, даже более того, он нахмурился и несколько раз побил тлеющим кончиком сигары о край пепельницы, стряхивая сгоревший до серого пепла табак.       — Она мертва, — ответил он, не поднимая взгляда.       — Ложь, — протянул я, злобно оскалившись, — Грёбаная брехня!       — Следи за языком, Билл. Она мертва, ещё раз скажу, и это точно — её никто не видел уже по меньшей мере полвека. Что тебе нужно от неё? Откуда ты вообще знаешь это имя?       — Она мне его сама сказала.       — Что? — с нервным смешком спросил он, поднявшись в кресле повыше, — Что ты несёшь? Это невозможно.       — Вчера. В Тартаре. Она работает на Аида… Точнее, работой это назвать сложно, ведь она в его власти. И говорила она такие вещи, о которых никто кроме неё не мог знать.       — Значит, она всё это время… Адова сера.       Вальт помрачнел и погрузился в мысли, прикрыв глаза. Он сглотнул, мотнув головой, и только тихо, хриплым басом ответил:       — До сегодняшнего дня я понятия не имел, что она всё ещё жива. Чёрт, бедняга. И что с ней? Как она? Не изменилась?       — Тяжелый взгляд, железная хватка и уже попыталась меня убить.       — Да, похоже на неё, — он понуро усмехнулся, — Похоже на Златоглазку.       — Вальт, — окликнул я его. Он встрепенулся и снова направил взгляд на меня, — Что с ней произошло?       — Смотря с какого момента тебе нужно.       — С самого начала. С тех пор, как она появилась здесь. Я хочу знать всё, Вальт.       Он молча кивнул и расслабился, его лицо стало мягким, насколько это возможно, он откинулся на скрипучем кресле, неспешно начиная историю:       — Было это очень давно. Уже не вспомню, когда точно, лет семьдесят назад или даже больше. Около того. Мы тогда работали ещё в Асфоделе, сорок первый. Ты, наверное, и не помнишь этот участок. Я и сам тогда был обычным штатником, которому всучили на попечительство отряд молокососов. Просто детский сад какой-то. Димская реформа тогда только входила в новый официальный оборот, очередная попытка заставить души контролировать самих себя, Люцифер считал это отличной идеей, Абаддон поддержал, а на деле вся возня с вами свалилась на нас, штатников, поэтому было принято решение наградить опытных демонов парочкой тупоголовых димов. Вот ты, Билл, был среди них, среди первых, и сразу было понятно, что ты вольёшься быстро. Ты делал работу безукоризненно и ответственно. К четвёртой волне ты уже был одним из самых опытных, лет пятнадцать, или даже двадцать отслужил, неплохо в Дите обосновался, знал, что к чему, как делать работу и не влезать в неприятности. Кассандра была в этой волне, и когда она переступила порог… я увидел точную копию тебя: тот же взгляд, та ответственность, те же принципы. Идея поставить вас вместе возникла моментально, ожидал, что ты научишь девочку всем премудростям димского дела, покажешь, как работают в ЦЕРБЕРе. Но я не ожидал, что всё так серьёзно у вас закрутится. Через всего каких-то полгода она стала твоей женой.       — Я знаю, — с неожиданной дрожью в голосе ответил я.       Вальт задумчиво кивнул.       — Несмотря на все любовные интрижки, у меня не было никаких претензий к вашей работе. Вы были… эталоном. То, как вы работали, вызывало у одной половины восхищение, а у второй половины гневную зависть. Весь Асфодель знал про пару димов, что тут следят за порядком и охотятся за просроками. За вашу работу я закрывал глаза на многое, на очень много самовольностей, как и сейчас это делаю.       — Как она оказалась в Тартаре, Вальт? Что произошло?       — Не так всё должно было быть, — с глубоким вздохом ответил он.       — Я уже слишком много раз слышал это от тебя.       — Лет пятьдесят назад была одна подпольная шайка. Очередная группа винтоваров, распространявших наркоту у нас за спинами, в обход, скажем так, контролируемого трафика. Когда Люциферу не отстёгивают его половину, ЦЕРБЕР должен с этим разобраться. Меня тогда посадили заниматься этим делом. Это, можно сказать, было моим экзаменом, и если бы справился, то меня бы ждало хорошенькое повышение по службе. Но дело было… вялым. Толком на них ничего не было, но гонора было хоть отбавляй. Их нужно либо взять под свой контроль, либо изничтожить в зачатке. Крышевать проще и безопаснее для всех, чем бороться с подпольем, глубоко пустившим свои корни в местный малый бизнес. ЦЕРБЕРу лучше курировать все поставки, получать откаты и не давать выходить за переделы отведённой территории, чем потом расхлёбывать очередную районную нарковойну двух картелей. Я вышел на них, на главного, всё порешали, договорились о сделке. Обычное дело. Сделка была проще некуда: деньги за власть. Никакого насилия, никакой пальбы, никаких угроз, обычный договор купли-продажи. Это был лучший вариант, идеальный, самый простой. Мы проводили такие транзакции десятки раз и почти каждый раз у нас был посредник — Тартар. Аид давно этим занимается, он что-то вроде офшора, у них там в Тартаре свои законы и порядки, которые не действуют в Дите. Он знал своё дело, всегда выручал ЦЕРБЕР в таких вопросах, а мы не обижали. Мы приехали в Тартар, всё привезли, подготовились, даже пушки не взяли. Но… — он скривился, — В последний момент что-то пошло не так. То-ли с нашей частью договора юристы накосячили, то-ли они в последний момент барыги заломили цену настолько, что мы не потянули. Я запросил больше средств у начальства, но получил закономерный отказ. Сделка висела на волоске, терять её я не хотел. Это решало бы моё будущее: либо я просру банду, либо сделаю всё, и меня ждёт повышение. Но эти пидары даже не хотели торговаться. И тогда, неожиданно, Аид предложил свой вариант: купить лучшего нашего человека за сумму, что была необходима для договора с винтоварами. На кой хрен ему нужен был человек, я не знаю, но он хотел так, а для меня продать одного человека за это — было просто спасением. Как ты понимаешь, выбор был между тобой и Кассандрой. И я снова выбрал тебя.       — Ты мог выбрать кого угодно другого.       — Не мог, Билл. Аид был честным с нами все эти годы, он не подвёл нас ни разу, а тут ещё и буквально решил спасти в последний момент. Мы не могли потерять его доверие к ЦЕРБЕРу из-за некачественного человека. Он пошёл нам навстречу, я не мог его обмануть, не бога Подземного мира.       — Да может он сам всё это заварил? Ты не думал об этом?       — Может, а у меня был выбор? Думаешь, я бы стал предъявлять что-то Аиду? Билл, не будь таким наивным.       — И что, Кассандра вот так просто согласилась на это? Согласилась продать себя за твоё повышение?       — Ты думаешь, её кто-то спрашивал? — злобно усмехнулся он, — Подписала всё, что ей сказали. Выбора никто не давал. Если бы она отказалась — пулю в висок и поехали бы за тобой. Она знала это, подписала, как миленькая всё подписала. Аид выполнил свою часть сделки, а мы получили в руки контроль над подпольной шайкой. Правда, самих наркобарыг уже через пару месяцев пришлось вырезать подчистую. Зато повышение получил, уже неплохо.       — Ты продал мою жену за барыг? За своё повышение?!       — А что мне по-твоему было делать? А? Скажи мне? Ты думаешь, я бы поступил иначе?       — И я даже не заметил её пропажи?       — Ещё как заметил. У тебя был тот же взгляд, что и сейчас. Бешенный. Ты не мог найти себе места, искал её везде, узнавал, расспрашивал, вынюхивал. Каждый день ты спрашивал, что произошло, но я молчал, не мог сказать тебе правду, ты бы возненавидел меня тогда, а я не мог потерять сразу двух лучших димов. Но, признаться честно, я был готов сказать тебе, что она мертва, просто чтобы ты успокоился. Придумал какую-то историю с засадой, с её неаккуратностью и закономерной смертью, как вдруг ты стал всё меньше ей интересоваться. Сначала перестал мотаться по всему Диту в её поисках, потом вопросы по типу: «Где ты её последний раз видел?», стали «Почему её давно не было в участке?». Ты как бы забывал, что произошло, забывал её, а через какое-то время ты и вовсе перестал ей интересоваться. Совсем. Однажды я рискнул тебя спросить, слышал ли ты что-то о Кассандре Николаус, но ты, словно никогда раньше не слышав это имя, лишь просто безразлично помотал головой. Ты забыл её тогда окончательно. А я не стал тебе напоминать. Казалось, что та история давно закончена.       — Тебе хоть немного жаль? Ты понимаешь, что ты сделал? — прошипел я, сдерживая нахлынувшую злость, но Вальт лишь издевательски улыбнулся.       — Конечно, понимаю — я выполнил задание, приняв самое выгодное решение. Жаль ли мне? Кого? Человека? Билл, я демон, я начальник центрального участка ЦЕРБЕРа. Мне не жаль людей, мне на них плевать, они для меня жалкие души, которых я надзираю всю свою жизнь. Они для меня грязь, что должна плавать в болоте, а не населять Дит. Тебе самому жалко их? Ты убил своими руками сотни. Что ты чувствуешь, когда своих убиваешь? Жалко?       — Они мне не свои, они мне никто.       — Вот именно. Они никто. Поэтому запомни, Билл, запомни это на всю свою оставшуюся жизнь — мне не жаль никого, ни одной души, ни её, ни тебя. Мы не друзья, пока ты человек, пока я имею всю власть над тобой. Ты для меня — инструмент, ты мне нужен, пока ты работаешь, но, как только сломаешься, тебя тут же заменят. Запомни, Билл, я не колебался, когда мне нужно было отдать Кассандру, я не колебался, когда нужно было убить Джонни, и я не буду колебаться, если мне нужно будет убить тебя.       Он подтянулся к столу, взял футляр и снова надел очки, принявшись демонстративно заполнять журнал, не замечая меня более. Это было его последнее слово, которым он указывал мне на дверь. Добавить мне было нечего, злость переполняла, но я ничего не могу ему сделать, только выйти.

⛧⛧⛧

      После обеда многие начали разъезжаться в город по работе, участок стремительно пустел. Разговор с Вальтом только разжигал во мне ещё большую ненависть к этому месту. Я тоже решил под шумок сбежать и уехать к Кассандре, с которой мы должны были скоро, как было обещано, встретится. Мне очень хотелось её вновь увидеть, поговорить, обсудить всё, что рассказал мне Вальтазар — эту неприятную правду, которая скрывалась от меня все эти годы и вот, наконец, открылась.       Выйдя на парковку, я сразу бросил взгляд в сторону своей машины, а настроение моё в миг стало ещё хуже. Возле неё, не стесняясь ни проходящих мимо димов, ни штатных демонов, оперевшись своими худыми бёдрами прямо о капот, стояла Кэт. Я остановился в десяти метрах от неё, она не успела меня заметить. Кэт была одета намного скромнее чем обычно: простые серые джинсы и чёрная куртка, в карманы которой она сунула замёрзшие руки. Она скучающе глядела на редко проезжающие мимо машины, даже не замечая, как нагло и самоуверенно она ошивалась прямо перед участком ЦЕРБЕРа. Удивительно, как до сих пор её никто не спросил или не попытался хотя бы проверить документы. Я огляделся по сторонам, проверив на наличие ненужных зевак, и медленно подошёл к ней ближе.       — Что ты здесь делаешь? — тут же спросил я, как только оказался возле машины. Кэт, услышав мой голос, медленно повернула голову.       — Тебя жду, очевидно же, — она насмешливо вздёрнула брови вверх, наклонила голову в сторону и ухмыльнулась, — Пришла к тебе домой, а ты дверь не открываешь. Подумала, что ты не хочешь меня видеть, а потом вспомнила, что ты ходишь на свою глупую работу.       — А если бы меня не было в участке?       — Но твоя же машина здесь.       — А если бы я не вышел сейчас?       — Ждала бы, пока не выйдешь. Мне то что, я безработная, могу хоть до ночи тут стоять.       — И что тебе нужно? Деньги уже закончились? Я ожидал, что их хватит хотя бы на неделю.       — Может, я просто соскучилась?       — Ты? Не похоже на тебя. Что сегодня? Деньги, амброзия или опять с кем-то разобраться? — уже прямо спросил я. Её язвительная манера тут же сошла на нет, она замялась, — Только давай быстрее, у меня есть дела поважнее.       — Мне нужно тебе кое-что сказать.       — Настолько срочно?       — Да, настолько срочно.       — И что же это?       Кэт помотала глазами из стороны в сторону, будто проверяя окрестности, а потом наклонилась чуть вперёд и негромко сказала:       — Ты должен пообещать, что перестанешь его искать? Сейчас пообещай.       — Кого «его»?       — Ты знаешь, о ком я. Об… ангеле.       — Опять за старое? Даже не начинай Кэт, мы уже обсудили это.       Я попытался добраться до замка́, чтобы открыть машину, но Кэт перегородила мне дорогу своим телом. Я поднял на неё глаза и нахмурился.       — Кто тебя на это надоумил?       — Ты должен пообещать.       — Я не буду тебе ничего обещать, ясно?       Я внаглую отодвинул её телом и открыл дверь, но Кэт со всей силы захлопнула её обратно, недовольно насупив брови мне в ответ.       — Да что на тебя нашло?! — не выдержал я.       — Я знаю, что ты хочешь сделать сейчас. Поедешь его искать. Поедешь снова рисковать всем. Не делай этого, Билл.       — Тебе какая разница, куда я поеду?       — Ты не понимаешь, что за ним стоит кто-то могущественный? Что если найдёшь его, то найдёшь ещё больше проблем.       — А ты откуда знаешь?       — Просто… знаю, — снова замялась она, убрав настырный взгляд в сторону, — Слухи разные ходят.       — Какие слухи?       — Всякие слухи, Билл, — она снова перешла на нахальный тон, — Все девочки у нас только об этом говорят. После той истории в «Гоморре», слухи о сам-знаешь-ком начали расползаться быстрее, чем огонь по траве. Как и о человеке, что стрелял в него в ту ночь. Говорят, что ангел уже начал всех подряд убивать в поисках тебя, и что его прячут, и что его не просто так в Ад привезли, это всё чей-то хитрый план по свержению власти.       — Это просто слухи. Не верь всему, что слышишь. Он ёбаный психопат, и всё. А когда я его найду, всем от этого станет только лучше.       — Да ты на себя посмотри. Это не просто слухи, понял? Я знаю… Не могу сказать откуда, но ты должен мне поверить. Он очень опасен. А ты за ним бегаешь, себя подставляешь, а я уже твой подельник считай, тебя видели вместе со мной, понимаешь, к чему я клоню? Если ты переступишь ему дорогу, он будет гоняться за тобой по всему Диту.       — Пусть попробует. Я буду ждать.       — С ума сошёл? Как ты собираешься его убивать? Да если даже убьёшь, за тобой придут другие, те, кто прикрывает его. Он не один, Билл, пойми, ты просто так не избежишь последствий. Доберутся до тебя, а значит, и до меня тоже.       — Боишься за свою шкуру?       — Ты совсем придурок?! А тебе нормально рисковать жизнью, и ещё меня подставлять? Я вообще жертва в этой ситуации. И я не хочу ещё от какой-нибудь мафии скрываться, мне своих проблем хватает если что.       — Если и так, даже если за мной кто-то и придёт, вряд ли им будет нужна бывшая проститутка, Катрин, — услышав это имя, Кэт злобно оскалилась, и тыкнула мне в грудь пальцем.       — Не называй меня так!       Я, не заметив тычка, только ещё раз огляделся, открыл дверь и кивнул ей в сторону:       — Садись, довезу тебя до дома. Я не собираюсь с тобой тут долго сюсюкаться, Кэт, у меня ещё куча дел.       — Какой же ты…       Кэт только было хотела сказать очередное колкое оскорбление в мой адрес, как её на полуслове перебил звонкий женский голос:       — А это ещё кто такая? — послышалось за спиной.       Я обернулся, а Кэт глянула за моё плечо. Нам навстречу уверенно двигалась Алиса. Жан, в паре с которым она шла пару секунд назад, безразлично глянул на нас и, пустив клуб дыма перед собой, спокойно побрёл в сторону своего коричневого Понтиака. Алиса злобно смотрела сквозь меня в сторону Кэт.       — Ты перепутала панель с участком, девочка? — саркастично добавила Алиса, — Ты кто такая, спрашиваю?       — Меня зовут Нетвоёдело, — невозмутимо ответила Кэт, выйдя из-за моей спины и посмотрев Алисе в глаза.       — Я гляжу, ты очень дерзкая дрянь, раз решила искать клиентов прямо у центрального участка ЦЕРБЕРа?       — Тебе же это не мешает. А я вижу, тебя давно никто не трахал? Могу помочь, у меня хорошие связи, я знаю парочку тех, кто может тебя хорошенько отыметь.       — Слушай сюда, шалава, прошу по-хорошему, гуляй отсюда и не смей даже на километр приближаться к моему парню.       — Я не твой парень, Алиса, — ответил я, но обе девушки будто проигнорировали этот факт. Кэт, в свойственной ей манере, на грубые нападки Алисы только снисходительно ухмыльнулась ей в лицо.       — Твой парень? Ох, у меня для тебя плохие новости — он тебе изменяет.       — С кем это? С тобой? — вырвался у неё нервный смешок, — Думаешь, я поверю в эту чушь? Билл любит, когда есть за что схватиться.       Алиса по-лисьи ехидно улыбнулась, выпялив вываливающуюся из расстёгнутой рубашки пышную грудь вперёд, и подтянула её локтями повыше. Взгляд Кэт, как и любого бы другого, невольно упал на декольте, и она, как ни странно, обиженно скривилась, а снисходительная ухмылка превратилась в озлобленный оскал. Как бы я ни старался закрыть их друг от друга, все мои попытки были тщетны: что одна, что вторая, старательно искали взгляды друг друга и высказывали всё только прямо в лицо.       — Билл, — неожиданно обратилась ко мне Алиса, не убирая насмешливый взгляд с лица Кэт, — Я разочарована. Думала, у тебя есть вкус. Выбрать самую дешёвую потаскуху — не твой уровень.       — Заткнись нахер! — резко выпалила Кэт самое злобное «нахер», которое я от неё слышал. Алиса будто ждала этой реакции, смотря на неё сверху вниз, она сделала ещё один шаг ближе, продолжая её провоцировать. Она — офицер ЦЕРБЕРа, я прекрасно понимал, чего она добивается. Задумка была проста: вывести Кэт из себя, вынудить её совершить глупую неосторожность и задержать её на месте.       — Иначе что, а? Что ты мне сделаешь? Задавишь грудью? Ой, прости, называть это грудью было слишком громко.       — Я тебе волосы выдерну, сука!       — Кэт, не стоит, — попытался остановить её я, отодвинув в сторону.       — Кэт? Значит, это и есть ты? Та шлюха, за которой он ездил в ту ночь? Приятно познакомиться, Кэт. Хочешь что-то мне сказать? Ну попробуй, тварь. Попробуй. Я тебя на месте порешаю, грязная сука!       Алиса уже положила руку на пистолет, попыталась сделать ещё один шаг, но упёрлась в моё плечо.       — Не угрожай ей, Алиса. Не смей. Не при мне. — жёстко ответил ей я, от чего Алиса резко остепенилась и удивлённо подняла на меня глаза.       — Слышала? — издевательски поддержала Кэт, — Не угрожай мне, а иначе он тебе руки переломает, поняла? Видишь, он любит меня больше.       — Кэт, заткнись! — попытался заткнуть её я, но её поток издевательских уколов уже было не остановить:       — Только представь, насколько я лучше тебя, раз он предпочитает мою скромную грудь твоим шикарным сиськам. Ты бы видела его взгляд, когда я раздеваюсь, не может оторваться, да, Билли? О да, он засыпает на моей плоской груди как маленький ребёнок, аж слюни текут. Боже, и так каждую ночь. Каждую ночь, услышала? И шепчет моё имя. А тебя, дорогуша, он трахал только из жалости.       — Кэт, закрой свой рот и садись в машину!       — Не надо, я сама доберусь, — глумливо продолжала она, вырывая руку из моего несильного захвата, — Вечером приеду к тебе, как обычно, развлечёмся. Правда же, Билли? До встречи.       Кэт быстрым шагом вышла за территорию участка и пошла наперерез дороги на другую сторону улицы. Алиса, тяжело дыша в порыве ещё бушующей злости, провожала нахальную девушку взглядом, но потом уже подняла глаза на меня. На её лице читалось глубокая оскорбленность, предательство и простая обида. «Почему она?» говорила она мне этим немым взглядом. А я даже не мог ответить на этот вопрос.       Нашу неловкую молчаливую сцену нарушил рычащий мотор и громкий гудок. Это был Жан, только что подъехавший поближе. Он опустил окно и выдохнул густой дым.       — Поехали, — всё также равнодушно сказал он напарнице. Но Алиса, словно окаменела, не реагируя на его слова, — Левитт! Ты едешь? У нас три адреса, давай живее.       Алиса покачала головой, грустно припустила потухший взгляд и всё же направилась в сторону машины. Усевшись на переднее сиденье, она громко хлопнула дверью. Жан едва заметно недовольно закатил глаза, мельком укоризненно глянул на меня и нажал на газ.

⛧⛧⛧

      Только глядя на мост в Тартар у меня уже разболелась голова, горло задрало жгучей горечью, а в груди что-то неприятно защемило. Это место с каждым моим посещением будто забирало часть меня. Дыхание сперло, как будто я погружался на ржавом скрипучем лифте в серную шахту, хотя воздух здесь был чище, чем в любом другом месте Асфоделя. Он был чистым, но очень душным, стоячим, мёртвым, будто в комнате закрыли все окна лет на сто. Ни ветерка, ни прохлады, я вдыхал и выдыхал воздух из собственных лёгких. Пустота. В воздухе, на ровных улицах, в квадратных домах, в глазах местных жителей. Духи вновь выстроились вдоль улицы, приветствуя моё появление. Хотелось съехать с дороги на тротуар и на всей скорости переехать всю эту толпу, раскидать их ватные тела, проехаться по ним, но что-то мне подсказывает, что боли они не чувствуют, да и убить их, в каком-то смысле, нельзя. Сомневаюсь, что в них осталось хоть что-то живое, только пустая оболочка.

      — Я такая же?

      Послышалось со стороны.       Она сидела рядом со мной, на пассажирском месте, и глядела на духов через боковое окно.       — Нет, не такая же, — ответил ей я и закусил сигаретный фильтр зубами, — Ты живая. А они просто куклы.

— Живая…

      Прошептала она.       Я затянулся и повернул глаза на неё: она всё также таращилась на улицу, провожая взглядом каждого бестолкового призрака. Она будто задумалась о чём-то. Иногда её поведение мне совсем не понятно.       Нужный дом я нашёл не без труда, в этих идентичных кварталах запутаться раз плюнуть, но я вовремя обнаружил следы от шин, оставленных мной после вчерашней погони. Фарфоровых лиц, наблюдающих из-за углов или в окнах, как ни странно, не было. Я вышел на улицу, бросил окурок в сторону и, выдохнув последний глоток табачного дыма, огляделся. Никого. Ни души. Кажется, Кассандра позаботилась о том, чтобы никто не помешал нам в этот раз, уверен, она знает, как это сделать.       Поднявшись наверх, я неуверенно шагнул внутрь, боясь никого там не обнаружить, но Кассандра уже ждала меня. Высокая фигура в сером платье и чёрном капюшоне стояла в углу, облокотившись о стену, сложив руки на груди и скрестив ноги. Увидев меня, она не сильно изменилась в лице, разве что её пристальный взгляд, глаза золотого цвета, повернулись немного в сторону и смотрели только на меня.       — Я уже думала, ты не приедешь, — сказала она, оттолкнувшись задом от стены.       — Задержали. На работе.       — Да какая там работа, мне-то не рассказывай.       Кассандра подошла поближе, смело, почти в упор. Она была выше меня на полголовы, из-за чего наш взгляд был на одном уровне. Я не привык к такому, привык смотреть сверху, но Кассандра словно придавливала меня вниз. Она уверенно, уже без какой-либо робости, вглядывалась в меня, пыталась по глазам прочитать, о чём я думаю. Зрачки прошли сверху вниз и обратно.       — Раз ты здесь, значит, Вальтазар всё же рассказал правду? Теперь ты мне веришь?       — Всё, что он говорит, может легко оказаться ложью.       — Он рассказал, что со мной сделали? Почему я здесь? Почему я не могу покинуть этот проклятый город?       — Он только сказал, что тебя продали, втянули в какую-то сделку с Аидом.       Кассандра устало выдохнула, отвернулась и подошла поближе к оконной раме, глядя на пустующие дома Тартара.       — Продали… Хорошее слово. Вальтазар сказал, что это на время, это нужно было для дела и за мной вернутся. А я ему поверила. Дура. Но вот уже пятьдесят лет я жду, когда за мной всё-таки придут, — она обернулась, — А пришёл ты, как ни странно, тот, кого я меньше всего ожидала увидеть.       — Ты удивлена?       — Удивлена, что ты ещё жив. Зная твой вспыльчивый нрав, я бы не удивилась, если бы ты вляпался в какую-нибудь похожую историю.       — Ты не поверишь, но вляпаться в одну историю я всё-таки смог. Именно поэтому мне нужен Аид. Но я не понимаю, зачем ему нужна ты.       — Следить за порядком. И не только в доме, но и во всём городе. Я не просто домоправительница, как ты уже понял. Днём я слежу за прислугой, а ночью за улицами этого треклятого некрополя, по большей части отстреливая тех, кто забрался слишком глубоко. Лучше с ними разберусь я, чем духи сожрут и будут потом бесчинствовать.       — С ними бывают проблемы?       — С духами? Бывают, если нажрутся плоти. Но я уже научилась их усмирять и следить, чтобы никто не устроил неприятностей. Аид не любит беспорядок.       — Тогда зачем ему нужен я?       — Я тоже задаюсь этим вопросом, Билл. Возможно, Аид не доверяет мне, или ему нужен кто-то не на таком коротком поводке, как я, кто сможет что-то делать в Дите и за его пределами.       — У него есть дела в Дите?       — Уверена, что есть, но какие… Я не рискую копать слишком глубоко под него. Секреты богов могут стоить слишком дорого.       — Я могу тебе чем-то помочь? — с надеждой спросил я, но Кассандра только ухмыльнулась.       — Помочь? Да. Постарайся не оказаться на моём месте.       — Кассандра, ты поняла о чём я: как мне тебя спасти?       — Меня не спасти, Билл, я продана. Аид — мой душеприказчик, контракт подписан, даже Люцифер не смог бы ничего с этим сделать. Я навсегда останусь здесь, в его власти. Мне не нужна помощь. Точно не мне.       — Если ты не хочешь, чтобы я тебя спасал, тогда зачем я здесь? Зачем вся эта секретность? Почему Аид не должен видеть нас вместе?       Кассандра вновь задумчиво обернулась к окну.       — За голову демонессы Аид пообещал тебе что-то ценное, верно? Что это было?       — Желание.       — И что ты пожелал от бога?       — Найти ангела по имени Иезекииль.       — Ангела? Того самого? Ты хоть знаешь, за кем гоняешься?       — Кассандра, почти каждый пытался мне вдолбить насколько он опасен, но я скажу тебе то же, что говорил всем — мне плевать. Я убью его, чего бы мне это не стоило.       Она обернулась, её взгляд вновь стал стальным, она смотрела на меня так, будто услышала что-то важное для себя.       — Я не собираюсь отговаривать тебя. Наоборот. Я хочу помочь. Он убил кого-то важного для тебя? Этот взгляд…       — Моего ребёнка.       — Вот как? Тогда это многое объясняет.       — Что именно объясняет? Почему ты спросила? Ты что-то знаешь?       — Знаю. Возможно… Но всё не так просто. Кажется, что ты стал участником очень древней войны, сам того не подозревая. Я понимаю, это кажется абсурдом, но… Ты знаешь о трёх царях Подземного Царства?       — Нет, не знаю.       — Это история Ада, которая уже давно обросла легендами. Одной из них является легенда о Разделённом Царстве. Когда-то этот самый Ад был совсем другим. Он был раздельным, имел своих богов, своих царей и владык. В той Преисподней было троевластие, три государства, три правителя, три бога. Аид, Анубис и Хель. Дит — столица Подземного Царства, Дуат и Секет — крупнейшие города бескрайних земель египетских богов, ныне носящих имя Долины Пепла, и Хельмгард — столица ледяного Хельмхейма. И, казалось, что мир этот будет таким вечно. Но спустился в этот мир не кто иной, как сам Люцифер, и решил, что этому миру нужны изменения, что Ад нужно объединить под знаменем одного правителя — Его самого. Требование столь же громкое, сколь и громадной была его армия. Это было не предложение, а ультиматум — присягни или умри. Но, конечно, ни один из богов не принял нового правителя. Они не могли преклонить колено перед ангелом, не богом, не владыкой этих земель, не законным царём, а самопровозглашённым самозванцем. Война была неизбежна. И эта война началась. Война, которую мы знаем, как Великая. Падшие ангелы, орды демонов и всемогущие дьяволы, освобождённые из темниц — армия Люцифера казалась непобедимой. Перед ним не мог устоять никто, даже боги. Золотое царство Дуат было превращено в руины и пепел за считанные дни, а Анубис заживо похоронен под чёрными песками. Следующим был Дит — бескрайний город Аида, названный его же именем. Хоть у Аида и была хорошая армия, лучшая в Аду, но удержать город казалось невозможно, он был вынужден бежать в Тартар, за его неприступные стены, спасать семью и остатки самых верных и сильных. Он уже потерял любимого Цербера, потерял своих верных князей и судей, своих монстров, что защищали этот мир, и не мог потерять всё в этой войне. Аид знал, что случилось с Анубисом, его ждала та же участь, если он не подчинился бы. Тартар держался долго, десятилетия, но это было вопросом времени.       — А Хель?       — Хель тянула до последнего. Несмотря на просьбы Аида вступить в войну, она медлила. Может, также боялась, зная, что Люцифер может с ней сделать, а может, просто ждала лучшего момента, чтобы сделать предложение о союзе победившей стороне. Как бы там ни было, Хель в войну так и не вступила, несмотря ни на просьбы Аида, ни на требования своего народа. Война так и не дошла до Хельхейма, но не потому что Люцифер не захотел. Он был готов идти до конца, доказать всем и вся, что он — новый бог этого мира, и, пробей он стены Тартара, весь Ад бы приклонился в тот же миг. Но в какой-то момент всё затихло, что-то остановило Люцифера. Что-то или кто-то.       — Фурии.       — Именно. Фурии были той силой, что могла склонить чаши весов в какую-то сторону. Но они сохраняли нейтралитет до последнего. Я не знаю, почему они не вступили в войну, почему не помогли Аиду, и что именно Люцифер предложил им за лояльность. Власть? Свободу? Земли? Титулы? Это знают только они, но Великая война закончилась на этом — когда Мегера, Тисифона и Алекто призвали стороны к переговорам. А точнее сказать, принудили. Аид уже был в осаде и у него был шанс оставить себе хотя бы часть былого величия, остаться царём, вместо того чтобы сгинуть также, как Анубис. Хель пошла на уступки, также как и Аид, была готова к перемирию на тех условиях.       — Но Хель же в темнице под Медной горой.       — Да, что-то произошло и её пленили. Мы не знаем почему. Хельмхель до сих пор сопротивляется и не признаёт нового владыку, каждый житель провозглашает Хель своей богиней. Но Люциферу был нужен только статус, признание богов Ада, ему плевать на эти земли и эти души.       — Зачем?       — Потому что он не бог, Билл, а всего лишь ангел. Чуть больше, чем демон, меньше, чем дьявол, но точно не божество. Титулы в этом мире решают намного больше, чем тебе кажется. К нему бы никто не относился, как к равному, и уж точно не стал бы преклонять колени без признания, но не теперь. После всего этого, после разгромной кровопролитной войны, после того, как его признали Аид и Хель, после принятия новых законов между мирами, после того, как судьями выступили фурии, он наконец стал тем, кем хотел — новым единым правителем Ада, царём Подземного мира. Богом, если хотите.       — Но причём здесь тот самый ангел, Кассандра?       — А при всём, Билл. История повторяется. Пророчество о павшем с небес, что установит новый миропорядок, кто убьёт старых богов и провозгласит новых. Люцифер боится этого пророчества. А тут — падший ангел вторгается в Ад и начинает творить вакханалию — убивает ребёнка, убивает людей и остаётся безнаказанным. Вот только масштаб войны будет куда больше, это будет война между мирами. После принятия всех обязательств между Адом и Раем, Люцифер много раз нарушал эти самые обязательства. Между мирами потоком шла контрабанда, целые баржи прибывали и отбывали из портов Лимбо.       — Но Люцифер борется с контрабандой.       — В последние годы да, но только когда ситуация достигла критической точки. А когда напряжение начало стихать, появляется он — ангел, и не просто так, нет, кто-то его провёз. Кому-то на руку эта смута.       — Разве кому-то выгодна война между мирами?       — Война — это всегда выгодно, вопрос только кому. В этой истории про трёх богов нет одного важного персонажа. Забытого. Того, кто всё время в тени, кого не замечали, кого даже богом не считают, но сейчас он, возможно, самый богатый во всех мирах — Харон. Старый лодочник после всех войн за престол не только не пострадал, после заключения мира он стал единственным, кто связывал Рай и Ад. Сейчас Харон — это не только перевозчик душ, это уже целая транспортная компания, масштабы которой нам и представить невозможно. Это и все деньги, всё богатство, которое поступает в Преисподнюю, ведь именно он назначает ценность душам. После объединения Ада ему отошёл Лимб, но править на ничейных землях — значит быть царём ничего, изгоем везде. Харон никогда не был правителем, и владыкой его тоже никто не признавал, а он этого хочет, жаждет, уж поверь. И когда начнётся война, на выжженной земле он сможет, обязательно сможет, провозгласить себя новым богом этого мира.       — Хочешь сказать, Харон хочет стать новым Люцифером? Звучит безумно.       — Безумно, но когда-то никто не мог представить ангела на престоле. Ему не обязательно это делать, достаточно начать войну. У Харона столько денег и власти, что, я уверена, он собрал себе достаточную армию внутри своего «Харон Транс Инк.», чтобы под шум войны узурпировать трон. А может, он просто вынудит все стороны признать его силу. Я не знаю, что он задумал, Билл, но точно какие-то движения с его стороны имеются.       — Это он привёл ангела вместе с ребёнком.       — Я не знаю, кто это сделал, но я точно знаю, что Харон на это способен. А ты, Билл, должен будешь найти доказательства.       — Доказательства?       — Да, именно их. Доказательства, что Харон замешен в сговоре против Люцифера.       — Ты с ума сошла?       — Другого выбора у нас нет. Я бы и сама это сделала, но я не могу покидать Тартар. А ты можешь.       — Какой мне от этого смысл? Мне ангел нужен, а не эти дворцовые перевороты.       — Если мы этого не сделаем, здесь будет война, какой никогда ещё не было. Ад, который ты знаешь, больше не будет существовать.       — Да плевать мне на Ад, Кассандра! Пусть сгорит тут всё сотню раз, плевать! Мне нужно ангела убить, пока я сам не умер, а не спасать всю Преисподнюю!       — Ангел- всего лишь часть всей этой игры, символ пророчества, которого боится Люцифер, но ты должен найти настоящего виновника.       — Настоящий виновник — тот, кто убил мою дочь, Кассандра, и я знаю его, я видел его лицо, и имя ему Иезекииль, а не Харон.       — А кто привёз сюда ребёнка, тебе тоже плевать? Не пуля убивает, Билл, а тот, кто спустил курок.       — Кончай нести эту ересь, Кассандра, мне нужен только он. Как только я с ним покончу, уже буду разбираться с другими проблемами.       — Если ты убьёшь ангела, то только поможешь им, а настоящие виновники будут безнаказанными. Ты же хочешь справедливости, так? Так найди того, кто намеренно всё это устроил. Они все знали, что он собирается делать, знали и помогли ему. Всё, что тебе нужно узнать, причастен ли к этому Харон или нет. Если ты поможешь мне, я попробую помочь тебе с твоей проблемой.       — Если мы и узнаем что-то, то что дальше? Пойдём к Люциферу? Расскажем правду Аиду? Да ты понимаешь, что нас убьют на месте за это?       — Мне нужны сведения, а что делать с этим дальше — это моя забота, а твоя — найти что-то на Харона.       — Как? Просто пойти и спросить?       — Ты должен попасть в Харон Плаза и найти что-нибудь там. Письма, документы, любой компромат.       — Чем дальше, тем это становится безумнее… — нервная улыбка вылезла на моём лице, — Как я это сделаю?       — Я помогу, придумаю что-нибудь, как тебя туда засунуть. У меня тоже есть связи. Внутри этого здания есть всё, все ответы: портовые журналы, все записи по прибытии и отбытии из Лимбо, номера барж, корабельные карты, досье прибывших, документы на разгрузку, пропуски, удостоверения, письма. Там есть всё, Билл, всё, что связывает все эти миры.       — Досье прибывших? — что-то зацепилось у меня в голове.       — Да, огромная картотека с досье на каждого, когда-либо сходившего в Лимбо после принятия новых законов. Имена всех, причины их отправки, всё это почти за две тысячи лет.       Имена. Моё прошлое. Вот оно. Кусочек того, что я когда-то забыл. И, возможно, её имя. Возможно, мне это пригодится. Если Кассандра права, узнай я правду, возможно, у меня будет больше карт, чтобы разыграть их на свою свободу. План ужасен, но, кажется, это лучшее, что у меня оставалось, а если она поможет мне найти ангела, то игра стоит свеч.       Кассандра глядела на меня, ожидая ответа. Она видела, что меня что-то задело. Сделка кажется выгодной: я смогу узнать что-то о себе, а Кассандра заодно поможет мне найти Иезекииля.       — Если я помогу тебе, ты сможешь найти для меня ангела? — после недолгой паузы спокойно спросил я. Кассандра подозрительно глянула на меня, не до конца понимая суть вопроса.       — Ты согласен? — неуверенно спросила она.       — Помогу тебе, если ты поможешь мне.       — Я сказала, что попробую, но… У меня есть пара мыслей, как я смогу это сделать. Я помогу тебе, обещаю.       — Тогда согласен.       — Хорошо… — выдохнула она, будто не до конца сама поверила, что я согласен, — Хорошо, значит нужно… Нужно найти способ, как тебе туда попасть и позаботиться о том, чтобы тебя там приняли за своего. У тебя же ещё есть знакомые на руководящих должностях в ЦЕРБЕРе?       — Только если Вальтазар.       — Тебе придётся достать его печать, и когда я говорю достать, я имею ввиду украсть, так, чтобы никто даже не узнал, что мы хотим сделать. Ты понял?       — Что ты задумала?       — Пока ничего, небольшой мухлёж с документами и парочка мелких деталей для правдоподобности. Только достать нужно как можно скорее. В течении пары дней я договорюсь о твоём сопровождении до порта Чёрных Вод. Пара дней, понял? Я пошлю тебе весточку, где мы встретимся в следующий раз, но ты должен быть готов. Билл?       Я на секунду завис, заглядевшись на неё. Мысли сбились в кучу, а глядя на неё, в голове продолжало неприятно скакать мучащее чувство дежавю. Она — моя жена, но я словно видел её впервые и знал всю жизнь одновременно. Что-то в ней меня действительно привлекало: две глубоких борозды на лбу, а основание спинки носа покрылось небольшими морщинками, это ещё больше прибавляло ей серьёзности; сухая от здешнего воздуха кожа на скулах, полуоткрытый рот с тонкими губами и, конечно, большие глаза. Она была уже не молода, как и я, но меня всё также к ней тянуло.       — Билл? — щёлкнула она пальцами возле моего носа, — Ты всё понял?       — А что насчёт нас? — неожиданно спросил я, сам того не понимая.       — Ты о чём? — остепенилась она.       — Мы всё ещё супруги, так? В последнее время в моей жизни творится полная чертовщина, а ты… будто то, что я потерял, и наконец-то нашёл. Мы бы могли…       — Не надо. — отрезала она и даже слегка попятилась назад, — Прошло слишком много лет, Билл. Даже если мои чувства к тебе ещё хоть как-то теплятся внутри, то я не питаю надежд, что ты сможешь вспомнить всё то, что между нами было.       — Можем попробовать.       — Пробовать, когда мы живём в разных мирах, всё равно что проводить лезвием ножа по коже в надежде, что не порежешься. Ошибка. А я слишком прагматична и не позволю тебе её совершить.       — Это значит нет?       — Это значит, что сейчас не лучшее время для романтики. Сначала нужно спасти этот мир, а потом можем поговорить о свидании.       Кассандра продолжала смотреть на меня с опаской. Казалось, что этот разговор ставил её в более неловкое положение, чем обсуждение плана поиска компромата на Харона. Она резко побила себя по бокам и груди, и, нащупав во внутреннем кармане что-то, достала позолоченные часы-луковицу на цепочке.       — Мне пора, я не могу слишком задерживаться, иначе Аид что-то заподозрит, — ответила она, глядя на циферблат. Кассандра пальцами закрыла крышку часов и строго глянула на меня, — Жди от меня сообщения, я обязательно постараюсь его передать.       Кассандра накинула капюшон плаща на голову и надела маску, продолжая смотреть в мою сторону сквозь тонкие прорези.       — И береги себя, Билл.       Кассандра запрыгнула на подоконник и ловко перепрыгнула на крышу соседнего дома.

      — Она красивая.

      Послышалось со стороны. Она наблюдала за ней, как и я, смотрела, как Кассандра перепрыгивает с крыши на крышу, исчезая за стенами жёлтых прямоугольных домов.       — Да, — тихо ответил я, — Красивая.       

⛧⛧⛧

      Когда я въехал обратно в Дит, был уже вечер. Жёлтые фонари зажглись вдоль дороги, витрины и вывески заблестели, привлекая вечерних посетителей, возле баров и стрип-клубов начали собираться толпы народа. Асфодель загорелся во всей своей огненной красе, но мне не долго кататься по этому району. Уже на следующем съезде я свернул к южному мосту, ведущему на ту сторону, к Стигийскому болоту. Нужно было вернуться в участок, потому что мне нужна печать, а ещё я обещал Алисе. Даже не смотря на нашу перепалку, их неприятную встречу с Кэт, я обещал, что приеду вечером почтить память Джонни, хоть в Аду подобные мероприятия не поддерживаются и даже считаются плохим тоном.       Поминать покойника при жизни нормально, но если ты в уже оказался здесь, в Аду, поминать тебя хоть как-то — это неправильно, неприлично. Джонни и сам вспоминал «дважды» покойников либо не в лучшем свете, либо с громким смехом, а вспоминать о нём что-то приятное, даже если постараться, у меня не получится.       К этому времени большая часть участка разъезжается по домам, остаются либо дежурные с операторами, либо совсем заядлые работяги, которые не могут заснуть, если очень сильно не заебутся на работе. Парковка была почти пустая, в коридоре уже включили дежурное освещение, в окнах кабинетов и офисных залов темно и пусто. На нашем третьем этаже ещё горел свет, возможно, я даже успею сказать пару слов о напарнике, прежде чем все разъедутся окончательно.       Я двинулся по тусклому коридору, пройдя мимо двери в кабинет Вальтазара, я бросил взгляд на личину его замка: стандартный разъём под ключ-тройку. Это хорошо, такой я смогу вскрыть даже с помощью ножниц или шпильки для волос, осталось только их где-то найти. Поднявшись к нам в офис, я толкнул дверь: несколько столов сдвинуты друг к другу в центре зала, вокруг расставлены стулья, разложены закуски, посуда и несколько уже пустых бутылок вина. Но за столом никого не было. Ни гула, ни смеха, ни разговоров. Не было ни души во всём офисе. Оглядев, я увидел копну рыжих волос, свисавших со сгорбленной спины Алисы. Она сидела, развернув стул спинкой вперёд, глядела в пустое окно, в её руке покачивалась полупустая бутылка красного вина. Она не слышала, как я вошёл, и всё также не отрывала взгляда от тёмных слабоосвещённых улиц Стигийского болота.       — А где все? — спросил я, подойдя чуть ближе. Алиса резко дёрнулась, обернувшись в мою сторону, пошатнулась и чуть было не упала со стула. Я подскочил и поймал её за плечо, вернув в прежнее положение.       — А, Билл, это ты? — улыбнулась она пьяной улыбкой, — А я думала, ты уже не приедешь. А остальные, — она огляделась вокруг, как будто искала кого-то, но не найдя никого, поникла и разочарованно выдохнула, — А никого и не было.       Она подняла бутылку и запрокинула её вертикально, заливая остатки вина себе в рот. Несколько красных спиртовых капель скатились по её щеке, а затем и шее. Вино быстро закончилось, не успела она сделать и нескольких глотков. Алиса пьяным взглядом прошлась по бутылке и недовольно сморщилась, словно обиделась на неё, за то что та слишком резко опустела.       — А ты чего здесь? — спросила она.       — Как чего? Ты же позвала, а я обещал приехать.       — Обещал… — она ухмыльнулась, а затем встала и шатающейся походкой пошла к столу, — Прости, но всё вино я выпила. Так что тебе ничего не осталось.       — Ничего. Выпью за Джонни дома.       На столе что-то блестело. Это была фотография в рамке под стеклом. Я подошёл ближе, схватил её и осмотрел фото. Эта была та самая фотокарточка, которую я сделал на прошлом задании с висельником: счастливый, залитой открытой улыбкой Джонни на фоне трупа в странной позе.       — Жена его дала, — сказал Алиса, криво ткнув в сторону рамки, — Заезжала к ней после работы. Она… плачет постоянно… Жаль её. Просто кошмар какой-то… А ты держишься?       — В порядке, Алиса.       — Вы… с Джонни… Вы были близкими друзьями? — она старательно собирала предложение, но паузы растягивали его до невозможного.       — Не скажу, что мы были вообще друзьями, но кроме него я больше не помню своих напарников, так что… Наверное, да, можно сказать, были близки.       — Эта вся… перестрелка… ужас… как вообще Вальт вас на такое… отправил?       — Не было никакой перестрелки. Его убили гангстеры, обычный заказ. Расстреляли в собственной квартире.       — Но Вальтазар…       — Вальтазар напиздел! — резко вырвалось у меня, отдаваясь эхом в пустом зале.       Алиса непонимающе глядела на меня. Такое чувство, что она вообще не понимала, о чём я говорю. Может, и к лучшему.       — Я довезу тебя до дома, поехали.       — Довезёшь? Да я и сама… — её пошатнуло, когда она попыталась сделать шаг на каблуках, едва успев опереться на стол, — И сама могу…       — Ты еле ходишь. Сколько ты выпила?       — Пару… Может пару-тройку… бутылок.       Я огляделся и навскидку насчитал шесть пустых бутылок вина.       — Идём.       Я подхватил её под пояс, аккуратно приобнял за талию. Алиса оперлась на моё плечо и, медленно переставляя ноги, пошла вперёд. Её перекидывало из стороны в сторону, я с трудом удерживал её в вертикальном положении.       — Не тошнит? — поинтересовался я, глядя на её плывущий взгляд. Сам понимаю, что меня бы уже вывернуло пару раз от такого количества вина.       — Может… капельку.       — Я могу подождать, если тебе нужно в уборную.       — Нет… я думаю… я дотерплю…       Кое-как спустившись на первый этаж, Алису повело в сторону, поближе к стене. На мой взор снова попалась дверь в кабинет шефа. Свидетельство Алисы вряд ли б меня смутило от того, чтобы не вскрыть эту дверь, а вот периодически шныряющие рожи штатных, дежурящих сегодня, уже волновали больше, но, оглядевшись по сторонам, я всё же подтащил Алису поближе к двери и облокотил её к стене.       — Можешь одолжить шпильку? — деликатно спросил я. Алиса с трудом, плавающим взглядом поймала моё лицо и вопросительно подняла брови.       — А тебе… нужно волосы… прико… подко… заколоть?       — Да, а то на лицо падают.       — Да, Билл, конечно…       Она вытащила из-за уха одну длинную чёрную шпильку и протянула мне. И только я взял её в пальцы, как Алиса побледнела и резко задержала дыхание, прижав ладонь плотно ко рту.       — Кажется, меня сейчас… — она с силой сдерживала рвотные позывы, а затем резко побежала за угол, в сторону туалетов, да так побежала, будто была полностью трезвой.       Мне это было только на руку, меньше вопросов потом будет. Пока Алиса прочищала желудок, я подошёл в упор к двери, присел на корточки и аккуратно сунул край шпильки в замочную скважину, быстро раскачивая личину замка. Несколько щелчков и замок смог прокрутиться. Я повернул ручку и, ещё раз оглядевшись по сторонам, забежал внутрь.       В кабинете ещё стоял кумар от десятка скуренных за сегодня черных сигарет «ОЖОГ», полураскрытые жалюзи отбрасывали на стол решётчатые тени от желтых фонарей снаружи. Я щёлкнул выключателем настольной лампы, она медленно разгорелась. На столе Вальта аккуратно в несколько стопочек были сложены папки, журнал и недавние записи, три ручки разных цветов торчали из стеклянного стакана, в пепельнице сдавлены несколько толстых черных окурков, погруженных в серый вонючий пепел.       Я подошёл к столу и открыл первый ящик: несколько новых запечатанных пачек сигарет «ОЖОГ», под ними блестела компактная голубенькая коробочка «Слезы Серафима», хромированная бензиновая зажигалка с логотипом «ЦЕРБЕР» и гранёный стакан под виски, рядом с которым располагалась наполовину опустошённая бутылка коньяка. Во втором также ничего интересного, лишь доверху забитая макулатурой коробка со степлером и коробками скрепок. Только я открыл третий ящик, в глаза сразу ударил серебряный блеск. Это был значок офицера ЦЕРБЕРа. Я взял его в руки и прочитал имя владельца:

Центральный участок №1, округ Стигийское болото

младший лейтенант

Джон Д. Барбаро

№ 0001799365

      Забавно, что он хранит его здесь и до сих пор не сдал. Что это за сентиментальность?       Недолго думая, я сунул значок Джонни в карман и принялся дальше шнырять в ящике. Ничего интересного, только куча всякого хлама, вроде пресс папье, коробки с пистолетными патронами, чернильницы, ещё одной пачки сигарет, цепочки, ручек, скрепок и визиток. Я сунул руку в глубь, прошерстил, раскидывая это барахло в сторону и нащупал деревянную круглую ручку. Потянув за неё, я достал короткую круглую деревянную печать. Судя по тому, как глубоко она была погребена под горой мусора, и трижды засохшим чернилам по краям, Вальт её спохватится нескоро. На лице невольно проскользнула улыбка.       То, что надо.       Я сунул печать в карман, сложил обратно хлам так, чтобы он не заподозрил ничего, если сунет в ящик свою жирную лживую морду, и закрыл всё так, как будто меня тут и не было. Надеюсь, он подумает, что просто забыл запереть кабинет и не станет вынюхивать ничего. Я вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь. И только я повернулся, как из-за угла вышел штатник. Его демонские светящиеся глаза сразу же обратили внимание на дима, который почему-то ещё не дома, а трётся возле кабинета начальника. Всё, что оставалось, это сделать спокойное лицо и кивнуть ему в знак приветствия, но красномордый коренастый демон в серой короткой куртке всё-таки пошёл ко мне. Плохо дело.       — Слыш, чё по коридорам шароёбимся? — грубо прорычал он, подойдя ближе, — Ты время видел, участок закрыт.       — Да я с третьего, ты же знаешь меня, — спокойно ответил я, — На работе задержались.       — И? Это должно меня ебать?       Он бросил подозрительный взгляд на дверь шефа и снова на меня, недоверчиво сузив глаза.       — Что ты тут делаешь? — спросил он, понизив голос и подойдя на шаг ближе, — Прячешь что-то?       — Просто напарницу жду.       — Какую ещё, блять, напарницу?       В этот момент, к нему со спины медленно тащилась Алиса. Она словно не видела демона, держась за живот и утирая остатки рвоты с губ, с всё тем же бледным лицом смотрела куда-то себе под ноги.       — Билл, кажется, я переборщила с вином… Можем ехать, мне уже намного лу…       Но не успела она закончить фразу, как её вырвало багровой массой прямо под ноги демону. Штатник медленно опустил голову, смотря на свои заблёванные ботинки, а потом также медленно поднял голову на Алису.       — Ой… — тихо ойкнула Алиса, увидев, на кого её только что стошнило.       — Эту напарницу… — добавил я, отвечая на его вопрос.       Демон повернулся на меня и злобно оскалился. Я уже мысленно готовился к удару в лицо, но он, неожиданно, тихо ответил:       — Если кто узнает об этом, я вас обоих похороню, ты меня понял? — я кивнул, — А теперь оба исчезли нахрен отсюда. Быстро!       Я схватил Алису за плечо и потащил к выходу, пока демон что-то бубнил себе под нос, отряхивая ногу.       — Блять, почему я вечно во что-нибудь вляпываюсь на дежурстве?       Мы вышли на улицу. Подул сильный ветер, несший с низин гнилостную вонь. Я прикрыл лицо краем ворота, Алиса уткнулась мне в плечо носом. Шквал стих через несколько секунд, и сразу же над головой грянул раскат грома. Вонючие тяжёлые капли начали сыпаться на нас сверху. Мы побежали до машины и запрыгнули внутрь, едва не попав под неожиданный дождь.       Алиса поправила растрёпанные рыжие волосы. Я завёл двигатель и попытался разглядеть дорогу впереди: дворники плохо справлялись с потоком вязкой воды и только размазывали её по стеклу, делая видимость почти нулевой.       — Да уж… — медленно протянула она, из её рта вырвался нервный смешок, в ответ на картину снаружи, — Если бы не ты, пришлось бы мне ночевать где-нибудь в участке.       Её речь стала более слаженной, хоть она всё ещё протягивала шипящие и с трудом выговаривала некоторые слова, но взгляд её не был таким пьяным, как полчаса назад, когда она с трудом стояла на ногах без моей помощи.       — Тебе лучше? — из вежливости поинтересовался я и всё-таки сделал попытку медленно поехать вдоль дороги.       — Ты про мою тошноту? — без тени стеснения уточнила она, — Вполне. Но лучше не гони, дороги здесь ни к чёрту. Я то знаю, я здесь живу.       — При такой погоде мы будем добираться до твоего дома неделю.       — А я и не против. С тобой вместе жить неделю в этой машине звучит неплохо.       Она кокетливо улыбнулась, вздёрнув брови, и глянула на меня, но что-то произошло, как только она встретилась со мной взглядом, её улыбка слезла тот час и она стыдливо отвела взгляд.       — Хотя, у тебя же есть эта, как её там… На что я рассчитываю.       Я и сам, вспомнив сегодняшнюю неловкую ситуацию с Кэт, сморщился от неудобства. Не хотелось вообще поднимать эту тему, хотелось бы забыть тот случай как можно скорее. Алиса потёрла голые колени друг о друга и убрала грудь в сторону.       — Это ты не то, о чём ты подумала. Кэт просто…       — Кто? Сестра? Случайный прохожий? Давняя подруга, с которой у тебя ничего не было? — в издевательской манере перечисляла она, а потом обиженно отвернулась, — По ней видно, кто она такая. Одно не понимаю, что ты в ней нашёл.       — Она просто появилась в удобное время, когда нужна была, — честно ответил я, больше сам себе, — Но всё, что она делает — это втягивает меня в неприятности. Раз за разом. И сегодня опять это сделала.       — А ты удивлён?       — Нет, ждал чего-то такого.       — Знаешь, Билл, сколько мы не пытались быть вместе, мне всегда казалось, что тебе всё время чего-то не хватало. Кажется, тебе не хватало именно этого.       — Чего? — раздражённо переспросил я.       — Проблем.       — И что это значит?       — Тебе нужно кого-то спасать, решать чьи-то неприятности, а иначе становится слишком скучно жить бесконечно долго, поэтому ты всегда ныряешь с головой. И тут появляется незнакомка, которая даёт тебе это сполна. Она только позвонила и сказала помоги, как ты сразу же двинулся к ней.       Я замолчал, потому что она была права.       — Ты хочешь её спасти, но ей это не выгодно, ведь как только спасёшь окончательно, она станет тебе не нужна. И она это знает, поэтому всегда держит на расстоянии, изредка подкидывая новые проблемы. Я ведь права?       — Она не такая.       Кого я обманываю? Она именно такая.       — Я это знаю. А я не такая. Меня спасать не нужно, ведь я никогда не говорила тебе «помоги», хотя, может, мне и нужна помощь. Спокойная жизнь со мной — это слишком скучно для тебя.       — Алиса, пожалуйста…       — Успокойся, Билл, я не дурочка. Я просто опытная женщина, видела это столько раз. Я сама была такой же. Дело не в тебе…       Она тяжело выдохнула и отвернулась к окну. Дорогу размыло ещё больше, а видимость из-за плохой освещённости этого района лучше не становилась, поэтому даже украдкой глянуть на неё не получалось. Алиса сжалась и потёрла нос, громко засопев. На секунду показалось, что она плачет, а потом она действительно убрала слезу с угла глаза и попыталась быстро успокоиться ещё одним глубоким вдохом.       — Ты когда-нибудь думал, зачем мы здесь? — неожиданно спросила она, не отворачиваясь от окна.       — Слишком часто я слышу этот вопрос последние дни.       — И что отвечают?       — Чтобы прожить жизнь заново так, как хочешь, чтобы страдать за грехи прошлого, чтобы жить правильно, как не жил никогда. Но все говорят разное. А ты что скажешь?       — Я думаю, чтобы мучить нас тем, что мы совершили при жизни. Как тюрьма, где тебе каждый день говорят приговор, за что сюда отправили. Чувствую себя здесь именно как в сырой холодной тюремной камере.       — Тебе плохо здесь? — возмутился я, — Ты работаешь в ЦЕРБЕРе много лет, на хорошей зарплате, со связями. Тебе не нужно спать в бараках на картонке, жрать помои, которые я выкинул, или обдалбываться дешёвой наркотой, чтобы забыться хотя бы ненадолго. Тебе не нужно бояться, что в дверь постучит дим с пушкой в руках, потому что на твоей книжке припасено несколько лет. Что тебе не нравится? Живёшь припеваючи и ещё не довольна? Не тебе говорить о недовольстве. Многие здесь мечтают о такой жизни.       — Может ты и прав, на что мне жаловаться, но от этого счастливее я не стану, а мысли о прошлом от меня никуда не денутся. Они всегда будут здесь, со мной, будут преследовать меня до конца моей проклятой второй жизни. Иногда я правда думаю, что проклята.       — Может, это просто чувство вины?       — Совесть здесь не при чём, Билл. Помнишь, ты спросил, хожу ли я на свидания? Ты будешь смеяться, но за все эти двадцать лет, что я здесь, ты — мой единственный мужчина. У меня так и не получилось ничего и ни с кем. Но, знаешь, при жизни у меня никогда не было проблем с мужчинами, я могла соблазнить кого угодно одним только взглядом. Мне казалось, что любой мужчина может быть у моих ног. Любой мужчина, Билл, я спала с чиновниками и банкирами, актёрами и музыкантами. Мне писали стихи, дарили золото и бриллианты, возили по всему свету, умоляли выйти замуж. Я была замужем три раза и каждый раз это заканчивалось скандалами об изменах и дальнейшими разводами. Но я не жалела об этом, мне хотелось ещё, ведь для меня это было так просто. Но здесь я так несчастна. У меня не получилось ни разу, ни с кем и никак. Меня даже на свидания не приглашают. Даже ты, и тот вовсе убежал к другой, как только появилась возможность. Что это, если не проклятье?       — Я не верю в это, ты прекрасная женщина, просто немного не везёт.       — Немного не везёт, а? Немного не везёт… У тебя были дети, Билл?       — Да. Дочь.       — У меня было два сына, оба от разных мужей. Знаешь, я их не любила. Они были мне обузой, напоминали мне о прошлых мужчинах, требовали от меня слишком много внимания, когда мне самой это внимание было нужно. Я их ненавидела, открыто, терпеть не могла, когда они называли меня мамой и избегала их годами. На меня так сильно злились, обижались, но за что? Я не хотела этих детей, никогда не хотела, родила только ради прихоти мужа. Но как только ребёнок рождался, мне даже к груди было прикладывать его противно. Хотелось выкинуть из окна сразу, чтоб не мучать ни его, ни самой не мучиться. Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая. Но это моя бренная жизнь. А когда я узнала, что беременна в третий раз, снова, опять от нового мужа… — она выдохнула и, покачав головой, грустно улыбнулась, — Мне было плохо, очень плохо, только от одной мысли о том, что во мне зреет ненавистный мне ребёнок. Я хотела убить его, взять нож и вонзить в живот, достать и раздавить этот проклятый эмбрион! Эти мысли… Они пожирали меня, Билл. Изо дня в день. Я просыпалась и всё, о чём я мечтала, это чтобы этот кошмар закончился. В какой-то момент я не выдержала, решила положить этому конец.       — И что ты сделала?       — Спрыгнула с балкона.       Меня передёрнуло, но не от мысли об этом, а от того, как спокойно она это сказала.       — Ты… самоубийца?       — И самоубийца, и детоубийца, и шлюха, и больная шизофреничка. Как меня только не называли. Но мне плевать. Я никогда не была счастлива, Билл, никогда. Кроме того момента, когда уже летела вниз, — она всхлипывала от плача, казалось, что её вот-вот схватит истерика, которую она старательно сдерживала, — Никто не спрашивал, чего я хочу. Никто не спрашивал нужна ли мне помощь. Никто не плакал на моих похоронах. Только винили меня в том, что я сделала. Но разве я виновата?       — Да, Алиса, виновата, — сухо ответил я, а она только кивнула.       — Наверное, и правда…       — Самоубийц здесь не жалуют, презирают больше всех. Я ненавижу самоубийц. Ёбаные эгоисты, вот кто они. Знаешь, что мы с Джонни делали, когда с баржи нам попадался руконаложник на регистрацию? Били ногами до полусмерти, отрывались по полной. Если он думал, что убить себя — это хорошая идея, пусть попробует ещё раз.       Я был груб и резок, меня действительно переполнял гнев от её слов. Алиса только молча слушала меня, глядела в окно и тихо сопела носом. Она и без моих слов понимала, что совершила, но жалеть её я не собирался. Это Дит, здесь не принято сопереживать или сочувствовать, здесь за ошибки прошлого закономерно ругают и наказывают, а я всё ещё дим и это моя главная работа — напоминать душам, куда они попали. И Алиса это знала, поэтому и не отвечала мне, погрузившись в воспоминания о прошлом.       Мы наконец подъехали к её дому. Дождь усилился ещё больше, превратившись в настоящий ливень. Было бы правильнее проводить её, но я не хотел выходить на улицу, в эту слякоть, и уж тем более я не хотел подниматься к ней. Подняться к ней значит остаться у неё до утра. А не хотел. Больше не хотел. После того, что я о ней узнал, я не хотел её видеть, только ждал момента, когда она выйдет, чтобы поскорее уехать. Но Алиса сидела, смотря на лужи и липкую грязь в её дворе. Я сверлил ей взглядом затылок, посылал немой сигнал — выходи, но она сидела. Ждала. Ждала меня и моего предложения.       — Билл, — не выдержала она, окликнув меня печальным дрожащим голосом. Она обернулась и попыталась натянуть на заплаканное лицо вежливую улыбку, — Не хочешь зайти?       — Мне нужно ехать, — серьезно ответил я.       Алиса, услышав то, что боялась услышать, робко кивнула в ответ, продолжая через силу держать натянутую улыбочку до такой степени, что это уже больше походило на оскал боли. Она толкнула дверь. Звонкая дробь дождя заглушала даже заведённый двигатель. Она ступила наружу, на её голову тут же полилась холодная вода, пышные рыжие волосы вмиг намокли и прилипли к её лицу и спине. Я не смотрел на неё, только ждал, когда дверь захлопнется и я смогу нажать на газ. Но она смотрела. Смотрела на меня, стоя под проливным дождём. Ждала, когда я пойду с ней.       — Билл! — крикнула она, перекрикивая дождь.       Я всё же повернулся и глянул на её заплаканные глаза, а она только жалобно продолжала:       — Пожалуйста… Ты мне нужен. Мне нужна твоя помощь.       — Увидимся завтра на работе. Там я тебе и помогу.       Она снова кивнула, будто согласилась. Алиса ещё раз попыталась вглядеться в моё лицо. Её угольная тушь, растекшаяся от слёз и дождя, стекала вниз, оставляя черные полосы на щеках. Под красной помадой, по краям просвечивались посиневшие от холода губы. Её уста дрожали, но уже не от холода, а от горькой обиды на меня.       — Доброй ночи.       Только она это сказала, как дверь автомобиля хлопнула. Я смотрел за ней, как она добирается до своего подъезда, медленно бредёт по разбитому асфальту на каблуках, выворачивая себе лодыжки, как её мокрые рыжие волосы, точно огонёк, удаляются от меня в темень двора. Алиса больше не обернулась на меня. В груди что-то защемило, я всё ещё стоял, не тронулся, а молча наблюдал за ней. Захотелось выбежать к ней, но что-то держало меня.

— Так и будешь стоять?

      Неожиданно и грубо сказала она с заднего сиденья. Она, как и я, наблюдала за залитой дождём девушкой через окно. Она ждала моего ответа. Стоять было нельзя.       — Куда едем? — спросил я её, повернув ключ зажигания.

— Куда я скажу.